Кульбит

Веселый Ротвейлер

Призраки этой ночью меня всё-таки посетили. Только умершая в этом доме старушка была вовсе ни при чём. Это были призраки, покинутой мной накануне, жизни.

Я думал о Дэне. Вернулся ли он домой, заметил ли мое исчезновение или все еще тусил где-то по клубам, желая помучить меня ревностью и ожиданием. Вспомнил наш просторный пентхаус и по-настоящему уютный домик на Бали, где мы провели почти всю прошлую зиму. Все то, что я так легкомысленно оставил, ради призрачной свободы, которую сам себе нарисовал.

С такими мыслями сам не заметил, как под личиной благоразумия ко мне подкрался страх. Страх перед тем, что ждет меня теперь. Сейчас всё то, что я нафантазировал себе днем: что смогу жить в этой убогой деревушке, а потом вернуться на арену цирка; – казалось мне полнейшим бредом. Какой может быть цирк? Мне двадцать пять лет! Я два года не ступал на канат. Конечно, я почти каждый день занимался в фитнес-клубе. Но одно дело раскачиваться и выписывать дешёвые трюки на турнике, зная, что весь пол устелен мягкими матами, и совсем другое перелетать с одной трапеции на другую на высоте восемнадцать метров.

От всех этих размышлений мне стало невыносимо одиноко. Что я здесь делаю? В чужом месте, в чужом доме, в чужой постели… Все чужое. Даже этот гостеприимный человек, накормивший и приютивший меня, оставался по сути чужим. Если бы только была мобильная связь, я непременно позвонил бы сейчас Дэну и попросил бы забрать меня отсюда. И он наверняка все бросил бы и немедленно примчался за мной. Решено, завтра же возвращаюсь в Москву. Хватит, нагулялся.

Спал очень плохо, беспокойно. Несколько раз просыпался, снова думал о том, что со мной будет, придумывал, что сказать Дэну и снова засыпал.

В результате, как только начало светать, я окончательно проснулся, натянул мятые шорты, наспех закинутые вчера в рюкзак, и вышел на улицу. Поискал глазами туалет и, не найдя, отправился за дом. Как говорится, пусть лучше лопнет моя совесть, чем мочевой пузырь.

А когда вернулся, увидел, бегающего в одних спортивных трусах и легких летних кроссовках на босу ногу, Ричарда. И невольно залюбовался им. Оказывается, под формой участкового скрывалось прямо-таки спартанское тело. Крепкий, смуглый, спортивный… При этом он не выглядел тяжелым. Двигался легко, мягко, как большой кот.

«Лев! – вспомнил я, – Ричард львиное сердце».

Как только он поравнялся со мной, я побежал рядом.

– Привет, москвич, – бросил он мне, не сбавляя темпа.

– Привет. Ты не против, если я составлю тебе компанию?

– Ну ежели не выдохнешься…

– Не выдохнусь, – ответил я с ноткой вызова.

Пробегая в том месте, где тропинка слегка сужалась, Ричард меня слегка толкнул, и я угодил ногой в мокрую от росы крапиву. Ощущение не из приятных, я скажу. Но решив, что это случайность, я не обратил внимания. Когда на втором круге он повторил эту выходку, я понял, что он меня троллит, поэтому, проходя третий круг, я набрался наглости, и в тот момент, когда он качнулся в мою сторону снова, я отскочил и легким толчком добавил его инерции ускорения, отправляя задиру в жгучие кусты. А после невозмутимо потрусил дальше.

– Зараза, – совершенно беззлобно рассмеялся он и, догнав, наградил меня легким подзатыльником, а после, не дав мне ответить, резко свернул к турнику.

Там, видимо, пытаясь впечатлить меня своей крутостью, он раз десять подтянулся прямым хватом, потом обратным, а после спрыгнул и спросил:

– Ну как, москвич, повторишь?

– Да легко! – ответил я с готовностью.

Запрыгнул, повторил его нехитрую программу, потом еще показал несколько подъемов с переворотом вперед, назад, а после зацепился ногами за перекладину, отпустил руки и повис вниз головой.

– Ну как?

– Молодец! Не думал, что городские так могут. А щекотки боишься?

– Ээээ! – расхохотался я и, не дожидаясь, когда он начнет проверять мою переносимость щекотки, слетел с турника, перевернулся в воздухе и приземлился на ноги. – Так любой может. Были бы перчатки или хотя бы мел, я бы тебе еще не такое показал.

– Ах, да… циркач! – вспомнил он.

– Бывший, – немного грустно уточнил я.

– Будущий! – ободряюще хлопнул он меня по спине и подмигнул. – Ну что, айда в душ?

И он, не дожидаясь ответа, побежал в сторону колодца. Я по наивности своей не понял его маневра и доверчиво потрусил следом. И ведь уже должен был понять, что товарищ участковый выбрал меня в качестве подушечки для иголок, но все равно не ждал никакого прикола. Даже видя, как он достает из колодца ведро, я все еще не осознавал опасности, и потому, когда он с размаху окатил меня ледяной водой, я не увернулся, а лишь коротко вскрикнул, покрылся россыпью огромных мурашек и по-крабьи выпучил глаза. Ричард же, довольный этим зрелищем, разразился заливистым смехом и кинул в меня полотенцем:

– Ну как-то так, москвич. Другого душа у нас нету.

Полотенце я, конечно, поймал, но пребывая в каком-то шоке, воспользоваться им не мог. Так и стоял, дрожа, как тойтерьер перед ротвейлером. Сам же «ротвейлер», отсмеявшись, потерял ко мне интерес. Теперь, достав ведро для себя, рыча и отфыркиваясь, он обливался обжигающе-холодной колодезной водой сам. Потом абсолютно спокойно снял с себя мокрые трусы, выжал их, бросил на натянутую здесь же проволоку и как ни в чем ни бывало начал вытираться.

Бедный растерянный я, еще не успевший отойти от первого шока, теперь и вовсе не знал, как себя вести. Я ведь тоже стоял в мокрых ледяных трусах. Но повторять действия этого чокнутого нудиста мне было как-то в лом. Поэтому я так и продолжал трястись, глядя на его мощную грудь, покрытую густой растительностью, чёткие линии пресса, тонкую дорожку, ведущую от пупка вниз, туда где среди чёрных вьющихся волос виднелся довольно внушительных размеров…

– Ну чего застыл? – обратил-таки на меня внимание Ричард. – Да ты полотенцем разотрись, согреешься. Ай, дай сюда, – не выдержал он и, выдернув из моих рук полотенце, принялся растирать мне спину, грудь и плечи.

Я снова покрылся мурашками, но на этот раз от удовольствия. Дэн раньше делал так, еще в самом начале наших отношений. Так что даже хорошо, что на мне были холодные мокрые шорты, не позволяющие моему внутреннему восторгу вырваться на свободу.

– Ну вот… Кожа у тебя, Ромка, нежная как у девчонки. Ты токмо не обижайся. Я человек прямой, что думаю, то и говорю. Держи, – он сунул мне в руки мокрое полотенце. – Давай дуй переодеваться и приходи завтракать. У тебя ж там шаром покати, а магазин токмо в десять откроется, – и уже направляясь домой, обернулся и крикнул, – Ты не тормози там, мне на службу к восьми.

***

Завтракали бутербродами с маслом, колбасой и сыром, собранными в разных сочетаниях. Мои ночные страхи за это утро куда-то развеялись, и я передумал возвращаться в Москву. Во всяком случае не сейчас. Решил, что побуду еще немного по эту сторону «золотой клетки».

Потом Ричард оторвал от газеты клочок, не испещрённой типографской краской, бумаги и быстро записал на ней два телефонных номера.

– На вот. Вдруг понадобится чего. Это мой сотовый, это рабочий, – он поставил напротив каждого из них абсолютно одинаковые галочки. – Связь у нас тут хреновая. Местами и немного. Ежели на сотовый не дозвонишься, звони на рабочий.

– Вряд ли я вообще на какой-нибудь дозвонюсь. Мой телефон вообще сигнал не ловит.

– На крышу залезь. У меня тоже токмо из спальни берёт. Ладночки, не скучай, москвич.

И он ушел, предоставив меня самому себе.