33

Лицо Джека сохраняло бесстрастность, но во взгляде таилась злоба. Мерзкие фотографии, как попало разбросанные по столу, лежали поверх карты района, которую он изучал как раз в тот момент, когда Кьем привел меня в его хижину.

После того как наш колдун закончил кадить благовониями и жечь свечи, он убедил меня посвятить

Джека в это неприятное дело. Старик завершил странный ритуал, обойдя хижину задом наперед и установив рядом с дверью «домик для духа», миниатюрную копию деревенской хижины, в которую поместил крошечные бамбуковые фигурки птиц, рыб и животных. Затем, желая внушить мне, что надо делать дальше, он применил нехитрый прием: осторожно брал мою руку и шептал имя Джека – снова и снова.

Вначале я противился – по очевидным причинам – и старался всячески уклониться от общения с Джеком. Но затем, подумав, решил иначе: если я выложу перед ним свои проблемы, то, может быть, ему покажется менее вероятным, что я причастен к исчезновению его племянника.

Судя по активности бравых парней из отряда Джека, можно было предположить, что эта банда занимается перегонкой опия-сырца в морфин и его транспортировкой по джунглям. Чарли рассказала мне, что процесс вторичной перегонки морфина в героин гораздо более сложен, требует серьезного оборудования и осуществляется в лабораториях,расположенных по ту сторону границы – в Мьянма или Лаосе. А может, и неподалеку от Чиангмая. У меня создалось впечатление, что Джек готовился к переброске крупной партии и я ему помешал, когда он был поглощен составлением маршрута.

Он сидел неподвижно, уткнувшись взглядом в фотографии с рисунками уродливых духов.

– Я хотел вам показать еще кое-что, – поторопился я нарушить затянувшееся молчание. Я положил перед ним отрезок электрического провода с ободранной изоляцией. – В механизме генератора нет неисправностей. Его умышленно портит один из ваших людей.

Джек отвернулся и вперил свирепый взгляд в бамбуковую стену. От этого молчания я чувствовал страх. Его худощавое тело сохраняло полную неподвижность. Мне померещился запах раскаленного железа.

– Я три раза налаживал этот двигатель, и каждый раз он ломался. Вначале я считал…

Он оборвал меня:

– Возвращайтесь к себе в хижину и оставайтесь там. Ступайте.

Я поступил так, как было велено. Кьем семенил за мной следом.

Мик сидел перед хижиной и играл с детьми. Амулет они так и не нашли и теперь играли с ним в камушки. На этот раз никакого золотого сияния от его шевелюры не исходило. На лбу у него виднелись морщины, и вид был тревожный. Я понимал, что он, должно быть, сейчас пытается прикинуть степень опасности, которая грозит лично ему, а может, думает про Фила. В конце концов, они никогда не питали особой любви друг к другу. Несомненно, в глазах Фила Мик совершил абсолютно непростительный грех. И перед Богом, и перед людьми. Если тело найдут, Фила могло осенить, что Мик должен понести наказание. Во искупление греха, так сказать, и Мик, конечно, не мог отмахнуться от таких мыслей.

Мерцающим светом горел на крыльце десяток свечей, из хижины плыл дымок от благовоний, и его пряный запах порождал ощущение, что воздух становится плотнее. Увидев меня, Мик поспешно вскочил, горя желанием узнать, что произошло. Я рассказал ему все, что стоило рассказывать, а затем прошел внутрь хижины, чтобы взглянуть на Чарли. Полумрак хижины разгоняла еще дюжина похожих на тусклые звезды свечей. Коротко всхрапнув, она продолжала спать. Присев у ее ног, Фил читал в этом скудном освещении свою карманную Библию. Я примостился рядом и вскоре неожиданно для себя обнаружил, что поглаживаю ноги Чарли, совсем как в годы ее детства. Я смотрел на нее и пытался уловить отблеск той ангельской красоты в ночном полете сквозь облака, сотканные из золота и бархатной тьмы. Хотя сейчас я и понятия не имел о том, с какими тягучими кошмарами она встречается в своем сне. Но все равно сидел рядом и смотрел на нее.

– Неужели я недостаточно любил вас, Фил? Тебя и Чарли? Почему все так вышло? Или я любил вас слишком сильно? Я ведь не врач, не психоаналитик. Я не понимаю.

Фил покачал головой:

– Ты помолишься со мной?

– Нет. Я уже говорил тебе: у Чарли своя травка, у тебя – своя.

– Тогда, – поинтересовался он, – может, ты помолишься за меня?

Я уставился на него.

– Помнишь жалобу Милосердия, папа, когда Паломник проходил мимо? Оно ему сказало: «Привиделось мне, что сижу я в пустыне и оплакиваю свое окаменевшее сердце». – С этими словами он встал и вышел из хижины.

Вздох, который вырвался у меня в тот момент, был больше похож на стон. Мы дошли до того, что обмениваемся невразумительными цитатами, и это игра, в которой я постоянно терплю поражение. Я чувствовал, что Фил отгородил себе какой-то недосягаемый уголок на небе точно так же, как это сделала Чарли.

– Доченька моя, – шептал я, поглаживая ее ногу. – Я пришел за тобой. Но как же мне достучаться до тебя? Как достучаться до вас? Я не знаю дороги, Чарли, но если б знал, ты же понимаешь, я бы кинулся к тебе и спас. Ты же знаешь, что это так! Ради тебя я прошел бы босиком по горящим углям!

Когда у меня уже челюсти свело от моего монолога, я вышел наружу и сел рядом с Миком обсудить, чего же нам ждать в ближайшем будущем. Спросил его, где Фил. Он не знал. Я-то рассуждал так: после всего, что я рассказал Джеку, он, возможно, решит нам помочь. Какое-то время мы помолчали, затем Мик пустился в рассуждения об экзотических фруктах, каких он прежде и в глаза не видел, и о том, что он собирается прихватить некоторые из них в Англию. Скорее всего он притворялся, чтобы поднять наше безнадежное настроение, и держался так, словно у него нет ни капли сомнения: все кончится самым благоприятным образом. На Лестерском рынке вся эта экзотика пойдет нарасхват. Говоря по правде, я в этом сомневался, но он продолжал трепаться в том же духе. И тут…

Щелк! Кнут Джека ударил по земле рядом с моей рукой. Красная пыль рассеялась как дымок от выстрела.

– Эй вы! Убирайтесь в хижину! Хватит с меня неприятностей от вас!

Кнут просвистел снова, но Мик и я уже вскочили на ноги. Позади Джека с ухмылкой стоял бородатый Као. Он откровенно наслаждался.

– Остыньте! – попытался урезонить бандита Мик. Ну, это он зря. Джек снова щелкнул кнутом, и тот обвился вокруг голой ноги Мика, повыше лодыжки. Мик отшатнулся, выругался и с трудом сохранил равновесие. Он шагнул вперед, но Джек уже направил на его голову пистолет.

– Где мальчик, толстяк? Ты знаешь, где мальчишка?

Мик был поразительно спокоен:

– Какой мальчик? Которого я из хижины выкинул?

Тут Као громко затараторил на тайском. С явным злорадством в голосе.

– Я вам про генератор не успел рассказать, – обратился я к Джеку, – а ведь это он его ломает.

Джек взглянул на Као, потом на меня, затем опять на Као; послеполуденный жар и сам воздух, казалось, уплотнились. Я ощущал, как начинают раскачиваться огромные невидимые качели, ускоряя неумолимый ход событий. С пугающей ясностью я почти услышал, как закрутились шестеренки в голове Джека, пока он сверлил глазами Као. Казалось, часть невидимого рисунка-головоломки у него в мозгу вдруг нашлась и разом встала на место. Картинка оказалась собрана целиком.

Ствол пистолета был еще нацелен в голову Мика. Затем Джек опустил пушку:

– Убирайтесь в хижину и не выходите.

– Делай как он говорит, Мик. Пойдем в хижину. При всей своей вспыльчивости Мик не был дураком. Он отступил в хижину, как пес в конуру.

– Вы тоже! – закричал Джек. – Имейте в виду: если мотор еще хоть раз вырубится, вы – покойник. Слышали? Покойник!

С этими словами он ушел, оставив Као глумиться надо мной.

Као сложил пальцы в виде пистолета, прицелился в меня и щелкнул языком. Прежде чем уйти, он снова ухмыльнулся.

Оказавшись в хижине, Мик занялся своим вздувшимся багровым рубцом на ноге.

Чарли проснулась:

– Что здесь творится? Где Фил?

День тянулся нескончаемо долго. Я старался не прислушиваться к радиоприемнику, орущему во всю мощь. Пронзительное пение чередовалось с непродолжительными паузами, от каждой из которых сердце у меня готово было остановиться. Но к счастью, после каждой паузы начиналась новая песня, отдающаяся эхом с холмов. Сильнее всего меня волновало, куда мог подеваться Фил.

Я очень боялся, что Фил может нас подвести. Все-таки мы были одной семьей. И кто его знает, не пришла ли в голову Фила безумная идея спасти свою семью ценой жизни человека, который членом нашей семьи не был. Серьезность, с которой Фил относился к своей религии, и тяжесть совершенного Миком греха делали эту возможность вполне реальной.

Ну и чем же все это может кончиться? Тем, что мы, забравшись в джунгли, оказались вынуждены пожертвовать Миком, лишь бы привезти Чарли домой? Никогда еще для меня не было так важно знать, что на уме у моего сына.

Я вернулся к Томасу Де Квинси, упорно стараясь отогнать лезущие в голову мысли и заодно отвлечь себя от жуткой неизвестности, которая, словно тень, упала на залитую солнцем деревню. Слова на странице проскальзывали мимо глаз, не привлекая внимания, и я уже отказался от попыток понять хоть что-нибудь из этой книги. Но она, по крайней мере, помогала бороться с удручающе черными мыслями, от которых я никак не мог отделаться.

Я дочитал до конца «Исповедь» и перешел к незаконченным «Воздыханиям из глубины» [36], напечатанным в том же томе. Не знаю, что автор имел в виду, придумывая такое название, но должен сказать – там черным по белому излагались наиболее понятные идеи из всех содержащихся в этой невнятной и запутанной книжке. И в эту минуту посреди всех моих волнений, как озарение, открылся выход к свету. Де Квинси писал о Таинственном Толкователе.

Этот дух обитает, как говорится в книге, «в темных глубинах человеческой натуры: в страдании, страхе, мстительной ярости…» Более того, он может реально явиться, чтобы встать рядом с вами в определенные моменты вашей жизни.

Де Квинси впервые повстречался с ним, беспомощно наблюдая, как его ребенок мучается в болезни. На следующий день он заметил, что у ребенка произошел резкий скачок в развитии. Другими словами, он приобщился к знанию через страдание. Когда Де Квинси это понял, он и сам приобщился к мудрости через свое страдание. Тайна получила истолкование.

Теперь, вспомнив о Чарли, я это уяснил без всякого напряжения. Но у меня возникла чрезвычайно странная иллюзия: как будто Таинственный Толкователь следовал за мной по пятам из Англии и временами я смутно чувствовал его близость. В гостинице в Чиангмае или в буддийском храме, где я испытал необычное ощущение чьего-то присутствия рядом с собой, когда сидел на корточках с закрытыми глазами. Той ночью, когда я бросился на парня, который хотел нас поджечь. Или даже прямо сейчас, пока я сижу и жду, что с минуты на минуту раскроется наша тайна.

Таинственный Толкователь вызывал страх, который помогал нам постичь смысл всех наших страданий и ярости, делал их не напрасными. Именно опиум, по словам Де Квинси, пробудил в нем это знание. Я положил книгу обложкой вверх, оставив ее раскрытой на недочитанной странице. Чарли проснулась, и, когда наши глаза встретились, я снова ощутил рядом с собой это странное присутствие; и тут на меня с такой силой нахлынуло чувство загубленной любви к детям, что я заплакал. – Ну, ну, не надо – успокаивала меня Чарли. – Не надо.


Уже на исходе дня Набао принесла нам кастрюлю с лапшой и поставила ее на стол. Выглядела она чрезвычайно подавленной. От ее обычной живости не осталось и следа. У меня сложилось впечатление, что она все еще на нашей стороне и у нее хватило храбрости, чтобы проявить о нас заботу. Однако она хотела побыстрее управиться с этим. В ее поведении не было ничего, что могло бы навести меня на мысль, будто ей что-то известно.

Фил возвратился возбужденный до крайности. Он ходил прогуляться по полям.

– Испытывал ли кто-нибудь из вас чувство потрясения? – спросил он.

Мы все обернулись, а он слабо улыбнулся:

– Как только мы здесь оказались, я испытал потрясение! Но это было не то. Я имею в виду, мы ведь не сразу здесь оказались. Мы падали сюда долго, даже не замечая своего падения. День за днем. Думали, так и надо, так и должно быть, а потом – бац! Вот когда наступает настоящее потрясение. Бац! И все, конец, приехали! Падать дальше некуда. Мы на нижней ступени ада. Здесь наше место.

– Фил, – прошептала Чарли.

Я тоже испытал это чувство падения – но по-другому, не так, как он говорил.

– Мы должны все рассказать, – твердо заявил Фил. – Так было бы правильно.

– Нет, – решительно воспротивилась Чарли. Затем она подошла к Филу и взяла его за руку. – Из всех возможных сценариев этот – наихудший.

– Мы должны выстоять, Фил, – сказал я. – Все вчетвером. Возьми себя в руки.

– Я был в поле и говорил с Богом. Я спросил Его, надо ли нам покаяться?

– И что же Он ответил? – спросила Чарли.

– Он сказал: «Покайся. Расскажи все Руперту».


В сумерках явился Джек. Момент он выбрал – хуже не придумаешь. Фил был сам не свой от напряжения, и я боялся, что в любую минуту его может потянуть на исповедь. Нам уже пришлось вытерпеть зрелище – как Фил сидит на корточках и шепчет признание в лохматые уши медвежонка. Я не слышал, что он там говорил, но, заметив приближающегося Джека, предупредил Чарли, чтобы она держала Фила при себе, побеседовала бы с ним, успокоила.

Наблюдая за Джеком из хижины, мы видели, что он держит в руке полупустую бутылку «Джонни Уокера». С ним пришел и старик колдун Кьем.

– Будьте начеку, – выдохнула Чарли.

Мы с Миком вышли на крыльцо. Джек был без своего кнута, но с пистолетом в кобуре. Вместе со своим спутником он присел на корточки, затем поднял бутылку, отвинтил крышку и протянул Мику:

– Как нога?

– Болит.

– Вот, выпейте, полегчает.

Мы переглянулись, Джек сказал:

– Я приказал своему человеку остаться в сарае, он спрятался за перегородкой, там, где лекарства стоят, и, когда кто-то попытался сломать мотор, мы его поймали.

– Это был Као? – вырвалось у меня. Мне было и страшно, и тошно, и в то же время я чувствовал огромное облегчение.

Джек посмотрел на меня с подозрением:

– Я сказал кто-то, а кто это был, не ваше дело. Ясно? По крайней мере, теперь я знаю наверняка: этот кто-то еще и фотографии вам подкладывал. Довольны? Во всяком случае одна из ваших проблем решена. С моей помощью, разумеется. А меня беспокоит только одно – мой племянник. Ну, сможете мне помочь?

– Не понимаю, каким образом.

– Вы его видели?

Я отхлебнул из бутылки большой глоток.

– Нет.

Этот обходительный Джек с его угощением нравился мне ничуть не больше, чем когда он размахивал кнутом.

Он повернулся к Мику:

– А вы?

– Нет. – Мик вытер губы.

Джек снова пристально смотрел на нас. Я чувствовал, как по мне течет пот. Внезапно он заявил:

– Вот Кьем тоже к вам по делу пришел.

Кьем слегка кивнул при упоминании его имени.

– Он говорит, что ему не нравится эта хижина, – продолжил Джек. – В ней полно злых духов. Говорит, их ваша дочь подманила. Единственный выход – спалить хижину дотла.

Сразу же у меня перед глазами встала крадущаяся в лунном свете фигура паренька с канистрой в руках. Что это? Джек играет со мной? Хочет исполнить волю своего племянника?

Он, как видно, внимательно следил за моей реакцией.

– Но мы не можем это сделать, – продолжал Джек, – потому что твоя дочь не хочет выходить из хижины. Поэтому Кьем собирается ей помочь. Полная луна будет стоять два дня, начиная с сегодняшнего. Благоприятная ночь для изгнания духов.

– Луна! – произнес Кьем, тыча пальцем в небо.

– Кьем говорит: ночью ваша дочь должна пройти через Ворота духов, чтобы Повелитель Луны перестал сердиться.

Я покачал головой:

– Вы сами знаете, Чарли не выходит из хижины.

В эту минуту на пороге, потирая руки, появился потный и возбужденный Фил. Джек говорил с Кьемом. Тот обращался непосредственно ко мне, а Джек переводил и при этом не выпускал Фила из поля зрения.

– Он говорит, вы ее отец. Только вы знаете, как ее уговорить. Дело семейное. Он говорит, что крестьяне помогут и он сам сделает все, что в его силах. Он призовет добрых духов, чтобы прогнать злых. Но без вас ничего не выйдет. Ему надо потратить много времени на приготовления, а от нее требуется лишь согласие пройти через Ворота духов в течение двух ближайших ночей, иначе время будет упущено. Он говорит, что ваша дочь лежит в утробе своего страха. Она должна родиться, а вам следует ей помочь.

На протяжении всего разговора Джек не отводил от Фила взгляда.

Кьем кивнул мне, после чего поднялся на ноги и заковылял прочь. Джек тоже встал.

– Пойду пошлю людей в джунгли искать мальчишку. А что с твоим сыном? – спросил он.

– Животом мается, – сказал я небрежно. – Понос. Джек развернулся и ушел. Я перевел взгляд с обливающегося потом Фила на хижину позади него. В дверях стояла Чарли. Она слышала все, что было сказано.

Позднее Кьем вернулся, чтобы заменить свечи и добавить благовоний. Он по-прежнему отказывался входить в хижину, совершал недоступные пониманию обряды и возился с домиком для духов, вдувая дым через дверцу и развешивая крошечные колокольчики под крышей.

– Но нам же надо хоть что-то предпринять, Чарли, – заявил я позже, когда мы все уже лежали в своих спальных мешках. По ее лицу пробегали тени, отбрасываемые пламенем горящих свечей. Казалось, она строит мне гримасы, и я осознал, как далеко осталось то время, когда она была ребенком. При таком освещении она выглядела постаревшей, сломленной, измученной заботами.

– Знаешь, девочка, похоже на то, что для тебя намечаются перемены к лучшему, – влез в разговор Мик.

Где-то на улице, в деревне, забивали очередную свинью. Ее пронзительный визг был до ужаса переполнен болью.

– Я сама этого хочу, – проговорила Чарли. – Я хочу это сделать ради всех нас. Но не могу.

– Сможешь, если в молитве попросишь о помощи, – обратился к Чарли Фил. – Каждая молитва – шаг на пути к твоей свободе.

Чарли покачала головой, а я спросил, что она думает по поводу этих фотографий. Я предположил, что, может быть, ее здесь удерживает колдовство Као.

Я спросил у нее, как она считает, неужели Кьем действительно может справиться с духами и освободить ее? Что за дьявольщина, ведь все это дурацкие суеверия! Но ведь она попала от них в зависимость!

– Ты, по-моему, чересчур уверен в том, что Као теперь не будет нам вредить.

– Думаю, – ответил я, – что этот дух впредь тебя не побеспокоит.

Филу этот разговор был крайне неприятен:

– Только один дух может нам помочь, и это Святой Дух. Что вы зациклились на демонах?

Ничего не упуская, я обсудил с Чарли то, о чем с помощью Джека поведал Кьем, – всю эту чепуху насчет того, что ей следует пойти на мировую с Повелителем Луны. О добрых духах и о злых духах. Мы попытались разобраться, как это все может нам помочь. Свинья визжала не переставая и все никак не могла умереть.

– У тебя есть шанс осознать свой поступок, – сказал Мик, – Нарушенное табу.

– Я осознала! – раздраженно бросила Чарли. – Ты думаешь, я не понимаю?

– Единственный путь тот, который указал Господь, – сердито возразил Фил.

– Но то, что он сказал… то, что он предлагает… – Мик никак не мог подобрать слова, чтобы выразить свою мысль. – Дело в том, что… Долго еще они собираются мучить животное?

Мы притихли в своих спальных мешках. Визг прервался, а потом снова начал набирать силу. Никто не произнес вслух ни слова, но, по-моему, в этот момент до каждого из нас дошло: это была не свинья.

Загрузка...