Кукла на качелях

11

Перстень, который подарил Андрей, Алена повесила на цепочку и носила на шее — как он и просил. Мебель для дома на Васильевском благополучно пересекла границу и хранилась на складе, который арендовал Хохлачев для нужд своей фирмы Везти мебель в дом пока было рано. Шли последние отделочные работы: облицовывали кафелем две ванные и две туалетные комнаты, стелили паркет, навешивали потолки. Одновременно украшали изразцами камин, монтировали светильники, устанавливали сантехнику…

У Алены оказались свободными все дни. Работа по дому Хохлачева благополучно шла без нее. От спортклуба она отказалась — косые взгляды, разговоры за спиной. Было бы из-за чего все это терпеть. Все время названивала Марина, уговаривая пойти «попрыгать», и, получив очередное «я занята», предлагала:

— Ну давай просто так встретимся.

Марина продолжала звонить, и в конце концов, увидев на дисплее своего телефона знакомый номер, Алена перестала поднимать трубку.

Пауза в делах ее устраивала. Через несколько дней должно было состояться прослушивание в театральной академии на Моховой. Несмотря на неожиданный поворот судьбы, Алена не отказалась от своего решения пойти в артистки Пусть даже она не поступит, но она сделает то, что хотела сделать с самого начала.

Нужно было готовиться. Наугад она сняла с полки книгу — это оказался Проспер Мериме, «Письма к незнакомке» — и, даже не подумав сделать еще одну попытку, выбрала несколько писем и стала учить их наизусть.

— …Вы всегда боитесь первых порывов, — декламировала она, стоя перед зеркалом и созерцая себя в полный рост. — Вы не видите, что только они чего-то и стоят, только они поистине счастливы?! Я полагаю, что дьявол по натуре медлителен и избирает всегда самый долгий путь…

Подготовка к прослушиванию помогала убить день…

Зато вопрос: как убить ночь? — перед ней не стоял. Не стоял он и перед Андреем, который с трудом высиживал до вечера на работе и летел к ней. Или, если она проявляла нетерпение и приезжала к нему в офис, ехал с ней к себе на квартиру, которую снимал в районе Новой Деревни.

Легким облачком на чистом небосклоне было заявление Светланы об уходе… Андрей не хотел, чтобы она уходила. Потому что привык к ней. Потому что между ними сложились специфические отношения, которых у него не было даже с Аленой. Но он подписал заявление. Уговорить девушку остаться — значило обнадежить. Да, он чувствовал, что стал для нее больше, чем шефом. Но она так и осталась для него секретаршей… Ну, может быть, чуть-чуть больше.

Андрей только попросил Светлану — и она согласилась — остаться до тех пор, пока не будет найдена замена. А искать замену он собирался долго… очень долго…

В первых числах июня, вскоре после того, как они вернулись из Финляндии, Андрей, как и обещал, повез Алену в боулинг-клуб.

На входе им выдали белые тапочки и белые носки, запаянные в целлофановый пакет.

— Так принято! — пояснил Андрей. — Тапочки — чтобы не наделать полос на полу. А носки — для гигиены.

В клубе было два зала, соединенные между собой баром. Они прошли в левый — там Андрей заранее заказал дорожку.

Народу было много. Одеты — кто как. Алена, в джинсах в обтяжку и пестрой блузке, выглядела вполне уместно. А белые тапочки, надетые на всех поголовно, позволили ей сразу почувствовать себя «своей среди своих».

Андрей обменялся приветствиями с завсегдатаями клуба, представил свою спутницу, перекинулся кое с кем парой слов. У Алены было достаточно времени, чтобы осмотреться. Просторный зал без окон с навесным потолком. Освещение — «интим». Пять дорожек длиною метров двадцать пять, покрытых темно-желтым пластиком, с ярко освещенными площадками в конце, на которые автомат устанавливал кегли. У каждой дорожки — монитор, на который выдавались результаты попыток. Чуть в стороне — кресла для отдыха. Два телевизора. Один был настроен на канал «Евроспорт», по другому крутили музыкальные клипы… В воздухе стоял ровный гул — смесь голосов, звуков, издаваемых несущимися по дорожкам разноцветными шарами, и стуком падающих кеглей.

Они заняли свою дорожку, и игра началась.

— Только не бросай шар, — предупредил Андрей. — Это все равно, что макароны ложкой есть. Ты его нежно… mon cher — моя дорогая…

Он показал, как нужно правильно посылать шар, как должны при этом работать руки, ноги, спина…

Сначала у Алены ничего не получалось. Она посылала вперед тяжелый восьмикилограммовый шар, и он, словно бортики были магнитами, притягивался к одному из них, проносился мимо цели — ноль очков. Но, когда Алена перешла с восьмикилограммовых шаров сразу на двенадцатикилограммовые, какими играл Андрей, дело у нее пошло, и постепенно процесс захватил ее целиком. Сначала она заработала «спар», выбив шесть кеглей и, наконец, первый «страйк», выбив все кегли с одной попытки. И сорвала аплодисменты наблюдающей за игрой публики.

Через час правая рука ее повисла, как плеть, ломило поясницу, болели ноги и во рту пересохло.

— Может, на сегодня хватит? — спросил Андрей.

— Нет, — заупрямилась Алена. — Хочу тебя обыграть.

— Тогда тебе нужно как минимум отдохнуть минут десять. Сходи в бар… А я еще потренируюсь… Хотя такой красивой женщине, как ты, проигрывать приятно, но… для мужчины нет ничего серьезнее, чем игра…

Алена отдала шар, который держала тремя потерявшими чувствительность пальцами, Андрею, вытерла руки и лицо полотенцем и пошла в бар.

Она взяла безалкогольного пива и не успела сесть за свободный миниатюрный столик из синего пластика, как к ней «подвалил» какой-то мужчина. Сначала Алена увидела его ноги, потому что смотрела в этот момент в пол. Ноги были без тапочек — в белых носках, уже успевших посереть.

Она удивленно подняла глаза и узнала господина Уткина из Комитета по строительству: двойной подбородок, взгляд с хитрецой.

Уткин, заметив немой вопрос в глазах девушки, тоже посмотрел на свои ноги и сказал:

— Тапочек подобрать не смогли… Рост-то у меня, как у пигмея, а нога, как у снежного человека… А носки все равно выбрасывать. Хотя многие уносят их с собой. Не считают зазорным… Как трофей, наверное… здравствуйте, Алена.

— Здравствуйте… — Алена попыталась вспомнить имя-отчество Уткина.

— Тарас Владимирович… Но для вас — просто Тарас, — подсказал он.

Они разговорились.

— Вырвался из семьи, — доложил Тарас Уткин. — Дети достали. У меня их пятеро. Младшему — год. Старшему — тринадцать… И все есть просят… А по нашим-то временам… Мы с компанией в соседнем зале, — доложился он. — Вот, вышел горло промочить соками-водами… А вы с кем?

— С Андреем Николаевичем. Он на дальней дорожке… Отсюда не видно…

— Ну и ладно… Как у него дела? Скоро на новоселье пригласит? Обещал.

— Недельки через две!

Алена потерла правую руку, поморщилась.

— Болит, — сочувственно кивнул Уткин. — Как спортивные успехи?

— Четыре «страйка».

— Ого! Хороший результат. Вы в первый раз?

— В первый. А вы здесь часто бываете?

— С моей-то оравой?! Если бы не мое жизненное кредо: иногда — все! — никогда бы никуда из дома не выбрался. А здесь я второй раз. Был тут по осени — Андрей пригласил — и с тех пор мечтал выбраться сюда снова. И вот мечта сбылась.

Алена насторожилась… По осени? В прошлом году? Андрей пригласил Уткина сюда? Но в это время Андрея здесь не было! Он был за границей.

— Вы имеете в виду господина Хохлачева? Это он пригласил вас сюда? — ничем не выдавая свое волнение, спросила она.

— Ну да… Это было в октябре. Он приехал прозондировать почву… Мы познакомились… Оказалось, что мы учились с ним в одной школе, но в разные годы… Он пригласил меня сюда, за что я ему очень благодарен.

«Учились в одной школе? — удивилась Алена. — Учился здесь, в Питере? Как он мог учиться здесь, если жил в Москве?»

— И родились вы в одном роддоме? — шутливо спросила она, замаскировав тем самым другой вопрос: где родился и жил на самом деле Андрей Хохлачев до того, как уехал за границу?

— Ну, таких интимностей я не знаю… Но жили мы рядом — так — наискосок… — Уткин показал рукой, как это — наискосок.

Алена замолчала, потеряв всякий интерес к своему собеседнику. Уткин, то ли заметив перемену в настроении Алены, то ли действительно ему было уже пора, поднялся и, попрощавшись, добавил:

— Привет Андрею!

Никаких приветов Хохлачеву Алена передавать не стала.

Всю дорогу до дома она обдумывала то, что рассказал ей отец пятерых детей — господин Уткин. До сегодняшнего дня ей было стыдно за то, что она вынуждена была обманывать Андрея. Он был уверен в том, что она — дизайнер Алла Григорьева, а она была всего лишь ее племянницей… И вот сегодня вдруг выяснилось, что и Андрей говорил ей неправду. В первый день знакомства он сказал, что до того как уехать во Францию, жил в Москве. И вдруг выясняется, что он жил здесь, в Питере. Зачем он солгал? Какая ему была корысть лгать ей тогда?.. Может быть, у него с этим городом связаны неприятные воспоминания? И он отмежевался от них?.. Но тогда зачем он вернулся сюда? И… Он сказал, что приехал всего два месяца назад… Но Уткин утверждает, что Андрей приезжал в Питер больше полугода назад — в октябре — «прозондировать почву»… Ну, приезжал… И что? Но зачем было скрывать это от нее?..

Андрей чувствовал, что с Аленой творится что-то не то, беспокойно поглядывал на нее, рискуя не вписаться в поворот, но никаких вопросов не задавал. Знал, если она не захочет сама, все равно ничего не скажет.

Хохлачев остановил машину у парадного.

Как обычно, из окна первого этажа на них смотрел старик, похожий на бюст самому себе, но Андрей давно перестал замечать его.

Хохлачев надеялся, что Алена пригласит его к себе, но она, сославшись на усталость, что было вполне естественно — шутка ли, два часа катать двенадцати-, а то и шестнадцатикилограммовые шары! — приглашать его не стала.

— Ты слишком увлекающаяся натура, — сказал Андрей. — Не нужно забывать, что главное — это вовремя остановиться.

Он уехал. Она поднялась на второй этаж, поглядела по сторонам и только после этого открыла дверь.

Дома ее ждал сюрприз. На кухне сидел и пил чай… Феликс. Перед ним стоял огромный торт, который он принес с собой. Четвертая часть торта отсутствовала.

«Вот был бы номер, если бы я пригласила Андрея! — сказала себе Алена. — Как бы я ему объяснила Феликса? Выходит, Уткин спас меня?»

— Вижу, вы здесь давно, — кивнула она на торт.

— Сладкое — моя слабость, — сказал гость и посмотрел на Алену со значением. — Ты какая-то задумчивая, прямо как Аленушка… Поссорились с Андреем? Я видел, как он бросил тебя и укатил. Представляю, если бы он застал меня здесь.

Она ничего не ответила.

— Ты не жмись там, у двери, — предложил Феликс. — Присоединяйся.

Она пошла в ванную вымыть руки, а когда вернулась, увидела, что в ее чашке дышит парком чай, и на столе, вдобавок к торту, появилась тарелка с горкой бутербродов.

— Всегда должен быть выбор, — пояснил Феликс и продолжил: — Принес привет от твоей тетки. Она звонит — никто не берет трубку… Вот, просила навестить, узнать, как там да что, проявить заботу… Как видишь, проявляю. Так ей и скажи, когда соблаговолит вернуться… Кусок торта?

Алена кивнула.

— Вы что, действительно поссорились? — спросил гость, положив на тарелку небольшой, но самый лакомый кусок торта.

— Феликс… Скажите… Почему вы не женитесь на тете?

— Если я и женюсь на ней, то с единственной целью — помучить ее и себя.

— Но вы любите ее?

— Вижу, что ты спрашиваешь о чем-то другом… Но, хорошо, отвечу… Думай что хочешь, но для меня женщина и Алла в том числе — это обстоятельство, с которым приходится считаться. Где-то… в нижней части тела… я — мужчина. Без женщины мне никак нельзя. Не было бы твоей тетки, была бы другая… Но есть она — и я вполне удовлетворен.

— Значит, вы не любите ее?

— Я этого не говорил. Понимаешь… женщина должна обволакивать… Во всех смыслах: физическом, душевном, духовном… Алла обволакивает меня, и этим все сказано.

— А что вам в ней не нравится?

Феликс улыбнулся.

— О любимых так же, как и о покойниках: либо хорошо, либо ничего.

Алла попробовала торт, посмаковала вкус, запила чаем.

— Очень вкусно…

— Спасибо поварам, — отозвался Феликс. — Это любимый торт твоей тети… Кстати, ты на нее очень похожа. Особенно по вечерам…

— А где вы познакомились? — продолжила свои расспросы Алена.

— На какой-то «патти». Она была в костюме мандаринового цвета. Я сразу окрестил ее про себя — «мандариновая леди». И до сих пор, когда я вижу ее, то ощущаю во рту стойкий вкус мандаринов.

— А чем вы ее взяли?

— Наверное, тем, что всегда обхожусь малым.

— Тем, кто обходится малым, всегда нужно больше всех.

— Это софистика! — отрезал Феликс.

— Вы счастливы?

— Мы вместе или я — лично?

— Вы лично, — подумав, сказала Алена.

— Никогда! — решительно ответил он. — Счастье принадлежит прошлому. Мы счастливы только в воспоминаниях… Но всякое воспоминание — ложь. В настоящем мы просто опьянены… Это ничего общего со счастьем не имеет. А впереди — пустота. Но парадокс в том, что, когда делаешь шаг, всегда есть на что поставить ногу… Если хочешь, человек рожден для счастья, как страус для полета.

— Очень тонко замечено… Как же вы живете, Феликс?

— Так и живу… Когда мне плохо, я иду на кладбище и ищу свою могилку… Главное — вовремя вспомнить, что ты уже умер… Тогда все становится просто и легко, как пух на ветру…

Он замолчал. И Алена молчала.

— Хочешь совет? — спросил Феликс и, не дожидаясь ответа, сказал: — Никогда ни во что ни вкладывай душу. Люби, ненавидь… но души не вкладывай.

— Но если не жалко?..

— Тогда может быть все, что угодно.

Они посидели еще немного, говорили уже на другие темы: Феликс — о бортовых компьютерах, которые выпускала фирма, где он работал, Алена — о доме на Васильевском острове. Когда от торта осталась ровно половина, Феликс ушел.

Уже засыпая, Алена подумала, что, в сущности, какая разница, почему Андрей не счел нужным сказать ей правду? Его прошлое все равно принадлежит ему одному. А вот его настоящее принадлежит им обоим, так же как им обоим принадлежит и ее настоящее.

«Он обволакивает меня, и этим все сказано», — повторила она слова Феликса и уснула.