Глава 1 Операция «Дискредитация»

Краткая история вопроса

«Остановите! Остановите убийство!» – слабым голосом повторял Витаутас Ландсбергис, и руки его тряслись. Все уже случилось: диктор телевидения Татьяна Миткова отказалась зачитывать в прямом эфире официальную версию событий в литовской столице, телевизоры показали танки и трупы, мир ахнул, узнав об очередной советской агрессии, а Борис Ельцин срочно выехал в Прибалтику, чтобы, открестившись от СССР, подписать договоры от имени независимой от СССР России. Лидер литовского движения «Саюдис» Витаутас Ландсбергис подписал их по телефону, но уже наутро примчался в Таллин. Ну а я подошла к нему за интервью.

Слушать его слова было стыдно – тогда вообще было неуютно находиться на советской стороне. Подготовленный разоблачениями в «Огоньке» и обученный каяться, русский человек автоматически начинал чувствовать себя виноватым за любую смерть на планете. Спустя четверть века стало понятно, что к этой мысли его подводили целенаправленно. Но тогда мы, московские журналисты, почти плакали, искренне сочувствуя литовцам. Кто был убийцей, а кто жертвой, в 1991-м было понятно без слов.

Советский Союз дышал на ладан, Михаил Горбачев, казалось, сделал одну из последних попыток его «сохранить»: дал приказ псковским десантникам и спецназу КГБ «Альфа» в ночь на 13 января 1991 года захватить литовские телекоммуникации, прекратив тем самым вещание «свободолюбивых голосов». Узнав про жертвы, последний Президент СССР от всех своих приказов отрекся, сказав знаменитую фразу: «Я «Альфу» в Литву не посылал!» И «Альфа», не знавшая до этого за всю свою историю ни одного прокола, возвращалась в Москву незнамо кем…

Двадцать лет об этой истории в России никто не вспоминал, пока летом 2010-го в венском аэропорту по требованию Литвы не был задержан экс-командир «Альфы» Михаил Головатов. Тогда-то и выяснилось, что Литва тихой сапой подготовила целый список людей, причастных к событиям января 1991 года. С чего вдруг? Во-первых, многим литовцам не нравиться та страна, которую они построили: люди уезжают почти массово – национальный дух нужно было как-то срочно укреплять. Во-вторых, изо всех дыр лезли факты, которые не вписывались в обкатанную легенду: то в одной книге напишут, что по толпе стреляли не советские солдаты, а неизвестные снайперы с крыш, то в другой напомнят об их американских инструкторах.


Вот так уродливо и нелепо выглядела довольно странная со стороны Михаила Горбачева попытка «спасти» Советский Союз. Фото из архива Г. Сапожниковой.


«На совести Ландсбергиса и Аудрюса Буткявичюса (тогдашний директор Департамента охраны края. – Г. С.) – кровь – тринадцати жертв. Это по их воле несколько десятков переодетых пограничников были размещены в вильнюсской телебашне. Они стреляли сверху вниз по толпе боевыми патронами. Я собственными глазами видел, как отскакивали от асфальта пули и пролетали рикошетом мимо моих ног. О том, как все было, мне рассказывали и несколько пострадавших пограничников. Они пытались восстановить правду через прессу, но ничего не могли доказать, поскольку были вычеркнуты из числа защитников…» – написал в 2004 году в книге «Корабль дураков» литовский писатель Витаутас Петкявичюс, который, будучи одним из основателей и лидеров «Саюдиса», позже полностью в нем разочаровался. Интересно, что после смерти Петкявичюса Витаутас Ландсбергис стал судиться с тремя его детьми, требуя от них публичного признания в том, что их отец его оклеветал. Верховный суд Литвы признал, что дети за слова отца отвечают…

Но всего этого экс-командир «Альфы» Михаил Головатов, конечно, не знал, потому что Литва в России особенно никого не интересовала.

В ордере на его арест было сказано: «Подозревается в том, что, будучи членом КПСС, умышленно осуществляя политику другого государства (СССР), намеревался незаконно изменить конституционный строй Литвы». Не увидеть нестыковок было невозможно: в январе 1991-го Литва официально была частью СССР, а закон, в нарушении которого обвиняют Головатова, приняли через 12 лет после случившегося. Но нет: преступление не имеет срока давности, решили в литовской прокуратуре, переквалифицировав его в «преступление против человечности». И Литва начала отлов «бывших» по всему свету. Поймать удалось только танкиста Юрия Меля, который теперь отдувается за всех. Список назначенных врагами до последнего времени не обнародовался – его приходилось выцарапывать по буковке.

Что с того, что Генпрокурор СССР Николай Трубин еще в мае 1991-го написал в информационной записке Верховному Совету, что никаких подтверждений того, что 13 гражданских лиц погибли от рук советских военнослужащих, литовская сторона не предоставила, что по крайней мере 6 потерпевших были убиты сверху и в спину, минимум двое задавлены автомобилями, а – вовсе не танками, еще у одного человека был инфаркт миокарда и в одном случае 7 выстрелов были произведены в уже мертвое тело (Антанаса Шимулениса – Г. С)? Расследование не продолжили, потому что развалилась страна, а после путча все 37 томов оригиналов уголовного дела были переданы Литве под завывания о вечной дружбе. И если бы не слова Альгирдаса Палецкиса и свидетелей, которых он привел в суд, – правда о событиях у вильнюсской телебашни так навсегда и осталась бы похороненной под обломками СССР, на руинах которого возвели новые корпуса институтов политических репрессий.

«Почему же вы столько лет молчали?» – задавала я один и тот же вопрос всем, кого я встречала в Литве: свидетелям на суде, таксистам, торговкам на рынке. Всем, кто все эти годы знал и про снайперов, и про крыши.

«Потому что хотели независимости», – отвечали мне при включенном диктофоне.

«А почему сейчас начали говорить»?

«Потому что независимость оказалась хуже русского гнета», – говорили при выключенном…

Что имели в виду?

За 20 лет независимости население Литвы уменьшилось почти на миллион человек. Эта брешь ощущается даже на улицах – они пусты. Уничтожены практически все промышленные заводы-гиганты, построенные во времена СССР. Производства нет. Из известных миру литовских брендов осталась только вильнюсская телебашня – как символ борьбы за свободу. Если Литву этого символа лишить, не останется ничего – ни борьбы, ни свободы.

Поэтому битва за него будет страшной.

Экс-командир группы «Альфа» Михаил Головатов: «Я воевал и знаю, как свистят пули»

– Майкл, вы когда-нибудь бывали в Литве? – офицер погран-охраны венского аэропорта взглянул на обладателя паспорта с интересом.

– Ну да, бывал, – ответил полковник запаса и экс-командир группы «Альфа».

Скрывать было нечего. Да и не хотелось: Вильнюс, как его ни затирай, навсегда останется в памяти, хотя бы потому, что там погиб один его боец. Да не просто боец – сын друга…

В отличие от Литвы в Австрии чиновники оказались адекватными и, быстро поняв, что стоящий перед ними человек никак не может быть «террористом», как представляли его литовские правоохранительные органы в официальных бумагах, от греха подальше отпустили.

Так Михаил Головатов, а вместе с ним и весь мир узнал, что в Вильнюсе затевается грандиозный судебный процесс, в котором он назначен одним из главных преступников.

Почему закон в Литве имеет обратную силу?

– Как это возможно – 20 лет Литва не предъявляла вам никаких претензий и вдруг подала в международный розыск?

– Нет, предъявляла. В 90-е годы Александр Коржаков, который был тогда руководителем службы безопасности Ельцина, мне неоднократно объявлял: «Каждый раз, когда Борис Николаевич Ельцин встречается с Ландсбергисом, тот говорит: «А почему у вас командиром «Альфы» до сих пор является Головатов, который принимал участие в вильнюсских событиях?», требуя моего отстранения. На что я ему отвечал: «Какое отношение Ландсбергис имеет к России? Я был военнослужащим Советского Союза, а сейчас – Российской Федерации, и выполнял свой долг честно». Поползновения начались сразу же, с марта 1991 года, и мне, если честно, непонятно, почему Борис Ельцин занял позицию, что мы будто бы осуществляли какие-то насильственные действия в отношении демократии. Мне был дан приказ, и этот приказ соотносился с теми действиями, которые я производил вместе со своими военнослужащими. В ноябре 1992 года я ушел на пенсию и – продолжал работать – был директором совместных предприятий с британцами и американцами. Более 80 раз бывал в Лондоне, примерно 30 раз в Америке, и совершенно не считал себя человеком, который совершил преступление.


Полковника Михаила Головатова задержали в Венском аэропорту спустя двадцать лет после событий в литовской столице. Фото из архива Г. Сапожниковой.


И вот в июле 2010-го меня останавливают на паспортном контроле в Вене и показывают ордер на арест, подписанный генеральным прокурором Литвы. И в чем же я там обвиняюсь? В том, что я, будучи коммунистом, боролся с литовской независимостью! Это, напомню, был 1991 год, январь. А Литва вышла из состава Советского Союза в сентябре. Так кто лукавит? Почему закон в Литве имеет обратную силу? Законы в отношении лиц, которые подлежат задержанию, были приняты только в 2002 году, через 11 лет после вильнюсских событий.

– Та давняя история вернулась к нам не только в виде ордера на ваш арест. Тогда же начался процесс и над Альгирдасом Палецкисом, который усомнился в официальной версии истории.

– На суде прозвучали свидетельские показания, которые только подтверждают его слова. Там выступали и сотрудники МВД, проводившие съемки, и обычные женщины, которые подтверждали: да, видели, как танкисты прятались в люках после того, как начали стрелять с крыш. Их всех что – Россия подготовила? Или лично я просил о том, чтоб они давали такие показания? Нет. Вот обвинительное заключение, 700 листов – это все перечисление того, что я якобы сделал за те три дня, которые со своим подразделением провел в Литве. Столько можно натворить только за пятилетку, наверное… Обвиняют в том, что мы чуть ли не оружейные склады вскрывали и грабили охотничьи магазины. У нас что, своего оружия не было? Как это совместить с обвинениями литовской генпрокуратуры в преступлениях против человечности?

«Мы были в своей стране и оружия применять даже и не думали»

– Какая перед вами в 1991 году ставилась задача?

– Выехать в Вильнюс и провести рекогносцировку по объектам с целью их освобождения от тех, кем они были захвачены. 6 января с двумя сотрудниками группы мы выехали, к 8-му скоординировали задачи, которые должны были выполнять. Первоначально говорилось о блокировании восьми объектов: это Департамент охраны края, Дом печати, Верховный Совет и так далее. Но основной задачей, стоявшей передо мной, было освободить телецентр для возможности организации вещания на русском языке на все прибалтийские республики, потому что шла оголтелая пропаганда со стороны Ландсбергиса. То же самое касалось и телебашни. Наиболее благоприятным днем было 11 января, потому что на этот день была намечена общенациональная забастовка и большинство манифестантов находилось бы перед зданием Верховного Совета. Я запросил 60 военнослужащих, которых можно было бы разделить на два объекта, что и было сделано. В оперативный штаб входил замминистра обороны Советского Союза Владислав Ачалов, первый заместитель командующего ВДВ СССР Освальдас Пикаускас, зампред КГБ Литовской ССР Станислав Цаплин. Штаб располагался в военном гарнизоне «Северный городок», где командиром дивизии был Владимир Усхопчик. Сотрудники прилетели 11 января двумя бортами, разместились в центре подготовки допризывников. Мы определили объекты, которые нужно было освобождать, чтобы предоставить возможность организовывать вещание на русском языке, и время – в ночь на 13-е, доложили в центр. Я думаю, что Михаилу Сергеевичу Горбачеву о проводимой операции было доложено лично. С часу до двух ночи прошел боевой расчет, и затем мы выдвинулись по объектам, которые необходимо было освободить. В поддержку нам были подтянуты армейские подразделения, десантники из Псковской воздушно-десантной дивизии и конвойные войска, которым мы передавали объекты под охрану. Никаких других задач типа арестов перед нами не ставилось, необходимо было только освободить здания от тех экстремистов, которые их захватили, и обеспечить контроль передающего центра, чтобы не было отключения контура. Я разделил сотрудников на две части, сам находился на телебашне, потому что считал ее наиболее труднодоступной, – необходимо было подняться чуть ли не на 32-й этаж, где находились передающие станции. Вокруг башни находилось около пяти тысяч человек…

– Были ли сторонники Ландсбергиса вооружены?

– То, что вокруг все было забаррикадировано, – это факт, и что манифестанты окружили здание плотным кольцом, и около телецентра, и у телебашни. Доступ туда нам должен был обеспечить генерал Ачалов с помощью подразделения, состоящего из четырех танков. Это устрашающий фактор – если танки начинают двигаться, то здравомыслящие люди должны расступиться.

– А на чем к телебашне ехали вы?

– На крытом 131-м «ЗИЛе». Это был элемент тактики, который дал бы возможность нам туда зайти, – ни танковое подразделение, ни подразделение десантников к телебашне пробиться не могли. Минуя толпу, продвинулись с тыльной стороны. Там не было такого скопления народа, и мы смогли десантироваться. Мы были радиофицированы, управление осуществлялось по индивидуальным радиостанциям, вмонтированным в каски. Разбив стекла, проникли внутрь и столкнулись с физическим сопротивлением.


Витаутаса Ландсбергиса считают одним из главных вдохновителей трагедии в Вильнюсе в январе 1991 года. Фото из архива Г. Сапожниковой.


Мы воевали в Афганистане и считались людьми подготовленными, но здесь были в своей стране и оружия применять даже и не думали. Приемами рукопашного боя оттеснили с первого этажа людей, которые захватили башню. Они запустили систему пожаротушения и инертный газ. Мы были экипированы и надели противогазы, но вот сами они находиться там уже не могли. И, если по пожарным нормативам до 32-го этажа необходимо дойти за 39 минут, наши сотрудники уже через 15 минут доложили, что все под контролем.

Ни военнослужащие псковского полка, ни сотрудники группы «А» не применяли оружия. Исключено. При массовых беспорядках это бессмысленно – это только озлобит толпу.

Один на минус

– Вы были в курсе, что в это время происходило около телецентра?

– В районе трех ночи слушаю доклад о действиях на втором объекте, слышу: один на минус – то есть один человек получил ранение. Это был лейтенант Виктор Шатских. Он шел в замыкающей части, пуля от автомата Калашникова прошла через бронежилет в спину. Спроси меня по прошествии 20 лет, кто стрелял и случайный ли это был выстрел, – я не отвечу… Возможности его эвакуации в госпиталь не было: толпа таким плотным кольцом окружила телецентр, что «Скорая помощь» не могла пробиться 40 минут. Когда его доставили в городскую больницу, он скончался от потери крови…

– А стреляли в него из чего?

– Из автомата Калашникова. Пули калибром 5,45.

У нас было штатное вооружение: у меня как у руководителя – пистолет Макарова, сотрудники же вооружены или снайперской винтовкой, или 5,45-мм АК. Но Виктор Шатских шел в замыкающей части, последним, а не в передовом отряде штурмующих – за ним никого из наших бойцов не было, то есть от случайной пули своих товарищей он погибнуть не мог. После доклада о Шатских (он был возле телецентра) и у нас на телебашне началось то, что на сегодняшний день называется «Свои стреляли в своих». Пошли доклады от руководителя оцепления, в котором стояли конвойные войска, что идут выстрелы с близлежащих домов и имеются раненые со стороны гражданского населения. Механики-водители боевых машин и танков, которые находились в непосредственной близости от телебашни, докладывали в штаб, а штаб – мне, что идет стрельба по боевой технике. Военнослужащие, которые ею управляли, закрыли люки и спрятались внутри. Я свою задачу выполнил, доложил в штаб о том, что мы сдали объект под охрану конвойным войскам.

– А не могла ли вступить в игру третья сила? Какие-нибудь убежденные советские патриоты?

– Исключено. Я это ответственно заявляю – я же участвовал во всех подготовительных мероприятиях и совещаниях!

– Из какого оружия велась стрельба?

– Не из армейского, это было ясно по хлопкам. Это был не автоматический огонь, а одиночные выстрелы. Я до этого 20 лет отвоевал и знаю, как свистит пуля и чем отличается выстрел, который идет из гладкоствольного оружия от выстрела из винтовки. Так вот, с крыш стреляли из гладкоствольного. Потом стало известно, что там были винтовки Мосина, потому что трасологические экспертизы были проведены сразу же, когда Литва еще была в составе Советского Союза. Дальше было так: я доложил, что мы сдали объект под охрану и выдвигаемся на место дислокации. Сказал, что поедем только на бронетранспортерах, – поскольку сам наблюдал вспышки на крышах. Подошло три БТР, мы разместились в десантных отсеках и в 4.30 утра выдвинулись в штаб дивизии. В четырех местах в нас с мостов бросали бордюрные камни. Представьте, что было бы, если бы мы шли на «УАЗе», под брезентом, – насмерть не убило, но личный состав покалечило бы.

Вернувшись на базу к пяти утра, мне пришлось еще в течение двух часов выцарапывать из морга городской больницы тело Виктора Шатских, которое нам не выдавали. Его удалось забрать только через военную прокуратуру Вильнюса.

«Это не свадьба, а похороны»

– А сколько Виктору Шатских было лет? И как он попал в «Альфу»?

– Двадцать один год. Получилось так, что захваты заложников, которые шли в зонах следственных изоляторов, случались в тот период настолько часто, что МВД с этим не справлялось. И тогда стали привлекать нас. Нам приходилось выезжать и проводить командно-штабные и тактические учения, связанные с освобождением заложников на воздушном и железнодорожном транспорте или в общественных местах по всему Советскому – Союзу. Во время занятий, которые проводились в Витебске на базе Витебской десантной дивизии, я познакомился с Шатских Виктором Алексеевичем, отцом Виктора. Сам он был из погранвойск, а его сын окончил Голицынское военно-политическое училище, откуда мы планово набирали выпускников. Способный, подготовленный офицер – и стихи писал, и пел. Пришел к нам в августе, а в январе погиб, прослужив только шесть месяцев. Не женат был. Остались мать, отец и сестра…

15 января двумя бортами, которыми прилетели, мы вернулись в Москву. Во «Внуково» нас встречали командир «Альфы» Виктор Карпухин и отец Виктора Шатских, Виктор Алексеевич. И для меня уже тогда был звоночек – если с любой операции, с которой мы возвращались раньше, нас встречал кто-то из нашего управления или представитель центрального аппарата КГБ, то здесь мы в течение сорока минут стояли на летном поле, выгрузив гроб, около которого были только Карпухин и отец погибшего лейтенанта. 17-го хоронили Шатских. В январе 1980 года во время похорон сотрудников, которые погибли в Афганистане, процессия тянулась на 8 – 10 километров, но здесь я получил коман-ду, что нужно обеспечить как можно меньше людей. На что я сказал: это не свадьба, а похороны. Кто придет, тот и придет… Если раньше мы были там, где беда, – в союзных республиках, – то здесь беда была уже в самой Москве. Это был январь 1991 года.

Горбачев всех переиграл

– Как раз в те дни, когда Михаил Горбачев сказал, что он «Альфу» в Литву не посылал?

– Утром 7 января делегация, состоящая из представителей Литвы, вылетела во «Внуково» тем самым бортом, на котором прилетели мы, они должны были встретиться в Москве с Горбачевым. Но Горбачев всех переиграл. Он поручил это председателю Совета национальностей Рафику Нишановичу Нишанову, и представители Литвы, поцеловав дверь, вернулись домой, так и не встретившись с президентом. Последний потом заявил, что в первый раз об этом слышит. Но у меня была другая информация – что в Литве должно было быть введено президентское правление. Именно на это все было и нацелено – дать возможность вести телевещание, потому что будет обращение Горбачева. А потом Михаил Сергеевич заявил: «Я в первый раз об этом слышу»… Ну если штаб с ним разговаривал в ночь на 13 января! Я пока еще при памяти, и не 50 лет прошло, а всего 25. Ни руководство спецслужб, ни армейское командование не могли принять самостоятельного решения о применении силы на территории Союза без санкции Горбачева. А тот на голубом глазу заявляет, что не знал ни о событиях в Прибалтике, ни в Тбилиси, ни в других горячих точках…

– Вы тем же утром поняли, что эти 13 трупов навесят на вас?

– Нет. Это началось уже после возвращения в Москву. Изначально пошла информация о том, что там были не убитые, а раненые – кто-то попал под колеса боевых машин, когда двигалась техника по Вильнюсу. И не о 13 человеках говорили, а о 5–6 убитых стрелковым оружием.

– Теперь уже не скрывается, что Литве в тот момент нужна была сакральная жертва. Аудрюс Буткявичюс, бывший тогда директором Департамента охраны края, подтвердил в интервью, что с 1987 года он был знаком с теоретиком «цветных» революций Джином Шарпом и что в Литву наезжали американские эмиссары. Неужели никто не знал, что с литовской стороны готовилась провокация? Почему стало неожиданностью, что боевики стали стрелять с крыш?

– Я думаю, что у тогдашнего литовского КГБ не было агентуры, которая абсолютно точно довела бы до сведения председателя, что именно готовится. Предположения были, но точных данных не было. Если бы я был информирован о возможном применении со стороны «Саюдиса» оружия – я что, не выставил бы снайперов, не противодействовал бы тому огню, который велся с крыш? Имея на вооружении снайперские винтовки с ночными прицелами, вычислить снайпера было бы несложно…

Зачем маршала Язова объявили в международный розыск?

Было бы слишком просто написать, что, получив почтовый конверт из Литвы и прочитав в «Уведомлении о подозрении» свою фамилию, маршал Советского Союза Дмитрий Язов застыл в изумлении… В 90 с лишним лет человека вообще уже трудно удивить. Тем более такого – последнего в истории СССР маршала, прошедшего фронт и отсидевшего два года в тюрьме по подозрению в измене Родине. Но в обвинительном заключении, которое пришло на домашний адрес бывшего министра обороны СССР, было написано, что в январе 1991-го Язов, «действуя по предварительному сговору», совместно с председателем КГБ В. Крючковым, министром внутренних дел Б. Пуго и еще 54 другими весьма достойными людьми «организовал заговор, пытаясь свергнуть государственный строй в Литовской Республике», «умышленно убил 13 человек» и еще нескольким сотням «причинил физическую боль и нанес тяжкие телесные повреждения»… Заочно нанес, поскольку в Вильнюсе никогда в своей жизни не был.

«Навести в Литве порядок»

– Дмитрий Тимофеевич, позвольте вернуть вас к событиям 25-летней давности, когда начали рушиться основы Союза и окраины забурлили. Что вы там, в Литве, натворили?

– Расскажу вам такую историю: находясь во Франции в октябре 1990 года (по приглашению тамошнего министра обороны), я был на приеме у президента. Выхожу с приема – стоит делегация, человек 10–15, с литовскими флагами. Сразу – вопрос ко мне: «Господин Язов?» Я говорю: «Я не господин». – «Ну как вас там? Товарищ министр!» – «Слушаю». – «У нас есть сведения, что ваши десантники напали на госпиталь в Каунасе».

Позже я узнал, что там находились несколько десятков солдат, убежавших из Советской армии, литовцев по национальности. Их, вероятно, готовили для вооруженной команды. Наши десантники вернули их в свои части. То есть открытый факт дезертирства и неповиновения уже тогда на Западе преподносили как «нападение».


Маршала Язова литовское правосудие обвиняет в том, что он «умышленно убил 13 человек», хотя он в Вильнюсе никогда не был. Фото Г. Сапожниковой.


В декабре 1990-го в Москве была 4-я сессия Верховного Совета СССР. Приезжал Ландсбергис и начальник Департамента охраны края Литвы Буткявичюс. И ни с того ни с сего вдруг пригласили меня и главнокомандующего Сухопутными войсками Валентина Варенникова в постоянное представительство Литовской ССР в Москве. Я спросил разрешения у Горбачева. Он говорит: «Да черт с ними, сходите, послушайте, что они хотят». Мы пришли. Разговор вроде был нейтральный. Потом они поставили вопрос прямо: а если наш народ поднимется, как будет действовать ваша армия? Я говорю: никаких указаний насчет этого не было. Если прикажут – будем изолировать тех, кто выступает против советской власти.

– И тут наступил январь 1991-го…

– В Литве обстановка нагнеталась. Примерно числа 9-го Горбачев пригласил меня, Крючкова и Пуго поговорить о том, какие принимать меры, чтобы прекратить этот шабаш антисоветской деятельности. Президент СССР как гарант соблюдения Конституции, безусловно, имел на это право. И на следующий день он приказал навести в Литве порядок. Там у нас находилась 107-я стрелковая дивизия, командовал которой генерал Усхопчик, а начальником артиллерии был полковник Масхадов (тот самый, который потом возглавлял чеченских сепаратистов. – Г. С.). Я туда направил генерала Варенникова и заместителя министра обороны Ачалова, который должен был сменить меня на посту министра обороны, поскольку мне уже было под 70. Они докладывают о массовых беспорядках и выдвижении нашей военной колонны к телецентру, чтобы обеспечить действия группы «Альфа». С этой телебашни велась постоянно антисоветская пропаганда, все критиковалось, высмеивалось. Туда был направлен небольшой отряд, человек 30 из «Альфы», специально для того, чтобы занять башню. И надо было оказать помощь войсками. Выдвинули несколько подразделений из 107-й дивизии. Наши еще не успели подойти, как оттуда начали одна за одной отходить санитарные машины. Одновременно по войсковой колонне полетели камни, бутылки с зажигательной смесью, а с крыш прилегающих домов был открыт огонь по толпе и бронетранспортерам. Солдаты укрылись под броней.

Наутро выяснилось, что убиты 13 местных жителей и смертельно ранен лейтенант Шатских из группы «Альфа», причем в спину… Приехали представители Генпрокуратуры, я приказал прибыть туда военным врачам, мы хотели освидетельствовать каждого: кто, во что и как был ранен? Но ни прокуратуру нашу, ни врачей к осмотру не допустили. Литовцам надо было обязательно доказать, что мы имели ко всему этому отношение.

Варенников, Ачалов мне докладывали: ни одного выстрела никто не производил. А по ним стреляли.

– В Вильнюсе были местные органы милиции, органы КГБ. Зачем при таком букете силовых структур потребовалось использовать еще и армию?

– Все дело в том, что 11 марта 1990 года литовцы уже себя объявили независимыми. Местные правоохранительные органы перестали работать. Все, включая КГБ, подчинялись Ландсбергису.

– Может, все было рассчитано на то, чтобы втащить армию в эту воронку?

– На то, чтобы создать недовольство народа. Надо было убрать войска с территории Литвы. А как убрать? Пролить кровь, провокацию сделать. Вот они и сделали. Они нас обыграли. Убили своих для того, чтобы выиграть.

«Зато никто никого не убил»

– В печати то, что случилось в Вильнюсе, называли «репетицией августовского путча».

– До путча еще много чего произошло. Можно сказать, что к тому времени было ликвидировано Политбюро. Горбачев, став президентом, создал Политбюро из секретарей компартий республик. В Литве Компартия разделилась на две части, поэтому было целых два представителя. Каждый стремился во что бы то ни стало быть самостоятельным. И разработанный Устав Союза Суверенных Государств не находил единогласной поддержки. Горбачев думал так: несколько республик документ подпишут, а остальные никуда не денутся. И решил 19 августа 1991 года пригласить первых секретарей пяти республик Средней Азии и России, чтобы подписать Союзный договор. Остальные не соглашались.

Мы об этом знали, все члены правительства, в том числе и председатель Кабинета Валентин Павлов, и заместитель Горбачева Геннадий Янаев. Кстати сказать, сам этот Союзный договор был опубликован вечером в пятницу, когда все на дачу уехали. В субботу – воскресенье этот договор никто не читал. А в понедельник уже надо было его подписывать. Короче говоря, хотели народ обмануть. Мы, значительное большинство членов правительства, собрались на объекте КГБ, обсудили обстановку. Она была критической. Не утихли еще события в Азербайджане и Армении, Нагорный Карабах захватили армяне, азербайджанцы выгнали из Баку всех армян. Не все было в порядке в Фергане, в Киргизии и Узбекистане, в Крыму. В Грузии турки-месхетинцы хотели занять свои земли. В общем, обстановка была очень напряженной, прежде всего по национальному вопросу. Но вместо того чтобы принять меры для стабилизации ситуации, Горбачев начал разрабатывать договор о суверенных государствах. Шаймиев (Татарстан) и представители других республик задались вопросом: а мы чем хуже? Мы тоже хотим быть самостоятельными! А как еще должны были реагировать республики, которые находятся внутри России? Мы считали, что, подписывая этот договор, мы разрушали Советский Союз.

17 августа в Форос к Горбачеву полетели Шенин, Бакланов, Варенников, Плеханов и Болдин. Я должен был оставаться в Москве – в случае возможного ракетного удара кому-то же надо было быть на месте. Горбачев их долго не принимал, потом принял, спросил: «Зачем приехали?» Каждый объяснил ему, что надо принимать меры для сохранения страны, что воля народа – это высшая воля для руководства. Он их обругал: «Делайте что хотите». Это было в субботу.

В воскресенье, 18-го, я организовал охрану телецентра, но никто выступать на телевидение не поехал. Вместо этого включили «Лебединое озеро».

Потом мне вдруг звонит командующий ВДВ Павел Грачев: Ельцин просит охрану. Я отправил батальон. И подумать не мог, что это преподнесут как подтверждение того, что армия хотела штурмовать «Белый дом». Показывали потом фильм: сидит Мстислав Ростропович с автоматом, а на коленях у него спит солдат… А штурмовать их никто и не собирался!

Собрались мы в кабинете у моего зама Владислава Ачалова. Приехал ко мне маршал Ахромеев: что происходит? Я говорю: да ничего, собственно, не происходит – мы хотим не дать развалить Советский Союз. Но пока Горбачев против того, чтобы вводить чрезвычайное положение, и сейчас товарищи думают, каким образом повлиять на то, чтобы не было подписания пятью республиками этого договора. Я поехал в Кремль, в кабинет к Павлову. Подписание договора было сорвано. Мы опять полетели к Горбачеву. Я знал, что по возвращении в Москву меня будут арестовывать, мне сообщили по телефону прямо в самолет. По летному полю уже бегали в милицейской форме солдаты. Баранников (глава МВД РСФСР. – Г. С.) попросил меня пройти в комнату, где сидел прокурор Степанков. «Оружие есть?» – «Нет». – «Вы арестованы».

Можно было, конечно, послать их подальше и идти в машину. Ачалов мне звонил и спрашивал: «Хотите – захватим аэродром?» Я сказал: не надо. Если бы захватили аэродромы, могли бы развязать войну. Я на это не пошел. Зато никто никого не убил.

И опять стреляли с крыш!

– Когда мы находились в «Лефортово», стало ясно, что три человека в Москве погибли. Причем опять кто-то стрелял с чердака. Но наши военные не могли стрелять. Значит, стреляли или по распоряжению Ельцина, или американского посольства.

– Точно как в Литве… А вы, кстати, во время операции в Вильнюсе вели учет, сколько было выпущено патронов?

– Ни одного. Никто не стрелял, на руки боевые патроны не выдавались. Когда начали разбираться, там были только пули из винтовок, из автомата ППШ и из охотничьих ружей.

– Слова Горбачева о том, что в Вильнюсе надо разбираться, вы восприняли как прямое руководство к действию. А как дальше обстояло? В ночь на 13 января, когда шла операция, вы ему сообщали об этом или он был в неведении?

– Горбачев все знал. Мне сказал: принимай меры. Я, повторюсь, направил туда Варенникова и Ачалова. И позвонил Усхопчику: вы несете ответственность за все. До 13-го числа никто из военных никуда не выезжал и по городу не то что не стрелял, а даже не ходил, чтобы не спровоцировать ситуацию.

– Порядок операции разрабатывался заранее, или это было некое спонтанное решение?



Два коммуниста: первый президент независимой Литвы Альгирдас Бразаускас и последний Президент СССР Михаил Горбачев. Казалось, все говорило о том, что развода не будет. Фото из архива Г. Сапожниковой.


– Ничего заранее не разрабатывалось. Ведь не вся «Альфа» ходила туда, а всего-навсего человек 30. И дивизия не вся – может быть, один батальон и не больше. Мне докладывали, что по городу ходит очень много санитарных машин. Но сколько было убитых и сколько раненых, из наших никто не знал.

– Так вы докладывали Горбачеву ночью?

– Все время докладывал. Когда он звонил, докладывал.

– Это был уже третий конфликт на территории СССР. До этого еще пролилась кровь в Баку и произошла мутная история в Тбилиси. Технология была одна и та же, или те конфликты качественно отличаются от литовского?

– Расскажу. В январе 1990-го вызывает Горбачев меня, председателя КГБ СССР Крючкова и министра внутренних дел Бакатина и приказывает немедленно лететь в Баку, ввести чрезвычайное положение, навести порядок. Мы тут же поехали на Чкаловский аэродром и через 2 часа были там. Телевидение не работало, его кто-то вывел из строя. Через 2 или 3 дня наладили Первый канал. Но Народный фронт уже все организовал по-своему, повелев перекрыть военным дорогу. И тут мне докладывают: бронетранспортеры идут с закрытыми люками, потому что стреляют из всех окон и с крыш…

295-я мотострелковая дивизия была поднята по тревоге. В воен-ном городке «Красный Восток» на строевом плацу находились солдаты. С крыши детской больницы по ним был открыт огонь. Несколько военнослужащих были ранены и убиты.

– И опять стрельба с крыш? Но у нас же была масса умнейших специалистов – почему они не видели, что раз за разом повторяется одна и та же схема?

– Скажите, возле вильнюсской телебашни кто-нибудь из наших мог взобраться на чердак? Нас же не пускали туда! Так же и в Баку. Госпиталь, с крыши которого стреляли, находился за пределами военного городка. Когда мы туда забрались, на крыше уже никого не было.

Взлет без посадки

– История о саперных лопатках в Тбилиси из этой же серии?

– Там было немножко по-другому. Собралось бюро ЦК во главе с первым секретарем Патиашвили и приняло решение: – просить командующего войсками Закавказского округа Игоря Родионова освободить площадь от митингующих. Солдаты шли цепью. В них начали бросать камнями. Они саперными лопатками прикрывали лица. Оттесняли толпу бронетранспортерами. Подавили друг друга сами люди. Потом тот же самый Патиашвили выступил на сессии Верховного Совета и рассказал: за одной старухой десантник якобы бежал километра три… Затем объявили, что люди умерли от удушающих газов. Химики проверили: никаких газов там не было. Все погибли от сдавливания, но вину возложили на военных. Патиашвили, который сам принимал решение, все свалил на генерала Родионова.

– Почему же вы не отбили эту информационную атаку?

– Мы делали все возможное. Но разбираться послали не меня, а Шеварднадзе. Они и «разобрались» так, что во всем будто бы была виновата армия. Потом еще поехала комиссия из Верховного Совета, которую возглавлял Собчак. Комиссия установила, что люди действительно погибли в результате сдавливания. Но нам указали: «Почему послали бронетранспортеры? Надо было по радио объявлять, чтобы все разошлись». В общем, нашли форму, чтобы обвинить армию.

– Итак, за каких-то два года были предприняты сразу несколько операций по дискредитации армии. Почему вы еще тогда не сделали это достоянием общественности? Или общественность не хотела вас слушать?

– Мы ничего без ведома Верховного главнокомандующего делать не могли. Горбачеву было тяжело: в то время у страны было слишком много проблем. И насчет Тбилиси он лично мне ставил задачу, и насчет Баку, и насчет Вильнюса. Когда начали перестройку, никто не знал, что она собой представляет. Писатель Юрий Бондарев, выступая на сессии, сказал: перестройка – что-то вроде самолета, который взлетел, но не знает, где сесть, не указан аэродром. Так и тут. Объявили перестройку, а что она означает, какой будет конец? А концом было, оказывается, разрушение Союза.

– Вы собираетесь защищаться? Каково вам вдруг чувствовать себя в шкуре военного преступника? Или уже все равно, что там надумала литовская прокуратура?

– Конечно, не все равно. Но как защищаться? Я в Вильнюсе ни разу не был. Ехать туда, доказывать, что я никого не убивал? Скажут: вы давали команду… Я давал команду, чтобы навели порядок, – а под этим можно все что угодно придумать. Мы точно знали, что в Баку и в Вильнюсе стреляли по нам. Но мы ни по кому не стреляли. За что судить-то?

(Интервью взято совместно с Виктором Баранцом.)

Помощник Горбачева Георгий Остроумов: «Модель развала СССР была заимствована у Прибалтики»

«Михаилу Сергеевичу о событиях в Литве больше сказать нечего. Он все сказал», – устало прокомментировал его пресс-секретарь очередную, миллионную по счету и совершенно бесперспективную попытку прессы добиться ответа Горбачева на вопрос – давал он команду «построить» Литву или нет?

Обозреватель «КП» Александр Гамов, который не раз брал у первого и последнего Президента СССР интервью, по моей просьбе задал ему несколько вопросов. Вот что ответил Михаил Сергеевич: «Все разговоры о том, что я там дирижировал, какой-то план осуществлял, точно так же, как и путч организовал… Ну что за дурак Горбачев? Мы программу по выходу из кризиса составили. Ее даже поддержали прибалтийские страны. Договор новый подготовили и опубликовали в газете. В партии провели пленум в июле. И на ноябрь очередной съезд назначили, чтобы реформировать. Мы вышли на широкую такую дорогу… И спрашивается, зачем же Горбачеву надо было, когда идет процесс острый, но позитивный, из-за угла стрелять то по одним, то по другим? Неужели не поняли Горбачева? Как раз знали его слабую сторону и называли это нерешительностью. Но как только где убивали людей при беспорядках – так Горбачев… Уже спустя некоторое время после всех этих событий была какая-то годовщина создания группы «Альфа». Пришла группа «альфистов» ко мне, говорят: «Михаил Сергеевич, мы издали книжку». И там все это описано. И оказывается, что, помимо решения Политбюро, Язов и Крючков договорились подтянуть силы и быть готовыми на всякий случай для удара.

– В Вильнюсе?

– В Вильнюсе. Программа написана от руки в тетради.

– А вам докладывали тогда, что стрельба у телебашни была провокацией «Саюдиса», а не делом рук советских солдат и «Альфы»?

– Мне говорили уже тогда, что это в спину стрельба была».



Помощник Михаила Горбачева Георгий Остроумов считает, что в трагедии в Вильнюсе его шеф был заинтересован меньше всего. Фото Г. Сапожниковой.


Вот такой был разговор. Ничего нового о той истории Михаил Сергеевич явно больше не расскажет.

Поэтому голосом Горбачева будет его помощник Георгий Сергеевич Остроумов, который согласился держать удар вместо своего шефа.

Репетиция ГКЧП

– Меньше всего Горбачев был заинтересован в том, чтобы в Вильнюсе произошли эти события, – решительно заявил Георгий Сергеевич, как только зашел в редакцию.

– Разве десантники могли действовать самостоятельно?

– Они не самостоятельно действовали! Вот какие документы были найдены после того, как Горбачев ушел в отставку: десантники ему прислали отрывки из книги Михаила Болтунова, где рассказывалось о том, что это была чисто чекистская войсковая операция. К этой операции Горбачев не имел никакого отношения. Он не давал никаких указаний и не мог давать.

Потому что это была репетиция ГКЧП. Это мое мнение.

– Мы с вами по-разному понимаем эту «репетицию». Мне рассказывали такую историю: несколько лет назад в Беловежской Пуще Александр Лукашенко проводил международную конференцию, посвященную 20-летию событий распада СССР. И там был экс-руководитель ГДР Ханс Модров, который вышел на трибуну и сказал перед полным залом: «Во время августовского путча я был в Форосе рядом с дачей Михаила Сергеевича. Увидел по телевидению, что произошло ГКЧП, и подумал, что Михаил Сергеевич арестован. Вышел и побежал по дорожке вдоль дачи Горбачева и вижу, что… он спокойно с Раисой Максимовной гуляет вместе с охранниками, улыбается и смеется!» Как это прикажете понимать?

– Горбачев демонстрировал публике, что он здоров! На знаменитой пресс-конференции, где у Янаева тряслись руки, было сказано: мы предоставим вам документы, которые говорят о том, что Горбачев болен. Когда Раиса Максимовна услышала об этом, ее хватил инсульт, – зная, что такое КГБ и какие у него возможности сделать из здорового человека больного. Готовились страшные вещи. Но ни один врач не пошел на то, чтобы дать фальшивую справку о болезни Михаила Сергеевича. Горбачевские силовики и Ельцин играли одну игру. Одним нужно было запачкать Горбачева всякими насильственными акциями, а другим – его убрать. Народ еще даже не успел узнать об этих событиях, как сразу пошли демонстрации «Горбачева в отставку!»

Ельцин очень спешил…

– Вернемся к Литве. Происходят литовские события. Главнокомандующий Горбачев узнает, что, помимо его воли, был послан спецназ на захват телебашни, убиты люди. Почему он не снимает Язова, Крючкова, почему не наказывает руководителя «Альфы»?

– Когда Горбачев рано утром узнал о событиях в Вильнюсе, первым, к кому он обратился, был Крючков. Тот сказал, что таких указаний не давал. Тогда Горбачев обращается к Язову. Язов утверждает, что указание на операцию дал начальник гарнизона генерал Усхопчик, что весьма сомнительно. Борис Пуго говорил о том, что из Москвы не было приказа, чтобы направить танковую колонну к телебашне. Горбачев поручает прокуратуре это расследовать.

– Если совершаются такие действия, надо было собрать Политбюро и арестовать Крючкова и Язова прямо в кабинете. Почему этого не было сделано?

– Не все так просто, как кажется. Вспомните, что творилось на улицах Москвы. Шум стоял и вой: «В отставку Горбачева!» В этой обстановке Михаил Сергеевич не считал возможным это осуществить.

– Если следовать вашей версии, что трагедия в Вильнюсе совершилась без участия Горбачева, который при этом не принял никаких мер, – то он совершил самую большую политическую ошибку. И заранее себе вырыл могилу, которая потом кончилась его отставкой и ГКЧП.

– Насчет могилы я бы был поосторожнее… Но в целом я с вами согласен.

Нельзя сбрасывать со счетов и ельцинский фактор. Модель развала Советского Союза – а именно то, что российские законы выше союзных – была Ельциным прямо заимствована из Прибалтики. Но вернусь к ГКЧП. Опубликовано личное письмо Крючкова Горбачеву, где он просит о встрече и кается в том, что совершил. Есть допрос Язова. И вдруг в ходе дела перелом – они начали отрицать свои показания и стали все валить на Горбачева. По этой схеме действуете сейчас и вы – пытаетесь свалить все на Михаила Сергеевича. А Горбачеву это меньше всего было надо. Наоборот совершенно: Горбачев не хотел отпускать Литву. Он рассуждал так: нужно действовать в правовом поле. К тому времени был принят закон о порядке выхода из Советского Союза. Мы должны были договориться о правах русских и русскоязычного населения, а не просто так разорвать отношения и спрыгнуть, как с подножки трамвая. Кто этому мешал? Ельцин, который очень спешил…

Прорыв или проигрыш?

– А то, что Горбачев очень тесно контактировал сначала с Рейганом, потом с Бушем и беспредельно им доверял? Понимал ли он, что американцы его переиграют?

– Две великие державы, от которых зависит судьба мира, начали говорить, доверяя друг другу, – в этом колоссальный прорыв Горбачева. А вот кто кого переиграл – это вопрос большой.

– Вокруг Михаила Сергеевича было две группы. Одна либеральная – Яковлев, Шеварднадзе. Другая – та, что была потом ближе к ГКЧП. Но Яковлев всегда был близок к Горбачеву. И несколько раз открыто говорил, что его цель была «сломать хребет тысячелетней российской государственности и уничтожить коммунистическую систему изнутри».

– Я никогда не слышал, чтобы Яковлев это говорил. Но если он это сказал, это просто дикость. Нельзя верить словам, нужно верить документам. То, что Яковлев говорил о ленинско-сталинском фашизме, я точно помню. Мы разводили руками. Но представление о том, что Яковлев чуть ли не архитектор перестройки – это слишком большое преувеличение. Сейчас все действуют по принципу гэкачепистов: вали все на Горбачева. Это глупо, контрпродуктивно и провокационно.

«Он за это заплатил»

– Если до Горбачева дошла информация о том, что в Вильнюсе стреляли с крыш, почему он тогда не защитил «Альфу»?

– Это одна из причин, почему он не отправил в отставку Язова и никого не стал преследовать. Потому что поднялся визг и против Горбачева, и против Советской армии.

– Почему Михаил Сергеевич не обвинил в этой провокации литовские власти?

– Ему поступали самые противоречивые данные из разных источников. И он взвешивал: а что было бы, если бы там ввели президентское правление? Горбачев, не введя президентское правление, избежал гражданской войны в Литве.

– Тогда зачем он посылал туда десантников?

– Давайте скажем, что во всем виноват Горбачев, он «предатель», – как это сейчас пишут в газетках. Я это опровергать не собираюсь.

– Но его вина как политического лидера однозначна…

– Фактическая вина Горбачева во всех бедах, которые произошли, несомненна, он за это уже заплатил.

Загрузка...