Куплю входную дверь

V.

В который уже раз, пытаясь форсировать эту лужу, я проваливаюсь по щиколотку, И в гулком парадном с исписанными стенами долго стучу подошвами по ступенькам. От этого в парадном такое мощное эхо, словно кто-то колотит в тамтам.

– Это ты? – мой брат Петр перегнулся через перила на площадке четвертого этажа; косой, кинжаловидный пучок света из приотворенной двери делит его лицо на две части – точнее, отсекает одну…

– Тише… Мог бы и тише, – ворчит Петр у меня за спиной. – Осторожно, тут коляска…

Где-то за невидимой дверью как-то не по-детски горько заплакал ребенок.

– И так вот уже полгода, – Петр вводит меня в свою комнату, достопримечательностью которой является ее пустота: лишь столик у окна, узкая железная койка, табуретка. По стенам вешалки с пальто, плащом и костюмами.

На какое-то мгновение я утратил способность слышать и понимать – один лишь зрительный и монотонный звуковой фон. Чьи-то шаги за стенкой, шорох газеты, звяканье посуды.

– Вторую в темп? – Петр кивает головой на стаканы.

– Давай, – лениво соглашаюсь я, сознавая вдруг, что сидим мы уже минут двадцать за его столиком, на котором скудная холостяцкая закуска соседствует с моим шикарным кейсом.

– Ты, значит, пришел ко мне за советом? Ты – самый мой пре успевающий родственник?

– Брось. Все гораздо серьезнее.

– Да уж куда серьезнее… У тебя есть авторучка? Я говорю, есть чем писать? Спасибо. Давай займемся арифметикой… Сколько, на пример, ты дал сверху за стенку?

– Что-о-о?

– За стенку, которую мы монтировали у тебя в большой комнате, ну, соображаешь?

– А… Через Рыльцева. Сто. Ну и коньяк ему…

– Сколько звездочек?

– Да при чем тут звездочки, при чем? У меня все по швам трещит!..

– Ладно, накинем еще четвертной. Так?

Петр что-то плюсует, умножает, грызет карандаш. «Так, два в уме, семь пишем… За ботинки десятка «сверху». Злосчастный твой паркет – он сколько? Ага! Слушай, а действительно любопытно!.. Кстати, любопытно и другое: твой плащ, кейс, галстук, этот вот ликер, конфеты – неужели всё это финского производства? У меня такое ощущение, что мы живем в малюсенькой России, а вокруг огромная Финляндия… Это я между делом, – он подводит наконец под своими вычислениями жирную черту, – Всё!

– Что, все?

– Итого, при своем солидном заработке в триста восемьдесят и всяких премиях, и жениной зарплате (сколько? сто сорок?!), то есть при чистом семейном годовом бюджете в пять тысяч рублей, ты переплатил другу Рыльцеву и ему подобным за большой и малый дефицит две тысячи сто сорок два рубля! А, каково?

– Не может быть!

– Может. Вот тебе и совет – как поступить. Между прочим, твоя трехкомнатная квартира, прекрасная твоя квартира, государственная, заметь, квартира обошлась тебе за год всего в триста рэ. А?! А уж ты-то знаешь, какое это благо – своя квартира. Сколько мыкался в коммуналке? Знаешь!

– Знаю.

– Повторяю, тут и кроется ответ – как поступить.

– Погоди, брат, погоди… Значит, ты советуешь мне не вмешиваться в рыльцевскую историю.

– А ты уж вмешался в нее. Вляпался! Вопрос стоит иначе: как из этого выпутаться? Один путь – вытащить Рыльцева. С твоими связями это сомнительное, но на пять процентов из ста вполне реальное мероприятие. Второй – предоставить все случаю, куда кривая вывезет. Третий – сам понимаешь, требует известного мужества. И тут важно вот что – важно осознать, что ты работал на Рыльцева, в буквальном смысле слова, как раб. Твое дело, твоя работа, твой талант, в конце концов, – все шло ему на закуску. Ненависть нужна, дружок. Простое и вполне человеческое чувство.