Значится так. Снесла курочка дедушке яичко. Напрочь снесла. Комодератор, стоп! Погоди плюс ставить, я ж еще не все рассказал. Вот послушайте, что недавно со мной было.
Я подрабатываю лабухом в ночном баре. С нами работает одна официантка, Настя. Милая такая, симпатичная девочка, ну просто курочка. Как-то раз мы особенно долго задержались на работе из-за поздно закончившегося крутого банкета. Я, Настя, бармен, повариха и охранник решили не расходиться домой, а устроить посиделки в баре до утра, благо, что было с чем посидеть (от банкета осталось много нетронутых вкусностей). И вот мы уселись за наскоро накрытый стол и принялись угощаться, чем бог послал. После нескольких тостов языки у всех развязались и мы начали по очереди рассказывать всякие истории и анекдоты. История, которую рассказала Настя, настолько меня потрясла, что я решил опубликовать ее здесь. Вот она:
Детство и юность у Насти были довольно тяжелыми. Родители ей попались строгие, но пьющие. И не только пьющие, но и бьющие. В смысле, били ее в воспитательных целях за все ее провинности. За то, что двойку получила, или домой поздно вечером пришла. Последнее каралось особенно строго. В таких случаях мама Насти ждала ее на остановке троллейбуса возле дома, и как только она появлялась, кричала на всю улицу: «где ты шлялась, с#ка, посмотри, сколько уже времени!!!» Так как наручных часов у мамы не было, в качестве индикатора времени служил старый будильник, который она носила с собой в хозяйственной сумке. Выхватывая будильник из сумки на манер ковбоя, выхватывающего кольт из кобуры, мама потрясала им над головой и ругала Настю последними словами, шокируя мирных граждан, ожидающих троллейбуса. А дома ее уже ждал папа с ремнем. Процедура экзекуции была проста: папа на левую руку наматывал длинные красивые волосы Насти, нагибал ее в известную позу, а правой рукой воспитывал при помощи ремня.
Когда Настя подросла и уже встречалась со своим будущим мужем, родители почему-то не желали признать ее взрослой, и продолжали наказывать, если она поздно приходила со свидания или с дискотеки. Все уговоры «мама, мне уже 20 лет, я уже взрослая» и т. д., на них не действовали. Как-то раз, когда после очередного скандала папа Насти, находясь в изрядном подпитии, хлестал ее особенно рьяно, Настино терпение лопнуло. Как она говорит, она сама себя не помнила в этот момент: «Я просто решила, что должна что-то сделать, чтобы он прекратил меня бить.» Папа специально ради воспитания дочери поднялся с постели, поэтому он был в семейных трусах. А из трусов у него выглядывало… ну, известно что. И вот в это самое Настя и вцепилась со всей силы, обезумев от боли и обиды. Дальше она помнит только страшный крик и какие-то голоса…Когда Настя очнулась, папу уносили на носилках санитары «Скорой помощи». Мама сидела на диване и причитала: «Стерва, с#ка, родного отца убила!» На вопрос: «Мама, что случилось?» та заорала: «Что случилось?!! Ты отца своего покалечила, вот, бл##ь, что случилось!!! УБИЙЦА!!! У тебя руки в крови родного отца!!!» Настя посмотрела на свои руки и увидела на них кровь, клочки кожи и пучки лобковых волос. Ей стало плохо. А мать все продолжала причитать и обзывать ее с#кой, стервой, бл###ю, что лучше бы ей совсем на свет не родиться, и т. д., и т. п. Тогда Настя решила отравиться. Она достала из аптечки все таблетки, которые там были, и принялась глотать их пригоршнями. Потом она пошла к себе в комнату и стала ждать приближения смерти. Через некоторое время ей вдруг стало ТАК ПЛОХО!!! Но таблетки почему-то оказали не тот эффект, который ожидался. Дело в том, что папа Насти единственный в семье, кто ревностно относился к своему здоровью. А основным недомоганием, которым он страдал, был хронический запор. Поэтому все таблетки, которые выпила Настя, являлись ничем иным, как средством от оного, других таблеток в доме просто не было. Бедная Настя, вместо того, чтобы красиво умереть, просидела несколько часов в клозете. В это время мама Насти, обнаружив на кухне кучу пустых аптечных упаковок, поняла ее намерения, и увидев, что дочь заперлась в туалете и не выходит уже часа два, не на шутку испугалась. Она стала ломиться в дверь и причитать: «Доченька, родная, что ты с собой сделала, открой немедленно». Но Настя еще долго не могла ей открыть. Когда Настя наконец вышла, мать бросилась к ней, стала обнимать ее, плакать и просить прощения. Так они вдвоем и проплакали до утра. Утром мама сказала: «Дочка, ты только не говори никому, что случилось, а то соседи засмеют. Срам-то какой: родному отцу яйца оторвала.» Настя пообещала ничего никому не рассказывать, и честно сдержала слово. Но в тот же день соседи уже приставали к ней с расспросами, оба яичка она оторвала, или одно, и какое именно, левое или правое, и трудно ли было отрывать, и что сказал папа, и как же он теперь, и т. д. Через несколько дней Настя пошла проведать папу в больницу. Папа лежал на кровати, широко раздвинув ноги и воздев их к потолку. Вместе с ним в палате находились еще несколько больных, которые при Настином появлении принялись подшучивать над ней и папой. Настя подошла к папиной кровати и тихо сказала: «Папочка, прости меня пожалуйста, я больше не буду». «Чего ты больше не будешь?!!!», — заорал папа, «Яйца рвать?!!! А больше и нету!!!» При этих словах соседи по палате повалились на койки от хохота. Потом Настя подошла к хирургу, который, сдерживая смех, объяснил ей, что она снесла папе оба яичка, особенно левое, ему сделали операцию, все что можно было, пришили на место, операция прошла успешно, половая функция не утрачена, через несколько дней папу выпишут. В общем, все кончилось хорошо. Папу выписали, он вернулся домой, и долго еще над ним смеялись и шутили соседи. Но он еще в больнице привык к шуткам в свой адрес и не обижался, только иногда ворчал на Настю: «опозорила меня на всю Европу». С тех пор папа никогда больше ее не бил. Может, признал наконец-то ее взрослой, а может боялся, что яички пришили не крепко, и Настя опять может их оторвать. Настя говорит, что в глубине души папа ей даже где-то благодарен, так как у него теперь появился законный повод уклоняться от выполнения супружеских обязанностей, с которыми он и раньше справлялся плохо.
Вот такую историю рассказала нам Настя. А когда я ее назвал курочкой Рябой, она удивленно так на меня посмотрела и сказала, что один из мужиков в больнице, который в одной палате с ее папой лежал, тоже ее так назвал. И тогда я понял, что это был фидошник. Так что внимательнее нам надо относиться к своему здоровью, товарищи. Вот ведь и в больницах нашего брата прибавилось. Что же это мы так-то себя не бережем? Поаккуратнее надо бы. Я вам всем желаю не попадать никогда в больницу и уж тем более по тому печальному поводу, по которому попал туда Настин папа.