Я слышу скрип его стула, когда он опускается на своё место.
— Не кусай руку, которая тебя кормит.
На несколько секунд воцаряется напряжённая тишина. Я знаю, что то, что я сейчас скажу, решит мою судьбу. Я снова открываю глаза. Теперь мне уже немного лучше. Хотя я вижу мужчину в белом халате размыто, но различаю, что он смотрит на меня и твёрдо смотрю ему в глаза.
— Я созерцатель, — в конце концов отвечаю я. — Мне неизвестен голод.
Человек в белом халате коротко смеётся, смех, похожий на шипение.
— Отведите её назад, — наконец говорит он, — в ту дыру, из которой вы её достали, — в последний раз он поворачивается ко мне. — То, что тебя сейчас ожидает, обещаю, за это ты никогда не сможешь простить маленькую Пейшенс.
Глава 44
У меня остаются девять ногтей; девять шансов как-нибудь выбраться отсюда. Новость о том, что Пейшенс свободна, придала мне новых сил, а раз меня не бьет током, значит она находится где-то поблизости. Я должна найти ее, и хотя у меня такое ощущение, что пальцы вот-вот отвалятся, я продолжаю скрести стену. Я стою на коленях так, чтобы у выхода не было видно, чем я занимаюсь.
О том, чтобы сдаться и речи быть не может. Я ни в коем случае не допущу, чтобы она попала в руки мужчины в белом халате и его людям. Он однозначно является ближайшим помощником Ли. Такой же мерзкий и скользкий образ мышления, как у отца Пейшенс, вызывающий отвращение у каждого, кто раскусил его.
Мы должны, наконец, найти способ, чтобы Ли перестал быть частью нашей жизни. Удалить данные с чипа, вернуться на остров и начать там все сначала. Если бы только наш план сработал. Если бы только Пейшенс не последовала за нами, выбравшись из канализации. Может нам со Скиннером удалось бы выстоять битву в холле, если бы я не пыталась защищать ее…
Мне тут же становится стыдно за свои мысли. Пейшенс не виновата в том, что произошло.
Я полностью сосредотачиваюсь на стене, на маленьком углублении, из которого когда-нибудь станет отверстие. Сделав его, я возможно, смогу отломать ещё куски, а затем выкопать наверх туннель, как сделал Сай. Хотя я нахожусь сейчас намного глубже, чем он тогда, и у меня нет досок, которыми я могла бы стабилизировать шахту, но я просто обязана попытаться сделать хоть что-нибудь. Должен быть какой-то способ.
— Гранит, — вдруг раздается чей-то голос.
Я застываю на месте. Это был не один из тех далёких криков. Голос звучал четко и ясно как смех, который я недавно слышала. У меня снова появляется мысль, что, возможно, я здесь не одна. Что здесь находится кто-то еще, кто до сих пор прятался и каждый раз, когда я ощупывала пол и стены, просто ловко уклонялся от меня.
— Гранит, пронизанный базальтовыми волокнами. У тебя нет ни малейшего шанса справиться с этой стеной.
Этот голос, я его откуда-то знаю. От него у меня мурашки по коже, и он заставляет меня сразу вытаскивать оружие и готовиться к бою. И всё же я рада слышать слова, из-за которых гроб вокруг больше не кажется таким тесным. Я встаю и медленно иду в том направлении, откуда он донёсся.
— Ты рассказала им то, что они хотели знать?
Я медлю, прежде чем ответить.
— Конечно нет.
— Хорошо, — говорит скрипучий голос.
Теперь я понимаю, что он проникает сквозь стену.
— Ты знаешь, где она прячется и не говоришь им? Или ты и в самом деле не имеешь понятия?
Я тяжело сглатываю.
— Тебе я сказала бы об этом в самую последнюю очередь, Слэйд.
Лидер купидов колеблется. Может он удивлён тем, что я его узнала. До сих пор мы не особо много общались, на самом деле, всегда лишь обменивались ударами и пинками, а не словами. Даже сейчас я напоминаю себе, что человек в камере по соседству — мой главный враг, не взирая на Дарина Джеда Ли. Босс лондонских купидов.
— Тебе необязательно сразу говорить мне, где она, — голос Слэйда звучит так близко, как будто он стоит прямо передо мной. — Я лишь хочу узнать, в порядке она или нет.
— Ты её не получишь. Никогда. Я скорее умру.
Лидер купидов тихо смеётся.
— Отрадно слышать, созерцательница. Но когда ты всё же умрёшь, я просто смогу её забрать, верно?
Я ударяю ладонью по стене и сразу об этом жалею, когда дикая боль пронзает мою кожу. Тихо ругаясь, я отворачиваюсь.
Через стену я слышу вздох Слэйда.
— Боль, мука… желание облегчить её… Нет более действенного стимула, верно? Более действенной мотивации.
Нет, он не прав. Мой стимул — беспокойство. Но что в этом смыслит купид? Он может рассказывать мне всё что угодно, но моё представление о ловцах детей не изменится. То, что ими движет — это жадность, даже если она проистекает из боли, всё же это ничто иное, как жадность, которая в этот момент заставляет его говорить со мной, как будто мы старые друзья.
— Как давно вы идёте за нами по пятам? — спрашиваю я. — Как вы сюда попали?
Они вряд ли могли последовать за нами через школу созерцателей.
— В подземный мир есть много путей.
— А чего ты ждёшь от меня, Слайд? — прямо спрашиваю я.
— Хочу сделать тебе предложение.
— Я не сотрудничаю с купидами.
— Учитывая твою нынешнюю ситуацию, может стоит пересмотреть свои принципы.
Я решаю, что больше ни секунды не буду участвовать в разговоре. Слэйд самый непредсказуемый и опасный купид, которого я когда-либо встречала. Он выгнал нас из Вудпери и до недавнего времени работал на Дариана Джеда Ли. Просто смешно, что такой человек, как он, вообще говорит о принципах. За возможность заполучить такого избавителя, как Пейшенс, он сделает, а тем более скажет, всё что угодно.
— В одиночку у тебя нет шансов против Ли и его людей, — снова пытается Слэйд. — А вот у меня есть небольшая армия. Все мои люди заперты в этих темницах, злые и готовые сражаться.
— Я не одна, — отвечаю я и садясь на пол, скрещиваю ноги, чтобы снова взяться за свою работу.
— Что, ты рассчитываешь на потерянного сына Ли? Ты глупая, если думаешь, что он ещё на что-то годен. Почему, по-твоему, они так долго оставляют тебя гнить в этой камере, созерцательница? Потому что в первую очередь обрабатывают его. И если он не сможет сказать им, где малышка, они…
— Замолчи! — кричу я.
— Ты убеждаешь себя в том, что они в порядке, верно? — голос Слэйда становится тише, гипнотизирующе мурлыканье. — Ты говоришь себе, что Пейшенс в безопасности, что другой стражник вместе с ней. Ты думаешь, что трое твоих друзей в порядке, потому что тебе так хочется. Проснись. Этот карточный домик долго не простоит. Побудешь здесь в темноте достаточно долгое время, и все твои надежды рухнут, а потом ты лишишься рассудка. Разве в таком случае не лучше смотреть правде в глаза? Скиннера, наверняка, уже больше не спасти. А Вайтвуда? Кто знает. Но в этом холле было чертовски много нежити, так ведь? А что Пейшенс… Пейшенс ты ещё можешь спасти. Но тебе потребуется помощь. У нас с тобой общий враг. Позволь мне тебе помочь.
— Купиды, — буквально выплёвываю я, — никому не помогают! — я вспоминаю кодекс. Один из самых важных абзацев. — У купидов нет чести, совести и лояльности.
— О, правда? — внезапно его голос звучит совсем близко. — Это всё, что ты о нас знаешь?
— Это всё, что я должна знать!
— Нет, ты не знаешь чего-то самого фундаментального: кто такие купиды?
Его голос звучит эхом в моей заболевшей от раздумий голове. Слова Слэйда уже обрушили верхние этажи карточного домика. Я ощупываю стену. Ничего не изменилось. Вмятина всё ещё крошечная, а мои ногти стали такими короткими, что ими вообще ничего невозможно сделать. Внезапно я чувствую себя обессиленной, а искра надежды, которая до сих пор поддерживала меня, исчезает. Может быть это конец, может быть уже всё потерянно. Может быть они уже давно поймали Пейшенс и просто играют со мной в игру: месть Ли за то, что в первый раз мы сорвали его планы.
Ещё один этаж карточного домика падает. Я должна отвлечься от этой мысли. Срочно. Внезапно мне снова хочется услышать опасно приятный голос Слэйда.
— Ну? — спрашиваю я, повернувшись в его сторону. — И что же вы ещё, кроме монстров, отбирающих у семей детей?
Сначала я не получаю ответа, и в голове проносятся разные мысли. Вполне возможно, что я его разозлила. Или, что его здесь вовсе нет и никогда не было. Что он мне только причудился. Но почему мне должен мерещится именно Слэйд? Один из тех существ, которых я презираю больше всего.
— Пообещай мне одно, — внезапно говорит он, и я бесконечно счастлива.
— Что?
— Когда будешь меня слушать, забудь на мгновение о том образе, который у тебя о нас сложился. То, что они втемяшили тебе голову и внедрили в твой мозг.
Я колеблюсь. Не знаю, получится у меня или нет.
— Я попытаюсь, — в конце концов говорю я.
И тогда Слэйд начинает рассказывать.
Глава 45
… Рабочий квартал Элизабет, мегаполис Лондон, 50-й год. С неба сыплются уведомления в виде листовок.
***
Для всех жителей Элизабет: завтра всех детей соберут на мероприятие, целью которого является отдых. Это следуют понимать как дружеский жест промышленного союза. Родители призываются подготовить своих детей к поездке и передать их патрулю. Также каждому взрослому жителю Элизабет будут введены инъекции. Они обязательны.
***
Люди, жившие в этом мрачном квартале, были в растерянности. Такое предложение поступило впервые. И, в любом случае, здесь жило не так много детей. Так как всё население Элизабет работало на химической фабрике Кент и Балдерстон, токсичные пары уже десятилетиями травили их, поэтому большинство не могло иметь детей.
Все были в замешательстве из-за листовок. Некоторые убеждали себя в том, что промышленники серьёзно намеревались сделать что-то хорошее для детей, но большинство верило в другую версию: они были убеждены в том, что чем-то заразились на работе, каким-то вирусом, возможно, заразным. Это бы объясняло, почему детей отправляют в безопасное место, а также введение инъекций. Да, даже высокий, сплошной забор, который внезапно был установлен вокруг Элизабет, имели бы в этом случае смысл.
Был лишь один мужчина в этом населённом пункте, который не верил ни в одну из этих версий: Тайлер Слэйд. Слэйд был надзирателем в восточном зале на химической фабрике. Его считали строгим и властным, и он, не колеблясь, сдавал тех работников, которые были ленивы, слишком много говорили и мало делали или во время перерывов тайно торговал запрещёнными товарами, чтобы обеспечить себе преимущество. У него были хорошо налажены контакты с руководством, но в Элизабет он был лишь одним из многих. Вот почему тревожные новости коснулись и его, так как у Слэйда был маленький сын.
После смены он вошёл в крошечную однокомнатную квартиру, в которой жил вместе с мальчиком. Его звали Чарли. Закрыв за собой дверь, он вытащил из-под униформы инструменты, которые тайно вынес из фабрики.
Чарли смотрел телевизор. Как и всем детям рабочих, ему не разрешалось посещать школу, и он проводил дни в квартире. На матовом экране мультипликационный персонаж жонглировал мечами. Программы с большим количеством действий были запрещены. Промышленники не хотели внедрить рабочим какие-нибудь идеи и пробудить их воображение. Воображение было лишь привилегией промышленников. И всё же Тайлер Слэйд был достаточно изобретателен, чтобы спрятать Чарли от патруля.
— Папа? Что ты делаешь? — спросил он, когда Слэйд освобождал кухонный шкаф, висящий над грязной старой плитой. Он поднялся со своего месте перед телевизором и стал наблюдать за отцом, который сначала сложил те немногие продукты питания, что у них были, в раковину, а потом приставил к шкафу отвёртку.
— А как ты думаешь, что я делаю? — так проходило большинство разговоров между ними. Так Тайлер учил Чарли мыслить самостоятельно. Не становиться роботом, даже если промышленникам так сильно этого хотелось.
— Ты разбираешь кухню.
— Верно. А ты можешь мне помочь, иди сюда, — он поднял его на плиту и помог выкрутить винты из стены. — Я уже вижу, ты станешь хорошим рабочим. Трудолюбивым и сильным.
Мальчик захихикал.
— Когда я вырасту, я пойду в центр города. Линни Крейтон сказала, что когда-нибудь мы все сможем туда пойти.
Слэйд поцеловал сына в волосы, но не дал ему ответа. Он знал Линн Крейтон, девушку, живущую по соседству. Она часто рассказывала подобные истории, возможно, чтобы ободрить саму себя. На самом деле, центр города всегда останется табу для людей из рабочего района, так уже было всегда.
— Готово!
Слэйд забрал у Чарли отвёртку, затем снял со стены шкаф и взглянул на обои, появившиеся под ним. Жилища рабочих были простыми, квартиры отделены друг от друга только полыми стенами. А полая стена именно то, что ему было нужно сейчас.
Несколько минут спустя в ней появилась дыра размером с автомобильную шину. Достаточно большая для маленького мальчика.
Чарли удивлённо посмотрел на отверстие.
— Послушай, — Тайлер поднял его на руки. — Сейчас мы поиграем в игру. Но для этого тебе нужно залезть в эту дыру.
Мальчик с удивлением посмотрел на него. У него были глаза отца, когда Слэйд смотрел на него, ему почти казалось, что он смотрит на самого себя.
— Ну же, залезай внутрь, — он помог ему и осторожно опустил в пустоту за стеной. Затем взял хлеб, который был ещё почти свежим и несколько порций воды. — Это тебе придётся экономить. Должно хватить на несколько дней.
— Папа? — спросил Чарли. — Это вовсе не игра, верно?
Тайлер замер и посмотрел на него. На волосы Чарли осела пыль, а в его глазах теперь стояли слёзы.
— Ты слишком умен для своего возраста, — пробормотал он.
— Я могу отсюда выбраться? Пожалуйста.
— Нет, малыш. Очень важно, чтобы ты оставался там. До тех пор, пока я тебя не заберу. Ты меня понял?
Он механически кивнул.
— Я могу взять с собой мистера Эп?
Он передал ему мягкую игрушку, которую сшила для него Линн Крейтон. На самом деле это была просто старая рубашка, набитая кусочками материала, с двумя вышитыми крестиками вместо глаз, но Чарли был привязан к нему, как будто игрушка была настоящим живым существом.
Слэйд вложил ему в руки мистера Эп, затем прижал палец к его губам.
— С этого момента больше ни звука. Я не хочу ничего слышать до тех пор, пока не приду тебя забрать.
— А если ты не придёшь?
Тайлер погладил его по волосам.
— Я приду. Обещаю.
Чарли помедли, затем кивнул. Если он чему и научился за свою короткую жизнь, так это тому, что может доверять своему отцу. Только ему и не кому другому. Свою мать он никогда не знал.
Тайлер вытер слёзы с его щёк и начал заделывать отверстие. Ему понадобилось пол ночи, пока он прикрепил обои так, чтобы не было видно дырку. Затем он прикрутил шкаф к стене и снова сложил в него продукты, а Чарли, как он и потребовал, не издал ни звука.
***
Патруль пришёл на следующий день рано утром, ещё до начала смены Тайлера. Трое мужчин стояло у дверей его крошечной однокомнатной квартиры. Один из них, пожилой мужчина с редеющими седыми волосами, с подозрением огляделся.
— В моём списке написано, что здесь живёт маленький мальчик.
Тайлер Слэйд с лёгкостью выдержал его взгляд.
— Он сбежал.
— Когда? — голова дружинника резко дёрнулась вверх, он уставился на Слэйда.
Тот скрестил на груди руки. Он почти на голову был выше него.
— Позавчера.
— Почему вы не сообщили об этом?
— А я должен был?
— Вы не идиот, Слэйд. Я не верю ни единому вашему слову. Обыщите квартиру!
Дружинники немедленно ворвались в квартиру. Они открыли шкафы, проверили под кроватью, в душе, обследовали потолок и стены, но не смогли найти мальчика.
— Скажите нам, где ребёнок, Слэйд.
— Я не знаю, он сбежал.
— Если я узнаю, что вы меня дурачите, вам конец.
— Я знаю.
Дружинник недовольно на него посмотрел.
— Ну ладно. Тогда сядьте, — он повернулся к своим людям. — Подготовьте инъекции!
Слэйд видел, что дружинник прямо ждал, что он задаст вопрос. Вопрос, который до него, скорее всего, задали все: для чего эти уколы? Но Слэйд не стал делать ему это одолжение. Он знал дружинников и то, как они мыслили. Он был такого же закала. На K&B фабрике это он был тем, кого боялись рабочие, когда делали ошибку. Это он был тем, кто объявлял неприятные новости и назначал наказание. И кто умел наслаждаться, когда кто-то его боялся. Он не верил в историю с вакцинацией, за которую цеплялись остальные в квартале, но он не станет выступать против. Чем быстрее дружинники исчезнут, тем лучше. Он сел в потёртое кресло лицом к мужчинам.
— Закатайте рукав.
Один из охранников надел перчатки и открыл кейс, в котором находилось большое количество наполненных одноразовых шприцев.
— Первый укол будет в вену, — прокомментировал седовласый дружинник, ходя туда-сюда по комнате и ещё раз всё внимательно осматривая. — Всё ещё не заинтересованы рассказать мне больше о маленьком мальчике, Слэйд? Он ваш сын?
Другой охранник обернул жгут вокруг руки Тайлера и ввёл первую инъекцию.
— Да, — лаконично ответил он.
— И как вы думаете, куда он сбежал? В центр города или в Ничейную Землю?
— Туда, где у него будет больше шансов, — жидкость из шприца горела в его венах. Он сжал кулак.
Охранник засмеялся.
— Да. Мудрый ответ, Слэйд, — он указал на кейс. — Второй будет в мышечную ткань, — он открыл несколько шкафов и постучал по задней стенке.
Слэйд спокойно наблюдал, как он ищет его сына.
Вторая инъекция была введена в его плечо. Сразу же ткань в месте и вокруг укола стала белой и холодной.
— Можете угощаться, — сказал Слэйд, когда дружинник добрался до кухонного стала и вытащил несколько ржавых консервных банок. — Тут достаточно для всех.
Дружинник в изумлении повернулся к нему, потом рассмеялся.
— Должно быть это называют чёрный юмор. Третий укол будет в мозг.
Теперь ещё один охранник зашёл за спину Слэйда и зафиксировал его голову.
— А что с матерью ребёнка, её нет? — спросил седовласый дружинник, просматривая несколько фотографий, сложенных в старой алюминиевой коробке.
— Я ещё никогда не видел ребёнка без матери, — Слэйд посмотрел на третий шприц с очень длинной и тонкой иглой, который держали дрожащие пальцы.
Дружинник снова рассмеялся.
— Где она?
— Это долгая история.
Слэйд не станет рассказывать ему о дочери управляющего, которая несколько лет назад пришла на фабрику, чтобы ознакомиться с предприятием. Он ничего не расскажет об их короткой, но бурной встрече в туалете. И ничего о корзине, которая стояла перед его дверью несколько месяцев спустя. Ребёнок был ещё весь в крови, он был голый и замёрз до полусмерти.
— Боюсь, для долгих историй у нас нет времени, Слэйд, — дружинник повернулся к нему лицом и улыбнулся, затем длинная, тонкая игла пронзила затылок Слэйда, и он почувствовал, как холодная жидкость хлынула в его мозг.
Охранники собрали свои вещи и ушли.
Слэйд посмотрел на кожу на своей руке, на всё увеличивающуюся белую площадь. Когда дверь следующей квартиры открылась и закрылась, а через несколько минут снова открылась и закрылась, когда шаги патруля стихли на лестнице, ведущей на следующий этаж, он встал и сделал несколько шагов в сторону шкафов, которые дружинник только что обыскал.
Но он не успел до них дойти. Ещё прежде, чем он пересёк маленькую квартиру, прежде чему успел протянуть руку к двери шкафа, он упал лицом вниз и потерял сознание.
Глава 46
Дверь снова открывается, на этот раз падающий в камеру свет не такой неожиданный. Всё же я слышу, как издаю испуганный звук, когда в мою камеру врывается несколько мужчин. Сцена, созданная в моей голове словами Слэйда, резко обрывается. На этот раз мужчины разделываются со мной ещё быстрее. Они поднимают меня на ноги, связывают и выволакивают в коридор.
То, что тебя сейчас ожидает, обещаю, ты никогда не сможешь простить маленькой Пейшенс.
Я знаю, что тот человек сказал ерунду. Прежде, чем кого-то прощать, нужно сначала рассердиться, а я ещё никогда по-настоящему не сердилась на Пейшенс. Всё же я задаюсь вопросом, что меня ожидает. Вряд ли ещё один допрос; по крайней мере, он будет на таким, как последний, который я смогла так легко пережить.
Не теряй там внизу разум.
До сих пор я была два раз опасно близко к смерти. И оба раза меня спас Слэйд, как назло он. Тайлер Слэйд. Когда я представляла, что у него было когда-то самое обыкновенное имя, работа и ребёнок, он сразу казался мне не таким странным.
С другой стороны, у Дариана Джеда Ли то же есть обычное имя и дети.
Мужчины тащат меня в другом направлении, чем в прошлый раз. Мы снова садимся в лифт и быстро спускаемся ещё ниже. Мы всё ещё находимся в кабине, но рассеянные крики, которые сопровождали меня во время пребывания в камере, слышатся всё более и более отчётливее. Затем двери открываются, и я попадаю в место, которое наполнено не только криками, но и целой симфонией ужасных звуков. Стоны. Плачь. К ним примешивается шипение электричества. Писк медицинских приборов. Глухой стук. Механическое жужжание. Многие звуки я даже не могу опознать. Двери лифта отодвигаются в сторону, и я заставляю себя держать глаза открытыми. Чем быстрее я привыкну к свету, тем лучше. К счастью, на этом этаже не слишком светло.
Мы выходим в застеклённый справа и слева коридор. На потолке, сразу перед лифтом, висит панель, по которой ярко-голубыми буквами пробегает приветствие.
Всё время один и тот же текст.
***
Дамы и господа! Добро пожаловать в самое прогрессивное место во всём Лондоне. Будущее нашего прекрасного города решается здесь. Пусть дух науки, правящий в этих залах, проложит нам путь в золотое будущее!
***
Это, бесспорно, слова Дариана Ли, которые позволяют мне понять, что теперь я добралась до сердца его концерна. Сейчас я знаю о нём больше, чем, вероятно, большинство живых людей. Дарин Джед Ли из моего работодателя превратился во врага. И, похоже, у него есть место для таких врагов, как я. Даже если он называет его прогрессивным, даже если говорит о духе науки, я всё же чувствую царящий здесь мрак, который, возможно, ещё темнее, чем чернота в моей камере.
— Иди дальше!
Люди, забравшие меня из камеры, толкаю меня вперёд. Теперь я вижу, что справа и слева от меня находятся комнаты. Подобно больничным палатам в башне Бедлам, в них можно в любой момент заглянуть через стеклянные стены. Люди, которые держат меня и толкают вперёд, не мешают мне оглядеться по сторонам. Без сомнения, они хотят меня запугать, но у них ничего не выйдет, независимо от того, что находится в этих застеклённых комнатах.
Мы проходим мимо первой. За прозрачной стеной сидит мужчина, на нём тоже одет белый халат и информационные очки. Он ударяет по виртуальным клавишам в воздухе перед своим лицом.
Возле противоположной стены к стулу привязан человек, тоже мужчина. Его голова побрита. Он очень бледный, а его глаза белые. Похоже, что он пытается отвернуться, но не может, потому что две углеродные повязки фиксируют его голову на лбу и подбородке. Мужчина в халате нажимает на кнопку, которую может видеть только он. Затем внезапно на лицо купида падает желтый свет. Ловец детей вскрикивает и дёргается, пытаясь высвободиться из своих пут. Через несколько секунд свет меняется, он уже не жёлтый, а голубой. Купид немного успокаивается, но по его лицу видно, что он всё ещё испытывает боль.
Одни из сопровождающих меня мужчин щелкает языком.
— Они ищут идеальную световую энергию, — говорит он. — Источник света, который смог бы быстро и всецело уничтожить их глаза.
— Интересно, что Ли задумал? — смеётся другой. — Спихнуть лампы целителям?
— Меня бы это не удивило, он ведь всё превращает в деньги!
Я опускаю взгляд, не хочу участвовать в их разговоре. Я могу себе представить, к чему стремится Ли. В старом порядке, который он так сильно хочет восстановить, больше не должно существовать купидов. И раз он уже так близко к своей цели вполне логично, что он ищет идеальное оружие для их уничтожения.
— Хорошенько осмотрись, девчонка, — дружинник снова щёлкает языком, похоже, у него это своего рода тик. — Босс гордится своим биохимическим центром. Всё, что можно купить в центре Модификации, было опробовано здесь.
— Мне не интересно, — говорю я. Неважно, что вокруг меня происходит, я всё равно бессильна.
— Прошу, не надо! — слышится женский голос. — Прошу, отпустите меня… дайте мне уйти, пожалуйста!
Теперь я всё-таки поднимаю взгляд. В одной из застеклённых комнат женщина только в одной рубашке привязана к кушетке. Её умоляющий взгляд устремляется ко мне. Тусклые волосы и глубоки морщинки на коже показывают, что она работница. Она тощая как щепка, только под одеждой выпирает большой, круглый живот. Она беременна.
— Что вы с ней делаете? — быстро спрашиваю я, против своей воли. Просто хочу услышать, что ничего плохого. Что это место не настолько ужасно, как я опасаюсь в этот момент.
— Понятия не имею, — говорит щёлкающий языком дружинник и смотрит на своих коллег. — Может кто из вас?
— Я до недавнего времени был в команде охотников, — произносит пожилой мужчина. Он говорит тише остальных, не так вызывающе. Я оглядываюсь, чтобы взглянуть на него. Его лицо наполовину покрыто седой бородой, а глаза глубоко посажены. — Мы получили приказ, приводить сюда как можно больше беременных женщин. Насколько я знаю, они хотят выяснить, будет ли ребёнок целителем.
— А потом? — спрашиваю я, хотя на самом деле не хочу слышать ответ.
Мужчина пожимает плечами. По его взгляду видно, что он тоже не одобряет то, в чём ему приходится участвовать из-за работы.
— Ли хочет предотвратить их рождение, а вместо этого перенести их особенности на чип. Чипы, делающие людей целителями, которые можно будет продать.
Я не в состоянии как-то это прокомментировать. Дети-целители были, возможно, самым лучшим, что создал новый порядок. Они чудо, противовес всему плохому, что есть в мире. Истребить их, превратить их способности в продукт, на это может быть способен только Ли. Я всегда поражаюсь, как много ненависти и беспринципности в этом человеке.
— Заходи, — один из дружинников открывает дверь в одну из застеклённых комнат.
Я заглядываю внутрь, но автоматически останавливаюсь на пороге. Из-за испуганного крика беременной женщины в соседней комнате мой желудок сжимается, и я чувствую гнев и беспомощность. В таком ужасном месте, как это, мы, созерцатели, должны выступать в роли спасителей, быть ему эквивалентом или хотя бы лучиком света.
Вместо этого меня привели сюда, в качестве заключённой. И, как я теперь уже знаю, в качестве создания Дариана Ли. Как часть механизма, который сделал его ещё богаче и ещё немного приблизил к осуществлению его целей.
Сделав глубокий вдох, я вхожу в комнату. У меня всё равно нет выбора. Внутри почти ничего нет: лишь один стул на своего рода платформе, обращённый к противоположной стене и простой стол, на котором лежат информационный очки.
— Садись, — дружинники провожают меня к стулу, и я даже не удивляюсь, когда мои руки и верхнюю часть тела обхватывают путы. Но вот укол в шею меня действительно удивляет. Однако у меня нет времени на удивление, потому что в следующий момент кажется, будто перед глазами опускается занавес, и всё темнеет.
Глава 47
На этот раз я остаюсь без сознания недолго. Такое ощущение, будто я прыгнула в озеро со смолой, несколько раз глубоко вдохнула и сразу же вынырнула. Однако пока плыла, мне показалось, что я не одна. Кто-то был рядом со мной. «Когда ты умрёшь, я просто смогу её забрать.» Уже только этого предложения достаточно, чтобы оставить липкую чёрную жидкость позади. Я хватаю ртом воздух и распахиваю глаза. Передо мной стоит не кто иной, как сам Дариан Джед Ли.
— Доброе утро, Джоллетт. Надеюсь, тебе снились приятные сны.
Количество адреналина в крови сразу подскакивает, и я пытаюсь вскочить на ноги, чтобы вцепиться ему в глотку, но я всё ещё связана.
Дариан Ли смеётся, как смеются над неловким танцем маленького ребёнка. Тем не менее он держится от меня не безопасном расстояние. Я быстро осматриваюсь и замечаю две вещи. Во-первых, я не в застеклённой комнате. После того, как я потеряла сознание они, должно быть, унесли меня оттуда. Во-вторых, эта комната совсем не похожа на исследовательский центр, скорее на личные покои. Мебель из полированного дерева, обтянутая тёмными тканями, на всех стенах мерцает отражение искусственного каминного огня. Только металлический стул, к которому меня только что привязали, всё ещё то же. Как такое возможно?
— Добро пожаловать назад, в центр Лондона, — говорит Ли, который, как всегда, выглядит безупречно. Ткань его шёлкового костюма пронизывают серебряные нити, а лицо, как обычно, кажется настоящим. Ничего, кроме вызывающего беспокойство совершенства, не выдаёт то, что на нём одета маска. — Я слышал, у тебя было длинное и трудное путешествие.
— Где Пейшенс? — спрашиваю я. Мой голос звучит хрипло, в горле пересохло. Как будто я самый обычный человек, и у меня жажда, только без желания что-нибудь выпить.
— Я тоже хотел тебя об этом спросить, — Ли садится в кресло и скрещивает ноги. Рядом с ним стоит шар на деревянной подставке. Он задумчиво начинает его крутить.
Мои глаза сужаются, и я вижу, что на нём нарисованы контуры. Участки земли и моря.
— Я не знаю, — сипло говорю я.
Отец Пейшенс смеётся.
— Конечно нет. А ещё мне известно, почему ты притворяешься, что не знаешь: потому что всё ещё думаешь, что я хочу причинить своей дочери вред. Должен сказать, что твоё недоверие ранит меня.
— Вы сами сказали, что терпеть её не можете.
Ли смотрит на меня, выгнув брови, затем вскидывает руки.
— Всё совсем не так! Это была стрессовая ситуация. Мы, обычные люди, иногда реагируем слишком эмоционально, говорим вещи, которые не имеем в виду, понимаешь?
Я не отвечаю. Даже не хочу вступать в разговор с этим человеком. Я незаметно двигаю руками, проверяю, как крепко они связаны. И в это время осматриваюсь. За спиной Ли находятся окна, большие окна с закрытыми деревянными ставнями. Если бы я смогла с ним справиться… Прыжок через стекло мог бы означать мою свободу.
— Раз уж мы заговорили о чипах, — Ли указывает на моё сердце. — Надеюсь, ты признаешь дружеский жест в том, что я ещё не отключил твой. Смотри на это как на преждевременную благодарность за то, что теперь ты поможешь мне найти мою дочь.
— Я понятия не имею, где она!
— Но ты сможешь её выследить. Ты её знаешь. Знаешь, где она могла бы спрятаться.
Я ничего не говорю, лишь качаю головой. Если он хочет отключить меня, то пусть сделает это сейчас.
Ли всё ещё улыбается, но его голос становится ледяным.
— Боюсь, ты не понимаешь всей серьёзности ситуации, стражница, — он поднимается с кресла. Глобус всё ещё вращается. Ли шагает мимо него медленным размеренным шагом. — Она была ранена во время драки с моей армией, понимаешь? — он небрежно нажимает на верхний кончик подставки глобуса.
Огонь на стенах исчезает, вместо него виден холл, где мы сражались с нежитью. С этой перспективы количество нежити видно ещё более чётко. У нас вообще не было шанса.
Внезапно я обнаруживаю Пейшенс. Она находится с краю всего происходящего и как раз встаёт на ноги. Сая не видно, но, похоже, она его ищет. Она в панике оглядывается, а затем делает самую большую ошибку, какую можно сделать во время боя: она поворачивается спиной к своим врагам.
— Пейшенс нет! — кричу я, хотя знаю, что это бессмысленно.
И как будто моим криком я обратила внимание нежити на целительницу, в этот момент один из них набрасывается на неё, замахнувшись мачете.
Сцена меняется. Я вижу Пейшенс, как она на четвереньках ползёт от места событий — её спина залита кровью.
— Помогите ей!
Я быстро смотрю на Ли.
— Как я уже сказала, я не могу.
Он укоризненно указывает на снимок своей дочери.
— Она каким-то образом смогла выползти из здания. Её следы теряются, — внезапно его взгляд наполняется глубокой грустью. — Мы даже не обнаружил крови, а это значит, что когда она нашла выход, её давление было уже слишком низким. Скорее всего, она лежит где-то и ждёт смерти…, - отец Пейшенс теперь подходит ко мне совсем близко. — Это тот момент, когда она действительно в тебе нуждается, Джолетт. Помоги мне её спасти.
У меня в горле застревает ком. Нельзя верить ни слову из того, что он говорит.
— Сай, — с трудом выдавливаю я. — Сай находится рядом с ней, он не оставит её одну.
Ли серьёзно и обеспокоенно смотрит на меня. Затем слега качает головой.
— Не делай всё ещё сложнее.
— Ч-что? — мои руки теперь сами собой пытаются освободиться от верёвок.
Дариан Ли ещё одно мгновение смотрит на меня этим неясным взглядом, затем пересекает комнату и подходит к деревянным ставням. Он открывает их одним рывком. Но за ними находится не окно, как я думала, а комната поменьше, стены которой покрыты картинами с крылатыми существами. В комнате ничего не стоит, за исключением стола из металла, как и мой стул. А на столе…
Кажется, что мои лёгкие сейчас разорвутся, так громко хочется кричать. Но с губ не слетает ни звука, крик застревает где-то внутри, взрывая все внутренности. На столе лежит Сай. Его лицо обращено ко мне, глаза открыты, но свет в них погас. Его губы посинели, как будто ему холодно, но я знаю, что холод больше не может причинить ему вред.
Ничто больше не может причинить ему вред.
Потому что его больше нет.
— Он отдал свою жизнь за неё, — тихо говорит Ли. — Хочешь, чтобы всё было напрасно? — такое чувство, что его голос теперь исходит не снаружи, а из моей головы, как будто его слова мои собственные мысли. Как будто во мне всё перестало работать и было заменено его навязчивым голосом. — Помоги мне найти её. Давай вместе позаботимся о том, чтобы второй человек, который что-то для тебя значит, тоже не умер.
Я больше не хочу его слушать, вообще больше не хочу слышать даже слово. Просто сидеть здесь и вечность смотреть на лицо Сая, представляя, что он только спит. Но мой разум не позволяет этого. Снова и снова он указывает мне на синие губы Сая и отсутствие… отсутствие его Я в этом безжизненном лице. Мёртвое тело, лежащее на металлическом столе, имеет черты Сая, но они кажутся грубыми, будто вырезанными из дерева. Бездушными. Они напоминают мне о том, что я потеряла его, потеряла навсегда.
— Я знаю, это ужасно. Люди иногда умирают, хотя мы их любим. Мир жесток. Давай позаботимся о том, чтобы он не стал ещё более жестоким.
Я автоматически поворачиваюсь к нему.
— Почему вы ему не помогли?? — кричу я. — И почему не помогли ей?? Она ваша дочь! Вы должны были что-то сделать!
Ли вздрагивает. Моя вспышка гнева сбивает его с толку, внезапно он выглядит потрясённым. Его глаза — единственное, что на его лице настоящее, на мгновение темнеют, давая возможность взглянуть на мужчину за маской. Одинокого после смерти жены. Испытывающего стыд от знания того, кто он есть на самом деле. Голодного до признания и презираемого детьми. Но потом выражение его лица внезапно ожесточается, и потрясение исчезает.
— Сейчас это не важно! Мы должны её найти, вот что сейчас важно! Где бы она могла спрятаться?
— Я не знаю! — мой голос всё ещё звучит слишком необузданно, слишком пронзительно. — Это у вас камеры! У вас был шанс что-нибудь сделать! — я снова пытаюсь вырваться, каким-нибудь образом поцарапать запястья, как показывал Скиннер.
Дариан Ли продолжает от меня отдаляться. А потом, как будто кто-то во мне нажимает кнопку, и меня снова окутывает благодатная темнота. И прежде, чем я успеваю спросить себя, как это возможно, я снова теряю сознание.
Глава 48
— Стражинца.
Прежде чем открыть глаза, я уже знаю, что снова нахожусь в своей камере: холодный воздух, твёрдый пол, на котором я лежу скорчившись, обхватив руками тело. У меня всё болит. Каждая клеточка во мне не желает просыпаться.
— Джолетт.
Я отворачиваюсь, не хочу слышать этот голос. Вообще не хочу ничего слышать, даже своё собственное имя, которое только напоминает, кто я такая и что потеряла.
— Если позволишь им сломать тебя, им будет легко навязать тебе свою волю. Как только сойдёшь с ума, станешь их инструментом. И прежде, чем сама поймёшь, как уже расскажешь им, где малышка.
— Но я не знаю, где она, — сипло отвечаю я.
— Тогда они просто отправят тебя на поиски. Ты знаешь её лучше, чем даже саму себя. Кто сможет найти её быстрее, чем ты?
— Ты, — автоматически говорю я.
С другой стороны стены доноситься хриплый смех Слэйда.
— Не думай, что они уже не пытались предложить тоже самое мне. Они даже обещали выключить свет, если я буду сотрудничать.
— В твоей камере светло?
— Конечно же у меня светло.
Да, конечно. Ли знает, как мучить своих заключённых. Не успела я закончить эту мысль, как перед моим внутренним взором появляется лицо Сая, и моё тело сотрясется от судороги. Мне кажется, что я начинаю плакать, но слёз нет. Дрожащими пальцами я ощупываю глаза. Такое чувство, что они опухли. Я уже выплакала о нём все свои слёзы. Но пользы от этого мало. Мои мысли возвращаются к нашим последним проведённым вместе минутам.
О чём мы говорили в последний раз? Что я ему сказала? Надеюсь, это было что-то, что показало, как он для меня важен. Надеюсь, последний взгляд, которым мы обменялись, был не сердитым. Если бы я знала в том огромном холле, в которым мы были, словно ничтожные пылинки, что наше расставание уже началось, я бы сделала всё иначе. Может я смогу туда вернуться, может во всеобъемлющей тьме есть где-то путь. Может бог Сая даст мне шанс. Что бы я тогда сделала иначе? Заставила бы нас вернуться? Или просто в последний раз поцеловала его? Нет, несмотря ни на что, поцеловать бы не смогла, потому что Пейшенс всё ещё была бы там…
Пейшенс.
Я механически, словно робот, встаю и как на ходулях иду к стене, где начала делать отверстие. Она куда-то уползла и ждёт, когда её спасут. Она уже так долго там лежит, в любой момент может умереть. Но я всё ещё могу её спасти. По крайней мере, придам жизни какую-то цель. И, может быть, нам удастся каким-нибудь образом добраться до Сая, и Пейшес сможет его вернуть, как сделала это со Скиннером… Я опускаюсь на колени, нащупываю углубление в стене и хочу снова начать копать, но мои пальцы почему-то такие мягкие, такие бесполезные…
Я лихорадочно ощупываю мою правую руку. Она кажется странной, и требуется несколько мгновений, прежде чем я понимаю: у меня вообще больше нет ногтей. Должно быть люди Ли удалили их.
— О, нет, — всё, что слетает с моих губ, это ошеломлённый хрип. — Нет, пожалуйста нет!
Всё начинает кружиться. Так вот каково это, когда чувствуешь себя потерянным. Мой разум медленно со мной прощается.
— Слэйд, — шепчу я. — Слэйд, я теряю рассудок. Сделай что-нибудь! Поговори со мной, чтобы я не исчезла!
Глава 49
… Когда он пришёл в себя, всё стало иначе. В комнате было очень холодно, а серый свет, падающий в окно, жёг глаза.
Чьи глаза? Кто он такой?
Он вспомнил одно слово, словно эхо, может быть последнее, что он слышал, прежде чем потерять сознание.
«Слэйд. У нас нет времени, Слэйд.»
Так его звали? Он смутно помнил мужчину, фабрику, стеклянные ампулы, водяной пар и огромных роботов, чьи руки с гудением двигались в ярко освещённом зале. Но воспоминания быстро исчезали, словно сон, который невозможно удержать.
Он сел и наощупь подполз к окну. Задёрнул занавески. Стало лучше.
Слэйд.
Это он? И на самом ли деле это имя?
Он подтянулся вверх, ухватившись за стол и посмотрел в недоумении на свою собственную бледную руку. Затем услышал звуки с улицы. Голоса, возбуждённые крики. Кто-то умолял оставить его в живых, затем раздались быстрые шаги. Снаружи что-то было не так.
Слэйд добрался до двери. Рядом весел ключ, и он взял его с собой, в конце концов, похоже, что это его квартира. Он смутно помнил, что в этой квартире было что-то важное, но забыл, что это. Он вообще больше ничего не помнил, ничего не узнавал ни в квартире, ни на лестничной клетке, в которой, к счастью, не было окон, и всё же она казалась ему абсолютно чужой. Он не узнавал ни шелушащуюся краску, ни потёртый пол. Даже собственная тень, мелькающая на стене впереди него, была для него чужой. Он прокрался до лестницы и посмотрел вниз. Крики доносились с нижнего этажа.
— Мне нужна помощь! — крикнул кто-то. — Помогите! Мне нужна…
Раздались шаги, но когда голос стих, замерли и шаги.
— Что за чертовщина, — прошептал кто-то. Затем зашумел радиопередатчик. — Диспетчерская? Боюсь, Морсби тоже ранен.
Если у них был радиопередатчик, значит это, без сомнения, солдаты. Но кто их послал? И для чего? Слэйд услышал приближение мужчин, затем они появились в поле его зрения. Он отступил назад, чтобы они его не заметили, но, похоже, они и так не проявляли к нему никакого интереса. Они были напуганы и бросились вниз по лестнице так быстро, как несли их ноги. На них была одета одинаковая одежда — униформа. Но он понятия не имел, кто они такие. Он подождал, пока они спустятся на три этажа ниже, затем решил следовать за ними и заметил, что его шаги не издают никаких звуков на полу. В отличие от одетых в униформу людей, он двигался абсолютно бесшумно.
Он как раз достиг верхней лестничной площадки, когда позади него открылась дверь. Слэйд резко повернулся. Из одной из квартир вышла женщина. Её светлые волосы были связаны на затылке, а из глаз капала кровь.
— Там кто-то есть? — спросила она. Несмотря на её неуверенные движения, её голос звучал твёрдо. Он вытянула обе руки вперёд, её правая сжимала длинный, ржавый кухонный нож. — Я тебя слышу! Кто ты?
— Слэйд, — он медленно подошёл ближе.
— Слэйд, Слэйд… я знаю твоё имя. Своё…, - блондинка остановилась, медленно опуская вниз руки и нож. — Своё я не помню.
— Кэтролл, — он понятия не имел, откуда взялись эти знания, так же, как его собственное, её имя само собой появилось в голове. — Послушай меня, Кэтролл. Здесь что-то не так. Думаю, там внизу только что кого-то убили.
Блондинка не ответила. Она вытерла кровь с глаз, при этом направив лезвие ножа от себя, так что Слэйду, чтобы не пораниться, пришлось сделать шаг назад.
— Может, они убьют всех нас, — наконец промолвила она. В её голосе не было никаких эмоций, он звучал сломлено.
— Может быть, — Слэйд оглянулся. — Но думаю, я могу помочь тебе остаться в живых. Ты этого хочешь?
Блондинка сухо рассмеялась.
— Что за вопрос.
В следующий момент снаружи что-то произошло. Взвыли моторы, затем раздались выстрелы.
— Жители квартала Элизабет! — прогремел голос. — Говорит служба дружинников города Лондон. Вам всем необходимо выйти на улицу! Повторяю, покиньте свои жилища!
Слэйд долго смотрел в ту сторону, откуда донёсся голос. Благодаря темноте в коридоре, его головная боль прошла, и он постепенно начал мыслить яснее. И каждая его мысль вела в одном и том же направлении.
— … Мы не в коем случае не должны выходить, — заметила Кэтролл, как будто была связна с его мозгом каким-то неземным каналом.
Постепенно двери близлежащих квартир открывались. Мужчины и женщины выходили в коридор. У некоторых из них шла кровь, как у Кэтролл, другие завязали глаза грязными полотенцами или защитились от света другим способом.
— Что там происходит? — спросила одна уже немолодая женщина. У неё был горб, и она хромала.
— Почему они просят нас выйти?
— Это ловушка, — сказал Слэйд. Это должно быть ловушкой.
— Они непременно нам помогут! — крикнула женщина. — Может у них есть лекарство для наших глаз!
В то время как большинство нерешительно стояли у своих дверей, готовые в любой момент запрыгнуть назад, в предполагаемую безопасность своих квартир, женщина, прихрамывая, целеустремлённо прошла мимо Слэйда и Кэтролл. Блондинка протянула к ней руку, но Слэйд остановил её, слегка качая головой. Сейчас было не время спасать бесполезные жизни. Сейчас было время отбора.
Старуха спустилась по лестнице. На других этажах, похоже, некоторые тоже прислушались к требованию с улицы, потому что уже скоро раздался гул голосов.
Лекарство… Может они вывезут нас отсюда… дадут хотя бы какое-то объяснение…
Слэйд слышал, как они вышли из дома. Как за ними захлопнулась дверь. Последовала тишина, а затем снова раздались выстрелы. Должно быть из других домов люди тоже высыпали на улицу, и теперь там внизу был разожжён настоящий фейерверк.
— Овцы, — презрительно сказал Слэйд, когда снова наступила тишина. Затем подал знак оставшимся в живых подойти к нему. — Если мы не хотим закончить как они, мы должны стать волками.
— Я не помню, кто такие волки, — сказал дрожащим голосом мальчик, которому было, наверное, около шестнадцати. — Я вообще ничего не помню.
Другие были в таком же жалком состояние, как и он. Потерянные, вырванные из существования, которое уже и прежде было плачевным.
В случае со Слэйдом всё было немного иначе. У него был якорь, что-то, что ещё связывало его с прошлым. Он не знал, что это, но понимал, что смерть для него не вариант. Поэтому он не собирался умирать и попытался спасти от смерти многих других. Он убедил их не покидать свои квартиры. Но из внешнего мира, мира за забором, всё больше и больше прибывало людей в униформе. Они приезжали в бронированных машинах, принося с собой всё новое и новое оружие. Снова и снова раздавались крики, снова и снова запах крови распространялся по улицам. Слэйд был одним из первых, кто обнаружил, что их обоняние улучшалось день ото дня. Их слух тоже становился всё лучше. Вскоре он уже через стены слышал, в каких квартирах ещё кто-то забаррикадировался. Он собрал их всех, отвёл в подвал — туда, где царила полная тьма. Люди в униформах прекратили вызывать их на улицу и теперь начали штурмовать дома.
Так началась война.
Борьба была неравной: вооружённые до зубов солдаты против бывших рабочих, у которых не было ничего, кроме того, что они смогли найти в квартирах. Тем не менее проигрывали всегда люди в униформе. В темноте существ, как их вскоре начали называть дружинники, было трудно победить. Они были похожи на устойчивый вирус — как только он появлялся, было почти невозможно снова от него избавиться. Сильные, быстрые и бесшумные, они стали безупречными бойцами.
***
Промышленники вовсе не собирались выводить бойцов. Как Слэйд выяснил намного позже, эксперимент, состоявшийся в Элизабет, должен был создать новый тип рабочих. С тех пор, как был установлен новый порядок, в Лондоне и других мегаполисах происходили незначительные восстания, потому что некоторые не хотели признавать, что общество, в котором они жили, было разделено на ясные и чёткие классы. Рабочие чувствовали солидарность с жителями из Ничейной Земли перед воротами города и продолжали восставать против промышленников.
Созданная рабочая сила должна была стать сильной и быстрой, но покорной, непритязательной, без собственных мыслей и воли. Но люди из Элизабет были больны. Многолетняя работа на химической фабрике изменили их тела. Эти изменения были заметны уже давно. Многие из них страдали от мигрени, прежде всего в солнечные дни, многих поразила сыпь, но и болезнь лёгких и сердца тоже была не редкой. Тайлер Слэйд видел, как вокруг него многие люди умерли, и случалась так, что он сам тащился на работу только ради Чарли.
Вещества, введённые им инъекциями, среагировали со многими химическими частицами, молекулами, остатками, отложившимися в телах. Поэтому большинство из них не стали безвольными, вместо этого они стали купидами. Существами, которые знали, как за себя постоять. Позже была ещё одна попытка промышленников окончательно подчинить себе рабочих, на этот раз удачная. После больших восстаний в семидесятых годах им всем поставили чипы, которые делали их равнодушными и слабыми и сводили к минимуму их свободное мышление и волю к борьбе. Но в то время купиды уже давно родились.
***
После того, как все из дома 24 объединились, Слэйд и его люди вышли и собрали выживших из других жилых домов: дезориентированных и тех, кто уже образовал небольшие группы. А тех, кто хотел умереть, кто не знал, чего хочет, возможно, был слишком растерян, слишком сильно ранен или просто слишком напуган, они оставили.
Но прежде всего сошедших с ума. Потому что если рассудок потерян, он больше никогда не возвращается назад. Это был один из первых жизненных опытов, который получили новорождённые купиды.
Глава 50
Если рассудок потерян, он больше никогда не возвращается назад. Именно эти слова снова и снова раздаются в моей голове.
Следующие несколько часов я провожу в темноте в нервном ожидании. Я знаю, что у них заканчивается время. Без сомнения, в поисках Пейшенс они уже обыскали каждый угол школы созерцателей, центра модификаций и подземелья. Но она явно умнее их. Я так ей горжусь, хотя, вероятно, никогда больше не смогу сказать ей об этом. Я приняла решение: хотя у меня, как и у них, заканчивалось время, я не в коем случае не буду им помогать её искать. Я помню разговор, который состоялся у нас на Ланди вскоре после нашего приезда. Было ещё лето, тёплый вечер, и спокойная зеркальная поверхность океана отражала свет звёзд.
Пейшенс глядела на воду, заплетая волосы в косу, которую тут же снова распускала только затем, чтобы заплести заново.
— Скольких ты уже убила, Джо?
Я удивлённо посмотрела на неё.
— Сколько их было? 20? 30?
Я была ошарашена.
— Я не считаю их, Пейшенс.
Когда целительница ответила, её голос наполнился меланхолической тяжестью, которая так не соответствовала её юному возрасту, а ещё, её привилегированному положению.
— Разве это не грустно? Что они заставляют тебя убивать? Только ради меня?
— Это не так плохо, как ты считаешь.
Теперь я тоже смотрела на море.
— Убить кого-то, быть виновной в смерти живого существа, — ответила она, — это самое ужасное, что я могу себе представить.
Я часто вспоминаю этот разговор, каждый раз, когда мне все-таки хочется начать сотрудничать с людьми Ли и отправиться на её поиски. Однако если я найду её, они не позволят мне освободить Пейшенс. То, что уже даже для допросов они посылают пять человек, подтверждает, что они не хотят рисковать. Пейшенс попадёт в руки своего отца и станет причиной смерти многих, многих людей. После того, как он с ней закончит, она умрёт, чувствуя несчастье и раздор в своём сердце.
Поэтому я должна нарушить самую главную из моих заповедей, нет, забыть о ней. Я должна поставить душевное спокойствие Пейшенс выше спасения её жизни, и я знаю, что она бы этого хотела. Неважно, что они со мной сделают, неважно, как часто будут показывать её окровавленное тело и труп Сая и даже если преподнесут мне избитые останки Мали, я не сделаю того, чего они от меня требуют. Я не буду пытаться найти для них мою подопечную.
Шаги приближаются, и я поднимаю взгляд. Они снова вытаскивают меня из камеры. Однако на этот раз ведут не вниз, не в стеклянный ад, а в большую комнату с тусклым освещением. Два металлических стула стоят на расстояние трёх метров друг напротив друга. К тому же с одной стороны расположена стеклянная кабина, в которой находятся всякие переключающие механизмы. Больше в комнате ничего нет.
— Почему тут два стула? — быстро спрашиваю я.
— Заткнись и сядь, — дружинники толкают меня на один из них.
Оковы смыкаются вокруг меня. Между тем уже знакомое мне чувство. Я осматриваюсь и замечаю движение в стеклянной кабине. Два, может, три человека. Кажется, одна из них женщина, двое других мужчины. Я перевожу взгляд дальше. Моё плохое предчувствие теперь настолько сильное, что оно изнутри давит на мою грудь, делая оковы слишком тесными.
Дверь открывается, и я узнаю его по походке. Я закрываю глаза, не хочу его видеть, не хочу верить в то, что они настолько бессовестные. Слышу, как фиксируются оковы, потом всё же открываю глаза. Напротив меня сидит Скиннер, всего в нескольких метрах, но в то же время вне досягаемости. Его левый глаз красный и мутный, правый смотрит на меня, губы бледные, а глаза окружены тёмными кругами. Но кое-что резко контрастирует с его жалкой внешностью: его решительный взгляд.
— Скиннер, — шепчу я. — Мне…
— Значит так, если ты в этот момент слушаешь, отец, то у меня есть для тебя несколько жалоб, — Скиннер без усилий заглушает мой голос, говоря твёрдо и громко. — Комфорт оставляет желать лучшего, как и обслуживание. А еда просто дерьмовая!
Я так поражена, что на одно мгновение у меня отвисает челюсть. Но потом я понимаю: Скиннер не хочет, чтобы я извинялась перед ним за что-либо, потому что это показало бы нашим врагам, насколько он для меня важен. Насколько мы важны друг для друга. А это только подтолкнёт их к новым злодеяниям.
Внезапно раздаётся смех, похоже, он исходит с потолка над нашими головами.
— Отрадно слышать, парень, но твоего отца здесь нет.
Я узнаю голос учёного, этот тот же самый человек, который пытался выудить из меня информацию во время моего первого допроса. Теперь он, видимо, придумал новый, более многообещающий метод.
— Я с удовольствием передам ему твою жалобу, но сомневаюсь, что тебе будет от этого какая-то польза.
— Как жаль, — бормочет Скиннер. Он всё это время не отрывает от меня глаз.
Я тоже заставляю себя смотреть на него. Черпаю силы из стойкости, которая, похоже, всё ещё наполняет его после всего этого времени, проведённого здесь внизу.
— Разве не хотите узнать, почему вы здесь? — продолжает учёный. Его голос звучит почти радостно.
Я полна решимости не задавать никаких вопросов, чтобы не делать ему одолжение. Мы со Скиннером молчим.
— Хорошо, как хотите. Но я всё равно объясню вам. Поскольку мы устали от вечных разговоров с вами и вашего неразумного отказа сотрудничать, теперь мы хотим дать вам последний шанс, чтобы облегчить совесть и заработать свободу. Метод очень прост: сейчас мы будем задавать вам вопросы, как уже делали всё это изнурительно долгое время. Если вы откажитесь отвечать, как уже отказывались всё время, случится вот это, — внезапно через моё тело проходит быстрый и сильный электрический разряд. Я удивлённо распахиваю глаза и вижу, что со Скиннером происходит тоже самое.
— Однако, — весело продолжает учёный, — это будет происходить только с вашим товарищем, и каждый удар будет немного сильнее, чем предыдущий. Так что правила игры просты: если хотите спасти близкого вам человека от боли, просто ответе на наши вопросы.
Скиннер всё ещё смотрит на меня, а я смотрю на него. Он не проявляет никаких эмоций, точно так же, как и я. И пока мы так сидим и ждём первого вопроса, шок внутри меня внезапно сменяется боевых духом. Убеждением, что мы не позволим им победить.
Я смогу это вынести, говорить взгляд Скиннера.
И я знаю, что мой говорит то же самое.
— Джоллет Сомервилль, — начинает учёный. — Когда ты видела Пейшенс Ли, свою подопечную, в последний раз?
Я сжимаю губы.
— Повторяю, когда ты видела Пейшенс Ли в последний раз?
Мой пульс учащается, как раньше, когда я понимала, что где-то по близости находится купид, и драка неизбежна. Я ничего не говорю, ничего не делаю, даже не качаю головой. Только смотрю на Скиннера, который, несмотря на свои увечья, прекрасен и хотя привязан к стулу для пыток, выглядит таким гордым, словно король. Хотя, наверное, немного безумный король.
Я слышу жужжание тока, затем удар проходит через его тело. Его мышцы заметно сжимаются, глаза закрываются, но как только всё заканчивается, он снова смотрит мне в глаза.
Всё хорошо, — кажется говорит он, всё прекрасно.
— Скиннер, — учёный не использует его настоящее имя, может потому, что он всё равно на него не отзовётся. — Когда ты в последний раз видел свою сестру Пейшенс? Где она находилась, когда тебя выводили из холла? Я знаю, что ты был в полном сознании.
Глаза Скиннера устремлены на меня, и меня успокаивает тот факт, что я не вижу в них ни сожалений, ни жалости. Он знает, что я достаточно сильная, и это даёт мне немного уверенности в себе.
Учёный повторяет свой вопрос, и я подготавливаюсь. Сжимаю кулаки, полностью сосредотачиваюсь на жжении в израненных пальцах. И выдерживаю первый удар током.
— Джолетт. Пейшенс знаком план этого здания? Ей знакомы чертежи? Кто-нибудь ей рассказывал что-то о конструкции катакомб?
Я молчу. Окружающие нас дружинники таращатся на нас со Скиннером. Они очень удивлены тишине, царящей между нами.
— Ответь на вопрос, Джолетт!
Я вообще ничего не делаю. И не отвожу взгляда, когда тело Скиннера подвергается второму удару тока, когда его руки сжимаются вокруг подлокотников стула, а из горла вырывается хрип.
— Скиннер. Пейшенс Ли знакомы планы или чертежи этого здания? Она знает о них по рассказам?
Он сидит неподвижно. Если бы его грудь не поднималась и не опускалась, можно было бы подумать, что он умер. Дружинники вокруг нас качают головой. Они удивлены, что он ничего не говорит, хотя только что сам испытал, насколько болезненным был второй удар током.
Электричество пронзает моё тело, с невыносимой интенсивностью нагревает все клетки в миллисекунду. Но потом всё заканчивается, и со мной ничего не случилось, за исключение того, что сердце бьётся немного быстрее.
— Джолетт! — голос учёного больше уже не звучит так спокойно, как в начале. — Ты говорила Пейшенс Ли, что делать, если вы проиграете в бою? Ты давала ей план побега? Какой-нибудь план Б?
Хотелось бы мне, чтобы всё было именно так. Но я ничего ей не давала. Я стойко молчу, уставившись на совершенное лицо Скиннера.
Его губы растягиваются в довольной улыбке. Это улыбка мальчика, которому нечего терять и никогда не было, и это самое прекрасное, что я видела за последние дни, которые кажутся веками. Она придаёт мне силы, позволяет держать рот на замке, когда третий удар током трясёт его тело. И она позволяет пережить самой этот третий удар. Тяжело дыша, я прихожу в себя. На лбу выступил пот, все мои клетки буквально трещат. То, что мы здесь делаем, вредно для здоровья, но мы сможем это выдержать.
— Как ведёт себя Пейшенс Ли в стрессовых ситуациях? Что она делает, когда становится опасно? Она сохраняет хладнокровие или склонна делать глупости?
— Девочка, скажи хоть что-нибудь, — шепчет один из дружинников. Я не обращаю на него внимание. Мой взгляд, всё моё внимание слилось со Скиннером. Наше молчание такое громкое, что я буквально чувствую, как оно вызывает головную боль у женщин и мужчин в стеклянной кабине. Никогда бы не подумала, что молчание может стать таким мощным оружием.
Учёный продолжает задавать свои вопросы. Я перестала его слушать. После шестого или седьмого удара током его голос просто шум, который без труда заглушается рябью в моей голове. Скиннер сполз вниз, на стуле его удерживают ещё только оковы. Его глаза теперь наполовину закрыты, и думаю, что я выгляжу ненамного лучше него.
От следующего удара я на мгновение улетаю прочь, возвращаюсь в прошлое. Вижу нас со Скиннером в машине Конроя, переодетых в промышленников. Я вижу, как мы мчимся вдоль дороги, через огромную, пустынную землю, навстречу голубому, вздрагивающему от электричества солнцу… Затем кто-то кричит, и я с некоторой задержкой понимаю, что это я сама. Видимо, они пропустили несколько уровней. Этот удар был таким сильным, что он на мгновение выбил у меня почву из-под ног. Кажется, что во мне всё нагрелось, зарядилось, как перед самым взрывом. Я тяжело дышу, Скиннер чувствует себя не лучше. Интересно, как далеко они зайдут. Убьют одного из нас? Нас обоих?
Мое сердце отчаянно грохочет в груди, превращаясь в предателя. «Говори! — с каждым ударом ревет оно. — Говори, говори, скажи хоть что-нибудь!»
Но то, что сейчас происходит — этот молчаливый пакт между Скиннером и мной сильнее, чем моя привязанность к нему, сильнее, чем чувство самосохранения, сильнее, чем всё на свете.
По крайней мере, я верю в это некоторые время. Но потом сын Дариана Ли показывает, как я ошиблась.
— Прекратите! — кричит он после того, как особенно сильный удар сотряс мое тело. — Достаточно. Я всё вам скажу!
Я моргаю несколько раз, чтобы моё зрение прояснилось. Волшебство исчезает. Дорога, которая несла нас все дальше и дальше, тускнеет перед моим мысленным взором, и мы снова находимся в холодной стерильности лаборатории. В камере пыток.
— Я слушаю, — говорит учёный из своей кабины.
— Мне известно немного, но…
— Нет, Скиннер, — шепчу я. — Нет, не делай этого!
Я говорю тихо и нечётко, сомневаюсь, что он меня слышит. Я энергично качаю головой, но он совсем не обращает на меня внимания. Его взгляд устремлен к потолку. Я не понимаю, почему он вдруг сменил тактику. Ведь у нас был уговор, и вдруг его жалость одерживает верх? Никогда бы не подумала, что Скиннер такой.
Хотя это стало ясно только во время этой процедуры, но я всегда чувствовала себя с ним комфортно, благодаря его невозмутимой манере держаться. Потому что он источал ту же холодную рациональность, которая была привита и мне, и которая так отличала нас от Пейшенс и даже от Сая.
Но теперь её больше нет.
— Я справлюсь, Скиннер, — шепчу я. — Я смогу это выдержать…
Он снова никак не реагирует.
— Я могу сказать лишь, что…, - Скиннер слегка качает головой, потом опускает взгляд. — Что вы все можете катиться в ад, если вообще знаете, что это такое.
И потом случается то, чего я меньше всего ожидала. Позади меня раздаётся громкий взрыв, что-то дребезжит. Дружинники, стоящие вокруг нас, принимают защитную позицию, но они слишком растерянны, чтобы реагировать быстро, и прежде чем успевают вытащить свои электрошокеры, кто-то накидывает на них светящиеся сети. Сети, с которыми их самих посылали на охоту за купидами. Сети стягиваются, и вокруг нас внезапно видны ещё только дергающиеся клубки людей.
Кто это? Кто сделал это?
Ещё прежде, чем я успеваю обернуться и посмотреть, мимо меня пробегают три фигуры. Одна из них собака, на двух других одета униформа дружинников, но из-под кепки одной выглядывают золотистые волосы. А вторая…
Нет, это невозможно. Я видела его мёртвое тело! Но это, несомненно, Сай. Значит они всё это время дурачили меня. Он не умер, а Пейшенс не ранена. Они использовали моё бессознательное состояние, чтобы проецировать в мой разум иллюзии.
Сай бросает на меня быстрый взгляд, который мгновенно восстанавливает все мои силы, затем устремляется к стеклянной кабине, и я вижу, что у него за спиной бак, с помощью которого дружинники запечатывали канализационную систему. Он приставляет шланг к стене кабины, наносит пылающую массу и там, куда она попадает, стекло плавится. Учёные в кабине уже собрались возле двери и лихорадочно пытаются её открыть. Но Сай не позволяет им ускользнуть, он запрыгивает в образовавшуюся дыру, а Пейшенс следует за ним. Учёных она тоже заключает в сети, в то время как Сай нажимает на несколько кнопок и освобождает нас от пут.
Я сразу вскакиваю, но мои ноги подкашиваются. Сделав шаг вперёд, я падаю на пол. В моей голове стучит, и кажется, что комната вращается.
— Джо!
Это голос Пейшенс, в котором слышится облегчение, и она бежит ко мне. Кепка дружинника сдвигается, когда она присаживается и обнимает меня.
Какая-то часть моего разума считает, что это может быть только сном, который был вызван ударами тока, но не в коем случае реальностью. Но в тоже время я вижу быстрые движение Сая, его решительный взгляд, его лицо, такое живое, как сохранилось в моей памяти.
— Джо, Ты жива! Я так счастлива!
Я не могу сдержать улыбку и отвечаю на бурные объятья Пейшенс. Поверх её плеча я вижу, как Сай вылезает из кабины и подходит к нам.
— Что такое?
Он тихо смеётся.
— Ты смотришь дна меня, как будто видишь призрака.
Я ничего не рассказываю им о том, во что заставили меня поверить учёные Ли, по крайней мере, пока. Я понятия не имею, как им удалось проникнуть в моё сознание, чтобы насадить в мой разум эти ужасные иллюзии, но сейчас это не имеет значения. Сай жив. Пейшенс не ранена. И это самое главное.
— Где вы прятались? — спрашиваю я, когда отпускаю свою подопечную и покачиваясь, встаю. Затем шатаясь, иду к стульям для пыток, чтобы помочь встать Скиннеру. При этом Мали, радостно размахивая хвостом, трётся о мои ноги. У него помутнённое сознание, всё же я замечаю его облегчение.
— Где вы всё это время были?
— В туннеле Сая, — по голосу Пейшенс я слышу, как широко она улыбается. — Хотя там было очень темно, но мы, по крайней мере, могли брать из кладовой достаточно еды и питья. И я даже немного привыкла к мигалониям.
— Лгунья, — возражает Сай, затем спешит помочь мне поддержать Скиннера. — Мы с Пейшенс забрали наши униформы со складского помещения, — продолжает он. — Вам тоже лучше переодеться в униформу. Чтобы выбраться отсюда, часть пути придётся пройти через здание.
Я оставляю Скиннера на него, который постепенно приходит в себя, и подхожу к одной из сетей.
— Двое из вас — раздевайтесь, не то получите удар от электрошокера, — мне почти жаль, насколько счастливо звучит мой голос, но я просто не могу иначе. От облегчения мне хочется запрыгнуть на шею каждому из дружинников. Я удивлена, когда вижу, что некоторые из них тоже радуются… Нет, они скорее довольны и испытывают удовлетворение.
Один кивает мне, другой без колебаний начинает снимать униформу. Точно так же, как совсем недавно они жалели нас, теперь, когда мы освободились, похоже, они приняли нашу сторону. Это не в первый раз, когда я замечаю, как мало солидарности проявляет большинство рабочих к своим работодателям, промышленникам. Почему же тогда они не сопротивляются. Их много. По какой причине они позволяют промышленникам делать это с ними на протяжении десятилетий? Это чипы делают их безвольными?
Я благодарю за униформу, затем опять поворачиваюсь к остальным и спрашиваю, уставившись на Сая, как нам отсюда выбраться. Затем обнаруживаю дыру в двери. В этом месте они тоже просто вырезали большой кусок, расплавив материал.
— Прямо сюда, — смеётся он, похлопывая по баку, который всё ещё у него за спиной. Похоже, он чувствует такое же облегчение, как и я. — Очень практична эта вещь. А теперь поторопитесь, чтобы мы могли поскорее отсюда убраться.
Пока мы быстро переодеваемся, Сай сдерживает учёных, чтобы они не позвали на помощь.
— Вам это не сойдёт с рук, — шипит человек, который вёл допрос. — Это совершенно исключено.
— Я бы с вами поспорил, но для этого нужно пожать друг другу руки, — отвечает Сай, бросая сочувственный взгляд на туго стянутую сеть. — Может в другой раз.
Он смотрит на нас, затем ещё раз поворачивается к пленникам.
— Ах да, пока не забыл: если, как только мы выйдем из комнаты, я услышу от вас хоть писк, вам не поздоровится, — сказав это, он сигнализирует нам покинуть комнату пыток.
Я уверена, что ни Скиннер, ни я больше никогда добровольно о ней не вспомним.
Глава 51
— Ну же, доверься мне, — Сай скрещивает руки на груди и требовательно смотрит на меня.
Я смотрю на потолок. Одна из панелей сдвинута, и я вижу за ней тёмное углубление. Когда я думаю, что придётся забраться в темноту там на верху, каждая клеточка в моём теле протестует, но я также знаю, что у меня нет выбора. Хоть Сай импровизированно и закрыл комнату пыток выплавленным из двери куском, всё же я не думаю, что мы сможем долго скрываться.
— Если хочешь, я пойду первым, — говорит Сай, обеспокоенно глядя на меня.
Я смотрю на него и чувствую знакомое покалывание в животе.
— В этом нет необходимости, — говорю я как можно твёрже, встаю на его ладони берусь за край и подтягиваюсь.
— Всё ещё та же упрямица, — слышу я его смех краем уха.
Я оглядываюсь, но вижу лишь тени. Здесь очень низко, мы сможем продвигаться вперёд только ползком. Кроме того, окружающие меня многочисленные тонкие и толстые трубы, а также вентиляционная система затруднят путь.
— С тобой всё в порядке? — спрашивает Скиннер, который поднимается наверх сразу после меня.
Я киваю, затем смотрю на него.
— Ты только что ужасно меня напугал, ты, балабол.
Полукупид ухмыляется.
— Я просто хотел дать им ложную надежду. Они это заслужили.
Я тихо смеюсь и провожу ему рукой по плечу.
— Ты учуял запах Сая и Пейшенс?
— Очень отчётливо. После всего этого времени, проведённого в туннеле, им не помешал бы душ…
И тут же он получает от сестры по затылку, которая третья по очереди забирается наверх. Скиннер смеётся, затем принимает крепкое тело Мали и, в конце концов, помогает подняться через отверстие Саю. Вместе они закрывают потолочную плиту, и мы оказывается в полной темноте.
На одно мгновение мне кажется, что темнота сведёт меня с ума. Пульс ускоряется, и я не в состояние сдвинуться вперёд даже на метр. Затем я слышу тихий смех Сая, и пробуждаюсь от оцепенения.
— Ты уже потеряла ориентацию? — весело спрашивает он. — Просто продолжай ползти вперёд.
Я чувствую облегчение и постепенно начинаю понимать, что нам удастся сбежать. Мы четверо снова вместе, сдвинулись с мёртвой точки, и дела идут в гору.
Сай протискивается вперёд, при этом касаясь моего тела. Я не могу сдержать улыбки, так рада, что он снова рядом со мной. Теперь он возглавляет нашу небольшую группу, Скиннер следует последним. Через некоторое время мои израненные пальцы начинают болеть, но я просто игнорирую их. Раны заживут так же быстро, как и всегда. Видимо, Ли не может заставить себя отключить нас, пока не поймает Пейшенс. Но проведённое нами здесь время также доказывает, как сильно он всё ещё хочет заполучить её.
— Стражница.
Я замираю. Мали рядом со мной напрягается.
— Что случилось? — шепчет Скиннер позади меня.
— А ты не слышал?
— Тссс, — шипит Сай. — Мы не знаем, кто прямо сейчас находится под нами, ладно?
Нет, я знаю. Но не кому не говорю об этом и через несколько секунд снова начинаю ползти вперёд.
— Разве так относятся к старым друзьям? — раздаётся приглушённый голос Слэйда. Кажется, он доносится прямо из вентиляционной шахты, которая во время моего заточение тоже должно быть была нашим рупором.
Я снова замираю. Делаю глубокий вдох и закрываю глаза.
— Мы не друзья.
Другие тоже останавливаются. Я чувствую, как они смотрят на меня.
— Значит ты нашла её, — говорит Слэйд. Он совсем не удивлён. Если они уже ползли по этому пути, он, скорее всего, тоже учуял Пейшенс, когда они с Саем направлялись к нам, чтобы помочь.
— Нет, она меня, — отзываюсь я. — … Но твоё предложение, в любом случае, неактуально.
— Кто это? — растерянно спрашивает Пейшенс.
— Слэйд, — мрачно говорит Скиннер. — Что всё это значит, Джо?
Я качаю головой, хотя знаю, что другие этого не видят.
— Ничего, — в конце концов добавляю я. — Не останавливайтесь. Нужно поскорее выбираться отсюда.
— Подождите! — в голосе Слэйда нет паники, даже страха, но он слегка возбуждён. Он видит, что все его надежды рушатся, и я уверена, что прямо сейчас он быстро пытается придумать новый план. Опасный план купидов. Я вспоминаю мужчину, которым он был когда-то. Мужчину, который пытался спасти своего сына, а потом не смог вспомнить о его существовании… Я тут же подавляю пробуждающееся во мне сострадание. Кем бы он ни был в то время, этого мужчины, этого человека, больше не существует. Тайлер, надзиратель, стал Слэйдом, лидером купидов. Пусть радуется, что мы не собираемся спускаться вниз, чтобы раз и навсегда покончить с ним.
— Продолжим путь, — решительно говорю я, но потом ловец детей разыгрывает свой козырь.
— Я могу отвести вас к Дариану Джеду Ли. Тогда вы сможете заставить его освободить вас от чипов, — он несколько секунд многозначительно молчит. — Это ведь то, чего вы хотите, верно?
Никто из нас не двигается.
— Сначала к Пейшенс, теперь к Ли…, - говорю я. — Ты всегда можешь отвести меня туда, куда как раз хочу попасть?
— Попробуй рискнуть. Вы искали в Бедламе, искали под городом, но у него есть ещё множество другой собственности. Вы никогда не сможете найти его самостоятельно. Дайте мне шанс помочь вам.
— Он сошёл с ума, — шепчу я остальным и снова начинаю ползти вперёд.
— Ты была в камере рядом с ним? — спрашивает Сай.
— Да, но сейчас это больше не имеет значения. Нам пора сваливать.
Кажется, никто не имеет ничего против, никто, кроме Пейшенс. Она наклоняется к вентиляционной шахте и совершенно неожиданно спрашивает:
— Что ты хочешь за свою помощь, Слэйд?
Я слышу, как ловец детей резко вдыхает.
— Пейшенс, — медленно и нараспев говорит он, словно произношение её имени уже само по себе приносит ему облегчение. — Избавитель собственной персоной.
— Да, именно, — как всегда вежливо отвечает она. — Ты слышал мой вопрос?
Слэйд тихо смеётся.
— А что, по-твоему, я могу ещё хотеть? То, что мы всегда хотим. Исцеление для меня и моих людей.
— Только и всего? — сухо комментирует Сай.
Я рада, что он произносит то, что думаю я. Хотя где-то глубоко внутри я испытываю угрызения совести, но я не позволю взять этому чувству надо мной верх. В конечном итоге, Слэйд ничего для меня не сделал, кроме как рассказать несколько историй, о которых я даже не знаю, являются ли они правдой.
— Это же пустяк! — набрасывается Пейшенс на моего коллегу. — Я не иссякаю…
— Это безумие, Пейшенс!
Я чувствую, как она смотрит на меня, затем снова наклоняется к вентиляционной решётке.
— Я исцелю вас один раз, Слэйд. Один единственный раз. Затем всё будет зависеть от вас, насколько хорошо вы позаботитесь о своём здоровье. Ты даёшь мне слово, что вы не будите делать глупостей?
— Больше, чем просто слово, — отвечает лидер купидов.
Затем Пейшенс открывает вентиляционную решётку.
Мы все трое одновременно тянемся к ней.
— Ты правда хочешь это сделать? — шиплю я.
Пейшенс берёт меня за руку.
— Он умирает, Джо. Вот-вот умрёт. Может на этот раз всё будет иначе, чем с парнем из канализации. Может он использует свой шанс.
Я снова думаю о Тайлере Слэйде. Тайлере, который собрал вокруг себя молодых купидов, чтобы спасти их от верной смерти. Он, определённо, никогда не был хорошим человеком, но он спас жизни. Значит он заслужил этот шанс?
Как всегда, когда Пейшенс уверенна в себе, её окружает определённая аура, из-за которой, пожелай мы помешать её работе, это показалось бы кощунством. Поэтому никто из нас не вмешивается, когда она исчезает в вентиляционной шахте. Вместо этого мы следуем за ней и не проходит и минуты, как мы уже по очереди спускаемся в камеру печально известного лондонского купида.
Глава 52
В первый момент я не узнаю его. Как он и говорил, в его камере светло — так светло, как в самый солнечный день. Нам всем приходится пару раз моргнуть, чтобы привыкнуть к свету. В его камере, как и в моей, пусто. Но все же есть разница: везде, где ступал Слэйд, на стенах и полу множество кровавых следов, складывающихся в причудливое произведение искусства. Сам лидер купидов сидит у стены и не встает, даже когда мы спускаемся к нему.
По всей видимости, ему для этого не хватает сил. Его черная одежда и темные волосы блестят от крови. Но не это шокирует меня больше всего. Хуже всего выглядят его руки и лицо — их состояние еще ужаснее, чем у того парня в канализации. Лоб, щеки и пальцы темно-красного цвета, сожжены почти до коричневого, остальное блестит открытыми и влажными ранами. Его глаза остаются закрытыми, не смотря на двух созерцателей, стоящих напротив него. Только теперь я понимаю весь объем мук, которые ему приходилось выносить все это время, даже когда мы беседовали.
— Сразу все пятеро, — рот ловца детей, который уже даже не похож на рот, кривится в широкой улыбке, но ему не удается изобразить хорошо знакомое хитрое выражение. — Теперь вы без труда со мной справитесь.
— Можешь даже не сомневаться, — говорит Сай.
Сдэйд тихо смеется. Под его, теперь такой тонкой, кожей я вижу каждое движение кадыка. Даже когда он снова начинает говорить.
— Только послушайте, какой злющий наш юный друг. Как цепной пес, которого дразнит дерзкая кошка…, - он вдыхает, громко и напряженно, — … которая все время прыгает перед его носом, оставаясь в недосягаемости.
— Не наглей, Слэйд, — говорю я, сдерживая Сая за плечо, а Мали за ошейник, — иначе мы оставим тебя здесь.
— Нет, не оставим, — Пэйшенс осторожно, на сколько это возможно в ее сапогах, делает несколько шагов к купиду. Я замечаю, какая она все еще неуклюжая в них.
— Как Красная Шапочка и злой волк, — шепчет Сай, тотчас переводя взгляд на меня, — Ты не знаешь.
Подозрительная улыбка Скиннера выдаёт, что он-таки в курсе, о чем говорит Сай. Может быть виной тому все те книги, с помощью которых его «усмиряли» в детстве.
Пэйшенс приседает перед Слэйдом. Он не двигается, не делает ничего, чтобы напасть на ее. Целительница какое-то время лишь смотрит на него, затем бесконечно медленно протягивает руку и прикасается пальцами к его израненной щеке.
Слэйд с болью, смешанной с облегчением, выдыхает. Наверное, уже даже при простом прикосновении, он ощущает ее силы.
— Когда я была совсем маленькой, — неожиданно говорит целительница, — умерла моя мама.
Я удивленно распахиваю глаза. Да и мои спутники тоже выглядят ошарашенно. Я слишком хорошо знаю, насколько Пэйшенс тяжело говорить об этом. Почему же она рассказывает именно купиду о своей самой большой потере?
— Ее гроб установили для прощания в нашем доме, — продолжает она, — Отец отвел меня к ней и попросил воскресить. Ведь я же целительница, а смерть, по сути своей, ни что иное, как большая обширная рана или страшная болезнь…
Ее голос срывается, и она замолкает.
Я опускаю взгляд, даже не понимая, почему. Скиннер — единственный, кто продолжает смотреть на свою сестру. В отличие от нее, он точно знает, какой на самом деле была Арианна Ли. Я лишь надеюсь, что он будет держать рот на замке.
— Я попыталась, но не смогла. Я любила ее. Папа любил ее. Я отдала бы все, чтобы суметь помочь ей, но… — теперь Пэйшенс кладет и вторую руку на лицо Слэйда. — Теперь я уже оживляла мертвых. Теперь я уже могу, — ее голос звучит снова увереннее. — И я чувствовала, насколько это неправильно. Как это неестественно и плохо. Нам необходимо найти моего отца, необходимо раз и навсегда освободиться от него, чтобы подобное больше никогда не повторилось. И для этого мне нужна твоя помощь, Слэйд. Я очень нуждаюсь в ней. Мы договорились?
Купид не отвечает. Я растерянно поднимаю взгляд, и только через несколько секунд понимаю, что он потерял сознание. Но, несмотря на это, Пейшенс, похоже, продолжает с ним коммуницировать. Она медленно и утвердительно кивает, затем придвигается еще немного ближе, прижимает свои губы к его обгоревшим и делает то, что обещала. Тем временем Скиннер вытаскивает из-за пояса Сая электрошокер и стреляет в яркую лампу на потолке. Мы тут же погружаемся в темноту, и то, что я не могу видеть, что происходит между купидом и целительницей, почти сводит меня с ума.
— Ну что? — после продолжительного молчания спрашивает голос, который я знаю теперь лучше, чем хотелось бы. — Не хотите поприветствовать меня среди живых?
Глава 53
Остальные купиды находятся в соседней камере. Люди Ли изолировали их от лидера, но не потрудились запереть в одиночных камерах. Вонь здесь невыносимая, и, пока мы не пришли, тут было неимоверно светло. Мы вырубили свет на потолке, и Сай вытащил из-за пояса последнюю, сохранённую им светящуюся панель. Её свет конечно ярче, чем обычное освещение, но зажатая в ладонях, она пропускает лишь столько света, сколько нужно, чтобы видеть.
Я нервничаю и постоянно поглядываю на дверь. Мне не нравится то, что делает Пейшенс, и хочется поскорее свалить из Биохим Центра, пока нас не засекли люди Ли. Но Скиннер заверяет, что к нам никто приближается, и мне ничего другого не остается, как наблюдать за работой Пейшенс. Минуты, в течение которых я пытаюсь удержать Мали от того, что годами было ее обязанностью, ползут мучительно медленно. Она периодически толкает меня своим носом и, рыча, мечется вокруг, а я раз за разом приказываю ей успокоится. В ее умных глазах я вижу желание понять, что происходит, и только безграничное доверие ко мне удерживает ее от нападения на преследователей.
Я украдкой наблюдаю за Слэйдом. Его взгляд остается холодным, даже когда Пейшенс встаёт и, качая головой, выражает сожаление по поводу того, что больше ничего не может сделать для одного из его приятелей. Он не показывает ни беспокойства, ни сочувствия, как и в том случае с горбатой женщиной, которая надеялась на помощь дружинников, тем самым обрекая себя. У меня к нему еще столько вопросов. Для чего был этот эксперимент? Как им удалось выстоять против вооруженных дружинников? Мне так же хотелось бы узнать, что произошло с малышом Чарли… Но я не уверена, задам ли их Слэйду. Теперь, когда я могу его видеть, когда он больше не только приглушенный голос, проникающий сквозь стену, он снова мой старый враг.
В конечном итоге, Пейшенс удается спасти одиннадцать мужчин и женщин. Это всё ещё внушительное число, но уже не та сеющая ужас орда ловцов детей, что вначале окружала Слэйда.
Блондинка, с которой мне «посчастливилось» познакомится ещё тогда, в баре для рабочих, тоже здесь. Мне сложно воспринимать ее как растерянную работницу, вооруженную лишь ржавым кухонным ножом. Уже даже в рассказах Слэйда, она не была одной из тех беспомощных, что бездумно стремились выйти на улицу; меня не удивляет, что она, благодаря своим способностям купида, превратилась в настоящего монстра. Она одна из первых, кого исцелила Пейшенс, и единственная, из-за кого лицо Слэйда не остаётся холодным и неподвижным. Он помог ей подняться на ноги, и на миг мне показалось, что они сейчас обнимутся, но они лишь молча посмотрели друг на друга, как будто чтобы понять друг друга, им не нужно было никаких слов. С тех пор она все время находится рядом с ним.
Впервые в жизни я задумываюсь, а способны ли купиды любить?
— Эй.
Возле меня появляется Сай.
— Эй.
Я не решаюсь поднять взгляд на него. Меня все еще переполняет счастье, что он жив, что его губы не посинели, а глаза не остекленели. Но, как и прежде, я сдерживаю себя, чтобы не броситься в его объятья.
— Я только хотел сказать…, - он прочищает горло, — Я рад, что… с тобой все в порядке и ты не пострадала.
Та беспомощность, с которой он пытается не показывать своей привязанности ко мне, вызвала бы у меня смех, если бы мы находились наедине. Но она также показывает, что он понимает ситуацию и что между нами все должно прекратиться.
— Спасибо, — отвечаю я, даже не вникая в уместность ответа. Вместо того, чтобы посмотреть на него, я пялюсь на его пальцы, нервно теребящие электрошокер, висящий у него на поясе. — Я тоже рада, что с тобой все в порядке. Люди Ли накачали меня препаратами, вызвав галлюцинации, которые заставили меня поверить в то, что ты мертв, — тихо говорю я, — Это было абсолютно правдоподобно. Видеть тебя таким, было самым страшным моментом в моей жизни. Куда бы нас не привел наш путь — обещай мне, Сай, что останешься в живых.
Он колеблется, потом делает шаг ко мне и шепчет:
— Обещаю.
Глава 54
Мы прячемся в междуэтажном перекрытие и не знаем, как незаметно покинуть промышленный район. Когда не хочешь привлекать внимание, не самый лучший вариант, если с тобой рядом находится группа купидов.
— Мы могли бы вооружиться и расчистить путь боем, — говорит один из ловцов детей, — Здесь есть склад с оружием. Они хранят там все, что конфискуют у своих заключенных. Мы на днях кое-что оттуда прихватили. Если нам удастся проникнуть туда еще раз…
— И ты думаешь, они тебе позволят? — спрашивает Слэйд, — Они не дураки. Как правило, люди учатся на своих ошибках.
— И что ты тогда предлагаешь? — спрашивает Скиннер. Его голос звучит раздраженно, словно присутствие такого количества таких как он особенно сильно провоцирует его. — Просто ждать, пока нашему отцу наскучит его армия мертвяков, или пока он добровольно не отбросит копыта?
Я вдруг на секунду начинаю опасаться, что между Слэйдом и братом Пэйшенс вспыхнет кулачная потасовка, но Слэйд не реагирует на провокацию.
— Можем, конечно, сделать и так, — насмешливо говорит он, — или же вы прекратите думать в неправильном направлении.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, пытаясь говорить спокойно и без волнения, чтобы немного разрядить ситуацию.
До сих пор нам изрядно везло: нас пока не нашли. Но если начнется потасовка, люди Ли обнаружат нас в междуэтажном перекрытии в считанные секунды.
— Нам необязательно выбираться на поверхность немедленно. Подземелье под городом огромное и распространяется не только на школу созерцателей и концерн Ли.
— Мы знаем, — отзывается Сай, — Существует ход к детскому приюту в Ничейной Земле, но он слишком далеко, и Ли вряд ли будет там прятаться, не так ли? Не можешь ли ты просто сказать нам, где искать Ли? — спрашивает Сай.
Лидер купидов качает головой.
— Нет. Не могу. И прежде чем ты продолжишь расспрашивать: я без понятия, где он сейчас.
— Но ты же сказал…
— …что может вас к нему провести, — заканчивает предложение Кэтролл, — И он может.
— На поверхности я найду его по запаху, — говорит Слэйд.
— Ты можешь учуять его? — недоверчиво допытывается Скиннер, — Я бы отсюда не смог.
— Тогда тебе не помешало бы поработать над своими способностями, — улыбается Слэйд, — Но для этого сначала ты должен определиться, кем ты, в конечном итоге, хочешь быть.
— Если твои способности так развиты, почему же вы до сих пор не нашли его и не поквитались? — интересуется Скиннер.
— До исцеления нам для этого не доставало сил. — Слэйд делает долгую паузу, прежде чем продолжает, — Послушайте, существует белое пятно на карте — старый рабочий квартал, который был заброшен много лет тому назад. Я знаю туда подземный ход. Сначала выберемся отсюда, а там посмотрим.
Я слишком хорошо знаю о каком месте он говорит, и меня передергивает лишь от одной мысли об этом покинутом городе-призраке.
Глава 55
И вот, мы, созерцатели, следуем за Слэйдом. В отдаленном уголке подземелья мы покидаем междуэтажное перекрытие и оказываемся в древнем парковочном гараже. Оттуда, все также под землей, ведет дорога из Биохим Центра.
Слэйд почти все время идет далеко впереди, чтобы ни Саю, ни Пэйшенс, ни мне, ни его товарищам не взбрело в голову заговорить с ним. Только Кэтролл — блондинка — находится рядом с ним.
— Заброшенный рабочий квартал, — недоверчиво говорит идущий рядом со мной Скиннер, — Мы должны были хотя бы слышать о нем.
Сай, идущий вместе с Пэйшенс впереди, поворачивается и говорит:
— Я не верю ни единому слову чувака. Если он попытается заманить нас в ловушку, он труп.
Остальные ловцы детей то ли нас не слышат, то ли делают вид, что не слышат. Многие из них, кажется, погружены в собственные думы. Большинство смотрят в землю, но у мня такое чувство, что их мысли витают вокруг давно минувших дней. Я оглядываюсь по сторонам. И мне все это кажется слишком странным: и широкая подземная дорога, к которой нас привел Слэйд, и странная тишина, что повисла меж стен из грубого кирпича.
— Это не западня, — вырывает меня из раздумий чей-то голос.
Я оборачиваюсь и вижу рыжеволосую девушку-купида, которая еще пару недель назад хотела убить меня в Модификационном Центре.
Скиннер тоже оборачивается, и, выгнув брови, оценивающе оглядывает ее.
— Был бы я одним из вас, я бы тоже так говорил.
Она серьезно смотрит на нас.
— Я понимаю: вам тяжело нам доверять.
— Я просто ещё никогда не слышал о таком квартале, — он отводит взгляд от девушки и бормочет себе под нос. — И смею предположить, что почти нет таких вещей, о которых бы я уже не слышал.
Я немного отстаю, чтобы поравняться с рыжей. По крайней мере, на этот раз у неё нет ничего, чем можно было бы меня пырнуть.
— Он ведет нас в Элизабет, не так ли?
Она изумленно смотрит на меня. На ней нет солнечных очков, так что взгляд ее молочного цвета глаз, которые даже в полутьме подземной улицы вновь слегка покраснели, направлен прямо на меня.
— Откуда тебе о нём известно?
Я отвечаю не сразу. Не хочу в этой ситуации сеять раздор между Слэйдом и его людьми и понятия не имею, устроит ли их то, о чём он мне поведал.
— Он говорил с тобой об этом, верно? — в конце концов спрашивает она сама.
Я киваю.
Девушка какое-то время молчит. Когда я краем глаза смотрю на нее, она выглядит смущённой — совершенно незнакомое для меня выражение лица у купидов.
— Он много с тобой разговаривал?
— Наши камеры находились рядом…
— Рассказывал ли он что-то обо мне?
Я понятия не имею, как мне относиться к этому вопросу.
— Как… как тебя зовут?
— Линн, — говорит она, отводя взгляд, — Меня зовут Линн.
— Линн Крейгтон? — Я пораженно смотрю на нее. — Это ты?
Девушка-купид хмурится.
— Просто Линн. У меня нет другого имени, — она прочищает горло, затем качает головой. — Забудь, что я спрашивала.
Она ускоряет шаги и обгоняет меня.
Я растерянно смотрю ей вслед. Что меня еще больше сбивает с толку, чем ее вопрос о словах Слэйда о ней, так это тот факт, что в отличие от нее самой, ему известно ее полное имя. Я помню, как он мне рассказывал, что память всех купидов после инъекций была стерта, но предположила, что со временем они начали вспоминать.
— Линн! — зову я и спешу ее догнать, — Линн, я хочу тебя кое-что спросить. Что-то, что, возможно, покажется странным.
— Да?
Она поднимает взгляд, и её глаза без зрачков кажутся теперь затаившимся и подозрительными.
— Что…, - я даже не знаю, как лучше всего сформулировать предложение. — Что было первым, о чём ты помнишь?
Рыжеволосая девушка-купид хохочет.
— Да, это действительно странный вопрос.
— Тем не менее, ответь на него.
Линн снова становится серьезной.
— Все начинается в Элизабет. Я просыпаюсь в грязной маленькой ванной комнате, на полу.
— А до этого — ничего?
Линн качает головой.
— Нет, абсолютно ничего.
Я смотрю вперед на Слэйда и Кэтролл, и мои подозрения вспыхивают вновь, и на этот раз сильнее, чем когда-либо прежде. По какой бы то ни было причине лидер купидов рассказал мне о событиях в Элизабет, но совершил при этом значимую ошибку: он поведал мне о своей предыдущей жизни, хотя все остальные, кто стал купидом, напрочь забыли о своей. Мне срочно необходимо с ним побеседовать.
Глава 56
Линн чувствует тревогу, когда приближается к своему старому дому. Она так давно не была тут… шестьдесят три года, если быть точной. Она, никогда не говорила об этом с другими купидами. Между ними была молчаливая договорённость, что Элизабет — плохое, проклятое место, которое стоит лучше избегать. Так же неожиданно и словно ниоткуда, как началась ее жизнь в качестве купида, она отчетливо помнит все, что происходило с того момента, как она очнулась на полу ванной комнаты. То, как она стала частью бойцовой команды Слэйда, и то, как они сражались, и сражались, и сражались. Она вспоминает и то, как они, в конце концов, потерпели поражение, как их уводили по этой дороге, чтобы никогда больше не вернуться.
Естественно, с тех пор она много раз спрашивала себя. Это были всегда одни и те же вопросы: Откуда она? Были ли у нее родители? Когда она родилась?
Но это очередная молчаливая договоренность между ними: не говорить о прошлом, которое у них возможно было, а возможно не было. Для купида важно лишь здесь и сейчас, вечная охота за очередным целителем и следующим исцелением.
Она украдкой смотрит на белокурую девушку и автоматически начинает грезить. После нескончаемых дней, проведенных в маленькой камере, набитой до отказа, после ран, вызванных постоянным ярким светом, было просто божественно, когда она излечила её.
И из-за того, что она сделала это добровольно, всё казалось совершенно нереальным, как сон, как мыльный пузырь, что может лопнуть в любой момент. Линн незаметно проводит пальцами по свой гладкой, теперь невредимой щеке. Это действительно произошло, у нее больше нет ран, и за это никому не пришлось умирать.
— Милая девушка, да?
Линн поднимает взгляд. Зик незаметно подкрался к ней. В заключении он был самым жалким из всех, но после исцеления снова тот же говнюк, каким был с тех пор, как она с ним познакомилась.
— Говорю тебе, мы оставим ее себе…
— Не мели ерунду.
Она отворачивается, но он следует за ней, и она чувствует его холодное дыхание прямо в затылок.
— Когда стражи и этот полукровка умрут, говорю тебе… мы оставим ее себе, это будет самая настоящая роскошь. Больше никакой охоты, никакой боли. Я уже в предвкушении.
— Что ты задумал? Один против троих стражей? — Лин зло зыркает на него. Он постоянно мелет всякое дерьмо. Вместо того, чтобы просто радоваться, что девушка оказала им помощь. — Мы проводим их к Дариану Ли, как было договорено, и потом оставим в покое.
Зик тихо хихикает. Это звучит как скрипящая дверь, которую то распахивают, то захлопывают.
— Что?
Зик склоняется к ней, понижая голос до шепота:
— Если ты в это веришь, то плохо знаешь нашего босса…
Линн смотрит на него, потом переводит взгляд в сторону Слэйда. Тот даже не обращает внимания на девушку.
— Зик, ты идиот.
Она отходит от него, но теперь не спускает взгляда с целительницы. Он вполне способен напасть на девушку. Если он осмелится, она хочет быть готовой, чтобы помешать ему.
— Даже не думай, — вдруг шипит голос рядом с ней.
Линн спотыкается о свои собственные ноги. Она в замешательстве смотрит на темноволосого парня, который, словно тень, бесшумно появился рядом.
— Что? О чем ты?
Парень кривит губы в улыбке, но это совсем не похоже на улыбку.
Линн старается выдержать его взгляд. Она мало знает о нем; только то, что его зовут Скиннер, и что он сын Дариана Джеда Ли. Она не знает, почему он, по крайней мере частично, является одним из них, но ей вдруг становится ясно, что именно он был тем, чей запах она учуяла в тот день на вилле Сайласа Конроя. Она все еще находит этот запах очень приятным, в отличие от его странного выражения лица.
— Я заметил, как ты пялишься на неё. Как вы все на неё пялитесь, — продолжает он. — И я хочу, чтобы вы даже не думали, что сможете ее забрать. Потому что вы не сможете. Она абсолютно недосягаема для вас.
— Но я же вовсе не собиралась…
На этот раз парень улыбается искренне.
Линн находит его невообразимо красивым. Но в то же время его манеры бесят. А также взгляд, который словно говорит: все равно, что ты говоришь, я знаю лучше.
— Конечно, собиралась, — говорит он. — Поверь, я знаю вас, купидов. Я знаю, как вы думаете и чувствуете. И именно поэтому я предупреждаю. Если хотя бы один из вас будет не в состоянии сдерживать свои инстинкты, я собственноручно убью его.
— Я держу свои… инстинкты в узде, — возмущается Линн. Внезапно его заносчивая манера начинает ее злить. Она окидывает его взглядом с головы до ног. — Не воображай, что ты что-либо знаешь о нас, только потому что в твоих жилах течет наша кровь. Потому что чтобы быть купидом, этого недостаточно. Для этого нужна еще история, Скиннер Ли. Ты был когда-нибудь в Элизабет?
Он не отвечает, да и нет необходимости. Линн знает, что выиграла. Она оставляет полукровку позади и на краткий момент ощущает что-то вроде удовлетворения.
Глава 57
После продолжительного марша по бесконечно длинной дороге, с боку от нас мы замечаем рампу, ведущую наверх. Она наполовину разрушена и выглядит так, будто её строили экспромтом. Слэйд объясняет, что в свое время ее строили в сильной спешке, чтобы незаметно транспортировать заключенных. Когда мы собираемся у ее подножия, то чувствуем запах плесени, идущий сверху. Те немногие фонари над дорожным полотном, что еще сохранились, не смотря на прошедшие годы, обеспечивают минимальный обзор, однако видно не так много, и света недостаточно, чтобы разглядеть выражение лиц купидов. Мы направляемся прямым ходом в их западню? Не знаю и могу только надеяться, что мы не совершаем смертельную ошибку.
— Снаружи ночь, — говорит Слэйд, — Это значит, что мы без проблем можем подняться. Но скоро начнёт светать, так что, прежде чем идти дальше, нам придется обождать до завтрашнего вечера.
Слэйд осматривает присутствующих и спокойно продолжает:
— Мы укроемся в доме № 24. Знаю: это звучит немного, как бы это выразить… мелодраматично.
— Не заморачивайся, — произносит Кэтролл. Ее голос звучит словно дуновение ветра в ледяном дворце. — С нами люди, они любят драму.
Остальным купидам не так весело, но никто не возражает Слэйду. Он снова возглавляет группу, и мы следуем за ним вверх по рампе. Пройдя несколько метров, я чувствую, уже ставший довольно-таки холодным, ночной ветер. Не знаю, то ли это осень слишком быстро наступила, то ли мое заточение длилось дольше, чем я думала, но сейчас это и не важно. Я слишком рада свежему, не переработанному и нефильтрованному воздуху, что с каждым следующим шагом все больше окутывает меня. Он наполняет мои лёгкие, словно наркотик, и я думаю, что Скинера, Пэйшенс и Сая захлестывают такие же ощущения. В конце концов, мы выходим на улицу, наконец-то выбираемся из подземных лондонских катакомб, но ощущения, против ожидания, не такие уж и потрясающие. Причина тому — Элизабет.
Я замедляю шаги и оглядываюсь по сторонам. В первый момент кажется, что прежний рабочий квартал сильно похож на Хайворс. Вокруг нас поднимаются обветшалые жилые бункеры, которые отличаются от себе подобных в других рабочих районах лишь наличием оконных просветов. Мы стоим посреди перекрестка. Одно из его ответвлений ведет в туннель, из которого мы вышли, два других — к жилым домам, а одно — к скоплению невысоких построек, где, по всей видимости, раньше размещались бары и магазины.
Мы продолжаем двигаться вперёд. Я все отчетливее понимаю, что в окружающих нас гигантских зданиях больше никто не живет, что мы окружены бесчисленными домами, которые десятилетиями никем не использовались. Мертвые квартиры, бесполезное пространство. Повсюду я замечаю последствия минувших сражений. Выглядит так, как будто дружинники, после того как закончили, ушли, просто все бросив, чтобы больше даже не вспоминать это место. Я вижу баррикады из древесины, камней и мебели перед дверьми некоторых домов и стоящие тут и там странные оливково-зеленые транспортные средства, впереди которых торчит толстая труба. Конец этой трубы окрашен черным. Некоторые окна разбиты, в фасадах жилых бункеров пробиты дыры, величиной с человека.
— Как-то здесь жутко, нет? — шепчет мне Пэйшенс.
Я киваю.
— Такое ощущение, что…, - она замолкает.
Я и так знаю, что она имеет в виду. И теперь, когда вижу место событий собственными глазами, по крайней мере, больше не сомневаюсь в рассказе Слэйда. Когда Пэйшенс спрашивает мня, что это за квартал, я лишь качаю головой. Её провидение по отношению к купидам и так сильно меня беспокоит, поэтому не стоит делать их в её глазах людьми, которыми они когда-то были. Так что я притворяюсь, что в таком же замешательстве, как и она, что касается заброшенного района. Меня не удивляет, что его нет ни на одной карте. В такой «ах, какой безмятежной» истории нового режима — это грязное пятно, чьи живые свидетельства вернулись сегодня ночью домой.
Мы покидаем главную улицу и сворачиваем на узкую дорожку, ведущую в заросшее зеленью поселение. Не учитывая разрушения, все дома в нем выглядят одинаково: серые коробки, за годы ставшими грязными от дождей и ветров, над крышами которых раскинута паутина электропроводов. На них тут и там сидят черные птицы, перья которых отливают серебром в лунном свете. Они недоверчиво взирают на нас. Им не нравится то, что мы вторглись на их территорию, которой годами не касалось человеческое влияние. Но это не мешает нам пробираться все глубже и глубже в лабиринт жилых блоков. Так глубоко, что в какой-то момент купиды останавливаются.
— Это здесь, — говорит рыжеволосая Линн, которая снова оказывается возле меня.
Внезапно чья-то рука хватает мою. Я удивленно поднимаю глаза и обнаруживаю, что она принадлежит Скиннеру. Затем перевожу взгляд на здание, что прямо перед нами возвышается в небо. У меня невольно возникает вопрос: какая же из множества квартир принадлежала Тайлеру Слэйду и его сыну. За какой стеной мальчик прятался, ожидая спасения — и как долго?
Я еще не знаю конца истории. Возможно, что Слэйд спас его, и он сейчас находится среди нас? Прежде чем мне удается сделать какой-либо логический вывод, по рядам ловцов детей проходит едва уловимое волнение, и они снова приходят в движение. Мы следуем за ними. Входная дверь жилого бункера заперта с помощью толстой цепи, но это не страшно. Пару метров дальше, спрятанная за зарослями колючек, которыми за пошедшие годы зарос практически весь внутренний двор здания, находится разрушенная стена, и мы, пригнувшись, можем пробраться вовнутрь через образовавшуюся дыру.
Не уверена, что когда-либо была в более печальном месте, чем это.
Ни Финистерра — остров, на котором группа смертельно больных угнетала целительницу Юру, ни все огромное и сложное подземное царство Ли не заставляли вставать мои волосы дыбом, как старый подъезд, в который мы вошли. Ощущение такое, словно в воздухе зависли бесчисленные судьбы, жизненные истории, что остались недосказанными, потому что были внезапно прерваны. Я практически вижу полную надежд горбатую женщину — новоиспеченного купида — что спускалась по этим ступеням, направляясь прямо навстречу своей смерти. Я почти могу видеть Слэйда и его бойцов, кравшихся по этим ступеням в подвал, слышать их напряженный шепот, звон их импровизированного оружия, которым они защищались.
— Мы спустимся в подвал, — говорит Слэйд и тут же разворачивается к нам, — Там полнейшая тьма. Если вы все еще не доверяете нам, то делайте так, как двое из вас уже показали: крепко держитесь за руки.
Сай оглядывается. Он смотрит на меня, затем вниз и замечает наши со Скиннером крепко сплетенные пальцы. Его реакция не такая, как я ожидала. Он глубоко вдыхает и улыбается мне. И мы продолжаем наш путь.
В подвальных помещениях воняет известью, пол и стены покрыты пылью, воздух очень сухой. Но там не так темно, как утверждал Слэйд. Это из-за разбросанных по стенам светящихся голубоватым светом пятен. Если провести по ним, то свет остается на пальцах.
— Флюорит, — говорит Слэйд таким тоном, словно только одно это слово является для него оскорблением.
Я вспоминаю, что он был рабочим на химическом предприятии. По всей видимости, речь идет об оружии, которое дружинники использовали тогда против купидов, но мне не удается спросить. Лидер купидов обменивается парой слов со своими людьми, а потом сообщает, что хочет провести разведку, и исчезает вместе с Кэтролл.
Глава 58
Линн старается соблюдать абсолютную тишину, пытается даже не дышать, но, естественно, долго выдержать она это не сможет. При каждом коротком, неровном вздохе ей кажется, что она издает ужасный шум, и они в любую секунду ее заметят.
Эти двое. Эта странная сплочённость, которую они образуют с тех пор, как Линн может думать. В последние недели она часто бывала на грани потери сознания или так глубоко погружалась в свои фантазии, что мир, который она там создала, казался почти реальным. В нем не многое отличалось от действительности, но в том мире не было Кэтролл. И после всех этих сладких грез реальность стала для нее еще более жестокой. Ей еще тяжелее видеть Слэйда и Кэтролл в этой комнате, которая уже раньше служила убежищем для них.
Они прятались здесь, чтобы в оставшиеся пару часов, когда дружинники покидали здание, поднабраться сил. Эта комната — единственная здесь внизу, которая не заражена голубой флюоритовой пылью, поэтому Линн видит сквозь замочную скважину больше, чем ей хотелось бы. Оба тела — воин и воительница — прильнувшие друг к другу. Белое на белом, ее светлые и его темные волосы, их своеобразное совершенство. Линн с ненавистью бросает взгляд на собственные огненно-рыжие пряди.
Даже сейчас эти двое ушли от остальной группы и уединились в этой комнате.
— …почему здесь? — тихо спрашивает Кэтролл. Ее голос лишь приглушенно доносится через дверь. Линн слышит, как та делает несколько шагов по комнате. — Почему ты привел нас именно сюда?
— Промышленники обходят это место стороной.
— Да, но это не все, я права? — когда он не сразу отвечает, Кэтролл настойчиво продолжает. — Как много было ночей, когда ты рвался сюда? И как часто я уже следовала за тобой? Ты должен отпустить прошлое.
Слэйд долго молчит. Линн еще раз тайком смотрит в замочную скважину. Он прислонился к стене, его глаза закрыты. Кэтролл подходит, останавливается перед ним и кладет ладонь ему на грудь. Именно туда, где красуется шрам — зазубренное «С»1. У них у всех есть этот символ, как знак вражды с созерцателями — их новыми союзниками. Линн представляет себе, как бьется его сердце под пальцами Кэтролл, и так горячо желает, чтобы это были ее пальцы, что аж больно. Выражение лица Слэйда почти не меняется, но как же много оно выдаёт. В том числе то, как много Кэтролл для него значит.
— Не могу выбросить его из головы, — говорит за дверью Слэйд, притягивая к себе Кэтролл. Его руки оплетают ее, ее руки скользят по его спине. Выглядит почти так, словно они собираются танцевать.
Линн больше не в силах это выносить. Она подавляет всхлип, резко отворачивается от двери и… смотрит в лицо созерцательницы.
Джолетт Сомервиль и ее собака подобрались незаметно. Джолетт присела за ее спиной и вопросительно смотрит на неё. Ее вид заставляет Линн чувствовать себя еще хуже. Джолетт Сомервиль — воительница, как и Кэтролл, девушка, которая знает, кто она такая, и свое место в жизни. И она намного красивее Линн. Цвет ее волос — цвет темного дерева, которое блестит после дождя, ее глаза — необычайно живые и ясные.
— Что ты тут делаешь? — с сомнением спрашивает она.
Линн испуганно прикладывает палец к губам. Затем поднимается и тянет Джолетт за собой, прочь от двери. Созерцательница почти спотыкается об обломки и мусор на полу, но сохраняет равновесие и останавливается вместе с Линн.
— Что это значит? — спрашивает Джолетт Сомервиль — Ты… ты подглядываешь за Слэйдом?
Линн лишь смотрит на нее, она чувствует себя застигнутой врасплох и ей одновременно стыдно.
— Не говори ему, — просит она, чувствуя себя жалкой, потому что умоляет созерцательницу, но добавляет, — Пожалуйста.
Джолетт смеряет ее взглядом с головы до ног. Линн практически видит движение шестеренок у той в голове. Затем она скрещивает руки на груди и спрашивает:
— Ты что, влюблена в него?
Джолетт кривится, словно откусила ядовитое яблоко, когда произносит слово «влюблена». Или будто ей необходимо избавиться от какого-то ужасно мерзкого вкуса во рту.
— Влюблена? — Линн слышит, как пронзительно звучит ее собственный голос, — Нет, я не влюблена в него. Я люблю его. Я люблю его, сколько себя помню, — она не может больше смотреть на созерцательницу и опускает глаза. — Я его так люблю, что это причиняет боль, но он… он видит только ее. Он каждый раз делает что-то, что дает мне надежду. Перекидывается со мной парой словечек. Предостерегает от глупостей. Спасает жизнь. Я каждый раз думаю, что что-то для него значу… и тут появляется Кэтролл, и он смотрит на нее так, как никогда не смотрел на меня, и…, - Линн больше не в силах сдерживаться и сама в шоке, что вдруг сумела подобрать слова. Слова, чтобы описать свои чувства, что так давно томятся внутри, что всегда смущали и лишали ее уверенности. Ей вдруг становится плевать, что о ней подумает созерцательница. Что может быть хуже, чем уже устоявшееся мнение созерцателей о них?
— Я не понимаю, почему он меня так мучает, — шепчет она, пялясь на носки своих сапог.
Созерцательница делает шаг к ней и кладет ей руку на плечо. Ее прикосновение — крепкое и решительное.
— Линн, — произносит она. Линн слышит в ее голосе опыт заботы о других людях. — Посмотри на меня.
Линн нерешительно поднимает взгляд.
— Он тебя не любит, — тихо говорит Джолетт, и сама сглатывает, — Он любит другую.
— Но почему его тогда волнует, жива я или мертва?
— Потому, что ты ему кое-кого напоминаешь. Прежде чем много лет назад проснуться в маленькой, темной ванной, ты была подругой того, кто был важен для него. А теперь ты — воспоминание о том человеке, как старая фотография или особое украшение. И даже если он никогда не посмотрит на тебя так, как на Кэтролл, ты важна для него. Это единственный возможный способ, как ты может быть к нему ближе. Ты должна это принять. Иначе, сломаешься.
Линн смотрит на созерцательницу. В голове все идёт кругом. Воспоминание, всего лишь артефакт — вот что она для Слэйда?
— Много ты знаешь, — говорит она, но это звучит скорее упрямо, чем убедительно, как ей хотелось бы. Это звучит, словно она маленькая капризная девочка, которой не дарят щенка. Но она купид, черт подери! Устрашающий, жестокий, бескомпромиссный.
По крайней мере, такой она должна быть, но в глазах Джолетт она видит, что стражница не считает её такой. Линн, наконец-то, нашла слова, чтобы выразить свои чувства, но в то же время кое-что потеряла: свое лицо.
Она отталкивает Джолетт, освобождая себе дорогу, и быстрыми шагами направляется к остальным.
Глава 59
Я смотрю девушке-купду вслед, прикусывая губу. Не нужно было вмешиваться, пытаясь подобрать правильные в данной ситуации слова — из меня никогда не получится особо жалостливого человека. Но досада на себя быстро затмевается внезапным осознанием: шоком от того, что я, по сути, пыталась подбодрить купида. Еще совсем недавно я видел в преследователях не более чем холодных, мерзких существ. А сейчас? Сейчас я знаю несчастно влюбленную девушку-купида, нет, несчастно любящую. Которая так сильно любит, что это причиняет боль. Постепенно начинают возникать сомнения: а было ли хоть что-нибудь из того, чему нас учили в школе созерцателей, правдой? Или мы всего лишь хорошо натасканные сторожевые псы, которых прежде всего отучили от способности самостоятельно мыслить и думать.