Ночь. Морозная, ветреная, снежная. Полнолуние. Аптека, улица, фонарь…
– Фонарь какой-то тусклый, – остановившись, неодобрительно пробормотал мужчина. – Надо будет сделать выволочку чиновникам, отвечающим за уличное освещение. В том смысле, что Николаю нажаловаться. Пусть он разберётся с ленивыми и нерадивыми подчинёнными. А под аптечным козырьком мелькают сигаретные огоньки. Непорядок… Кто такие? Отвечать!
– Да, мы это, Глеб Петрович, – оповестил ломкий мальчишечий голосок. – От метели спрятались…
– Кто такие – мы?
– Иванов и Сидоров из десятого «А». Помните? Вы к нам в школу заходили на прошлой неделе. Опрашивали. Искали свидетелей по убийству на дискотеке.
– Чтобы я всех вас, обормотов и двоечников, помнил, – усмехнулся прохожий. – Уже, кстати, половина одиннадцатого. Завтра некоторым в школу – грызть гранит науки… Быстро по домам! Типа – на горшок, умылись и спать.
– Сейчас, Глеб Петрович. Через минутку…
– Не понял. Какая ещё минутка? По домам, я сказал! И вообще… Ещё раз увижу с сигаретами – ноги вырву. В том плане, что отведу к инспектору по работе с несовершеннолетними правонарушителями. То бишь, к инспекторше… Ну, долго я буду ждать?
Подростки, затушив и выбросив окурки в массивную бетонную урну (массивную – чтобы не украли), торопливо засеменили в сторону ближайшей панельной девятиэтажки. Мужчина, осуждающе покачав головой, зашагал дальше.
Когда он подошёл к перекрёстку Бухарестской и Димитрова, метель усилилась, со стороны магазина «Лента», хищно змеясь над землёй, понеслись полноценные снежные волны.
– Хрень какая-то, – поднимая воротник старенькой лётной куртки, пробормотал Глеб. – Словно не в мартовском Питере нахожусь, а на родимой февральской Чукотке. Злая такая пурга, серьёзная… А за окном пурга. А может, лишь, метель. И смятая постель – как снег – белым бела. Ответь мне. А зачем – живёшь ты без меня? Ответь мне. А зачем – я без тебя живу?
– А, помогите! – донеслось сквозь мутную снежную пелену. – Оно опять появилось… Помогите!
Через перекрёсток – наискосок, со стороны пруда, огороженного высоким строительным забором – неуклюже бежал низенький мужчина, облачённый в тяжёлый овчинный тулуп.
– Ко мне! – велел Глеб. – Кто таков?
– Дык, сторож я тутошний, товарищ милиционер. То есть, господин полицейский. Я вас сразу узнал. То есть, в лицо, – прикрываясь рукой в вязаной варежке от снежных зарядов, испуганно зачастил пожилой бородач. – Стройку я охраняю. Официально оформлен, по договору подряда. Не сомневайтесь…
– И что же там случилось-приключилось? Кто тебя, бравого, так напугал?
– Оно, Привидение. Или же высоченный Призрак в белом балахоне? Не знаю. Врать не буду… Как выскочит из-за забора. Как заорёт на меня, мол: – «Пшёл вон отсюда!».
– А ты?
– Я и пошёл. То есть, побежал со всех ног. Не посмел ослушаться. Чуть, грешным делом, не обмочился…
– Понятное дело, – взбодрился Глеб. – Мобильник-то есть?
– Конечно. Как и полагается по служебному статусу.
– Тогда звони. Вызывай подмогу.
– В милицию звонить? – шмыгнув носом, уточнил бородач. – То есть, в полицию?
– Не стоит отвлекать служивых от серьёзных и важных дел. Своих побеспокой, строительных. Их же объект. Вот, пусть и подсуетятся. Стой здесь и звони.
– А вы?
– Пойду, посмотрю на хвалёное Привидение. Если повезёт, то и познакомлюсь. Давно пора…
Дисциплинированно дождавшись зелёного сигнала светофора, подполковник перешёл через Бухарестскую. Постоял, пропуская редкие машины, пересёк улицу имени пламенного болгарского коммуниста Григория Димитрова. Двинулся вдоль тёмно-синего забора из алюминиевого профиля.
Примерно через сто пятьдесят метров в заборе обнаружилась распахнутая настежь узкая калитка.
– Трусливый сторож, убегая, не удосужился прикрыть, – прокомментировал Глеб. – Бывает, чего уж там…
Метель неожиданно прекратилась. Ветер стих. Вокруг установилась тревожная и вязкая тишина.
Сложив ладони рупором, направленным в калиточный проём, он прокричал строгим «полицейским» голосом:
– Эй, там, мать вашу! Поднимаем руки и выходим! Ну, кому сказано, дурилки картонные? И без глупых шуток, пожалуйста! В случае активного сопротивления – стреляю на поражение!
– Из чего стрелять собрался, господин подполковник? – насмешливо поинтересовался глухой, слегка надменный голос. – Пистолетик-то у тебя есть?
– Имеется, – соврал Глеб. – Уже и с предохранителя снял.
– Ха-ха-ха! – глумливо рассмеялся неизвестный. – Всему Купчино известно, что выходя на вечерний променад, ты, чудак легавый, никогда не берёшь ствола с собой. Мол, привычка такая… А я, наоборот, без пестика – ни шагу. Железобетонное и краеугольное правило. Хочешь проверить, подполковник? Заходи, не заперто, не стесняйся. Милости просим!
Глеб Назаров, будучи мужчиной взрослым и основательным, не любил торопиться. Поэтому, сугубо для начала, он выкурил – почти до самого фильтра – дежурную сигарету, выбросил окурок в ближайший светло-сиреневый сугроб, после чего, особо не мандражируя, прошёл на территорию строительной площадки.
Снег, горбатые кочки сугробов, берег замёрзшего пруда, стандартный строительный вагончик, полное безлюдье.
В вагончике тоже никого не обнаружилось.
– Ерунда какая-то, – подытожил Глеб. – Так можно и в Привидения поверить. Мол, пришло, попугало вволю, а потом, слегка заскучав и замёрзнув, растаяло в воздухе. Ладно, проехали.
А на утро строители нашли в высоком сугробе отрезанную человеческую голову. И скандал, вроде уже затухающий, разгорелся с новой силой…