Уже оказавшись в такси, Элена вдруг обнаружила, что им не удалось договорить.
В обычных ситуациях она моралистов не любила. Все они делились на тех, кто пытался отыскать в ней второе дно, несчастную девушку, которую насильно продали в дом утех, и на тех, кто был твёрдо уверен в его порочной натуре и пытался вернуть её к свету.
Сама Элена не видела в себе ни то, ни то. Вообще, если бы её спросили, кто она и чем зарабатывает на жизнь, она бы задумалась надолго. Возможно, решила бы соврать и рассказать про флот, но через некоторое время передумала бы и сказал слово… к примеру, эскорт. Пожалуй, это больше всего было похоже на то, как она видела себя со стороны.
«Я составляю компанию респектабельным джентльменам», — сказала бы она, и это не было бы враньём, потому что за одну лишь только возможность вставить в неё член никто не стал бы платить золотом в двойном размере.
Любой, кто хотел её общества, для начала должен был вступить в Клуб — а это мог позволить себе далеко не каждый, даже если имел деньги.
Другой возможностью было заинтересовать кого-то из основателей — губернатора, например.
Но ни в том, ни в другом случае «гость» или «участник» клуба ещё не получал право делать с ней, что хотел. Расположение таких красоток, как Элена или Ливи нужно было завоевать — лаской или подарками — всё равно. Положа руку на сердце, Элена сказала бы, что подарки куда лучше действуют на неё, но и сам «клиент» тоже значение имел.
Элена могла смириться с отсутствием красоты, на которую не была падка никогда. Но она никогда не подпустила бы к себе человека грубого или неухоженного.
Впрочем, и этим условием не описывалось всё. Сложно было сказать, за кем оставалось последнее слово — за ней или за теми, кто её нанял, но значение имело и то, и то. И в конечном итоге отказать тем, за кого «очень просил» мистер МакКензи, она всё равно не могла.
Естественно, клиентов, предложенных МакКензи, не любил никто. А Элена на них последнее время особенно везло.
Элена вздохнула, и мысли её снова вернулись к Аргайлу, который остался сидеть за столом, когда она ушла. Вопреки обыкновению, Элена почему-то хотела, чтобы этот человек понял, что творится внутри неё.
Элена не была уверена, что это вообще возможно для человека, рождённого с серебряной ложкой во рту, но презрение Аргайла — как ничьё другое — причиняло ей боль. И если бы у неё было время, чтобы продолжить разговор, она рассказала бы ему, что никто не приходит на эту работу от любви к ней — разве что полные идиотки. Что очень редко случается то, что случилось с Констанс — когда девушку попросту продают. Может, где-нибудь в дешёвых домах на улице роз — но точно не там, где работала она.
Что большинство из них — обычные девушки двадцати — двадцати пяти лет, ничем не лучше и не хуже других. Образ, манеры, этикет — всё это давал им Клуб. В каком-то смысле они были актрисами — только большинство их спектаклей заканчивалось голышом. В остальном всё было так же — цветы, золотые украшения и даже что-то похожее на аплодисменты, благодарный взгляд из-под ресниц, когда у мужчины всё хорошо.
Большинство из них были детьми рабочих или мелких торговцев — таких, как её отец. Средней руки рантье, хозяев небольших магазинчиков, лавочек и забегаловок, которые с каждым годом всё меньше приносили доход. Все они — или почти все — приехали когда-то в Манахату в надежде, что здесь найдут успех. Что плациус — зелёное золото, как называли его тогда — сделает их богачами.
В девяти случаев из десяти этого так и не произошло. Они умирали, добывая растущий на речных камнях мох, который потом другие высушивали за них, превращая в элитарный наркотик и топливо для кораблей — два в одном, в зависимости от того, как обработать это вещество.
Кому-то из них повезло — на планетах-плантациях для них не хватало мест, тем более что у плантаторов давно уже пошли в ход аборигены, превращённые в рабов. Им не надо было платить, и они не претендовали на доход. Кое-кто предлагал ввести машинное производство, но дело не пошло: оказалось, что делать комбайны дороже, чем «нанимать» людей.
Такими — удачливыми или не очень — город был заполнен до краёв. На каждое место в самой захудалой забегаловке претендовало трое — а место, как правило, доставалось купленному на помосте аборигену, либо же тому или той, кого хозяин тоже мог использовать «два в одном».
Дети первого поколения поселенцев ещё могли найти доход. Тем же, кто родился в последние тридцать лет, оставалось только мечтать о том, чтобы выбраться отсюда — бросив родных и друзей. И тогда единственной возможностью становился флот.
Элена вздохнула и качнула головой.
— Ну их к чёрту… — пробормотала она. Ему вдруг напрочь расхотелось что-то объяснять. Она уставилась за окно и тут же заметила, что здание Клуба уже маячит за окном. — Меня никто не заставлял, — так же тихо произнесла она, — и я никому не должна ничего.
Жоэль уже ждала её в его комнате на третьем этаже. Она стояла и, ничуть не стесняясь, перебирала сумки, брошенные Чезаре на пол.
— Эти джемперы тебе не пойдут, — сказала она, вытягивая одну из покупок.
— Это не для меня, это для него.
Жоэль нахмурилась, но ничего не сказала.
— Он не может сопровождать меня по городу чёрти в чём! — предупредила Элена её вопрос, но Жоэль только махнула рукой.
— Валентин придёт через полчаса. В душ бегом. И подготовь себя — он не станет делать ничего.
Элена поморщилась и повела плечом: обсуждать такие вопросы она не любила, тем более что сделала бы всё и так — чтобы не рисковать.
На ходу она расстегнула и скинула платье, которое тут же упало в подставленные руки Чезаре, затем отправила на пол корсаж. Позволила себе короткий глубокий вдох, наклонилась, чтобы избавиться от туфель.
— Я подберу тебе платье, — сказала Жоэль, отворачиваясь и не обращая никакого внимания на то, что происходит у неё за спиной.
Не больше пятнадцати минут понадобилось Элене, чтобы освежиться, и когда она уже намеревалась выйти из ванной, на ходу заворачиваясь в белоснежное пушистое полотенце, Жоэль ткнула пальцем ей в лобок.
— Это сбрей.
Не говоря ни слова, Элена вернулась в ванную и выполнила распоряжение — хотя оно немного и удивило её.
Когда она снова появилась в комнате, Жоэль уже протягивала ей костюм, состоящий из белой накрахмаленной блузки и короткой плиссированной юбочки. К ним прилагался жёсткий жакет с простыми пуговицами с эмблемой Итенского колледжа. До Элены наконец дошло. Впрочем, сказать она ничего не успела, потому что в дверь постучали, и на пороге с щипцами в руках появился Валентин.
— Что за спешка? — спросил он. — Почему заранее никто не сказал?
Никто не собирался ему отвечать. Элена молча взяла из рук Жоэль костюм и при помощи Чезаре принялась одеваться. Закончив, она села за туалетный столик. Валентин тут же подошёл к ней со спины и, накрыв грудь полотенцем, принялся разбирать волосы по прядкам, а Чезаре с ботинками в руках шмыгнул под стол и принялся надевать на ноги Элены туфли.
— Слушай внимательно, — Жоэль пристроилась бёдрами на краешек стола, — это очень важный человек. Ты никому не должна говорить, кто он. Он немножко поиграет с тобой.
— Что ему можно?
— Всё. Главное — не забывай свою роль.
Элена фыркнула, а Жоэль попыталась сказать что-то ещё, но шум фена заглушил её голос. Какое-то время все молчали, позволяя Валентину укладывать кудри Элены, затем тот потянулся к пудре, но Жоэль остановила его. Элена хотела было взять со стола золотые часы — но тут же получила по руке.
— Пошли, — Жоэль первой встала и двинулась к выходу. Элена последовала за ней.
Уже на переходе, ведущем из одного корпуса в другой, Жоэль огляделась по сторонам и наклонилась к Элене, будто бы собираясь поцеловать.
— Слушай внимательно. Забудь всё, что я сказала.
Элена подняла бровь.
— Главное, что от тебя требуется — закрепить вот это, — маленькая пластиковая пуговка легла Элене в ладонь, — так, чтобы камера видела его.
Элена кивнула, и Жоэль легонько ударила её по плечу:
— Всё, вперёд.
Они миновали коридор, и Жоэль приоткрыла дверь, ведущую в одну из комнат, предназначенных для гостей, а затем отошла в сторону, пропуская Элену вперёд.
Мужчина, сидевший за большим дубовым столом, облизнулся и невольно опустил ладонь на вздымавший брюки бугор, увидев, как девушка в скромном синем костюме переступила порог и смущённо опустила взгляд.
— Вы меня вызвали, сэр.
Мужчина кивнул и поманил девушку пальцем.
— Ты плохо сдала последний экзамен.
— Простите меня, сэр, — Элена подошла чуть ближе и внимательно вгляделась в расширившиеся зрачки МакФолена, пытаясь понять, чего тот ожидает от неё — послушания или протеста.
— Не пытайся меня разжалобить. Я знаю, что ты дурная девчонка, Мадлен.
— Простите меня, сэр, — Элена снова потупила взгляд и сделала ещё шаг вперёд. — Могу я как-то загладить вину?
— Руки на стол.
Элена подошла и осторожно опустила руки туда, куда ей приказали. Она очень надеялась, что МакФолену не придёт в голову хлестнуть её по пальцам линейкой — или тростью, которую тот вертел в руках.
Будто услышав её мысли, МакФолен сунул набалдашник трости ей под подбородок и дёрнул вверх, заставив зубы стукнуться друг о друга:
— Смотреть на меня!
— Простите, сэр…
— Ты не заслужила прощения.
— Как мне его заслужить?
— Только искупить, — МакФолен поднялся и обошёл стол. Сейчас он выглядел выше, чем в тот вечер, когда Элена видела его в прошлый раз. Впрочем, симпатичнее он от этого не стал.
Проходя мимо Элены, он не преминул замахнуться тростью и плашмя ударить по ягодицам, так что та взвыла.
— Задирай юбку, что стоишь?
Элена торопливо взялась за подол, очень надеясь не вызвать неодобрения мужчины тем, что убрала руки со стола. Мимоходом она осторожно прилепила оставленную Жоэль пуговку к краешку столешницы и тут же прикрыла её пиджаком.
— Маленькая шлюшка, — ладонь МакФолена врезалась в правое полушарие, оставляя розовый след.
— Простите меня, сэр!
— Только не смей реветь, — Элена заработала ещё один шлепок. На сей раз ладонь МакФолена чуть задержалась и потискала её, но затем исчезла, и Элена получила третий, уже более болезненный шлепок. Пальцы МакФолена теперь прошлись по её влажной от любриканта ложбинке, и тот не преминул прокомментировать эту деталь: — Так и просишь, чтобы тебя трахнули. Тебе, наверное, даже всё равно — кто?
Элена промолчала. Последние слова против воли задели её. Это, однако, было её ошибкой — трость снова уткнулась ей под подбородок, и МакФолен развернул к себе её лицо:
— Отвечать!
Элена на секунду поджала губы, пытаясь справиться с подступившей злостью. Затем широко, по-детски распахнула глаза.
— Я бы хотела, чтобы это были вы, сэр. Я думала о вас ночью, когда…
— Когда что? — трость впилась в её горло сильней, и Элена закашлялась. МакФолен же, пользуясь её молчанием, продолжал допрос: — Когда ночью предавалась греху сама с собой?
Рука МакФолена, свободная от трости, скользнула по промежности Элены. Пальцы сгребли в одну горсть то что там находилось и стиснули так, что Элена опять взвыла.
МакФолен, впрочем, не удовлетворился сделанным.
Чтобы немного отвлечь себя, Элена пододвинула пиджак, проверяя, чтобы тот не заслонял камере обзор — тем более внезапной оказалась боль, когда что-то большое и гладкое, но, по-видимому, слишком сухое вошло в неё.
Элена ойкнула и тут же на всякий случай крикнула:
— Простите, сэр! — вопреки требованию не плакать, МакФолену явно нравилось, когда Элена это говорила. Он пошевелил игрушкой внутри девушки, наблюдая, как расширяется под его движениями нежное розовое отверстие, а затем оставил её в покое и отстранился, чтобы полюбоваться на дело своих рук.
Девушка вспотела. Испарина покрыла её спину под задранной юбкой. Ягодицы оставались белыми, а между бёдер торчал чёрный силиконовый плаг.
МакФолен облизнулся. Он не был толком возбуждён, но ему определённо нравилось смотреть. И нравилось что-то ещё, что он не смог бы до конца обозначить словами — возможно, власть. Возможность подчинять.
Он наклонился к ведру, стоящему по правую сторону от стола, и, проследив взглядом за его движением, Элена побледнела — на сей раз вполне искреннее.
— Не надо, сэр, — сказала она тихонько, стараясь серьёзностью голоса показать, что уже не играет, но МакФолену было всё равно.
Он достал из ёмкости с уксусом ивовый прут и, размахнувшись им в воздухе, так что тот легонько просвистел, опустил на мягкие ягодицы, белеющие перед ним.
— Ноги шире, — Элена начала выполнять приказ, когда получила ещё один удар и всхлипнула, настолько неожиданным тот был. — Ты отвратительная девчонка, Мадлен.
— Простите, сэр…
Прут врезался в её ягодицы ещё раз, оставляя розовый след.
— Ты любишь, когда тебя трахают чем-то толстым. Это блуд. А ты — развратная девка! Ты заслужила наказание.
— Простите, сэр… — произнесённая в очередной раз фраза прозвучала устало, и тут же ягодицы обожгла боль. Элена абсолютно не любила подобные игры, а любого орудия порки боялась, как огня. Но думать об этом у неё не было времени — только всхлипывать и выполнять приказы, которые то и дело корректировал МакФолен:
— Сильнее отклячь зад. Вот так, — прут свистнул ещё раз, и Элена издала очередной всхлип. — Ты должна понять, Мадлен, что такая девушка, как ты, могла бы принести много пользы людям, — прут прочертил очередную розовую линию, и МакФолен, не сдержавшись, положил руку на собственный член. Стиснул его и ударил ещё раз. — Ты должна покаяться, Мадлен. Искупить перед обществом свою вину.
— Я иску… — новый удар и вскрик, — плю…
Следующий вопрос прозвучал как удар под дых:
— Кто твой отец?
Элена широко распахнула глаза и попыталась выпрямиться, мгновенно позабыв про роль и любые распоряжения Жоэль, но рука МакФолена легла ей на поясницу, придавливая к столу.
— Я задал вопрос.
Розга впилась в нежное тело. Элена всхлипнула, но промолчала.
Ещё один удар обжёг её сзади, а затем Элена ощутила, как член МакФолена трётся между её бёдер — там, где уже был другой.
— Отец учил тебя отдаваться чужим мужикам?
МакФолен отодвинулся и ударил розгой ещё раз, вбивая искусственный фаллос глубже в нежное нутро.
— Нет, — сказала Элена тихо.
— Ты научилась сама? — ещё один удар.
Элена закусила губу.
— Да? — опять удар.
— Да!
— И тебе нравится, когда мужики дерут тебя?
Элена молчала. Она получила ещё один удар, ещё один и ещё, но продолжала молчать.
— Отвечай! — рявкнул МакФолен и с неожиданной силой приподнял её лицо, заставляя посмотреть на себя.
Элена, которая от боли уже с трудом понимала, что от неё хотят, судорожно пыталась нащупать правильный ответ. Она знала, как и любая из красоток в клубе, что с психами спорить нельзя. И всё же слова, которых, по-видимому, добивался МакФолен, дались ей с трудом:
— Да! — выдохнула она. — Трахните меня!
Трахать её конгрессмен не стал — только стиснул собственный член и направил её Элене в лицо. Тёплые противные струйки потекли у Элены по щекам, и она закашлялась, стараясь преодолеть тошноту, когда те потекли в рот.
Какое-то время МакФолен продолжал теребить свой член, но тот категорически не хотел вставать второй раз.
— На сегодня всё, — сдался наконец он. — Но нам ещё не раз придётся встретиться, чтобы тебя перевоспитать.
Элена ничего не ответила. Достав батистовый носовой платок из кармана приспущенных жакета, она промокнула лицо и бросила платок на стол. Затем потянулась освободить себя от плага — даже эти прикосновения вызвали боль.
Когда же Элена нащупала основание игрушки, МакФолен перехватил её руку и сурово посмотрел на неё.
— Оставь. Будешь носить её до утра — пусть напоминает тебе обо мне.
— Как прикажете, сэр, — Элена опустила глаза и попыталась не скрипеть зубами. Она поправила юбку и, не заправляя блузки, накинул сверху пиджак. Затем присела в лёгком книксене, который тут же отозвался болью, но был нужен, чтобы незаметно отцепить камеру от стола. — Буду рада услужить вам ещё раз.
Она вышла из комнаты и бросилась бы по коридору бегом, если бы каждый шаг не причинял боль. В этой части здания слишком часто можно было встретить гостей или членов клуба, и, конечно же, ей не повезло — когда она пробегала мимо лестницы, ведущей на первые этажи, площадкой ниже показался Аргайл.
— Мадлен! Мне нужно…
— У меня нет времени на вас! — Элена, увеличив скорость, скользнула прочь.
— Я просто хотел прояснить… — произнёс тот вдогонку, но Элена почти бежала, а Эван абсолютно точно не собирался её догонять.
Оказавшись у себя в комнате, Элена сразу же закрылась в ванне и, сбросив с себя костюм, несколько раз пнула его ногой. Затем наклонилась и осторожно извлекла из себя то, что «подарил» ей МакФолен — к её удивлению на вид игрушка была не такой уж большой, а с задней стороны её даже украшал изысканный алмаз.
Элена взвыла от такой насмешки и, швырнув пробку в раковину, нырнула под душ. Какое-то время она приходила в себя, но до конца так и не пришла — дверь оказалась бесцеремонно распахнута, и на пороге показалась Жоэль. Глаза её горели.
— Где? — выдохнула она.
Элена ткнула пальцем в краешек раковины, где лежала запись.
— Я ненавижу тебя, Жоэль! — выдохнула Элена.
Жоэль не ответила ничего.