Кто сильней - боксёр или самбист? Часть 4

Глава 1 Особый отдел

Командир мотострелкового полка отошёл к главному пульту Центральной вышки и внимательно посмотрел на незваных гостей, особенно на сотрудника в штатском. Капитан КГБ полез в нагрудной карман за удостоверением.

Григорьев ознакомился с документом и, протягивая ладонь, спросил:

— Так всё серьёзно?

— Серьёзней некуда, товарищ подполковник, — спокойно ответил директор Дома немецко-советской дружбы, пожимая руку командира полка. Все старшие офицеры и один прапорщик, стоящие в зале Центральной вышке полигона тут же поняли, кто теперь здесь самый главный…

Капитан КГБ перевёл взгляд на прапорщика и рядом стоящего старшего лейтенанта и сообщил:

— А вот и виновник нашего торжества стоит. Товарищ подполковник, предлагаю отпустить командира роты. Думаю, у него и без нас задач по службе хватает, зачем отвлекать офицера?

Командир полка только успел кивнуть ротному, как Чубарев в два длинных шага преодолел расстояние до двери, и все услышали стук быстрых шагов по металлической лестнице. Прапорщику сразу захотелось сбежать вслед и скрыться где-нибудь в закоулках стрельбища. Кантемиров незаметно вздохнул.

Основной вопрос — «Взяли Толика или нет?» — оставался пока открытым, и молодой человек не мог определиться с дальнейшей позицией. Начальник штаба в двух словах доложил командиру возникшую проблему с заменщиком, прапорщиком Тоцким.

Григорьев уселся в кресло и посмотрел на начальника стрельбища:

— Что скажешь, Кантемиров?

— Товарищ подполковник, да мы с друзьями отвальную Тоцкого здесь на Помсене отмечали. Всё прошло нормально.

В голове начальника особого отдела мелькнула как-то услышанная и пока непроверенная информация о недавней поездке двух раздетых прапорщиков на немецком мопеде «Симсон» по советскому полигону. Майор Яшкин сам не верил в эту историю, слишком походила на очередную прапорщицкую байку.

Однако контрразведчик быстро спросил:

— Это когда вы тут голыми на немецком мопеде развлекались?

— Откуда знаете, товарищ майор? — от неожиданности опешил прапорщик.

— Кантемиров, служба у меня такая! — особист полка многозначительно посмотрел на своего коллегу в штатском. Капитан КГБ кивком подтвердил мнение товарища по цеху.

— Так, Кантемиров, — подполковник Григорьев подошёл вплотную к прапорщику. — Понимаешь, в чём дело? Я, командир полка, уже боюсь тебе, начальнику стрельбища, вопросы задавать. С каждым твоим ответом я начинаю узнавать такое, что мне и в страшном сне не привидится. Голые прапорщики на немецком мопеде… Выкладывай всё по порядку!

— Товарищ подполковник, да не было ничего плохого! На мопеде приехали прапорщики с отдельного батальона. «Симсон» купленный у немцев в магазине, с документами. Двое из наших решили просвежиться после бани, обмотались простынями и поехали в сторону танковой директрисы. Когда проезжали мимо Центральной вышки, дали газу, простыни и слетели в грязь. Прапорщики вернулись без простыней и в одних кроссовках. Всё!

Все офицеры разом посмотрели в огромные окна Центральной вышки и одновременно представили двух пьяных и голых прапорщиков, проезжающих мимо на немецком мопеде. Первым начал ржать командир полка, за ним все остальные.

Вот так и рождались легенды ГСВГ…

А начальнику стрельбища было не до смеха. Прапорщик стоял и всё пытался понять — взяли Толяна или пока ещё нет? И что уже известно преследователям?

Майор Яшкин отсмеялся первым, посмотрел на прапорщика, покачал головой и задал конкретный вопрос:

— А теперь, Кантемиров, также честно расскажи нам, где ты Тоцкого прячешь?

— Почему я его должен прятать? Он же в Союзе. Да я его сам лично проводил на вокзал и на поезд посадил.

— Проводил, а потом встретил, — произнёс капитан Путилов и задумчиво добавил: — Или в Гере, или в Лейпциге…

Этими словами «или в Гере, или в Лейпциге…» сотрудник КГБ дал подсказку прапорщику. Во-первых, Толяна ещё не взяли. Во-вторых, у офицеров нет полной информации о нелегале. А в третьих, на этот момент Тимур и сам не знал, где прячется Тоцкий.

Подполковник Григорьев посмотрел на прапорщика:

— Где Тоцкий?

— Не могу знать!

Комендант гарнизона вплотную подошёл к начальнику стрельбища:

— Кантемиров, а если мы сейчас у тебя поищем и чего-нибудь такого, криминального найдём?

В голове Тимура сразу возникла цинковая коробка, набитая деньгами и валютой, спрятанная под силовым кабелем полигона с жизнеутверждающей табличкой: «Не влезай — убъёт!».

Прапорщик вежливо улыбнулся старшему офицеру:

— Товарищ подполковник, а у вас ордер на обыск имеется?

С другой стороны тут же приблизился особист полка:

— Кантемиров, ты ещё у нас адвоката потребуй!

— И потребую! А потом жалобу Генеральному прокурору отправлю. Через немецкую почту заказным письмом. Обязательно дойдёт…

Старшие офицеры переглянулись и все разом посмотрели на капитана КГБ. У всех на памяти сохранился невероятный случай в соседнем гарнизоне города Гера.

А дело было так… Старший сержант сверхсрочной службы из полковой канцелярии танкового полка, и по совместительству — переводчик штаба, познакомился с приличной немкой, и возникла у них большая любовь. И хорошо зная, что за связи с немками офицеров гарнизона отправляли в 24 часа служить в Союз, а прапорщиков и сверчков даже увольняли из рядов Вооруженных Сил, интеллигентный молодой человек, недолго думая, взял и написал письмо самому Генеральному секретарю КПСС товарищу Горбачёву М.С.

Написал подробно и про свою чистую любовь, и сколько офицеров и прапорщиков пострадали в последнее время из-за таких же нежных чувств. И в своём письме точно указал должности, звания и фамилии всех военнослужащих, пострадавших от произвола командования.

Штабной переводчик добавил, что решил твёрдо жениться на своей возлюбленной и, более того, они ждут ребёнка. Заказное письмо было мудро отправлено через немецкий почтамт. И что интересно — это письмо дошло до адресата…

Михаил Сергеевич лично наложил резолюцию: «Браку не препятствовать» и отправил письмо назад в штаб ГСВГ.

Что тут началось… Не менее трёх автомобилей «Волга» выехали из штаба группы войск в Вюнсдорфе в штаб армии, где к ним присоединились ещё пару «Волг» и несколько УАЗов. Около штаба полка всем места не хватило, автомобили заняли часть плаца.

Старший сержант сверхсрочной службы сильно удивился такому неожиданному вниманию со стороны звёздных отцов-командиров. Генералы, называя сверчка поочередно или «сынком», или «долбо…» (очень нехорошим человеком) начали вправлять мозги непутёвому подчинённому. В итоге жениться разрешили, но из Советской Армии уволили.

Что можно ожидать от прапорщика, студента юрфака ЛГУ — сейчас никто из присутствующих не знал…

Ещё год назад с этим бурым прапором даже говорить бы не стали. На третий год перестройки служить становилось всё сложней и сложней…

Подполковник Григорьев тяжело вздохнул:

— Кантемиров, ты знаешь, сколько мне до замены осталось?

— Два месяца, товарищ подполковник.

— Это хорошо, что ты следишь за сроком службы командира. А вот скажи мне — сколько прапорщиков служит в нашем полку?

Кантемиров задумался:

— Не могу знать. Много!

— Так вот, прапорщик, ты можешь, ядрён-батон, прослужить эти два месяца нормально? Как все прапорщики нашего полка?

— Я постараюсь…

Командир воинской части встал посреди вышки:

— А скажи-ка мне вот что, любезный — твои бойцы смогут без тебя кабель заменить на пятом и шестом направлении?

— Смогут. Ничего сложно, старший оператор сам всё разрулит. Главное, чтобы кабель был.

— А вот теперь, прапорщик, слушай меня внимательно. Я объявляю тебе трое суток ареста!

— За что?

— Прапорщик, ты как стоишь перед командиром полка? Застегнись! Смирно! За нарушение формы одежды. Иди и готовь своих бойцов для смены кабеля.

— Есть трое суток ареста, — Кантемиров задумчиво махнул ладонью к фуражке.

Тут в воспитательную беседу командира мотострелкового полка со своим подчинённым вмешался комендант гарнизона:

— Владимир Викторович, надеюсь, вы не будете возражать, если я от своего имени этому прапорщику ещё добавлю пару суток?

— Солидарен, как никогда, Петр Филиппович.

Подполковник Кузнецов ласково посмотрел на начальника стрельбища:

— Всё понял, прапорщик?

— От вас то за что?

— За неуставную причёску. Кантемиров, тебя хоть раз в жизни целый подполковник постригал?

— Никак нет.

— Именно сегодня тебе будет оказана такая честь. Вот теперь иди и готовься к новой жизни и к новой модельной стрижке.

Начальник стрельбища вздохнул и обратился к командиру полка:

— Товарищ подполковник, разрешите собрать личный состав по громкоговорителю вышки?

— Валяй!

Прапорщик подошёл к пульту, включил громкую связь и через микрофон дал команду:

— Полигонная команда, срочно собраться всем у казармы, — повернулся к командиру полка. — Разрешите идти?

— Кантемиров, ты сейчас в ФРГ не сбежишь?

— Нет. Я Родину люблю.

— Тогда жди нас около казармы.

Офицеры взглядом проводили начальника войскового стрельбища Помсен…

Командир полка переглянулся с комендантом, и оба подполковника вопросительно посмотрели на сотрудников спецслужб.

Капитан КГБ задумчиво смотрел на удаляющуюся спину прапорщика, затем повернулся и сказал:

— Пока Кантемирова сажать не будем. Сейчас только он владеет информацией по Тоцкому, и скорее всего — прячет друга где-то у себя. — Путилов вздохнул и обратился к командиру полка: — Владимир Викторович, попрошу пока отставить наказание до лучших времен. У нас тоже на носу московская проверка…

Офицерам мотострелкового полка и коменданту гарнизона стало понятно — насколько важно контрразведчикам найти нелегала Тоцкого именно сегодня и затем по-тихому сплавить коллегам в Союз до начала московской проверки.

Если бы особисты и комитетчики с самого начала вели оперативно-розыскное дело по незаконному пересечению бывшим начальником вещевого склада нескольких государственных границ с контрабандой, то сейчас с удовольствием пожинали бы плоды своей секретной операции. Глядишь и награды посыпались бы от вышестоящих московских коллег, а при совсем удачном раскладе — и звёзды на погоны. А прапорщик пошёл бы под наш самый гуманный суд в мире…

Сегодня получается так, что обе оперативные службы, особый отдел и КГБ, просто прошляпили нелегальное прибытие Тоцкого в Германию. И, скорее всего — с контрабандой. Ведь для какой то цели этот ушлый вещевик вернулся на германскую землю?

А за это москвичи точно по погону не погладят. Звёзд, конечно, не лишишься, но выговор с занесением в личное дело практически обеспечен. И это «практически» на сегодняшний момент времени зависит вот от этого борзого прапорюги, медленно удаляющегося от Центральной вышки стрельбища.

Тимур шёл спокойным шагом. Надо было собраться с мыслями и вновь ответить на два вечных вопроса: «Кто виноват?» и «Что делать?» Виноватым себя прапорщик не считал. Если бы Толика вычислили и взяли на стрельбище, то они бы вдвоём уже парились на губе. И в разных камерах. Где-то Тоцкий прокололся… Вот только где и как? И где он сейчас?

Кантемиров сразу догадался, что его оставили на свободе только с единственной целью — выйти через него на нарушителя государственных границ. Из фильмов и книг шпионов Тимур понимал, что дела у нелегала совсем плохи, раз о нём практически всё известно особистам и комитетчикам.

И задержание Тоцкого — это лишь вопрос времени. С ним или без него Толика всё равно найдут. С особистами полка прапорщик сталкивался постоянно, а с сотрудником госбезопасности в единственном числе боксёр пока встречался только в спортзале ГДО.

Взять того же майора Яшкина — всегда дружелюбный такой, интеллект мощнейший, вилять хвостом и кормить баснями бесполезно. Начальника стрельбища влёт раскрутил с этой баней и мопедом, даже вопрос осмыслить не успел. Прапорщика всегда поражала память особиста, который любил стрелять и часто посещал полигон. Майор ни разу не ошибся с именем и фамилией солдат полигонной команды. И с юмором у этого «Ja, Ja» тоже всё в порядке…

Кантемиров мог сравнить майора с другими представителями особых отделов других частей гарнизона. Взять того же особиста ближайшего к полигону ОТБ. Начальник стрельбища, да и многие офицеры и прапорщики батальона, считали этого капитана никчёмным человеком. Когда практически все в батальоне, включая комбата, постоянно парились в повседневке, сапогах и портупее, этот контрразведчик всегда ходил вызывающе только в брюках об землю и нестриженый.

Капитан оказался слаб духом и свою ущербность компенсировал должностью, не понимая, что между оперативной смекалкой и подлостью очень тонкая грань…

А майор Яшкин сегодня даже в ПШ переоделся для поездки на полигон и наверняка ещё постреляет сегодня в тире. В общем, если особиста ОТБ просто презирали и боялись, то особиста 67 МСП все уважали и очень остерегались.

И при всей, в общем и целом, двоякости своего положения контрразведчика в офицерском собрании мотострелкового полка — офицерская форма обязывала майора блюсти правила пехотного офицера, а статус ЧК обязывал исполнять свои специфические функции, и при этом жить в офицерской среде. И в зависимости от решения им этой задачи для себя, начинали вырастать первые буковки в словах — либо ты Чекист, либо ты Сволочь.

Яков Алексеевич сволочью точно не был, но знал и выполнял свою работу на все сто.

С Путиловым встречались только в спортзале, и прапорщик Кантемиров слышал и не раз от коменданта гарнизона о неподдельном интересе капитана госбезопасности к его персоне. И чего это вдруг? Тимур так и не пришёл к определённому выводу тактики и стратегии при разговоре с контрразведкой. Как пойдёт базар, так и продолжим…

Прапорщик Кантемиров поставил задачу старшему оператору по поводу замены кабеля и решил вернуться обратно…

Командир полка вместе со своим начальником штаба и комендантом уехали в город. Дел в воинской части полно и без залётных прапорщиков. Майор особого отдела вместе с капитаном КГБ остались одни на Центральной вышке и сверху наблюдали за приближающимся начальником стрельбища.

Путилов спросил:

— Яков Алексеевич, вообще — как работается с прапорщиком?

— Нормально. Немецкий знает хорошо, с местными быстро в контакт входит. Особо не пьёт, не курит. И с отчётами проблем не было.

— Если Кантемирову предложить работу серьёзней?

— Сложно будет контролировать. Парень сам себе на уме, постоянно ветер в голове. Но, умный прапорюга, всё на лету схватывает. Вот только учёба в ЛГУ не прибавляет ему лояльности.

— Яков Алексеевич, так я и сам этот же факультет заканчивал в своё время.

— Иди ты!

— Серьёзно. В 1975 году.

— Виктор Викторович, когда это было. Их сейчас уже другому учат. Даже предмет «История КПСС» отменили. Прапорщик сам мне говорил. Довольный такой…

— Товарищ майор, куда мы катимся?

— Да хрен его знает, товарищ капитан. Ладно! Прапорщик на подходе. Раскалываем, как договорились?

— Обязательно!

Волчары контрразведки почуяли оперативный азарт и по-хозяйски расселись в зале Центральной вышки войскового стрельбища Помсен. Добыча, громко топая по металлической лестнице, поднималась навстречу своей судьбе…

Прапорщик так задумался, что чуть не открыл дверь вышки по привычке ногой, но вовремя остановился и деликатно стукнул по дереву.

В ответ раздался голос особиста полка:

— Заходи, заходи, Кантемиров. Не стесняйся.

Молодой военнослужащий вошёл и вначале увидел майора Яшкина, восседающего на кресле за пультом. Капитан КГБ скромно сидел у окна на стуле. И кто из них теперь главный? Для прапорщика уже был приготовлен стул у противоположного окна, аккурат напротив солнечной стороны в это время дня.

Виктор Викторович улыбнулся:

— Присаживайся, Тимур.

Прапорщик взял стул, переставил ближе к пульту в тень и улыбнулся в ответ:

— Спасибо. Мы же здесь все свои?

Особист полка с интересом взглянул на прапорщика:

— Вот сейчас, Кантемиров, и выясним — кто здесь свой, а кто чужой?

Разговор подхватил комитетчик:

— Тимур, долго говорить не будем. Некогда! Если ты сегодня не находишь Тоцкого, мы уже завтра начнём задавать вопросы гражданке Потаповой Дарье Михайловне о последней поездке с тобой в Лейпциг, а наши немецкие коллеги поговорят с гражданкой ГДР, подругой прапорщика. И поверь на слово, по нашей просьбе Штази быстро смогут разговорить соотечественницу.

Удар ниже пояса… Откуда они могли знать и про Дашу с Симоной? Или пока только предполагают? По имени пока только Дарью назвали. Да кто в гарнизоне не знает об их отношениях? Судачат на каждом углу. По возникшей паузе и по лицу прапорщика контрразведчики поняли, что со своим предложением попали в точку. Вернее — по яйцам.

Кантемиров вздохнул:

— По вашей просьбе девчат пытать будут?

— Прапорщик, не борзей! — с ходу подключился особист. — Для тебя всё смех…ёчки, а твою подругу запросто отправят в Союз. Не в 24 часа, конечно. Всё же папа — генерал, командующий армией. Дарья Михайловна поедет в отпуск и вдруг не сможет вернуться в ГДР. И добросовестно продолжит учительствовать в Союзе Советских Социалистических Республик. Вот и всё! И всё будет очень просто.

Прапорщик знал, что майор Яшкин никогда не подчинялся командиру полка: ни по субординации, ни по должности… Никак… Особист даже не стоял в штате части, но обязательно находил свою фамилию в ведомости на выдачу денежного довольствия.

Подполковник Григорьев и майор Яшкин с уважением относились друг к другу. И о многих нештатных ситуациях в части командир полка узнавал одним из первых. Ситуёвины разруливались быстро и оперативно. Начальник стрельбища не знал, что могут сделать особисты с дочерью командарма, если у генерала в друзьях ходит сам начальник Особого отдела гвардейской 1 Танковой Армии. Да и знать не хотел.

Тимур сильно пожалел, что вообще впутал Дарью в эту авантюру. В жизни иногда приходилось учиться не только на чужих ошибках…

Горячую тему про любимых женщин с лёту подхватил капитан КГБ:

— А у подруги Тоцкого возникнут проблемы серьёзней. У неё же нет папы генерала? Мы уже в понедельник будем знать все её данные и место работы. Есть у нас кое-какая информация, только проверить осталось через немецких коллег. Жаль, сегодня не успеваем, а по выходным коллеги не работают. Орднунг!

И последний гвоздь в нелегальную жизнь бывшего начальника вещевого склада мотострелкового полка вбил действующий начальник особого отдела этой же части:

— Тимур, а вот граница твоему дружку будет перекрыта уже с сегодняшнего дня. Обратно в Союз только в нашем сопровождении. Могу лично удостоить Тоцкого такой чести. Пусть пакует чемоданы и едет со мной нормально в поезде, или пусть пограничную реку переплывает тёмной ночью.

Контрразведчики говорили профессионально, быстро и напористо. Начальник войскового стрельбища переводил взгляд с одного офицера на другого и не успевал за потоком полученной информации и со своими выводами. Прапорщику явно не хватало паузы для принятия решения.

Кантемиров помотал головой:

— Подождите, товарищи офицеры! Мы же с вами так и не определились — кто из вас злой следователь, а кто — добрый?

— Всё умничаешь, студент? — Путилов встал, подвинул свой стул ближе к оппоненту и уселся лицом к лицу. — И твоя судьба сейчас под вопросом. У тебя уже пять суток на лбу написано, и мы добавим столько же. А за это время сами разберёмся и с твоим другом, и с твоими подругами. А вот потом и за тебя возьмёмся плотно. С чувством, с толком и с расстановкой. Глядишь, за эти десять суток сплошных занятий по строевой подготовке на гауптвахте ты, прапорщик, поумнеешь и перестанешь нам тут свою борзоту демонстрировать.

— Прапорщик, а ты становишься популярным, — майор Яшкин встал с кресла и оказался за спиной Тимура. Капитан Путилов поднял голову и заметил, как коллега подал знак о переходе ко второму акту дрезденского балета.

Контрразведчики синхронно показали молодому человеку кнут, теперь пришла очередь и за пряником. Комитетчик улыбнулся начальнику стрельбища:

— Не говорите, товарищ майор! Все любят Кантемирова: и командир полка, и комендант гарнизона. Вот даже целый генерал-лейтенант не оставил без внимания нашего прапорщика. Но, если взять в целом, Яков Алексеевич — Тимур по большому счёту нормальный советский гражданин. Родину любит и ни в какие ФРГ с Западным Берлином сбегать от нас не собирается.

— Да и по службе вроде нареканий нет. И нам периодически помогает. — Подхватил эстафетную палочку особист полка. — Ремня бы ему, конечно, всыпать не мешало. Но, может быть, прапорщик всё же серьёзней подумает о судьбе своих друзей и подруг. Да и о себе подумать не мешало бы… Чего молчишь, прапорщик?

— Думаю! О себе и о вас.

— Кантемиров, ты больше о себе думай и о дочке генеральской. О себе мы как-нибудь сами позаботимся. Неужели, подставишь подругу? — майор вернулся на своё место и ногами подкатил кресло ближе к прапорщику. — Не по-нашему это, не по-советски. Пять минут тебе, прапорщик, на раздумья. Ждём!

Тимур по очереди посмотрел на офицеров. Ни у Путилова, ни у Яшкина ни один мускул не дрогнул на лице. Оба матёрых контрразведчика смотрели на юного собеседника спокойно и хорошо представляли, что творится сейчас в его голове. Кантемиров встал и подошёл к окну вышки…

Прапорщик не мог знать всех нюансов работы секретных спецслужб дрезденского гарнизона, и особо знать не хотел. Сейчас его больше волновала судьба Дарьи и немного дальнейшая жизнь Толика с Симоной. О себе Тимур пока не думал. Да и некогда было. С самого начала этой афёры начальнику стрельбища была не по душе вся эта канитель с паспортом Тоцкого и нелегального возвращения в ГДР.

Вписался в эту тему только ради своего товарища и его подруги. Хотел как лучше, а получилось только хуже для всех. Ещё и Дашу втянул…

Кантемиров тяжело вздохнул и повернулся к контрразведчикам:

— Если сегодня вечером я сам приведу Тоцкого, я могу знать, что дальше с ним будет?

— Поторговаться решил с нами, прапорщик? — капитан КГБ подошёл ближе, встал рядом и посмотрел в окно.

— Виктор Викторович, я сегодня своего друга сдам. Впервые в жизни. А меня с детства учили, что закладывать своих — это западло. Поэтому, считаю, что у меня есть право знать, что с Тоцким будет дальше? И с его подругой тоже…

Комитетчик посмотрел на армейского коллегу. Кто-то же должен быть «добрым следователем»?

Майор улыбнулся прапорщику:

— Да ни хрена не будет! Если сегодня сам придёт, поговорим по душам, пару бумаг подпишет, переночует в Доме советско-германской дружбы и завтра с утра со мной на поезд «Дрезден — Брест».

— Знаю я ваши бумаги.

— Тимур, а ты чего хотел? Или потоскует до понедельника на гауптвахте вместе с тобой, потом ты «У Тельмана» останешься свои сутки догуливать, а дружка твоего в Потсдам, в следственный изолятор. А дальше пусть прокуратура разбирается, — особист разозлился не на шутку и тут же перестал быть «добрым следователем»

— Вот тогда и сами ловите Толяна. А я пойду кабель копать. Мне командир полка отсрочку дал до окончания проверки.

— Дурак ты, Тимур! — Путилов сморщился от слова «проверка» и, видя, что Кантемиров может сорваться с крючка, решил сам стать «хорошим человеком» и немного открыть карты. — Бумаги подпишет только для нашей отчётности. И по большому счёту прапорщик Тоцкий здесь на хрен никому не нужен. Ни тебе, прапорщик, ни нам. Вот скажи нам честно — ну, зачем Тоцкий вернулся в ГДР?

Тимур тяжело вздохнул, с секунду подумал и со всей искренностью ответил:

— Уже под замену влюбился наш Толик по уши. Совсем голову потерял… Блин!

Контрразведчики переглянулись. Ситуация проясняется и прапорщик вроде склонен к сотрудничеству. Путилов с Яшкиным были на самом деле нормальными мужиками, каждый воспитывал дочь и у каждого ждали второго пополнения в семье. Поэтому офицеры с пониманием отнеслись к слову «влюбился по уши».

Майор подошёл к окну и встал с другой стороны прапорщика:

— Так что получается — Тоцкий к своей бабе вернулся в Германию?

— Так и получилось. Жениться на ней собрался.

— А по нормальному не мог?

— А кто же его, военнослужащего, отпустит за границу? — Кантемиров отошёл от окна и по привычке хозяйственно уселся в кресло за пультом. — Тоцкий документы на вызов в Союз привёз подруге своей. И у неё ещё ребёнок есть. Сын.

— Сын от Тоцкого? — повернулся от окна особист.

— Нет. Симона в разводе, — прапорщик выдал имя подруги Толяна, осознал промах слишком поздно и слегка прикусил себе язык.

— Так говоришь, Симона? — вернулся на стул комитетчик и предложил начальнику стрельбища: — Тимур, погуляй ещё раз минут пять на свежем воздухе. Только далеко не ходи, нам с товарищем поговорить надо.

Прапорщик кивнул, встал с кресла, вышел и сбежал вниз по лестнице…

Капитан КГБ и майор Особого отдела посмотрели друг на друга и поняли, что в данный момент они думают об одном и том же. Первым на всю вышку высказался майор:

— Любовь-морковь, едрит её в одно место! Ладно бы деньги, или просто не нагулялся с немками, так нет же — этого прапора вдруг потянуло на высокие чувства к иностранной гражданке. Две границы пересёк из-за своей Симоны. А если они со своей любовью на Запад рванут?

— С ребёнком? — скептически ухмыльнулся капитан и, немного прикинув что-то про себя, добавил: — Хотя, в принципе, могут. А сына потом заберут. Была у нас информация, что этот начальник вещевого склада частенько в Интершопе закупается. Валюта у него точно есть. Да и у вашего отличника боевой подготовки Кантемирова неправильные деньги тоже периодически появляются. И не только дойчмарки.

— И доллары? — удивился особист.

Комитетчик только кивнул и задумчиво посмотрел с окна вышки на начальника войскового стрельбища.

Прапорщик Кантемиров коротал время, развлекаясь тем, чем обычно пехота развлекалась, стоя рядом с Центральной вышкой войскового стрельбища Помсен — кидал на точность камешки гравия в дорожный знак «Проезд запрещён», установленный перед асфальтированной площадкой. И судя по дыркам на этом металлическом знаке, пехота упражнялась на точность не только камешками. Особенно на ночной стрельбе. Этот знак меняли примерно раз в полгода.

Майор Яшкин посмотрел в окно и ухмыльнулся:

— А этому хоть бы хрен! Оба под тяжкой статьёй ходят и в ус не дуют…

— Не скажи, коллега. Сейчас у прапорщика идёт усиленная работа мозга — сдавать нам своего друга, или дурачком прикинуться. И я уверен, что сейчас он больше о своей подруге думает, чем о Тоцком, — сообщил сотрудник в штатском и взглянул на майора.

— Яков Алексееич, а ты представляешь, что с нами будет, если эти безумные влюблённые смогут на самом деле на Запад улизнуть?

— Тогда мы с тобой, Виктор Викторович, будем служить далеко на Востоке. Если вообще будем служить…

Офицеры окинули взглядом полигон и задумались о тяготах и лишениях своей секретной службы. О той самой, которая на первый взгляд как будто не видна…

Под окном, прапорщик, который честно жить никак не хотел, наловчился со своими маленькими снарядами, и гулкий звук попадания в металлический круг стал разноситься по полигону гораздо чаще и каждый раз эхом отдавался в головах контрразведчиков, побуждая офицеров к активным действиям.

Оба страстно желали дослужить на дальних, но западных рубежах нашей необъятной Родины, и эта служба в Германии сейчас полностью зависела вот от этого метателя камешков за окном Центральной вышки войскового стрельбища Помсен.

Майор быстро спросил:

— Коллега, за какой срок мы сможем сделать визу в Союз этой пока незнакомой Симоне? Надо им кинуть кость. Пусть на хрен женятся и делают что хотят, лишь бы сейчас этих любовничков убрать из ГДР.

— Если у женщины нет никаких проблем со Штази, нужны сутки, чтобы только в Берлин смотаться. Документы проведём быстро по нашей линии.

— И это гут! Виктор Викторович…

— Можно просто, Виктор, — перебил комитетчик и добавил: — И давай уж, Алексееич, на ТЫ. В одной мы с тобой упряжке оказались из-за этих любителей красивой жизни. Чтобы их…

— Согласен! И про прапорщиков тоже, — майор пожал руку капитану. — Виктор, думаю, будет лучше, если ты сам предложишь начальнику стрельбища выбор на тему: «Что такое хорошо, и что такое плохо». Ко мне прапорщик уже привык по нашей работе с ним. А твою контору все боятся.

— Да в последнее время уже не все. Особенно прибалты и Кавказ. Не знаю даже, что завтра будет. Страна шатается, Яша.

— И я опять солидарен с тобой, Витя. И давай пока глобальные темы оставим в сторону, и разберёмся с этим прапорщиком быстро и качественно. Как нас с тобой учили в своё время.

— Зови наглеца.

Кантемиров в самом деле впервые решал главный вопрос на настоящий момент своей жизни — сдавать контрразведчикам своего товарища или прикинуться валенком? До этого случая у парня такой вопрос даже бы не стоял в голове. Сдавать своих — западло при любых обстоятельствах. А тут Дарья… Что делать?

Тимур уже понял, что никаких доказательств на него у офицеров нет. Только информация, что Толян в Дрездене. Всё! Прапорщик метнул следующий камешек: «Блин, говорил же ему сколько раз — не хрен здесь делать!»

Даже сейчас, размышляя о выходе из этой ситуации и бросая камешки в металлический круг, Тимур представлял себе по очереди в качестве мишени лица своего друга, особиста полка и Директора дома советско-германской дружбы.

И что интересно, в лицо предполагаемого Толика метатель попадал чаще остальных. Внутренне прапорщик, постоянно думая о Даше, уже сделал свой выбор.

С балкона вышки раздался голос майора:

— Тимур, поднимайся к нам!

Обращение по имени и призыв «к нам» несколько успокоили парня. Начальник стрельбища быстро поднялся, зашёл в зал и по привычке вновь уселся в кресло за пультом. Оба контрразведчика стояли по разные стороны огромных окон вышки.

Кантемиров заинтересованно взглянул на офицеров — кто из них теперь будет «хорошим следователем», а кто «плохим»?

Капитан Путилов перехватил взгляд прапорщика, улыбнулся совсем невесело и тихо сказал:

— Встать, прапорщик.

Если бы команду рявкнул майор, Тимур испугался бы меньше. Директор Дома советско-германской дружбы произнёс эту фразу совсем не по дружески, и сказал так, что прапорщик вмиг осознал, что игры в «плохих и хороших следователей» закончились.

Перед ним стояли два матёрых контрразведчика, у которых остался только один единственный вопрос — сломать этого бурого прапорщика до обеда или после?

Кантемиров понимал, что лично на него у офицеров ничего нет, и по инерции продолжал борзеть:

— Ещё могу «упасть и отжаться»

— Успеешь ещё — «и упасть, и там пропасть, на дне колодца. Как в Бермудах, навсегда…» — за свои валютные операции.

— Виктор Викторович, какие операции, какой колодец?

— Сам же мне тут недавно в спортзале Высоцкого напевал.

— Теперь понял. Нет у меня никакой валюты, и не было.

— Кантемиров, мы оба с тобой знаем, что есть и была.

— Тогда, ищите.

— Пока не до тебя. А твоего Тоцкого мы гонять будем по всей ГДР, как вшивого по бане. И у него осталось максимум пару суток. Это без выходных.

— Тоцкий такой же мой, как и ваш — гражданин СССР.

— Прапорщик, тогда молись своему богу, чтобы этот гражданин не начал нам первым петь про тебя и валюту, когда мы его с подругой прижмём. И нам всё равно — кто из вас раньше запоёт — или ты, или Тоцкий, — совсем не по доброму ухмыльнулся комитетчик.

— На понт берёшь, начальник?

— Тимур, ты свои поселковские понятия себе же в жопу и засунь. С тобой пока нормально разговаривают.

— Да конечно, нормальный и интересный у нас с вами, Виктор Викторович, разговор получается — про статью 88 Уголовного Кодекса РСФСР. А санкции, я и без вас знаю.

— Вот видишь, студент, какой ты грамотный? — подключился к диалогу с другой стороны особист полка. — Поэтому быстро перестаём борзеть и тупить. Тимур, мы говорим с тобой нормально, и заметь, практически у тебя дома. А не тащим тебя в околоток — признания с тебя вытряхивать.

— А я ничего не знаю.

— А нам от тебя ничего и не надо. Нам надо быстро с Тоцким поговорить и всё. В его же интересах, и в интересах его невесты, как ты там сказал? Симоны.

— Ни хрена себе интересы — Толяна на губу, Симону в Штази?

— Не хами, Тимур! Ты же в ЛГУ учишься, — немного иначе улыбнулся Директор Дома советско-германской дружбы и продолжил: — Тоцкий под сопровождением завтра уезжает в Союз. А его Симоне быстро оформляем документы и отправляем вслед.

— А вам какой резон так суетиться с ними?

— Прапорщик, а ты вспомни шумиху в этом году вокруг письма Горбачёву от сверхсрочника с соседнего гарнизона, — ответил начальник особого отдела мотострелкового полка. — Там тоже была большая и чистая любовь к немке, ядрён-батон! Вам всё своих баб не хватает? А вот нам такого повтора не надо. Отправим обоих тихо в Союз, и пусть там женятся — переженятся, как хотят, в различных позах.

Майор Яшкин уже ходил по залу и, размахивая руками, показывал, как будут жениться Толик с Симоной в Советском Союзе. Тимур задумался…

Всё же есть резон в словах контрразведчиков… Шухер с этим письмом Генсеку КПСС от сверчка-переводчика про свою женитьбу на немке и в самом деле поднялся знатный на всю группу войск.

Комитетчик внёс правильное направление в размышления прапорщика:

— Смотри, Тимур, поэтому мы сегодня и не определим твоего дружка на гаупвахту. Переночует спокойно у нас. Если придёт добровольно. А завтра Яков Алексеевич лично сопроводит Тоцкого до Бреста. Нам лишние глаза и уши тоже не нужны.

— Тогда у меня ещё один вопрос имеется.

— Не много ли у тебя вопросов, Кантемиров? — майор остановился напротив прапорщика.

— Этот последний. Скажите, пожалуйста, товарищи офицеры, а кто Тоцкого заложил?

Контрразведчики переглянулись, и товарищ офицер КГБ ответил почти честно:

— Никто не закладывал. Любит твой дружок по магазинам бегать в центре Дрездена и по вокзалам ошиваться.

— Вот дурак! Говорил же ему…

— Прапорщик, хоть в чём-то, мы с тобой согласны. А по поводу его подруги Симоны — если у неё не было проблем с законом, документы оформим за день.

— Да какие проблемы, Виктор Викторович? Симона работает преподом русского в фахшуле, — начальник войскового стрельбища Помсен выдал следующую военную тайну. Выдал и не заметил…

Контрразведчики переглянулись. Вроде бы всё складывается? Разговорили на раз военнослужащего. Как малолетку… Как учили старшие товарищи… Вот тебе и вся прапорщицкая борзота.

Комитетчик совсем по- домашнему улыбнулся Тимуру:

— Так говоришь, русский язык преподаёт в техникуме? Совсем проблем не будет с документами. Отправим Симону на практику в Союз.

— А на работе её отпустят? — забеспокоился прапорщик.

— Отпустят! Мы так попросим наших немецких друзей, что не только отпустят, но и всю учёбу с проездом оплатят.

— Не обманете, Виктор Викторович?

— Прапорщик, мне что — торжественную клятву тебе дать?

— Клятвы не надо. Будет достаточно и нормального офицерского слова. Вы же офицер?

— Даю слово офицера.

— Хорошо. Куда нам с Тоцким подойти сегодня вечером?

— Тимур, знаешь гаштет на Хауптштрассе неподалеку от Альбертплатц? Я там обычно после спортзала пивком балуюсь.

— Пиво после тренировки?

— А тебе, боксёр, рано ещё «Радебергерское» пить. Лучше минералкой восстанавливайся.

— Виктор Викторович, мы боксёры-прапорщики обычно после тренировок водку жрём. А затем ходим по ночному Дрездену и ищем приключений на свою жопу.

— Считай, что уже нашел. Ты, главное, Тоцкого приведи.

— Приведу. А вы, товарищи офицеры, главное, своё слово сдержите.

— А если не сдержим, вот что ты, прапорщик, нам сделаешь? — заинтересовался в оперативном запале особист полка.

— Не знаю. Но, мне будет интересно, что вы будете делать, если об этом узнают все в гарнизоне. — Кантемиров внимательно перевёл взгляд с одного контрразведчика на другого и вздохнул. — Я сегодня своего друга сдам. Вы меня и так к стенке поставили. Сами предложили условия, сами и выполняйте. Не выполните, мне то будет нечего терять. И если про меня узнает весь гарнизон, что я заложил своего товарища, тогда и про вас все услышат, что вы оба — козлы.

— Ладно, Тимур, не кипятись, — Директор Дома советско-германской дружбы обошёл прапорщика с другой стороны, знаком показал майору заканчивать этот разговор и встал у окна. — Не переживай. Мы уже сказали тебе, что прапорщик Тоцкий здесь никому не нужен. Всё будет нормально для всех.

— Договорились, — ответил начальник стрельбища и повернулся к Яшкину. — Товарищ майор, стрелять сегодня будете?

Начальник особого отдела мотострелкового полка с тоской обвёл взглядом мишенной поле:

— Из-за твоего дружка, прапорщик, сегодня не до стрельбы. Дел много. В следующий раз…

Контрразведчики и начальник стрельбища спустились по лестнице и даже пожали друг другу руки. Кантемиров выдвинулся в сторону казармы полигонной команды. Офицеры остановились около УАЗа особого отдела и ещё раз посмотрели вслед прапорщику.

Комитетчик спросил коллегу:

— Яков, как думаешь, приведёт сегодня беглеца?

— А куда он на хрен денется?

— Как бы вместе с Тоцким на запад не рванул.

— Нет. Однозначно — нет. Кантемирова мы уже проверяли и не раз. Тимур, какой бы он не был, но он — свой. А по поводу валюты, да и хрен то с ней. Пусть балуется, если мозгов хватает по дурости не попасться. Прапорщик с долларами в кармане по гарнизону не шастает, явных сигналов о валюте от наших «барабанов» не поступало. И от командиров никаких претензий. Службу тащит…

— Ладно, поехали. Мне ещё надо с шефом по поводу этой Симоны переговорить.

— А мне успеть паспорт на завтра оформить, — улыбнулся майор Яшкин.

УАЗ начальника особого отдела рванул в противоположную сторону от Центральной вышки войскового стрельбища Помсен…

Глава 2 Старослужащие

Начальник войскового стрельбища возвращался к казарме медленно. Под прапорщицкой фуражкой возникали обрывочные мысли и тут же исчезали. Сил не осталось даже на раздумья… Кантемиров пытался восстановить основную нить разговора с контрразведчиками, но так и не смог. В башке постоянно появлялась и исчезала только одна мысль — сегодня он сдаст своего друга. Сдаст без тени сомнений.

Не захочет Толик идти сам, даст прапорщику раз в ухо и приведёт прямиком к сотруднику КГБ. Потому что — есть ещё Дарья. И Тимур её должен беречь. И Толяна вроде тоже надо как-то сохранить?

О себе прапорщик пока не думал. Больше всего молодому человеку сейчас хотелось просто исчезнуть из этого места, из этой страны. Оказаться бы где-нибудь на Бермудах, или на Гаваях, которые Тимур видел только по телеку в передаче «Клуб путешествий». Муторно было на душе у советского гражданина. И мутно в голове. Как там у Высоцкого:

«Нам бермуторно на сердце

И бермутно на душе…»

Ну, что за день сегодня? С утра взбучка от командира полка. Ну, это ладно, это привычно. И два часа разговора почти на равных с двумя сотрудниками контрразведки. Мы же здесь все свои… Как они его развели? Он же сам всё рассказал. И сам сегодня Тоцкого притащит. Так что получается, Тимур — стукач и предатель? Мысли появлялись, путались и исчезали где-то там далеко, на Гаваях с Бермудами.

Нет, надо с кем-то обязательно выпить и поговорить. Выплеснуть пар… А с кем можно поговорить о Толике Тоцком? Только со своим. А кто у нас свой? Да кругом все свои, советские. Тогда, кто такой прапорщик Кантемиров? Чужой среди своих. Пипец, какой-то замкнутый круг получается…

Начальник советского полигона даже не заметил, как подошёл к оборудованным землянкам, где обычно пехота оставалась после ночных стрельб. В перерывах между стрельбами в этих землянках жили бойцы рабочей команды. И сейчас стоял строй солдат с лопатами во главе с командиром роты, старшим лейтенантом Чубаревым. И офицер вроде свой. Точно — не звездобол… Уже три года вместе в одном полку со всеми пехотными радостями, тяготами и лишениями. Миша — точно, свой.

Во всяком случае, к особистам докладывать не побежит на сто процентов. Не любит он контрразведчиков. Хотя, кто его знает? У прапорщика не было особого выбора, а выпить и поговорить надо — так или иначе. Не одному же пить у себя в домике? И как там у классика: «Если я чего решил, то выпью обязательно!»

У прапорщика со временем разработался отличный командный голос, и совсем не от того, что он очень любил командовать. Кто же не любит командовать? Но, не будешь же на полигоне каждый раз бегать к громкоговорителю на вышках. Вот и пришлось Кантемирову постоянно тренировать голосовые связки на просторах необъятного войскового стрельбища.

Тимур остановился, набрал побольше воздуха в лёгкие, и среди деревьев разнеслось зычное:

— Товарищ гвардии старший лейтенант!

От командира 9 МСР — ноль эмоций. Начальник стрельбища догадался, что ротный в настоящий момент популярно и доходчиво объясняет своим бойцам, что с ними произойдёт в ближайшем будущем, если они сегодня не выкопают злосчастную траншею под новый кабель.

Прапорщик решил более целенаправить своё обращение к офицеру, усиливая свои голосовые связки на единственном слове:

— Чубарев!

Командир роты услышал, узнал голос товарища, недоуменно завертел головой, пытаясь среди деревьев заметить начальника стрельбища, заулыбался и, добавив пару крайних напутственных слов своей пехоте, поспешил к Тимуру.

На подходе офицер произнёс:

— Отпустили с чистой совестью? Прапорщик уже встал на путь исправления?

— Дали отсрочку. Пойдём, Миша, пообедаем. И у меня разговор к тебе есть.

— Обед — это гут! Я твоих бойцов не объем?

— Мы всегда с запасом готовим. А вместо твоей порции я с поваром колбасой поделюсь, солдатам на бутерброды.

— Кучеряво живёшь, начальник.

— Да остался кусок колбаски от одного знакомого прапорщика. Недавно тут гостил у меня. Не пропадать же…

— Тогда понятно. Ну, веди, хозяин кухни, в свои закрома.

— Изволите со мной отведать, господин офицер?

— Всенепременно, товарищ прапорщик.

Служивые развеселились и пошли откушать, чем армейский бог послал им в этот непростой служебный день. На кухне начальник стрельбища вручил повару упаковку колбасы и распорядился об обеде на двоих в своём домике. Затем отвёл старшего оператора Виталия Басалаева в сторону и поделился тревожным сообщением о сборе всех старослужащих у себе в домике ровно через час.

Командир 9 роты и так был приближённым офицером к войсковому стрельбищу Помсен как непосредственный начальник двух БМП, стоящих на качалках директрисы. Механики-водители боевых машин подчинялись одновременно ротному и начальнику стрельбища. Чубарев оказался самым молодым ротным в полку, два года его мотострелки считались лучшими в части вместе с разведротой, пока не сравняли периоды службы.

В 67 МСП остались только три боевых подразделения с разным периодом службы: разведрота, рота связи и полигонная команда войскового стрельбища Помсен. Вековые традиции армейской жизни оказались нарушены, и теперь командиру когда-то отличной роты пришлось начинать всё заново. 9 МСР вместе с разведкой полка дневала и ночевала на полигоне, бойцы обоих подразделений были хорошо знакомы с полигонной командой, а офицеры и прапорщики волей или неволей старались не сориться с начальником стрельбища.

Ещё три года назад молодой лейтенант Чубарев в один прекрасный день боевых стрельб познакомился с молодым прапорщиком Кантемировым, парни принюхались друг к другу, подружились и по возможности старались вместе переносить всякие там тяготы и лишения мотострелковой службы.

А личный состав стрельбища всегда уважал умного, волевого и весёлого офицера.

Повар Расим постарался украсить обед: разлил суп в праздничные тарелки, и приготовил компот в фарфоровых чашках. Кантемиров попросил дополнить этот натюрморт ещё двумя гранёнными стаканами…

Когда прапорщик вместе с дневальным занесли разносы с обедом, офицер уже сидел за столом.

— Тимур, а я уже знаю, что тебе с утра КП с комендантом пять суток впаяли. Когда назначили отбывать срок?

— Мне Григорьев отсрочку дал до окончания московской проверки. Да и я сам сегодня ничего не понять не успел. Тут вокруг меня такое закрутилось. Товарищ гвардии старший лейтенант, а давайте по полтинничку?

— А вот не откажусь, товарищ гвардии прапорщик! Тем более я правильно понимаю, что сейчас мне будет что послушать?

— Армейская смекалка вам не изменила, товарищ военный.

— На том и живём! Тимур, давай вздрогнем, пообедаем плотней, а потом поговорим. С утра ни крошки во рту.

Молодые люди приняли на грудь по рюмке немецкой водки, закусили немецкой колбаской и с аппетитом начали поглощать русский обед из столовой полигонной команды войскового стрельбища Помсен, приготовленный поваром-азербайджанцем…

Михаил отодвинул пустую тарелку в сторону, глотнул компот и посмотрел на товарища:

— Тимур, пока ты не начал свою пламенную речь, меня с самого утра гложет один вопрос — где я мог видеть того чувака в штатском, прибывшего вместе с нашим особистом?

— Вот вопрос — так вопрос! Миша, этот чувак — новый директор Дома дружбы СССР-ГДР.

— Вспомнил! Видел я его в комендатуре, когда начкаром на губе службу тащил.

— Он больше по связям с общественностью и по культуре, — сообщил начальник стрельбища и перевёл взгляд с бутылки водки на ротного. — Ещё по одной?

— Успеем ещё. На ход ноги примем. А сейчас поговорим. Прапорщик, если этот общественник по культуре прибыл сегодня по твою душу, то знай — к тебе уже подкрался один пушистый неприметный зверёк.

— И вот теперь, Михаил Юрьевич, ты своим сильным замечанием вплотную подошёл к нашей главной теме дня и поэтому, сиди и слушай.

Офицер допил компот и пересел на диван, вытянув ноги. Прапорщик остался за столом, только повернул стул вслед за товарищем и начал говорить. Рассказ начальника стрельбища был кратким и по делу. Тимур только не стал упоминать косвенное участие Дарьи в пересечении границ и контрабанде.

Информации хватило и без этих подробностей, для того чтобы Миша ни разу не перебил говорящего, долго молчал и потом тихо произнёс:

— Вот пипец, так пипец. Ну, вы, прапора, и отмочили дело. Много я в жизни слышал разных историй: и курсантских, и офицерских. Но, чтобы нелегально вернуться из Союза с товаром за границу на прежнее место службы, такое слышу в первый раз, — поделился мнением офицер, возвращаясь за стол. — И что, Тимур, сейчас у особистов с гебистами выбор между тобой и Тоцким? Ему же всё равно капут. И свою немку за собой в омут потащит.

— Миша, как ты думаешь, в самом деле Толяна быстро в Союз отправят и дело замнут? Или контрразведчики меня просто берут на понт?

— Тимур, есть у них шанс перед этой московской проверкой быстро и втихую всё похерить. Если с понедельника информация о нарушителе дойдёт до столичных проверяющих, они тут наперегонки рванут к телефонам на верха докладывать. Это же надо, какое дело века будет — простой прапор обе спецслужбы вокруг пальца обвёл и за своей немкой из Союза вернулся. Это же будет такой шухер и шмон по всей группе войск… И, наверняка, звёзды с погон полетят. — Младший офицер вздохнул и добавил: — И если, начальник стрельбища желает знать мое мнение, я скажу правду и только правду в глаза товарищу.

— Очень желает.

— Твоего Тоцкого по любому возьмут, если границы для него уже перекрыты. Сам знаешь — страна небольшая и у немцев везде «Орднунг». Скинут ориентировки полиции и все дела. Максимум, Толик с неделю успеет побегать. Только всех разозлит. Вот тогда точно статью припаяют. И подругу его зацепят, и тебя до кучи. Начальнику вещевого склада надо самому идти и сдаваться. Без вариантов!

— Понял, товарищ. Спасибо!

— За что спасибо-то?

— За разговор. Миша, надеюсь, мне не надо говорить, что весь базар только между нами, мальчиками.

— О чём ты, Тимур? Не было у нас никакого разговора про КГБ и прочих нехороших служб. И быть не могло. Некогда нам. И нам с тобою, прапорщик, уже давно пора траншею копать и кабель прокладывать.

— Так точно, товарищ старший лейтенант, — улыбнулся начальник стрельбища.

— Вот теперь можно и на посошок. Наливай, хозяин!

Друзья приняли на ход ноги, закусили и выдвинулись на полигон — вновь и вновь переносить тяготы и лишения воинской службы…

Сбор старослужащих солдат, так называемых «стариков», в домике прапорщика исторически являлось событием редким, архиважным и тревожным в жизни всех бойцов полигонной команды войскового стрельбища Помсен.

Прапорщик Кантемиров с самого начала сверхсрочной службы ввёл практику — суровый и прямой разговор с Дедами Советской Армии «тет на тет» за круглым столом, где все участники переговоров были почти на равных. Стол был привезён с немецкой свалки два года назад и отреставрирован лично краснодеревщиком рядовым Драугялисом.

Этой осенью состав старослужащих четвёртого периода оказался в количестве пяти бойцов: старший оператор Виталий Басалаев, оператор первого направления Владимир Вовченко, оператор пятого направления Сергей Смолич, пилорамщик Ромас Драугялис и повар Расим Алиев. Русский, украинец, белорус, литовец и азербайджанец…

Вызванные на разговор с начальником стрельбища старослужащие был самыми дружными солдатами из всех трёх с половиной лет службы Кантемирова на стрельбище Помсен. «Старики» полигонной команды с чувством собственного достоинства расселись напротив своего командира.

Прапорщик обвёл всех взглядом и сказал:

— Прежде чем сообщить две плохие новости, у меня с самого утра имеется один нехороший вопрос — с какого хрена, молодой первого направления, рядовой Усков ходит сегодня с разбитой губой? — Кантемиров в упор посмотрел на «деда» данного направления Владимира Вовченко, низкорослого и полного солдата, которого все звали или Вовчик, или Пончик. Прапорщик уточнил: — Пончик, вопрос к тебе.

— Товарищ прапорщик, этот Саня Усков уже который день с такой губой ходит. А вы только сегодня заметили. Молодого никто не бил. Отвечаю. Саня так и не научился прикуривать от фазы с нулём.

Начальник стрельбища посмотрел на своего заместителя, старшего оператора Басалаева. Сержант утвердительно кивнул.

У солдат полигонной команды из-за вечного дефицита спичек особым шиком считалось умение прикурить слегка подмоченным концом сигареты через контакт двух оголённых проводов под напряжением. Конец сигареты подмачивался языком, переворачивался и с двух сторон аккуратно подводились два конца провода — ноль и фаза.

Лёгкая и желанная искра, вдох и вот сигарета уже дымит. В этой рисковой процедуре было важным не перемочить или не прижать сигарету проводами, иначе искра превращалась в нежеланное короткое замыкание электрического тока, вспышку перед глазами и обожжённые губы.

Видимо, рядовой Усков несколько дней назад провёл не совсем удачный эксперимент с экономным, но рисковым прикуриванием. Ну что же — похоже на правду…

Кантемиров согласно кивнул в ответ и перешёл к актуальной теме дня:

— Первая новость, коллеги по стрельбищу, — мне сегодня в общей сложности впаяли пять суток ареста, — начальник стрельбища сделал паузу и продолжил: — Вторая новость — эти арестантские сутки полностью зависят от вас, товарищи старослужащие.

— А мы-то здесь причём? — резонно заметил сержант.

— Во-первых, кабель на пятом направлении надо полностью заменить и всё оборудование подключить по новой к утру понедельника. Командир полка проверит лично. И, во-вторых, полк должен сдать московскую проверку только на отлично. Это дембельский аккорд подполковника Григорьева. И тогда, может быть, меня амнистируют по полной. Так сказать — пошлют подальше на свободу с чистой совестью.

— Товарищ прапорщик, конечно, было бы совсем неплохо отдохнуть от вас хотя бы суток пять, — сообщил с хитрой улыбкой старший оператор. — Но, с другой стороны мы своих на кичу не сдаём. И командира полка уважаем. Всё сделаем!

— Сделаете к обеду в воскресенье. Пехота будет копать основную траншею до распределительного щитка, наши молодые и черпаки пусть копают до подъёмников. На вас ляжет разводка кабеля и подключение. После обеда отдых и баня. Всем перед проверкой отдохнуть и постираться. Я сейчас уеду и буду только в воскресенье к вечеру. Заодно и попарюсь.

— Сделаем, товарищ прапорщик. Не парьтесь, — сержант посмотрел на своих товарищей по службе. Старослужащие закивали в ответ.

— Я знаю, и поэтому приготовил ещё одну новость. И весьма неплохую, — улыбнулся командир.

Тимур и так был уверен в своих солдатах, которые пока ещё ни разу не подвели своего командира. И вообще прапорщик Кантемиров считал, что дедовщина в армии — это явление достаточно сложное, чтобы отзываться о ней однозначно.

Дедовщина была и будет, пока будет существовать армия по призыву. Она где-то, даже необходима. Допустим, в становлении и воспитании молодых солдат с помощью старослужащих. Совсем другое дело, какие формы она принимает.

Как, например, река… Она может питать всё живое вокруг, а может превратиться в природную стихию, несущую смерть и разрушения на своём пути. Но, тем не менее, реки существуют и никуда от них нам не деться. Бесполезно пытаться перекрыть реку, она все равно прорвётся, найдет свою дорогу. Но этот поток воды можно укротить, заставить работать на себя и даже вырабатывать полезную электроэнергию. Главное, чтоб этот поток был под постоянным контролем…

В этот раз начальник стрельбища решил отблагодарить своих бойцов так, чтобы они ещё долго помнили своего командира и после грядущего дембеля. Тимуру было за что благодарить старослужащих, и было чем. Цинковая коробка, набитая деньгами и спрятанная под силовым кабелем, давно требовала к себе особого внимания.

И для важности момента прапорщик по очереди посмотрел на каждого солдата и назвал по имени:

— Виталий, Володя, Сергей, Ромас и Расим, я даю слово прапорщика ГСВГ, что если меня всё же не отправят на гауптвахту, я куплю каждому из вас по спортивному костюму. Каждому подарок лично от меня.

В домике прапорщика повисла пауза…

Старослужащие переглядывались и ничего не понимали. До этого случая им подарков стоимостью в четыре зарплаты рядового солдата никто не делал.

Старший оператор, как земляк начальника стрельбища, вежливо поинтересовался:

— Товарищ прапорщик клад нашёл?

— Мы тут уже второй год копаем, копаем. И ни хрена не находим! — с улыбкой поддержал идею оператор первого направления Вовчик (он же — Пончик).

— Может быть, сегодня что-нибудь найдёте? — с улыбкой пожал плечами начальник стрельбища. — Кто ищет, тот всегда найдёт. И, товарищи бойцы, вы все сейчас имеете полное право гордо отказаться от подарка и заявить своему командиру, что вы и без немецких спортивных костюмов перекопаете наше стрельбище вдоль и поперёк.

— Товарищ прапорщик, а мы не такие гордые и согласны на медаль, — заявил оператор пятого направления, рядовой Смолич. Остальные дедушки Советской Армии разом загалдели и выразили полную солидарность с коллегой.

— И это гут, товарищи солдаты. А теперь всем встать и повернуться боком. Прикину ваши размеры.

Бойцы вскочили. Прапорщик внимательно осмотрел каждого и обратился к Вовченко:

— Вовчик, а ты когда успел такой живот нарастить?

Бойцы рассмеялись, а Володя обиженно протянул:

— Положено старому…

— На положено — наложено! Гвардии рядовой Вовченко, приказываю по утрам бегать вместе со мной и Абреком.

— Товарищ прапорщик, я своё отбегал. Пусть молодые с вами наперегонки гоняют.

— Пончик, я тебе куплю спортивный костюм на размер меньше. Будешь бегать, пока не влезешь.

— Вот всегда вы так, товарищ прапорщик, сначала обрадуете, а потом огорчаете, — вздохнул рядовой.

— Пончик, это у нас жизнь в войсках такая — всегда в полосочку: белая, а потом чёрная, и потом снова белая. Да пошутил я, рядовой. Будет тебе костюм на вырост, на размер больше. А свой живот исправляй. Ты же боец Красной Армии, а не беременная немка.

— Есть исправить живот! — обрадовался изменению цвета жизненной полосы старослужащий Советской Армии.

— Тогда всё. Договорились. Расходимся. Лопаты для пехоты обязательно поточите. Я пошёл к Чубареву.

Рабочая команда прямо около землянок заканчивала свой обед, доставленный на БМП старшиной роты. Начальник стрельбища подошёл к ротному:

— Миша, соберите все лопаты, поточим у нас в мастерской. Веселей копать будет.

— Тимур, у тебя случайно нет сигарет в запасе? Мои всё искурили. Достали уже меня и старшину.

— Имеется запас, — ответил Кантемиров и прикинул количество солдат рабочей команды. — Смогу поделиться из расчёта — пачка «Северных» на троих копателей.

— Широкий жест, товарищ прапорщик.

— Басалаев принесёт. Главное — выкопать эту траншею. Миша, пусть твои бойцы копают основное направление. Оператор покажет. Мои будут херачить от распределительного щитка и до рубежей. А я переодеваюсь и в город.

— Ни пуха тебе, прапорщик. И не пера.

— Пошёл ты к чёрту, старлей!

— Смотри, Тимур, сам аккуратней там с особыми чертями.

— Это да…

Друзья попрощались, начальник стрельбища зашёл на Директрису БМП, закрыл за собой входную дверь, аккуратно вынул цинк с деньгами из-под силового кабеля, засунул пару пачек в карманы штанов ПШ, немного прикинул и захватил ещё пару банкнот дойчмарок.

После Директрисы прапорщик Кантемиров подозвал старшего оператора, выдал ему из своих личных запасов сигареты для пехоты и для своих. Затем быстро сполоснулся под душем в офицерской бане, переоделся в гражданку и рванул на конспиративную встречу с нелегалом ГСВГ, хотя пока не знал точно, где прячется Толян…

Глава 3 Разговоры

Начальник войскового стрельбища Помсен в самом деле не мог знать, где сейчас прячется бывший начальник вещевого склада полка. Но, прапорщик Кантемиров хорошо знал, кто обладает секретной информацией очередной явки нелегала, и прямо с автовокзала пошёл к фахшуле, где работала учитель русского языка.

По счастливому лицу Симоны, и по тому, как она выпорхнула из учебного заведения после окончания уроков и поспешила на вокзал, Тимур убедился, что оказался прав. Так спешат только к любимому человеку…

А этот нехороший сердечный человек даже не подозревает, в какую ситуёвину вляпался сам и потянул за собой остальных. Советский военнослужащий аккуратно из-за дерева проследил, нет ли хвоста за гражданкой ГДР, и вышел навстречу.

— О, Тимур! Я рада тебя видеть. Толик нас ждёт, — немка с ходу перешла на русский с лёгким акцентом. Профессионалка! И опять же постоянная практика с советским прапорщиком. Днём и ночью…

— Добрый день, Симона. Тоже рад тебя видеть.

Молодая и счастливая женщина посмотрела на русского и что-то почувствовала. Женское сердце не обманешь, а прапорщик не был профессиональным разведчиком. Он даже не был контрразведчиком. Он был обычным советским парнем. Видимо, что-то мелькнуло на лице молодого человека при упоминании Толика.

Преподаватель русского языка от волнения перешла на родной:

— Was ist passiert, Timur? (Что случилось, Тимур?)

— Всё хорошо, Симона. Мне надо поговорить с Толиком, — советский прапорщик решил остаться на родном и могучем.

— Mein Freund ist in Gefahr? (Мой друг в опасности?)

— Симона, я же сказал, что всё в порядке. Надо поговорить про ваши документы.

Слова «порядок и документы», сказанные обычным голосом, несколько успокоили немецкую девушку. Симона взяла под руку товарища своего друга и по пути доверчиво начала рассказывать, что её любимый сейчас живёт там же где и она с сыном и мамой — в Оберлошвице, пригороде Дрездена.

Удовлетворённая молодая женщина томно добавила, что сегодня с Толиком они почти не спали и расстались только утром. Советскому прапорщику тоже захотелось поделиться с подругой советского прапорщика свежими впечатлениями сегодняшнего дня, когда ему с самого утра испортил настроение командир полка, а потом в течении двух часов с ним развлекались русские контрразведчики с одной интересной игрой в «доброго и злого следователя»…

Кантемиров решил не расстраивать влюблённую женщину и оставил этот разговор для её обожаемого Толика. С ним то он точно поговорит обо всём и напрямую. Как воспримет новости его друг? По большому счёту он сам сдал особистам своего товарища с потрохами, и сейчас его женщина, ничего не подозревая, ведёт предателя на их место временного убежища.

И наверняка, за ними сейчас хвост: или Штази, или КГБ. Прапорщик несколько раз проверил наличие слежки (как показывали в кино про шпионов) и никого не заметил. Так, за милым разговором русский с немкой доехали на электричке до пригорода, зашли в магазин за продуктами и пивом, и спокойно дошли до конспиративной квартиры. Слежки не наблюдалось…

Прапорщик Тоцкий искренне обрадовался появлению товарища, даже обнял при встрече. Тимура кольнуло где-то в области сердца. Как сказать этому вздыхателю всю правду? Затем Толик обнял Симону, и пара занялась долгим поцелуем.

Да так занялись, что позабыли обо всём на свете. Как будто они не расстались сегодня утром, как будто этот поцелуй был последним в жизни.

Начальник стрельбища интеллигентно подождал минуту и всё же решил напомнить о себе:

— Товарищ прапорщик, я вам тут не мешаю? Могу уйти.

— Проходи на кухню. Сейчас пиво попьём.

— Толик, нам бы о документах поговорить.

Тимур знал, что Симона заскочила буквально на минутку, дома её ждали родные. Женщина понимала, что разговор о деле и документах будет важным, оторвалась от любимого, улыбнулась Тимуру и поспешила к маме и сыну. С Симоной договорились о том, что через два часа оба приятеля будут ждать её около дома.

Когда за женщиной закрылась дверь, Толик прошёл на кухню, открыл две бутылки пива и разлил по бокалам. Тимур усмехнулся:

— Толян, а ты совсем немцем становишься. А из горла уже никак?

— Бокалы же есть. А из горла некультурно.

— Ладно, культурный Толик, а теперь, садись и слушай.

Друзья уселись за стол напротив друг друга. Прапорщик Кантемиров решил не тянуть кота за яйца, сделал глоток из бокала и рубанул с ходу:

— Толик, нас накрыли!

— Чем? — прапорщик ещё не отошёл от своей подруги и влюблено тупил.

— Медным тазом. Сегодня ко мне на стрельбище приехали особист с комитетчиком, а завтра будут разговаривать с Симоной и Дашей.

— Вот коза! — Тоцкий вскочил, отошёл от стола и посмотрел в окно. Затем вернулся к столу, схватил бутылку и запрокинул голову вместе с ёмкостью. Тимур в принципе был согласен с данной ему характеристикой в одно слово, но не понимал, почему слово оказалось женского рода, а товарищ даже не смотрит в его сторону. Презирает? Сейчас даст бутылкой по голове, и правильно сделает.

Нелегал оторвался от бутылки, ладонью вытер губы и снова взглянул в окно:

— Вот коза старая!

— Да кто, Толян?

— Старуха из дома напротив. Ещё в Дрездене. Она нас с Симоной и сдала. Всё из окна подглядывала.

— Подожди, Толик. Так ты знал, что за тобой следит старуха, и всё равно пошёл в магазин?

— А что было делать? Полдня дома просидел. Да я чуть не сдох со скуки. А по телеку не то, что эротику, там даже аэробику не показывали. Одни новости.

— И тебя потянуло к прекрасному?

— Да и деньги ещё хотелось потратить, — честно сообщил нелегал и забеспокоился о товарище. — Подожди, Тимур, а с тобой то что?

— Пока пять суток ареста впаяли.

— Ни хрена себе! Всё, братан, пошли. — Прапорщик допил пиво из горла. — Где моя куртка?

— Куда пошли? — Кантемиров культурно долил пиво из бутылки в бокал.

— Сдаваться. Фигли ещё делать? Пусть Симону оставят в покое.

— У нас ещё Даша есть.

— Ей-то, что будет? У неё отец — генерал. Отмажет.

— Не скажи, Толян. В отпуск поедет, а обратно не пустят через границу. И папа ничего не сможет сделать. В Союзе будет работать. Так сегодня и сказали.

— Пипец! — Толик принёс ещё две бутылки пива.

— Что будем делать?

— Пять суток в камере — это фигня. Можно и на одной ноге простоять. Я за Дашу больше думал. Ну, конечно, и за Симону тоже беспокоился. У неё сын, мама, работа. Раскрутили меня сегодня по полной программе и считай, братан, что я сдал тебя. Думай обо мне, что хочешь, Толик. Но, вроде я с ними договорился.

— Тимур, да я сам мудак. Надо было раньше тебя слушать. И о чём можно с ними договориться?

— Толик, я ещё с Мишей Чубаревым посоветовался и всё рассказал. Не волнуйся, он никому не скажет.

— Чубарев — достойный офицер. Но, он-то, что может посоветовать?

— Сын генерала, старше нас и всю жизнь по гарнизонам. Миша просто умней и ему очень не нравятся особисты. Почему — не знаю, — начальник стрельбища задумчиво пил пиво мелкими глотками.

— И что он насоветовал?

— Смотри, никто из гебистов не хочет, чтобы тебя кто-то видел из наших. Поэтому, на гауптвахту тебя сажать не будут, переночуешь где-то у них. А завтра с особистом на поезде отправят в Союз, до Бреста. Значит им надо обязательно тебя слить втихую до начала московской проверки, которая начнётся с этого понедельника.

— От меня, что им надо?

— Приходишь сам, переночуешь и с утра шнель, шнель на Родину. И ещё вербанут тебя, Толик, со всеми потрохами.

— Да и хрен то с ними. У нас на Украине уже чихали на это КГБ. Особенно на западе республики. А с Симоной что будет? И с Дашей?

— Комитетчик, его Виктор Викторович зовут, дал слово офицера, что если сам к нему придёшь, с немкой ничего не будет. Даже обещал ускорить Симоне выезд в Союз. А с Дашей вообще ни о чём говорить не станут.

— Тимур, и ты ему веришь?

— А у нас есть выбор? Я с гебистом в один зал хожу, он мастер спорта по самбо. И вроде мужик нормальный. Смутно предполагаю, что если бы этот самбист захотел, я бы уже давно в Союзе парился. Думаю, для чего-то я нужен комитетчикам. Пока не знаю.

— Всё, братан, допиваем и уходим.

— Куда, Толян?

— Сдаваться твоему самбисту.

— Ещё рано. Договорились встретиться после тренировки в гаштете на Хауптштрассе. Там я тебя и сдам товарищам из КаГеБе из рук в руки.

— Саксонский волк им товарищ.

— Согласен. Толик, что с деньгами делать?

— Отдай мою долю Симоне.

— Толик, у нас ещё четыре часа в запасе. Я захватил с собой штуку марок и пару сотен западных. Пойдём спокойно по магазинам прогуляемся, матери подарки купишь. Здесь в Оберлошвице русских точно не встретим. И держи квитанцию от чайного сервиса. Кстати, а на вокзале всё же заметили тебя, и информация дошла до нашего «ЯЯ». Он сам мне сегодня сказал.

— И тут ты был прав, братан. Извини за всё. Подставил я тебя и Дашу, и Симону тоже.

— Проехали, Толик. Я сам вписался. Надо было башкой немного думать. И зря мы девчонок привлекли.

— Это да. И как теперь мы всё Симоне объясним?

— Скажем, что я обо всём договорился. Типа — заключил соглашение. И прощайся с ней сегодня хорошенько.

— Тимур, а у меня ключи остались от тётиного дома Симоны. Может, тебе пригодятся?

— Это где старуха напротив подглядывает? Надо будет с Симоной поговорить. Завтра в гости иду к генералу, с Дашей мириться будем. А вдруг, в самом деле, понадобятся?

— Тимур, только свет не включайте. Полиция быстро приедет.

— Не учи учёного, гражданин шпион.

Друзья успокоились, допили пива и пошли сдаваться… А что им ещё оставалось?

Тимур с Толиком скинули первый мандраж пивом, немного прогулялись, а затем призадумались. Как всё пройдёт? Комитет не обманет? Где будет сегодня ночевать гражданин СССР, находящийся нелегально в ГДР? И как всё это объяснить Симоне?

Вопросы накапливались по мере приближения к дому учительницы русского языка. Вначале друзья решили говорить правду и только правду. Уже около дома Тимур поделился с коллегой своими сомнениями по поводу правдивого разговора:

— Толян, если мы сейчас расскажем Симоне всё, как было на самом деле, её просто кондратий хватит. Она же немка! Одно дело русской всё рассказать, Даше например; и другое дело законопослушной фройлян. Симона не так всё поймёт. Надо что-то придумать.

Нелегал задумался. Вопрос серьёзный. Не каждый день идёшь сдаваться с повинной в комитет госбезопасности. В голове начальника стрельбища возникла новая версия событий:

— Товарищ гвардии прапорщик Тоцкий, будем говорить немецкой гражданке правду и только правду. А правда будет такая — Толик, ты не бывший начальник вещевого склада, а секретный агент КГБ СССР, выполняющий в ГДР особое задание партии и правительства.

— Да ну нах, Тимур! — возмутился вещевик. — И ты думаешь, Симона поверит?

— Толик, ей так будет легче поверить. Помнишь, у меня Ангелика была? Так вот мы как-то раз здорово поссорились только после того, как я труды Маркса и Ленина отстойными назвал. С этого и пошло-поехало… А потом Дарья появилась. — Кантемиров задумался и продолжил: — Братан, для немцев, и особенно для немок, главное, чтобы был «Орднунг». А у тебя, Толик, на самом деле получается ни хрена не «Орднунг», а совсем наоборот — контрабанда и незаконное пересечение государственных границ.

— Хрень какая-та. И как мы всё это Симоне объясним?

— Докладываю: по заданию партии и правительства ты находился здесь, потом по приказу съездил в Союз и вернулся обратно. Задание и секретный приказ выполнил. Молодец! За это прапорщику Тоцкому… Или вы уже совсем не прапорщик, товарищ Тоцкий? Не ниже капитана будете? Так вот, за успешно выполненное задание секретному агенту полагается премия. Кстати, Толян, у тебя ещё пять тысяч марок осталось. Вот и объяснишь своей невесте, откуда у тебя такие деньжища. Скажешь, что твой надёжный друг получит марки за тебя в специальной финчасти КГБ и оставит верной подруге. А тебе просто некогда. Агента тайной службы ждут новые дела! Поэтому и срочный тайный отъезд на Родину, а затем долгожданная встреча в Москве. Всё логично.

— Не знаю…, — задумался контрабандист. Какой же начальник вещевого склада не мечтает быть секретным агентом в глазах любимой женщины? А так всё легко объясняется: приезд, срочное отбытие и деньги. Служба такая! И, на первый взгляд — как будто не видна… Тем более, сегодня он сам подпишет необходимые документы у сотрудника госбезопасности. Получается почти правда?

И всё же у Толика остались сомнения:

— А потом, в Союзе, я что Симоне скажу? Выгнали, мол, с секретной службы?

— Зачем выгнали? Оставили. Но, на оочень секретном задании. Толян, смотри — вот захочется тебе не только с Симоной покувыркаться, а приятно провести время с какой-нибудь молоденькой хохлушкой. И ты так раз — и на задании до самого утра. Симона спокойно ждёт дома, особо не волнуется и немецкий борщ тебе готовит.

— Кроме Симоны мне никого не надо!

— Не знаю, братан, не знаю, — заявил с улыбкой надёжный друг.

Друзья подошли к дому возлюбленной начальника вещевого склада, который стал почти тайным агентом КГБ. Тимур повернулся к товарищу:

— Ладно, Толян, присутствовать при вашем секретном разговоре я не буду. Лучше поеду в город, куплю тебе сумку и подарки в Союз. Заодно успею в интершоп заскочить, сюрприз тебе будет. А ты, дружок, давай устраивай свою личную жизнь. Пару часов у тебя есть. Кровать не сломайте. Встречаемся в восемь часов на автостанции города. Приезжай автобусом.

— Тогда ещё одна просьба, Тимур.

— Говори.

— Раз дойчмарки захватил, купи духи французские Симоне. Маленький флакон. Вместе с ключами потом и отдашь.

— Сделаем.

Кантемиров вернулся в город, быстро пробежался по центральному универмагу, укомплектовал дорожную сумку подарками и оставил багаж в камере хранения. Затем аккуратно зашёл в интершоп гостиницы «Меркурий», выбрал для друга самую модную куртку тёмно-синего цвета за сто пятьдесят западных марок и ещё купил три небольших флакона французских духов одной фирмы. И как по секрету сообщила молоденькая продавщица — с наимоднейшим запахом этого сезона.

У прапорщика появился новый личный план…

Тоцкий приехал вовремя, уставший и довольный. Но, весь такой сосредоточенный на выполнение особого задания партии и правительства. Главное, чтобы комитетчики с особистами не обманули. Друзья подошли к скамейке около привокзального парка.

Нелегал с интересом взглянул на фирменный интершоповский пакет в руках товарища и сказал:

— Пожрать бы, Тимур?

— Понимаю, товарищ. Силы разведчика потрачены на контакт с иностранкой. Порубаем в гаштете вместе с сотрудником КГБ. И, кстати, о шпиёнах — Симона поверила?

— Братан, да я сам удивился. Поверила. Даже всплакнула.

— Надеюсь, ты смог девушку успокоить качественно?

— Шпион старался.

— И награда нашла своего героя! Снимай свою ветровку. Документы не забудь вытащить.

— Зачем?

— Вручаю от лица секретной службы. Держи. Это подарок, Толян. От меня лично…

Кантемиров вытащил из пакета новую куртку, всю в карманах с молниями и стоимостью примерно в одну зарплату старшего офицера, и развернул перед товарищем. Тоцкий быстро вынул из карманов старой ветровки документы, мелочь и платок, скинул и переоделся в новьё с ароматом чуждой нам капиталистической жизни.

Рассовывая мелочь по карманам, нелегал произнёс:

— Блин, Тимур, не ожидал. Честно. Вот от души — спасибо тебе за всё!

— Пока не за что, Толян. Посмотрим, чем нас контрразведчики сегодня порадуют. Или сильно огорчат?

— Посмотрим. Да мне уже как-то всё по хрен. Устал я…

— А мне ещё нет. И врагу не сдаётся наш гордый «Варяг»…

— Тимур, а с ветровкой, что будем делать?

— Сложи в пакет и оставь здесь на скамейке. Будем заметать следы, как настоящие разведчики.

По дороге в гаштет Тимур инструктировал Толика:

— Смотри, Толян, наверняка мне сегодня скажут, чтобы я не приходил завтра на вокзал, чтобы лишний раз тебя не светить. Я приду заранее и буду вас ждать на соседнем перроне за каким-нибудь киоском.

— На хрена?

— Хотя бы чтобы знать, что у тебя всё в порядке.

— И как ты узнаешь? Думаешь, меня в наручниках на поезд «Дрезден — Брест» посадят?

— Толик, у тебя в руках будут сумка и сервиз в коробке. Если сумка в правой руке, а коробка в левой — значит у нас «орднунг». Если наоборот — тогда: «Всё пропало, шеф!»

— А если всё плохо — что ты сделаешь?

— Выскочу из засады, нокаутирую особиста полка, и будем мы с тобой, Толян, уходить, отстреливаясь до последнего патрона, строго на Восток. Не бзди, прапорщик, я тебе выдам свой парабеллум.

— Тимур, меня и так трясёт, а ты тут со своими шуточками.

— Блин, братан, я же говорю — чтобы нам всем здесь — и мне, и Симоне, и Даше — знать, что у тебя всё в порядке. Чтобы спасть спокойно, и за тебя не волноваться.

— Понял. Что-то мне хреново, Тимур. Может до комитетчика зайдём куда-нибудь и вмажем по стопарю?

— А вот это здравая мысль! Вот и гаштет какой-то на той стороне улицы. Пойдём, шпиён. Толик, ты главное завтра сумку с коробкой в руках не перепутай.

Друзья заскочили в питейное заведение, которых в центре города, около вокзала оказалось не так уж мало…

Небольшой полутёмный зал на четыре стола в пятницу вечером был заполнен, Кантемиров подвёл товарища прямо к мощной деревянной стойке и заказал «цвай доппельт водка». Бармен сразу понял, что перед ним русские и понимающе кивнул.

По сорок грамм немецкой водки в тридцать восемь оборотов каждому оказалось ничтожно мало для снятия стресса перед встречей с сотрудником КГБ. Товарищи переглянулись, и нелегал сам попросил бармена повторить заказ в двойном размере: «фиер доппельт водка». И ещё два стакана яблочного сока. Толик очень любил яблочный сок и хорошо знал это слово — «апфельсафт» (Apfelsaft).

За барной стойкой Тимур продолжил инструктаж:

— Толян, ещё раз говорю — сумка в правой руке, это хорошо; сумка в левой руке — это плохо. Запомнил?

— Братан, уж поверь на слово, «левой — правой» мне в армии твёрдо вдолбили. Не перепутаю, — заулыбался человек, добровольно идущий сдаваться в КГБ.

А у его товарища после повтора тоже приятно зашумело в голове. Начальник стрельбища осмотрел зал в поисках тайной слежки, подозрительных лиц не обнаружил, но на всякий случай пододвинулся ближе к нелегалу и зашептал в ухо:

— Гражданин шпиён, у меня к вам ещё одно дело.

— Слушаю внимательно, товарищ разведчик, — тихонько ответил бывший начальник вещевого склада и, подозрительно взглянув на рыжего бармена, склонил голову.

— Толик, я купил твоей Симоне самые модные духи.

— Покажи.

— Вот. — Кантемиров развернулся от стойки, ещё раз внимательно осмотрел зал и вытащил из кармана небольшую коробочку французских духов. Толик повторил вслед за товарищем осмотр помещения на предмет слежки и взял упаковку в руки. Внимательно осмотрел, наклонился и произнёс шёпотом:

— Класс, Тимур! Спасибо. Давай откроем и понюхаем.

— Толян, это сюрприз девушке. Открывать не будем.

— Тогда, давай ещё по фиер доппельт водка и апфельсафт.

— Братишка, это ещё одна здравая мысль за сегодняшний вечер. Толик, я тебя уважаю. Заказывай! — И тут Кантемиров вспомнил о деньгах, оставшихся от покупок сумки и подарков в Союз. — Блин, Толян, я совсем забыл — у тебя же ещё от штуки около сотни марок осталось. Держи.

— Понял, товарищ прапорщик. Значит, сегодня угощает вещевая служба. Переведи этому рыжему, что я угощаю всех в этом зале по биру и по доппельт водка.

— Анатолий, это красивый и правильный жест. Это — по-нашему…, — сообщил коллега по прапорщицкой службе, подозвал бармена и объяснил ему, что у его товарища сегодня день рожденья, и он угощает всех в этом прекрасном заведении бокалом пива и рюмкой водки.

Работник барной стойки с уважением взглянул на виновника торжества, поднял большой палец и громко заявил в зал, что один из этих русских сегодня стал на целый год мудрей, и он угощает всех. Со всех четырёх столов послышались аплодисменты.

Прапорщик Тоцкий оторвался от стойки, шагнул в центр зала и с чувством кивнул. Аплодисменты перешли в бурные овации. Зал развеселился… Друзья тоже…

Кантемиров понимал, что в этом приличном заведении теперь все свои и можно говорить спокойно, не опасаясь слежки и прослушки КГБ и Штази, вытащил из карманов ещё два коробки духов и аккуратно поставил их в ряд на стойку прямо перед товарищем между дупельками водки.

Толик сфокусировал взгляд и удивлённо взглянул на парфюм:

— А это кому?

— Щас скажу. Толян, давай вначале вмажем? За тебя!

— А я хочу выпить за тебя.

— Давай за нас с тобой?

— Товарищ, это сильный тост! Прапорщики пьют стоя, локоть на уровне погон…

Служивые с чувством приняли на грудь, запили соком, нелегал икнул и вопросительно взглянул на товарища:

— Тимур, на хрена нам ещё парфюм?

— Какой парфюм, Толик?

— Вот.

Теперь прапорщик Кантемиров, зажмурив один глаз и усилив зрение на указывающий перст прапорщика Тоцкого, вспомнил, улыбнулся и важно сообщил:

— Это и будет наша тайная операция под кодовым названием «Парфюм».

— Не понял?

— Товарищ прапорщик, давай рассуждать логически. У твоей Симоны уже завтра появятся эти духи. Так?

— Если отдашь, то появятся.

— Железная логика, товарищ Тоцкий, — Кантемиров протянул ладонь подельнику, который ответил сильным рукопожатием.

— Толик, а теперь представь — встречаются твоя Симона совершенно случайно с женой особиста и с женой комитетчика, и у них у всех одинаковый запах французской парфюмерии. А они понять не могут — варум (warum — почему) такая херня? — Кантемиров начал потихоньку ржать. Тоцкий, даже не подумав о том, что с чего это вдруг его Симона будет встречаться с жёнами особиста и комитетчика в городе или в другом месте, представил картину, как женщины принюхиваются друг к другу и не могут ничего понять, улыбнулся и задал вполне логический вопрос:

— А как ты передашь духи этим жёнам?

— Вот! Толик одни духи ты сейчас заберёшь с собой и отдашь нашему особисту в Бресте. Скажешь, подарок лично от тебя. Майор мужик нормальный — для жены возьмёт, не откажется И потом, ты же в Союзе останешься. И для особиста риска никакого. А так, всё красиво получится. А комитетчику я сам потом на тренировке от тебя и отдам.

— Договорились, братан. Убираем духи. А за операцию «Парфюм» надо выпить.

— Это обязательно!

Друзья допили водку, расплатились по счёту, оставив щедрые чаевые, и собрались было покинуть уютное и дружественное заведение, как рыжий бармен со словами: «Еin Moment bitte» поставил перед друзьями на барную стойку фиер доппельт водка и цвай апфельсафт.

От заведения в честь Дня рождения…

Друзья переглянулись, и Тимур сказал:

— Если откажемся, то обидим наших немецких товарищей.

— Друзей обижать не будем, — согласился Анатолий.

Первые «доппельт водка» маханули за всех присутствующих в этом зале, следующие — на посошок. Идти было примерно с квартал, и прогулка на свежем саксонском воздухе вечернего Дрездена вперемешку с песней про «самолёт и зелёное море тайги…» немного отрезвили советских прапорщиков…

…Первым в заведение под названием «Am Th or» вошёл Кантемиров, за ним Тоцкий. Слева от входной двери, у окна сидел директор Дома советско-германской дружбы и пил пиво. Комитетчик заметил входящих, поднял правую руку и посмотрел на часы.

Прапорщики на входе переглянулись. Тоцкий икнул, Кантемиров пожал плечами и уверенно подошёл к столику:

— Здрасьте, здрасьте, товарищ капитан.

Капитан госбезопасности перевёл взгляд с одного пьяного прапорщика на другого и спокойно кивнул на стулья. У нелегала страх перед сотрудником КГБ был выбит немецкой водкой, но Анатолий пока не знал, как вести себя с будущим куратором, и стоял на месте, слегка пошатываясь.

Тимур виделся с самбистом примерно раз в неделю, уверенно присел за стол, наклонился к сотруднику в штатском и тихо спросил:

— Виктор Викторович, у вас продается славянский шкаф?

— Шкаф продан, могу предложить никелированную кровать с тумбочкой, — чуть улыбнувшись, ответил комитетчик.

Начальник стрельбища поднял голову в сторону бывшего начальника вещевого склада:

— Присаживайтесь, товарищ прапорщик. Здесь все свои. Я проверил.

Толик укрепил своё не очень послушное тело на стуле, выдохнул и даже смог пьяно улыбнуться Путилову. Тимур оказался первый раз в гаштете «Am Th or», больше похожем на пивной бар, и с интересом осмотрелся.

В отличие от прошлого места распития этот зал оказался большим и светлым, и народа присутствовало не так много даже в пятничный вечер. Видимо, здесь цены были не такими демократичными как в простых питейных заведениях города. Похоже, самбист знал, где можно приятно провести время в тишине, покое и без лишних глаз…

К столику подошла молоденькая официантка в саксонском национальном костюме с глубоким декольте. Советские прапорщики сразу заулыбались. Девушка представилась Катрин, игриво подмигнула красавчику Тоцкому и поинтересовалась, какой заказ сделают молодые люди.

Кантемиров со словами: «Айн момент, бите» обратился к организатору исторической встречи недалеко от Эльбы:

— Виктор Викторович, поужинаете с нами? Сегодня вещевая служба полка угощает всех присутствующих. Гулять, так гулять…

Начальник стрельбища многозначительно посмотрел на тыловика. Тоцкий, не отрывая взгляда от декольте саксоночки, только кивнул и снова икнул. Катрин вежливо рассмеялась. Фройлян уже догадалась, что сегодня будут неплохие чаевые.

Путилов вежливо отказался от совместного ужина:

— Спасибо. Если я приду домой сытым, то жена очень обидится. А вы оба поешьте. Вам не помешает. Только без водки.

— Как изволите, — Кантемиров повернулся к девушке, сделал комплимент по поводу шикарного передничника национального костюма и заказал мяса с тушёной капустой. Катрин развеселилась и поинтересовалась сортом пива для весёлых парней.

Молодой человек взглянул на старшего за столом, тяжело вздохнул и заказал яблочный сок для Толика и минеральной водички для себя. Виктор Викторович попросил повторить кружку Радебергского. Фройлян кивнула, снова подмигнула Тоцкому, лихо развернулась на месте, продемонстрировав мужчинам стройные ножки, и чуть покачивая бёдрами, двинулась выполнять заказ.

Прапорщики проводили взглядом девушку до барной стойки в глубине зала и посмотрели на сотрудника государственной безопасности. Капитан спецслужбы оторвал мужской взгляд от работника немецкого общепита и спросил:

— Товарищи прапорщики, с горя напились или с радости?

— Мало у нас радостного, товарищ капитан, — удручённо ответил Кантемиров и добавил: — Мы прощались. Когда ещё увидимся?

Ни прапорщик Тоцкий, ни прапорщик Кантемиров не могли знать, что после этого расставания других встреч в их жизни больше не произойдёт. Никогда…

Великая страна распадётся на куски, и друзья вновь окажутся по разные стороны государственных границ. Письма не дойдут до адресатов, и они никогда не встретятся. А пока они оба просто надеялись, что всё в этой истории закончится хорошо, Анатолий встретит Симону в Москве, а Тимур сможет присоединиться к ним в ближайший отпуск. И как мы все знаем — надежда умирает последней.

Ужин принесли быстро, порции оказались большими. Катрин, сервируя стол, как бы невзначай, прислонилась грудью к блондинистому русскому, но Толик так и не заметил тонкого намёка девушки. Прошедший день был очень насыщенным различными событиями для обоих гостей этого уютного заведения с прекрасным сервисом, и здоровые молодые мужчины только сейчас почувствовали зверский голод. Первым делом самолёты…

Виктор Викторович не стал мешать, пил пиво, наблюдал за советской молодёжью и о чём-то размышлял о своём, сугубо секретном.

Начальник стрельбища доел первым, отодвинул тарелку и посмотрел на часы:

— Мне пора. Надо засветло успеть траншею проверить.

— Товарищ прапорщик, а мы вас не задерживаем, — усмехнулся капитан КГБ.

— Товарищ капитан, я своё слово сдержал, и нам с Толиком просто хотелось бы ещё раз услышать ваши условия, — сообщил Кантемиров, притягивая к себе бокал с минеральной водой.

— Ну, хорошо, что вы оба пришли. Сейчас заканчиваем ужин, подъедем с Тоцким к нам на Ангеликаштрассе 4, подпишем кое-какие документы, твой друг переночует у нас на диване, а завтра на поезд «Дрезден-Брест» вместе с майором Яшкиным. Вот и всё. И счастливого пути!

— А с Симоной что будет? — подал голос протрезвевший нелегал.

— С понедельника начнём оформлять ей документы на поездку в Союз. Звоните девушке домой, и сами договаривайтесь с ней о встрече в Москве.

Тимур с Толиком переглянулись. Вроде всё складывается нормально? Не обманут? Остаётся только верить на слово. И опять же — верить слову офицера. Кантемиров обернулся и махнул рукой заждавшейся официантке: «Die Rechnung, bitte» (счёт, пожалуйста)

Катрин быстро подошла, с немым укором посмотрела на тормознутого русского с лицом истинного арийца и протянула счёт другому русскому, который явно не соответствовал её идеалам мужской красоты.

Директор и начальник войскового стрельбища потянулись за деньгами, но бывший начальник склада со словами: «Сегодня угощает вещевая служба» протянул официантке несколько купюр и с чувством добавил на чисто русском: «Катрин, сдачи не надо!»

Фройлян прекрасно понимала эти волшебные слова, сделала книксен, ещё раз метнула на щедрого, но такого непонятливого клиента многозначительный взгляд и вернулась к работе.

Из пивного бара вышли вместе. Кантемиров протянул руку Тоцкому:

— Всё, Толян, давай. Дальше сам. Ни пуха тебе…

— Пошёл к чёрту, Тимур. И спасибо за всё, — Тоцкий ответил крепким рукопожатием и повернулся к сотруднику госбезопасности: — Товарищ капитан, мне руки за спиной держать? А где ваш «чёрный воронок»?

— Иди уж, узник совести. Вартбург за углом стоит. — Виктор Викторович слегка подтолкнул нелегала в спину и протянул руку легальному прапорщику: — Всё, Тимур, ещё увидимся.

— Хотелось бы видеть вас только в спортзале, товарищ самбист, — Тимур пожал ладонь, развернулся и быстро зашагал к автобусной станции.

На следующее солнечное утро прапорщик Кантемиров занял скрытую позицию за киоском прессы на дрезденском вокзале за сорок минут до отправления скорого поезда «Дрезден — Брест». Через полчаса на соседнем перроне появились Тоцкий с Яшкиным.

Толик нёс не только сумку в правой руке, а коробку с сервизом — в левой, он помахивал этой сумкой и крутил головой в поисках затаившегося товарища. Яков Алексеевич сосредоточенно тащил, постоянно меняя руки, тяжёлый чемодан. Это понятно — подарки родным и близким…

Первым к проводнику международного поезда подошёл майор, поставил свой чемодан и протянул билеты и документы на обоих пассажиров. Прапорщик Советской Армии тоже приземлил свой багаж, обвёл взглядом вокзал и незаметно показал большой палец руки у кармана новенькой куртки. Пассажиры прошли в вагон.

Тимур дождался отправления поезда, мысленно помахал другу на прощанье и выдвинулся домой, в семейное общежитие…

Глава 4 Проверка

Настал долгожданный день внезапной московской проверки всего дрезденского гарнизона. И с самого утра понедельника полил нескончаемый саксонский дождь. В армейской жизни начальника войскового стрельбища Помсен данное великое событие не было ни первым, ни последним… Гвардии прапорщик Кантемиров уже пережил четыре «неожиданных» прибытия московских генералов и относился к проверяющим москвичам совершенно спокойно и философски. Генералы приезжают и уезжают, дожди на германской земле начинаются и заканчиваются, а на его полигоне — как стреляли, так и будут стрелять. И всем казалось, что эти события будут вечными…

Всё предсказуемо и понятно, как солдатский сапог или фуражка прапорщика. И если тот же командарм, генерал-лейтенант Потапов, мог внезапно, без предупреждения прибыть на стрельбище и вначале подъехать к казарме полигонной команды, чтобы выслушать доклад сержанта и быстро выведать все нюансы текущих стрельб, то московские генералы со своей свитой прибывали строго к асфальтированной площадке перед Центральной вышкой и получали доклад только от местного генерала. Минимум — полковника…

Москвичи не баловали разнообразием войсковое стрельбище Помсен. Недаром ещё четыре года назад замкомандира полка гвардии майор Тасоев приказал построить для проверяющих отдельную секретную баню с бассейном. Баня топилась исправно, московские проверки сдавались на хорошо и отлично. Вначале постреляем, потом попаримся, водочки попьём и молодость лейтенантскую вспомним. Генеральское тело чистое, на душе хорошо, и оценки дрезденскому гарнизону только положительные…

Какой же московский генерал не любит командировку в ГСВГ…

Конечно, бывали яркие события и при московских проверках. Любой армейский экзамен не мог обойтись без внештатной ситуации… То все проверяющие запачкают свои шинели серой свежевыкрашенной краской, добытой начальником стрельбища на немецкой свалке и не сохнувшей в принципе. От слова — совсем. Зато полигон блестел как начищенный пятак. Пока проверяющие парились в бане, солдаты полигонной команды во главе со своим боевым командиром заботливо очищали генеральские шинели от серых пятен.

А мотострелковый полк вновь с честью и достоинством выдержал очередную московскую проверку и сдал армейский экзамен исключительно на отлично.

В тот всем памятный день личный состав полигонной команды стрельбища Помсен во главе с прапорщиком удостоились чести личного рукопожатия командира полка, подполковника Григорьева. Четверо бойцов (из двадцати трёх) после проверки отправились в краткосрочный отпуск на Родину, а начальник стрельбища был удостоен дополнительного дружеского хлопка по плечу самим командующим гвардейской 1 Танковой Армии.

Однажды, уже на следующую проверку, на Директрисе БМП целый столичный генерал-майор в полевой форме и сапогах вдруг вспомнил на ночной стрельбе свою боевую юность и решил показать пехотинцам ГСВГ строгость и суровость московских проверок.

Старший офицер, весь такой импозантный, с усами и внешне очень похожий на маршала Буденного принял волевое решение лично сгонять на своём УАЗе в боевую часть полигона, замерить мишени и в присутствии заместителя командира полка зафиксировать отверстия от снарядов гладкоствольного орудия БМП-1. Если они (эти дырки) будут…

Специально для генерала подняли все мишени «Танк» с подсветкой и срочно предоставили рулетку вместе с прапорщиком. Габаритные огни армейского джипа медленно выдвинулись в темноту навстречу светящимся «Танкам».

Тихая саксонская ночь…Только светятся вышки и мишени стрельбища… Армейская романтика… Будет, что рассказать коллегам-москвичам.

А тут и дождик саксонский пошёл не вовремя. Походил, походил отважный московский генерал в шитых сапогах и в сшитой фуражке по сырому полигону, одёргивая ноги, как кот по мокрой траве, померил мишени вместе с прапорщиком и всё же зафиксировал попадания. Работу свою выполнил и по прибытии приказал принести ему солдатские сапоги для следующего раза. Переобулся, но больше не поехал, т. к. москвича пригласили согреться и отметить боевой выезд. Мол, таковы традиции гвардейского 67 МСП…

Пил старший офицер как настоящий генерал! Где-то с литр немецкой пшеничной водки «Кёрн» точно скушал. И затем по неотложным генеральским делам заспешил в штаб армии, сел в свой «УАЗик» и уехал сытый, пьяный, в фуражке, но — в солдатских сапогах…

Буквально через час «УАЗ» генерала прилетел на всех парах обратно на полигон и подъехал прямо к Директрисе БМП. Взволнованный и отрезвевший москвич лично забежал на вышку Директрисы БМП. А шикарных сапог-то нет! И солдат пожимает плечами… Вроде только что были… И начальник стрельбища домой в город укатил…

Рассерженный москвич направился с челобитной прямо к командиру полка. Так, мол, и так — умыкнули злодеи сапоги генеральские во время стрельбы. А он, добрая душа, оценку «отлично» полку поставил. За что, спрашивается?

Подполковник Григорьев, понимая политическую важность неприглядной ситуёвины, совместно с генералом московским двинулись из штаба полка прямиком к Кантемирову в гости, в семейное общежитие. А прапорщик уже почивать изволили. Время то — уже за полночь. А тут резкий стук в дверь. Как по тревоге! Не спится генералам с подполковниками…

Прапорщик халат махровый только накинул (в «Экскьюзите» покупал — фирма) и с интеллигентным вопросом «Кто?» открыл дверь. И услышал неинтеллигентный ответ командира полка: «Конь в пальто!» и резонный вопрос: «Где сапоги генеральские?»

А нам чужого не надо! Начальник стрельбища после поспешного отъезда генерала по-хозяйски прибрал-таки сапожки, аккуратно сложил в пакет фирменный и занёс обувь по дороге домой в гарнизонную гостиницу специальную, для генералов рассеянных.

Кантемиров потом рассказывал коллегам, что в тот момент товарищ генерал-майор был сам готов сбегать за бутылкой для товарища прапорщика. Да вот так и не сбегал. Как-то не по-товарищески получилось…

В общем, насмотрелся начальник войскового стрельбища Помсен на генералов разных и ничего хорошего от них не ждал. И по большому счёту — ничего плохого от московских проверяющих за все четыре года сверхсрочной службы пока не видел. Прапорщик старался выполнять приказы, его солдаты службу тащили, полигон работал как «Командирские» часы на руках у командующего гвардейской 1 Танковой Армии…

На третий день проверки по плану стреляли отцы-командиры штаба армии во главе с самим командармом. За Потапова, в отличие от многих генералов и старших офицеров, прапорщик был совершенно спокоен.

Кантемиров дождался командира полка и решил поделиться сомнениями по поводу стрельб штабистов:

— Товарищ подполковник, разрешите для наших генералов на пятом направлении «химию» подключить?

— Подожди, прапорщик, у тебя же на этом направлении новый кабель. Какая химия?

— Наш радиомастер одну хитрую схему придумал, а мы установили и проверили. Если проверяющие прикажут подъёмник открыть — никто не догадается.

— Точно?

— Так точно!

— Тогда запускай. Сделаем штабу армии подарок под мою замену?

— Не подведём, товарищ подполковник.

В этот день древнегерманский бог Донар, повелевавший дождями и облаками и напоминающий о себе громом и молниями, решил пойти навстречу русским генералам и тоже поучаствовал в подарке под замену подполковника Григорьева. С раннего утра ветер разогнал тучи над деревней Помсен, выглянуло весеннее солнце и к началу стрельб высушило полигон. К приезду проверяющих и проверяемых генералов остатки саксонского тумана рассеялись над равниной войскового стрельбища, примыкающего к немецкой деревне.

Стреляй — не хочу…

На стрельбище царила редкая армейскому глазу картина — более десятка взволнованных генералов и полковников в полевой форме и сапогах. Стреляли два упражнения из автомата Калашникова: лежа из-за укрытия и с ходу по ростовым мишеням. Затем, по плану, стрельба из ПМ в тире.

И если при стрельбе из пистолета каждый проверяемый генерал и полковник мог надеяться только на себя, то на пятом направлении (стрельба АК и РПК) ещё оставалась крайняя надежда на прапорщика Кантемирова. Ростовые мишени с дырками и без дырок были сложены заранее в бункере, рядом с подъёмниками. Вдруг проверяющий москвич решит ещё раз проверить мишени? У нас всегда всё честно…

Первыми стреляли сам командарм с двумя замами. Две оценки «отлично», одна «хорошо». Воодушевлённый своей неожиданными попаданиями (древнегерманский бог помог) начальник штаба армии, генерал-майор Евдокимов с автоматом за плечом рвался повторить отличные показатели.

О так называемой «химии» знали только подполковник Григорьев и генерал-лейтенант Потапов. Ну, ещё прибавим к этому списку прапорщика Кантемирова с его двумя бойцами: оператором Пончиком на пятом направлении, и старшим оператором Басалаевым с дополнительным переносным пультом на соседнем направлении.

«Химия» работала, кнопочки нажимались, мишени падали…

Проконтролировав первый генеральский заход, начальник стрельбища спустился с Центральной вышки и принял волевое решение обойти стороной группу только что отстрелявших генералов вместе с их проверяющими. Кантемиров, с самым деловым прапорщицким видом, который смог изобразить под фуражкой, свернул на боковую дорожку, ведущую к Директрисе БМП, и тут же был замечен зорким глазом командарма. Между прочим, мастером спорта по стрельбе.

Ещё не отошедший от боевого экзамена генерал-лейтенант отвлёкся от обсуждения с коллегами только что поверженных мишеней, повернулся в сторону скоро удаляющего начальника полигона и громко приказал в спину:

— Стоять, прапорщик Кантемиров! Кругом и бегом ко мне.

Тимур замер на полшаге, крутнулся, сдёрнул с головы фуражку, рванул, за три метра перешёл на строевой шаг, накинул головной убор, отдал честь и доложил о прибытии. Первый делом Потапов оценил строгую армейскую причёску друга своей дочери. Постригся, наконец-то…

Отдельно в кругу стояли четыре генерала: генерал-лейтенант Потапов, генерал-майор Евдокимов и два московских генерал-майора.

Первым протянул ладонь Потапов:

— Здорово, Кантемиров. Мы тут стоим, мишени твои обсуждаем, а ты куда-то уходишь от нас вдаль. Не гостеприимно получается, товарищ прапорщик. Не по-товарищески. Вот что о нас подумают московские гости?

Московские генералы удивлённо переглянулись. Чтобы вот так запросто здороваться с прапорщиком, пусть и с начальником стрельбища, да и ещё интересоваться его мнением? Вставил бы этому прапору проп…дон для профилактики, да и отправил быстро выполнять очередной приказ.

Начальник штаба армии, в отличие от москвичей, был хорошо осведомлён о неформальных отношениях Потапова с Кантемировым, протянул ладонь и радостно спросил:

— Прапорщик, ты наблюдал за нашей стрельбой?

— Товарищ генерал-майор, мне уже оператор доложил по селектору на Центральную вышку о вашей отличной стрельбе. С ходу два попадания в голову мишени. Редкий случай, поздравляю, — Кантемиров с улыбкой пожал ручку генеральскую и добавил, глядя честно в глаза старшему офицеру: — Чаще приезжайте к нам на стрельбище. Закрепим успех.

Вообще, начальник стрельбища видел впервые стреляющего начальника штаба армии, да и ещё в полевой форме. Генерал-майор вздохнул, поправил ремень автомата, посмотрел на своих московских коллег и грустно сообщил:

— Да я всегда готов. Да разве с моей службой лишний раз вырвешься на полигон?

Москвичи всё с большим удивлением прислушивались к диалогу двух генералов с прапорщиком и ничего не понимали…

Командующий гвардейской 1 Танковой Армии решил перейти к делу:

— Слушай, Кантемиров, вот ты в мой дом иногда в гости ходишь, моя жена тебя супом кормит. И это хорошо. Но, ты же прапорщик, ни разу не пригласил меня в свою баню? О которой, заметь, я только слышу от своих подчинённых. Тимур, не по-товарищески получается… Нехорошо!

В данный момент генерал-лейтенанта Потапова разбирала буря чувств: адреналин в крови от меткой стрельбы, радость за сданную проверку своих заместителей и волнение от только что прозвучавшего подтверждения самого главного москвича об ожидаемом повышении по службе. Оставался только вызов в столицу за приказом и сдаче дел следующему командующему гвардейской 1 Танковой Армии. Михаилу Петровичу надо было срочно выплеснуть энергию и волнение на кого-либо из подчинённых.

Вот и начальник стрельбища со своей баней очень даже удачно подвернулся под руку. И опять же — какой же русский генерал не любит парную с берёзовым веником?

Обращение командующего армии к простому начальнику стрельбища по имени окончательно поставило в ступор двух москвичей.

«Ху из ху, этот прапор?» Запросто в гости к генералам ходит и суп кушает? Может быть, у этого прапорщика папа — генерал? Или дядя, на худой конец…

Потапов обратил внимание на недоумение коллег и объяснил просто:

— Прапорщик с моей дочкой любовь крутит и на свою голову её боксу учит, — указывающий перст генерала ткнул в сторону значка «Кандидат мастера спорта СССР» на кителе начальника стрельбища. Михаил Петрович продолжил с гордостью за свою дочь: — На днях Дарья поколотила своего друга прямо на моих глазах.

— Не очень-то и поколотила, — парень решил подыграть отцу своей подружки. — Чаще мазала и воздух молотила.

— Тимур, что же ты тогда по всему дому от Даши бегал? — усмехнулся заботливый папа.

Прапорщик Кантемиров вздохнул и пожал плечами на радость всем генералам. Надо же, дочь генерала целого прапорщика, КМС по боксу, проучила. Папино воспитание, как ни крути генеральскую фуражку… Будет что рассказать в первопрестольной…

Начальник стрельбища вернулся к теме дня:

— Товарищ генерал-лейтенант, а по поводу бани вам надо поговорить с командиром полка.

— Да говорил уже. И знаешь, что Григорьев ответил?

— Не могу знать!

— Если, говорит, Кантемиров не возражает — то всегда, пожалуйста, — командарм продолжал шутить и выплёскивать свои радость и волнение на начальника войскового стрельбища.

Один из московских генералов, видимо старший в этой группе, задал резонный вопрос:

— Прапорщик, а у тебя веники есть?

— Так точно, товарищ генерал-майор, — и берёзовые, и дубовые ещё остались, — по-деловому доложил хозяин бани.

— Всё, Кантемиров! Сегодня после ночной стрельбы организуй нам баню, — командарм решил поставить точку в банном вопросе.

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите вопрос.

— Валяй.

— Сколько человек будет париться?

Командарм оглядел генералов:

— Нас четверо и твой командир полка с нами за компанию. Надеюсь, не откажет. Всего пятеро. Достаточно?

— Ночная стрельба начнётся в 19.00., баня будет готова в 21.00. Прошу не опаздывать.

— Как скажешь, прапорщик, — улыбнулся самый главный московский генерал.

— Разрешите идти, готовить баню?

— Про стрельбу не забудь. У тебя ещё ночная. Кто ещё стреляет, кроме нас? — командующий армией отошёл от стрельбы и вернулся в рутину дня.

— Кроме штаба армии сегодня ещё особый отдел и комендатура. Только дневная стрельба. Ночную стреляет 9 рота нашего полка и разведчики.

— Тогда вперёд! Про баню не забудь.

— Есть! — прапорщик отдал честь, развернулся и отправился искать своего заместителя, сержанта Басалаева для передачи дальнейших ценных указаний (ЦэУ). Топить баню решил поставить пилорамщика, рядового Драугялиса. Мишени уже наколочены, а баня рядом с пилорамой, пусть сидит и топит.

Через два часа приехали стрелять особисты, комендант со своим замом и начальник гауптвахты личной персоной. Московская проверка выгнала на стрельбы всех работников правоохранительной системы дрезденского гарнизона. Не хватало только сотрудников местного КГБ. Да и вообще, начальник стрельбища ни разу не видел данных контрразведчиков у себя на полигоне. Видимо стреляли где-то в другом месте совместно с немцами.

Ни один из участников сегодняшних удачных стрельб (химия работала как командирские часы) и ни один из обслуживающих эти стрельбы даже не подозревал о скором тесном общении друг с другом на серьёзный предмет предательства Родины…

Московские проверки как начинаются, так и заканчиваются. За эти боевые пять суток на войсковом стрельбище Помсен отстрелял из стрелкового оружия практически весь дрезденский гарнизон, включая самого командующего гвардейской 1 Танковой Армии, генерал-лейтенанта Потапова.

Даже комендант гарнизона, подполковник Кузнецов лично оказал честь своим присутствием в тире полигона и продемонстрировал свою меткость заезжим москвичам. Начальник стрельбища решил сам ассистировать коменданту, набил обойму пистолета патронами, закрепил мишени и пожелал старшему офицеру: «Ни пуха, ни пера…». За что и был послан прямиком к шайтану. С комендатурой надо дружить… Авось, зачтётся на этом свете…

Прапорщик пока не знал, и знать не хотел, как тесно им придётся общаться с комендантом буквально через неделю, действовал интуитивно и, поэтому — правильно. Армейский опыт, как ни крути фуражку прапорщика…

Да и многие офицеры и прапорщики гарнизона просто уважали боевого офицера. О прежних местах службы Кузнецова знали только секретчики штаба армии, остальным интересующимся оставалось только строить догадки и раз в год, в День Победы, с неподдельным интересом разглядывать ордена и медали на парадном мундире иногда прихрамывающего в сырую саксонскую погоду коменданта дрезденского гарнизона.

Русская баня командарма с московскими генералами прошла спокойно и буднично. Это вам не отвальная в Союз прапорщиков ГСВГ. Контингент другой. Голым по полигону на немецком мопеде «Симсон» в глухую саксонскую ночь так никто и не поехал…

Судя по размочаленным берёзовым и дубовым веникам, генералы и один подполковник уважали парную. На столе даже осталась пол бутылки местной водки «Кёрн», которую прапорщик хозяйственно прибрал в свой холодильник «Север». Мы люди простые, можем и водочку после генералов употребить по назначению.

Ещё остались пол упаковки пива «Радебергер». Умеют же культурно отдыхать советские генералы? Или присутствие генерал-лейтенанта Потапова с его твёрдым отрицательным отношением к спиртному на службе придержало пыл московских коллег? Похоже, эта баня нужна была только для релаксации и деловой беседы. Кто их знает, этих москвичей? А вообще — как хорошо быть генералом…

Прапорщик Кантемиров не мог знать, что в его бане, в самом деле, обсудили в узком кругу дальнейшие действия по переводу Потапова в штаб группы войск. И подполковник Григорьев был единственным командиром воинской части 1 Танковой Армии, удостоившимся чести присутствовать при таком важном разговоре. Заодно и обсудили дальнейшее место службы подполковника в Краснознамённом Дальневосточном военном округе.

Начальник войскового стрельбища Помсен, прапорщик Кантемиров, хорошо понимал, что его судьба меньше всех волновала участников судьбоносной бани. И также простой советский прапорщик не знал, что совсем скоро его должность и фамилия вновь станут основной темой дня дрезденского гарнизона, и эта новость докатится до двух московских генералов, пока мирно парившихся в офицерской бане полигона.

После бани довольный Потапов отозвал Тимура в сторону, напомнил о его прапорщицком обещании (слово прапорщика ГСВГ!) вскопать огород в саду генерала и предложил встретиться в ближайшее воскресенье — есть разговор. И Даша будет ждать.

Кантемиров прекрасно знал, что от таких предложений обычно не отказываются, и с удовольствием выразил своё согласие…

Глава 5 Огород

Все пять суток прапорщик прожил на стрельбище. Дневная и ночная стрельба каждый день. О личной жизни и о своих делах пришлось забыть на целую неделю. Служба — она и в Африке — служба! И тем более — в Германии…

Единственное, что, в самом деле, огорчало начальника войскового стрельбища Помсен, так это приближающаяся замена командира мотострелкового полка, подполковника Григорьева. Кантемирову было с кем сравнить своего командира части. И все сравнения оказывались не в пользу остальных руководителей воинских подразделений, стреляющих на полигоне.

Кому-то Григорьев не нравился, кто-то постоянно получал очередных звездюлей от подполковника, но уважали его все. И солдаты, и офицеры, и прапорщики. Подполковник Григорьев был умным, волевым и грамотным человеком. Настоящим офицером.

Тимур успел привыкнуть к своему командиру полка, понимал с полуслова и всегда старался не подводить старшего офицера. Кто придёт на замену Григорьеву? Этот вопрос стоял ребром перед всем гвардейским 67 МСП. Ушедшая в историю ГСВГ очередная московская проверка осталась дембельским аккордом командира мотострелкового полка, ещё долго звеневшая над мишенным полем войскового стрельбища Помсен…

И в этот раз гв. 67 мотострелковый полк получил заслуженную оценку «отлично». Операторам полигонной команды даже не пришлось подключать пресловутую «химию» для своей пехоты. Капитан Чубарев вместе с офицерами и прапорщиками роты смогли натаскать мотострелков одного периода службы. Бойцы старались, выполняя приказы офицеров роты, и тем самым не подвели командира части.

И ещё начальника стрельбища удивил его же пилорамщик, рядовой Драугялис. Прапорщик знал, что в дрезденском госпитале служат два земляка Ромаса, младше периодом службы — черпаки. Военнослужащие и вольнонаёмные медицинской части тоже сдавали армейский экзамен по стрельбе, но уже совсем другие упражнения и только со своими проверяющими. Стреляли все: военврачи, медсёстры, вольняги — кочегары, плотники и электрики. А также солдаты-водители санитарных машин.

Оба литовца, водители санитарок и призванные с одного родного города Ромаса, встретились с пилорамщиком после стрельб и поговорили по душам. И после этого задушевного прибалтийского разговора рядовой Драугялис вдруг сильно загрустил.

И эту загадочную литовскую печаль Кантемиров заметил только в субботу, после окончания проверки. Ладно, если был бы молодой боец, тогда, конечно, стоило бы сразу обратить прапорщицкий взор и вызвать солдата на откровенный разговор. А вдруг в сплочённом коллективе полигонной команды возникли неуставные отношения?

А тут целый старослужащий, дед Советской Армии. И тем более, самый сильный парень на стрельбище. Зачем лезть в душу потенциального дембеля? Он мыслями давно уже дома, а пока служит нормально, приказы выполняет… Чего ещё надо боевому командиру?

Кантемиров отозвал в сторону старшего оператора, сержанта Басалаева:

— Виталий, отойдём. Разговор есть.

Прапорщик с сержантом отошли к берёзкам возле казармы. Кантемиров посмотрел на своего заместителя:

— Что случилось с Ромасом? Не заболел, часом?

— Сам не могу понять, товарищ прапорщик. Ещё со среды ходит сам не свой. Как со своими земляками встретился, так и молчит всё время.

— Да вроде наш прибалт особой разговорчивостью никогда не отличался?

— Да Ромас как-то по особенному молчит. Не так, как обычно. Мы уже пытались его расшевелить. Не получилось, — вздохнул сержант.

— Ладно, Виталий. Просто понаблюдай за ним, — не стал углублять вопрос начальник стрельбища, так как сейчас был мысленно занят совсем другим вопросом. — Сержант, слушай сюда. Твой земляк Потапов Михаил Петрович пригласил нас завтра вскопать огород в его саду. Уважим генерала?

— Класс! Супа поедим! — Басалаев заулыбался во всю ширину своих дембельских усов.

— Сержант, мы больше не будем объедать семью Потаповых. Я чего подумал — вчера разведрота кабанчика подстрелила и с нами поделилась. Пусть повар с вечера мяса замаринует для шашлыков. Порций десять — двенадцать. Возьмём с запасом. Надеюсь, не обеднеем и сами угостим генерала с семьёй? Заодно огород вскопаем. Как думаешь?

— С земляками надо делиться, товарищ прапорщик, — советский сержант проникся заботой о семье генерал-лейтенанта.

— Вот и я так думаю, Виталий, — в ответ улыбнулся прапорщик. — В этот раз Ромаса брать с собой не будем. Пусть отдохнёт. Со мной будешь ты, Расим и Пончик. Отблагодарю его за стрельбу на пятом направлении. Сейчас баня и готовьте форму — парадки и с собой ХБ на подмену. Едем все в сапогах. Приказ понятен?

— Так точно, товарищ прапорщик! — Басалаев подпрыгнул от возбуждения и развернулся для дальнейшей передачи товарищам радостного известия.

— Виталий, повару скажи — пусть обед на завтра приготовит с раннего утра. Мы выезжаем сразу после завтрака и вчетвером обедаем у генерала.

— Есть! — на ходу прокричал сержант.

Тимур усмехнулся и пошёл готовиться к бане… Каждый офицер, солдат и прапорщик должен быть чист, сыт и всегда готов весело и с матом переносить тяготы и различные там лишения воинской службы.

Совсем скоро прапорщик Кантемиров с тоской вспомнит этот день и пожалеет о том, что сам не поговорил в этот прекрасный вечер с гвардии рядовым Ромасом Драугялисом. Молодого человека больше заботила встреча с любимой девушкой, чем внутренние переживания своего солдата. Даже старослужащего…

В это воскресенье древнегерманский бог Донар, повелевавший дождями и облаками, решил взять отгул и, как нельзя, кстати, уступил место своему родственнику и коллеге, древнегерманскому богу Фро — богу солнца, любви, мира и плодородия. Над Саксонией появилось яркое весеннее солнце, земля парила и готовилась к новому урожаю.

В десять утра трое бойцов во главе с прапорщиком полигонной команды войскового стрельбища Помсен стояли у кованых ворот низкой ограды дома командующего гвардейской 1 Танковой Армии. Сержант и двое рядовых в парадках, и у каждого за спиной висел солдатский мешок. Плечо прапорщика в форме оттягивала спортивная сумка. По дороге от автовокзала зашли в дежурный магазин гарнизона и закупились пивом, «Вита-Колой», фруктами и овощами.

Для своих солдат начальник стрельбища купил пачку цивильных сигарет «Кабинет». Для Дарьи с мамой — бутылку болгарского красного вина (к мясу). Гулять, так гулять! Копать, так копать! Сегодня полигонная команда угощает генерала с семьёй…

Сам командарм в синем спортивном костюме с крупной надписью «ЦСКА» на спине с утра копошился в начинающем зеленеть саду. Дарьи с мамой не наблюдалось.

Первым заметил Потапова сержант и на правах земляка радостно прокричал в глубь сада:

— Здравия желаем, товарищ генерал-лейтенант!

Михаил Петрович поднял голову, взял лопату в руки и пошёл встречать гостей.

Хозяин дома с улыбкой протянул руку добровольным помощникам:

— Подкрепление прибыло! А я тут с утра пораньше всё один воюю, — генерал-лейтенант махнул лопатой и посмотрел на прапорщика. — Сейчас мои девчата подтянутся.

На звук голосов из дома вышли Даша с мамой. Обе в одинаковых стильных красных спортивных костюмах и белых футболках. На фоне начинающего зеленеть сада женщины, больше похожие на сестёр, создали яркий контраст со старым серым немецким домом, и непроизвольно притягивали взгляды молодых мужчин.

И если жена генерала улыбалась своей ослепительной восточной улыбкой, то дочь генерала спустилась со ступенек крыльца дома не очень то и весело. Печально и не спеша…

«Ну, что опять случилось?» — мелькнула тревожная мысль под прапорщицкой фуражкой. Вторая логическая мысль догнала первую: «С отцом поссорилась?»

Кантемиров решил поддержать подружку:

— Дарья, привет!

Девушка вскинула свои зелёные глазища на отряд добровольцев, вдруг резко, в три шага подошла к их командиру и с ходу залепила поцелуй в губы парня. Тимур, успевший подхватить слетевшую фуражку с головы, опешил, как и все свидетели этого неожиданного проявления избытка чувств. Или семейного демарша?

Что, блин, происходит в этом доме?

Генерал с генеральшей переглянулись, а солдаты приготовились к дальнейшим захватывающим действиям со стороны генеральской дочери. Ещё раз поцелует или побьёт, как в прошлый раз? Пончику с Расимом очень хотелось воочию наблюдать картину избиения прапорщика своей подругой, красочно рассказанную в прошлый раз Виталием с Ромасом.

Дарья вернулась к маме и спокойно произнесла:

— Здравствуйте, мальчики.

«Мальчики» заулыбались в ответ, а юноша решил разрядить обстановку:

— Рената Рашидовна, доброе утро. А мы сегодня к вам со своим самоваром, — начальник стрельбища с улыбкой махнул рукой на солдатские мешки, скинутые с плеч и выстроенные на газоне в ряд по уровню спортивной сумки…

Генеральская семья уставилась на военно-спортивный скарб. В глазах мамы и дочери мелькнул неподдельный женский интерес.

Мама взяла инициативу в свои руки:

— Тимур, чем сегодня решили нас порадовать. Груша уже висит, и дочь её колотит, — жена генерала подошла ближе к гостям. — С Виталием мы уже знакомы, у него хороший аппетит. А где Ромас?

— Ромас приболел немного и решил отлежаться в казарме, — доложил прапорщик и указал на рядовых. — Знакомьтесь — Володя Вовченко. Мы все зовём его Пончик. Он не обижается, и у него тоже прекрасный аппетит. А вот наш повар Расим. Рената Рашидовна, наш повар до призыва закончил Бакинский кулинарный техникум и успел поработать в ресторане. И сегодня Расим для нас всех приготовил мясо для шашлыков по особому грузинскому рецепту.

— Да что ты говоришь, прапорщик! — воскликнула удивлённая до глубины загадочной женской души генеральша и подошла к солдатам. — Здравствуйте, Володя. Расим, я очень рада нашему знакомству. Ну, показывайте, что там у вас?

— Мясо молодого кабана в маринаде. Только вчера разведка подстрелила. Примерно двенадцать порций, — профессионально доложил военный повар, открыл крышку большой кастрюли, выглядывающей из мешка, и продемонстрировал приготовленное сочное мясо.

— Браконьерничаешь, прапорщик? — для порядка нахмурил брови командарм в синем спортивном костюме.

— Никак нет, товарищ генерал-лейтенант, — начал объяснять начальник стрельбища. — Кабанчик был молодой, неопытный и вылез на линию огня под запрещающие сигналы Центральной вышки. А тут как раз разведрота проверку сдавала. Ну, вы же сами знаете — наши разведчики не мажут. Не пропадать же добру?

Прапорщик завершил логическую цепь не совсем законной добычи мяса и вопросительно посмотрел на генерала.

В разговор Потапова с подчинённым вмешалась жена:

— Да ладно тебе, Миша! Говорят же — случайно подстрелили. Бывает, — Рената Рашидовна с Дарьей склонились над кастрюлей. — Ой, а запах то какой…

Жена генерала поднялась и взглянула на мужа строго:

— Так, Михаил Петрович, назначаю тебя ответственным за мангал. Бегом за дровами и брикетом.

— Есть! — довольно воскликнул генерал-лейтенант и воткнул лопату перед прапорщиком. — Копайте огород без меня. Я сегодня ближе к кухне и девчатам.

Хозяин дома повернулся и, не спеша, пошёл в сторону небольшой пристройки в глубине сада. Дарья Потапова хмуро посмотрела на папу и совсем по-девчачьи показала вслед язычок. Мама вздохнула и погрозила дочери пальчиком.

«Что могло случиться за неделю?» — Кантемиров перевёл взгляд с одной женщины на другую, пожал плечами, рывком вытащил лопату с земли и спросил:

— Рената Рашидовна, где нам переодеться?

— Заходите в дом, в прихожей и переодевайтесь. Мы с Дашей пока мясом займёмся.

— В моей сумке ещё овощи и фрукты. И всё остальное.

— Хорошо, Тимур. Спасибо. Разберёмся.

Солдаты с сержантом переоделись в ХБ, начальник стрельбища скинул китель, снял галстук и закатал рукава рубашки. Вперёд, на генеральский огород! Прапорщик первым воткнул штыковую лопату и с удовольствием вздохнул запах свежевскопанной земли…

Повар полигонной команды остался рулить генералом и «девушками». Счастливчик…

Примерно через час активного перекапывания грядок к работникам подошёл пропахший дымом хозяин дома и огорода:

— Всё, братцы! Перекур. Прапорщик, отойдём на пару слов.

Басалаев с Вовченко тут же уселись на скамейку у дома и закурили, довольно разглядывая результат своей работы — каждый успел вскопать по грядке. Кантемиров немного отстал от своих бойцов. Положено по сроку службы и званию…

Потапов посмотрел на парня свой дочери:

— Даша ещё ничего не говорила?

— О чём? Только и успели поздороваться.

— Тимур, на следующей неделе я лечу в Москву за приказом о моём переводе в штаб группы войск, как сам знаешь — в Вюнсдорф.

— Поздравляю, — опешил прапорщик. Вот так новость…

— И как ты сам понимаешь — дочь переезжает вместе с отцом на новое место службы. Здесь — без разговоров! — сдвинул брови генерал. Уже без всяких шуток.

— Да как тут не понять, — вздохнул молодой человек, только что узнавший о скором расставании с любимой девушкой, и спросил: — Когда переезд?

— Примерно через месяц. Пока приказ получу, пока дела сдам, — командарм задумчиво разглядывал перекопанные грядки. — Вот и сад приведём в порядок с твоей помощью для следующего командующего. А с поваром и мясом ты хорошо придумал. Сейчас для девчат пикник устроим. Развеемся немного. У меня водка есть — «Пшеничная». Не откажешься, прапорщик, выпить с генералом пару рюмок?

— Никак нет!

— И это правильный ответ. А пока, Тимур, слушай внимательно — я сам не хочу, чтобы вы расстались с Дарьей. Она же меня живьём съест. Напомни, на каком курсе университета учишься?

— В июне сессия, закончу второй курс, — удивился вопросу прапорщик.

— Значит, два года юридического факультета и техникум за плечами, — начал размышлять вслух генерал, немного подумал и добавил: — Я уже наводил кое-какие мосты — есть шанс перевести тебя в военную прокуратуру в Потсдаме, всяк будешь ближе к Даше. Затем получишь младшего лейтенанта и будешь служить по юридическому образованию. Как думаешь?

Прапорщик Кантемиров задумался над вопросом. Он не был готов ни к расставанию с дочерью генерала, и, тем более, к переводу на другую должность. Хотя и с повышением в звании. Впереди замаячила офицерская карьера… Юридическая карьера…

Тимур остался на сверхсрочную службу только благодаря войсковому стрельбищу Помсен. И как бы не было служить в удовольствие начальником полигона, у молодого человека напрочь отсутствовало желание связывать свою судьбу с армией. Тимур, даже об этом не думал и ничего не планировал.

— Надо подумать, — глядя в глаза генералу, ответил начальник полигона.

— Думай, прапорщик, до следующих выходных. А в понедельник поговорим.

Ни командующий гвардейской 1 Танковой Армии, ни начальник войскового стрельбища Помсен не могли представить даже в самом страшном сне — какой разговор у них состоится через неделю в кабинете коменданта гарнизона…

Пикник в саду генеральского дома прошёл на «Ура». Повар полигонной команды, гвардии рядовой Алиев, полностью завладел вниманием генеральской семьи, особенно её женской частью. Расим своё дело знал, шашлык по грузинскому рецепту из мяса немецкого кабанчика получился сочным и вкусным. Сели под яблоней на раскладных стульях в импровизированный кружок вокруг старого немецкого круглого стола, вытащенного вместе со стульями из беседки. На свежем саксонском воздухе, недалеко от реки Эльбы, все участники стихийного субботника и последующего застолья отличились прекрасным аппетитом.

Девушки пили вино, генерал-лейтенант с прапорщиком маханул по две стопки водки, бойцам досталась «Вита-Кола» вперемешку с сигаретами «Кабинет». Пиво так и осталось в спортивной сумке.

Рината Рашидовна добросовестно записала в свой блокнот рецепт приготовленного мяса и все полдня не отпускала от себя Расима, ведя с профессионалом интеллигентную беседу на кулинарные темы. Михаил Петрович деликатно и по-военному хитро вывел операторов полигона на диалог о стрельбах различных частей пока ещё его гвардейской 1 Танковой Армии на войсковом стрельбище Помсен.

Только Тимур и Даша сидели рядом, не знали о чём говорить и каждый думал о своём. Девушка продумывала все доводы, которые она скажет сегодня вечером своему другу о переводе его вслед за ней в город Потсдам.

Ещё вчера за ужином был серьёзный разговор с отцом, где она поняла, что родители ни в какую не оставят её в Дрездене. Даже, если Тимур будет рядом. Девушка поревела в подушку, успокоилась, выспалась и начала с воскресного утра продумывать ход дальнейших действий.

Прапорщик оказался сегодня в такой прострации, что пока даже не хотел размышлять о своей дальнейшей судьбе. И после шашлыка с водкой молодого человека по-настоящему волновал только один вопрос — куда он поведёт свою подружку сегодня?

Дарья привычно вызвалась проводить добровольцев до автовокзала и предупредила маму, что в эту прекрасную погоду будет долго гулять со своим парнем в центре города и вернётся поздно. Мама усмехнулась и шутливо погрозила пальчиком молодым людям. Папу потянуло в сон. Не каждый день с утра копаешь огород, а потом тебя ещё назначают в наряд по кухне…

Солдат посадили в автобус, прапорщик оплатил проезд и попросил водителя напомнить русским о выходе на станции деревни Помсен. Дарья помахала ручкой автобусу, а затем весело помахала связкой ключей перед носом Тимура.

— Это вы на что намекаете, гражданка Потапова? — сразу заулыбался несколько оголодавший молодой человек.

— Тимур, у меня подруга, учитель младших классов, срочно уехала с мужем в отпуск. У них занятия практически уже закончились. Вот ключи оставила — кота кормить. Знаешь, дом недалеко от ГДО, где половина наша, в другой половине немцы живут?

— Дарья Михайловна, вам поручили важное дело! А кот с утра голодный сидит. И у нас ещё пива осталось. Кот пиво пьёт?

— Не могу знать, товарищ прапорщик. Хотя, кот немецкий. Может и пьёт. Я для кота пару кусков мяса выпросила у твоего Расима.

— Тогда ускоряем шаг, товарищ преподаватель! — прапорщик перекинул сумку на другое плечо и потянул смеющуюся подружку за руку вперёд, к любовным приключениям.

И в этот вечер оба практически молчали и пили пиво. Каждый добросовестно и жадно выполнял свою часть вечных действий, назначенных высшим творцом нашего мироздания. Дарья решила поговорить с Тимуром в другой, более подходящей для беседы обстановке. Молодые люди вернулись к отчему дому гораздо позднее, чем обычно. Почти под утро…

Глава 6 Ромас

По понедельникам в обязанность начальника войскового стрельбища Помсен входили получение продуктов и смена белья на вещевом складе мотострелкового полка. С самого утра к прапорщику подошёл рядовой Драугялис и протянул:

— Товарищ прапорщик, разрешите мне тоже съездить в полк. Мне надо срочно поговорить с земляками в госпитале.

— Хорошо, Ромас. Поедешь в парадке. У тебя всё нормально?

— Не волнуйтесь, товарищ прапорщик, — с лёгким акцентом медленно ответил прибалт. — У меня всё в порядке…

Сегодня пилорамщик выглядел гораздо лучше, чем за всю прошедшую неделю. Уважим просьбу нормального старослужащего. Не залётчика…

Хотя на стрельбище по-крупному залетали только один раз. Первый залёт по крупняку — и вот ты уже таскаешь РПГ или РПК (у каждого солдата должен быть выбор) за одиннадцать километров в гости к своим бывшим коллегам по полигонной команде. Одиннадцать километров весело туда, и одиннадцать обратно со штатным оружием и с некоторой тоской в солдатских глазах…

Железный повод лишний раз подумать на тему: «Что такое хорошо в Советской Армии, и что такое — плохо!»

Продукты получили быстро, со сменой белья немного затянули, но к двенадцати часам дня справились. За это время прапорщик Кантемиров с рядовым Драугялисом успели прогуляться до госпиталя, и пока литовец общался с земляками, начальник стрельбища забежал в школу и на переменке договорился с преподавателем немецкого языка о сегодняшней встрече в уже знакомой квартире. Чтобы время не терять! Да и кота надо накормить, и за молоком заскочить.

Немецкий кот категорически отказался от немецкого пива. Может, попробовать предложить русской водки?

Довольный Тимур встретил у ворот госпиталя хмурого Ромаса. Было видно, что прибалт остался недоволен разговором с земляками. Что происходит? Прапорщик вновь решил не лезть в душу старослужащего солдата. Сам разберётся. А если есть проблема — пусть сам и обращается. Поможем, чем сможем нормальному бойцу…

В данный момент времени молодому человеку сам бы не отказался в помощи по решению вечного вопроса: «Что делать?». Перевод генерал-лейтенанта Потапова в штаб группы войск и скорый отъезд Даши в Вюнсдорф серьёзно подкосили душевное равновесие начальника полигона.

Как всё было хорошо… И в семье генеральской приняли, не оттолкнули от своей дочери простого прапорщика, сына шахтёра. И всё шло просто замечательно.

И молодой человек начал честно искать ответа на вопрос — любит ли он так дочь генерала, что готов ради неё оставить своё стрельбище, своих солдат и забить на все планы о дальнейшей гражданской жизни? Готов ли он ради Даши отложить все не совсем законные дела и переложить свою судьбу на честные армейские рельсы? Да и папа-генерал вроде готов поучаствовать в судьбе прапорщика и помочь в военно-юридической карьере…

Не было однозначного ответа у Кантемирова. Молодой мужчина не понимал до конца — любит ли он на самом деле дочь генерала, и не хотел обманывать сам себя. Да и её тоже…

У штаба полка прапорщик столкнулся со своим приятелем, командиром 9 МСР, капитаном Чубаревым, вечно спешившим по своим неотложным ротным делам. Миша на бегу сообщил Тимуру новость дня родной воинской части. В мотострелковый полк по замене прибыл новый командир — подполковник Болдырев, который недавно вместе с подполковником Григорьевым вышли из штаба и находятся где-то на территории.

Армейская смекалка подсказала прапорщику, что пора быстрей сваливать на Помсен и готовиться к встрече незваных гостей. Наверняка, Григорьев повезёт своего заменщика показывать стрельбище.

Логично решив, что меньше всего шансов столкнуться с отцами-командирами, нынешним и будущим, в парке боевых машин, начальник стрельбища предупредил своих бойцов не расходиться и ждать его у продсклада, а сам пошёл искать техника автороты с просьбой предоставить ему любой автомобиль для скорой поездки до полигона.

В этот момент армейская Фортуна отвернулась от прапорщика и вывела его прямо на двух подполковников выходящих через КТП. Делать умный прапорщицкий вид и сворачивать, куда-либо в сторону — было уже поздно. Справа — пожарный водоём, слева — бетонный забор парка боевых машин. Кантемиров даже не стал пытаться, только сделал шаг назад, пропуская высокое начальство, и отдал честь.

Нынешний командир полка посмотрел с улыбкой на вежливого подчинённого:

— Стоять, прапорщик! Ни шагу назад. Долго будешь жить, Кантемиров. Только собрались на стрельбище и про тебя вспомнили. А ты вот он — сам прибежал. И что мы делаем в части, товарищ прапорщик?

Кантемиров перевёл взгляд с одного подполковника на другого. Оба были одного роста, на голову выше прапорщика. Оба стройные, широкоплечие. Григорьев — блондин, новый командир полка — брюнет. Вот и всё различие. Кроме того, что если нынешний командир полка всегда выглядел на отлично и полностью соответствовал своей должности, то его заменщик был просто воплощением Устава строевой службы.

Строго сшитая и подогнанная по спортивному телу форма без единой морщинки, шитые, глаженые сапоги и фуражка с высокой тульей, из-под которой внимательно наблюдали за прапорщиком холодные карие глаза.

Под прапорщицкой фуражкой мелькнула дельная мысль: «Как удачно я постригся перед московской проверкой…». После второй быстрой мысли: «Надо будет обязательно прогладить китель и галифе», Кантемиров доложил:

— Товарищ подполковник, получаем продукты и меняем бельё. Всё выполнили. Ищу попутную машину на Помсен.

— Знакомьтесь, товарищ подполковник, — Григорьев повернулся в сторону коллеги. — Представляю прапорщика Кантемирова, нашего начальника войскового стрельбища Помсен. Прапорщик неплохой, службу знает. Вот только есть у него одна удивительная способность — постоянно находить приключения на свою прапорщицкую жопу.

— Любитель закладывать за воротник? — строгие глаза уставились на потенциального подчинённого.

— Нет. Даже наоборот — спортсмен, боксёр.

— И что же тогда? — удивился новичок воинской части.

— Ну, например, наш прапорщик награждён медалью ГДР за охрану общественного порядка и ещё, скажу по секрету — Кантемиров очень тепло «дружит» с дочкой командарма, — выдал гарнизонную тайну Григорьев.

— Иди ты! — глаза немного потеплели и с интересом начали разглядывать худосочного прапорщика, вытянувшего в строевой стойке.

— Наш пострел — везде поспел! — с гордостью за свой личный состав ответил с улыбкой пока действующий командир полка и добавил: — Кантемиров учится заочно в Ленинграде на юридическом факультете университета. Студент.

— Интересный прапорщик получился. Пора ехать, посмотрим хозяйство этого отличника боевой и политической подготовки, — предложил «без пяти минут» командир гвардейского 67 МСП.

— Так, Кантемиров, бегом к комбату второго батальона, пусть захватит твоих бойцов вместе с продуктами и бельём на Помсен. А сам давай к штабу. С нами поедешь.

— Есть! — прапорщик развернулся и рванул к казарме 2 МСБ.

Осмотр и знакомство с полигоном решили начать с самой дальнего участка — танковой директрисы. Танкисты не спали, косили траву, которая при смене дождливой погоды к жарким дням резко пошла в рост. Старослужащий механик-водитель танка Т-64А, узбек по национальности, быстро откинув косу в сторону, натянул на майку летний танковый комбез, подбежал и довольно сносно смог доложить о своей должности и занятости на момент прибытия командиров части совместно с начальником стрельбища.

Дальше прошли по всем участкам. Шустрый танкист успел предупредить о неожиданном появлении высокого начальства остальных бойцов по селектору с вышки. Обоих подполковников уже ждали на всех направлениях стрельб, а дежурный по полигонной команде выскочил навстречу и продемонстрировал строевой шаг и чёткий доклад.

Для солдат полигонной команды это был высший пилотаж. Почти, как на плацу…

Начальник стрельбища видел, что новый командир полка владеет тонкостями службы на полигонах, хорошо знает рубежи, задаёт дельные вопросы и требует ответа от солдат, а не от прапорщика. Похоже, ответы бойцов полигонной команды в основном попадали в цель. Во всяком случае, подполковник Болдырев ничего не стал переспрашивать у их командира…

Подполковник Григорьев решил оставить знакомство с местной офицерской баней напоследок. Вишенка к торту, так сказать…

В домике начальника стрельбища новый старший офицер потянулся к книгам на огромной, во всю стену, книжной полке; но, его коллега-старожил попросил отойти немного в сторону и лично выдвинул часть полки, за которой скрывалась секретная дверь в баню.

Подполковника Григорьева и прапорщика Кантемирова приятно поразили удивление и восторг подполковника Болдырева. А когда старший офицер заглянул в парную и задал конкретный вопрос: «Кантемиров, у тебя веники есть?» — прапорщик солидно ответил:

— Имеем личный запас, товарищ подполковник: и берёзовые, и дубовые.

— Поделишься?

— Так точно! — по-военному чётко и с улыбкой ответил начальник войскового стрельбища Помсен и подумал, что его родному гвардейскому 67 Мотострелковому полку вновь повезло с командиром.

Следующая встреча подполковника с прапорщиком состоится ровно через неделю в исторических стенах гарнизонной гауптвахты и пройдёт в менее дружественной обстановке…

С понедельника пошла рутина: стрельбы и ещё раз — стрельбы. В один из перерывов между занятий по огневой подготовке прапорщик отправил операторов Директрисы БМП вместе со всеми механиками-водителями боевых машин в поле, подправить бруствер дорожек мишеней «Танк». Благо установилась тёплая и солнечная погода.

А в ГСВГ каждый сухой день на счету и идёт как два дождливых. День за два. Надо воспользоваться моментом и ничем не щелкать во время таких подарков германской природы.

Начальник стрельбища остался один на Директрисе, закрыл на ключ входную дверь и аккуратно (380 вольт и огромная сила тока!) вытащил свой цинк с деньгами из тайника под силовым кабелем. Денег стало явно меньше, цинк не пополнялся с момента его закладки в тайник. С того самого памятного дня раздела «совместно нажитого непосильным трудом имущества» с прапорщиком Тоцким.

Деньги, полученные от сдачи контрабандного золота и серебра на общую сумму 14200 социалистических марок, друзья разделили поровну. У Тимура был ещё свой небольшой запас западных марок. Толик забрал свою половину, потратил небольшую часть, а ровно 5000 марок решил оставить у Симоны. Начальник стрельбища пересчитал своё богатство — 6000 с небольшим социалистических марок ГДР и около 300 западных марок ФРГ. На днях зарплата — плюс 540 соц. марок. Живём!

Но, как утверждает закон первоначального накопления капитала, деньги должны делать деньги, а не храниться в секретном цинке из-под автоматных патронов под силовым кабелем войскового стрельбища Помсен.

Пересчитывая западные марки, Тимур улыбнулся и вспомнил о своей крайней покупке в Интершопе французских духов для сотрудника Комитета Государственной Безопасности (КГБ) и начальника особого отдела мотострелкового полка.

Молодой человек поймал кураж, действовал интуитивно и сам не понимал — с какой целью он по-пьяни затеял всю эту операцию под кодовым названием «Парфюм»? В тот день он купил три небольшие упаковки самых модных духов сезона — со слов молоденькой и симпатичной продавщицы чуждого нам магазина. И проверенной сотрудниками Штази. Другие здесь не работали.

Первые духи Кантемиров купил в подарок Симоне, второй флакон передал особисту полка через Толяна. Якобы в благодарность лично от Тоцкого за честность советского контрразведчика.

И Тимур надеялся, что майор Яшкин не возмутится такому гешенку (нем. Geschenk — дар, сувенир) и принципиально не откажется от импортного флакончика для своей жены. Советский гражданин хорошо знал, что ни один нормальный мужик страны Советов ни при каких обстоятельствах не устоит от соблазна добыть своей супруге флакон настоящих французских духов. Если только — за этой добычей не стоит предательство Родины…

В течение недели после отбытия на поезде «Дрезден-Брест» гвардии прапорщика Тоцкого боксёр Кантемиров и самбист Путилов ещё раз побывали после тренировки в том самом гаштете «Am Th or», больше похожем на респектабельный пивной бар. И что удивительно, пригласил самбист. Так и сказал: «Пойдём боксёр, минералкой тебя угощу, раз ты пиво не пьёшь».

Посидели, поговорили. О Тоцком с Симоной даже не вспомнили…

Сотрудник госбезопасности знал, что прапорщик проехал через Брест спокойно, а вызов в Советский Союз для его иностранной невесты находится в стадии окончательного оформления. Начальник стрельбища не хотел поднимать вопрос по поводу своего товарища. Начальник стрельбища был изначально против всей этой афёры с визой и контрабандой, но не смог отказать в помощи своему другу. Что посеяли, то и спрятали в цинке на Директрисе БМП. Остались на свободе и с деньгами — уже хорошо. Толик ещё и свою личную жизнь устроил. А Тимур остался дослуживать в ГДР. Все довольны, все смеются…

После тренировки спортсмены просто поговорили за жизнь за квадратным столом питейного заведения. Капитан КГБ пил своё «Родебергское», прапорщик Советской Армии налегал на местную минеральную воду, разлитую в бутылки в саксонском городке Бад-Лаузик.

В силу профессиональной привычки спрашивал самбист, а боксёр с удовольствием отвечал на вопросы, так как разговор зашёл за учёбу в Ленинградском Государственном Университете. Виктор Викторович живо интересовался преподавателями, которых хорошо помнил и поделился с нынешним студентом юридического факультета парой весёлых историй из жизни студентов и преподов образца выпуска — 1975. Хорошо посидели, душевно поговорили… Умеют же сотрудники госбезопасности разговорить человека.

И под конец этой душевной беседы боксёр Кантемиров достал флакон духов:

— Виктор Викторович, это вам от Тоцкого.

— Не понял.

— Толик в свой крайний вечер просил вам передать из рук в руки. Подарок за всё.

Капитан КГБ даже не прикоснулся к неожиданному подношению, только внимательно рассмотрел и сказал:

— Французские. В интершопе покупали?

— Не знаю. Не спросил.

— Ценник оторван.

— Виктор Викторович, дело ваше — брать или не брать. Моё дело было отдать, что я и сделал. Можете оставить официантке Катрин на память. Вот немка обрадуется.

— Вынь из упаковки и положи мне в портфель.

— Как скажите, товарищ.

Тимур развернул защитную плёнку, вынул духи из упаковки и аккуратно положил в уже раскрытый портфель у ног самбиста. Официантка Катрин (она же — Катя) с удивлением наблюдала в сторонке за странными манипуляциями русских. Картонную коробочку боксёр закинул в свою сумку.

Конспирация, и ещё раз — конспирация…

Прапорщик Кантемиров не знал, что после успешного окончания московской проверки начальник особого отдела мотострелкового полка взял да и пригласил коллегу из КГБ к себе в гости на рюмку чая. А кого ещё приглашать в гости к себе в дом, как не своих коллег-контрразведчиков? Хотя из конкурирующей организации… Яков Алексеевич познакомился с Виктором Викторовичем на деле Тоцкого с Кантемировым, почувствовал нормального мужика и перешёл с комитетчиком на ТЫ.

Любовь Путилова очень обрадовалась сообщению мужа о приглашении на огонёк к хорошим людям. У молодой и красивой женщины появился отличный шанс развеять гарнизонную скуку и продемонстрировать модный аромат только что подаренных духов.

Какое же было удивление супруги комитетчика, когда её встретил не менее модный, точно такой же аромат воздушного облака, витавший над женой особиста. Молодые женщины удивились, рассмеялись и внимательно посмотрели на своих мужей. Сговорились, конспираторы?

Не менее удивлённые мужья профессионально сделали вид, что у них всё под контролем и вышли «покурить» на балкон. Первым не выдержал особист полка и с возгласом: «Вот, прапорщик — сукин сын!» совсем неконспиративно заржал с третьего этажа на всю улицу, глядя на коллегу.

Виктор Викторович деловито спросил:

— Тоцкий или Кантемиров?

— Думаю, крайний в этом списке, — сквозь смех произнёс Яков Алексеевич и добавил: — Вот, паразит, всё точно рассчитал: и что мы с тобой от подарков нашим жёнам не откажемся и семьями встретимся. Виктор, так что, получается — переиграл нас прапорщик?

— Яша, а я думаю, мы не будем ничего выяснять и спрашивать у полигонщика?

— Да кто он такой, этот начальник стрельбища? Стратег хренов…

— Согласен, коллега. Пошли к женщинам.

Ни капитан Путилов, ни майор Яшкин даже в своих самых страшных контрразведческих снах не могли увидеть, какие вопросы возникнут у них в ближайшие дни к «этому прапорщику» и друг к другу. А служебная карьера особиста полка будет напрямую зависеть от сумбурных действий начальника войскового стрельбища Помсен…

Деньги должны делать деньги! Кантемиров отошёл от зигзагов судьбы Толика Тоцкого с Симоной, вновь «крепко подружился» с дочерью генерала, познакомился с новым командиром полка и серьёзно задумался о делах валютных, явно подпадающих под статью 88 Уголовного Кодекса Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (УК РСФСР): «Нарушение правил о валютных операциях», санкция которой в те былинные годы была от трёх и до восьми лет с конфискацией имущества. Гражданину СССР о печальном думать не хотелось, а просто хотелось быть молодым, здоровым и при деньгах…

Настало время выехать в Лейпциг, договариваться с вьетнамцами или арабами о продаже им, как минимум, одной тысячи западных марок. С этой сделкой у советского прапорщика проблем не было. Спрос был постоянным. Оставалось только найти время для первой поездки в Лейпциг, благо рядом. На скором поезде Дрезден-Лейпциг можно добраться за полтора часа и ночью вернуться обратно.

Сложнее было съездить в Берлин, закупиться у югославов дойчмарками, затем доехать до Лейпцига, скинуть валюту и вернуться в Дрезден с доходом примерно в две прапорщицкие зарплаты. Время — деньги!

И если у Тимура уже имелись оборотные средства, хранящиеся в цинковой коробке под силовым кабелем (считай — банковская ячейка под охраной высокого напряжения), то времени из-за армейской службы катастрофически не хватало. Оставалась надежда только на вечер и ночь с субботы на воскресенье, целый воскресный день и ночь до понедельника. Утром в понедельник на службе — как штык. В армии — всё как в армии…

Молодой человек начал планировать нелегальные и незаконные действия на территории дружественного государства. В вечер четверга или пятницы надо будет обязательно сгонять в Лейпциг, и конкретно договориться с потенциальными покупателями о сбыте валюты. В субботу вечером шнель, шнель нах Берлин и в понедельник рано утром цурюк нах хауз, на войсковое стрельбище Помсен.

Вот и весь план. Вроде всё просто? Но, в нашей Советской Армии не может быть в принципе ничего простого. Всё сложно и всегда через одно место…

В пятницу с утра начальник стрельбища поставил своим бойцам задачу на весь день, а сам выдвинулся в полк, якобы по неотложному прапорщицкому делу — получение честно заработанного денежного довольствия. Для вида покрутился в штабе и, получая деньжищща, узнал в финчасти, что отцы-командиры сегодня после обеда выдвинутся в штаб армии на какое-то секретное командное совещание.

И это гут! Прапорщик в этот прекрасный день изволил отобедать в офицерской столовой, немного отдохнул, затем ещё раз крутнулся по территории полка для вида, забежал в семейное общежитие, переоделся и был таков…

Первый этап операции по незаконному обогащению советского военнослужащего прошёл весьма удачно. Тимур съездил в Лейпциг и в ночном баре, недалеко от вокзала, договорился с арабами из солнечной Сирии о сбыте им одной тысячи западных марок по курсу одна дойчмарка к семи ГДР. О том, что его могут кинуть в этом баре, советский гражданин даже не думал.

У него были друзья-палестинцы, и сирийцы об этом прекрасно знали. Сложнее было с вьетнамскими товарищами — азиатский волк им товарищ. С этими гражданами надо было держать ухо востро, и при сделке лучше быть со своими друзьями из дружественной нам Палестины.

Начало второго этапа сделки купли-продажи валюты Тимур спланировал на субботу вечером. Но, как мы все знаем — очень сложно заранее что-то планировать в Советской Армии. И в этот раз все стройные планы начальника стрельбища нарушил его же солдат — пилорамщик полигона, гвардии рядовой Драугялис. Всю неделю Ромас выглядел нормально, как обычно, но с утра субботы прапорщик Кантемиров заметил, что его прибалтийский боец опять захандрил.

Поэтому, командир принял волевое решение загрузить старослужащего солдата по полной программе и приказал рядовому вынести до обеда все обрезки брёвен и досок с пилорамы на свалку. Навести идеальный порядок на своём рабочем месте — прапорщик проверит лично! И не дал заслуженному пилорамщику ни одного молодого бойца в помощь. Сам справится, и печаль пройдёт…

Кантемиров знал, что рядовой Драугялис был самым сильным солдатом на полигоне среди всех периодов службы. Когда загружали бревно к пилораме, за один конец дерева хватались два, а иногда и три солдата, то с другого конца Ромас всегда справлялся один. Начальник стрельбища послал операторов Директрисы БМП и всех механиков-водителей боевых машин в поле — косить саксонскую траву.

Летом быстрорастущая трава доставала всех операторов полигонной команды, и мирная картина сенокоса была обычным явлением войскового стрельбища Помсен.

Прапорщик немного понаблюдал с высоты второго этажа вышки директрисы за работой бойцов и пилорамщика, таскающего огромные связки обрезков досок и бревен на свалку. «Как бы мышцы не сорвал» — подумал заботливый командир и спустился на силовой узел стрельбища к тайнику. Рассовав шесть тысяч социалистически марок по карманам, советский военнослужащий быстро зашёл к себе в домик, аккуратно сложил все деньги в пакет и засунул в глубь шкафа.

К выезду готов! Оставалось только проконтролировать работу бойцов, дать ЦУ (ценное указание) на завтрашний день, пообедать и в путь-дорогу дальнюю…

Молодой человек уже месяц никуда не выезжал и успел соскучиться по поездкам на скорых поездах по просторам Германской Демократической Республики. Скорость, комфорт, попутчицы…

И самое главное — запрещённые валютные операции: опасность, адреналин в крови и радость успешной сделки. Кантемиров даже не представлял — на что он потратит такое количество марок ГДР. Ему был важен сам процесс. А деньги — это свобода! Едешь, куда пожелаешь; покупаешь — чего захочешь.

Начальник стрельбища начал рабочий обход с Директрисы БМП. Прогулялся до последних рубежей, проверил работу подъёмников, переговорил с операторами и вернулся на пилораму.

В ангаре царил полумрак и идеальный порядок, а сам пилорамщик сидел на приготовленном для распилки бревне и о чём-то напряженно думал. Солдат весь ушёл в себя, взгляд был устремлён в дощатый пол.

Прапорщик щёлкнул тумблером освещения, лампы дневного света загудели и вспыхнули, показывая результат добросовестно выполненного приказа. Ромас даже не поднял головы. Как сидел, так и остался. Ноль эмоции… А в войсках никак нельзя игнорировать своего командира. Могут быть последствия.

Кантемиров спокойно подошёл, снял фуражку, присел рядом и спросил:

— Красноармеец Драугялис, что с тобой? Не заболел?

— Товарищ прапорщик, я сегодня ночью убегу в ФРГ, — медленно и буднично сообщил гвардии рядовой Советской Армии.

— Ромас, скатертью дорожка. Почему сегодня? Надо было раньше бежать, когда молодым был. А сейчас уже дед — и на Запад. Несолидно, как-то получается, — усмехнулся начальник стрельбища.

— Товарищ прапорщик, я серьёзно говорю! — впервые за два года службы литовца прапорщик услышал, как воскликнул флегматичный коренной житель прибалтийской республики.

— Спокойно, рядовой. А теперь давай по порядку, — командир смотрел в глаза подчинённому.

— У меня есть два земляка из Каунаса. Вы знаете, они служат в госпитале водителями. Они кузены, и у них бабушка живёт в ФРГ.

— Подожди, Ромас. Ты говоришь, что двоюродных братьев, у которых есть бабушка на Западе, призвали в ГСВГ, в одну часть?

— Это действительно так, товарищ прапорщик. Они заплатили в военкомате.

— Ни хрена себе! Весёлое начало…, — прапорщик встал с бревна и упёрся плечом об металлическую станину пилорамы. — Давай дальше.

— Сегодня ночью братья угонят УАЗ начальника госпиталя, будут проезжать мимо Помсена, захватят меня, мы вместе доедем до Оттервиша и там, на первой электричке до Лейпцига. На вокзале нас будут ждать и провезут в ФРГ.

Пилорамщик встал и начал расхаживать по ангару.

— Ромас, а мне-то ты сейчас зачем рассказал о своём побеге? Ты же, ёшкин-кот, понимаешь, что я сейчас обязан сдать тебя особистам. Чтобы ты не сбежал и не выдал врагам военную тайну о местонахождении нашего секретного стрельбища Помсен и твоей пилорамы.

— Да вокруг все немцы знают о нашем стрельбище, — пилорамщик удивлённо посмотрел на своего командира и добавил: — Товарищ прапорщик, я знаю, что вы не сдадите меня.

— Это, с какого перепугу? — теперь искренне удивился начальник стрельбища и накинул прапорщицкую фуражку, показывая всю серьёзность своих намерений.

— Вам не нравятся особисты, и вы сами прятали в домике своего друга, начальника склада. Я знаю.

— Охренеть. Кто ещё знает? — Кантемиров вернулся на бревно, скинул головной убор и закрутил в руке.

— Я один.

— Откуда?

— Случайно вас вдвоём увидел, когда мы ночью доски немцу продавали. Товарищ прапорщик, я никому не сказал и не скажу.

— Ладно. А с тобой, что делать будем?

— Я не хочу в ФРГ.

— Тогда не беги. А земляков твоих надо обязательно сдать контрразведчикам, как предателей Родины.

— Они опасные люди, я не смогу тогда вернуться домой.

— Лесные братья, что ли? — усмехнулся прапорщик.

— Нет. Но, моим родственникам будет очень плохо.

— Вот, блин, Ромас, поставил ты мне задачу. Что будем делать?

— Не знаю, — вздохнул гвардии рядовой Драугялис.

А гвардии прапорщик Кантемиров, сидя на бревне, начал усиленно размышлять. Сам он с этим делом не справится. Кто может помочь рядовому нормально выйти из этой ситуёвины? Ясный пень — контрразведка. Вот только кто именно — Особый отдел или КГБ? Вот вопрос, так вопрос…

Над этим жизненно важным для рядового Драугялиса вопросом — к кому обратиться: КГБ или Особый отдел — прапорщик долго не думал. Натюрлих (нем. конечно) — госбезопасность. Кто же ещё, если не люди в штатском с поднятыми воротниками плаща и в тёмных очках? Да и капитан Путилов со временем стал как-то ближе к начальнику стрельбища, чем его родные особисты мотострелкового полка.

Самбист оказался более понятен боксёру, чем профессиональные контрразведчики в форме. Виктор Викторович, всегда в стильном гражданском костюме при галстуке и с портфелем, вызывал больше доверия и уважения у молодого человека. Опять же, в спортзале не выёживается, не корчит из себя крутого командира; а сам внимательно перенимает опыт у боксёра и у каратиста Лёвы. И сам самбист не жадничал в зале — приёмы показывает, броскам учит. Вот недавно прапорщика падать научил. Нужное дело… Всегда в жизни пригодится…

Сегодня суббота, тренировка начинается раньше, в 16.00. Придёт ли самбист, вот в чём вопрос?

Начальник войскового стрельбища Помсен принял волевое решение:

— Так, Ромас, без меня никуда не бежишь, а ждёшь меня до упора. Из стрельбища — никуда! Я приеду не один. Разберёмся с твоей бедой, не волнуйся.

— Спасибо, товарищ прапорщик, — выдохнул рядовой и вернулся на бревно.

— Рано ещё благодарить. Чувствую, что сегодня у нас с тобой будет непростая ночь, — прапорщик присел рядом и посмотрел на своего солдата. — Так, боец Драугялис, а теперь марш на обед. Работу выполнил. Молодец! Поешь хорошенько, силы сегодня пригодятся.

— У меня нет аппетита, — протянул прибалт.

— Это приказ, Ромас. Всё, расходимся.

Тимур зашёл в столовую, где на отдельном разносе прапорщика ждал обед. Занёс свою порцию в домик и в спокойном уединении принялся за приём пищи и размышления на вечные темы: «Что делать?» и «Кто виноват?».

Вроде сейчас начальник стрельбища не собирается нарушать закон, а даже наоборот — выступает за оборону своей страны. Смерть предателям! Интересно, что будет с земляками пилорамщика, да и самим Ромасом после всей этой неудавшейся бодяги с побегом? Обоих кузенов, наверняка, отдадут под трибунал и осудят. А как быть с Драугялисом и его неумолимо приближающимся, как крах капитализма, дембелем?

В университете, в группе студента-заочника Кантемирова учились два прибалта: один с Вильнюса, второй с Риги. Первый литовец, второй русский. Так многие с группы начали замечать, как прежде державшиеся вместе на сессиях приятели начали удаляться друг от друга. А коренной рижанин Василий Прохоров проговорился по-пьяни, что националисты в республике уже открыто заявляют об отделении от Советского Союза. В тот день Вася здорово перепил и крепко ругался на двух языках. Что-то непонятное творилось на прибалтийских задворках нашей необъятной Родины.

Ни гвардии рядовой Драугялис, ни гвардии прапорщик Кантемиров в этот непростой для обоих день даже в своих самых смелых мыслях не могли представить скорый развал великой социалистической империи. Хотя, весной 1988 года до этого величайшего события в мировой истории оставалось уже меньше той же социалистической пятилетки…

Сейчас начальник войскового стрельбища Помсен был всей душой и телом за Советскую власть и спешил на встречу с сотрудником КГБ СССР. Товарища прапорщика волновал только один вопрос — поговорить с Путиловым о Ромасе до тренировки или после?

Боксёр решил вызвать на разговор самбиста после спортивных занятий. Раз уже приехал в ГДО, надо размяться и потренироваться. Придёт ли ещё в зал сотрудник госбезопасности?

Глава 7 КГБ

Капитан Путилов разминался в углу зала и несколько удивился нескрываемой радости от встречи неожиданно появившегося прапорщика. Обычно молодого человека по субботам интересовали совсем другие культурные мероприятия. Танцы в том же ГДО, например… Или дочь генерала…

Когда боксёр присоединился к разминке, самбист по ходу пробежки деликатно спросил:

— Тимур, это ты только после минералки в гаштете, всегда так рад меня видеть?

— Сегодня я угощаю. Есть разговор.

— Договорились.

После тренировки оба спортсмена зашли в привычный зал питейного заведения «Am Th or» и заняли постоянное место любителя «Радебергского» — слева от входной двери, у окна. Даже в субботу вечером в этом недешёвом гаштете народу оказалось не так уж и много. Приглушенно играла музыка. Кантемиров сделал заказ.

Когда утолили первую жажду, самбист задумчиво посмотрел на свой бокал:

— Из-за этого пива поправляться стал. Нехорошо…

— Виктор Викторович, пора возвращаться в свою весовую категорию. Можете ко мне в баню приехать. Вес за раз сгоним, — думая о своём солдате, невесело улыбнулся начальник войскового стрельбища.

— Тимур, о чём поговорить-то хотел? Надеюсь, прапорщик Тоцкий не вернулся тайно в запломбированном вагоне? — тонко почувствовал настроение собеседника опытный сотрудник госбезопасности.

— Хуже, — вздохнул прапорщик Кантемиров и глотнул минералки.

— Сам на Запад решил сбежать? — с улыбкой догадался комитетчик.

— Ещё хуже, но уже ближе к теме, — начальник стрельбища залпом допил минералку, поставил со стуком стакан и наклонился над столом. — Сегодня ночью мой солдат, литовец, вместе с двумя земляками из госпиталя сбегут в ФРГ через Лейпциг.

— Серьёзная тема, — самбист не удивился, осушил бокал в два глотка, повторил стук посуды об дерево и посмотрел в глаза прапорщика. — Откуда информация?

— Ромас сегодня сам всё рассказал. Так солдата зовут — Ромас Драугялис, пилорамщиком у меня служит, — прапорщик внимательно рассматривал контрразведчика.

— Понял, Тимур. Тогда рассчитывайся, и поехали к тебе в гости.

— Виктор Викторович, что будем делать?

— По дороге поговорим.

— На автобусе поедем?

— Сам довезу. Выходим.

Кантемиров не стал ждать официантку, подошёл к барной стойке, протянул банкноту и, махнув рукой бармену по поводу сдачи, догнал Путилова. По дороге скорым шагом к воротам всем известного в дрезденском гарнизоне адреса — Ангеликаштрассе, дом 4. (приказ «ноль десять» — никому наши тайны не выдавать) прапорщик сообщил капитану:

— Виктор Викторович, Ромас свой, бежать не хочет, но боится за семью.

— Решим, — коротко, на ходу, ответил сотрудник в штатском.

Начальник стрельбища сразу успокоился. Раз капитан КГБ СССР сказал: «Решим», значит — решим. С начальником вещевого склада мотострелкового полка вопрос решили? Решили!

Следовательно, и с пилорамщиком стрельбища всё будет в порядке. И семью защитим. Это же — КГБ!

Виктор Викторович попросил немного подождать у ворот секретного адреса, набрал на замке калитки номер и скрылся за металлической дверью. Тимур огляделся. Улица в элитном районе Дрездена оказалась практически пуста. Хотя было ещё светло, как днём. Редкие прохожие спешили домой. Вечер субботы, все отдыхают: немцы давно дома, а русские совсем недавно потянулись со службы к семьям и в комнаты холостяцких общежитий. Затем вечер в кругу семьи и телевизора. Или танцы в ГДО… Может быть, ещё застолье в холостяцкой комнате или пиво в ближайшем гаштете. Вот и все развлечения.

А начальнику стрельбища выдалось сегодня вместе с капитаном госбезопасности встать на защиту обороноспособности ГСВГ. Есть такая работа — Родину защищать… Кантемиров тяжело вздохнул. Чем закончится вся эта эпопея с побегом Ромаса на Запад?

Загудел электродвигатель серых ворот. Прапорщик иногда задавался одним и тем же вопросом — почему все советские объекты на территории ГДР окрашены в благородный серый цвет? Но, сейчас было не до цветовой гаммы русских гарнизонов и советских секретных объектов, откуда выехал Вартбург синего цвета. За рулём сидел капитан КГБ в армейской форме с чёрными погонами и с петличками танкиста.

Конспирация!

Водитель махнул рукой, приглашая в машину. Когда молодой спортсмен уселся и с интересом начал осматривать приборы и рычаги управления, Виктор Викторович с гордостью спросил:

— Впервые на Вартбурге едешь?

— Раньше только на Трабанте катался, — сообщил советский прапорщик, деликатно скрыв о своих поездках на Мерседесе и БМВ югославских приятелей в Восточном Берлине.

Капитан госбезопасности всё же проявил профессиональный интерес:

— С кем катался?

— С бывшей подружкой Ангеликой. У её отца был Трабант. Да вы и так всё знаете, товарищ капитан, — молодой человек не стал распространяться об особенностях этого шедевра восточногерманского автомобилестроения, на котором они с Ангеликой не только катались. Крайне неудобный автомобиль для любовных утех.

Пассажир посмотрел на водителя и попросил:

— Виктор Викторович, остановите у дежурного магазина, я булочек с колбасой и минералки на ужин куплю. Вам что-нибудь взять?

— Спасибо, ничего не надо. Я дома поужинаю.

— А мы разве не будем сегодня в засаде сидеть? Когда караул вызовем, товарищ капитан? А у вас есть секретная рация? — вопросы сыпались один за другим. Не всегда же комитетчикам задавать вопросы? Вместе идём на общее дело…

— Сами справимся. Боксёр, мы что, с тобой не осилим двух солдат? — ухмыльнулся самбист. — Вот и магазин. Беги за своей колбасой. Только водки не покупай.

— Смешно! — пассажир выпрыгнул из машины.

За пятнадцать минут доехали до стрельбища. Комитетчик решил не светить лишний раз оперативную машину и припарковался среди деревьев, не доезжая до казармы полигонной команды. В домик начальника стрельбища зашли вдвоём, водитель захватил из автомобиля портфельчик. Совсем не тот, с которым был в спортзале…

Хозяин дома, на удивление гостя, отодвинул часть книжной полки и предложил:

— Виктор Викторович, вы пока баню посмотрите, а я переоденусь и за схожу за солдатом.

Баня капитану госбезопасности понравилась. А кому же не понравится: русская парная, небольшой бассейн, душ и туалет? Комнатой отдыха служил сам домик прапорщика с аудиомагнитофоном «Электроника», проигрывателем пластинок «Вега» и цветомузыкой на стене. В углу телевизор с социалистическим DFF и капиталистическим ARD. Только не хватало женщин. Всё же, как ни крути прапорщицкую фуражку — военный объект. Полигон…

Пока комитетчик разглядывал баню, прапорщик быстро переоделся в ХБ. Во время смены гражданки на форму Тимур заметил в шкафу свой заныканный пакет с деньгами и мысленно чертыхнулся: «С этим Ромасом про всё забыл. Надо будет перепрятать».

Пакет засунул подальше от всевидящего ока КГБ — в груду постельного белья, приготовленного для сдачи в стирку. В этот раз с баней получился пролёт. Хорошо, хотя бы в душе успел сполоснуться.

Гвардии прапорщик Кантемиров привёл к домику гвардии рядового Драугялиса. По дороге быстро объяснил солдату — с кем именно он сейчас будет говорить. Пилорамщика затрясло.

Командир слегка хлопнул бойца по спине:

— Не ссы, Ромас. Всё будет пучком.

Капитан госбезопасности хозяйничал в доме начальника стрельбища: включил электрочайник, вынул из тумбочки пару чашек, заварку и чайник. «Интересно, в шкаф успел заглянуть?» — резонно подумал хозяин чайника.

Но, похоже, комитетчика в этот момент интересовал только потенциальный перебежчик в ФРГ. Путилова полностью захватил оперативный азарт, а по количеству чашек на столе его подельник Кантемиров понял, что разговор с солдатом состоится без его командира. Да и ладно! Лишь бы дело выгорело, и Ромас остался в стороне.

И всё же — что именно придумал сотрудник госбезопасности? И почему он не поделился планом с инициатором операции по захвату предателей Родины? Решил все лавры с медалями повесить на свою грудь? Да они прапорщику на хрен не нужны — скоро дембель. И как все знают: «Дембель неизбежен, как крах капитализма!»

Главное, чтобы его солдат не пострадал, да и сам начальник стрельбища дослужил нормально, как сказал командир полка, подполковник Григорьев. Но, тут Кантемиров уважил подполковника и после его просьбы дослужил два месяца до замены старшего офицера без приключений на свою жопу. Тимур знал, что вчера, в пятницу подполковника Григорьева с семьёй проводили до дрезденского вокзала.

И с понедельника личный состав 67 МСП будет видеть на территории части только подполковника Болдырева. Вроде, мужик нормальный…

Прапорщик завёл рядового в дом, представил офицера по имени-отчеству, ещё раз хлопнул солдата по спине и вышел.

Путилов и Драугялис беседовали около часа. Начало смеркаться, похолодало, и над полигоном поплыл густой туман. Первым из домика вышел контрразведчик, довольно помахивая своим портфельчиком.

Прапорщик подошёл к капитану КГБ, который указал рукой в сторону ворот:

— Пойдём, проводишь до Вартбурга.

Подошли к автомобилю, водитель ключом открыл дверь и закинул портфель в салон. Посмотрел в лицо начальника стрельбища и сказал:

— А теперь, Тимур, слушай внимательно. Солдата не трогать и не разговаривать с ним. Пусть немного придёт в себя. И пусть сегодня ночью спокойно покинет полигон. Не вздумай задерживать и отговаривать.

— Не понял, — Кантемиров сделал шаг ближе к собеседнику.

— Что тебе не понятно, прапорщик? — голос сотрудника в форме капитана бронетанковых войск затвердел.

— Ни хрена не понятно, товарищ капитан, — постарался спокойно ответить прапорщик и спросил: — Драугялис с земляками сегодня сбежит в ФРГ?

— Пусть бежит. Теперь он наш, — водитель облокотился о крышу автомобиля.

— Ромас и так наш. Солдат не хотел бежать на Запад, — возразил начальник стрельбища.

— А теперь пусть бежит и выполняет особое задание партии и правительства.

— Ромас беспартийный.

— Слушай, прапорщик, ты, в самом деле, ничего не понимаешь или просто делаешь вид тупого солдафона?

— Какой есть, — Тимура начала охватывать непонятная злость. — Куда нам до высших материй. Объясните толком, Виктор Викторович.

— Для тебя, прапорщик — товарищ капитан. Пока — товарищ. А завтра посмотрим, как дело сложится.

— Какое дело?

— А вот это уже не твоего ума — ДЕЛО! — контрразведчик сел за руль и посмотрел на Кантемирова снизу-вверх. — Сорвёшь нашу операцию — пеняй на себя. Санкцию статьи 88 УК РСФСР ещё не забыл?

— Никак нет! Разрешите идти, пока товарищ капитан? — громко ответил прапорщик пехоты и стукнул каблуками солдатских сапог.

— Не дури, Тимур, — Путилов захлопнул дверцу немецкого автомобиля, развернулся и выехал в сторону Дрездена.

Кантемиров проводил взглядом габаритные огни машины, сплюнул вслед, развернулся и пошёл домой, в свой родной домик, где его ждал потенциальный перебежчик…

Советский военнослужащий медленно шёл в вечернем тумане саксонской весны и думал… Думал напряженно, быстро и по-своему обрывочно. Как в ринге, когда мысли прилетают и улетают вместе с ударами по голове и корпусу.

Итак, что мы имеем? Виктор Викторович благодаря Тимуру вербанул за чашкой чая Драугялиса и дал задание солдату бежать на Запад. Решил сделать из него шпиона с работой на КГБ. Так выходит, что прапорщик просто подставил своего бойца под Гебьё? А сейчас подставляет свой полк под удачный побег солдата в ФРГ?

И ходит прапорщик такой довольный по полигону, как ёжик в тумане…

Решил вопрос со своим солдатом и его семьёй. Ни хрена, не решил! А что завтра будет в родном полку и с новым командиром? А с начальником особого отдела, майором Яшкиным? Вроде тоже мужик неплохой? Да все они хорошие до определённого момента… Прапорщик ещё раз зло сплюнул. Козлы!

Надо говорить с Ромасом. И первым делом перепрятать свои деньги обратно в тайник под силовой кабель. Что будет этой ночью — один аллах знает. И ещё — прапорщик Кантемиров.

При входе в ворота расположения полигонной команды начальник войскового стрельбища Помсен пришёл к твердой мысли, что по-комитетски ни хрена сегодня не будет… Будет по-нашему. По-прапорщицки.

Как там сказал товарищ Путилов: «Только водки не покупай…»? Будет вам, товарищ капитан госбезопасности — и водка, и колбаса, и селёдка…

Бойцы полигонной команды войскового стрельбища Помсен изволили ужинать после трудового дня ПХД и солдатской бани… Их боевой командир вошёл в ворота, встал на освещенном месте по центру асфальтированной площадки перед казармой и выкрикнул:

— Дневальный, бегом ко мне!

Чуть больше двадцати солдатских лиц, сидящих в крохотной столовой, разом повернулись на знакомый окрик. Дежурный по полигонной команде, гвардии рядовой Вовченко, (он же — Пончик) встал из-за стола и махнул рукой дневальному. Молодой боец второго периода сорвался с тумбочки, дежурный прервал приём пищи и принял пост у телефона. Солдаты понимали, что в этот вечер происходит что-то не совсем ладное с их командиром и пилорамщиком, который так и не появился на ужине.

— Почему горит свет на Директрисе БМП? — строго спросил начальник стрельбища у подбежавшего дневального.

Вышка Директрисы БМП виднелась тёмным силуэтом в наступившем сумраке с туманом.

Рядовой оглянулся:

— Не горит, товарищ прапорщик.

— На первом этаже оставили свет включенным. Ладно, сам схожу, проверю. Иди на пост, пусть дежурный поужинает и тебя сменит. От телефона — никуда!

— Есть, товарищ прапорщик, — недоуменный дневальный вернулся на пост. Что сегодня происходит? Горит — не горит… Да и первый этаж отключается одновременно вместе со вторым… Чудит командир…

Прапорщик Кантемиров зашёл в свой домик. Рядовой Драугялис так и остался сидеть за столом, уставившись в полную чашку чая на столе. Вторая чашка осталась пуста. У литовца плечи опущены, взгляд в никуда. Как несколько часов назад на пилораме. Жалеть солдата сейчас некогда. Да и деньги в шкафу за спиной рядового надо срочно вернуть в тайник.

Начальник стрельбища посмотрел на подчинённого и сказал:

— Ромас, обычно солдаты встают, когда я захожу в помещение.

— Товарищ прапорщик, вы сдали своего солдата гебешнику. Я не хочу никуда бежать. Мне надо дослужить нормально и вернуться домой. У меня мама болеет.

— Так, солдат, слушай сюда — я знаю, как исправить твой побег. Просто поверь мне. Никакого КГБ не будет. А сейчас иди на ужин.

— Я не хочу есть. Я ничего не хочу!

— Рядовой Драугялис, давай без истерик. Я влип в эту херню только из-за тебя. И сейчас мы с тобой вместе будем искать выход из этого говнища. Испачкаемся сильно. Ромас, я не знаю, где мы с тобой окажемся завтра, — прапорщик тяжело посмотрел в глаза рядовому. — Если нет аппетита, дуй на пилораму и жди меня там. Чай допей. Это приказ!

Пилорамщик встал, залпом маханул чашку холодного чая и вышел из комнаты. Кантемиров вздохнул, раскрыл шкаф, развернул пакет и быстро рассовал пачки денег по карманам. Дошёл до Директрисы и аккуратно повторил секретную операцию с возвращением своего богатства в тайный схрон под силовым кабелем.

Пусть полежат до лучших времён. И когда эти времена настанут? Пятилетний опыт службы в Советской Армии (год рядовым и четыре года прапорщиком) подсказывал, что беда только стоит на пороге и стучится в дверь его домика. Проблемы только начинаются…

Молодой прапорщик, двадцати четырёх лет от роду, решил побороться с всесильным Комитетом Государственной Безопасности СССР. Ещё год назад у почти законопослушного гражданина таких шальных мыслей не могло быть в принципе. Даже после ударов по голове.

Но, всё текло, и всё менялось. На втором курсе университета отменили экзамен по истории КПСС. Остался только зачёт. С каждым учебным отпуском студент Кантемиров не узнавал Ленинград — колыбель трёх революций. Город бурлил так, как будто намечался четвёртый переворот. Новые друзья Тимура, сотрудники милиции и прокуратуры, в открытую и всерьёз обсуждали животрепещущие вопросы — будут ли они выступать на стороне власти и выполнять приказы против своего народа?

В группе Кантемирова учился заместитель командира одной военизированной пожарной части города, который в пивном баре «Бочонок» рассказал по секрету коллегам-студентам, как они с бойцами-пожарными категорически отказались устанавливать решётки на окна пожарных машин.

«Наша задача дома от огня защищать, а не людей водой разгонять» — многозначительно сказал старший лейтенант пожарной охраны. Сидящие за одним пивным столом сотрудники милиции, сотрудники прокуратуры и один прапорщик пехоты полностью поддержали студента-заочника юридического факультета ЛГУ им. Жданова.

И всё же студент боялся не по-детски. По рассказам тех же друзей-приятелей из милиции, будущий юрист хорошо понимал всю серьёзность задуманных действий и знал, как легко при необходимости состряпать уголовное дело против любого гражданина СССР. Особенно сотрудниками госбезопасности. Даже менты опасались Старшего Брата.

А тут, какой-то прапор-мотострелок вдруг решил встать на стороне своего солдата и побороться за справедливость в этом бушующем мире… Идиот…

Прапорщик Кантемиров всегда сам отбирал солдат на полигон и старался не подводить своих бойцов, и, тем более — никого не подставлять под КГБ. Тимур хотел, как лучше. Получилось, как всегда с сотрудниками этой непростой организации.

ДЕЛО, как сказал один сотрудник не в своей форме, надо исправлять. Обратной дороги нет. Да и дембель замаячил впереди. От начальника канцелярии штаба полка Кантемиров знал, что его документы на увольнение по окончанию контракта уйдут в штаб армии за полгода до срока. Тимуру присвоили высокое звание прапорщик 22 апреля, значит, в начале ноября этого года начальнику войскового стрельбища Помсен будет наплевать на службу. А пока оставалось продержаться до осени и плеваться вслед сотрудникам КГБ. Когда они не видят…

Попробуй плюнь тому же Путилову в морду. Через месяц твои плевки будут замораживаться на лету где-нибудь на Крайнем Севере. Нет, мы выберем другой путь.

Более народный…

Начальник стрельбища спрятал деньги и зашёл на пилораму. Драугялис сидел на том же бревне. Неподвижный взгляд устремлен в дощатый пол, густо посыпанный опилками. Прапорщик заглянул в проём двери и со словами: «Ромас, за мной» направился к себе в домик. Пилорамщик встрепенулся и выдвинулся следом.

Оба зашли в домик, Кантемиров махнул в сторону стола:

— Присаживайся.

Хозяин дома убрал со стола пустые чашки, вынул из пакета булочки с колбасой и принялся делать бутерброды. Гость смотрел за манипуляциями своего командира без всяких эмоций. Голодом Ромас явно не страдал. Другие мысли выбили все нормальные солдатские инстинкты.

Тимур, не отвлекаясь от приготовления ужина, задал резонный вопрос:

— Ромас, вот скажи мне в чём, правда — хочешь ты жить в ФРГ или нет?

— Товарищ прапорщик, у меня дома три сестры и мама больная…, — начал с прибалтийским азартом говорить рядовой.

Прапорщик перебил:

— Боец, мне сейчас некогда слушать историю твоей семьи. Отвечай мне — да или нет. Ещё раз спрошу — ты сам хочешь бежать в ФРГ?

— Нет.

— Это хорошо. Следующий вопрос. Ромас — ты водку пьёшь?

— Да.

— Это тоже гут.

Хозяин домика вынул из своего холодильника и со стуком поставил на стол начатую бутылку водки «Кёрн», оставшуюся после бани генерал-лейтенанта Потапова. Гвардии рядовой Драугялис с удивлением посмотрел на немецкую водку и перевёл взгляд на начальника стрельбища. Тимур спокойно разложил приготовленные бутерброды на тарелку, вынул две чашки и открыл две бутылки минералки. Разлил водку в чашки: себе грамм пятьдесят, солдату — полную чашку.

Начальник стрельбища довольно рассмотрел наспех накрытый стол и предложил рядовому незатейливый тост:

— Давай, Ромас, за нас!

Долго упрашивать солдата не пришлось. Пилорамщик молча поднял свою чашку, чокнулся с командиром и разом маханул водки в 38 градусов. Рука солдата потянулась к тарелке с бутербродами…

Кантемиров придвинул закуску к себе:

— Ромас, русские после первой не закусывают.

Сам же с аппетитом зажевал булочку с колбаской, запил минералкой и задал собутыльнику следующий жизненно важный вопрос:

— А теперь скажи мне, гражданин Литовской Советской Социалистической Республики, ты там у себя будешь в авторитете, если скажешь своим, что в ночь побега побил своего русского командира, который решил тебя остановить. Подумай хорошенько, боец.

Солдат задумался, прапорщик налил ещё водки: себе на донышке, собеседнику полчашки. Драугялис кивнул и, не дождавшись приглашения командира, резво опрокинул чашку.

Тимур усмехнулся:

— Русские после второй тоже не закусывают. Ромас, я жду ответа.

— Товарищ прапорщик, я не знаю.

— А я знаю, товарищ солдат. После дембеля ты будешь у себя на родине авторитетным пилорамщиком, если выяснится, что ты, в самом деле, в ночь побега выпил водки для храбрости, избил прапорщика и попал на гауптвахту. Пошли, Ромас.

— Куда?

— Бить меня будешь, — спокойно сообщил прапорщик, вставая со стола, и быстро добавил. — Не тормози, рядовой! Времени мало.

Собутыльники вышли на улицу. Стемнело…

Кантемиров прошёл на освещённую асфальтированную площадку между домиком прапорщика, казармой стрельбища и ремонтным цехом. Что-то вроде небольшого плаца посредине отдельного воинского подразделения. Как раз напротив окон столовой и коридора, где стоял дневальный.

Столовая уже опустела, оставались только наряд с поваром. На тумбочке стоял второй дневальный. Обычно в вечер субботы старослужащие сидели в Ленкомнате и смотрели телевизор с запрещённой приставкой и хитрой антенной, закинутой на верхушку ближайшей берёзы. Остальные бойцы, кроме наряда на кухне, дневального и охраны боевых машин в боксах директрис, отдыхали — кто, как мог…

Командир подозвал рядового ближе:

— Давай, Ромас, бей меня по лицу.

— Я не могу, товарищ прапорщик, — солдат стоял на месте. Времени до побега литовца оставалось всё меньше и меньше.

Начальник стрельбища решил взять инициативу в свои кулаки:

— Рядовой, это же так просто. Примерно, вот так!

Боксёр сделал шаг навстречу солдату, и когда левая нога коснулась асфальта, левый кулак резко выбросился вперёд и остановился об нос Ромаса. Удар оказался несильный, но хлёсткий, как плеть. И этого движения кулака вполне хватило, чтобы голова рядового откинулась назад, вернулась на исходную, а из носа густо закапала кровь.

Драугялис провёл рукой по лицу, посмотрел на окровавленную ладонь и медленно произнёс:

— Не надо, товарищ прапорщик.

— Надо, Ромас, надо, — Тимур сделал шаг вперёд, оппонент отступил. Ещё шаг, и оба оказались на самом освещённом месте, как раз напротив окна дневального.

Начальник стрельбища начал заводиться:

— Бей, солдат. Показываю ещё раз, — боксёр шагнул вперёд и немного вправо. Удар правой сбоку достиг глаза солдата. Спортсмен старался не вкладывать вес в удар, бил не сильно, но резко. Пилорамщик качнулся, устоял, широко расставил ноги и мотнул головой. Капли крови разлетелись в разные стороны…

Кантемиров за последние полтора года хорошо изучил характер своего солдата и знал, что Ромас не был по жизни бакланом. Но, прапорщик не мог знать, что будущему защитнику Родины до призыва не раз приходилось защищать своих сестёр от местных каунасских хулиганов. И у литовца остался опыт уличных драк.

Ромас и так был самым сильным солдатом полигонной команды войскового стрельбища Помсен — на голову выше своего командира, худощавый, с широкой костью. И за время службы на полигоне свежий воздух, жёсткий режим, отличное питание и постоянный упражнения с досками и брёвнами на пилораме прибавили сил молодому мужчине и закалили характер бойца Советской Армии.

Рядовой ещё раз мотнул головой, разбрызгивая кровь со своего носа. Какой не был сильным солдат, нос оказался у него слабым. Видимо, перебили в драках на улицах родного города.

Дневальный у тумбочки с широко раскрытыми глазами через окно рассматривал редкую картину под названием: «Прапорщик избивает своего солдата». Затем, вспомнив свои непосредственные обязанности, рванул в Ленкомнату.

Рядовой пришёл в себя, взглянул на противника, спокойно стоящего перед солдатом, сделал резкий шаг навстречу и с выкриком на родном литовском поднял правую руку, но ударил левой.

Именно в этот момент из казармы с криком: «Товарищ прапорщик!» выскочил старший оператор стрельбища, сержант Басалаев. Прапорщик на долю секунды отвлёкся на сержанта, поздно среагировал на здоровый кулак самого сильного солдата стрельбища и пропустил отличный удар в ухо.

Боксёру в этот короткий миг показалось, что его ударили со всего размаха огромной жердиной. Тимур перелетел через небольшую оградку, отделяющую газон от асфальта. Уроки самбиста в спортзале не прошли мимо подсознания боксёра, тренированное тело спортсмена среагировало и правильно упало на траву. Тимур перекувырнулся через себя, сел и, также как солдат, мотнул головой. Взгляд прапорщика сфокусировался на рядовом.

Тимур вскочил и с возгласом: «Пипец тебе, Ромас!» перепрыгнул через декоративный заборчик, ближе к противнику. Оппонент ответил быстрым словосочетанием из двух литовских слов и размахнулся правой.

И в эту секунду гвардии сержант Басалаев сделал самую большую ошибку за всю почти двухлетнюю службу в ГСВГ — решил разнять дерущихся. Кулак Ромаса, тыльной стороной на размахе, просто снёс подбежавшего сзади старшего оператора в сторону.

Сержанта никто не учил падать, и его затылок с гулким стуком остановился об асфальт импровизированного плаца войскового стрельбища Помсен. Виталий отключился. Не каждый советский солдат выдержит два мощных удара подряд по своему черепу с двух сторон.

На этой секунде бой прапорщика с рядовым закончился боевой ничьёй. Тимур с Ромасом одновременно кинулись к поверженному товарищу. Драугялис рывком поднял друга за подмышки, а Кантемиров залепил парню звонкую пощёчину. Сержант встрепенулся, открыл глаза и с удивлением осмотрел окружающих. Весь личный состав, за исключением дежурных механиков-водителей боевых машин, стоял вокруг участников необычайной драки.

Начальник стрельбища за четыре года сверхсрочной службы впервые ударил своего солдата…

Прапорщик аккуратно дотронулся до своего уха, оглядел бойцов и приказал:

— Всё! Брек. Всем разойтись. Остановите Ромасу кровь. Дежурный останься. Виталий, стоять можешь?

Сержант кивнул и широко расставил ноги. Рядовой Вовченко с повязкой «Дежурный по стрельбищу» подошёл ближе. Пилорамщику принесли полотенце, и рядовой встал у казармы, запрокинув голову и зажимая слабый нос.

Кантемиров оглядел подчинённых и обратился к своему заместителю:

— Басалаев, какого хрена тебя понесло под удар Ромаса?

— Разнять хотел, — сержант тёр свою переносицу, по которой пришлась основная сила удара кулака товарища.

— Вот теперь, миротворец хренов, с нами по делу пойдёшь. Сегодня вместе на гауптвахту сядем.

— Никто не узнает, товарищ прапорщик.

— Кому надо — узнает, — начальник стрельбища повернулся к рядовому Вовченко. — Дежурный, бегом к телефону и доложить в полк о нашей драке. Скажи — пьяный прапорщик избил двух солдат.

Старослужащие полигонной команды переглянулись и уставились на командира.

Первым выразил своё удивление сержант:

— А на хрена?

— Я не буду никуда докладывать, — вслед набычился рядовой и добавил. — Товарищ прапорщик, я не стукач, и никогда им не был.

— Тогда, Вовчик, сядешь сам. Не уследил за порядком на вверенной тебе территории, — с улыбкой привёл контраргумент виновник побоища.

— Ну, и сяду, — отвернулся и проговорил в сторону правильный боец Пончик.

— А теперь без «ну». Оба слушаем внимательно. Всё что мы сейчас сделаем — делаем для нашего друга Ромаса. Просто поверьте мне. Я вам сейчас объяснять ничего не буду. Для вас же лучше будет. Завтра, а особенно в понедельник, к тебе Виталий, и к тебе Володя, будут очень много вопросов от разных командиров и особистов. И надо сделать так, чтобы вы оба говорили только то, что видели сегодня. И говорили только правду. Всё понятно?

Прапорщик с некоторым жизненным опытом и самым начальным юридическим образованием выдохнул и оглядел своих солдат. Виталий с Вовчиком удивлённо смотрели на командира.

Сержант опять спросил:

— А на хрена, товарищ прапорщик?

— Виталий, выйдём на свободу с чистой совестью, и потом тебе твой друг сам всё расскажет. Всё! Пончик, идём к телефону. Времени мало…

Рядовой Драугялис уже сидел в столовой и с аппетитом поглощал свой ужин, заботливо оставленный поваром. Кровь из носа прекратилась, после двух чашек водки и двух пропущенных ударов по голове организм рядового вернулся в привычное русло, заработали нормальные солдатские инстинкты.

Зашли втроём в казарму, дневального отправили погулять. Дежурный по стрельбищу пододвинул к себе телефон на тумбочке, взялся за ручку и посмотрел на сержанта, затем на своего командира:

— Не нравится мне всё это, товарищ прапорщик.

— Рядовой, я тоже не в восторге от всей этой ситуёвины. А теперь представься, как положено, и докладывай дежурному по полку чётко и ясно — на полигоне ЧП, пьяный прапорщик Кантемиров избил двух солдат: Басалаева и Драугялиса. Крути аппарат.

Старослужащий солдат вздохнул, выдохнул, привычно крутнул ручку армейского телефона и поднёс трубку к уху. Связь отдельного гарнизона с полком через дежурную часть ближайшего ОТБ была налажена на все сто…

Дежурный по стрельбищу на выдохе, скороговоркой доложил нештатную ситуацию на полигоне. Прапорщик и сержант, стоящие рядом, услышали резкий ответ.

Рядовой Вовченко опустил трубку, прикрыл ладонью нижнюю часть и прошептал:

— Товарищ прапорщик, вас зовут.

— Кто? — также шёпотом спросил Кантемиров, принимая трубку у дежурного.

— Помощник дежурного, капитан Чубарев.

Тимур улыбнулся. Повезло, так повезло…

Затем несколько раз громко протопал около тумбочки, поднял трубку и весело сообщил:

— Товарищ капитан, а пошёл ты на хрен!

Прапорщик не стал ждать ответа и быстро положил трубку.

— Сейчас будут, — начальник стрельбища обвёл взглядом своих солдат и приказал: — Сержант Басалаев и рядовой Драугялис, снять ремни и вынуть из карманов всё лишнее. Оставить только военные билеты. Ромас, переоденься в подменку. Вся форма в крови. Что о нас подумают приличные люди? На кичу едем… Срок тянуть будем…

К приезду приличных людей потенциальные заключенные были готовы, как юные пионеры. Помощник дежурного по полку и одновременно командир 9 МСР, гвардии капитан Чубарев в сопровождении сержанта и двух автоматчиков вошёл в ворота расположения полигонной команды и увидел на освещённой площадке стоящих в одном строю своего друга прапорщика и двух его солдат в ХБ, без портупеи и ремней.

Примерные арестанты, осознавшие свою вину и вставшие на твёрдый путь исправления…

Капитан с красной повязкой на руке присвистнул, а его бойцы с автоматами за спиной заулыбались коллегам, с которыми буквально пару недель назад по личному приказу командира полка прокладывали кабель на пятом направлении.

Офицер подошёл ближе и со словами: «Не верю глазам своим…» протянул ладонь прапорщику.

Затем секунду подумал и поздоровался с его солдатами:

— Здорово, Басалаев. Ромас, и ты сегодня под замес попал? — затем посмотрел на товарища. — Говори!

— Товарищ капитан, зайдём ко мне. Бойцы, покурите пока.

— Не убегут? — вспомнил свои прямые служебные обязанности помощник дежурного по полку.

— Миша, сегодня — точно не убегут. Зуб даю! — Тимур по блатному щелкнул ногтем большого пальца по переднему зубу. Пора привыкать к тюремной жизни…

— Тимур, ты бы лучше о своём ухе позаботился, — улыбнулся офицер.

А прибывший приличный сержант громко спросил:

— Товарищ прапорщик, а у вас сигарет не будет?

— Будут, — оглянулся начальник стрельбища и зашёл в дом вслед за званым гостем. Сами вызвали, однако…

Капитан Чубарев, сразу заметивший бутылку водки на столе и бутерброды, схватил булочку с колбасой и, быстро прожёвывая, задал конкретный вопрос:

— Прапорщик, ты что, в самом деле, с солдатами бухал? Не охренел в атаке?

— Миша, долго рассказывать. Помнишь того чувака в штатском, который вместе с особистом у меня на стрельбище Тоцкого искали?

Офицер простучал по столу ритм «Спартак — Чемпион» и поднял указательный палец вверх.

Прапорщик кивнул, посмотрел на остаток напитка в бутылке и задал ещё один, вполне приличный и резонный вопрос:

— Товарищ капитан, водку будешь? Как раз на двоих осталось.

— Буду. Тимур, я доем твои бутерброды. Уже ночь во дворе, а я не жравши.

— Закусывайте, товарищ капитан.

Хозяин домика вынул новую чашку, разлил остатки водки и вспомнил тост из своей хулиганской юности:

— За матушку удачу и сто тузов по сдаче…

Гость лихо засадил чашку, выдохнул, принялся активно поглощать угощение и задумчиво изрёк:

— Здесь вам не тюрьма… Здесь у всех один срок… Два года отмотал — и все… За дембель!

Друзья рассмеялись. Прапорщик подошёл к зеркалу, чтобы перед посадкой изучить распухшее ухо.

Офицер деликатно спросил:

— Это кто тебя так?

— Пилорамщик. Не простой оказался боец — махнул правой, ударил левой. Да и отвлёкся я на сержанта, — начал объяснять свой промах КМС по боксу и вздохнул. — Башка трещит. Хорошо мне Ромас сегодня врезал.

— Слушай, прапорщик, а давай сегодня твоих бойцов на полковую гауптвахту определим, а ты ночь перекантуешь у меня в дежурке? Утром командир полка сам разберётся с вами по-тихому. Так сказать, в кругу семьи и телевизора. Вроде, Болдырев — мужик нормальный оказался.

— Как раз для Ромаса не надо, чтобы было по-тихому. Я из-за него влез в эту бодягу. Надо, чтобы было громко. Товарищ капитан, при всём моём уважении, не могу сейчас рассказать о происходящем в эту загадочную ночь на самом деле. Миша, скорее всего в понедельник к тебе лично появится очень много вопросов со стороны командиров и со стороны особистов, — Кантемиров немного подумал и добавил. — И, натюрлих, тот самый чувак в штатском из Дома Дружбы будет тебя подробно расспрашивать о событиях этой ночи. И, товарищ Чубарев, чтобы не портить свою биографию, тебе надо будет говорить правду и только правду. Поступил звонок дежурного по стрельбищу, срочный выезд, зафиксировал побитых и бухих начальника стрельбища с его сержантом и солдатом и доставил тёпленьких на гарнизонную гауптвахту. Про то, что мы с тобой маханули по стопарю, можешь скромно умолчать. А в домик зашли поговорить и за сигаретами. Вот и всё, товарищ гвардии капитан…

Прапорщик замолчал и начал вытаскивать с тумбочки свой запас сигарет: десять пачек для солдат товарища и десять пачек для караула на гарнизонной гауптвахте — мзда за спокойную ночь в стенах каземата.

Командир 9 МСР не долго обдумывал полученную информацию:

— Ну, ты, прапор, и жучара… Тогда, спрашивать не буду — на хрена тебе всё это надо?

— Меньше знаешь — крепче спишь на посту. Товарищ капитан, а кто сегодня в карауле на гарнизонной губе?

— Связисты.

— Это хорошо. Надеюсь, не забыли свою отличную оценку на московской проверке.

— Прапорщик, да кто с тобой ссориться будет? Все у тебя стреляют: и связисты, и танкисты…

— С танкистами сложнее, — хорошо зная вечное соперничество между чернопогонниками (танкисты) и краснопогонниками (мотострелки) в карауле дрезденской гаупвахты, тяжело вздохнул прапорщик пехоты и передал блок сигарет помощнику дежурного для передачи караулу каземата.

Из домика первым вышел прапорщик и протянул оставшиеся сигареты караульному сержанту:

— На всех. При конвое бить не будете?

— Теперь не будем, — заулыбался караульный родом из солнечного Казахстана, довольно щуря раскосые глаза.

Начальник войскового стрельбища Помсен подозвал дежурного по стрельбищу:

— Товарищ солдат, назначаю вас временным старшим оператором стрельбища. Службу тащить нормально, не допускать никаких сбоев в стрельбах. Выйду на свободу и всё проверю лично. Приказ понятен, гвардии рядовой Вовченко?

— Так точно, товарищ прапорщик, — солдат козырнул и протянул ладонь своему, в общем-то не такому уж и плохому, командиру. — Возвращайтесь быстрей.

— Как скажешь, Пончик, — улыбнулся прапорщик, крепко пожал руку подчиненному, затем завёл руки за спину и под конвоем выдвинулся в сторону армейского автомобиля ЗИЛ-131.

Глава 8 Гауптвахта

Гауптвахта (от нем. Hauptwache, буквально — главный караул) — первоначально была главным караулом, позже в Русской армии — караульный дом, то есть место для размещения караула. В настоящее время — специальное здание с помещениями для содержания арестованных военнослужащих вооружённых сил своей страны. «Губа» — разговорно-жаргонное название гауптвахты в наших воинских частях.

Здание дрезденского изолятора построили ещё в 1900–1904 годах и в настоящее время каземат представлял из себя собой мощное кирпичное здание в три этажа. По внешнему виду никогда не подумаешь, что это историческое сооружение являлось в своё время тюрьмой для всей земли Саксонии. В 1943 году здесь содержался до отправки в Бухенвальд самый известный заключённый нацисткой империи, один из главных политических оппонентов Гитлера, коммунист Эрнст Тельман.

После Победы в Великой Отечественной войне советская администрация Дрездена логично переоборудовала здание изолятора в гауптвахту.

Одно крыло дрезденской гауптвахты занимала гарнизонная комендатура. Поэтому жизненный путь арестанта от оформления наказания и до места отбытия был как никогда короток. Оставалось лишь пересечь под конвоем небольшой тюремный дворик. Комендант гарнизона, подполковник Кузнецов, имел репутацию офицера сурового, но справедливого.

Иногда солдаты комендантской роты, чем-то не угодившие своему боевому командиру, могли запросто оказаться в камере и печально наблюдать из зарешечённого окна своё подразделение, идущее строем на обед или ужин.

Бессменный, опытный и, казалось бы — вечный начальник дрезденской гауптвахты, капитан Аргудаев хотя и был философом по жизни, держал своё хозяйство в ежовых рукавицах. В камерах армейского изолятора правила бал идеальная чистота. Вот только ощущения прекрасного у новичков казенного учреждения так и не появлялось никогда, так как стены были выкрашены давящей серой мышиной краской.

Почему? Наверное, интерьер подбирался лично капитаном-философом, чтобы этот цвет помогал нарушителям воинской дисциплины встать на путь исправления. Да и вообще — серый цвет доминировал в палитре красок воинских частей ГСВГ. Даже чаще, чем красный…

Стол и лавки в камерах бетонировались в пол на таком расстоянии, что сидеть больше получаса на них было невозможно, так как затекали ноги, руки и спина. Кровати остались ещё кайзеровские — из откидных металлических рам, к которым каждый вечер перед отбоем выдавались деревянные щиты, которые назывались почему-то «макинтошами».

Пресловутые «макинтоши» были заботливо сколочены местными умельцами из досок разной толщины, чтобы у постояльцев не возникало ощущения курортного отдыха на лежаках берега Чёрного моря.

Офицерам и прапорщикам, угодившим в гостиницу с ненавязчивым сервисом, по велению капитана Аргудаева выдавали матрас и подушку. Иногда не выдавали до полного отрезвления и успокоения временного постояльца. Во всех номерах всегда содержался постоянный порядок, малейшее замечание грозило дополнительным наказанием.

Кто хотя бы раз сидел на гауптвахте, знает, что армейский изолятор — это такое интересное место, где есть время задуматься о содеянном проступке и почувствовать себя в роли настоящего арестанта. Отказ от выполнения требований и приказов конвойных и начальника караула также грозил большими неприятностями вплоть до увеличения срока на одни сутки. И так — несколько раз…

Начкар или начгуб своих требований два раза не повторял. Конвойные тоже особо не церемонились. Особенно к представителям других дружественных родов войск дрезденского гарнизона. При «посадке» все личные вещи изымались, и, тем не менее, раз в день проводились обыски с полным осмотром камеры. Шмонали всё и всех — вплоть до трусов и кальсон.

Во время отсидки в воинском изоляторе запрещалось курить, разговаривать и спать днем. Все передвижения вне помещения камеры только под контролем конвоя, двух автоматчиков. Умывание, приём пищи, туалет осуществлялись под непрерывным контролем конвоиров, что создавало не совсем приятные ощущения постоянного присутствия посторонних людей в твоём личном пространстве.

Уже спустя сутки у постояльцев казённого дома возникало подавленное состояние. Тоска и отчуждение посещали оступившиеся души. Хотелось выть и плакать от такой несправедливости. В горле стоял ком. Ещё очень хотелось немедленно учинить расправу над своим личным врагом — тем, кто, конечно же, незаслуженно, влепил эти сутки гауптвахты…

Начальнику войскового стрельбища Помсен и двум его бойцам винить было некого, они сдались добровольно на милость дисциплинарно-исправительной системы и очень хотели пожить в строгой изоляции от представителей одной секретной советской организации. Лишь прапорщик знал цель их ограждения от нормальных военнослужащих Советской Армии.

Его верные солдаты, Басалаев и Драугялис, полностью доверяли своему командиру и тоже желали в тюрьму в виде гарнизонной гауптвахты, в которую попасть было очень сложно. Особенно не самым законопослушным представителям воинских частей дрезденского гарнизона, у которых имелся в части свой казённый дом…

Ещё в кабине автомобиля капитан Чубарев выразил большие сомнения по поводу сегодняшней посадки прапорщика с его солдатами на гарнизонную гауптвахту. На что прапорщик твёрдо возразил офицеру, что в эту волшебную ночь он с бойцами попадёт в немецкий каземат с первого раза.

Друзья поспорили на три бутылки «Радебергского». Помощник дежурного по полку остался уверенным в своей правоте и очень надеялся на халявное пиво…

Командир 9 МСР не мог знать, что ещё во время крайней московской проверки прибывшие на зачётные стрельбы комендант гарнизона и начальник гауптвахты захватили с собой для распилки на пилораме стрельбища несколько досок. Так сказать, совместили приятное с полезным…

Комендант гарнизона, подполковник Кузнецов был тем редким старшим офицером гарнизона, которому разрешалось обращаться непосредственно к прапорщику Кантемирову с различными мелкими просьбами, минуя командира мотострелкового полка. В том числе и по распилу бревен и досок…

В тот день привезли всего три доски, которые разгрузил у пилорамы лично капитан Аргудаев. Начальник стрельбища удивился скромности работников комендатуры. Начальник гауптвахты доверительно объяснил коллеге (как начальник — начальнику), что через три месяца у него замена, и он потихоньку, по мере возможности, готовит ящики для мебели и вещей своей многочисленной семьи — две дочери и два сына.

Тимур знал, что жена Аргудаева работает продавцом в дежурном магазине. За пять лет службы в ГСВГ скарб семьи набрался на целый контейнер. Если, не больше… Начальник стрельбища, а заодно и пилорамы, действуя интуитивно и нежадно, тут же приказал своему бойцу распилить для капитана штук пять своих досок. Жалко, что ли?

Прапорщик Кантемиров и капитан Аргудаев познакомились, назвались земляками и расстались почти друзьями…

В этот поздний вечер начальник гарнизонной гауптвахты не спал и решал трудную математическую задачу на разлинованной тетрадке старшей дочери — как разместить все вещи и мебель в одном пятитонном контейнере? Капитан Аргудаев Макар Александрович, по национальности хакас, оказался родом из Красноярского края, Хакасской АО, Усть-Абаканского района и, хотя имел вполне русские имя и отчество, всё же причислял себя к восточным людям.

Макара Александровича интересовали мусульманские традиции, и советский капитан искренне считал, что восточные люди всегда должны помогать друг другу. Офицер презирал всех военнослужащих, злоупотребляющих спиртными напитками. Любимым изречением капитана-философа было: «Водка в Советской Армии пахнет гауптвахтой…» Поэтому арестантские сутки в его изоляторе справедливо считались насыщенными и плотными.

Капитан всегда был ближе к истории и философии и очень далёк от арифметики с геометрией и поэтому, пытаясь в своём чертеже впихнуть все ящики и коробки в один положенный на семью контейнер, искромсал пятый лист тетради. У офицера-философа ничего не получалось…

От бытовых забот отвлёк поздний звонок. Звонить ночью домой начальнику губы могли только при чрезвычайных обстоятельствах во вверенном ему казённом доме. Макар Александрович в синем спортивном костюме с тревогой подошёл к аппарату, но, услышав должность и фамилию доставленного прапорщика за драку в пьяном виде, тут же заулыбался и отдал чёткий приказ: «Кантемирова с солдатами впустить и никуда не выпускать!».

И также приказал обеспечить его матрасом и подушкой. Солдат посадить отдельно. Завтра капитан придёт пораньше и сам разберётся с новыми задержанными. Похоже, проблема потенциального заменщика решилась сама собой. Есть всё-таки аллах на свете… А восточные люди всегда должны помогать друг-другу…

Следующим ранним утром начальник гауптвахты появился в стенах своей вотчины и, не смотря на прекрасный солнечный выходной день, первым делом приказал доставить задержанного в эту ночь прапорщика Кантемирова.

Хулигана завели в кабинет.

Капитан уставился на распухшее и почерневшее ухо арестанта:

— Товарищ прапорщик, как же так? А мне говорили, что вы не пьёте, — Аргудаев слыл хотя и жёстким, но очень интеллигентным человеком, и ко всем своим подопечным всегда обращался исключительно на ВЫ.

— Шайтан попутал, товарищ капитан, — ответил, облизнув губы, новый сиделец.

— Тимур, может быть, чая попьём? — задал наводящий вопрос хозяин казенного дома.

— Не откажусь, Макар Александрович. Но, вначале — водички бы, — ещё раз облизнул губы новичок.

— Понимаю, понимаю, — капитан налил стакан воды из графина на столе и протянул заблудшему по молодости прапорщику. С кем не бывает?

После того, как самый главный надзиратель и заключённый попили свежезаваренного чая и интеллигентно поговорили про погоду за зарешечённым окном, капитан придвинул к себе дочкину тетрадку и приступил к делу:

— Тимур, помогите мне, пожалуйста. Не получаются чертежи ящиков для мебели.

Начальник войскового стрельбища Помсен, молодой человек со средне-техническим образованием, добросовестно приступил к изучению творчества капитана-философа.

Затем вздохнул и честно сообщил:

— Макар Александрович, помните моего пилорамщика? Его Ромас зовут, фамилия Драугялис. Он сейчас вместе с моим сержантом Басалаевым где-то у вас скучает. Определите обоих в одну камеру, дайте им настольную лампу, эту тетрадь и карандаши. К вечеру всё будет готово в лучшем виде. Скажите им — мой приказ.

Начальник гауптвахты широко заулыбался. Вот удача, так и удача… И начальник стрельбища у него в гостях, и профессиональный пилорамщик в камере без дела скучает. Какой сегодня прекрасный день…

Прапорщик Кантемиров, хорошо зная и понимая проблемы заменщика в Союз, добавил великодушно:

— Товарищ капитан, если вам не хватит фанеры или реек, мы поможем. У меня ещё остались личные запасы.

— Тимур, спасибо. А у вас есть личные просьбы, — сразу проникся заботой о своих новых постояльцах начальник губы.

— Мне бы тоже настольную лампу и книжку почитать, — с улыбкой попросил сиделец.

Капитан-философ имел тонкий и своеобразный юмор, поэтому вынул из полки на стене книгу Достоевского «Преступление и наказание». Прапорщик взглянул на название актуального на сегодняшний день классического произведения, вспомнил про «суму и тюрьму» и сказал:

— Спасибо, Макар Александрович. И ещё одна просьба, — начальник стрельбища серьёзно посмотрел на начальника гауптвахты. — Товарищ капитан, может быть сегодня меня срочно захотят увидеть сотрудники из Дома советско-германской дружбы. У вас есть возможность никого из них не подпустить ко мне и к моим солдатам?

Капитан Советской Армии напрягся. Не каждый день к нему обращаются с таким деликатными просьбами. Аргудаев хорошо знал о нормальном отношении коменданта гарнизона к начальнику полигона, сразу принял волевое решение и ответил:

— Товарищ прапорщик, я не имею права давать свидания с задержанными. Только с письменного разрешения командира части. Коменданту я сейчас же доложу о вас. Пусть он сам решит этот вопрос.

— Спасибо, товарищ капитан, — узник привычно заложил руки за спину, дождался конвоя и отправился в свою камеру читать книжку, размышляя на вечную тему: «Тварь он дрожащая…? Или право имеет…?»

Подполковник Кузнецов ещё со вчерашнего вечера договорился с женой погулять с дочерьми в редкий выходной день в парке на берегу Эльбы, недалеко от госпиталя. Саксонская погода оправдала надежды семьи Кузнецовых, воскресный день выдался тёплым и солнечным. Перед отбытием на прогулку с небольшим пикником, комендант гарнизона позвонил своему дежурному и справился о новостях.

Много повидавшего на своём веку боевого подполковника искренне удивило сообщение о пьянстве с последующей дракой на войсковом стрельбище Помсен. Когда комендант уточнил фамилии героев ночи, то удивился ещё больше. Старший офицер на своём веку видел и не такие приключения после излишних возлияний, поэтому решил поговорить с начальником стрельбища утром в понедельник.

Прапорщик никуда не денется, пусть сидит и размышляет о своём поведении. Ну, надо же — взял и напился… А потом ещё и подрался с солдатами… Как говорится: «В тихом стрельбище ещё и не такие прапорщики водятся…»

Рядом с лужайкой на высоком берегу Эльбы, где остановились на отдых семья Кузнецовых, в недалеко расположенном советском госпитале хватились двух пропавших солдат только во время завтрака. Два водителя, оба родом из Литвы, отсутствовали на утреннем приёме пищи. Первыми почуяли неладное старослужащие госпиталя, которые просыпались позже всех солдат и заметили незаправленные кровати рядовых Казлаускаса и Мажюлиса.

Этот проступок являлся борзотой высшей категории, за которое должно последовать суровое наказание от имени дедушек Советской Армии. Но, посланные молодые так и не смогли найти пропавших черпаков. Ладно, к завтраку придут, никуда не денутся.

После завтрака дневальному пришлось докладывать об отсутствии двух солдат дежурному по госпиталю. Кинулись искать. Первым делом проверили чердаки и подвалы всех помещений госпиталя. Может быть, напились где, да и уснули? Нигде нет…

Забежали в гараж и обнаружили отсутствие УАЗа начальника госпиталя. А это уже залёт… Хотя никто из дневальных в эту ночь не слышал звука заведённых двигателей. Дежуривший офицер-хирург был вынужден доложить о ЧП в штаб дивизии.

Колесо поиска сбежавших солдат завертелось со скрипом и начало набирать обороты, поднимая в выходной день всё больше и больше количество солдат и офицеров дрезденского гарнизона, мирно отдыхавших в воскресный день по подразделениям и домам. По тревоге подняли разведбат и роту регулировщиков мотострелкового полка.

Разведчики получили оружие без патронов, сняли пилотки, натянули фуражки и рассредоточились по местам возможного появления беглецов в ближайших пригородах и деревеньках. Регулировщики в своей яркой форме оцепили все выезды из города. Всех сотрудников особого отдела гарнизона срочно вызвали в свои подразделения.

Когда комендант гарнизона вернулся домой ближе к обеду, его домашний телефон раскалился от звонков. Подполковник снял трубку, коротко ответил: «Сейчас буду», попросил жену сделать бутерброды и не ждать к ужину. Пока офицер переодевался, верная подруга жизни успела приготовить не только хлеб с сыром, но и кофе в термосе.

Прибывшего на место службы коменданта удивил доклад дежурного о находке УАЗа возле вокзала деревни Оттервиш. Советский автомобиль стоял аккуратно припаркованным на узкой улице, недалеко от привокзальной площади. Нашли немцы. В крупной деревне Оттервиш, совсем рядом с деревенькой Помсен, имелся свой железнодорожный узел, через который постоянно курсировали поезда из Дрездена в Лейпциг. Неужели пересели на поезд?

Что за день? Ночью драка на стрельбище, утром побег солдат из госпиталя. Подполковник прочитал сводку происшествий — сбежавшие солдаты призваны из Прибалтики: Казлаускас и Мажюлис. Сукины дети! А с кем подрался прапорщик? Старший офицер поднёс к глазам сводку. Сержант Басалаев и рядовой Драугялис.

У нас, что сегодня в гарнизоне — бунт прибалтов? Интересно, кто кого побил этой ночью? И кто за кого дрался?

Кузнецов поднял трубку и приказал привести задержанных: прапорщика Кантемирова, сержанта Басалаева и рядового Драугялиса. Доставить по одному, и первым — начальника стрельбища…

Прапорщик Кантемиров после трудов неправедных изволили почивать на правом боку, прижав книжку к груди и выставив в сторону зарешечённого окна распухшее левое ухо. Советский военнослужащий спал, как ребёнок, уснувший после сказки на ночь. Здоровый сон сморил молодого человека после прошедших событий.

После личного приказа капитана Аргудаева никто не посмел потревожить задержанного начальника войскового стрельбища Помсен. Только приказ коменданта гарнизона выдернул Тимура из сладкой дрёмы дневного сна.

Сержант-связист, не забыв ночной подгон в виде сигарет для всего караула, аккуратно потряс плечо прапорщика:

— Товарищ прапорщик, вас комендант вызывает.

Если ты к служивым по-человечески, то и к тебе по-хорошему. Главное — режим не нарушать. «Разбудит утром не петух, прокукарекав, Сержант поднимет, как человека…»

По дороге к коменданту Кантемиров попросился в туалет. После ледяной воды немецкого каземата в кабинет коменданта гарнизона вошёл вполне отдохнувший и посвежевший прапорщик. Немного в мятой форме, без портупеи и с огромным черно-лиловым левым ухом. Подполковник Кузнецов остался сидеть за столом и внимательно разглядывал доставленного арестанта.

Прапорщик дал возможность полюбоваться собой и, вытянувшись в струнку, доложил:

— Гражданин начальник, задержанный Кантемиров по вашему приказу прибыл!

— А ты всё ёрничаешь, прапорщик. И тебе всё мало? — усмехнувшись, спросил комендант. Но, всё же встал, подошёл и протянул ладонь. — Ну, здорово, хулиган.

— Здравия желаю, товарищ подполковник, — ответил на рукопожатие задержанный.

— Вольно. Расслабься. Отвечать на вопросы будешь?

— Никак нет.

— Чего так? — искренне удивился старший офицер. Вроде, ничего плохого не сделал? Руку ему протянул. А борзый прапор стоит тут — выёжывается. А вопросов за день накопилось много…

— Не хочу вас обманывать, Пётр Филиппович, — спокойно ответил прапорщик и впервые за всё время знакомства назвал подполковника по имени-отчеству.

— Даже так, — вновь усмехнулся старший офицер и добавил: — А я могу, хотя бы в общих чертах поинтересоваться — в чём причина твоего скромного молчания?

Задержанный задумался. Комендант гарнизона ждал…

Кантемиров посмотрел на подполковника и сказал:

— Однажды в тире у нас с вами не было никакого разговора про одного сотрудника из Дома советско-германской дружбы. Здесь, в изоляторе, я и мои солдаты только из-за него.

— Опять! Прапорщик, ты что, блин, — притягиваешь их к себе? — комендант тяжело вздохнул, вернулся за стол и поднял снизу пакет с термосом. — Кофе будешь? Жена ещё бутербродов положила.

— Не откажусь.

— Присаживайся. И что за день сегодня? Ночью твоя драка. Кстати, тебе хорошо по уху приложили. А с утра побег из госпиталя.

Тимур придвинул предложенную кружку кофе, дотронулся до своего уха и задумчиво произнёс:

— Значит, всё-таки сбежали…

— Что? — Кузнецов глотнул из своей любимой чашки (подарок жены) и уставился на прапорщика.

— Товарищ подполковник, предлагаю вам прямо сейчас позвонить нашему особисту полка.

— Прапорщик, ты не охренел? Какие ещё будут задания от партии и правительства? — офицер потянулся за телефоном на огромном столе.

Служебный кабинет коменданта дрезденского гарнизона по армейским меркам оказался просто шикарным — большая комната с двумя высокими окнами, выходящими на немецкую улицу. Мебель в кабинете сохранилась ещё со времён вермахта. Подполковник Кузнецов с самого начала службы переставил раритетные стол, диван и книжные шкафы по своему усмотрению, расширил помещение, и сейчас в кабинете коменданта вполне мог провести совещание со своими офицерами командир мотострелкового батальона.

Когда подполковник через стол начал притягивать телефон к себе, аппарат опередил хозяина и зазвонил сам. Прапорщик вздрогнул и чуть расплескал свой кофе. Не к добру звонок…

Старший офицер снова усмехнулся и поднял трубку:

— Слушаю… Соединяй.

Кантемиров заметил, как напряглись глаза коменданта.

Кузнецов откинулся на стуле и начал обрывисто отвечать:

— И тебе не хворать… Да ты что… Напротив меня сидит… Кофе пьёт… Могу определить в холодильник…Пока не надо?… Понял.

Подполковник положил трубку, глотнул кофе и тяжело посмотрел на прапорщика. Тимур знал, что на дрезденской гауптвахте имелись четыре самые холодные камеры, так называемые «холодильники», в которых даже летом было довольно холодно. И чтобы новый губарь быстро почувствовал существенную разницу нормальной воинской службы от арестантской жизни, обычно первые сутки вновь доставленный остужал свой пыл в самых прохладных номерах и проникался духом исправления в гордом одиночестве.

Если за первые сутки узник не получал никаких замечаний от караула, его переводили в более тёплые места в общие камеры к товарищам по несчастью. А для особо буйных и непослушных один номер из указанных четырёх был с двойной решёткой, но без стекла. Нары в этой камере были приварены наглухо к стене, стола с лавкой не было в принципе.

И каждый вечер перед отбоем наряд выливал на бетонный пол ведро воды с хлоркой для разнообразия тюремного существования. Хватало максимум двух суток в особом номере для полного осознания постояльцем содеянного проступка и объективной оценки своего нехорошего поведения…

Кузнецов напряжённо переваривал только что полученную информацию. Задержанному оставалось только ждать и не мешать тяжёлым думам старшего офицера.

Комендант хлебнул кофе, приготовленный любимой женой, и сказал:

— Наколдовал ты, прапорщик, на свою голову. Звонил начальник Особого отдела штаба армии — полковник Полянский Анатолий Жанович. Надеюсь, слышал про него?

— Знаком. Встречались однажды в доме Потапова.

— Даже так, — удивился комендант и продолжил.

— Так вот, наш главный особист именно тобой интересовался и сейчас сообщил мне по секрету очень интересный факт, который всплыл только сейчас.

Кантемиров внутренне напрягся, но постарался не подать вида. Очень старался… Что ещё могло случиться? Может, его деньги под кабелем нашли?

Мудрый подполковник, едва взглянув на парня, сразу всё понял, ещё раз ухмыльнулся и подумал: «Салага… Явно при делах…»

Прапорщик не выдержал и спросил:

— Какой факт?

— Твой солдат и два сбежавших с госпиталя рядовых родом из одного города. Полчаса назад этих двух прибалтов показали по западному телевидению. Перебежчики уже за границей. И Полянский считает, что ты, боксёр, отхерачил своих бойцов только за то — что они тоже хотели сбежать в ФРГ.

Начальник стрельбища со стуком опустил свою кружку на стол и вскочил. Никаких нервных клеток не хватит, чтобы сохранить спокойствие у двадцатичетырёхлетнего парня при таком раскладе. Да это же просто — пипец какой-то!

Спокойно сидящий за столом офицер тихо и жёстко приказал:

— Сядь на место, прапорщик! И слушай дальше.

Кантемиров вернулся за стол и залпом допил свой кофе.

Кузнецов продолжил:

— Сейчас мне приказали усилить конвой у ваших камер. И с сегодняшнего дня ты, Кантемиров, становишься почётным узником. Прямо, как товарищ Тельман в своё время.

Комендант гарнизона внимательно посмотрел на задержанного:

— Тимур, ты знал, что эти солдаты сегодня ночью сбегут на Запад?

— Знал.

— А теперь, давай не обманывай меня и говори всё, как есть.

— А вам это надо, Пётр Филиппович? — выпрямился на стуле и с вызовом спросил бурый губарь. — Сами же говорили, что никогда не хотели связываться с этой конторой.

— Говорил. И тебе не советовал. А вот ты взял и сунул свою глупую прапорщицкую башку в петлю гебистов. И на хрена, тебе это всё было надо? Тимур, ты, в самом деле, избил сержанта с рядовым из-за побега?

— Всё было не так. Никто и никуда бежать не хотел. Особенно Ромас.

— Ромас — твой пилорамщик?

— Так точно.

— Прапорщик, давай с самого начала. У нас остался в запасе примерно час. Полянский ждёт командующего армией с аэродрома. Хотя, Потапов уже не совсем командующий. Ещё с четверга, как с семьёй улетел в Москву за новым назначением. Уже прилетел и выдвинулся в город. Кстати, ты знал?

— О новой должности знал. Генерал сам мне говорил в прошлые выходные. О том, что улетел в Москву с женой и Дашей — не знал. Не до того мне было…, — начальник стрельбища тяжело вздохнул.

— Охотно верю, — вслед вздохнул подполковник и спросил: — Тимур, а мне ты веришь?

Молодой человек поднял голову, несколько секунд рассматривал собеседника, старшего по возрасту и званию, и сказал:

— Товарищ подполковник, вы сейчас единственный человек в гарнизоне, кому я действительно верю. Жаль, Григорьев заменился.

— Спасибо, — серьёзно ответил офицер, помолчал немного и спросил: — Так что, поговорим? Или будем ждать генерала с особистами?

— Что эти особисты, что эти комитетчики — все на одно лицо…, — зло ответил задержанный, раздумывая над своей дальнейшей судьбой.

— Не скажи, прапорщик, — протянул подполковник. — Были мы как-то раз вместе с тем же Жанычем в одной заграничной командировке… В одной очень жаркой и пыльной стране… Достойный офицер… Да ладно, прапорщик, сейчас речь не о нас, а о тебе. Говори.

— Пётр Филиппович, разрешите ещё кофе. Очень вкусный.

— А то! Жена сварила, — комендант гарнизона придвинул термос ближе к «бурому губарю».

Когда Тимур закончил под кофе и бутерброд свою незатейливую историю про себя, сотрудника КГБ и рядового Драугялиса, комендант гарнизона встал из-за стола и прошёлся по огромному кабинету. Затем вернулся и сообщил докладчику:

— Допивай кофе и марш в камеру. А я думать буду. Приедут Потапов с Полянским, вначале сам с ними поговорю. Ухо не болит?

— Башка трещит. От вашего кофе легче стало. Жене спасибо от меня.

— Хорошо, передам. Пошлю фельдшера в камеру, даст таблетку. Сегодня будет непростая ночь, товарищ прапорщик.

— У меня уже пошла вторая непростая ночь, товарищ подполковник.

— Иди, отдыхай, узник совести. Вызову…

Начальник особого отдела мотострелкового полка, майор Яшкин Яков Алексеевич, недаром ел свой тяжёлый хлеб военного контрразведчика. Майор, после вызова по тревоге всех особистов в свои части, первым обратил внимание на тот факт, что непьющий прапорщик, (такое в армии бывало, и не так уж редко), спортсмен-боксёр, вдруг подрался, якобы по-пьяни, со своими сержантом и рядовым именно в ночь побега и совсем рядом с железнодорожной станцией, где немцы обнаружили УАЗ начальника госпиталя.

Что-то здесь было не так?

Контрразведчик вызвал к себе дежурную смену и провёл беглый опрос. Фамилия рядового Драугялиса толкнула на логичный вывод — проверить места призыва пилорамщика со стрельбища и сбежавших солдат из госпиталя. Все трое литовца оказались родом из одного города, и были призваны одним районным военкоматом. Не много ли совпадений?

Майор Яшкин через спец. связь вышел непосредственно на своего командира, полковника Полянского, и поделился с руководством своим твёрдым мнением — начальник войскового стрельбища Помсен, прапорщик Кантемиров, явно при делах…

Полковник поблагодарил майора за смекалку и в ответ сообщил коллеге секретную информацию об интервью сбежавших литовцев западно-германскому телевидению. Побег удался…

Если бы майор Яшкин был бы верующим, то контрразведчик, находясь один в своём кабинете, сейчас бы три раза истово перекрестился после разговора с полковником, так как гвардии рядовой подшефного мотострелкового полка по фамилии Драугялис в данный момент тосковал в камере гарнизонной гауптвахты, а не раздавал интервью западному телевидению.

Но, все мы знаем, что на службу в Особый отдел верующих не брали, а брали только неоднократно проверенных советских офицеров, веривших только в факты и в коммунистические идеи. Следующий звонок, не смотря на прекрасный воскресный день, майор Яшкин сделал новому командиру мотострелкового полка, подполковнику Болдыреву.

В этот момент полковник Полянский разговаривал со своим боевым другом, подполковником Кузнецовым. И только прапорщику Кантемирову совсем не икалось при каждом упоминании его фамилии в секретных телефонных разговорах.

У Тимура болела голова, и ныло левое ухо. А над дрезденским гарнизоном начали сгущаться тяжёлые тёмные тучи…

Семья Потаповых вернулась в пока ещё родной дом ближе к ужину. Женщины весело распаковывали багаж, а глава семейства отправился к телефону, послушать свежие новости из жизни уже не своей, но всё же такой родной 1 гвардейской Танковой Армии. Вначале приказал соединить с другом, полковником Полянским.

Пока папа отсутствовал, Дарья быстро переложила лёгкую контрабанду подальше от генеральских глаз. Так всё по мелочи: матрёшки, небольшой радиоприёмник «Альпинист», колечко с камушком и пару золотых цепочек. Одна из цепочек была доставлена через воображаемую госграницу по заказу тёти Насти, супруги самого главного особиста.

Конечно же, втайне от мужа. Должны же быть у девушек свои женские секреты? А мужья пусть разбираются со своими служебными тайнами. Да и кто же будет досматривать генеральский багаж на военном аэродроме?

Поездка, вернее перелёт туда и обратно, оказалась весьма удачной. Ещё в четверг днём генерал-лейтенант Потапов сообщил супруге, что улетает по служебным делам в Москву. Рената Рашидовна вызвалась сопроводить мужа туда и обратно, уже вдвоём быстро приняли волевое решение развеять дочь в первопрестольной, благо учебный год подходил к концу и занятий в школе становилось всё меньше.

Одним звонком решили вопрос с директором школы, и за это привезли ему в подарок бутылку настоящей «Пшеничной». Не всё же этим «Кёрном» давиться? И человек хороший, пошёл навстречу генеральской семье. И дочь явно скучала, зная о скорой разлуке с любимым.

Любимый в этот момент лежал на солдатском матрасе, постеленном на лежак со странным названием «макинтош» откидной кровати дрезденской гауптвахты, ждал решения своей судьбы и размышлял над возможными действиями капитана КГБ.

Чем в дальнейшей службе грозит его своевольная выходка? И служить-то осталось чуть меньше года… Да и, похоже, предложений о заманчивой офицерской карьере от отца подруги больше не будет. Интересно, что скажет генерал, когда ему впервые сообщат о его драке и побеге литовцев?

Арестант Кантемиров, глядя в серый потолок изолятора, заулыбался… Хотелось бы услышать…

В это время дочь генерала с мамой решали сложную арифметическую задачу — какую сумму в итоге они смогут выручить через Тимура за свой контрабандный товар, и что именно из покупок закажут завтра верному прапорщику. Сложные математические расчёты прервал громкий ответ папы по телефону в прихожей в одно ёмкое, но короткое предложение буквально из трёх слов.

Рената Рашидовна за двадцать три года совместной жизни с Михаилом Петровичем могла по пальцам рук пересчитать факты матерных ругательств мужа в присутствии жены и дочери. И затем глава семьи всегда просил прощения за свою горячность.

Миша Потапов родился и вырос в городе Каменск-Уральском на окраине Свердловской области, поступил в Челябинское Высшее Танковое Командное училище (ЧВТКУ) и познакомился со своей будущей супругой на выпускных танцах.

Ренаточка Каримова была родом из солнечного Узбекистана, училась на последнем курсе Ташкентского Государственного Университета и оказалась на Южном Урале в командировке по делам ЦК ВЛКСМ республики.

Пройти мимо восточной красавицы и не сделать отчаянную попытку пригласить её на танец новоиспечённый лейтенант бронетанковых войск просто не смог. Миша бросился в атаку по всем правилам военного искусства. Закрутилась, завертелась такая интернациональная любовь, что даже целый год разлуки и расстояние в пять тысяч километров не смогли охладить влюблённые сердца.

Лейтенанта Потапова, как закончившего обучение военному ремеслу с отличием, направили в Группу Советских войск в Германии. Офицер попал служить командиром взвода в гвардейский танковый полк, дислоцировавший в городе Дрезден.

Строго раз в неделю студентка Каримова получала письмо из далёкой и туманной Саксонии. Отец Ренаты, профессор университета, искренне желал дочери совсем другую жизнь. Мама, преподаватель русского языка и литературы, старалась не перечить мужу.

После года службы, в свой первый очередной отпуск гвардии лейтенант Потапов появился на пороге дома преподавателей узбекского университета в тёмно-синем гражданском костюме с букетом алых роз и с твёрдым намерением предложить свою руку и сердце. Девушка оказалась с характером, родителей не послушала и над предложением советского офицера долго не думала. Предки Ренаты смирились и благословили молодых…

Через год молодая семья пополнилась доченькой, которую назвали Дарья, и у которой в свидетельстве о рождении стояла надпись — место рождения: город Дрезден, ГДР. И через двадцать лет жизни и службы по различным гарнизонам нашей необъятной страны крепкая семья Потаповых вновь оказалась в столице земли Саксония.

Сейчас жена и дочь с испугом глядели на мужа и отца. Что случилось? Острый глаз генерал-лейтенанта заметил выстроенные в ряд на обеденном столе девять бутылок водки «Пшеничная» (всё строго по таможенным нормам — по три бутылки на брата). Глава семьи молча подошёл, скрутил пробку, налил себе грамм сто в чайную чашку и залпом маханул. Пока мужчина проделывал первые манипуляции, верная женщина успела подать ему яблоко с вазы.

Генерал хрустнул, по очереди осмотрел любимых женщин и сказал:

— Виноват. Не сдержался. Больше не буду.

— Миша, что случилось? — жена подошла вплотную и с тревогой посмотрела мужу в лицо.

— Случилось, — вздохнул Михаил Петрович и взглянул на дочь. — Дружок нашей Даши вчера вечером напился и подрался со своими солдатами. И это ещё не всё. Сегодня ночью два солдата-литовца сбежали в ФРГ.

— Не может быть, — Рената Рашидовна посмотрела на Дарью.

— Что не может быть? Кантемиров не мог напиться и подраться с Басалаевым и, как его там — Друг… Драг…?

— Ромасом! — воскликнула Даша и заявила: — Папа, это всё враки! Не мог Тимур напиться до такой степени, чтобы драться с Виталием и Ромасом. Они же, как друзья…

— Вот! По-дружески напились, а потом — и по-дружески подрались, — возразил отец, видавший и не такое за свою долгую службу. — Ладно. Сейчас Анатолий подъедет, и мы выдвинемся в комендатуру.

— Папа, я с вами, — тут же приняла волевое решение генеральская дочь.

— Дарья, какой с нами? У нас два солдата на Запад рванули. Их уже по местному телевизору показали. Сейчас такое начнётся, — вздохнул генерал и посмотрел на дочку. — Только смогу твоему дружку привет передать.

— Папа, тогда захвати ещё Тимуру советскую шоколадку, — не отступала Даша и подошла к отцу.

— Дочь, ну какая, блин, шоколадка? В изоляторе твой хулиган. Пусть баландой давится.

— Миша, ну что ты? Передай шоколад парню. Он же и так в камере, — с другой стороны приблизилась жена.

Даже целый генерал-лейтенант не смог устоять от двойного напора.

— Ладно. Уговорили. Пусть этому засранцу шоколад комом в горле встанет.

— И всё же, Миша, что-то здесь не то…, — жена задумчиво погладила мужа по плечу.

— Самому не верится. Да и Толик темнит. Не стал мне всё по телефону говорить, — вполголоса признался генерал, пока дочь искала в сумке гостинец для сидельца.

Издревле на Руси уважали каторжан…

Глава 9 Командир полка

…Получивший новую должность и сдающий дела командующий 1 гвардейской Танковой Армии решил дождаться своего товарища на улице, в саду. Михаил Петрович с тоской разглядывал вскопанные в прошлые выходные грядки и беседку, где он с семьёй вместе с прапорщиком и его солдатами провели воскресный день. Кстати, а пилорамщик Ромас в тот день в саду генерала так и не появился… Якобы заболел?

Генерал вздохнул. Может быть, ему уже пора на покой, а не новую должность принимать? Раз офицер не может разобраться в характерах своих подчинённых — грош ему цена. Как он мог так ошибиться в Кантемирове? Напиться водки со своими солдатами и затем подраться — это уже перебор. Надо гнать такого прапорщика из армии взашей, а не шоколадкой угощать. Из глубин души русского военачальника начал потихоньку подниматься генеральский гнев.

Тяжёлые размышление генерала прервал шум подъезжающей «Волги». Хозяин дома вышел из ворот сада. Из автомобиля появился полковник Полянский и тепло обнял друга.

Генерал-лейтенант отстранился:

— Порадовал ты меня сегодня, товарищ…

— Да мы все в шоке после того, как этих прибалтов по западному телевидению показали, — полковник взял генерала под руку и повёл по улице. — Прогуляемся, потом в машину сядем.

— Что за конспирация?

— Так надо, генерал. Всё не так просто, как кажется.

— Объясни.

— Во-первых, сам побег. Всё гладко и очень продуманно. Два солдата-литовца, обычные водители санитарок, встают под утро и, толкая, выгоняют УАЗ начальника госпиталя из гаража, там дорога идёт под горочку в сторону Эльбы. Затем в сторонке заводят и доезжают до Оттервиша, где оставляют машину, переодеваются в гражданку и на первой электричке отправляются в Лейпциг. Форма с собой в сумках. В шесть утра литовцы, кстати — которые ни бельмеса по-немецки, оказываются на Лейпцигском вокзале. И в шесть вечера они уже в своей форме рассказывают через переводчика по ЦДФ про свою тяжёлую жизнь в Советской Армии. Возникает вопрос — где был наш КГБ, и где немецкий Штази?

— Действительно, как-то всё в ёлочку у простых солдат госпиталя? Даже не разведчиков, — задумался генерал.

— Петрович, а ты дальше слушай. В эту же ночь побега, любимчик твоей дочери, между прочим — спортсмен, напивается водкой и избивает своих солдат, один из которых был призван тем же литовским районным военкоматом, что и сбежавшие солдаты.

— Охренеть…, — только и смог сказать Михаил Петрович, затем остановился и задал резонный вопрос: — А кто задержал пьяного прапорщика?

— Сам сдался. Дежурный по стрельбищу доложил в полк, караул приехал и забрал всех драчунов тёпленькими и с разбитыми носами. Боксёру тоже перепало. На столе в домике начальника стрельбища осталась только пустая бутылка водки «Кёрн» и три чайные чашки.

— Кстати, о водке. Мы вам пару бутылок «Пшеничной» захватили, — вспомнил Потапов о своей недавно выпитой чашке русской водки.

— Весьма, кстати. С завтрашнего дня москвичи прилетают. Зальём наше горе водкой, товарищ генерал-лейтенант.

— Жаныч, не смешно. Что делать будем?

— Поехали колоть твоего прапорщика. Я больше чем уверен, что Кантемиров что-то знает.

— Вот, сукин сын! Поехали, — советского генерала распирала буря чувств: гнев от странности обоих ЧП в одну ночь, жажда личного участия в расследовании непонятных действий вроде бы вполне нормального прапорщика, да и простое любопытство — что именно произошло в его отсутствие? Друзья сели в автомобиль, и до здания комендатуры каждый думал о своём…

На весь личный состав 67 МСП, общей численностью чуть больше двух тысяч человек, полагалось два сотрудника особого отдела. Заместитель начальника особого отдела мотострелкового полка, капитан Денисов находился в очередном отпуске вместе с семьёй, и майору Яшкину пришлось работать за себя и за того парня.

Офицера на данный момент, в отличие от генерал-лейтенанта Потапова, распирало только одно чувство — профессиональный азарт. Хотя, в контрразведческой деятельности всегда больший успех приносила работа в тандеме под названием: «Добрый следователь и злой дознаватель». Майор Яшкин закусил удила и помчался на стрельбище Помсен.

Несмотря на поздний воскресный вечер, службу на полигоне тащили. УАЗ особиста у ворот встретил с докладом не только дежурный по стрельбищу с повязкой, но и исполняющий обязанности старшего оператора гвардии рядовой Вовченко.

Майор решил побыть для начала «добрым следователем», поэтому выделил правильного бойца ободряющим армейским словом: «Отлично служишь, солдат» и предложил важному рядовому отойди в сторону, чтобы поговорить на равных. Как командир с командиром…

Пончик (он же — Владимир Вовченко) загордился собой ещё больше и запросто, как своему, махнул майору в сторону берёзок. Благо, вся примыкающая территория к казарме стрельбища освещалась мощным светом фонарей с люминесцентными лампами.

От рядового особист услышал историю о совместной пьянке прапорщика Кантемирова с рядовым Драугялисом, затем драке один на один прямо под окном дневального (А у нас, товарищ майор, дневальный всегда на посту!), в которую вмешался сержант Басалаев. Сержант точно не был пьяным, так как в этот вечер сидел вместе с Вовченко в Ленинской комнате, читая с остальными старослужащими подшивку газет «Красная Звезда».

При упоминании о совместном повышении армейского интеллекта в воскресный вечер рядовым Вовченко и сержантом Басалаевым контрразведчик внутренне усмехнулся, так как владел информацией о вечернем досуге старослужащих полигонной команды. Реализовать секретное донесение и пресечь просмотр западного ТиВи всё руки не доходили. Да и зачем? Чтобы просто показать свою работу?

Гвардии майор Яшкин не был показушником. Он тоже добросовестно тащил свою непростую службу. Как и бойцы полигонной команды войскового стрельбища Помсен тащили свою…

Рядовой Вовченко, заметив, как внимательно слушает его старший офицер, проникся ещё большим доверием к начальнику особого отдела полка и по секрету сообщил, что буквально пару часов назад на стрельбище приезжал его коллега-офицер в форме танкиста, который тоже задавал вопросы.

А солдат, который вчера стоял на тумбочке, узнал его и доложил после убытия капитана, что именно этот танкист заходил в домик с прапорщиком до всех печальных вчерашних событий.

При этом сообщении майор Яшкин не смог скрыть от опытного старослужащего свой неподдельный интерес:

— На чём приехал тот капитан? Как он выглядел?

— Вашего роста, блондин, фуражка постоянно в руке. Товарищ майор, мы тоже удивились — целый капитан пришёл пешком, и также ушёл в сторону дороги на Оттервиш. А дальше мы не стали следить за офицером, — и тут солдатский мозг исполняющего обязанности старшего оператора пронзила внезапная догадка: — Товарищ майор, этот капитан-танкист, он что — шпион?

— Вполне, может быть! — твёрдо ответил контрразведчик мотострелкового полка, посмотрел в глаза рядовому и отдал приказ. — Если ещё раз появится на нашем полигоне — задержать до моего прибытия. Но, очень аккуратно. Есть информация, что этот непонятный капитан хорошо владеет приёмами самбо.

— Против лома — нет приёма! — доверительно поделился солдат народной мудростью и добавил. — А у нас даже штык-ножа нет. Да и ладно. Справимся, товарищ майор. Не волнуйтесь.

Майор успокоился и, как бы невзначай, поинтересовался о возможности заглянуть на минутку в домик прапорщика. Пончик почти шёпотом ответил, что в каптёрке на всякий пожарный случай хранится запасной ключ от домика. Висит на гвоздике за шинелями, и об этой военной тайне знают только старослужащие полигонной команды. Остальным знать не положено по сроку службы…

На что майор тоже снизил тональность и предложил вместе со старшим оператором (как командир с командиром) заглянуть в жилище начальника стрельбища. Как можно было отказать в такой деликатной просьбе своего старшего офицера? Он же — не шпион… Майор — свой!

Рядовой метнулся за ключами. Первым зашёл особист и увидел до боли привычную картину холостяцкого бытия — пустую бутылку немецкой водки, три чашки на разных концах стола, хлебные крошки и остатки минералки в бутылках. В комнате стоял густой запах немецкой копченой колбасы, которую прапорщик в запарке или по-пьяни забыл убрать в холодильник.

Майор зафиксировал три чашки, каждую приблизил к носу и выяснил, что рядовой Вовченко всё же покрывает своего сержанта. Пили явно втроём. Так сказать — раздавили бутылку «Кёрна» на троих. Надо будет ещё раз поговорить с помощником дежурного по полку и выяснить, заходил ли он в домик задержанного и что конкретно видел.

Контрразведчик остался доволен картиной прапорщицкого уюта, приказал закрыть дверь и больше никому не открывать до особого распоряжения командира полка. Пончик тоже остался довольным от вида и запаха копченой колбасы. Мысленно посетовал на рассеянность своего командира и принял волевое решение — спасти продукт, пока не испортился…

Рядовой Вовченко точно знал, что прапорщик Кантемиров никогда не был жадным и поймёт правильно действия своего солдата, временно исполняющего обязанности старшего оператора. А может быть, потом и благодарность выразит за заботу. В этот раз отъезд УАЗа особиста зафиксировали до развилки, после чего домик был вновь тайно открыт, а немецкая колбаса спасена верными бойцами полигонной команды.

На обратном пути майор Яшкин переварил свежую информацию и задумался о происходящем. Что-то здесь не то… И не так, как надо…

В деле явно стали просвечиваться отпечатки пальцев КГБ. Начальнику особого отдела мотострелкового полка было хорошо известно — в чьей форме иногда появляется в гарнизоне Директор Дома советско-германской дружбы.

Эхх, Витя…, Витя… А ведь совсем недавно вместе за одним столом сидели… И в какую муйню с комитетчиками опять влез начальник стрельбища?

В это время виновник тяжких раздумий особиста полка и всех остальных, прапорщик Кантемиров, сам решал архиважную задачу сидельца гарнизонной гаупвахты. Власть в изоляторе сменилась…

На смену связистам прибыл караул танкового полка. А это было не очень гут. Ещё с исторических времён, а может быть, и самого 1945 года в дрезденском гарнизоне возник и утвердился вечный антагонизм в карауле гауптвахты и патруле по городу между мотострелковым и танковым полками 1 гвардейской Танковой Армии.

Студент Кантемиров уже сдал зачёт по философии на первом курсе университета и знал, что антагонизм — это непримиримое противоречие, характеризующееся острой борьбой противоположных сил, тенденций.

Например, классовый антагонизм был между пролетариатом и буржуазией. В данное время и в данном месте вместо пролетариата и буржуазии выступали пехота и танкисты. Пролетариатом Советской Армии оказались логично мотострелки, а «бронелобые» всегда считали себя классом выше: «Не пыли, пехота…» Красные погоны против чёрных…

Задержанный прапорщик-мотострелок быстро почувствовал «непримиримое противоречие, характеризующееся острой борьбой противоположных сил, тенденций…» своей спиной, когда, после вывода в туалет, по исключительно субъективному мнению нового караульного сержанта, слишком вальяжно заходил обратно в камеру.

Толчок приклада автомата ускорил возвращение арестанта в родную «хату». Тимур даже оглянуться не успел, когда за ним с громким стуком захлопнулась металлическая дверь.

Вот тебе и братская дружба родов войск Советской Армии… В тюрьме — всё, как в тюрьме!

Ещё вчера вечером начальник войскового стрельбища Помсен, оставляя в домике свои портупею и фуражку, переложил из кармана кителя в ХБ пару банкнот по пятьдесят социалистических марок. После толчка прикладом в спину сиделец вынул своё богатство, аккуратно скатал банкноты в тонкие трубочки, разулся и спрятал деньги в носки.

Бережёного аллах бережёт…

По прибытию в полк майор Яшкин приказал соединить его с Особым отделом штаба армии и доложил полковнику Полянскому о результатах своей поездки. Полковник ещё раз отметил оперативность майора, сообщил, что генерал-лейтенант Потапов уже в городе и примерно через минут сорок они оба будут в комендатуре. Полянский приказал майору прибыть в кабинет коменданта гарнизона.

Коротко ответив: «Есть», майор задумался — делиться или не делиться с новым командиром полка добытой информацией? С подполковником Григорьевым данный вопрос не стоял бы в принципе. Да и не поехал бы особист на стрельбище без прошлого командира полка. Старшие офицеры обязательно начали бы вместе разруливать возникшую ситуёвину — каждый со своей стороны.

Яшкин не только тащил службу, майор не был гнилым человеком. Поэтому спустился на первый этаж, аккуратно постучал в дверь кабинета командира мотострелкового полка и заглянул внутрь.

Подполковник Болдырев проводил экстренное совещание с комбатами, заметил начальника особого отдела и махнул рукой, приглашая в кабинет:

— Проходите, товарищ майор. Мы заканчиваем. Буквально пять минут.

Нормальный подход. За дверью не оставил, уже хорошо. Хотя, сегодня в этот прекрасный воскресный вечер, когда без объявления тревоги поднялся весь гарнизон, игнорировать контрразведку было бы верхом самодурства. После показа по западному телевидению сбежавших солдат, поисковую операцию свернули, а разведчиков и регулировщиков, к их великому огорчению, вернули в «зимние квартиры».

Информация о побеге двух прибалтов в ФРГ быстро разлетелась по воинским частям, выходной вечер превратился в дурдом вселенского масштаба: полетели звонки и понеслись посыльные с требованием прибыть в часть всему составу офицеров и прапорщиков. На всякий военный случай — помозолить глаза командиру и заодно проверить своих бойцов на предмет злостного умысла рывка на Запад.

Нет ли ещё желающих выступить с речью по западногерманскому телевидению?

Болдырев за пару минут свернул сходку, отпустил комбатов и интеллигентно обратился к начальнику особого отдела полка (всего лишь с одним подчинённым):

— Слушаю вас, товарищ майор?

— Товарищ подполковник, я бы вначале хотел уточнить — вы успели познакомиться с прапорщиком Кантемировым?

— Командир полка представил прапорщика, показал полигон и дал начальнику стрельбища отличную характеристику. А сегодня утром, когда мне доложили о ЧП на стрельбище, я вообще ох… очень сильно удивился… Не мог так Григорьев ошибиться в человеке…

Болдырев замолчал и от избытка чувств встал и подошёл к окну. За стеклом мотострелковый полк выглядел, как муравейник во время пожара. Вот ЧП так ЧП… Одно радует — свои бойцы все на месте.

Майор отметил про себя, что подполковник не отстраняется от своего подчинённого, не клеймит позором всех прапорщиков Советской Армии и не пытается перевалить вину на своего предшественника. Воспитал мол, подрастающее поколение, а новому командиру полка — расхлёбывай… И это было нормально.

Начальник особого отдела мотострелкового полка решил тоже поступить по нормальному:

— Товарищ подполковник, в этом ЧП не так всё просто…

Яшкин посмотрел на часы. Командир полка с удивлением взглянул на начальника особого отдела полка. Что может быть сложного в совместной пьянке прапорщика с солдатами, переросшей в драку?

Майор спокойно поднял голову и перевёл взгляд на подполковника, с которым ему предстояло служить ещё минимум два года, и сказал:

— Примерно через полчаса генерал-лейтенант Потапов вместе с полковником Полянским, это начальник особого отдела штаба армии, будут говорить с вашим прапорщиком в кабинете коменданта гарнизона. И я бы сейчас посоветовал вам, не теряя времени, выдвинуться со мной. И ещё один дружеский совет — оставьте свою машину в части, поедем на моей. Так надо.

Старший офицер тут же молча встал, убрал документы в сейф и посмотрел на майора. Надо так надо! Майор улыбнулся, и два нормальных мужика из одной воинской части, но с несколько различных служб, выехали из ворот КПП в сторону исторического немецкого каземата.

Командир полка непривычно сидел на заднем пассажирском сиденье и размышлял над сильно волнующим вопросом — почему так необычно начинается его служба в ГСВГ?

Комендатура с гауптвахтой располагались ближе к мотострелковому полку, и когда Потапов с Полянским появились в кабинете коменданта, ранее прибывшие гости успели занять огромный кожаный диван и вели глубокомысленную беседу с хозяином кабинета о саксонской погоде. О деле пока никто не говорил. Решили дождаться командиров. Да и зачем бежать впереди танка?

При входе генерала подполковник Кузнецов вскочил со своего места за столом и подал команду:

— Товарищи офицеры!

Потапов только махнул рукой — да сидите, не до церемоний — и с интересом взглянул на гостей коменданта: с майором Яшкиным генерал был знаком, а подполковника Болдырева до этого видел только один раз, когда новый командир мотострелкового полка представился по прибытию на новое место службы.

Генерал и офицеры поздоровались, а Потапов поинтересовался, пожимая ладонь Болдыреву:

— Забыл, как вас по имени-отчеству?

— Александр Сергеевич, товарищ генерал-лейтенант.

— Михаил Петрович. Будем ещё раз знакомы.

Подполковник в недоумении присел на диван. Если сам генерал-лейтенант, уходящий с повышением в штаб группы войск, уточняет твое имя-отчество — это уже многое значит в этом непростом армейском мире. Что здесь происходит?

А генерал-лейтенант просто и быстро сделал логичный вывод по поводу нового командира мотострелкового полка — молодец, не отсиживается в кабинете, рвётся в бой, пытается сам выяснить обстоятельства ЧП в своей части и быстро разобраться с подчинёнными. Нормальный командир полка…

Потапов присел на стул, на котором ещё час назад сидел задержанный прапорщик, и обратился к хозяину кабинета:

— Филиппыч, а у тебя случайно кофе нет?

— Михаил Петрович, весь мой кофе Кантемиров выпил.

Генерал удивлённо посмотрел на подполковника. Все офицеры повернули головы в сторону представителя армейской правоохранительной системы. С какого хрена, комендант гарнизона вдруг начал угощать задержанных своим кофе?

Кузнецов вздохнул и объяснил свои действия:

— У прапорщика голова сильно болела после удара, — секунду подумал и добавил. — Кантемиров, конечно, напорол горячку, но он свой.

— И что, нашему боксёру хорошо приложили? — вдруг заинтересовался вопросом бывший командующий 1 гвардейской Танковой Армией.

— Сильный удар в ухо пропустил, — подтвердил комендант.

— Первая хорошая новость за этот день, — задумчиво резюмировал генерал и предложил хозяину кабинета: — Тогда ставь чайник и докладывай, что знаешь. Надеюсь, заварку-то прапорщику не скормил?

Подполковник кивнул, подошёл к небольшому историческому столику в углу кабинета и подключил советский электрочайник со свистком. Из шкафа вынул тарелку с сушками и сахар в пачке…

Комендант вернулся за стол, вытащил из сейфа под столом папку с документами, разложил листы, собрался с мыслями и начал говорить:

— Всё, что знаю со слов прапорщика. Думаю, не врёт. Ещё с неделю назад Кантемиров заметил странность в поведении пилорамщика после его встречи с земляками из госпиталя. Медицина сдавали стрельбу на московской проверке. Прапорщик не стал расспрашивать рядового — солдат уже четвёртого периода службы и физически самый сильный на стрельбище. Проблем быть не должно. В этот понедельник рядовой Дра… Дру…, — комендант начал сверяться со своими документами.

— Ромас, — махнул рукой генерал.

Подполковник продолжил:

— Рядовой Ромас напросился в полк за продуктами, и заодно сходил с начальником стрельбища в госпиталь, где снова поговорил с земляками, — докладчик обвёл всех слушателей взглядом и пояснил: — Это были те двое сбежавших литовцев. Ромас разговаривал отдельно. Прапорщик прогулялся по городу.

— Поняли, дальше, — кивнул Потапов, хорошо представляя, с кем именно гулял в тот день Кантемиров.

Засвистел чайник. Хозяин кабинета встал, вынул из стеклянного шкафа заварной чайник с чашками и заварил чай. Вернулся и продолжил:

— Со слов прапорщика, всю эту неделю пилорамщик ходил сам не свой. Начальник стрельбища порекомендовал своему заместителю, сержанту Басалаеву проследить за рядовым. Вчера днём Ромас сам решил поговорить с прапорщиком и рассказал ему о своём задуманном побеге с земляками в ФРГ через Лейпциг. Якобы, у водителей из госпиталя всё было продумано и подготовлено. Сам пилорамщик бежать не хотел, но очень боялся мести со стороны земляков. Вроде, угрожали расправой семье солдата в Каунасе. Начальник стрельбища после обеда как раз собирался в город, в ГДО на свою тренировку, где и решил поговорить с Директором Дома советско-германской дружбы. Они в один спортзал ходят. Капитан КГБ Путилов, мастер спорта по самбо. Поговорили. Путилов переоделся у себя в конторе в форму капитана-танкиста, посадил прапорщика в оперативный Вартбург с немецкими номерами и привёз прапорщика обратно на стрельбище. Кантемиров для разговора с рядовым предоставил свой домик. Примерно через час Путилов уехал. Прапорщик говорит — очень спешил. Потом Ромас рассказал начальнику стрельбища, что подписал документы о работе на КГБ и этот капитан приказал ему совершить побег на Запад, где с ним свяжутся. Пилорамщик бежать не хотел и просил своего командира помочь ему. Времени у прапорщика оставалось мало, и Кантемиров не смог придумать ничего хорошего, как напоить солдата и устроить с ним драку. Дальше — звонок дежурного по стрельбищу в полк, конвой и гауптвахта. У меня всё, — Кузнецов отодвинул от себя листы, встал, подошёл к столику и принялся разливать чай.

Генерал-лейтенант выдохнул. Рано ему ещё на покой. Есть ещё порох в пороховницах и ягоды в ягодицах…. Не ошибся в Кантемирове… Но, вот стервец, всё ему неймётся.

А сейчас надо думать, как выбраться из этой истории и не отдать своего прапорщика в лапы КГБ. Потапов вздохнул и оглядел остальных. Вроде здесь все свои?

Каждый из добровольных участников сегодняшней встречи, сплотившихся в этот весенний воскресный вечер в кабинете коменданта дрезденского гарнизона по совсем нешуточному поводу — противостоянию Комитету Государственной Безопасности СССР, прекрасно понимали всю серьёзность текущего момента и с тоской раздумывали о дальнейшей судьбе прапорщика. И о своей карьере тоже…

Полковник Полянский, да и его боевой товарищ подполковник Кузнецов, не на словах, а на прошлых совместных делах уже сталкивались с умом, силой и коварством «рыцарей революции», среди которых было много настоящих офицеров. Но, поставленные партийным руководством страны задачи и определённый род деятельности выделял этих служащих с эмблемой щита и меча на петлицах от всей военной и правоохранительной системы.

КГБ всегда стоял особняком, и только по мере необходимости взаимодействовал с армией и с милицией. В этот раз, похоже, чекисты просто плюнули на всякое взаимодействие с кем-либо. Если только — не со своими коллегами из МГБ ГДР.

Может быть, эти рыцари плаща и кинжала завтра, с началом первого рабочего дня, одумаются и объяснят свои действия своим другим коллегам — армейским контрразведчикам? Мол, в выходные дни приличные люди отдыхать изволили. А с утра понедельника вместе славно поработаем, а потом вечером все вместе, хором, вполголоса, песни славно попоём на вечную тему: «С чего начинается Родина…».

Обычно армейских офицеров, отобранных для службы в военной контрразведке, направляли на курсы в Новосибирск, но на собеседовании в особом отделе округа в Риге ещё капитану Полянскому сообщили, что его сразу посылают на оперативную стажировку в Черняховск Калининградской области, где располагался особый отдел 30-й танковой дивизии.

Спустя два месяца офицер был оформлен в должности оперуполномоченного особого отдела Прибалтийского военного округа и получил в обслуживание два факультета Рижского высшего инженерного авиационного училища. Потом пошли командировки внутри советской империи и за рубеж…

Офицер контрразведки Полянский Константин Жанович всегда считал себя исконно русским человеком; но, впрочем, как и многие граждане СССР, не был представителем «чистокровной нации». В организме русского офицера смешалось много кровей, которые и прибавили творческих сил в непростой деятельности военного контрразведчика. Ещё в Суворовском училище преподаватели обнаружили у курсанта Полянского необычную тягу к изучению иностранных языков.

В настоящее время полковник владел английским, немецким и несколькими тюркскими языками. Поэтому, старший офицер Полянский вполне сносно мог послать того же прапорщика Кантемирова на его родном языке далеко и надолго, но, решил не посылать, а выручать парня из беды. Хотя, этот несносный прапорщик сам выбрал в этой ситуёвине совсем не ту сторону. Ладно, простим на первый раз и спишем на ошибку молодости…

По большому счёту, начальник стрельбища мог сбежать вместе с пилорамщиком в ФРГ и передать пламенный привет лично полковнику Полянскому из вражеского телевизора. Не сбежал, и своему солдату не дал предать Родину. Как бы это сейчас не звучало… И рядовой Ромас оказался молодцом. И мы своих не бросаем…

После доклада коменданта гарнизона начальник Особого отдела штаба 1 гвардейской Танковой Армии с молчаливого согласия генерал-лейтенанта Потапова взял руководство операции в свои руки.

Полковник сидел отдельно у окна, спиной к стене и, аккуратно отхлёбывая чай, спросил:

— Сегодня, в течение дня, комитетчики не пытались поговорить с прапорщиком?

— Кстати, был с утра. До моего прихода. Аргудаев не выпустил задержанных. Сказал — только с разрешения командира полка, — вспомнил подполковник Кузнецов и многозначительно посмотрел на подполковника Болдырева.

КП благодарно кивнул, а особист-мотострелок добавил:

— И на стрельбище был Путилов. В форме капитана-танкиста. Вопросы задавал и в домик Кантемирова хотел заглянуть. Не получилось. Я солдат проинструктировал.

В разговор специалистов вмешался генерал:

— Аргудаеву от меня лично устную благодарность. Товарищи офицеры, а что с обезглавленным стрельбищем Помсен будем делать? Думаю, прапорщика с солдатами лучше держать на губе до решения вопроса с комитетом.

— Товарищ генерал, пока служба на полигоне идёт. Все на месте. Прапорщик назначил вместо себя рядового Вовченко, — доложил майор Яшкин.

— Пончик! — вспомнил с улыбкой солдата Потапов и добавил. — Ладно. Вызываем прапорщика, с него и спросим за службу на полигоне. Сам дурака свалял, пусть сам и отвечает.

Комендант поднял трубку и приказал доставить Кантемирова к нему в кабинет.

В это время добровольный узник лежал на матрасе и, разглядывая потолок, проникся размышлениями о своём родном стрельбище. Завтра же понедельник… Надо получать продукты и менять бельё. Интересно, кто стреляет с утра на дневной?

Было бы хорошо, если 3 МСБ, т. к. и сам прапорщик, и его солдаты стояли по штату именно в этом батальоне. Все механики-водители со своими учебными БМП на качалках директрисы были родом из 9 МСР. Поэтому, офицеры и прапорщики батальона всегда с пониманием относились к проблемам полигонной команды. И бойцы стрельбища в ответ всегда выделяли родной батальон.

Справится ли Пончик со своими обязанностями? И примут ли всерьёз его просьбы другие офицеры полка? И что-то долго его не вызывают к коменданту? Может быть, уже всё устаканилось, и про прапорщика просто забыли?

Бытовые размышления начальника стрельбища прервал лязг замка. Металлическая дверь со скрипом открылась, и перед лежащим прапорщиком возник старший лейтенант. Естественно — чернопогонник.

Прапорщик повернул голову. Офицер являл собой образец караульной и строевой службы — высокий, спортивный, гладко выбритый и с идеальной армейской причёской. На форме ни морщинки, фуражка с огромной тульей находилась где-то на уровне зарешеченного окна.

Старший лейтенант широко раздвинул ноги, заложил руки за спину, посмотрел на лежачего пехотинца и рявкнул на всю камеру:

— Заключённый, встать!

— Встаю, встаю, — сиделец благоразумно решил не вступать в дискуссию с новым начальником караула и резво соскочил с кровати. Тимур догадался, что в этот раз видит перед собой грозу всех узников немецкого каземата — старшего лейтенанта бронетанковых войск Лисовских, в определённых и не совсем законопослушных холостяцких кругах, более известен — как Лис.

Самый лютый начкар гарнизона стоял перед начальником стрельбища собственной персоной. Рядом, привалившись плечом к двери камеры, ухмылялся тот самый борзый сержант с автоматом за плечом…

Ещё в начале своей армейской карьеры в ГСВГ лейтенант Лисовских подрался с другим лейтенантом своего же полка в немецком гаштете. Дело молодое, бывает всякое…Оба были в гражданке, находились в изрядно подпитии и подрались из-за немки. Опытный гаштетчик быстро вызвал коменданта, и тогда ещё майор Кузнецов угостил обоих хулиганов своей знаменитой резиновой палкой, лично подаренной начальником полиции города, и влепил обоим по трое суток ареста.

Удар дубинкой от боевого майора не считался позором в дрезденском гарнизоне, но лейтенанты попали в день караула мотострелкового полка.

И начкар, капитан-заменщик, решив оставить о себе танкистам недобрую память, сутки гонял почём зря перепивших лейтенантов. Молодые офицеры вышли с гауптвахты, помирились, подружились и дали торжественную клятву — гонять в карауле на губе задержанных мотострелков, как сидоровых коз.

Приятель Лисовского оказался сыном генерала, и его быстро перевели с повышением в Вюнсдорф. Оставшемуся в гарнизоне офицеру, сыну инженера, пришлось мстить за двоих — за себя и за того парня.

В этот раз в изоляторе парились только трое пехотинцев: прапорщик, сержант и рядовой. Мало, конечно, а что делать? Будем работать с теми, кто есть…

Когда офицер узнал фамилию прапорщика, то немного опечалился. Именно этому прапорщику сегодня передал привет начальник вещевого склада танкового полка, прапорщик Матвеев. Со своей вещевой службой ссориться не хотелось. Прапор отпадает…

Остались сержант с рядовым. Тоже пойдёт для строевой подготовки на крошечном плацу гауптвахты. Следующий облом произошёл лично от начальника губы, капитана Аргудаева, который и сообщил свежему начкару о странном заболевании сержанта Басалаева и рядового Драугялиса. Начгуб настойчиво порекомендовал офицеру-танкисту выводить этих заключённых только в туалет, и только по их личной просьбе. Дабы не распространять эпидемию по всему изолятору.

Капитан, хоть и был философом по жизни, но, очень не любил, когда его указания не исполнялись, и мог легко испортить настроение любому начкару на целые сутки.

Вечером к коменданту заявились командир мотострелкового полка со своим особистом. Ну, это было понятно в свете произошедших событий с беглецами из госпиталя. Но, когда вслед за офицерами в изолятор прибыл генерал-лейтенант Потапов и полковник Полянский, у старшего лейтенанта Лисовского голова под фуражкой пошла кругом.

Что за нахер происходит в этом казённом доме?

Минут через сорок после прибытия в изолятор генерала и полковника в дежурной части раздался звонок с приказом коменданта — доставить задержанного Кантемирова. Начкар, захватив своего помощника, кинулся лично выполнять приказ подполковника.

Вот так и встретились двое служивых дрезденского гарнизона: старший лейтенант Лисовских (он же — Лис) и прапорщик Кантемиров (просто — прапорщик). Надзиратель и заключённый…

Команды сыпались одна за другой: встать, лицом к стене, кругом, марш на выход, встать, лицом к стене, кругом, марш по лестнице… Камера прапорщика располагалась на третьем этаже здания. Прошли два лестничных пролёта, четыре двери (считая дверь камеры), перешли двор и остановились у пятой, красиво облицованной пластиком под дерево.

Офицер энергично постучал, открыл дверь, вошёл строевым шагом, образцово-показательно вскинул ладонь к виску и, строго соблюдая субординацию, громко доложил:

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться к коменданту гарнизона.

Тайное Высокое Собрание вздрогнуло от такого резкого перехода спокойного обсуждения сверхсекретного дела к суровым реалиям дрезденского каземата.

Старший лейтенант замер в стойке «смирно» и своим внешним видом воплощал в себе всю мощь пенитенциарной системы Советской Армии — высокий, здоровый, волевой начальник караула. Всегда готов на решительные действия во вверенном ему изоляторе. Один вид офицера не оставлял местным узникам никаких сомнений в быстром выполнении всех приказов караула.

Генерал не стал переводить начкара на коменданта и потребовал сам:

— Заводи хулигана.

— Есть! — старший лейтенант одним волевым кивком передал приказ генерала своему сержанту. Сержант и рядовой ввели прапорщика.

Начкар скомандовал:

— Стоять! Лицом к стене, руки за спину, — старший лейтенант обратился к генерал-лейтенанту:

— Разрешите идти?

— Свободен, — махнул рукой Потапов и добавил: — Молодцы. Благодарю за службу.

— Служим Советскому Союзу! — разнеслось прямо над повреждённым ухом доставленного.

Арестант чуть не присел от резкой боли. Но, был приказ «стоять» — значит «стоять!». Похоже, с этим караулом не забалуешь. А впереди ещё почти сутки тесного общения с надзирающими танкистами. Поэтому, борзеть пока рано…

Караул вышел, удовлетворённый своей службой. Доставленный в кабинет коменданта начальник стрельбища в этот момент являл собой прямую противоположность покинувшему кабинет старшему лейтенанту: невысокий, худощавый, в мятом ХБ и солдатских сапогах, с суточной щетиной, переходящей в неуставную причёску, откуда светилось лиловое распухшее ухо.

Кантемиров развернулся без команды, оставив руки за спиной, и по очереди рассмотрел генерала с офицерами. Сейчас прапорщик был готов с каждым из присутствующих идти в разведку. Если, его, конечно, его позовут с собой… Даже с новым командиром полка, раз он оказался в такой компании. Значит — стоящий офицер. И опять же, баню любит. Значит — мужик нормальный.

Участники собрания также с интересом разглядывали молодого военнослужащего Советской Армии, решившего вдруг противостоять КГБ СССР. Это же надо было додуматься — взять и сорвать секретную операцию комитетчиков. Хотя эти «рыцари плаща и кинжала» в этот раз повели себя совсем не по-джентельменски. Не по-советски всё как-то получилось. Решили сделать своё дело, минуя товарищей по цеху. А ведь мы все одну задачу выполняем — Родину защищаем…

Прапорщик тяжело вздохнул. Терять ему сейчас было нечего, кроме двух банкнот, заныканных в носках, и ещё цинка из-под патронов, набитого пачками денег.

Начальник стрельбища перевёл взгляд в обратном порядке со старших офицеров на генерал-лейтенанта Потапова, нарушил субординацию и с чувством продекламировал:

— «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…»

— Красавец…, — протянул в ответ генерал, встал, подошёл к задержанному и с неподдельным любопытством начал рассматривать поврежденное ухо прапорщика.

Затем удовлетворённо кивнул и с улыбкой спросил:

— И кто же тебя так разукрасил, спортсмен ты наш?

— Не могу знать, товарищ генерал-лейтенант. Пьяный был, не помню, — на всякий случай ответил начальник стрельбища, так как пока не знал, какой именно информацией поделился комендант со всеми присутствующими.

— Говори, прапорщик, не стесняйся. Я этому солдату лично руку пожму от такой картины маслом, — Потапов стоял рядом и со смешинками в глазах смотрел на Кантемирова.

Подполковник Кузнецов за спиной генерала кивнул прапорщику — говори, мол.

— Один удар пропустил от рядового Драугялиса, — честно ответил боксёр и объяснил свой промах: — Я на сержанта отвлёкся, а Ромас махнул правой, но ударил левой.

— Ай, да Ромас! Ай, молодца, — воскликнул генерал и вдруг сам протянул ладонь: — Здорово, Тимур.

— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, — удивлённо пожал руку прапорщик.

Потапов вернулся за стол и посмотрел на коллег — работайте, товарищи. И комендант гарнизона, не был бы комендантом, если бы не спросил прапорщика строго:

— Кантемиров, водку солдатам сам покупал?

Начальник стрельбища взглянул на бывшего командарма и задал встречный вопрос:

— Товарищ подполковник, мне честно ответить?

— Товарищ прапорщик, отвечайте по существу заданного вопроса, — добавил суровости командир полка.

Если тебя, скучающего на гарнизонной гауптвахте, сам командир полка называет «товарищ», то отвечать надо максимально правдиво.

Прапорщик доложил:

— Сам не покупал. Начатая бутылка немецкой водки «Кёрн» осталась после бани трёх генералов и одного подполковника. Так и стояла в холодильнике.

— Ну вот, — развёл руками генерал-лейтенант и признался честно: — Теперь и я при делах. Это я покупал водку для бани. На свои кровные…

Полковник Полянский усмехнулся и оценил тонкий юмор своего друга.

А подполковник Кузнецов всерьёз заинтересовался данным вопросом:

— Подожди, прапорщик. И ты хочешь сказать, что начатая бутылка водки больше недели простояла в твоём холодильнике?

— Так точно, — пожал плечами хозяин бани.

— Кремень! — сделал вывод подполковник и повернулся к другому подполковнику: — Александр Сергеевич, если дашь пинка под зад этому борзому, непьющему прапорщику, то я его к себе подберу.

— Посмотрим, — улыбнулся Болдырев и задумался о том, что было бы с его дальнейшей карьерой, если бы не этот прапорщик, и служба старшего офицера в ГСВГ началась бы с побега солдата на Запад?

Бы, да кабы… Но, веселого мало…

Обстановка в кабинете разрядилась.

Специалист людских душ Полянский заметил, что прапорщик созрел к разговору, и предложил:

— Так, Кантемиров, общую обстановку со слов коменданта мы уже представляем. А сейчас ты нам с самого начала, всё подробно расскажешь сам.

— С чего начинать, товарищ полковник? — по-деловому спросил военнослужащий Советской Армии. Тимур стоял, опершись плечом о стену и был готов, как юный пионер, излить контрразведчикам свою душу. И говорить правду, и только правду…

— Со стрельбы госпиталя на стрельбище.

— В этот день я видел, как Ромас разговаривал со своими земляками, водителями санитарок из госпиталя, около пилорамы. Подходить не стал. Старослужащий солдат нормальный, нареканий не было, приказы выполняет. Пилорамщик и так работал днём и ночью, если было надо…, — начал свой рассказ начальник войскового стрельбища Помсен.

Все слушали внимательно. Только на момент рассказа о первом сообщении самбисту про побег солдата стрельбища с земляками, начальник Особого отдела штаба армии перебил:

— Как отреагировал Путилов?

— Не понял, товарищ полковник?

— Удивился?

Боксёр задумался. А ведь, в самом деле — не так уж и удивился самбист вдруг полученной информации о побеге рядового ГСВГ на запад. Другой бы подскочил от такой вести. Да и самого Тимура на тот момент восхитила выдержка сотрудника КГБ.

Спортсмен ответил:

— Нет. Железные нервы…

— Хорошо. Продолжай.

Второй раз Полянский остановил рассказ прапорщика на моменте отъезда Путилова после разговора с рядовым. Полковник спросил:

— Сотрудник спешил?

— Спешил. Даже особо разговаривать со мной не стал. Сказал только: «Не дури, прапорщик…» и уехал.

Главный особист посмотрел на генерала:

— Надо говорить с рядовым.

— Прапорщика в камеру? — уточнил комендант.

Начальник стрельбища вновь нарушил субординацию и влез в разговор старших:

— Рядовой Драугялис не будет говорить без меня.

— Вот так и не будет? А не много на себя берёшь, прапор? — повернулся в сторону задержанного полковник.

— Ну, если пытать не будете…, — усмехнулся арестант и добавил. — У этого солдата свои принципы. Не будет он меня с Басалаевым закладывать. А при мне Ромас всё спокойно расскажет. Всё, как было. Сейчас солдат только мне верит. Больше никому…

— Вызывай этого Дра… Дру…, — Полянский обратился к Кузнецову.

— Ромаса! — подсказал генерал.

Комендант снял трубку…

Образцово-показательный привод арестованного в кабинет коменданта гарнизона повторился с рядовым мотострелкового полка и одновременно пилорамщиком полигонной команды войскового стрельбища Помсен.

Караул отпустили, Драугялис остался стоять рядом со своим прапорщиком. Тимур протянул руку, Ромас ответил твёрдым рукопожатием. Солдат оглядел офицеров и улыбнулся генералу. Участники тайного Высокого Собрания с интересом разглядывали распухший нос и почерневший синяк под глазом рядового. И всё-таки: два — один в пользу прапорщика.

Вновь первым взял слово генерал-лейтенант:

— А вы ещё обнимитесь, хулиганы. Уже помирились? Больше драться не будете? — Потапов встал и подошёл к рядовому. — Ромас, я у тебя спрашиваю.

Удивлённый рядовой невозмутимо по-литовски смотрел на своего командарма. Пилорамщик не знал точной даты смены места службы генерала и не понимал, что отвечать на этот вопрос командующего армией. Или уже не командующему?

Потапов решил уточнить:

— Ромас, это ты набил морду своему командиру?

Драугялис посмотрел на начальника стрельбища. Кантемиров кивнул.

Рядовой доложил:

— Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Ударил один раз, — и, секунду подумав, добавил: — Прапорщик первый начал.

— Ладно, солдат, проехали этот факт, — генерал прошёлся по кабинету. Три шага туда, три обратно, и остановился перед рядовым.

— Ромас, а что же ты в ФРГ не сбежал со своими земляками? Сидел бы сейчас там, рябчиков кушал и ананасы жевал. А ещё рассказывал, как тяжело служить в Советской Армии, и какие плохие офицеры служат в твоей части. Да и про своего прапорщика много чего мог рассказать в телевизор.

— Товарищ генерал, я не предатель, — спокойно ответил гвардии рядовой Драугялис. — На нашем стрельбище часто бывают офицеры полка. Мы уважаем своих командиров. И товарищ прапорщик — тоже хороший человек.

— Даже так, — улыбнулся генерал и протянул рядовому ладонь. — Тогда, здорово, Ромас. И знаешь, я даже рад тебя видеть. И даже при таких обстоятельствах и с таким лицом…

Потапов вернулся к столу и повернулся к Полянскому:

— Что скажешь?

Полковник тоже обладал прекрасным чувством юмора, немного поразмышлял, глядя на обоих задержанных, и с улыбкой ответил другу:

— Надо будет крупным планом сфотографировать лица обоих хулиганов: рядового — в фас, прапорщика — в профиль, со стороны приметного уха.

— Зачем, — заинтересовался генерал.

— Завтра с утра разместим фото для наших коллег на щите у входа на гауптвахту. И добавим крупную надпись: «Их разыскивает КГБ».

Первым начал ржать генерал, за ним остальные. Только рядовой и прапорщик так и не поняли тонкого офицерского юмора. И даже немного обиделись…

Караул во главе с начкаром напрягся от дружного и здорового хохота за красивой дверью и тоже ничего не понял. Высокое Собрание отсмеялось, вытерло слёзы и приступило к делу.

Полковник Полянский обратился к рядовому:

— Ромас, когда ты первый раз услышал о побеге?

Солдат задумался, снова посмотрел на своего прапорщика, вспомнил и ответил:

— Ещё до приезда госпиталя на стрельбы приезжала санитарка и привезла доски для распила. Там и поговорил с земляком. Ещё месяц назад.

— Что сказал земляк?

— Им вдвоём с братом, они кузены, предложили сбежать в ФРГ. У них там бабушка живёт.

— Земляк сказал — кто им предложил?

— Нет. Но, сказал, что всё подготовлено для перехода границы по чужим документам.

— Ромас, а тебя зачем позвали?

— Мы на одной улице живём. Кузены оба с моей сестрой в одном классе учились. Я их защищал в школе, когда братья ещё маленькие были.

— Значит, отблагодарить тебя хотели…, — задумался контрразведчик.

— В тот раз я обещал подумать, а на стрельбах сказал землякам, что ещё не решил. А потом в понедельник сходил с прапорщиком в госпиталь и отказался от побега. Братья начали меня пугать и угрожать семье. И я вчера всё сам рассказал начальнику стрельбища. А прапорщик предложил выпить водки…

— Хорошо, Ромас, — перебил главный особист штаба армии и внимательно смотрел на рядового. — А что именно предложил тебе тот капитан из госбезопасности?

— Он вначале спросил, кто мне сказал про побег. Я всё рассказал про земляков. Капитан разозлился сильно, потом успокоился и предложил мне работать на КГБ. И сказал, что у меня сейчас нет выбора — или я бегу вместе с земляками, или меня посадят в тюрьму за то, что я выдал прапорщику государственную тайну.

— Ни хрена себе — предложение, от которого сложно отказаться, — вполголоса произнёс комендант.

Генерал-лейтенант согласно кивнул и добавил:

— Рядовому только осталось — или бежать в ФРГ, или с прапорщиком водку с горя пить. А потом с ним же драться…

Полковник Полянский принял решение:

— Так, Кантемиров, слушай внимательно: сейчас вместе со своим солдатом отправитесь в твою камеру. Туда же доставят сержанта. Бери листы бумаги и ручку. Каждый из вас собственноручно пишет объяснение…, — отвлёкся вдруг главный особист и посмотрел на рядового Драугялиса. — Ромас, а ты по-русски писать умеешь?

— Так точно, товарищ полковник. Я училище до армии закончил, у нас там, в основном, одни русские учились, — гордо доложил рядовой.

— По какой специальности? — решил уточнить генерал.

— Краснодеревщик, — протянул литовец.

— Это хорошо, — сказал полковник и продолжил: — Пишем только про совместную пьянку и драку: прапорщик купил бутылку водки, один пить не хотел, позвал старослужащих, затем спор, драка, вызов дежурного по полку и логичная гауптвахта. Всё понял, прапорщик.

Кантемиров кивнул, а рядовой всё же решил остаться справедливым до победного конца:

— Товарищ полковник, сержант Басалаев с нами не пил.

— Ещё как пил, — влез в разговор майор Яшкин. — На столе три чашки и пустая бутылка до сих пор стоят.

У начальника стрельбища в голове тут же возникла картина с бутылкой водки на столе и тремя чайными чашками, из одной которых изволил отведать немецкой водки капитан Чубарев перед отправкой задержанных на губу. Прапорщик так посмотрел на рядового, что тот только пожал плечами — пил, так пил…

Вызвали конвой, комендант объяснил задачу начкару. Старший лейтенант Лисовских уже перестал удивляться событиям этой загадочной ночи и быстро выполнил приказ подполковника.

Генерал-лейтенант посмотрел на друга:

— Жаныч, а дальше то что?

— Этот побег с самого начала был под контролем КГБ. И возможно — Штази. Почему нас не уведомили — вот в чём вопрос? Может быть, оставили на утро понедельника? Чтобы нас просто поставить перед фактом. Тревога в гарнизоне и наши поисковые мероприятия — всё это только для правдоподобия побега. Я не верю, что два простых солдата-прибалта, без всякой подготовки, документов и знания языка смогли провернуть такую операцию. Здесь явно видны уши и глаза комитетчиков. А прапорщик со своим рядовым оказались в этом деле случайно. Сбежавшие литовцы сами решили захватить с собой земляка Ромаса. А Кантемиров чуть не сорвал всю операцию. КГБ просто повезло, что этот боксёр больше доверился самбисту из одного спортзала, а не нам. Комитет сильно рисковал. А кто не рискует, тот сейчас сидит здесь и думу думает…, — под конец доклада усмехнулся настоящий полковник.

— Тогда завтра всё и закрутится? — спросил комендант гарнизона.

— С самого утра нам с тобой комитетчики спокойно жить не дадут, — подтвердил боевой товарищ. — И будут требовать допуск в камеру к прапорщику с рядовым, чтобы подчистить свои хвосты. Сейчас Кантемиров с бойцами пишут объяснения для официального расследования ЧП с пьянкой на стрельбище; а потом, здесь, под нашим контролем напишут всё подробно, как было на самом деле. Дадим комитету почитать обе версии. Пусть выбирают… Зло закончил старший контрразведчик и посмотрел на младшего коллегу, сидящего рядом с командиром полка:

— Яша, вам завтра с самого утра вместе с Александром Сергеевичем лучше убыть куда подальше. При таком раскладе без вас никто не будет вправе общаться с арестованными военнослужащими мотострелкового полка.

— У меня завтра 2 МСБ стреляет из «Двоек» на дивизионном полигоне Швепниц, — начал размышлять вслух командир полка. — Дневная и ночная стрельба из автоматической пушки БМП-2. Вернёмся только к утру вторника. Ещё и отдохнём до обеда.

— Полтора суток в запасе, — заключил генерал-лейтенант, повернулся к полковнику и спросил: — Для чего нам время, Анатолий?

— Как-то на одном деле я работал вместе с их полковником. Я ещё тогда майором был. А сейчас этот полковник уже давно генерал и координирует в Москве все действия связей КГБ с МГБ ГДР. Нормальный мужик, периодически созваниваемся, иногда видимся в первопрестольной. Завтра попробую с утра дозвониться до генерала и ввести в курс дела.

— Это хорошо. Я тоже с утра сделаю пару звонков в Москву. Не всегда же нам за всё отвечать? — Потапов довольно обвёл взглядом своих офицеров. Или, уже не своих?

…Гвардии рядовому мотострелкового полка Драугялису начкар выделил отдельный караул в виде сержанта и одного рядового, а гвардии прапорщика Кантемирова этого же полка решил сопроводить лично.

Начкар шёл впереди, за ним невольник, цепочку замыкает ефрейтор с автоматом за плечом. Каждому сидельцу по караулу в соответствии со званием и должностью. Все движения выполнялись в обратном порядке: лицом к стене, кругом, на выход, встать, лицом к стене, кругом, марш по лестнице…

Однообразность тюремной жизни и тяжкие арестантские думы разбавил голос начальника караула, шагающим первым в этом шествии. Старший лейтенант, не оборачиваясь и продолжая движение, тихо произнёс:

— Прапорщик, а тебе привет от Сани Матвеева.

У Тимура сразу потеплело на душе. Как мало надо человеку, томящемуся в камере армейской тюрьмы. Всего лишь несколько слов… «Тебе привет от товарища…» А как много значат эти простые слова в застенках гаупвахты.

И это означает, что гарнизонная прапорщицкая мафия в лице начальника вещевого склада танкового полка (и как мы все помним — активного участника социалистического соревнования на удержание простыни при поездках голым на немецком мопеде «Симсон» во время отвальной начальника вещевого склада мотострелкового полка, прапорщика Тоцкого) всё же проникла сквозь толстые стены немецкого каземата и передала весточку через самого строгого начкара…

Арестант, гулко шагая тюремными коридорами, также тихо спросил в спину начкара:

— А Матвеев мне напильник в батоне не передал?

— Нет. Но, обещал ночью подогнать танк с газотурбинным двигателем прямо под окно твоей камеры.

— И на том спасибо.

— Прапорщик, твоё «спасибо» совсем не булькает.

— Выйду, за мной не заржавеет.

— Я знаю. Но, из-за твоих сегодняшних гостей похоже ты здесь надолго?

— Не знаю. Скоро опять вызовут.

— Прапорщик, я даже спрашивать не буду — что ты натворил.

— Не надо спрашивать. Я не смогу ответить.

Вот так за милой беседой надзирателя и заключённого и подошли к камере прапорщика, около которой, стоя лицом к стене, служивых войскового стрельбища Помсен ждал их сержант.

Перед открытой металлической дверью старший лейтенант Лисовских вдруг скомандовал:

— Прапорщик, стоять. Кругом.

Заключенный, хорошо зная, что какая бы мафия не проникла в изолятор, с этим караулом лучше не борзеть. Начальнику стрельбища в данный момент жизни очень не хотелось обострять и так «непримиримое противоречие, характеризующееся острой борьбой противоположных сил, тенденций…» между пехотой и танкистами, и он быстро выполнил требование начальника караула.

Офицер стоял перед прапорщиком в своей любимой стойке — ноги шире плеч, руки за спину, голова чуть вздёрнута вверх. Из-под козырька фуражки на арестанта смотрели холодные серые глаза.

Лисовских (он же — Лис) спокойно разжал свои руки и протянул правую ладонь Кантемирову:

— Меня Роман зовут.

— Тимур, — ответил на рукопожатие прапорщик.

— Я знаю. Когда все твои гости разойдутся, выдерну тебя в караулку. Чай попьём.

— Не откажусь, — улыбнулся сиделец. Да кто же откажется попить чаю со своим надзирателем? В этот раз при входе в родную камеру направляющей помощи в виде приклада не последовало…

В «хате» начальник стрельбища тепло обнялся с подчинёнными. Ничто не сближает так людей, как совместное заключение в одной тюрьме. Прапорщик сразу приступил к делу: придвинул настольную лампу, разложил листы и начал инструктаж:

— Я пишу первым, вы вслед за мной. И чтобы все наши действия в тот вечер совпали.

Кантемиров посмотрел на сержанта:

— Виталий, пишешь, как будто ты пил вместе с нами.

— Обидно мне очень, товарищ прапорщик. Вы с Ромасом всю водку выжрали, а мне даже грамульку не налили. А теперь пиши, что пили вместе. Как же так?

— Выйдем, будет тебе грамулька, — улыбнулся Тимур.

— Точно, товарищ прапорщик? — воодушевился старший оператор.

— Будет после дембельского приказа, — уточнил начальник стрельбища. — Когда станешь совсем гражданским человеком.

— «Дембель неизбежен, как крах капитализма!» — изрёк солдатскую мудрость сержант и с азартом занялся сочинительством.

Написали быстро. Через полчаса появился конвой. Басалаева вернули в солдатскую камеру, а Кантемирова с Драугялисом доставили в кабинет коменданта…

Полковник Полянский изучил собственноручно написанные участниками драки объяснения и кивнул головой:

— Оба присаживайтесь к столу. Сейчас всё подробно — как всё произошло на самом деле. Ромас, начни с земляков — на какой улице жили в Каунасе, когда и кем призвались. Прапорщик, а ты начни со спортзала и про своего самбиста пиши подробней — кто он, и где работает.

Начальник стрельбища с пилорамщиком кивнули, присели и начали изливать свою душу на белую бумагу и, вполне возможно, наматывать себе срок.

Генерал-лейтенант посмотрел на пишущих, вздохнул и сказал товарищу:

— Жаныч, я, наверно, пойду. Вроде всё обговорили, а дома меня девчата ждут. Да, кстати! Кантемиров, отвлекись на секунду.

Потапов расстегнул свою чёрную кожаную папку и вынул плитку шоколада под названием «Алёнка» и протянул прапорщику:

— Держи.

Офицеры удивлённо посмотрели на бывшего командарма. С чего это вдруг генералы стали прапорщиков шоколадками угощать?

Михаил Петрович ещё раз вздохнул и сказал:

— Дарья приказала.

Все мужики, находящиеся в этом кабинете, кроме Анатолия Жановича, растили и воспитывали дочерей. Отцы семейства понимающе заулыбались. Ох уж, эти доченьки… Они такие командирши… Полковник Полянский, воспитывающий сына старшеклассника, только ухмыльнулся. Детский сад…

Прапорщик встал, принял подарок и улыбнулся:

— От меня — спасибо Даше.

— Садись, пиши, каторжанин. От этой писанины сейчас твоя судьба зависит…

Генерал попрощался с офицерами и вышел из кабинета. Подполковник Болдырев всерьёз задумался о стрельбах на войсковом стрельбище Помсен, враз оставленным без начальника и его заместителя.

Майор Яшкин подошёл к столу и, присев рядом с полковником Полянским, принялся говорить вполголоса о чём-то своём, особом. Подполковник Кузнецов молча наблюдал за всеми гостями — добровольными и добровольно-принудительными. Первым закончил писать прапорщик и протянул пару листов полковнику.

Начальник особого отдела штаба армии внимательно изучил текст и спросил:

— Кантемиров, а сам как думаешь — знал до тебя Путилов про этот побег или нет?

— Товарищ полковник, сейчас думаю, что знал.

Полянский забрал лист у Драугялиса, пробежал глазами и обратился к рядовому:

— Ромас, сейчас скажи мне честно — сам бы ты, что хотел сейчас по службе? Тебе ещё меньше полгода служить осталось.

Гвардии рядовой мотострелкового полка ГСВГ встал:

— Товарищ полковник, меня надо обязательно наказать и отправить служить в Союз, ближе к дому. И было бы хорошо, если наказание за драку с прапорщиком было в моём личном деле, — быстро ответил советский солдат.

Всем офицерам стало понятно, что Ромас уже продумал свою дальнейшую судьбу.

Полковник Полянский взглянул на командира полка, который согласно кивнул и сказал:

— Дожили. Нормальный солдат просит, чтобы его отправили в Союз, да и ещё с наказанием в личном деле. Сделаем, рядовой. Не волнуйся.

Подполковник Болдырев встал с дивана, подошёл к рядовому и протянул руку:

— Благодарю за службу, солдат.

— Спасибо, — просто ответил пилорамщик стрельбища и пожал руку командиру полка, который затем повернулся к начальнику стрельбища:

— А тебя, прапорщик, пока благодарить не буду. Ты всё ещё в ответе за своё стрельбище. Думай, как организовать руководство полигоном без твоего присутствия.

— А я уже подумал, товарищ полковник, — начальник стрельбища вскочил. — Надо будет отправить на Помсен рабочую команду под руководством капитана Чубарева. У нас все бруствера на Директрисе БМП обвалились. Пусть пехота восстанавливает в перерывах между стрельбами. Жить будут в землянках. А для капитана откроют мой домик…

— А ключик от домика висит на гвоздике за шинелями в солдатской каптёрке, — влез в разговор начальник Особого отдела мотострелкового полка.

— Откуда вы знаете, товарищ майор? — опешил от неожиданности прапорщик.

— Служба у меня такая, Кантемиров, — всё знать. И вчера ты явно выбрал не ту сторону, — ответил Яшкин и посмотрел на Полянского.

Тот согласно кивнул и подумал, что пора выдвигать майора на следующую должность.

Прапорщик продолжил доклад новому командиру полка:

— В основном солдаты полигонной команды стоят по штату в 9 роте, и все хорошо знают и уважают Чубарева. Никаких проблем у капитана с моими бойцами не будет. Что прикажет, то и сделают без промедления.

Командир полка задумался и спросил у прапорщика:

— Что и прям — вот такой авторитетный капитан?

— У него не забалуешь, — твёрдо ответил начальник стрельбища.

Подполковник выдохнул. Вроде проблема с обезглавленным стрельбищем решилась…

Полянский попросил коменданта вызвать конвой и подвёл итог Великого Собрания:

— Ну, что, товарищи офицеры, завтра у нас будет непростой день. Действуем по плану. Созваниваемся через коменданта гарнизона. Пётр Филиппович, вся связь будет через вас. Напрямую не общаемся. Вроде всё. По домам!

Поздно вечером в караулке гауптвахты старший лейтенант Лисовских интеллигентно чаёвничал под половинку плитки шоколада «Алёнка» (вторая половинка ушла в караул) с прапорщиком Кантемировым и рассуждал, с глубоким знанием этого дела, о свежих немочках, появившихся на танцах в Гарнизонном Доме Офицеров…

(продолжение следует)