Церковь благоухала букетами белоснежных роз. Приподняв расшитый жемчугом подол, я шла к алтарю с замирающим сердцем. У алтаря, рядом со священником, стоял мой ослепительный жених, как две капли воды похожий на Антонио Бандераса. Последние шаги, уже протянута рука, как вдруг… распахнулись двери и в церковь ворвались вооруженные люди в масках. От грохота выстрелов красиво стали разлетаться розовые лепестки, а мой жених с криком: «Я спасу тебя, дорогая!» выхватил откуда-то из-за спины священника сразу два огромных пистолета и открыл огонь по негодяям. Но вдруг в одном из нападавших я узнала Тайку… да-да, этот толстый террорист несомненно являлся Таюхой! «О, нет! – закричала я, пытаясь помешать пальбе отважного жениха. – Не стреляй, там моя подруга! Не стреля-а-а-ай!..» Проснувшись от собственного крика, я не сразу поняла, почему свадьба, а вернее стрельба все еще продолжается прямо у меня в квартире, потом дошло – один на другой наложились два мерзких звука: будильник и телефон, а это, я вам скажу, похуже какой-то там стрельбы! Врезав кулаком по будильнику, потянулась к стоявшему на полу аппарату и, едва не сверзившись с кровати, схватила трубку.
– Да-а-а-а! – обиженно и сонно взревела я. Это ж надо такую свадьбу перепоганить! Ничего в людях святого не осталось, совершенно ничего!
– Сеночка, здравствуй, извини, что так рано звоню, боялась тебя не застать. Это Катя, хозяйка Адочки тебя беспокоит.
– А, да-да, приветствую, – ёжась спросонок, я поднялась, села и поболтала под кроватью ногой, выискивая тапочки. – С щеночками что-то стряслось?
– Нет, что ты, с малышами все в порядке. Хочу сказать, что хозяева есть уже у всех до единого, ждут с нетерпением, когда можно будет разобрать их по домам, приходят, проведывают своих малышей. Я, собственно, вот по какому вопросу звоню, ты еще не передумала ехать на море?
– Как это – передумала? – я мигм проснулась. – Как это я могла такое передумать?!.. То есть, я хотела сказать, все в силе!
– Отлично, в таком случае, могу хоть завтра отправить в Грецию, если есть виза и загранпаспорт.
Ни того, ни другого у меня не имелось.
– Тогда в Крым. Есть горящие билеты на послезавтра. Поезжайте на недельку, понравится – продлите.
– Послезавтра? В воскресенье? – от лихорадочно запрыгавших мыслей даже голова зачесалась. – Ой… мне на работе еще отпроситься надо… А можно перезвонить ближе к обеду и точно сказать? А то я не знаю, как у меня там сложится с начальством.
– Да конечно, только позвони не позже двух, а то я не успею их выкупить.
– Договорились.
Положив трубку, я еще пару минут тупо смотрела на аппарат, затем перевела взгляд на махавшего хвостом Лаврентия. Не так давно, у нашего сладкого пупсика произошел прорыв в личной жизни: он осчастливил сенбернариху Аду десятью щенятами. Хозяева Ады, такие же больные на всю голову собачники, как и я, в приступе эйфории, задумали отблагодарить нас с подругой практически дармовой поездкой на курорт – они оплачивают билеты и еще отсыпают немного средств на карманные расходы. Я уж, грешным делом думала, что это щедрое предложение так и останется предложением, ну подумаешь, взбрыкнули немножко люди на радостях, ляпнули, не подумавши, но нет, гляди-ка, и в самом деле решили отправить нас на моря. Чудеса, да и только.
– Погоди минутку, Лаврусенька, – я погладила расписную пёсью морду, – сейчас мамочка звякнет одному террористу и пойдем гулятеньки.
Накрутив Тайкин номер, пригладила растрепанные волосы и занялась поисками второго без вести пропавшего тапка.
– Алё? – зевнул голос дорогой подруги. – Кто это?
– Это Сена! – бодро, радостно ответила я. – Вставай, просыпайся, петушок пропел давно!
– Сейчас ты, Сена, такого петушка у меня получишь! Боже, сколько времени?..
– Семь часов, самое время вершить великие дела! Только что звонила Катя…
– Какая еще на фиг Катя в семь утра?! Я еще целый час могла бы поспать!
– Хозяйка Ады, жены Лаврентия! Просыпайся уже давай! Ты помнишь, она обещала отправить нас на курорт?
– Конечно, помню, – заметно оживился Тайкин голос. – Есть добрые вести?
– В том-то и дело! Вести наидобрейшие! Мало того, мы летим послезавтра! Прикинь?
Тайка прикидывала минуты три, я уж думала связь прервалась.
– Как это – послезавтра? – раздалось, наконец, в трубке изумленно-растерянное лепетание. – То есть, прямо в воскресенье? В то самое воскресенье, которое наступит после завтрашней субботы?
– То есть прямо – да.
– А… как же собраться, морально подготовиться?
– Собираться и морально готовиться это дорого, это за нормальные деньги, которых у нас нет и не будет. Мы же хотели, чтобы задешево, желательно задаром, поэтому – послезавтра. Горящие путевки, горящие билеты это так: когда есть, тогда и летишь. Так ты летишь или не летишь?
– Конечно, лечу! А куда? Хотя, какая разница, если море есть. Только я это… мне же надо… Божечки, сколько ж всего надо! Ладно, Сена, всё, пока, некогда болтать, мне собираться пора!
– А мне еще у начальства отпрашиваться, – запоздало произнесла я в оглохшую трубку. – Страшно представить, как обрадуется начальство, услыхав, что я уезжаю в самый разгар страды – сдачу номера газеты.
Всю дорогу от дома до издательского дома «Комета» я репетировала речь. Речь должна была получиться проникновенной, убедительной, способной затронуть сердце и душу нашего великого Командора. К сожалению, терпение начальства я испытывала уже давно, дважды даже в отпуск умудрилась сходить – единственная из всего коллектива, а теперь вот опять собиралась слинять с трудовой вахты, поэтому реакцию Станислава Станиславовича вполне можно было спрогнозировать… Но в Крым хотелось даже под угрозой увольнения и всяческих ужасных порицаний, когда еще такой шанс представится?
До самых дверей редакции не могла решить, какую ноту взять: молебную или вдохновенную, мол, такой репортаж забабахаю, все конкуренты от зависти обрыдаются? Толкнув дверь с пафосной табличкой «Редакция газеты «Непознанный мир». Офис», заглянула внутрь и с радостью увидала, что прибыла практически без опоздания, в числе первых – кроме секретаря-кроссвордиста Петюни и непосредственного начальства никого не было. Поздоровавшись с Петюней, решительным шагом направилась к приоткрытой двери Конякинского кабинета, решив сразу покончить с неприятным делом. Постучав, заглянула внутрь. Великий и Ужасный восседал за письменным столом и нервно щелкал мышкой, глядя в монитор компьютера, гудевшего кулером так, что вертолет отдыхает.
– Доброе утро, Станислав Станисл… – начала я, подобострастно сложив ручонки на груди.
– Доброе! – рявкнуло начальство недобрым голосом. – Что надо, Сена?
– Станислав Станисл…
– Короче излагай, я страшно занят!
Мысленно перекрестившись, я собралась с духом и затараторила со скоростью триста слов в минуту:
– Станислав Станиславович, тут вот какое дело, предложили съездить в Крым, буквально послезавтра! Вы представляете, какие репортажи можно сделать о приморских аномальных явлениях? Это ж просто невероятной красоты материал получится!
Пока я тарахтела, Конякин смотрел на меня драконьим, ничего хорошего не предвещающим взглядом. И ни разу не моргнул. Под таким взглядом кто угодно бы съежился, скорчился и ползком отправился на выход, позабыв обо всех своих чаяниях, но мне очень сильно хотелось на море, аж в носу свербело, как хотелось. Поэтому я продолжала тараторить, на одном дыхании расписывая несусветную выгоду, которую, несомненно, получит наша блистательная газета от моей поездки. Долго ли коротко сказка сказывалась, но словарный запас все-таки исчерпался и, тяжело дыша, я уставилась на любимое начальство, ожидая приговора. Переваривал полученную информацию С.С. довольно долго, наконец, процедил со змеиной вежливостью:
– Сдача номера, Сена. Какой может быть Крым? О чем ты?
– Станислав Станиславович! – патетически всплеснула я крылами, готовясь упасть на колени. – Такого шанса больше не представится! Никогда и ни за что! А ведь наша газета еще ни разу не публиковала морских историй! С фотографиями! Я там могу подкупить пару крымчан, чтобы они расхвалили нас, сказали, что читают только «Непознанный мир» и ничего больше! Интервью возьму, сфоткаюсь вместе! Ведь как будет здорово, а?
– Сдача номера…
– Я этому номеру уже все отдала, что могла! – в отчаянии заголосила я. – Гораздо больше ведь пользы принесу, если поеду! Это же бомба будет, а не материал!
Я даже очертила в воздухе размеры прекрасной бомбы. Пока Конякин обдумывал, взвешивая все «за и против», в моей голове дурным голосом орала Маша Распутина: «Отпустите меня в Гималаи! Отпустите меня насовсе-е-е-ем!…»
– И надолго ты собралась? – наконец, проскрежетал Конякин.
– На недельку! На неделечку всего! На неделюшечку! На маленькую, жалкенькую такую неделявочку!
Конякин задумался минуты на три, затем неожиданно рявкнул:
– Денег не дам!
– И не надо! – непонятно, как только от моего радостного вопля не вылетели оконные стекла. – Я за свой счет еду! Я скопила кое-какие средства… всё, что нажито непосильным трудом…
– Скопила? – подозрительно прищурился С.С. – Еще где-то работаешь? Отрываешь полезное время от газеты? Не все силы отдаешь общему делу?
– Да ну что вы?! – я прямо ужаснулась таким кошмарным подозрениям. – Нет-нет! У меня ж собака породистая, собака щенков производит, вот я щенками и приторговываю.
– Да? – Конякин снова о чем-то глубоко задумался. – И что за порода?
– Сенбернар, – я опять растопырила руки, показывая размеры собаки. – Очень сильно породистый, Лаврентием зовут.
– В честь Берии?
– Что?
– Назвала, спрашиваю, в честь Лаврентия Палыча Берии?
– Да нет… – я малость растерялась. – В честь лаврового листа… Понимаете, по родословной собаку надо было назвать на букву «л», я трое суток мучилась, не зная, что придумать, а потом варила суп, взяла пачку лаврового листа, увидела надпись и решила назвать щенка Лаврухой. И вот… в общем, так…
– Лавруха, это хорошо, – медленно произнес С.С., глядя в окно внезапно затуманившимся взором. – У моих родителей овчарка была, очень умное животное, прямо Эйнштейн, не чета многим двуногим… Так когда ты, говоришь, едешь?
У меня от радость прям в зобу дыханье сперло.
– Послезавтра. То бишь – в воскресенье. Можно, да?
– Езжай, – лениво, даже как-то обреченно отмахнулся Конякин. – Не привезешь десятка забойнейших репортажей – лишу месячной зарплаты.
– Спасибо! – я в пояс поклонилась самому доброму, щедрому и великодушному начальству. – Я не один, я два десятка репортажей привезу! Я не подведу, Станислав Станиславыч, клянусь и присягаюсь! Гадом буду, Станислав Станисла…