Кто я?

Вы спрашиваете кто я? Я - гнев, я - ненависть, я - песня смерти, что родилась из праха ваших предков. Из той войны, что принесла бедствие многим народам, я появился как крик отчаяния миллионов людей, озвученный всего лишь одним человеком, никому не известным в те годы ефрейтором. При моем рождении присутствовали торговец канцелярскими товарами и часовщик, имя же мне дал великий летчик, бесстрашный авиатор бесславной войны. Они смеялись, глядя на то, как я обращаюсь из младенца в мальчика, из мальчика - в юношу, а из юноши - в крепкого, здорового мужчину, способного отстоять правду при помощи кулаков, на улицах немецких городов. Мне и самому доводилось улыбаться, вдыхая похоронный дым, распространявшийся от многочисленных кострищ, на которых уверовавшие в новый порядок жалкие людишки, сжигали книги. Они бросали в огонь труды Фридриха Вильгельма Фёрстера, Эмиля Людвига, Вернера Хегемана... Они жгли многих. А я, не чувствуя никакого раскаяния, убивал их самих ради торжества идеи, которую внушали ораторы людям с трибун, под свастикой, нарисованной на красных полотнах. Во имя великой цели и благоденствия целого государства, я совершал предательства, растаптывал слабых, добивал раненых, с улыбкой отталкивал от себя обездоленных. Власть опьяняла меня, а жажда крови лишала разума. Но зачем нужен разум тому, кто подчиняется воле своего хозяина? Я стал несущим знамя нового мира, нового порядка, готовый ценой собственной жизни отстаивать идеи того великого человека - полубога, которого мне приказали защищать. Платой за эту преданность мне стали символы рунического письма, стоимостью в две с половиной марки. Две молнии, две латинские буквы, какими стали с тех пор обозначать мое имя, навсегда сохранились в человеческой истории, как родимое пятно - отметина самого Зверя.

Вы спрашиваете кто я? Вы уже, несомненно, и сами уже знаете ответ на это вопрос. Стоит ли тогда мне говорить о выжженных до тла деревнях, о миллионах замученных в концентрационных лагерях людей? Да, это было. Но кто из вас осмелился бы судить меня за преступления против человечества в тот момент, когда под моими сапогами горела сама земля и мир, ваш жалкий мир, готов был разорваться на части? Да и какой бы вам был от этого прок? Тяжелой поступью, разрушая все что полагалось чуждым и вредным для нового мира, я тогда просто шел на восток... Ибо так хотел тот, кому мне приходилось беспрекословно подчиняться. Этот маленький, но могущественный человек в звании фюрера говорил, что хотел только блага своему народу. Но я-то знаю, чем руководствовался он в те годы. Ибо, как сын имеет в себе гены матери и отца, так и я стал обладателем той корысти, ненависти и злобы, что давно уже являлись сутью души моего хозяина. Всякая его мысль, всякое желание, не являлись тайной для меня, детища нового порядка, который на штыках верных своих солдат, нес он на земли варваров. И даже когда орды дикарей, хлынувшие на территорию великого Рейха, сломали хребет кровожадному волку, в которого превратился я по прихоти этого богочеловека, он не переставал цепляться в то, что оставалось от меня. Жалкий строптивец! Он все еще хотел убивать тогда, в Берлине... Он во что-то верил. Но что мог я сделать в те дни, когда мир, создававшийся им долгие годы, превращался в развалины и корчился в предсмертной агонии?

Нет, я не исчез вместе с его смертью и не ушел в небытие. Я и сегодня прорастаю в той почве ненависти и нетерпения, что зарождается в вашем обществе. Во вражде, в десятках и сотнях локальных конфликтах, что подобно лесным пожарам разгораются то тут, то там, ныне живу, словно призрак, появляясь среди людей лишь на время, а потом возвращаясь в небытие. Верю, что придет время, когда я смогу возродиться по-настоящему. И по площадям городов, восстановленных после великой, страшной войны неразумным народом - победителем, начавшим забывать свою историю, в едином строю, начнут шагать штурмовики...