Ворота, ведущие на огражденную часть бывшей стройплощадки «Лиги», охраняли двое молодых полицейских. Не то чтобы они так уж много повидали за несколько лет службы, но достаточно для того, чтобы уметь не сочувствовать, не суетиться по пустякам, не удивляться и не беспокоиться или, во всяком случае, не показывать беспокойства. Но сейчас было из-за чего разволноваться. Не каждый вечер такое увидишь. Хорошо еще, что их тут двое. Не так страшно.
– Какая-то нездоровая херня, – пробормотал сержант Ярыгин, глядя в ненастную тьму через покрытое мелкой изморосью окно сторожевого поста.
Ярыгин до службы в армии и работы в полиции успел окончить педагогический институт по специальности «русская филология и культура», а потому обладал воображением, развитым немного более, чем нужно для сотрудника правоохранительных органов.
– Что это такое, как думаешь? – спросил он и передернул плечами.
Старшина Дегтярев, который был старше и мудрее на полтора года, мрачно плюнул на грязный пол сторожевой будки, надел форменную кепку и ответил:
– Это проблемы, Гриша. Позвони в отдел, пусть помощь пришлют. А я выйду.
Открылась и снова захлопнулась дверь, как рот, жадно хвативший холодного свежего воздуха. Дегтярев, щурясь от ветра, отпер замок на воротах, с усилием приоткрыл одну створку и протиснулся наружу.
За железным забором тугой ветер рвал воздух, толкал в бок, хлестал по глазам, угрожающе выл басом среди черных деревьев близкого леса. Ураганные порывы накатывались, как волны, со стороны скрытого непроницаемым мраком моря, и казалось, что невидимые канаты сдерживают рвущийся к берегу шквал, который, будто взбесившийся цепной пес, в ярости бросается вперед, натягивая гудящую, как струна, цепь. Со стороны города, из темноты, к воротам медленно двигались огни: около двух десятков, синеватых, белых и желтых, вытянувшихся в две неровные цепочки. Дегтярев топтался в ярком пятне света от направленного на ворота прожектора, рефлекторно сжимал рубчатую рукоять дубинки на поясе и ждал.
– Все, вызвал, – сообщил Ярыгин, натягивая пониже кепку и становясь рядом. – Скоро приедут.
– А что сказал? – полюбопытствовал Дегтярев.
– Что у нас внештатная ситуация и требуется помощь.
– Вот и молодец.
Ярыгин посмотрел вперед, на приближающиеся огни.
– Я просто не знал, как это описать.
Из тьмы, тускло освещенные направленными вперед лучами фонариков, стали вырисовываться фигуры: все в черных дождевиках с капюшонами, под которыми бледными пятнами маячили лица. Впечатлительному Ярыгину это зрелище показалось похожим на шествие последователей сатанинского культа или жутковатую похоронную процессию, провожающую на дальний погост тело злобного колдуна, – так, по крайней мере, это выглядело в его любимых фильмах и книжках. Люди приблизились к воротам и выстроились полукругом на границе светового пятна от прожектора, будто боясь покинуть укрывающую их тьму. Вперед шагнула высокая, тонкая женская фигура; взметнулись вверх бледные руки, откинув капюшон плаща, темные провалы глаз уставились на патрульных, ветер подхватил длинные черные волосы, взметнув их зловещим облаком. Женщина воздела ладони к бурному небу и громким, пронзительным голосом провозгласила:
– Я духовный наставник общества «Северная Веда»! Мы требуем дать нам пройти к святилищу!
Должно было получиться эффектно. Кларисса Львова скосила глаза на укрытого вместе с камерой большой прозрачной накидкой оператора и корреспондентку канала «Наш Регион» – та показала большой палец и энергично закивала головой. Значит, картинка хорошая. Только бы водостойкая косметика не подвела – Львова уже чувствовала, как лицо покрывается холодной липкой моросью от свирепого дыхания моря. Она осторожно поправила волосы, чтобы длинные черные пряди не налипли на лицо, и торжественно скрестила руки на груди – тоже шикарный жест, который, как и воздевание рук, она тщательно отрепетировала перед зеркалом.
Старшина Дегтярев, вздохнув с облегчением от того, что ситуация стала приобретать реальные черты и перестала быть похожей на какую-то чертовщину, шагнул вперед и произнес тем скучным голосом, что идеально подходит для озвучивания протокольных фраз:
– Граждане, вы находитесь на границе охраняемой территории, куда запрещен вход посторонним лицам. Прошу вас разойтись и не мешать проведению мероприятий по несению караульной службы.
– Мы имеем право видеть объект культурного наследия и поклониться древним святыням! Вы не можете нам запрещать!
Львова вскинула руку, люди вокруг загудели на разные голоса, раскачивая фонариками в руках, и чуть подались вперед.
– Слышь, Ярыгин, отойди за ворота и закрой их на замок на всякий случай, – негромко сказал Дегтярев.
Сержант кивнул и поспешно скрылся в темной щели между створками.
Кларисса Львова оглядела свой небольшой батальон и удовлетворенно улыбнулась. Молодцы, ведь почти все пришли, несмотря на вечер пятницы и отвратительную погоду! И Наталья Ивановна, пожилая библиотекарша, хоть она уже пенсионерка и у нее больная спина; и Анечка, которая могла бы сейчас, как обычно, выпивать уже третий коктейль в «Селедке» и строить глазки мужикам; и до изнеможения изношенная жизнью и провинциальной сценой актриса драмтеатра Карельская – вот она, размахивает фонарем и возмущается в голос; и даже сторож Степан Аркадьевич поменялся сменами, чтобы прийти, и принес с собой огромную старую лампу «летучая мышь». Раньше о такой массовой явке членов «Северной Веды» можно было только мечтать; но, с другой стороны, и такого шикарного повода раньше не было.
Львова твердо знала законы медийного пространства: если не напоминать о себе, не создавать событий, в идеале, скандальных, не присутствовать постоянно в новостях – если уж не в телевизионных, то хотя бы в лентах социальной сети, – то считается, что тебя как бы нет. Когда Львова вернулась в Северосумск из Москвы после крайне неудачного развода, который не принес ей ничего, кроме унизительно маленьких отступных, и переквалифицировалась из содержанок в духовные лидеры, она только тем и занималась, что пыталась привлечь к себе внимание. Самым удачным в этом отношении оказался «Фестиваль ведьм», который она провела весной прошлого года вместе с парой единомышленниц из Михайловска: Вальпургиева ночь, пригорок у леса, каковой она тоже провозгласила «местом силы», – ну и возрождение традиций, как же без этого. Гостям фестиваля предлагалось попробовать варево из котла на костре, поучиться управлять метлой, «очистить мысли», «улучшить энергетику» – в общем, все как всегда. Народу было немного, зато удалось договориться с руководством двух школ, которые привезли на этот праздник жизни учеников младших классов. Все бы прошло незамеченным, как и другие инициативы Львовой, вроде Моления Морю на прибрежной песчаной полосе или Ярмарки Оберегов в Доме культуры, но пришла помощь откуда не ждали: настоятель храма Бориса и Глеба неожиданно резко высказался в адрес ведьминского шабаша, направил жалобу в администрацию города и даже района, так что в итоге на фестиваль прибыла съемочная группа того самого канала «Наш Регион». Казалось бы, дело пошло, но нет, больше ничего интересного придумать не получалось. Хуже того, последователи «Северной Веды» начали терять энтузиазм и манкировать собраниями и общими мероприятиями: на утренние Моления собиралось все меньше желающих мерзнуть на пронзительном ветре и мочить ноги в мокром песке; семинары по личностному развитию теряли слушателей; две книги Львовой – «Жить долго и счастливо» и «Духовные методы привлечения денег», которые она пыталась продавать на своих лекциях, расходились из рук вон плохо.
И тут такая удача. Львова ушам своим не поверила, когда раздался телефонный звонок и ей сказали о том, что следующей ночью будет сделана уникальная археологическая находка, что на строительной площадке выроют из-под земли древнее капище времен неолита. Даже если бы не настойчивая просьба звонившего не оставить сей факт без внимания и обеспечить информационную поддержку, Львова бы и сама сообразила, как распорядиться таким шансом.
Все-таки связи решают все.
Вдалеке засверкали синие проблесковые маячки полицейских машин. Что ж, это тоже было запланировано. Разумеется, Львова и не рассчитывала на то, что ей и ее людям дадут пройти к раскопу – случись такое, пришлось бы импровизировать и придумывать на ходу, что там делать. Но патрульные автомобили и хмурые полицейские в форме должны были придать новостному репортажу дополнительную остроту и драматизм. Не просто «Последователи общества «Северная Веда» пытались пройти к святилищу времен неолита», а «…были разогнаны полицией при попытке совершить поклонение». Звучит гораздо интереснее. Время вечера пятницы тоже выбрано не случайно: у события были шансы попасть в итоговые воскресные новостные выпуски недели, а потом еще в обзоры утра понедельника, когда офисные работники, проклиная судьбу, выходят на работу после выходных и первым делом принимаются за чтение новостей в социальных сетях. Вначале Кларисса даже хотела устроить факельное шествие, но подумала, что это может вызвать ненужные негативные ассоциации, да и дождь с ветром не способствовали реализации идеи, и она с сожалением от нее отказалась. Жаль, конечно, что никто не будет действительно разгонять ее людей силой или тащить саму Львову в «автозак» – Северосумск все-таки не Москва. Но несколько насыщенных эмоциями кадров сделать получится.
Львова повернулась в сторону десятка темных фигур в полицейской форме, идущих к воротам, у которых держал оборону от пожилых библиотекарш, учительниц и сторожей несгибаемый Дегтярев.
– Алёна, снимаете? Вот сейчас, как полиция подойдет, попробуйте крупные планы.
– Все в порядке, Кларисса, работайте, уже хороший материал получается, – заверила ее корреспондентка Алёна, и Львова, высоко подняв голову в капюшоне, шагнула навстречу полиции – то ли леди Макбет, то ли Мортиша Аддамс.
Впереди, недовольно отдуваясь и то и дело вытирая толстой ладонью круглое лицо, шел сам начальник полиции Михальчук. Неприятный сюрприз: Львова думала, что приедут несколько человек из ближайшего отделения, может быть, какой-нибудь капитан или даже майор, с которыми можно будет пререкаться и спорить, но уж никак не ожидала увидеть Михальчука.
– Привет, Клара, – устало сказал он. – Я-то думаю, кто тут моих парней напугал. А это ты.
Львова краем глаза уловила свет фонарика телевизионной камеры, приосанилась и громко сказала:
– Да, это я! И мы пришли сюда заявить наше право на поклонение духовному наследию предков!
– Понятно, – отозвался Михальчук. – Пойдем в машину, поговорим.
Львова поколебалась немного, потом показала оператору и корреспонденту Алёне на полицейских, медленно раздвигающих нестройные ряды адептов «Северной Веды», и направилась вслед за Михальчуком.
Они уселись на заднее сиденье его личной Toyota Landcruiser: Михальчук пропустил Клариссу вперед и, пыхтя, залез следом. Хлопнула дверца. Полицейский опустил немного стекло, вытянул из кармана пачку сигарет, сунул одну в рот и предложил Львовой:
– Покурим?
– У меня свои. – Она достала из-под дождевика одну тонкую сигаретку, зажала ее в узких красных губах и прикурила от протянутой Михальчуком зажигалки.
– Ну, Клара, рассказывай, что ты тут хулиганишь? – спросил полицейский, выдохнув в узкую щель в окне большой клуб дыма, часть которого тут же повисла под высоким потолком джипа серым пологом.
– Работаю я, Стас, – недовольным голосом отозвалась Львова. – А ты зачем сам приехал?
– А я тоже работаю, – сказал Михальчук. – У меня категорический приказ: никого постороннего рядом с раскопом. А тут звонят в отделение эти два обормота, ничего не говорят толком, чуть не кричат про нештатную ситуацию и что нужна помощь. Если бы я знал, что это ты, не приехал бы, а то у меня и без этого головных болей хватает: следователи приехали из Михайловска по поводу этого утонувшего в бассейне парнишки, ограбление с тяжкими телесными в Слободке, да и вообще, что-то у нас неспокойно в последнее время… Могла бы и предупредить, кстати, по дружбе, что собираешься тут устраивать свой шабаш.
– Ой, Стас, – отмахнулась Львова. – Не хотела портить эффект. Планировалось, что твои бойцы будут прогонять всех от ворот, может, хотя бы за руки тянуть или толкать. Кого-нибудь из моих старых кошелок в грязь уронят.
– А мне потом отвечать, да?
– Да ладно, не было бы никаких жалоб, просто для картинки хорошо.
– Ну, теперь уже не уронят, – резонно заметил Михальчук.
– Теперь уж да. Слушай, ну если не будет толкотни, может, что-нибудь другое придумаем? Мне нужно людям дать что-то, не зря же они в эту даль приперлись, да еще в такую погоду.
– Что, например?
Львова задумалась.
– Ну, пусть нам откроют ворота.
Михальчук предостерегающе поднял руку.
– Нет, нет, мы заходить не будем, – торопливо заверила его Львова. – Просто это будет маленькой победой: хоть к самому капищу пройти не удалось, но нам дали посмотреть на него издали, поклониться и вознести молитвы. Типа того.
– А кому молиться-то будете? – не без ехидства осведомился Михальчук.
– Да как всегда, – пожала плечами Львова. – Вечным богам, духам предков, какая разница?
– Ну хорошо, Клара, но только посмотреть. Я за это место головой отвечаю перед такими людьми, что тебе лучше и не знать.
Кларисса промолчала. Перед какими людьми отвечает Михальчук за сохранность ямы, она догадывалась.
Они вышли из машины. Возмущение и перебранка у ворот тем временем уже улеглись, люди – и в форме, и в плащах – сбились кучками под яростным ветром, негромко переговариваясь и ожидая своих лидеров.
– Братья и сестры! – громко возгласила Львова. – Наши требования были услышаны! И хоть прикоснуться к святыне сегодня – только сегодня, подчеркиваю! – нам не удастся, мы сможем увидеть ее издали! Нам откроют ворота! Готовьтесь вознести слова благодарности и мольбы!
– Открой, открой, – махнул рукой Михальчук и добавил: – только не очень широко.
Дегтярев стукнул кулаком по железной створке ворот. Загремел замок, и ворота, преодолевая сопротивление ветра, приотворились. В нескольких десятках метров от них, ярко освещенный светом прожектора, над землей приподнимался пластиковый ядовито-синий купол.
Толпа ахнула.
Зрелище действительно было фантастическое и несколько нереальное. Черные неестественно резкие тени от бульдозера лежали на мокрой траве и развороченном песке и прятались в спутанных, поникших стеблях в тех местах, до которых не успела добраться строительная техника. Синий пластик среди всего этого смотрелся странно чужим, инородным, как артефакт из потустороннего мира.