Кто сильней себя

Три знакомых человека

Наконец все зашли в вагон. На нём было написано «Детский», чтобы никто не ошибался. И когда все зашли, то сразу высунулись в окна и стали махать руками. Бабушки и родители тоже замахали, замахали, но поезд почему-то не трогался. Тогда одна девочка потихоньку заплакала. Глядя на неё, заплакала вторая. Ну, а кто не хотел реветь и расстраиваться, тот, конечно, смеялся на прощание. И все наперебой кричали последние прощальные слова, особенно бабушки. Получалось как будто:

— Приеду в коробке!.. Кушай речку!.. Слушайся трусы!..

Это в общем так получалось, если всё подряд.

Но вот взрослые побежали, побежали, всё быстрей, быстрей… Они бежали бы и дальше, только им не хватило перрона. И тут ребята поняли, что всё — уехали, едут в пионерский лагерь окончательно. В вагоне сделалось тихо. Правда, не совсем, потому что разговаривали колёса, кто-то напевал вполголоса, а воспитатели и вожатые проверяли по спискам, кому удалось опоздать к поезду.

И вдруг один как закричит:

— Мороз!

И другой кричит громче некуда:

— Бетховен!

Они сошлись в проходе, два парня, и орут себе, точно со двора на девятый этаж.

— Привет, Мороз!

— Привет, Бетховен!

— А я опять в лагерь, видишь!

— И я тоже!

— На все три смены до конца!

— И я тоже!

— А я зимой в хоккейной команде играл!

— И я тоже!

Одна девочка, которая возле них оказалась, внезапно фыркнула, потом ещё раз. А потом и говорит — вроде бы никому, но все слышат:

— Вот не знала, что хоккеисты такие глухие…

— С тобой не разговаривают, — повернулись к ней двое.

— С вами тоже никто не разговаривает, — девочка в ответ.

Тогда Мороз ей:

— Как же не разговариваешь, если вот же — разговариваешь!

— Это вы со мной, а не я с вами.

— Во, хитрая какая! — говорит Бетховен.

— Девчонка, — говорит Мороз.

— А что вы кричите, как дикари на острове, — говорит она. — Если все начнут? Если я начну? Ведь это же некультурно.

Тут подошла вожатая Галя с бумажкой, где фамилии. Она присела на скамейку и ребятам велела сесть, чтобы не перепутались у неё в глазах. Потом она отметила каждого птичкой в списке. Кого не знала, спрашивала, как звать и прочее. Придирчивая девчонка сказала о себе, когда настал черёд:

— Цветкова Юля. В третий перешла. Занимаюсь фигурным катанием, музыкой, английским. А в лагере я хочу…

— Постой, постой, — сказала Галя на это. Она увидела двух крикливых приятелей, сделала на листке ещё две птички. — Миша Мороз, так. Боря Филатов, прекрасно. Вы опять в моём отряде, понятно?

— Очень понятно! — закричали мальчишки. — Очень прекрасно!

Галя переотметила всех поблизости, пошла дальше по вагону. А девочка Юля спросила Филатова как ни в чём не бывало:

— Ты почему Бетховен? Это прозвище или что?

— Не твоё дело, отстань! — быстро ответил он.

— А ты знаешь хотя бы, кто такой Бетховен?

— Композитор. Немецкий. Он симфонии сочинял. Отстань!

Вслед за этим Миша Мороз добавил возмущённо:

— Неужели не видишь, вредная? Встретились два знакомых человека. Целый год они не встречались и не разговаривали тоже целый год. Дай же им хоть словечко пикнуть друг другу!

— Пожалуйста, — сказала Юля и отвернулась, будто ни при чём.

Тогда двое знакомых передохнули немножко, собрались с мыслями, повели беседу дальше. Теперь она получалась не такой громкой, не как на девятый этаж, а как на третий, пожалуй. И ничего. Даже понятней стало, о чём речь.

— Это здорово, что мы вместе, — говорит Миша.

— Очень здорово, — говорит Боря.

— В одной спальне ляжем.

— В одной, — соглашается Боря, — конечно в одной. А если что…

— А если что, то — ого!..

— Конечно — ого!

— Теперь нас никто не тронет.

— Никто. Пусть только попробуют!

— Сами будем всех побивать, — говорит Миша ещё.

— А зачем? — спрашивает вдруг Юля Цветкова.

Миша Боре говорит:

— Чтобы знали, что мы всех сильнее!

— А зачем? — это Юля опять.

— Чтобы все нас боялись!

— А зачем?

— Чтобы… Чтобы… — и тут Миша замялся.

Тем временем любопытная девчонка стала хихикать почему-то. Ещё одна неизвестная девочка захихикала исподтишка. Сбитые с толку ребята просто не знали, куда им деваться. И тогда Миша сказал:

— Нет, это невозможно!

А Боря подтвердил:

— Совсем невозможно. И даже хуже.

— Мотаем отсюда, Бетховен. Давай пересядем, где их нет.

— Давай.

Они встали, два знакомых человека, и пошли по вагону. И вдруг увидели ещё одного знакомого. Он бежал навстречу сломя голову и вопил во весь дух:

— Мишка! Борька! Тысяча чертей! Вы едете?

— Едем, — ответили двое. — Чего надрываешься? Мы не глухие, между прочим. Давай полегче, Космонавт.

— Нет, — сказал нормальным голосом третий знакомый, — я уже не Космонавт больше, не путайте. Я теперь Пират, гроза морей и океанов, не слыхали ещё? Ну так вот, идите ко мне матросами. Гром и молния! Тысяча чертей!

— Простыми матросами? — удивился Миша.

— Можно и одноглазыми, — сказал Пират, — или бывалыми, дело не в этом. Главное, мы теперь втроём! Ого! Нам теперь некого бояться. Мы теперь сами всех будем лупить!

Тут Миша посмотрел на Борю, Боря на Мишу. Потом они оба уставились на Пирата и неожиданно спросили в один голос:

— Лупить? А зачем?

После этого все трое замолчали надолго. Даже удивительно, как умели они молчать.