Курсант. На Берлин–2

Глава 4 Снова появляется женщина, но опять не та

— Боже… Как ты похож на моего сына…

Фрау Марта замерла внизу, возле лестницы, сложив руки в молитвенном жесте. Ну просто картина маслом: мать, взирающая на любимое чадо.

Она смотрела на меня снизу вверх, что вполне логично, так как я стоял на последней ступени, и ее глаза были готовы наполнится слезами. Дамочка даже вытащила носовой платок из кармана жакета, промокнула им глаз, почему-то один, а затем судорожно вздохнула.

Надеюсь, все это было признаками восторга, который произвела моя неимоверная харизма, а не потому, что мне пришлось напялить смокинг ее драгоценного Альфреда. Имя я узнал от самой фрау Марты, когда она предложила выбрать в шкафу подходящий ситуации костюм. Оказывается, вещи, купленные в Хельсинки, для задуманного мероприятия не годились.

Ну вот! Я же говорил, всего лишь повседневное барахло. А Эско Риекки слюной плевался, уверяя, будто кое-кто совсем зажрался и тратит его деньги на всякие барские замашки.

И да, мы собирались пойти в тот самый ресторан того самого отеля. Все вышло ровно так, как было велено господином полковником. Хотя… Вышло… Ни черта бы там не вышло, окажись фрау Марта кем-то другим.

В том смысле, что характер у дамочки совершенно стервозный. Не знаю, природное это качество или приобретённое, но сравнение с Шапокляк, возникшее в моей голове, исключительно ей подходило.

Если бы не Алешины воспоминания, а вернее тот факт, что я решил их озвучить, она выставила бы меня за порог без малейших сомнений. Эта непостоянная особа действительно передумала сдавать комнату. Однако фамилия Витцке вдруг оказалась волшебным ключиком, который открыл запечатанную намертво дверцу.

— Хорошо, что на сына, а не на мужа…к таким жертвам во имя Родины меня не готовили. — Тихо высказался я себе под нос и начал спускаться по ступеням вниз.

Материнский чувства — это ладно. Это можно пережить. Хотя, будь здесь, к примеру, Подкидыш, он бы точно не переминул отпустить шуточку по поводу излишне эмоциональных дам.

Стоило подумать о Ваньке, тут же вспомнился и Бернес. Интересно, как они? Шипко говорил, что парней заберут из школы сразу после моего «побега». Так будет выглядеть достоверно. А времени уже прошло почти две недели. Интересно, отправили мою группу в Германию или нет?

Я вдруг с удивлением осознал, что не только переживаю за товарищей, но и, вроде как, скучаю по ним. Неожиданно… Надеюсь, мы скоро встретимся. Хотя, я пока не понимаю, каким образом и под какими легендами нам придется взаимодействовать: мне, Подкидышу и Марку.

В изначальном варианте событий, к которым меня готовил Шипко, как минимум не фигурировали Клячин и Эско Риекки. Впрочем, Панасыч особо не откровенничал во время наших встреч, говорил в основном про Хельсинки и о конкретных людях, которые представляют интерес для НКВД. Взять того же дядю Колю. Знал ведь Шипко, что Клячин жив. Знал. Не мог не знать. Но промолчал, зараза нквдешная…

Может, на самом деле, хитрый чекист так и планировал? Черт его разберёт. Теперь только остаётся гадать и ждать появления моей группы.

Тут еще эта Марта странная…

С одной стороны все, конечно, складывалось наилучшим образом. После того, как я напомнил немке нашу очень давнишнюю встречу, она резко изменила характер беседы.

— Алексей! С ума сойти! Никогда бы не узнала! Господи, как ты вырос! — Суетилась фрау Марта вокруг меня.

— Ну конечно вырос… Было бы странно, останься я в том же состоянии.

Мне приходилось скромно отбрыкиваться от излишне эмоциональной хозяйки дома, которая вдруг начала фонтанировать счастьем. Она трясла мое плечо, трогала за руку, смеялась и… нервничала.

Вот то самое скромное «но», которое слегка портило картину вселенской радости. Немка сто процентов нервничала. И это настораживало.

С чего ей нервничать? Ну подумаешь, по стечению обстоятельств занесло пацана, с которым она пересекалась черт знает когда. И что? Мало ли, кто с кем встречался. Тем более, больше десяти лет назад. Да и был в тот момент Алеша ребенком. Ничего общего со взрослой тётей не имел, кроме мимолётного разговора. Соответственно, логическим путем приходим к выводу, дело не во мне. Дело — в родителях.

Становится уже любопытно, когда мой отец,( а я Сергея Витцке решил воспринимать мысленно именно отцом), успел так везде засветиться. И главное, чем конкретно он светил? Эско Риекки, фрау Марта и ее погибший муж, переданный на хранение архив государственной важности — интересный списочек достижений.

Такое чувство, будто батя был не дипломатом, а советским Джеймсом Бондом. Нет, я помню, что рассказывали Бекетов, Клячин и Шипко. Сергей Витцке работал на разведку, в том числе принимал участие в некоторых операциях. Хорошо. Я очень рад. Но почему именно к отцу стекались все эти люди? Почему именно он оказался знаком с начальником финской сыскной полиции? И кстати, большой вопрос, чего от отца хотел сам Эско Риекки? Теперь, зная этого господина, я очень сомневаюсь, такими ли уж случайно-нейтральными были их встречи в Берлине. Надо будет потрясти Эско на предмет откровений.

Марта эта тоже… Что хотел предложить ее муж отцу? Кем вообще был Генрих?

В любом случае, после получаса знакомства в лоб такое не спросишь. К тому же, имеется проблемка. Я понятия не имею, как часто семейство Марты пересекалось с моим. Я просто этого не помню и не знаю.

Можно, конечно, поинтересоваться откровенно. Мол, а чем вы с супругом занимались? Но вдруг они действительно тесно общались с отцом? Тогда по всем законам логики я должен это знать. Соответственно, мои вопросы подобного толка могут вызвать крайне опасный интерес со стороны немки. Например, чего это я одну мимолётную встречу запомнил, а с остальными — провалы?

Тем более, немка очень старалась произвести на меня впечатление. Она так активно изображала счастье от нашей встречи, что я почти даже начал в него верить. Зачем обламывать человека? Другой вопрос, я прекрасно видел, внутренне она явно пребывала в состоянии напряжения.

Поэтому я тоже напрягся. Упорно пытался выудить из сознания деда хоть какое-нибудь воспоминание, где засветилась бы данная особа. Но…Как уже бывало до этого, в бодром состоянии, целенаправленно ни черта не получалось. А приснилась Марта мне лишь единожды.

С другой стороны, чего я, на самом деле, прицепился к сноведениям? Они же не друг за другом, по порядочку идут, а, скажем прямо, через одно не самое приятное место. То я видел Берлин, то детский дом. То Алеше шесть лет и он сидит в комоде, то он в избе говорит с Бекетовым. Нет. На сны полагаться — такое себе идея. Я слишком многого не знаю.

В любом случае, немка очень быстро взяла себя в руки. То есть радость, конечно, осталась, а нервничать она вдруг перестала.И тут вылезло второе скромное «но».

Мне вот, конечно, очень любопытно, фрау Марта попала в схему Мюллера случайно или целенаправленно? Потому что, если целенаправленно, то имеются вопросики к господину оберштурмбаннфюреру. А вернее, к его способностям планирования.

Например, как я могу рассказать об умерших в эмиграции родителях женщине, которая прекрасно знает, кем был Сергей Витцке? В 1927 году она лично общалась с ним и думаю, должность отца точно не была для нее секретом. Как и советское гражданство.

А тут вдруг — эмиграция. Да еще после революции. Бред полный. Сергей Витцке, в представлении фрау Марты, если куда и мог эмигрировать в 1927 году, так это из спальни в столовую, чтоб отобедать. Или из дома в дипломатическое представительство на службу.

То есть версия, озвученная Эско Риекки, срочно требовала корректировки. А согласовать данный вопрос возможности не имелось. Поэтому я сказал частично то, что было велено, а частично совсем не то. И моя версия даже оказалась достаточно близка к правде.

— Как умер⁈ — Вскрикнула фрау Марта и прижала руки к груди.

Выражение лица у нее стало такое, будто она сама вот-вот отправится к праотцам. Очень бурная, однако, реакция на мои слова о гибели отца.

— Вот так… — Я развел руками. — Роковое стечение обстоятельств. К сожалению, тема слишком болезненная, не хотелось бы говорить о ней. Уже много лет сиротствую. Скитаюсь по приютам.

Естественно, мне в своем рассказе приходилось избегать деталей и нюансов. Я пока в душе не имею понятия, что это за семейка. Что из себя представляли в 1927 году Марта и Генрих. Чисто теоретически, немка не должна знать об аресте отца, если она обычная дамочка, не касающаяся определенных кругов, связанных с разведками и всей этой темой. Однако опыт показывает, теория с практикой у меня не сильно сочетаются. Поэтому, лучше не говорить чего-то конкретного, дабы не поймали на лжи.

— Бедный… Бедный мальчик… — Всхлипнула немка, подалась вперед и крепко прижала меня к себе.

Впрочем, учитывая, что она и ростом была ниже, и комплекцией меньше, скорее я ее прижал.

Вот уже после известия о печальном событии,( как-то невзначай упустив момент с перемещением «сироты» из Советского Союза в Хельсинки), я активно принялся рассказывать о своих мечтах стать актером. Надо было забить дамочке голову какой-нибудь знатный ерундой, а та легенда, которую мне выбрал Мюллер, знатной ерундой и являлась.

— Прости… кем? — Переспросила фрау Марта, когда ей удалось втиснуться в поток моих восторженных дифирамбов мировому кинематографу вообще и немецкому вчастности.

— Актёром. Хочу сниматься в кино. Это же потрясающе! Это — волшебный мир. Это — возможности. Это — известность, в конце концов. Вы знаете, это моя самая большая мечта!

Немка даже на какое-то мгновение перестала фонтанировать эмоциями, которые у нее скакали от радости к горю и обратно. Она так посмотрела на меня… Ее взгляд словно говорил:«Ну, в принципе, может оно и к лучшему, что отец не дожил…»

— Наверное, я действительно не понимаю молодежь. — Сказала она с улыбкой.

Улыбка, кстати, тоже была многозначительная, с намеком. Мол, не зря говорят, что природа на детях отдыхает.

И вот этот момент опять дал мне почву для размышлений. Получается, дамочка знала отца, если не прям отлично, то, как минимум, хорошо. Она, похоже, не сомневается, что мечта единственного отпрыска об актёрской карьере причинила бы Сергею Витцке психологическую травму. Просто я, к примеру, точно не сомневаюсь насчёт травмы. По воспоминаниям Алеши у меня сложилось в голове представление, каким отец был. За такие мечты он бы, наверное, много чего сказал.

— А матушка? — Фрау Марта попыталась вернуться к скользкой теме моего прошлого.

Хотя, чего уж непонятно из сказанного? Вряд ли при живой матери я назывался бы сиротой.

— Тоже умерла… Да… Вот так бывает… — Многозначительно ответил я, а потом быстренько попытался перевести разговор в более безопасное русло. — Скажите, если вы не сдаете комнату, может, подскажете…

— Ой, ну что ты! — Немка всплеснула руками. — Конечно, для тебя — сдаю. Даже разговоров никаких быть не может. Ты поселишься в моем доме и точка!

Главное, последнюю фразу она сказала так решительно, будто кто-то собирался спорить.

В общем, как я и говорил, все сложилось удачно. По крайней мере, на первом этапе. Фрау Марта сдала мне комнату. Она же предложила отметить столь знаковое событие в ресторане.

Я, конечно, смутился, начал бубнить что-то о тратах. Мол, очень хочется, но неуверен, потяну ли.

— Перестань! Я позвоню своему хорошему другу, он управляющий в одном весьма замечательном месте. Мы отлично проведем время. Выпьем хорошего вина, вкусно отужинаем. Все-таки не каждый день встречаешь детей своих старых знакомых. Тем более, когда этих знакомых уже нет на этом свете… — фрау Марта помолчала пару секунд с грустным видом, а потом добавила. — К сожалению, я тоже потеряла и Генриха, и Альфреда. Жизнь бывает слишком сурова.

Вот так я узнал о существовании сына, которого уже нет.

Хотел расспросить, что случилось с Альфредом и Генрихом, но фрау Марта очень быстро перескочила обратно на тему моей возможной актерской карьеры. Так же быстро, как я с разговоров о родителях.

А вот беседа о погибшем муже, между прочим, могла пролить свет и на остальное. О смерти Генриха Алексей Витцке точно знать не мог, потому что произошло это, так понимаю, после отъезда моей семьи из Берлина. Соответственно возможность проявить любопытство во имя сострадания — отличный шанс выяснить информацию.

— И что, ты настроен решительно? Расскажи. Какие вообще планы? Актерским мастерством сыт не будешь, как мне кажется. А пробиться тяжело. Хотя… Сейчас такие фильмы снимают… — Фрау Марта еле заметно поморщилась.

Видимо, об отечественном кинематографе она как раз была не лучшего мнения.

Мы уже к тому моменту переместились в гостиную и уселись на диван.

Я снова впал в восторженную эйфорию и принялся рассказывать немке о встрече с Чеховой, о том, какая она прекрасная женщина, как сильно мне повезло. Мало кому выпадают подобные шансы.

— Ты как-будто в нее влюблён. — Засмеялась фрау Марта и погрозила мне пальцем. — Смотри. Эти юношеские чувства — очень опасная штука.

Я изобразил смущение. Все как полагается.

Потом хозяйка дома проводила меня на третий этаж и показала спальню. Конечно, расположение не очень удобное из-за того, что спускаться каждый раз придется мимо комнат, расположеных на втором. Не то, чтоб я собираюсь шляться туда-сюда, но с другой стороны, мало ли, вдруг придется выйти из дома по-тихому.

А так, если судить объективно, досталась мне вполне приличная комната. Из мебели имелись кровать, шкаф, комод, письменный стол. Ничего лишнего, но при этом все достаточно добротное. На полу лежал симпатичный ковер. В углу стоял умывальник.

— Это руки помыть, лицо ополоснуть. — Пояснила хозяйка. — Внизу, там где кухня, найдёшь ванную комнату и клозет.

Я в ответ с умным видом покивал головой. Клозет… С ума сойти.

Затем мы вместе с фрау Мартой разобрали мои вещи, развесив их на вешалки. Тогда же она притащила из другой спальни, располагавшейся на втором этаже, смокинг сына. Мой гардероб, купленный за деньги Эско Риекки, показался фрау Марте слишком простым.

Закончив с вещами, спустились в столовую и попили чаю с бутербродами, которые любезно приготовила немка. В общем, сплошная идиллия.

Все это время болтали о чем угодно, только не о семье. В том смысле, что она не говорила о муже и сыне, а я молчал про родителей. В основном наша беседа вертелась вокруг кинематографа, с которого мы потом перешли на литературу и театральные постановки. Вот в этот момент я, кстати, несколько раз добрым словом вспомнил секретную школу и учителей, которые гоняли нас с утра до ночи.

Настоящий Алексей Витцке имел хорошее домашнее образование и живой ум. Да, он попал в детский дом еще ребёнком. Но человек, у которого в голове мозг, а не вата, никогда не позволил бы себе отупеть. Благодаря занятиям в секретной школе, я в разговоре с фрау Мартой чувствовал себя абсолютно непринуждённо. Единственный момент, который непроизвольно отметил, кроме своей семьи немка не говорила о политике. Вообще. Ни слова о фюрере, о фашизме, о советском союзе и Сталине. Будто всего этого не существует.

Я решил пока не торопиться, не выводить дамочку на разговоры, которых она явно избегает. Подождем, посмотрим. Сначала нужно вообще понять, кто такая фрау Марта.

К назначенному времени мы оба переоделись, даже, можно сказать, принарядились и отправились к гостинице. Все шло исключительно хорошо. Пока я и фрау Марта не прибыли в отель «Кайзерхоф».

— Будьте любезны… — Я выскочил из такси первым, обежал машину и, открыв дверь, подставил немке для удобства руку. Она элегантно оперлась на мою конечность и выбралась из автомобиля.

Слава богу, Марта сменила свой унылый костюм на платье, которое было строгим, темного цвета, но один черт выглядело гораздо интереснее ее предыдущего костюма.

— Потрясающе… — Выдохнул я, с восхищением рассматривая здание отеля.

Хотя, ничего восхитительного там не было. Дом, как дом. Я бы, наверное, и не заподозрил в данном строении шикарную гостиницу. Просто, судя по любопытству на лице немки, она ждала от меня именно такой реакции. В ее понимании «Кайзерхоф» должен впечатлять.

Ну раз ждала — пожалуйста. Мне не жаль. Видела бы фрау Марта отели Дубая или Лас-Вегас…

— Да, это одно из лучших мест Берлина. — Тихо засмеялась немка, отреагировав на мой восторг. — Идем.

Я послушно двинулся вслед за своей спутницей, не забывая крутить по сторонам головой и прищелкивать языком. Мол, как же все круто.

И вот когда мы уже оказались в холле, даже еще не успев добраться до ресторана, нас ждал первый сюрприз. Вернее, конкретно меня.

— О-о-о-о-о… Алексей! Вы? Какая удивительная встреча!

Я сначала даже ушам своим не поверил, услышав этот легкий французский акцент. Потом повернулся к женщине, громко назвавшей мое имя.

— Мадам Жульет? Вот это сюрприз!

Мое удивление, между прочим, было совершенно искренним. А я ведь еще не знал, что вечер неожиданностей только начался.