Курьерская служба 5. Финал Секатора

Глава 21

Стоит ли мне описывать маршрут в южное полушарие в формате очередных «путевых заметок»? Пожалуй, опишу его кратко, потому как особо-азартных приключений не происходило.

Этот мир был более разрозненным, перелёты — длиннее, маршруты сложнее. Когда я читал путевые заметки о путешественниках в Антарктиду — даже в начале XXI века они нередко занимали две недели и больше. Но, к моему удивлению, в моё случае путь занял не так много, как я предполагал.

Мы договорились, что Эрнесто будет сопровождать меня до Бразилии, до последнего рейса — нужен будет кто-то, кто поможет нести вещи, решать вопросы по гостинице и так далее. Старик Эрнесто был рад оказаться полезным и повидать мир, к тому же, я щедро заплатил.

Из Сочи мы полетели в Каир, приземлились глубоко заполночь. Аэропорт даже в это время суток напоминал огромную шумную одноэтажную ярмарку или восточный базар под крытым навесом. Четыре часа сна, час на покушать — уличная еда с риском отравиться — и новый перелёт, над Абиссинией, на небольшом сорокаместном самолёте в город Бумба в социалистической республике Уэле.

Здесь мы застряли на двое суток в крохотном гостиничном номере на трассе от аэропорта до города — лил проливной тропический дождь с грозами, а в аэропорту случилась забастовка диспетчеров. Был вариант — поехать в русско-польское Конго на автобусе, но вышла бы ровно та же пара суток, к тому же пункт проходил через дикие джунгли в местности, где орудуют повстанческие социалистические отряды, поэтому безопаснее показалось остаться.

Первый день с Эрнесто мы резались в го — я ещё в Каире прикупил походной набор и неплохо освежил свои навыки. Примерно четыре-пять жизней назад я преуспел в игре и достиг не то пятого, не то шестого пина по тайваньской системе, но сейчас навык значительно порастерял, и Эрнесто выиграл семь партий из девяти.

На вторые сутки, выпавшие на понедельник, я написал письмо Дмитрию Момота-Хабзе с рекомендацией выдвигаться на остров графини Кулагиной — самую северную точку Антарктического Союза, куда я должен был приземлиться после Бразилии.

Остаток суток провёл за просмотром старенького фантастического сериала «Потусторонняя Молекула» по мотивам книги Рыбаченко, который крутили по местному кино. Главный герой волшебным образом попал в организм диктатора вымышленной африканской страны и принялся спасать отчизну, вводя его в безумное состояние и портя пищеварительные процессы. Играли актёры чрезвычайно плохо, не спасали даже весьма откровенные сцены с полуголыми мулатками, в общем, большого удовольствия я от просмотра не получил.

Затем просматривал скудные ресурсы местной сети с купленного перед поездкой планшеторихнера. Они были представлены всего полдюжиной русскоязычных порталов, среди которых особо выделялся ресурс «Отличные африканские жёны для белыхъ маса любого сословия», изобилущий фотографиями, за которые в метрополии запросто вкатили бы срок. Затем заглянул в список контактов для переписки, я обнаружил там «зелёный» аккаунт Самиры.

Нет, разумеется, поводом написать стала не предстоящая долгая разлука с Нинель Кирилловной, не накатившие воспоминания о нашей безудержной страсти и не пара десятков пролистанных фотографий обнажённых темнокожих красоток — а просто скука и лёгкое чувство, что соскучился по общению.

Ещё, возможно, мне просто захотелось приключений.

«Я въ Бумбе. Ещё на сутки или около того. Ты же въ Лисале?»

«Ага. Хочешь встретиться?»

«Да, можно»

«Электробусъ — и въ путь. Въ шесть вечера въ посольскомъ квартале».

Ливень к обеду поутих, но диспетчеры продолжали бастовать. Нет, конечно, я мог поискать таксиста, готового отвезти в соседний город, но мне стало интересно воспользоваться именно таким видом транспорта.

Мне было не впервой пользоваться жутким африканским автотранспортом. Всё «лучшее» — в Африку, девиз подавляющего числа миров, которые я видел. Лишь в некоторых к середине XXI века, с угасанием европейской цивилизации наступал «афропанк»: настоящий расцвет культуры, впрочем, часто сопровождающийся развитием смертельных болезней, безумных технологий, которые немедленно следовало уничтожить.

Как обычно представляет себе электробус обитатель миров пятого или шестого Суперствола начала XXI века? Блестящий, бесшумный, сверхтехнологичный, «экологичный» — конечно, если такой эпитет продиктован «зелёным безумием». Здесь всё было не так. Из-за более раннего изобретения ёмких аккумуляторов электробусы стали массово выпускаться ещё в середине двадцатого века. Неудивительно, что именно такие — пятидесятилетние трижды перепроданные старички оказались в автопарках африканских держав.

Ржавый, огромный драндулет без половины стёкол и с бледной рекламой какой-то быстроразводимой жижи на борту ехал час. Всё время поездки я трясся на каждой кочке, чувствуя, как трутся мои позвонки, вытирал с лица залетающий через щели песок, чувствовал запах палёной проводки, назойливый писк каких-то электроприборов прямо под ногами. Местность между двумя городами была урбанизированная и более-менее обжитая — это я проверил, иначе бы не рискнул на подобный вояж. Гораздо страшнее было то, что внутри. В салоне ехала троица парней с автоматами — и это явно были не военные, какие-то частники, вышедшие посреди дороги. А прямо в проходе рядом со мной везли козу и парочку молодых проституток, одетых в изношенные купальники цвета флага Норвежской империи и пахнущих дешёвой сивухой.

Высокое смуглое бедро одной из них как бы невзначай тёрлось о моё плечо. Что самое печальное — я почувствовал присутствие силы, слабенькой, в пределах 1 — 1,5 процентов сечения, и явно неосвоенной. Сперва я даже подумал уступить место — советские инстинкты уступать девушкам очень сложно искоренить, но вовремя сдержаться. Я был одет в наименее чистую свою футболку, чтобы не выделяться, но, конечно, меня приметили — к тому же, я был всего одним из трёх белых, которые ехали в переполненном автобусе.

— Маса, мы дать любовь… — предложила наконец жрица любви, наклонившись ко мне ближе и отогнув край лифа купальника.

Разумеется, я инстинктивно взглянул на то, что мне показали. Девицы засмеялись, завертелись, залопотали что-то на своём. Я понял, что диалога не избежать.

— Wie viel kosten Sie pro Stunde (сколько стоите в час)? — спросил я на ломанной версии австрийско-немецкого, распространённого в этих краях языка.

— Zweihundert Franken. Zehn Dreißig Minuten, wenn gehen schnell. (Двести франков. Можно пятьдесят за десять минут, если надо быстро), — ответила она.

— Für zwei — ein Viertel des Betrags! (Скидка — четверть суммы за двоих), — добавила вторая.

Двести франков — это примерно шесть рублей, подумалось мне. Даже если за двоих, даже если сделать скидку на то, что они задрали цену… Боже, как это дёшево и грязно.

— Ich werde nachdenken (я подумаю), — сказал я.

А когда доехали, на выходе я сунул им по две бумажки в двести франков, которые разменял ещё в аэропорту.

— Wohin wollen gehen (куда пойдём)? — спросила первая, та самая, которая шептала в ухо.

— Nirgends. Dies ist Geschenk (Никуда, это подарок), — сказал я и добавил одной из них. — Überprüfen Sie den… сечение, sections, Sie haben Kraft (Проверь… сечение, в тебе есть сила).

— Danke! — раскланялась она, тут же засунув бумажку в трусы. — Zeigen wir es wenigstens… (Давай хотя бы покажем…)

На прощание они синхронно приспустили лифчики и покрутили попами, заставив свистнуть проходящих рядом парней, один из которых тут же направился выяснять про стоимость.

Такая вот разная Африка — при этом совсем рядом была Абиссинский Союз, двенадцатая по населению и десятая по экономике держава, где всё было совсем по-другому, насколько я мог судить. Спустя пару минут пришло осознание, что я зря сорю деньгами. Это мне точно было не свойственно, я столько раз за жизни переходил из одной экономической страты в другую, что следить за собой научился. Наверное, это снова, как и различные влюблённости, пришли ко мне от реципиента.

Надо следить за собой, подумал я. Так ведь, того и гляди, от оставшихся шести лямов окажутся жалкие тысячи.

Десять минут ходьбы — посольский квартал встретил парой обветшалых небоскрёбов и десятком зданий в стиле ампир, ухоженными улочками. Самира уже сидела в летнем кафе, вполне европейском, попивая кофе. Мы молча обнялись, достаточно коротко и немного холодно. Последовал короткий диалог, о моей поездке и её делах, оказалось, что она заместитель директора офиса Курьерской службы Уэле.

— Какой хоть руководитель? Нормальный?

— Хороший… Тридцать пять лет. Даже симпатичный. Но женатый, — Самира вздохнула. — Здесь почти все русские — женатые. Из них половина причём, в некоторой организации. Все четверо.

Она провела пальцем по шее, по невидимому воротничку. Я кивнул.

— Думаю, это не твоя последняя точка на маршруте. Да и есть же всякие ресурсы для знакомств.

— Эльдар, — она вдруг очень серьёзно посмотрела на тебя. — Ты точно счастлив? Я знаю, что должна быть зла на тебя, но всё это было каким-то безумием, поэтому…

— О! Я тут подумал, перед тем, как ехать — я же тебе за всё время так и не подарил ни одного более-менее нормального подарка. Хоть и поздно, решил исправиться, думаю, так будет верно.

Я достал из кармана криво упакованную коробочку. Она приняла из рук, открыла — там лежал бриллиант в пять карат и пластинка опала в три карата. Самира округлила глаза.

— Ты сдурел⁈ Это стоит тысячи полторы!

— Ну… можем считать, что я теперь богатый.

Она вопросительно наклонила голову.

— Что-то полезное для Общества сделал?

— Вроде того, — я кивнул.

— Это всё хорошо. Спасибо тебе большое, я правда — благодарна за такой знак внимания. Но ты так и не ответил. Ты счастлив? Встретил ту… из Петербурга, кажется?

— Наверное, да. Сейчас, видишь, командировка. Не знаю, что будет дальше.

Самира усмехнулась:

— Это не командировка — форменная ссылка. Впрочем, как и у меня. Я бы могла сострить и посоветовать тебе портал для знакомств… Наверняка же есть какие-нибудь замороженные антиарктидянки, жаждущие встречи с москвичом. Сколько у тебя сейчас там градусов будет?

— Холодно. На побережье в районе минус пяти. Ну, мне не привыкать к холоду.

— Я помню, что во время плавания пыталась расспросить про твои прошлые жизни… Ты так и не рассказал. Там были ледяные миры?

— Как правило, они становились таковыми… в конце моей жизни. Но парочка стала ледяными и до моего прихода туда.

— То есть нас всех ждёт глобальное похолодание?

— Нет, уверен, это очень вряд ли, — я покачал головой.

— Получается, ты знаешь, что нас ждёт в дальнейшем? Наверняка же что-то повторяется, от жизни к жизни. Циклы Кондратьева, и тому подобное.

— О, Кондратьев? Он и тут… ладно, да, пожалуй, я помню, — кивнул я. — Пара крупных метеоритов, один через три года, один где-то в тридцатых годах. Чаще всего уходят куда-то в молоко где-то на Урале, но иногда и разрушают мегаполисы. В одиннадцатом году — землетрясение в Японии, где-то в середине двадцатых — в Турции.

— Что такое Турция?

— Анатолия, прости, никак не привыкну. То, что осталось от османской империи. Ну, ещё — вулканы, цунами. Обычно — в двадцать первом или двадцать втором году. В Америке, на Яве и в океании. А в шестидесятом… тебе лучше не знать.

— А войны?

— Будут, — кивнул я. — Увы, человечество без них долго не может. Даже такое, как здесь.

Некоторое время мы помолчали.

— А встреча с инопланетными цивилизациями? — Самира прищурилась. — Или это всё сказки?

— Сказки! — я засмеялся. — Хотя пару раз я встречал очень правдоподобные мистификации, в которые поверил весь мир. Чаще всего их придумывают власти не сильно успешных держав, чтобы отвлечь население от внутренних проблем.

А спустя пару минут я задумался. Уж больно этот мир отличался от предыдущих. Мало того, что магия, мало того, что драконы. Больше всего меня до сих пор волновала зеленокожая человеческая раса и реликтовый вид аустралийских людей.

Нет, опроверг я сам себя. Космос пуст, ствол существования и линии жизни прошивают космос именно в месте, где вертится Земля, а всё остальное вокруг — великое фрактальное подобие. Никаких инопланетян быть не может в принципе. Всё, что могло существовать — существует на Земле.

А правда, меж тем, всё также вертелась на языке. И я чувствовал, что это, возможно, последняя наша встреча — либо последняя в ближайшие годы. В итоге я решился.

— Ты задумался? — Самира коснулась моей руки. — Что-то произошло?

— Ещё нет. Но наверняка произойдёт в ближайшие месяцы. Самира, пожалуйста, пообещай, что будешь беречь себя. И я должен тебе сказать. В начале этого года, когда всё случилось, мне сказали, что есть несколько девушек, с которыми моя судьба очень прочно связана. Знаю, что это всё звучит нелепо и безумно, и между нами уже всё кончено, но тогда мне сказали, что если я оплошаю — они…

Я чуть не сказал «будут убивать одну за другой», но вовремя сдержался. Ещё не хватало, чтобы после такого разговора Самира жила в постоянном страхе и чувстве опасности.

— Кто — «они»?

— Помнишь шагоходы в том Бункере?

— Помню, — Самира кивнула. — Я уже тогда поняла, что ты мне врёшь. И ещё я говорила… говорила, что даже если выяснится, что ты злое инопланетное чудовище… Ладно, не стоит. Это в прошлом.

Она отвела взгляд. Я помнил, что она сказала — что всё равно будет меня любить.

— Сейчас всё изменилось. Обществу всё известно про меня. Может, это не по иерархии, но, думаю, и тебе можно знать правду, к тому же, полуправду ты и так знаешь. В феврале прошлый Эльдар Циммер умер, и в его мозг пришёл я. Да, я злое инопланетное чудовище, я пришёл в этот мир, чтобы уничтожить всё человечество. Как делал это ранее — уже несколько сотен раз. Есть Бункер, и есть Секаторы, люди, вроде меня, которые приходят, чтобы уничтожать отданные на заклание миры. Все миры с магией должны были быть уничтожены…

— Эльдар, мне страшно, — Самира чуть ли не втянула голову в плечи.

— Мне тоже страшно. Но я сделал выбор. Мне здесь понравилось. Я выбрал Общество и этот мир. Мне надоело бегать и менять жизни, как перчатки. После того, как я принял решение — что-то изменилось. Что именно — я не понял. Я это всё к тому, что теперь есть люди, которые охотятся за мной. Мои бывшие коллеги. Их немного, пара-тройка человек. Но им может показаться хорошей идеей совершить какую-нибудь пакость с близкими мне людьми. Не обязательно убить, может, что-то вымогать, или шантажировать.

— Убить, — кивнула Самира. — Я понимаю, что меня могут убить. Эльдар, я взрослая девушка. Будь я из купеческой среды, или свяжись я с Демидовыми или Строгановыми — я точно также оказалась бы удобной пешкой в игре кланов. И моей жизнью смогли бы точно также успешно манипулировать. Мне повезло, что я с Обществом. Я не питаю иллюзий, но с ним шансов выжить побольше. Ты же видишь перстни на моих руках?

— Вижу. Я некоторых даже не знаю. Но это — автощит, вижу.

— В Уэле тоже не особо безопасно, даже в посольском квартале. Год назад здесь грохнули помощника консула, тоже члена Общества. Как выяснилось, кто-то из польских кланов. Эльдарчик, я очень рада, что встретила тебя. Я надеюсь, ты будешь счастлив со своей… этой новой девицей. И… всё же не удержусь. Я же находила её персональную карточку в сети. Вычислила, знаешь, ну, это несложно. Что ты в ней нашёл, скажи? Мне казалось, тебе нравится совсем другой типаж!

— Сам не знаю, — я пожал плечами. — Так сложилось. Ещё с детства знакомы… вернее, прошлый владелец этого тела был знаком.

— Ты же сказал, что он умер?

— Не весь. Что-то от него осталось. Вкусы, предпочтения, гормоны, эмоции, реакции.

— Мне кажется, он был очень неуверенным молодым человеком. Именно таким нравятся застенчивые очкастые серые мышки. Но ты-то не такой. Ладно, это тебе решать.

Она подозвала официанта и принялась собираться. Меньше всего я хотел заканчивать беседу на такой ноте — сцене ревности, да ещё и с попыткой посеять сомнение в правильности моего выбора. Признаться, я тоже об этом думал. Типаж Нинели Кирилловны при всей её неземной красоте объективно был типичным типажом первой любви не сильно уверенного в себе мальчика-ботаника. Яркие, «дорогие», как это цинично говорят, девушки, нравятся успешным и уверенным в себе — таким, каким Эльдар Циммер стал двадцать седьмого февраля.

Но посеять сомнения не удалось. С самоуверенностью, граничащей с упёртостью, я проживал часы моей «ссылки» с мыслью, что обязательно встречу Нинель Кирилловну снова.

Глава 22

Из Бумбы мы вылетели ночью — на ещё более жутком, ржавом и готовом развалиться самолёте, в котором бедного старика Эрнесто бесконечно тошнило. Приземлились в трёхмиллионном Годуновске-на-Конге, самом крупном русскоязычном мегаполисе в Африке, стоящим по берегам исполинской плотины.

С высоты я увидел целых два района небоскрёбов, обширные парки, плантации, коттеджные посёлки. Впереди было полдня, погода стояла отличная, и я бы с радостью прогулялся, но помнил наставления Давыдова — гулять за пределы гостиницы не рекомендовалось. Конго называли «самой независимой российской колонией». Ещё с 1980-х колониальные власти подчинялись не Москве, а Царству Польскому в Варшаве. Вторая же Польша, республиканская, по причине тесной связанности дворянских родов уже давно прибрала к рукам половину производств, в том числе и получив контрольный пакет акций в Конго-Энергум, поставляющим энергию для всей Центральной Африки. В плане же глубинного устройства Конго являлась площадкой затяжной войны Общества и Северной Лиги, и в столице колонии агентов было предостаточно.

Я прислушался к рекомендации, и засел в люксовом номере гостиницы при аэропорте, поедая фрукты и деликатесы, которые Эрнесто таскал нам с ближайшего рынка.

Дальше на карте была одна из самых необычных точек на маршруте — остров святой Дорофеи, в других мирах известный мне как остров Святой Елены, святой Матильды и прочих святых дам. Он принадлежал Бразильской империи и служил перевалочным пунктом из метрополии в её африканские колонии. Треть крохотного острова занимал аэропорт, треть — порт и военные сооружения, а чудом выжившие аборигены были согнаны в лес на склоны потухшего вулкана.

После прошедших циклонов здесь тоже случились задержки с рейсами, и зданиях аэропорта и отелях не было свободного места. Ещё обнаружилась интересная деталь — местный бразильский вариант португальского оказался мне совершенно незнакомым. За прошедшие месяцы я слышал несколько песен на незнакомом языке, и только сейчас понял, что именно это — и есть местный бразильский. Основа была романская, но и звучание, и лексика куда сильнее отличались от испанского и изобиловали не то арабскими, не то какими-то баскскими заимствованиями. По счастью, Эрнесто немного понимал и помог разобраться, а кое-где помогло знание французского.

Ночевали мы в арендованной палатке в чём-то подобии стихийного кэмпинга, который хмурый коренастый индеец развернул прямо за оградой аэропорта.

После — перелёт в континентальную Бразилию, в город Ресифи, расположенный на самом краю материка. Южная Америка по очертаниям здесь отличалась не меньше других материков от привычных мне: вместо бассейна Амазонки здесь разлилось огромное, хоть и мелкое Бразильское море, полное островов, а на месте аргентинской реки Ла Плата расположился обширный одноимённый залив. Аргентина, вернее, северная её часть, была французской, Патагония — английской, а территория Куско и южное Чили были протекторатом Японии. Для независимого Уругвая места не нашлось, Парагвай же был крохотной колонией, основанной беглыми русскими дворянами. Ещё здесь была карликовая империя Тиуокано — реконструированная в XIX веке усилиями России и Бразилии империя Инков, владевшая парой островов на озере Титикака.

В общем, поле для путешествий и командировок здесь имелось значительное — но, увы, не в ближайшие месяцы. В Ресифи мы задержались на восемь часов, а билет на рейс был сквозной, поэтому нас дружно отвезли на автобусе в отель в историческом центре города. В автобусе я приметил несколько человек русского происхождения, следовавших с нами ещё с Конго. Один — крепкий, коротко бритый парень лет тридцати с лёгком бежевом пиджаке. По всем признакам — купеческого сословия. Пожилая пара, весьма странная, напоминавшая престарелых хиппи: почти без багажа, цветастые рубашки, фенечки, браслеты, ходили босиком.

Четвёртым был весьма худой парень неопределённого возраста — не то двадцать пять, не то сорок, в строгой синей рубашке. Он мог бы сойти за испанца или итальянца, но его выдало вполне отчётливое отечественное «б…», произнесённое, когда он обронил документы в очереди.

Я позволил себе прогуляться по улочкам, оставив вещи Эрнесто в номере. Упомянутый парень подсел ко мне в кафе, спросив на русском:

— Не занято?

— Нет. Я тоже вас заметил, Эльдар, — сказал я и протянул руку.

Силы в нём было изрядно.

— Вильям, — он пожал руку. — Можно «Вил». Дворянское?

— Да. Нетитулованное.

— Контрактное. Управление цифровой безопасности Императорских Железных Дорог. Зауряд-прапорщик. Какими судьбами в Антарктиду? Ссылка?

— Можно и так сказать. Хотя называется командировкой. Курьерская служба, подпоручик. Как узнали? По объёму багажа?

— И по наличию тёплой одежды. Предположу, что либо государственный, либо особый отдел Курьерской службы?

Я кривовато улыбнулся.

— Вы проницательны, но дать вам ответ я не могу, знаете ли.

— Понимаю. Всё правильно. Как знакомый с защитой информации — одобряю ваше поведение.

Нам принесли напитки и первые блюда, он салютанул стаканом с напитком. Диалог поставили на паузу, после решил возобновить его я:

— И какие, если не секрет, задачи у Императорских Железных Дорог в Антарктическом Союзе?

— Как вы понимаете, секрет. Но в общем и целом могу сказать, что связано с Великой Антарктической Магистралью.

Я выразил легкое удивление на лице и кивнул. Не хотелось показаться невеждой, я слышал только вскользь — о том, что через все автономии Антарктического Союза уже полвека тянут железнодорожную магистраль, и строительство не прекратилось и после девяностых, когда Союз стал независимым.

— Как повлияли забастовки рабочих на стройку? Сейчас все тихо, насколько я понимаю.

— Ха! — Вильям оживился. — Еще бы они не повлияли. Новокавказский участок отдали компаниям Орловых. Хозяева были очень недовольны.

Он посмотрел в окно и промолчал. Сперва я подумал, что речь про каких-то железнодорожных чиновников, но после понял, что ситуация чуть глубже. На том злосчастном корабле Амелия вместе с Климовым обсуждали текущую клановую структуру, и говорили о том, что Строгановы, помимо нефтянки, владеют большой частью торгового флота, а Демидовы — «оседлали железку». Конечно, это помимо нефтянки, газодобычи, гидроэнергетики, редкоземов и прочего. При этом, разумеется, был ряд кланов чуть поменьше, владевший другими отраслями и активами, но нередко покушавшийся на двух мастодонтов.

По всему выходило, что Вильям работал на Демидовых. Причем это было настолько очевидным и широко известным, что он, будучи контрактником-безопасником, не побоялся это озвучить случайному встречному.

— То есть манифестации были срежиссированы Орловыми? Как это знакомо.

— Под ними половина средств массовой информации на материке, — сказал Вильям. — Признаться, порядком надоела эта возня за ресурсы. Иногда даже начинаешь понимать ультра-левых, которые говорят, что надо всё «раздать и поделить».

— Не уверен, что это будет работать в долгосрочной перспективе, — сказал я. — Разве что с глубоким нейросетевым… то есть рихнер-регулированием в каждой отрасли. Но до этого нам ещё очень долго.

— «Вся власть машине?» — усмехнулся Вильям. — Думаю, это никогда не случится. Общество, основанное на власти сенсов, никогда не поделится этой властью с бездушным набором камней и железок.

Конечно, я не стал говорить, но я видел некоторые миры из пятого Суперствола, которые в 2040-х в условиях нехватки ресурсов перешли на полную тоталитарную социалистическую технократию, разбившись на три-четыре лагеря. Еда выдавалась однообразная и дозированно, один ассортимент одежды, транспорт — только общественный, социальный рейтинг с чипами, отслеживающими каждый чих, и так далее. Добром это не кончилось — после череды бунтов цивилизации погрузились в полнейший хаос, кое-где к власти пришли молодые хунвейбины, а некоторые умудрились развязать локальные ядерные конфликты. Конечно, на каждую такую ветвь приходилось несколько, в которых никаких проблем не возникало, и цивилизация становилась устойчивой, но одно я понял давно — социализм в условиях нехватки благ, безмерной уравниловке и неразвитой сферы услуг живёт недолго.

Зная, что подобные встречи не бывают случайными, я решил воспользоваться диалогом с пользой: получив из первых уст несколько советов по поводу Антарктиды.

— Вильям, вы уже не первый раз отправляетесь на крайние юга?

— Не первый, конечно, — кивнул он. — Пару месяцев каждый год уже семь лет.

— У вас есть какие-то советы по поводу проживания там?

Он на миг задумался.

— Ну… Про тёплые вещи вы, наверное, знаете.

Я кивнул. Он продолжил.

— У вас, как я вижу, достаточно высокий навык? Не демонстрируйте его на публике, прошу вас. Если есть возможность — надевайте «глушилку». Особенно в неблагополучных кварталах. В провинции одевайтесь неброско, лучше всего в местные одежды. Лучше всего посетить рынок в столице. Есть такой вид одежды, называется, «тулуп», также есть «шуба», это пошло от зеленогорских поморов.

— Я знаю… был в Зеленогорье в длительной командировке.

— О! Любопытно, я там не был. Хотя мои предки по деду оттуда, из Ньюлэнда, англичане. Ну, что ещё. Не ешьте тонмаорийскую кухню. Знаю несколько случаев, когда европейцы погибали, отведав ферментированного морского змея, фаршированного карликовыми кикиморами.

— Копальхен, — вспомнил я слово. — У северных народов тоже есть подобное блюдо, только там фаршированные олени или тюлени.

— Да, трупные яды и тому подобное. У тонмаори иммунитет в совокупности с широко распространённым стихийным лекарским навыком, они включают особый режим почек и печени. Кстати, о тонмаори — лучше не суйтесь к ним в автономию. Они хорошо относятся к русским, за исключением высокосенсетивных. Собственно, тут и русские, и тонмаори ко всем высокосенсетивным относятся с недоверием и злобой. Ещё с начала прошлого века распространено нюхачество.

— Нюхачество? Токсикомания?

— Нет! — Вильям рассмеялся. — Нюхачи, специальные люди с нулевым или первым слабым навыком, которые выискивают в толпе или где-нибудь на входе в учреждения проверяют навык, а потом устраивают люстрации. Да, ещё… Вы человек молодой, думаю, этот совет вам очень пригодится. Нормальных борделей в стране три — в Юстиновске, в Казанцеве и в Акулаевске…

— Вильям, не. Я предпочитаю не пользоваться розничными любовными услугами.

— Хм, ну, есть дорогие эскортницы, но тут я не силён. А, или вы про серьёзные отношения? По правде сказать, я и сам после брака… — тут он продемонстрировал кольцо на пальце, — заходил всего пару раз. Сейчас — ни-ни.

— Охотно верю, — кивнул я.

Хотя, конечно, верилось с трудом. Я неплохо разбирался в лицах, визогномике и интонациях, чтобы понять, что такой человек может и вполне готов на регулярные измены. Да ещё и с частными командировками. Такие, как он, любят пошутить про «сто километров от жены — и не считается».

— Спасибо за советы. Да, ещё — вы упомянули кикимор, я, конечно, с детства смотрел биологические атласы, но что фауны страшнее всего?

— Комары, — покачал головой Вильям. — Конечно, сейчас полно средств — и дымовые завесы, и ловушки, и спреи, и амулеты — но последние, к примеру, придётся менять куда чаще, чем на нашем Поморье.

— А если брать кого-то покрупнее?

— Покрупнее вы вряд ли встретите. Большие кикиморы живут только в лесах, степные грифоны только со стороны японцев. Правда… — тут он помрачнел. — В мою вторую или третью поездку, когда я был ещё обычным инспектором и проверял участок пути с оборудованием, мы разминулись с лешим на пару часов. Он перегрыз всех в вахтовых домиках. Пожалуй, страшнее только драконы. Но Великие без крайней нужды не нападают, а малые антарктические живут только на Новом Кавказе, и их почти всех перебили Великие.

Лешего я видел в нескольких видео, и, как это уже было раньше, только сейчас сообразил, что это не кадры из мистификации. Он напоминал что-то вроде трёхметрового бурого чешуйчатого медведя с ветвистыми рогами.

— Вы видели драконов? — не мог не спросить я.

— Нет, разумеется, я ни разу не был на плато — и, признаться, не собираюсь, — Вильям покачал головой и взглянул на наручные часы. — И вам, мой друг, не советую. Приятно было побеседовать — меня ждут ещё некоторые дела. Да, подскажите, в какое отделение вы направляетесь, в Акулаевск?

— Да, туда.

Акулаевск был крупнейшим русским городом в Антарктике и бывшей столицей колоний и назывался Николаевск-Антарктический. Но в девяностые, после независимости Союза столицу перенесли севернее, поближе к большой земли. Центральный офис же так и остался в старой столице.

— Возможно, ещё увидимся — у меня будет для вас небольшое дельце.

— Ну, тут уж как распределят, — я развёл руками. — Вы можете написать комментарий, что хотите распределить на меня, но как в таких случаях поступает мой новый начальник — я не знаю. Я его ещё не видел.

Признаться, встречи со своим новым руководителем я немного побаивался. Кучин успел сказать, что он старик, что общался с ним на заре карьеры на некоторых рабочих конференциях, и что тот произвёл впечатление немного безумного.

Из Ресифи мы вылетели в Монтевидео, которых здесь был небольшим, самым южным городом континентальной Бразильской Империи. Там мы с Эрнесто переночевали один день, а затем наступил перелёт в один из самых странных островов в моём путешествии.

Как я понял уже сильно позже, оживив в памяти карты прошлых миров, этот остров назывался Южной Георгией. Здесь он в русских источниках назывался Южным Грумантом, а также островом графини Кулагиной и был открыт в конце XVIII века почти одновременно англичанами и русскими. Удачно нависая на антарктическими морями, он был идеальной пересадочной гаванью во все колонии, которые в девятнадцатом начали активно расти и развиваться. Как было написано в энциклопедии — всего за остров произошло порядка тридцати сражений, и не менее десяти раз он переходил из рук в руки. Всё закончилось в середине XX века, в начале «ледяной войны», когда после заключения мира было принято решение сделать Южный Грумант, как и пролив Босфор, «всемирным достоянием». На побережье построили три порта и три аэродрома, принадлежавшие концернам с инвестициями крупнейших империй.

Самолёты в этом мире пока что имели куда меньшую дальность, чем в привычных мне мирах, мелкие суда не могли пробиться через мощное течение вокруг потому Антарктики. Остров стал своего рода воротами в Антарктиду. Другими такими воротами было Королевство Маори, известное мне ранее как Новая Зеландия. Как успел мне рассказать Давыдов, сейчас остров был абсолютно безопасен. Его наводняли сотрудники всех возможных российских спецслужб, а также агенты Общества, а все информационные системы имели «дыры» для возможности контроля ситуации.

Итак, спустя девять дней и полторы тысячи потраченных рублей я оказался на острове графини Кулагиной. Именно здесь я распрощался и посадил на обратный рейс Эрнесто. Старик лил слёзы, спросил разрешения обнять на прощание, как будто я прощаюсь с ним навсегда. У меня такого чувства не было, хотя, конечно, после полутора недель перелётов оставалось ощущение, что прощаюсь с близким родственником.

Я остался в обширном зале ожидания, оборудованном небольшими лежанками и откидными столиками. Перекинулся парой слов с Вильямом, он сказал, что будет ждать рейса в Казанцев ещё два дня. Мне же сначала лежал путь в столицу — город Юстиновск, и самолёт, который забирал туда половину всех ожидающих, должен был прилететь через час с небольшим.

После отбытия Эрнесто я остался один. Это чувство было одновременно уже и позабытым, и пугающим. Не то, чтобы я перестал чувствовать себя несамостоятельным, просто наличие Общества, подпирающего спину, внушало чуть больше уверенности и предавало спокойствия.

Приближение климата чувствовалось всё острее, я распаковал багаж и надел куртку. В южном полушарии в начале августа ещё была зима, но снега в этих широтах ещё не наблюдалась, погода больше напоминала привычную мне балтийскую или поморскую, но на улицу я решил всё же не выходить — дул сильный ветер с мелким дождём. Вскоре я заметил в зале ещё одного спутника, который летел с нами ещё с Африки. Причём заметил я его не просто так. Бритый парень в бежевом пиджаке в дальнем конце зала у колонны явно наблюдал за мной и отвёл взгляд, когда я заметил его.

Я тоже стал наблюдать за ним. Больше он на меня не глазел, но через минут двадцать как бы невзначай сходил за чаем, а затем пересел со всеми вещами поближе ко мне, сократив расстояние почти вдвое. Здесь я уже напрягся. На всякий случай, пересел поближе к выходу, за колонну, чтобы уйти из зоны видимости. Ещё десять минут — он пересел чуть ближе и в сторону, снова контролируя моё местоположение.

Наконец, женский голос объявил на трёх языках, что самолёт из Юстиновска прибывает на третью посадочную полосу. Ещё десять минут — и в зал ожидания ввалилась разноцветная, но хорошо утеплённая толпа, среди которой я разглядел чёрную, как смоль, голову моего нового местного камердинера — Дмитрия Момоты-Хабзы. Я пристал, чтобы быть заметным, мы встретились взглядами, и антарктический мулат, расплывшись в улыбке, вальяжной походкой направился ко мне.

Сделал пару шагов и увидел, как бритоголовый тоже пришёл в движение. И не просто пришёл — побежал.

Интуиция сработала чётко.

— Ложись!! — успел рявкнуть я — не то толпе, не то лично Дмитрию, а затем сам свалился на пол, чувствуя, как пламя огненного цветка от взрыва бомбы раскрывается вокруг меня.

Глава 23

Когда перестало звенеть в ушах — встал, отряхнулся, посмотрел по сторонам. Тихо и настырно гудела сирена, к нам бежали люди. Ранений не было. Бомба, и мощности автощита хватило, чтобы закрыть осколками не только меня, но и оказавшуюся рядом девушку.

А вот нападавший, бросивший её мне под ноги за секунду до взрыва, лечь не успел — его и ещё двух человек в радиусе пяти метров посекло осколками, благо, не смертельно. Я не сразу понял, что это был не бритоголовый, от которого, я полагал, и исходила угроза. Оказывается, бритоголовый бежал на перехват террориста, пытаясь меня спасти, а теперь крепко держал его, не давая сбежать.

К нам уже бежали медики и местные копы. Подошёл и Дмитрий Момота-Хабза, «дал краба» вполне в стиле клубных тусовщиков из нулевых Пятого или Шестого Суперствола. По сути, он был именно таким — в чёрных солнцезащитных очках, безвкусном леопардовом полушубке и с толстенной цепью на шее — ни дать ни взять сутенёр из плохих североамериканских фильмов.

— Барь, ну ты чётенько, я уж думал, что помрёшь, огонь, барь!…

Договорить ему не дали, оттеснили в сторону, подоспели к раненым. Я подошёл к раненой женщине, у которой сильно посекли руки, вошёл в режим, остановил пару особо крупных кровотечений. Всё это время полицейский и бритый, отдавший бомбиста в руки правоохранителей, не мешали мне, и начали говорить только когда я освободился.

Первым представился полицейский, спросил, кто я, на какой рейс, знали ли об угрозе, и спросил, что за устройство предотвратило теракт.

Представился коротко, объяснил, куда лечу. Долго мурыжить не стали, сказали, что свяжутся с моим начальством для подтверждения информации.

Подошла очередь и бритоголового, который сел на сиденье поодаль и закурил — удивительно, но запрета на курение в помещении здесь не было. Тут снова подошёл Дмитрий, но я попросил его немного подождать.

— Кто вы? Я правильно понял, что вы пытались меня спасти? Тайная полиция? Или некая…

Я потянул воротник. Мужик поморщился, стряхнул пепел на пол.

— Управление особых операций коллегии внутренних дел Подмосковья. Капитан-поручик Жук-Щербаков. Приказ сопроводить вас до Юстиновска. Тайно.

— Вечно путаю сорта силовиков. От кого приказ? От Давыдова?

Он пожал плечами.

— От непосредственного начальства. Кто ему передал — мне не сообщали.

Я усмехнулся.

— Если вы подчиняетесь Давыдову, то, очевидно, от него. Что значит — сопроводить?

Жук-Щербаков нахмурился.

— Слушай, парень, я тебе жизнь спасать бежал, между прочим! Я вообще не знаю, чем тебе так обязаны. Какая тебе разница? Меня, кстати, тоже посекло.

Он задрал штанину, на которой я только сейчас заметил кровь — в икроножной мышце была приличная дырка, впрочем, я сразу понял, что рана не смертельная.

— Подлатать? — предложил я.

— Не стоит. Не трать силы. Сейчас попрошу местных медиков.

— Я тебе благодарен, спасибо. Просто интересно, почему мне не сообщили. Получается, Давыдов решил перестраховаться.

Жук-Щербаков пожал плечами. Я подумал — есть и другой вариант. Давыдов либо мне не доверяет. Либо приказ не от Давыдова, и за мной следит кто-то другой. Силовые ведомства, как я знал по другим мирам, могу быть не вполне однородной штукой, по сути, это инструмент у разных властных кругов.

— Ну, что уж. Спасибо и на том. Не буду мешать вам дальше тайно меня сопровождать. Надеюсь, вы мне тоже мешать дальше не будете.

Протянул руку, обменялись рукопожатиями, и я, наконец-то, вернулся к Дмитрию.

— Ничего ты серьёзный паря! С такими дядями общаяшься!

— Слушай, говори нормально. Я с тобой общаюсь пару минут, а ты уже начал раздражать.

— Да остынь, всё в поряде. Где шмотьё своё кинул? Вон там? — он направился к вещам. — Да, прилично! Ну, утащим.

Он запросто похватал все четыре моих сумки и пошёл в сторону самолёта, которые уже был был открыт для посадки. По дороге начал спрашивать:

— Барь, а можно мне к тебе деликатный вопрос? А ты богатый?

— Не бедствую, но и не миллионер.

Тут я, конечно, уже соврал, но лучше было не раскрывать все карты.

— Это хорошо… А сила, чую, есть, да? Я нюхач, у меня нулевой-то навык немного имеется, и я с тобой прям почувствовал, что прямо неплохо.

Навык у него действительно был — я специально выбрал из имевшихся в продаже с чуть более худшим рейтингом, но с процентом сечения 0,6. Скрывать было бессмысленно, сказал честно:

— Есть. В районе семи процентов.

— Ого! Это ж рекорд! У меня максимум четырёхпроцентный был один баря. О, смотри, смотри, какая сочная идёт, жопа огонь, — зашептал он, беззастенчиво кивнув головой в сторону девушки, идущей соседним курсом. — А ещё вот такой вот вопрос — ты по девочкам или по мальчикам?

Вопрос был, мягко скажем, неожиданный.

— Чего⁈ Разумеется, по девочкам.

— Да? — на его лице отобразилось удивление, смешанное с уважением. — Просто я москвичам ни разу не прислуживал. Мне говорили, что все молодые москвичи, у кого навык повыше — того.

— Предположу, что некоторые — да, но большинство, скорее, фигурально, чем в прямом смысле.

— А женщины уже были? Сколько? Или, типа, всё на ручной тяге, да, на картиночки и видео?

Какое, всё-таки, интересное дело, подумалось мне. Человек биологически старше меня на десять лет, при этом в плане психологического развития накрепко застрял в пубертатном возрасте. В то время как мой психологический возраст лучше попросту не пытаться рассчитывать. Особенно сейчас.

— Так. Дмитрий. Сколько у тебя там было бывших владельцев? Шестеро? Теперь я понимаю, почему так много. Потому что ты, сука, слишком болтливый! Были у меня женщины. Может, больше чем у тебя было. Обсуждать с тобой я это не хочу. Лучше скажи, почему тебя предыдущие владельцы продавали?

— Меня всего четыре раза сами баре продавали! Двое померло! Саню Бунда, последнего, на леднике загрызли тюлени, а Алекса Качанова раздавила в Казанцевском центральном аустралийская извращенка…

— Прямо-таки раздавила?

— Ну, или не раздавила. Хиленький был, сердце не выдержало. Как её… Лили Ко-ко, полтора центнера чистой страсти. Мы её тогда вдвоём, он-то, считай, снизу, а я ей…

— Так, давай сразу точки над «i». Насколько я понимаю, ты участвовал в оргиях со всеми барями? И полагаешь, что будешь участвовать со мной? Могу сразу предупредить, что групповой секс, где я не единственный мужчина, меня не заводит. Так что ищи других.

— Да ну, почему обязательно групповой! Я тоже, надо сказать, не очень-то и люблю такое. Так, пришли, в соседние комнаты, я все места покажу, по девушкам сориентирую, все ребята знакомые работают, так что…

— Бордели я тоже с тобой посещать не буду. Остальные четыре? Почему продали?

— Ну… — тут он замялся.

Мы как раз дошли до трапа и принялись подниматься наверх.

— Ну один, Константин Иванищенко, заразился мексиканкою, поздно поймал, уехал лечиться куда-то в метрополию.

— Мексиканкой? — не понял я.

— Ну… это когда нос отсыхает, а внизу…

— А, ясно. Мексиканская болезнь. Сифилис. Это ты его в бордель привёл?

— А чо он! Ему скучно стало в центральных борделях, ну я ему и посоветовал пару мест, говорю, ты предохраняйся только, а он… Ну, значит… Двое просто каких-то смурных. Скучные мужики. Один даже по бабам со мной не ходил!

— А ещё один?

— Не один, — тут Дмитрий поменялся в лице и вздохнул. — Одна. Машенька Фролова-Курдюкова. Они на базе РосКОН-4 жили, в офицерском квартале. Меня её батя телохраном взял, когда мне шестнадцать лет стукнуло и от мамки оторвали.

— Чувствую, там какая-то драматичная история? Неужели у такого прожжёного тусовщика тоже была первая несчастная любовь?

— Почему это несчастная? Очень даже счастливая! Потом, правда, два года исправительных работ… Ну да ладно, лучше про своих баб расскажи! Страшно интересно же, что там у молодых москвичек.

Мы уже тем временем расположились в салоне — класс здесь был один, комфортабельный, с широкими креслами. Мне подумалось, что нам с этим парнем, при всех его недостатках, предстоит работать несколько месяцев вместе подряд. Поэтому разумно будет установить более-менее доверительные отношения, и разговор на нормальные мужские темы прозвучит прилично.

Когда мы взлетели, я рассказал — про Аллу и Самиру, разумеется, не упоминая имён и слишком уж личных подробностей. После коротко про случай с Верой на трассе, про княжну из Адлера и про внезапные чувства Ленки, горничной тётушки. После плюнул и коротко пересказал события в бункере японцев. Про Нинель Кирилловну решил не говорить. Дмитрий слушал, открыв рот от удивления, до того самого момента, когда голос пилота что-то невнятно пробубнил, а затем Дмитрий неожиданно прервался, хлопнул меня по руке, вжался в спинку кресла и скомандовал:

— Держись!!!

Я, не раздумывая, прижался к спинке кресла. Самолёт затрясло, замотало на кочках. Свет в салоне на секунду моргнул, такое в других мирах бывало, когда самолёт на стоянке отключался от аппаратуры аэропорта. Я почувствовал, как невидимая волна проходит через всё мое тело — чувство, похожее с воздействием «Воротуна» в том бою на Курильской гряде. Жуткое, неприятное чувство — уши заложило, на соседних рядах зашуршали пакетами, и послышались звуки рвоты, захотелось в туалет.

— Что это было?

— Как что? Великий Антиарктический Барьер. Это самолётик слабенький, тут глушитель плохой, вот я на японском один раз летел, там зашибись, почти не слышно. Да и падают у них реже.

— Падают⁈

— Ну, да. Эти, «Бореи», примерно одно крушение на десять тысяч полётов, а у них — на пятьдесят.

Стало не по себе. Я давно помнил, что в приличных авиакомпаниях начала двадцать первого века такой параметр в большинстве миров составляет один на несколько миллионов. А тут…

Ещё вдруг вспомнились кадры из какой-то древней чёрно-белой немой хроники про мореплавателей, которую я подсмотрел во время командировок — о том, как корабль с колонистами плывёт через южный океан, а затем все начинают болеть, падать в обморок, затем несколько трупов выкидывают за борт. Теперь ясно, почему при раннем развитии мореплавания первые колонии здесь стали появляться только в девятнадцатом веке. Каждое пересечение, каждое переселение — это серьёзное усилие и работа мощных защитных артефактов.

Я пытался вглядеться в окно — там виднелась лишь лёгкая прерывистая полоса облаков, уходящая дугой до горизонта, к низко зависшему солнцу. Остаток пути прошёл без инцидентов. Дмитрий рассказал про свою местную, гражданскую работу — неожиданно, он был соучредителем кооперативного магазина рыболовных снастей и наживки, иногда стоял за прилавком, также иногда был гидом в места рыбной ловли.

— Я как с базы уехал — давно бы мог полноценное гражданство получить, но мне так проще.

— Льготы от Тихоокеанского Дворянского Дома?

— А то!

Мы благополучно сели в Юстиновске — достаточно приветливом городке, напомнившем мне что-то от Норвегии из Шестого пучка.

Столица Союза расположилась почти на самой оконечности Большого полуострова. Береговая линия у растаявшего материка была сложная, и я на миг застыл над картой, висевшей у выхода в зону досмота. Союз занимал всю Западную Антарктику, разделённую на два больших острова: Ближний и Дальний, а также выступающий кусок Льда Великого — основной, центральной части материка. Всё это делилось на автономии и территории и по площади равнялось всей Западной Европе, вместе взятой.

Только вот проживало здесь всего семь миллионов человек, включая миллион коренных тонмаори, что делало край безлюдным и опасным.

«А ещё и драконы…»

Наш путь лежал дальше, но требовалось заехать в город, чтобы уладить кой-какие дела. Прошли долгий паспортный и прочий контроль, утеплились, затем отправились менять валюту. Союзный Рубль стоил примерно в десять раз дешевле, чем имперский, считать было удобно. Прикупил карту, погрузились во внедорожник Дмитрия, припаркованный на стоянке — уже знакомая «Бирюса», только не 2004, как в Зеленогорье, а 2006-м, чуть новее и стильнее. Снега, на моё удивление, было не так много, а кое-где проглядывала в проталинах робка зелёная поросль.

В это время года здесь были вечные сумерки, солнце поднималось над горизонтом всего на пару часов. Люди на улице, как я уже наблюдал в других российских колониях, ходили всех разных цветов и оттенков, но особо выделялись меднолицие, высокие тонмаори — часто в национальных утеплённых пончо или очень затейливых шубах, слепленных из неведомых мне чешуйчатых зверей.

Три часа ушли на разную бюрократическую суету. Встал на учёт в местной миграционном контроле, затем заехал в посольский квартал, в местное отделение дворянского дома, чтобы подписать некоторые бумаги на Дмитрия.

— Люба? — спросила полноватая дама в конторе свою соседку. — Это не ему тут бумажное письмо было?

— Ему-ему… Не могу найти, чёрт. Зинка тут всё переложила. Куда он убывает-то? В Николаевск? Вот найдём и туда копию и пришлём

Николаевском раньше назывался Акулаевск, который в ходе независимости переименовали в честь какого-то старого партийного деятеля-социалиста. Я читал, что переход к независимости был здесь почти бескровный и «управляемый», по сути, это всё начиналось как вполне имперский эксперимент по управляемому сепаратизму и переходу в другой социальный строй.

После перенастроил телефон на местную сеть — пришлось изрядно повозиться.

Пришло несколько писем — запоздалых, двухдневной давности. От Сида про строительство, от матери, от шефа, от Самиры (короткое: «Успелъ хоть на рейс?»). От Нинель Кирилловны писем не было. Я был предупреждён, что местная служба электронных писем была устроена совсем непостижимым образом и работала не то через спутник, не то через специальные переносные передатчики на самолётах. При этом входящая работала куда лучше, чем исходящая.

А спустя пару часов, когда мы ехали перекусить, пришёл звонок от отца.

— Так, ты, получается, тут?

Глава 24

Я ответил:

— Тут, папа. В столице. В местной.

— Один?

— Нет. Обзавёлся крепостным. Следую к месту ссылки.

— Авиатранспортом?

— Вероятно.

— Ты же понимаешь, что это не ссылка? Что тебя сюда отправили, потому что ты тут можешь быть полезным?

Признаться, я уже думал об этом, но слегка удивился, услышав об этом из уст отца.

— Я думал, что меня собираются понадёжнее спрятать.

— Это тоже. Но есть несколько неотложных дел, которые нужно будет обсудить. Касательно нашей беглянки, в частности.

Анука… не надо думать, что я не вспоминал о девочке все эти дни, и вопросов к отцу накопилось немало, но в телефонном разговоре, даже по защищенной линии, не рискнул.

— Ты в столице? Где мы встретимся?

— Не-е, я не в столице. Я на базе газового картеля в Новом Кавказе. Встретимся в Акулаевске послезавтра, вечером. Ресторан «Потускневший Тромбон» на пятой океанической.

— Хорошо, замëтано.

— Что такое «замëтано»? Что за выражение.

— Папа, я…

— Ах, да. Из другого мира. Понимаю. Ну, до встречи.

Дмитрий разговор почти не слушал, включил на фоне приглушённо какую-то аббис-композицию, спросил через плечо:

— Что, бате звонил?

— Звонил. Ты же не подслушивал? А то придётся тебя убить.

Прозвучала как шутка, хотя в моей ситуации и с таким отцом, как у меня — что называется, «в каждой шутке есть доля шутки».

— Это хорошо, что с батей общаешься. Я вот не могу. Мой на каторге. На опаловых приисках в Аустралии. Смотрел я видео с той каторги — сидят под пальмой, четыре часа в норке камушки покопали, затем играют в кости, потом сончас…

— Что-то мне везёт с камердинерами, у которых отцы — сидельцы. У моего первого камердинера вот тоже — недавно откинулся.

— Это ты верное слово сказал — откинулся! А моему ещё лет восемнадцать лет сидеть.

— А твой за что?

Дмитрий почесал затылок.

— Да там… мутное одно дело было. В общем, его завербовало норвежское правительство, чтобы он за своим барей шпионил. Ты только, барь, никому!

Я усмехнулся.

— Прекрасно. Люблю норвежское правительство. И что, успешно нашпионил?

— А то! Он на базе РосКОН-одиннадцать служил, который на Новом Сахалине. Ну, это остров в море Головина, там же рядом англичане, поляки, португальцы. В общем, он им подробный офицерский состав настрогал, состав лодок и ещё чего-то. Это ещё две тыща первом. Ну, золотишко ему прикопали, он потом его снял… с нами поделил — двумя сыновьями и женой тогдашней. Четвёртой, почитай.

Тут он усмехнулся, сделав непонятный жест рукой.

— То есть эта машина и тот твой кооператив?…

— Ну…

— Дмитрий, я тебе так скажу — круто, что ты мне доверяешь. Очень круто, — сказал я немного озлобленно. — Но мне как-то расхотелось в этой машине кататься. Испачкаться боюсь. Не подскажешь, здесь же есть автосалон? Той же «Бирюсы», например.

Не скажу, что моё решение было продиктовано исключительно взыгравшим чувством патриотизма — я и без этого планировал купить внедорожник.

— Есть, конечно! Тут недалеко, кстати. «Бирюса», «Саха-авто», «Узола». У них же сборочный завод в Казанцеве. По Союзу они только по квотам отпускаются и по очереди, а тут — чисто для приезжих иностранцев. Здесь выберешь — тебе потом паромом за неделю привезут. Можно подержанные, у них большой выбор.

Мы успели поужинать и заглянуть в салон — хотя это был, скорее, не салон, а полноценный авторынок — под большим крытым ангаром стояла пара сотен машин ценой от пары сотен рублей до пятидесяти тысяч.

Я склонен к скупости, когда дело касается моего быта и комфорта. Поэтому выбор я всерьёз начал с видавших виды внедорожников «Бирюса-1979у» и «Бирюса-1982а», квадратных, напоминавших знакомые мне по «советским» мирам очертания машин «Нива» и «УАЗ». Удивительно, что при всей угловатости в версии 1979 года были полноценные бортовые компьютеры, то есть рихнеры, усилитель беспроводной сети, примитивный климат-контроль, подогрев двигателя и стёкол — технологии. явно опередившие время. Версия 1982 года была лишена полноценного рихнера и имела лишь какой-то примитивный аналоговый навигатор с прокручивающейся картой, зато и стоила смешные четыреста рублей.

Затем продавец обратил моё внимание на «Бирюса-1924-реплика» — восстановленный по чертежам первый в России полноприводный внедорожник. Он был ещё более квадратным, и у него не было ничего из атрибутов современного автомобиля, даже ремней безопасности и подушек, зато стоил он целых пять тысяч.

— Броня — четыре миллиметра! Пулю остановит!

— Не остановит, — покачал я головой — уж я-то знал. — Кстати, есть у вас модели с нормальной круговой бронёй?

— Есть… есть, конечно, — менеджер засуетился и повёл меня в сторону огороженной затемнённой секции ангара, погремел ключами, открыл. — Вот: «Бирюса-2010д», декабрьская модель. Отпускается только дворянскому и служивому сословию Империи. Матрицированный, если вы понимаете, о чём я.

Машина выглядела впечатляюще. Тоже квадратная, угловатая, но шире привычных мне чуть ли не на четверть,

— Понимаю. Я дворянское.

Продавец бросил на меня несколько странный взгляд — не то уважительный, не то раздражённый.

— Шифрованная защита «свой-чужой», объём батареи двадцать кейтов, антиугон с гипнозом четыре кейта, композитная броня, бронированное стекло, плюс антипульный и антиосколочный щит на пятьдесят кейтов. Бамперный таран. Большой багажник, задние места оборудуются в раскладные…

Он продолжал расхваливать достоинства и, по правде сказать, я принял решение почти сразу, но когда он добил меня информацией, что «бортовой матрицированный рихнер от бюро Циммер» я мысленно передал привет тётушке и, перебив продавца, спросил:

— Сколько?

— Четыреста десять тысяч союзных… То есть тридцать девять тысяч имперских. Пожизненная гарантия, пять комплектов резины, бесплатная доставка по союзу…

— Беру. Оформляйте.

Обеднев примерно на сто пятьдесят своих месячных зарплат, я с приятным чувством завершённой задачи отправился на ночёвку в отель. Дмитрий предложил переночевать у него на квартире, но мне после многочисленных перелётов остро захотелось побыть одному.

Утром был перелёт — на жутко тарахтящем, душном и бесконечно падающим из ямы в яму сорокаместном «Атланте». За шторкой в конце салона везли клетку, оттуда доносился неприятный запах и жуткие звериные рыки, а охраняли клетку двое парней Союзной Курьерской Службы — наших бывших коллег, и прямых конкурентов, как позже выяснилось.

Мы садились со стороны океана, и когда я увидел в сумерках город, я в очередной раз почувствовал, в насколько непривычном для меня мире я оказался. Бывшая столица русской Антарктики стояла на высокой скале в конце длинного фьорда и скрывалась со стороны океана здоровенной, под сотню метров стеной. Пригороды в виде частной застройки и кварталов новостроек, напоминавших цитадели, тянулись с обеих сторон, но вся основная жизнь кипела именно внутри обширного квадрата, вдоль грани которого протянулась взлётно-посадочная полоса. Во время самой посадки я увидел, как прямо из скалы слева от нас вылетела пара дисколётов, прочертив потрескавшийся лёд фьорда и скрывшись за горизонтом.

Но мой спутник, разумеется, не преминул шансом испортить торжественное впечатление от открывшегося вида, прокомментировав:

— Повезло-то как, барь, повезло! В Акулаевске лучший бордель на континенте!

Досмотр и допрос в аэропорту был ничуть не слабее, чем в новой, северной столице. Пистолет опечатали специальной пломбой. Арктический климат давал о себе знать — хоть это и было в полутора тысячах километров от полюса, ветра и холод здесь были соответствующие, а сугробы лежали самые настоящие. Вытерпев все мучения, мы отправились в закусочную, где крепко набили брюхо. После чего я отсчитал денежную «котлету», отправил Дмитрия закупаться бытовыми вещами и искать арендное жильё, а сам пошёл на растерзание местному начальству.

Не без труда отыскав уютный старинный особнячок в историческом центре, я прошёл досмотр у хмурого седого офицера и постучал в дверь.

Я знал, что у моего нового начальника необычные имя и фамилия, но чтобы настолько!

Елпидифор Анемподистович Ходосовцев оказался беззубым сухим стариком с рваной причёской, огромным, как картошка, носом и привычкой неприятно щурить глаз, когда поворачиваешь голову.

Некоторое время он молча листал моё досье — в бумажном виде, потому что рихнера на его столе не было. Затем раздался его голос — скрипучий, прокуренный.

— Можешь звать меня Патефон Аккордеонович, если так проще. Так. Подпоручик. Подсидеть меня приехал, да⁈ — он строго зыркнул мне в лицо, и я ощутил лёгкое касание силы.

«Я здесь ненадолго», — мысленно произнёс я. — «Я не хочу здесь задерживаться, и хотел бы принести пользу».

— Ладно, ладно… вижу, нормальный. В плену был, получается?

— Был.

— И в Зеленогорье… перестрелка, да?

— Было.

— Ладно, ладно. Зам — так зам.

— В смысле? — тут я немного опешил.

— Чего? Будешь у меня заместителем. Предыдущего загрызла акула в отпуске в Аустралии. Показатели же надо улучшать? Надо! А то внедрили эту чепуху с цифровым профилем и оценками, теперь сплошные тройбаны за доставку… Разбирайся с жильём. У нас из служебных только однушка в левом пределе, так что лучше искать самому. Через два дня отправлю в первую командировку.

Зарплата зама здесь, как оказалась, составляет шесть тысяч местных — то есть шестьсот, то есть примерно втрое больше моего оклада подпоручика. Что ж, осталось понять разницу цен — по многовековому опыту я знал, что далеко не всегда повышение зарплаты при смене страны влечёт повышение благосостояния.

Зашёл в общий зал и познакомился и с коллективом особого отдела: трое хмурых и, судя по всему, частенько пьющих мужиков, двое их которых были русские, а третий — метис с примесью местных, тонмаори. Все трое играли в какую-то видавшие виды настольную игру с обнажёнными девицами на карточках. Четвёртой была маленькая худая девушка, тут же бросившаяся вполне по-армейски докладывать о себе.

— Зинаида Курносенко. Тридцать четыре года. Казачка. Замужем, вот кольцо! Десятый год здесь работаю. Служилое, то есть контрактное сословие. Процент сечения — три и два, навык пирокинеза, ещё начальный матрицированный, сейчас учусь в университете…

— Стой, стой… не надо докладывать.

— Парень! — подал голос метис. — В частные бордели не ходи. Только в центральный.

— Зачем в бордели! В бордели не надо! — тут же встряла Зинаида. — Если надо что-то показать — покажу! Без проблем! Могу экскурсию провести!

Я умел считывать язык тела — по всему выходило, что она с первых секунд принялась клеиться ко мне. По правде сказать, она совсем не выглядела на тридцать четыре, как часто бывает с хорошо держащими себя в форме девушками. Но… разница пятнадцать лет, я — юноша из другой части света, кольцо на пальце. Получается, ей очень хотелось сбежать из Антарктиды на большую землю, и теперь она была готова уцепиться за меня, как за соломинку.

— Спасибо, спасибо, если надо будет — обращусь, но пока не стоит утруждаться, — несколько грубо сказал я. — У меня есть камердинер, разберёмся. А про бордели… понял, учту.

Если посчитать людей, которые говорили мне про этот бордель, то их число уже подходило к десятку. Я терпеть не мог подобный тип сексуальных отношений, но чем больше я про него слышал, и чем громче тикал счётчик недель воздержания — тем сильнее чёртик на левом плече пел мне «давай… иди туда… сходи…»

Вечером меня подобрал Дмитрий на здоровом внедорожнике и повёз показывать варианты жилья.

— Съёмного тут мало. И дорого. Но, в общем, нашёл два варианта. Оба ничего так. Кстати, знакомься, это Хуан, наш водитель.

— Боньжюр! — темнокожий коренастный парень на переднем сиденье повернулся и отдал честь, приподняв утеплённую шапку.

— Дай угадаю — он твой родственник?

— Ну… да… А чо? Троюродный племянник по материнской линии. Только старше на четыре года, да… С гражданством! Всего за десятку в месяц.

— Что ж. Подумаю. Ещё кого нашёл?

— Ну, кухарку-гувернантку нашёл. Синтия. Хорошая девочка… Филиппинка.

— Хм. Боюсь спрашивать, в каком она родстве. И сколько будет стоить.

— Да не боись! Итак, вот здесь, за поворотом, первый вариант.

Мы ехали через череду длинных постаревших таунхаусов, как назывался в других мирах этот тип жилья. Машина остановилась у узкой, в метра четыре двухэтажной секции с выцветшим фасадом и разбитым окном на втором этаже, закрытым в лучших традициях картонкой. Пять минут прождали женщину с ключами, которая открыла дверь и впустила внутрь. Оказалось — ледяное помещение без мебели, со сломанной сантехникой, обоями, поеденными грибком, сквозняком и прочими прелестями.

— Зато всего пятьдесят имперских в месяц!

— Мда. «Всего». В Подмосковье за это можно снять приличную трёхкомнатную. В новостройке. С консьержкой.

— Что, едем смотреть вторую?

Дмитрий хитро зыркнул на меня с прищуром.

— Едем. только не говори, что это твой хитрый план — сыграть на контрасте между этой и той!

Хуан на переднем сиденьи не то закашлял, не то засмеялся — и я понял, что угадал.

Мы проехали по тоннелю через стену центральной части города в пригороды. Дорога петляла по заснеженной трассе между двумя высоченными заборами — привычная картина для дорогих коттеджных посёлков, которую не смог исправить даже наступивший в этих краях социалистический строй. Я вспомнил, как ехал по похожему пейзажу на свой первый заказ, везя вибратор покойной баронессе — боже, как давно это было!

Ехать пришлось недолго. Поворот, шлагбаум, ещё один. Длинная растяжка над дорогой:

«Национализируем элитное жильё: даёшь детские лагеря и приюты для бездомных!»

Я даже вздрогнул, в очередной раз заметив, что здесь отказались от «Ъ», отчего реальность всё больше начинала напоминать Пятый или Шестой Суперствол.

— Да, вот здесь — коллективный сад с теплицами, там детский лагерь, сейчас пустой, а там будет наркологическая лечебница, — пояснил на ходу Хуан. — Но вот здесь, в самом центре, десять особняков ещё остались…

Особняк, надо признать, оказался шикарным. Не сильно крупный, хоть и три этажа, гараж на три машины, несколько спален, полная меблировка, резервные генераторы и прочие прелести. В гостиной уже был затоплен камин, а рядом стояла в коротком костюме горничная-азиатка с пипидастром наперевес. Фигуристая, молоденькая, с чёрными, как смоль, волосами.

— Та самая Синтия? Уже тут? Ну… отлично. И сколько всё это удовольствие стоит?

— Полторы сотни, — Дмитрий потупил взгляд. — Всё честно, через бюро! Ещё Синтия — двадцать, коммуналка — десятка, ну… мне полтинник точно будешь же отстёгивать, так?

Следует уточнить, что крепостным из всей прислуги был только он, и я мог запросто отказать, мотивировав это повинностью, но решил сойтись на компромиссе.

— Знаю я тебя. Ещё и, поди, коттедж оформлен на кого-то чей-то из родственников, так? Поэтому обойдёшься. Положенные восемь часов в неделю — забесплатно отработаешь, остальное — по рублю за час.

Так или иначе, моя будущая зарплата таяла на глазах. А если учесть, что через месяц мне предстояло уходить на сессию, в которой оплачивалась только половина…

Я махнул рукой. В конце концов, в кармане у меня было ещё неполных шесть миллионов рублей, которые, конечно, я не планировал прокутить в этих ледяных краях, но которые помогли бы не не экономить.

Вечер ушёл на обустройство дома, и спать я лёг поздно. Разбирая вещи, я наткнулся на ту самую потрёпанную фотографию Нинель Кирилловны. Письма от неё так и не было, сеть здесь работала из рук вон плохо. Только я вздумал грустить, как в спальню тихо постучали.

— Сударь… — услышал я голосок Синтии. — Дмитрий велел мне идти вас ублажить. Только мне сегодня нельзя, я могу руками, могу… ртом…

Дверь приоткрылась, и я увидел свою свежеобретённую горничную — в одном фартуке на голое тело. Не знаю, то ли фотография Нинель Кирилловны в руке помогла сделать выбор, но я сам удивился своей силе воли:

— А ну брысь!! Соблазны мне тут разводит!

— Сударь, простите, я не специально, я больше не буду… я…

Уснуть удалось не сразу, и следующий день был расписан по часам — устройство быта, постановка на учёт, подписание различных бумажек и прочее. В обед я получил короткое сообщение с неизвестного номера:

«Въ городе. Всё въ силе»

И вечером я, попросив Хуана довезти меня до центра, отправился пешком искать тот самый кабак «Потускневший Тромбон» в рабочих кварталах.

Это оказалось старое деревянное здание — приземистое, двухэтажное, выполненное в нарочито-псевдорусском стиле. Над входом висела здоровенная труба, доносилась музыка. У входа тёрлась пара алкашей, окрикнувшие меня, но я нее отреагировал.

— Меня должны ожидать, — сказал я администратору. — Мужчина ростом с меня, лысый, в очках…

— А, да-да. Пройдёмте за мной.

Длинная цепочка коридоров, спуск в полуподвальный этаж, в одной из лож которого спиной к залу сидел мой папаша.

На этот раз встреча была куда более тёплой — мы обнялись, неторопливо заказали еды и выпивки.

— Много не пей, — услышал я знакомое отцовское. — Впереди ещё много дел.

— Ну, начинай. Какое поручение меня ждёт? Что с Анукой?

Глава 25

Отец засмеялся.

— Так, не гони коней. Сперва — вот что хочу у тебя расспросить. Ты упоминал в прошлый раз, что в Новом Израиле, в заповеднике, перед тем, как тебя поймали работорговцы, ты видел плотоядный цветок. Опиши, что это было.

— Уже помню очень смутно. Силуэт. Светящийся двухметровый кокон, бутоны, лианы, вокруг — сплошная сила, хлещет потоками, а между корней в сплетениях скелет не то ребёнка, не то женщины. И голос в голове «Иди, иди»…

— Голос? Сила? Ты прямо ощущал потоки?

— Да. Как будто стал сильнее в несколько раз.

Отец вытер пот со лба.

— Ясно. Значит, в Новом Израиле тайком открыта ядерная энергетика.

— Ядерная⁈ То есть…

— То, что ты видел, сынок, — отец перешёл на шёпот. — Это первичный источник силы. Месторождение. Именно так оно и выглядит. Для передачи в место трансформации сенситивной энергии в электрическую туда укладывается акцептор, попросту — «жертва». Чаще всего первой жертвой становится «лоза», открывшая источник. Погоди, а ты точно не видел ничего похожего на металлическую капсулу? Но человек был.

Я напрягся, пытаясь оживить в памяти то, что я видел в том злополучном оазисе.

— Мне кажется — нет. Жертва просто была оплетена не то лианами, не то лепестками. То есть месторождение силы и выглядит как плотоядный цветок? О-хре-неть.

Я редко бываю удивлён — но сейчас было именно то. Оказывается, я уже много месяцев живу после прикосновения к тайне. Одной из центральных тайн мироздания.

— Что за выражения? Да. Тебе очень повезло. Чаще всего источник силы скрывает местоположение, а тут он зачем-то затребовал новую жертву и позвал тебя. Скорее всего, акцептор то ли умер, то ли случилось что-то с каналом до энергостанции. Возможно, это кустари, которые не утилизируют полный поток энергии. Возможно, даже не Новой Израиль, а какие-то дикари из этой…

— Утопии? — предположил я.

— Именно. Силу первичных источников люди сознательно используют только несколько столетий, и в конце девятнадцатого века, кажется, веке состоялся договор между обществами о неиспользовании акцепторов в качестве полноценной жертвы. Их опускают в особой капсуле и меняют каждые несколько лет… По сути, это попросту глупо — аксептором может быть человек с процентом сечения не меньше десятки, а таких днём с огнём… Кстати, теперь я понимаю, почему твой процент сечения сейчас в районе семи-восьми процентов, а не пяти, как ранее.

— То есть прикосновение к источнику поднимает процент?

— Абсолютно разные могут быть эффекты. У кого-то поднимает, у кого-то отнимает.

Плотоядный цветок вдруг представился мне в виде лианы, опутавшей Землю.

Либо — не Землю? А Ветвь в Древе миров? Неужели именно это и представляет собой магия?

— Ты чего задумался?

— Да вот думаю — почему так много людей ходит по этому коридору. И в основном — мужчин.

Мимо нас, за спиной действительно шёл весьма существенный поток людей. Хотя, по моему впечатлению, залы, расположенные в цокольном этаже, не были такой большой вместимости. Отец усмехнулся:

— Я думал, тебе уже рассказали. Тут же главный бордель. Под зданием. Три этажа профурсеток.

— А. Наслышан. Что, ты там был.

Отец нахмурился, посмотрел строго.

— Нет. Я матери не изменял.

— В смысле? Все эти годы… пять или сколько уже лет? Вы же уже официально разведены!

— Все эти годы, да. Знаешь — так бывает. Следует… следует контролировать в себе все негативные энергии. Но тебе — тебе пока можно немного погулять.

Чувствовалось, что он серьёзно нервничает, когда касается таких скользких тем. Я знал такой тип поведения и грустно вздохнул. Эх, папа-папа! Да уж, даже имея огромные деньги и высокий статус в пятьдесят лет запросто можно оставаться закомплексованным трудоголиком, начисто лишив себя личной жизни. Помня истории про тирана-деда — легко понять, почему это так. Наверняка моего несчастного родителя в детстве хвалили и называли хорошим, только когда он исправно трудился и радовал высокими оценками на учёбе.

— Что вздыхаешь? А, да. Я забыл, что тебе, на самом деле, лет поболее, чем мне. Значит, и понимать можешь в амурных делах побольше меня.

— Папа, пожалуйста, общайся со мной, как будто мне девятнадцать лет. Я хоть и прожил здесь уже шесть месяцев, многого не знаю. И по гормонам, по восприятию — мне и есть девятнадцать.

— Ладно. Закрыли тему. В общем, теперь всё складывается. Анука, судя по сообщениям от Елизаветы Петровны, открыла дар телепортации и отправилась сюда, в Антарктиду. Скорее всего, её позвало очередное открывшееся месторождение.

— То есть они открываются и закрываются?

— Иссекают. Примерно за век-полтора. Именно поэтому так важны колонии и так важно не терять лидерство. Мы раньше других империй поняли, что бесконечно жечь нефть и газ не получится, и надо приучать ядерную энергию…

Я не выдержал и усмехнулся. Отец снова нахмурился.

— Что смешного? Опять твои истории из прошлых жизней? Хочешь сказать, в других мирах — точно также?

— Прости, не сдержался. До сих пор странно. В тех, в которых я был — далеко не во всех. В некоторых на ядерную энергетику вводился тотальный запрет. Я смеялся над другим…

— Над чем именно? Постой, ты же говорил, что во всех других мирах магия отсутствует. Откуда же ядерная энергетика?

— Не во всех, — я покачал головой. — В парочке — тоже была, хотя несколько другого рода. Хотя — сейчас я уже и не так уверен. Возможно, лифтёры и парадоксы заносили при помощи артефактов из этого мира, просто я не знал. Дело в том, что под ядерной энергетикой обычно понимали совсем другое.

Я коротко рассказал про управляемую ядерную реакцию и про строение ядерных реакторов, на что отец ответил, что задумывался над этим, когда учился на физика, правда, во всех немногих научных трудах про расщепление ядра атома говорилось, что при текущих технологиях это практически невозможно. А ряд химических элементов, которые я озвучил, не были открыты в природе и объявлялись «гипотетическими».

— Значит, вовсе не невозможно, — предположил я. — Значит, все последние века или Общество, или кто-то другой следит за тем, чтобы данные технологии не развивались. Ну и, к тому же… чёрт, мы опять соскочили с темы. Так что Анука?

— Как ты понимаешь, я и Пунщиков — он, кстати, вернулся, сейчас на Дальней Земле — напрягли все связи. Сначала мы были уверены, что она в Земле Драконов — так сообщила Елизавета…

— Почему, кстати, она не направится за ней?

— Потому что вход запрещён. Договор не то с драконами, не то со старейшинами тонмаори. После она же передала, что не видит её там больше. Когда мы созванивались, результата не было, но буквально вчера, когда я уже был в пути сюда, позвонил. Дескать, неделю назад один из милиционеров — здесь их так называют — в тонмаорской автономии, городок Елаут, поймал с поличным девочку лет двенадцати-четырнадцати, незнакомой внешности, в лёгкой одежде, укравшую из местной татарской кулинарии пахлаву и чак-чак. Говорит, отвёл в отделение, напоил, угостил сладостями. Пытался расспросить. Не разговаривала, но силу почувствовал прямо-таки кожей, хотя сам почти нулевой. «Аж жглось», говорит. А потом она телепортировалась.

— Фото есть? Или фотопортрет?

— Пунщиков не сказал. Возможно, не успели. Но, думаю…

Я кивнул.

— Думаю, это излишне. Вряд ли в Антарктиде можно найти другую любительницу чак-чаков с навыком телепортации. Может, спросишь у драконов? Наверняка же они знают, где она.

Отец сперва вытаращил глаза, затем расхохотался:

— Ты серьёзно думал спросить у них о такой… ерунде? Ты хоть представляешь, как они к этому отнесутся? К тому же, экспедиция в их родовые земли — конечно, у нас есть график общения с ними, но точно не в ближайшие недели.

— Не представляю. Очень плохо понимаю их психологию. Но как её искать, если она телепортировалась?

— Есть подозрение, что она не ушла далеко. Я уже написал письмо, запросил помощь с «Зари-15». Там сейчас смена нашего человека из Общества, Сергей Рязанский, недавно началась экспедиция.

— «Заря-15»? Это же какая-то космическая станция?

В местной космической индустрии я по-прежнему «плавал». Привычки смотреть в небо у меня не было — почти все миры, которые я уничтожал ранее, были крайне бедны до космических технологий.

— Какая-то⁈ — отец аж закашлялся. — Военная. Единственная полярная. Лет десять назад Общество испытывало орбитальный сканер телепортационных вибраций. Принцип в том, что каждая телепортация вызывает незначительный скачок в мощных потоках силы. Если сопоставить данные с нескольких точек… Дальше — триангуляция и прочая геометрия, на рихнере можно рассчитать. Вся проблема в том, что стихийные круговые течения силы недостаточно изучены, и заработает ли прибор, и освоит ли его Сергей Рязанский. И получится ли у РИКО выбить часы работы — там же циклограмма, всё расписано.

Аббревиатуру РИКО я знал — Российское Императорское Космическое Общество.

— Мощные потоки, говоришь… Получается, не зря мы соскакивали с темы. А если не с неба, а с земли засечь. Что насчёт потоков с месторождений на атомные станции? Это же очень мощные потоки, и наверняка их изменение как-либо фиксируется тем самым «ядром» сенсетивов?

Отец вытаращил глаза.

— Слушай, а это… очень хорошая мысль. Всего в Антарктиде четыре крупных атомных станции и десять малых, на военных базах. Надо будет собрать с них статистику. В общем, постарайся брать меньше командировок, возможно, понадобится помощь. Сейчас свободных членов Общества на Антарктиде, сам понимаешь, по пальцам одной руки. Хотя, конечно, в самое пекло, к драконам, я тебя не отправлю.

— Почему это — не отправишь? Очень бы хотел увидеть.

— Нет уж. Обойдёшься. Расскажи лучше… как у тебя с той афророссиянкой? Или кто там у тебя.

— Эх, папа…

Остаток беседы мы проговорили про моих женщин и на разные темы — повспоминал и прошлые миры, поговорил про их политическое устройство и причины, по которым мне было приказано их разрушать. Теперь я чувствовал себя развязанным по рукам и ногам. Я порвал с прошлым, и практически не было тем, которые я не мог бы обсудить, и от этого было неожиданно легко на душе.

На следующий день началась работа. Патефон Аккордеонович рано утром вызвал меня планёрку и хлопнул на стол здоровенную пыльную папку.

— Инспекция филиалов. Начинаешь сегодня же.

— В смысле — инспекция?

— В том самом! На высшие чины особого отдела Императорской Курьерской службы в особых случаях отдалённых отделениях возлагается… кхе-кхе… обязанность проведения проверок и инспекций гражданских и почтовых отделений службы. Не проводилось уже полгода, меня Поликарп Семёнович потом взгреет за такое. И тебя — тоже! Бери своих крепостных, робят бери, кто с навыком дознания, если хочешь, составляй сам график — чтоб за две недели семь городов проверил!

Мне не хотелось знать, кто такой Поликарп Семёнович, да и помотаться по городам я бы не прочь, и я кинулся в работу, держа телефон наготове.

А письма от Нинели Кирилловны пока так и не было…

Глава 26

Проверками я заниматься умел. График составил за день. В подчинении у региональной конторы было две провинции и семь городов, включая парочку крупных. В первый же день с Патефоном Аккордеоновичем мы навестили офис в Акулаевске, где он продемонстрировал весь алгоритм проверки. На следующий день я отправился по близлежащим городам — в серый, пропахнувший рыбой портовый пригород Пискарёв и небольшой прибрежный Сидорозолотицинск, полный старинных церквей, с огромной верфью напротив. Ездили на машине, вдвоём с Дмитрием. В первом случае в отделении был полный порядок, а во втором же — полный раздрай, журнал жалоб был переполнен, а журнал хозяйственных расходов заполнен с ошибками.

Глава с бухгалтером на меня едва не накинулись с кулаками, отчего я был вынужден продемонстрировать пистолет и воспользоваться артефакторским навыком, чтобы взломать огромный сейф у них в кабинете, к которому они меня никак не подпускали. Там оказались купюры разного номинала, различные драгоценности и мелкие артефакты, не то приподнесённые в качестве взяток, не то — украденные из посылок.

Через пару дней мне пришла машина, но воспользоваться ею я толком не успел — совершил перелёт на стареньком шумном геликоптере и отправился в турне по Новой Якутии, которая была чуть ближе к столице.

Сперва я посетил промышленный старинный город Романочтецовск, коптящий заводскими трубами сумеречное небо. В отделении, на удивление, всё оказалось пристойным, в анкете я не заполнил ни одной графы со статусом «удовлетворительно» или ниже. Видимо, потому что отделением управлял пожилой офицер подмосковного полка Тимофей Тимофеевич. В семьдесят лет он самостоятельно освоил старенький рихнер и перевёл весь документооборот в цифровую форму, чего я не видел в нескольких филиалах. Вечером я позволил себе вольность — мы засели в кабак, и он расспрашивал меня про нынешние обычаи в столице.

— А дуэли? Дуэли у вас проводятся?

— Ну… случались.

Я рассказал коротко про дуэль с Мамонтовым, старик слушал, затаив дыхание, потом залпом допил пиво.

— Девушка хоть потом… согласилась на близость после такого поступка?

— Мы некоторым образом состояли в отношениях, поэтому…

— Повезло тебе, парень. А меня вот — сослали. А она за мной не поехала. Так и остался один.

После таких встреченных характеров и судеб я тоже всё больше чувствовал себя в ссылке. Хоть ситуация была другой — за мной тоже не поехала любимая девушка, я тоже начинал чувствовать одиночество и тосковать под гнётом вечных сумерек и нехватки солнечного света. Теперь становилось понятным, почему местные так прилично пьют и ходят по борделям.

Бордель. Всё чаще вспоминались наставления, в пыльных отелях всё чаще снились сны о шумных роскошных покоях, полных обнажённых и чрезвычайно-распутных девиц. Большинство их них напоминали Нинель Кирилловну, но некоторые лицом и фигурой походили на Аллу, Веронику и Ольгу Лекаря. На последней я обычно просыпался.

На пятый день меня встретил Аксюткинск — третий по величине город в стране, стоящий на берегу небольшого залива. Он выглядел куда более мирным, и стен, подобных Акулаевску, был лишён.

— Потому что сюда не долетали, — пояснил Дмитрий, когда мы ехали от аэропорта. — На Дальней земле и в Новоуралье только.

— Кто не долетал?

— Малые антарктические. Раньше они в Приполярье много шороху наводили, а теперь как будто вымерли совсем. Говорят, что их большие все переубивали.

— А Малые — насколько они малые?

— Ну… до десяти метров, говорят. Великие-то чего, раз в пару месяцев кита сожрут, перекусят единорогами, и спят лежат. А у этих этот… ну как оно слово умное… сильный очень.

— Метаболизм? Я, конечно, читал в детстве книжки про драконов, — соврал я. — Но как так вышло, что одни драконы убивают других? Вроде же сородичи.

— О, тут смотрел умную передачу. Дескать, раньше было много видов человеков. А потом наши предки всех остальных перебили, только лесовики остались. Там что-то умное про ксенофобию, расовую нетерпимость, вся эта хрень. И, типа, рано или поздно, их тоже перебьют. Вот, получается, с драконами то же самое происходит — раньше было много разных средних, а потом Великие все остальные виды перебили, потом и за последних, за мелочь взялись.

— Как-то грустно. Или есть за что?

— Есть, конечно! У Великих какой-никакой интеллект. С ними хотя б договориться можно. А малые совсем берега путают, фермы разоряют, людей жрут. Они ж неразумные, вроде обезьян у людей.

Я вспомнил слова отца и усмехнулся.

— Какой-никакой? Ладно, рули давай.

В Аксютинске отделение оказалось большим, двухэтажным. Это было первое отделение, возглавляемое женщиной и со штатом, наполовину состоящим из женщин. И, казалось бы, наоборот, должен был быть порядок, но всё оказалось куда интересней. Нет, с пьянством здесь всё было прилично, никто не выглядел запойным. Санитарные условия, форму, инвентарь, хранение отправлений я оценил «хорошо». Но когда коснулся документооборота… На штат из двадцати человек здесь было два рихнера — у заместителя и у связиста, при этом бухгалтерия всё ещё велась по старинке, в бумаге. Памятуя о неприятном случае, действовал я в этот раз куда более осторожно, выпытывая секреты и спрашивая журналы постепенно.

Но в какой-то момент меня переиграли. Когда мы остались одни в комнате с главной бухгалтершей, я услышал, как за моей спиной прозвенел о замочную скважину ключ. Я обернулся, и, наверное, только тогда посмотрел в лицо этой женщине. Молодая, не старше тридцати пяти, возможно, с примесью латиноамериканской или филиппинской крови. Стройная брюнетка, с меня ростом, весьма спортивного телосложения, в тёплом джемпере на молнии.

Ярко-напомаженные губки сложились не то в коварную, не то в кокетливую улыбку. Молния поехала вниз, ключ опустился между грудей. Здоровенный талмуд пришлось отложить в сторонку.

— Эм… Простите, забыл, как вас зовут?

— Ната-алья Рудольфовна, — пропела бухгалтер, сделав в мою сторону пару шагов. — Можно просто Наташа.

— Наталья Рудольфовна, вы не поясните, что происходит?

— Ну… считайте, у меня особый навык… я вижу, какой вы напряжённый молодой человечек, Эльдар Матвеевич. Вот и возникла у меня идея. А что, если мы договоримся?

— И на счёт чего мы договоримся? Каким образом?

— Ну… например… вы закроете глаза на некоторые… некоторые неряшливости… если…

— Если что? Если раздену вас, чтобы достать ключ?

— Ну… не только…

Молния скользнула ещё ниже — под джемпером была блузка, немного несовременная, но полупрозрачная. Под блузкой проглядывал красный лифчик, в недрах которого, видимо, и спрятался заветный ключ. Я ещё раз вгляделся в лицо, пытаясь понять, кто она на самом деле. Красивая, но что-то в её внешности было не то. Наверняка её родителями был кто-то из местных пожилых офицеров, много лет назад отправленный в местные имперские базы, да так и осевшие в них. После мир резко поменялся: все крепостные, мещане и прочие низшие сословия внезапно стали гражданами новой страны, но большинство немногочисленных дворян гражданство не приняло. Офицерские и прочие чины остались верны Императору и продолжили трудиться в военных базах и филиалах различных контор далёкой бывшей метрополии. Стали белыми воронами.

В чём-то они все были похожи — и моя новая коллега, и другие молодые девушки в отделениях. Подданные империи, волей судьбы закинутые на другой конец света. Женщины в той стадии запущенного одиночества, смешанного с однотипной работой, когда любой молодой дворянин из метрополии казался светом в окошке, глотком свежего воздуха.

Интересно, чего в её поступке было больше: желания спастись от взыскания — или одиночества, похоти и жажды телесностей?

— Хорошо, — легко согласился я. — Сейчас я доделаю свою работу, закончу проверку и займусь вами, Наталья Рудольфовна.

Ещё примерно двадцать минут я чинно и благородно изучал тетради, производил расчёты на служебном планшетном рихнере, заполняя анкеты. Несчастная Наталья Рудольфовна места себе не находила. Нет, всё ж, она не была распутных нравов — наоборот, с давними застарелыми комплексами, нехваткой общения и прочим. Волнение — и, возможно, возбуждение, переполняло её, она не находила себе место, пересаживалась на стул, то на краешек стола. Под конец сняла туфли и расстегнула джемпер полностью, оставшись в одной блузке, юбке и колготках. Мне в какой-то момент даже доставило лёгкое садистическое удовольствие наблюдать за её терзаниями — тем более, что по бумагам выходила недостача расходных материалов и топлива для служебного транспорта на полторы тысячи рублей.

На самом деле, мне и самому уже хотелось её — горячую, одинокую и незнакомую. Конечно, противоречие между убеждениями, высоконравственными желаниями и желаниями примитивными становилось всё сильнее. Но — нет, сказал я себе, я твёрдо решил хранить верность Нинели Кирилловне. Хоть писем от неё всё ещё не было, это мне казалось чем-то сакральным, связывающим меня с моей основной жизнью.

Да уж, с каждым разом подобное испытание всё тяжелее и тяжелее. Впрочем, разве это испытание? Обычное рабочее приключение.

Наконец, я захлопнул журнал, погасил экран планшет-рихнера, поднялся с места. Она сделала шаг ко мне.

— Вы закончили? — я услышал, как дрожит её голос.

— Закончил. И мне надо выйти. Ключ вы, как я понял, не достанете?

Она задорно помотала головой.

— То есть, вы хотите, чтобы…

— Ага!

Кивнул, молча подошёл, принялся расстёгивать пуговку за пуговкой. Она несмело пододвинулась ближе, положила руки на плечи. Она была нулевой, и я подумал, что у меня давно не было простых девушек с нулевым процентом сечения, добавляющего нотку пикантности. Я продолжил разбираться с пуговицами, а когда закончил, она торопливо скинула блузку, затем схватила меня за запястье, моей рукой подняла юбку, заставив ощутить мягкость и упругость под утеплёнными капроновыми чулками. После чего попыталась поцеловать и потянула к столу. От поцелуя я отвернулся, полез пальцами в лифчик — пока не расстёгивая, отчего она сладострастно вздохнула, не то от моей грубости, не то от неожиданности. Но тут же следом, похоже, поняла, что меня интересует только ключ, поэтому оттолкнула меня, пробормотала:

— Нет, погоди, только после…

Уселась на край стола, ловко расстегнула юбку, скинула на пол, протянув ноги. Я кивнул, обнял за талию, чтобы удобнее удерживать, а сам снова полез пальцами в глубины лифчика. Но вот же зараза, форма чаш была неудобной для подобных изысканий, а размер груди оказался чуть больше, чем я думал, и мне не оставалось ничего, кроме как снять эту деталь гардероба. Наталья Рудольфовна впилась пальцами мне в шею и жадно притянула к себе, впечатав мою физиономию между обнажившихся грудей. Долго я в таком положении не планировал находиться, вывернулся, ловко увернувшись от бёдер, стремящихся сомкнуться у меня на плечах, и опустился вниз. В темноте под столом сверкнул ключ, я схватил его, взял планшет со стола, шагнул к двери, как Наталья Рудольфовна тут же прыгнула ко мне наперерез.

— Куда⁈

— Простите, что обманул вас, Наталья Рудольфовна, но в мои планы адьюлтер не входил, — сообщил я, разбираясь с дверным замком.

И тут произошло то событие, об опасности которого я уже начал забывать.

— Караул! Насилуют! — заорала она, просунувшись между мной и дверью, и застучала локтями по дверному полотну.

Глава 27

— Дайте же мне выйти! — успел крикнуть я.

Ситуаций, когда меня обвиняли в сексуальном насилии, за все мои жизни можно было пересчитать по пальцам одной руки, и сто процентов этих случаев были клеветой. В интимные отношения я вступал только когда полностью был уверен в том, что это желание взаимно, и позволял себе только деликатно подталкивать нерешительную девушку к сексу, но ни в коем случае не принуждать.

Смутно запомнилось, что в один из разов дело даже дошло до суда, и не то счастливая случайность, не то успешные действия адвоката помогли доказать мою невиновность.

Сейчас судебные разбирательства мне не были нужны. Я успел открыть дверь, и мы оба буквально вывалились из кабинета. В коридор уже высыпала половина офиса, в основном, женщины. Дмитрий ошивался где-то далеко позади толпы, никак не реагируя — впрочем, ничего другого я и не ожидал.

— Что… что вы себе позволяете! — воскликнула директриса, глядя на полуобнажённую Наталью Рудольфовну, прижавшуюся ко мне и всем своим видом изображавшей страх и смятение.

— Я закончил работу. Ваша коллега засунула ключ в лифчик и не пускала, пока я не исправлю что-то в отчёте.

— Это ложь!

Я несколько грубо оттолкнул её, схватил за плечо директора филиала, подпоручика Арнаутову, и потащил к ней в кабинет.

— Пойдёмте, я вам кое-что покажу.

— Отпустите меня! — она вывернулась, отскочила в сторону и крикнула куда-то в коридор. — Степа-ан! Зови милицию, у нас насильник!

Меня обступили тесным кругом. У кого-то из молодых дам я заметил в руках раскрытые ножницы. Ох уж эта женская солидарность! Нет, в подобном поведении женского коллектива, мигом ополчившегося против молодого «самца», проявившего агрессию, не было ничего странного и нездорового. Так уж получилось, что у всех приматов мужские особи обычно сильнее и опаснее, чем женские, и природа с глубокой древности отработала механизмы, чтобы этому противостоять.

Двое крепких мужиков-курьеров вышли вперёд, готовые меня схватить, но увидев, что я не представляю угрозы, остановились, ожидая указания.

— Дамы и господа, минуту внимания! — Я поднял и показал планшет-рихнер. — Позвольте мне продемонстрировать кое-что.

Сделал громкость побольше, открыл «Звукозапись» и отмотал на начало записи. Нажал «Воспроизвести», проматывая некоторые паузы и реплики.

'— А что, если мы договоримся… Ну… например… вы закроете глаза на некоторые… некоторые неряшливости… если…

— Если что? Если раздену вас, чтобы достать ключ?

— Ну… не только…

— Ключ вы, как я понял, не достанете? То есть, вы хотите, чтобы…

— Ага!.. Нет, погоди, только после… Караул! Насилуют!

— Дайте же мне выйти!'

Я остановил воспроизведение. В воздухе повисла пауза, директриса отвела глаза — по выражению лица было ясно, что она в курсе финансовых махинаций.

— Вам нужны пояснения? — улыбнулся я. — Полового контакта не было, хотя я получил устное согласие, вернее, требование, чтобы он состоялся. Ключ, как вы видите, действительно был спрятан в глубинах нижнего белья…

— Вы ничего не докажете! — вырвалось у директрисы.

— А мне не нужно ничего доказывать,

— А я знала, что они топливо сливают!.. — послышался тоненький голосок откуда-то с задних рядов. — Слышала разговор…

Она замолчала — видимо, девушку кто-то одёрнул. Можно было порадоваться проснувшейся честности, но, скорее всего, всё было не так. Как это часто бывает, всегда находится кто-то, желающий в подходящий момент поставить подножку провинившемуся начальству.

— В общем, дорогие дамы, так поступим. Я напишу комментарий, что потеря расходных средств произошла не по злому умыслу, а из-за халатности и цифровой безграмотности. Напишу рекомендацию о выделении бОльшего числа рихнеров на подразделение, а также на обучение штата основам работы в учётных программах. Чтобы окончательно уже перешли на электронный документооборот.

В толпе послышался ропот:

— Ещё чего… ничего нет надёжнее бумаги…

— Давно пора…

— Зачем это нам…

— Тише! А сейчас, пожалуйста, напоите меня и моего крепостного чаем, и мы…

Я не успел договорить фразу. Через толпу рванула стройная тень, затем цепкие пальцы ухватились за планшет, который я всё ещё держал в руках.

— Отдай! Отдай! — шипела Наталья Рудольфовна.

Благо, двое мужиков, стоящий рядом, расцепили нас, потому что драться с девушкой, которой десятью минутами ранее едва не вступил в интимную связь — мне точно не хотелось.

Я обратил внимание, что Дмитрий всё это время стоит сзади и светит на меня камерой телефона. Закончив и отправившись домой, я спросил:

— Ты зачем снимал?

— Да так! Для личного архива, люблю всякие такие потасовки снимать.

— А я уж думал — для доказательств в случае суда.

— Ну, тут, барь, не боись, я б за тебя вписался, без базара! Когда бабы начинают барагозить…

Далее последовал полный маскулинного шовинизма монолог про сущность женского характера и случаи несправедливых наказаний за сексуальное насилие — ни опровергнуть, ни поддерживать его я не стал, потому что тема была слишком сложной и противоречивой, а я банально устал. Сказал только, чтобы больше не снимал про меня никаких видео, и тем более —не выкладывал никуда, пригрозив штрафами и продажей.

Нет, всё чаще думалось мне, всё же, Сид как камердинер был куда лучше. Да и просто как компаньон и приятель. Но уговор — есть уговор, я обещал дать ему свободу — я дал, и жалеть об этом не собирался.

На следующий день был последний город, старинное Сухово Городище, бетонная крепость с двумя десятками многоэтажек, стоящая на берегу большого болотистого озера.

— Вот это Большая Шиза, а там за островом, где разделяется — Малая Шиза, — снова рассказал Дмитрий. — Василиски здесь отменные водятся. Ну, мелкие-полосатые которые, съедобные. Которые тебя сами не схарчат.

— На вкус они как?

— Ну, как лягушки.

Я вгляделся в снежную гладь озера, которую пересекал одинокий снегоход. Дмитрий хохотнул:

— Ты не вглядывайся, барь, они в спячке все! Под корягами, на дне. Потом вода спадает, лёд с воздушной прослойкой остаётся, они вылезают и подо льдом ползуют, тут их и берут.

— Я понимаю. А почему озеро так называется?

— А что-то с греческого. Тут первооткрыватель был этот… Дмитрий, как его… На «И» фамилия.

— Ипсиланти? — вспомнил я фамилию греческого офицера из истории параллельных миров.

— Во! Он. Он как-то по-хитрому назвал, вроде как Шизонерия, то бишь «разделяющаяся вода». Но потом народ сократил.

— Прекрасно.

Проверка в этом городке оказалась быстрой и особых нарушений не выявила. По сложившейся традиции перед перелётом мы по дороге в геликоптерный аэродром присели перекусить в столовке — прямо скажем, весьма дорогой и со скудным меню.

И когда я допивал чай, соврешенно неожиданно для меня телефон прорезался десятком сообщений.

— О, письма прилетели! — синхронно со звуковым оповещением сообщил Дмитрий, зарывшись в свой телефон. — Тут рядом военная база, видимо, выгрузка быстрее, чем от гражданки прилетела.

От Сида:

«Баря, приветъ! Зову тебя барей по привычке, ничего? Как ты там? Рассказывай, посылай фотографии хоть — интересно же! И если надо приехать — пиши. Высылаю тебе два строительных проекта от бюро, про которое говорили перед вылетом, оцени, какой лучше?»

От мамы:

«Какъ ты тамъ, не простыл? Говорятъ, надо есть мёдъ и пить чай съ цитрусовыми».

От Мариэтты Генриховны:

«Ну что, племяшъ, видалъ чешуйчатых? Пей чай съ мёдомъ, чтобы не простыть. Надеюсь, тамъ бываетъ мёдъ? Приветъ отцу передавай. У меня всё хорошо. Браслетъ тотъ проклятый доделала наконецъ, в серию пойдётъ. Ленка замужъ собирается, отговариваю, не пара он ей. Помощникъ дантиста какой-то».

От Аллы, снова короткое:

«Как оно?»

От Самиры — уже второе, в ответ на моё последнее сообщение, которое я отправил уже с Антарктиды:

«Значитъ, долетел. Приветъ драконамъ…»

Чертежи дома на маленьком экране загружались и открывались чрезвычайно долго, но общая мысль была понятна. Двухэтажные и трёхэтажные имения — дань традициям, когда высота была признаком успеха. В пользовании они куда менее практичный, чем большое, но одноэтажное строение просто потому, что тратится меньше сил и времени на передвижение по лестницам. Это сейчас мне двадцать, а уже ближе к сорока лишний раз задумаешься, напрягать ли колени, чтобы подняться наверх, или лучше остаться ночевать в нижней спальне. Но это, конечно, касается жилой зоны, а не всего остального. Потому выбрал вариант одноэтажный, с одной высокой «башенкой» и большим технологическим цокольным этажом. Написал ответ Сиду, добавив:

«Если архитекторы смогут — пусть посчитают ещё пару бункерных этажей, мало ли, какие идеи придут».

Признаться, от новости про Ленку стало даже как-то грустно. Светлой грустью, конечно. Не то, чтобы что-то у нас могло получиться, но такое чувство всегда испытываешь, когда узнаёшь о помолвке знакомой симпатичной девушки, которую знаешь давно.

Гораздо бОльшей грустью явилось то, что среди писем всё ещё не было письма от Нинели Кирилловны. Я, конечно, давно понял, что почтовые сервера работают и связываются друг с другом каким-то совершенно загадочным образом. Но за полторы недели уж точно могла написать. Если…

Если, конечно, не передумала. Если её не переубедила или строго-настрого запретила со мной общаться Альбина. Если не объявился тот рыжий кадет…

Возникла мысль даже попросить Сида связаться с ней, уточнить, почему не пишет, но этот вариант я отбросил, как проявление ненужной слабости и неуверенности. Как много переживаний в период молодости! К счастью, даже несмотря на юношеские гормоны, я умел усмирить своё волнение, чтобы успешно продолжить работу. Сумел убедить себя в том, что моя воздыханная всё ещё ждёт меня, а молчание имеет веские причины.

Хотя, конечно, очередной сон про бордель указывал на то, что проблема воздержания становится всё серьёзней.

А работы было много. Терпеть не могу подобные трудоголистские запои, но это отлично помогло отвлечься от зимней хандры и мыслей о молчании Нинели Кирилловны. По возвращению в офис я ещё два дня оформлял анкеты, отчёты, спорил с Елпидифором Анемподистовичем по поводу важности отдельных деталей, прежде чем наступил долгожданный выходной — первый за девять дней. Он выпал на субботу, день, в которой половина организаций социалистического союза не работало, поэтому я проводил его дома, читаю историческую литературу и коротая время за просмотром классических фильмов.

Посмотрел старинную французскую трилогию «Масочный злодей» про злого властелина, меняющего маски, а затем улетающего на ракете на луну. Затем — отечественный фильм семидесятых годов «Флиртъ на службе» про молодого очкастого подпоручика, устроившегося на работу в отдел к строгой одинокой конторской даме. Смотрел в перемотке, потому как многое показалось знакомым.

За этот день мне пришло два звонка. Первый — от отца.

— Как успехи? — спросил я.

— Никак. Нет следа. Уральские коллеги нашли и разговаривали с её матерью — перед уходом, оказывается, она сказала, что «уходит очень далеко, к звёздам».

— Что это может значить? На Луну, что ли?

— Ты думаешь… — отец замялся, подбирая слова, видимо, о месторождении он не рисковал говорить даже по защищённой связи. — Думаешь, «оно» могло вырасти там? Это выглядит безумием, такого никогда не было. Я бывал на Луне, и там…

— Ты бывал на Луне⁈ — воскликнул я.

— Да, а что такого? В общем, там всё привозное. Аккумуляторы и прочее.

— Понял. Тогда — где именно?

— Пока продолжаем контролировать данные с ядерных станций. Договорился уже с половиной, раз в неделю будем собирать и анализировать.

— Хорошо. Но выглядит ненадёжным — слишком уж неоперативно выйдет реагировать по данным недельной давности.

— Знаю, но критикуешь — предлагай!

— Драконы. Спросить у них, — повторно предложил я.

— Да ну! Брось. Не того уровня вопрос, чтобы им задавать. Ладно, буду думать. Перезвоню через неделю.

— Привет от тёти тебе.

— И ей.

Он положил трубку. Чуть позже поступил первый звонок с материка — звонил Голицын-младший.

— Эльдар Матвеевич! Рад слышать ваш голос. У вас всё в порядке? Полярная хандра уже овладевает вами?

— Есть немного, — признался я.

— Знаю, что у вас там в городе есть отличный бордель, один из лучших в южном по…

— Пожалуйста, хватит! — не выдержал я. — Мне, блин, уже в десятый раз о нём говорят! Хватит!

Голицын-младший выдержал паузу, за время которой я почувствовал, что проявил излишние эмоции.

— Оу. Ну, мне кажется, вам уже пора. Да. Определённо пора туда. Но я не за этим. Мы тут с батюшкой и Давыдовым, кажется, вычислили члена Северной Лиги, который руководит охотой за вами. Похоже, они всё это делали исключительно из подозрений, что вы являетесь неким «антихристом», стремящимся уничтожить мир. Отправили его в качестве посыльного и придумали план переговоров с целью доказать, что вы не представляете угрозы. В общем, возможно, скоро ваша ссылка закончится.

— Это отличные новости, Леонард Эрнестович, — кивнул я. — Если от меня что-то требуется — присутствие на каком-то обсуждении, или что-то ещё — я готовы выдвинуться в любую минуту.

— Пока не отсвечивайте. И обезопасьте своё жилище.

— В каком смысле?

— Ну… мало ли. До свидания, связь очень дорогая, очень…

Это «обезопасьте» прозвучало крайней подозрительно — как будто бы ищейки уже вышли на мой след, но признаваться в этом Леонард Эрнестович мне не захотел.

Что ж, я был готов к такому повороту событий. Некоторые артефакты уже были припасены, особняк уже до меня был напичкан видеокамерами и системами слежения, спал я всегда в амулетах и потому усугублять паранойю пока не собирался.

Но следом, почти сразу после звонка пришло сообщение от пользователя «Анонимъ» с текстом, эту паранойю основатель усугубившую:

«Я знаю всё о тебе. И у меня есть важная информация для тебя. Приходи въ бордель, кабинка номеръ двадцать два, завтра, девять вечера…»

Глава 28

Разумеется я спросил: «Кто это?»

Ответ пришёл через пару дней:

«Та, кто знает о тебе чуть больше тебя самого».

Умела ли эта незнакомка заинтриговать? Пожалуй, умела. Признаться, уснул я не сразу, поскольку сомневался, стоит ли идти. Во-первых, я решил, что буду сторониться борделей, как источник самого мощного соблазна в моём текущем положении. Во-вторых, всё выглядело как типичнейшая ловушка. С другой стороны — логичнее всего было бы взглянуть в глаза своему страху, а ловушки с заманиванием в бордели не очень в стиле работы тайных обществ. Значит, это действительно был кто-то, кто владел важной информацией обо мне.

Что ж, я решил, что попробую. Схожу в злополучную кабинку номер двадцать два.

Обидно было, что назначили на восемь вечера. Хоть я и в достаточной мере самоорганизован, всё равно словил это неприятное чувство ожидания, когда оставшиеся часы перед встречей используешь неэффективно и хочешь пропустить в быстрой промотке.

Итак, ближе к шести выдвинулся в город. Зашёл в парикмахерскую, приведя свою шевелюру и небритость на лице в порядок. Короткую не то бороду, не то щетину, выросшую за время разъездов по городам и весям, оставил в форме эспаньолки, чтобы казаться чуть старше. Сытно перекусил, решив не полагаться на ресторан. Без получаса восемь я зашёл в кафе «Потускневший Тромбон» и попросил у подошедшей администраторши:

— Мне назначено на восемь в двадцать вторую кабинку.

— В двадцать вторую?… — она нахмурила брови, не сразу поняв, что я имею в виду, а затем перешла на полушёпот. — А, вот вы о чём. Постойте, я позову.

На лице у неё отобразилось не то сожаление, не то презрение. Прождал пять минут, слегка занервничав. Припёрся крепкий парень северных кровей, не то якут, не то чукча, не то алтаец — достаточно редкая «порода» в этих краях.

— Следуйте за мной, — мрачно сообщил он.

Я отметил про себя, что он ничего не сказал и не спросил про мой возраст, что, возможно, говорило о профессионализме. Такие, как он, по лицу и одежде определяют, что перед ними не просто парень с улицы, услышавший о заведении от сверстников. На моём лице определённо было написано, что я пришёл сюда целенаправленно, и он, похоже, это прочёл. Мы прошли цокольный этаж, дойдя до неприметной шторки, висящей на стене в качестве элемента интерьера. Он отодвинул полотно, нажал пульт, который достал из кармана. Дверь, успешно сливавшаяся со стеной, пришла в движение, открыв путь на лестничные пролёты вниз.

— В первый раз? — спросил провожающий, когда я только вступил на лестницу.

«Ох и не люблю же я бункеры. Пожалуй, больше я только не люблю лифты», — подумалось мне, когда я взглянул вниз.

Там оказалось пролётов тридцать, не меньше. До самого основания скалы фьорда, на котором стоит замок. При этом этажи ниже минус пятого были подсвечены заметно тусклее.

— Да, в вашем заведении — первый. Это что, все тридцать этажей — вниз?

— Нет, конечно, — усмехнулся провожающий. — Минус пятый, на нижних — база дисколётов РосКОН, а мы занимаем любезно-предоставленные пустые этажи. Если бы было глубже — мы бы наши гости слишком уставали и приходили в полную небоеготовность.

— Вы офицер? — предположил я.

— Отставной, — он неприятно цыкнул зубом. — Правила, получается, не знаете?

— Не знаю.

На самом деле, это мне было не особо интересно. Как и не особо интересна история этого парня и этого места — в каких они взаимоотношений с местной властью и с имперской армией, кто держит заведение, откуда берут девушек — и так далее. Хотя, судя по серьёзности, в подобные заведения бывает приличный конкурс, и несчастных пленниц тут не бывает — только вольные профессионалки, пришедшие в профессию более-менее сознательно.

Я не был любителем подобных мест, но знал, что серьёзные учреждения такой направленности часто появляются под покровительством кого-то из силовиков и военных. Для России во всех ей вариантах подобная практика была редкостью, но по примеру колониальных держав из других миров я знал, что такое вполне может работать. Такие бордели вырастают на окраинах зон влияния, в разных удалённых местах — и из-за удобства занятия таким бизнесом, и с вполне практической целью. Но часто дорогие заведения бывают и в столицах, и служат для сбора досье о различных девиациях наиболее-знатных посетителей. Тайная полиция может в борделях копать на министерство обороны, губернская гвардия — следить за чиновниками внутренних дел. Демидовы на Строгановых и так далее. А затем всплывшие факты ложаться козырями на стол и всплывают в сми в качестве улик при различных клановых разборках.

В любом случае, распутывать этот клубок, заниматься освобождением женщин, наведением справедливости и борьбой с армейской коррупцией я не стал. Пусть другие герои занимаются, я же пришёл сюда с вполне конкретной целью: получить ответ на вопрос «кто написал анонимку».

«Или?» — спросил себя я.

Нет, никаких «или». Даже оказавшись вдвоём в комнате я не стану делать ничего, что бросит тень на мои чувства к Нинели Кирилловне.

— Минимум два часа. Предоплата двести рублей, остальное на выходе. Наличные. Если у вас нет, то можем вернуться для обналички в ресторане.

— Дорого, — признался я. — Это почти моя месячная зарплата на материке. Неужто ваши… дамы столь дорогие?

— Двести местных рублей. Или девятнадцать имперских.

Всё никак не привыкну у масштабам цен. Это уже было куда ни шло. Всё равно дорого, конечно, но уже вполне ожидаемо. Я пока не был уверен, что дело в принципе дойдёт до заказа.

— Девушек младше семнадцати у нас нет. Равно как и юношей любых возрастов. Если вы за этим…

— Меня это не интересует, — прервал я ненужные пояснения.

— Табак, алкоголь и средства контрацепции входят в цену. Из наркотических средств разрешены только…

— Не интересует.

— Большинство девушек состоят в профсоюзе, поэтому проявляйте уважение к профессии, элементы физического насилия рекомендую использовать только с согласия дамы. Цена за час указана за классику, либо за эротический массаж. Прейскурант по дополнительным услугам есть на месте, там…

— Тоже не стоит, — оборвал его я.

Он развернулся, остановился на миг и всё-таки решился уточнить.

— Понимаю, что задаю некорректный вопрос, но зачем вы здесь? Такое чувство, что вы идёте с какой-то целью.

— Дело в том, что мне пришла анонимка. О том, что меня будут ждать в двадцать втором номере. Возможно, дело ограничится разговором.

Охранник ухмыльнулся.

— Наше учреждение не рассылает анонимной рекламы, у нас с этим строго. Скорее всего — частная инициатива кого-то из дам, хотя это мы тоже не поощряем. Что ж, остаётся надеяться, что кто-то даст вам знак. Мы пришли.

Мы остановились у двери в лестничном пролёте. В небольшой прихожей с парой бархатных диванов стоял секьюрити — я сразу почувствовал наличие сенса, процентов на пару ниже моего. В руках у него было два прибора — металлодетектор, тут же отловивший мой опечатанный пистолет, отправившийся в камеру хранения, и короткий артефакторный жезл, которым он точно также провёл вдоль меня.

На браслетах и амулете на шее прибор издал тихий звук.

— Так… автощиты тоже в хранение. У нас не стреляют. Амулет от гипноза, как вижу — можете оставить, если вам это не нравится. Готово, теперь, прошу, предоплату.

После уплаченных купюр открылся вход в холл. Надо сказать, с дизайном всё было в порядке — дорого, слегка вульгарно, но именно того градуса, какого полагается. Золото, шёлк, бархат, картины художников эпохи возрождения. Играл бликами диско-шар, в баре звучала тихая электронная музыка. Там меня встретила администратор — в коротком латексном платье на голое тело, и отвела в комнату для выбора дамы. Усадила на диванчик, вручила в руки прейскурант. Мой взгляд пробежал по строчкам, заметив строку: «Удушение гостя — +50 ₽»

— Что предпочитаете, сударь? Вам сенситивную, или простую? Одну, или несколько? Классика, массаж, или что-то более изысканное? — она говорила с таким волнующим контральто, что я изрядно разволновался.

— Эм… мне бы двадцать вторую комнату, — сказал зачем-то я. — Полагаю, одну девушку. Мне сказали, что будут ждать там. Кто у вас в двадцать второй?

— У наших коллег нет привязки к комнатам, — девушка помотала головой. — Но двадцать вторая комната — это люкс для любителей садо-мазо… Это плюс шестьдесят рублей.

— Так… — я задумался на миг. — Признаться, я не знал.

— Почему именно двадцать вторую комнату? У вас договорённость с кем-то из дам?

— Нет, вовсе нет, — ей я решил не признаваться — мало ли, вдруг это как-либо дискредитирует незнакомку, отправившую послание. — Знаете, а сколько дам сейчас свободно? Можете показать всех?

— Всех? У нас сто комнат, и сейчас свободно около сорока работниц… Полагаю, вам не сильно интересны девушки старше… скажем, тридцати?

В этом я не мог быть абсолютно уверен — дама, отправившая сообщение, могла оказаться и старше.

— Давайте до тридцати… пяти.

— Хорошо, тогда мы приведём сначала десять, а если вам не понравится — ещё десяток, — сообщила распорядитель, тихо поднялась и отправилась куда-то в коридоры.

Оставшись наедине, я вдруг вздрогнул. Садо-мазо. «Знаю всё о тебе».

Чёрт возьми, это же Ольга Лекарь. Я не знал, что за чертовщина творится с лифтами, и была ли моя палачиха сейчас в мире, но это был определённо её почерк.

Нет, встреча с ней мне сейчас не нужна. Я не готов — только не сейчас. Я дёрнулся, собравшийся уже уйти, даже сбежать, но не успел — девушки ровной отточенной походкой уже зашли в комнату и встали напротив. В лёгких полупрозрачных туниках, прикрывавших ажурное бельё. Худые, стройные, белые, чёрные, даже одна бронзово-зелёная.

Ольги среди них не было. Но вот третья девушка…

Она была блондинкой, славянкой лет двадцати пяти, чуть пониже меня, самую малость пофигуристей модельного стандарта красоты, в розовом лифчике.

Но что самое чудовищное — на ней были очки. А черты лица чудовищно, прости невыносимо напомнили мне Нинель Кирилловну. Мы встретились взглядами, и она подмигнула мне.

— Её, — не раздумывая сказал я распорядительнице.

— Это Аделаида, прекрасный выбор! Рассказать подробнее про опции? Вы выбрали двадцать вторую комнату, это означает, что…

Она взглянула на девушку, и та кивнула, поэтому фразу распорядитель не закончила. Мои догадки подтверждались. Девушка, напоминающая внешностью Нинель Кирилловну, ни в коем случае не стала бы соглашаться на садо-мазо, а значит — это именно та, что назначила встречу.

— Все свободны. Изволите выбрать алкоголь и напитки?

Аделаида протянула мне руку, я взял её ладошку в руку, и она повела меня по ковровой дорожке вдоль кабинетов. Ряд дверей с табличками вдоль бетонных, пусть и украшенных стен, неприятно напомнили мне лифтовые шахты Бункера, но я быстро сбросил наваждение.

Как хорошо, как хорошо, что это не Ольга Лекарь.

— Как вас зовут, сударь? — спросила она.

— Скажем… Эдуард, можно на ты.

— Хорошо. Меня можно Ада… А ты почему опции не выбрал? Ты же знаешь, что там, в двадцать второй?

Это всё разговор для отвлечения внимания, понял я, и решил не отвечать, пока мы не придём в комнату.

— Мы пришли, — она щёлкнула магнитным ключом по замку углового кабинета.

Загорелся свет. Нет, это была не кабинка — помещение было огромным, оформленным в красно-чёрных тонах. Плётки, приспособления разной длины и формы на полках. Огромная кровать, готовая вместить десяток дам с чёрными простынями и подушками из кожезаменителя. Кожаный диван. Столы с подушками, какие-то безумные конструкции вроде электростульев с креплениями для рук и ног. Цепи с крюками, клетка по центру комнаты. В общем, все тёмные пучины похоти мир от мира оставались примерно теми же самыми. Оставшись вдвоём, Аделаида скинула туфельки, пошла по голому бетонному полу босиком.

— Так ты не уточнил, ты хочешь со связыванием… и прочим?

— Нет, Аделаида, мы оба знаем, зачем мы здесь, — сказал я, выразительно посмотрев на неё.

— А… хорошо. Просто грубости и прочее, без предметов… просто я никогда именно в двадцать второй не была, ты у меня первый, я обычно не соглашаюсь, но посмотрела на тебя, и поняла, что хочу поэкспериментировать именно с тобой! Ты… ты же не девственник? Может, попробуем что-то новое?

Она сняла очки и протёрла краешком пеньюара.

— Не девственник. Аделаида. Что-то я уже засомневался. Это ты отправила сообщение?

— Ка… какое сообщение? — опешила девушка.

— «Я знаю всё о тебе. Важная информация, приходи в бордель, номер двадцать два, завтра, девять вечера…»

— Я… я не отправляла ничего такого, — Аделаида подошла к столику, где стоял алкоголь и кувшины с разными соками. — Тебе что-то налить?

— Чаю мне приготовь. Или закажи. Я выпью и пойду.

Тут она уже заволновалась.

— Может, останешься? Честно, мы можем всё отменить, можешь посмотреть кого-то другого, может, действительно, кто-то встречу назначил, но у нас с этим строго. Вряд ли кто-то из девушек, скорее всего кто-то из коллег пошутил, или…

Я хлопнул себя ладонью по лбу.

— Дмитрий, будь он неладен. Постоянно говорил про бордель, и что мне нужна разрядка, и выбрал самое интересное место. Вот же чёрт!

— А тебе нужна разрядка? Да, вижу, нужна… Не уходи, ладно? Кто такой Дмитрий? Твой друг?

Она присела на край обширной кровати и похлопала по простынке, мол, садись. Я не сразу понял, что инстинктивно сел в метре от неё.

— Какой, к чёрту, друг. Крепостной. Камердинер. Местный.

— Местный? Ты дворянин… Я вижу акцент. Центральный регион, да?

— Подмосковье, — кивнул я.

— Ты здесь… в ссылке, ведь так?

А она была не дурой, подумал я. Я уже почти был готов слиться и уйти, но она попала в самую болевую точку, выведя на душевный разговор. Я бы даже предположил, что она может быть сенсом и прочитать мои мысли — но нет, это простая насмотренность, опыт на чтение характеров. Такой бывает у таксистов, парикмахеров и прочих лиц, через которые проходит очень много разношёрстной публики, и которые слышат много разных историй.

— Да, Ада, ты почти угадала. Что-то вроде ссылки. Я зарёкся ходить в бордели, но мне настолько скучно и одиноко, что я ухватился за соломинку и напридумывал себе каких-то секретов сразу же, как пришло сообщение. А Дмитрий не промах, да.

— Так что мы делать будем… — Аделаида сладко потянулась, отчего кружевной лифчик под полупрозрачной туникой съехал немного вбок.

— Ну, раз уж мы с тобой говорим — то давай поговорим.

— Только давай сначала о тебе? У меня всё скучно… обычно спрашивают, сколько лет в профессии — пара лет всего, а до этого неудачные поступления на социолога, несчастная любовь, в общем… Расскажи, а почему ты зарёкся ходить в бордели? Ты же… тебе лет двадцать, откуда такой негативный опыт?

— Ну, когда-то очень-очень давно я был в борделях. И мне всегда не нравилось. После них остаётся послевкусие лжи.

— Лжи, потому что у меня было много мужчин для тебя? Но я тебе не вру. Я… подмигнула тебе, потому что ты мне очень понравился, честно.

Как же убедительна была эта ложь, я почти повёлся. На самом деле, я действительно мог ей понравиться — как удобный и даже интересный клиент.

— Ладно. Есть ещё одна причина, по которой я не хотел бы ходить в бордели.

— Как зовут эту причину? — Аделаида улыбнулась. — Она осталась там, в Подмосковье, правильно?

— Не совсем. Неважно, где она. Далеко, на другом конце света.

— Она блондинка? Похожа на меня?

Она сняла очки, положила на столик, посмотрела на меня слегка с прищуром. Отпираться было бессмысленно.

— Да, чёрт возьми, она похожа на тебя. Только чуть моложе. Видимо, поэтому я и ошибся.

— Расскажи подробнее. Чем похожа?

— Ростом и чертами лица. Она тоже носит очки. Она отличница, очень домашняя девушка. Любит читать. Лицо такое светлое. У неё длинные светлые волосы, сладкие, слегка пухлые губки, ножки не такие длинные, она… она любит пингвинчиков, понимаешь? Вот ты любишь пингвинчиков?

Это говорил не я — это говорили остатки реципиента в моём мозгу.

— Бедный Эд… — жрица любви осторожно погладила меня по плечу. — У вас с ней так ничего ещё и не было. Она тебе так и не дала?

— Оба раза срывалось, — кивнул я. — Но она сказала, что готова, скажем, сорвать цветок любви вместе со мной.

— О-о… Знаешь, я сначала подумала, что она тебя динамит. Но нет, если она действительно девственница, и пообещала тебе, то действительно может тебя дождаться. Вы с ней сядете на кровать, она снимет блузку, вот так…

Пеньюар оказался на полу.

— Я стараюсь не представлять, как это будет. Всё равно всё будет не совсем так.

— А какая у неё грудь? — Аделаида провела по нижнему краю чашек своего лифчика.

— Самая красивая в мире грудь, наверное. Я видел на фото. И попа… Так, знаешь что, Аделаида. В общем, примем как медицинскую процедуру, — я вздохнул и откинулся на кровать. — Снимай всё с себя и сделай со мной что-нибудь руками, только, пожалуйста, быстро и безэмоционально.

Наверное, я был готов на подобное поражение, уже переступая порог помещения. Наверное, моя совесть будет не совсем чиста после такого, но я смогу пойти с ней на договор.

Как только остатки одежды моей собеседницы оказались на полу, моё тело обнажилось в необходимых местах, а медицинский процесс начался, щёлкнул магнитный замок на двери. Я приподнял голову — в дверях был силуэт ещё одной девушки в пеньюаре.

— О, я не знала, что ты заказал двоих, — сообщила Аделаида, на секунду отвлечься.

— Я тоже не знал, — сказал я, не сразу сообразив, что происходит.

А затем Аделаида вскрикнула и отпрыгнула в противоположный от двери угол комнаты. Я поднялся и вгляделся в зашедшую.

Вернее, в зашедшего. Это была не девушка, это очень худой юноша с впавшими щеками, надевший тунику поверх майки и коротких шорт. Он точно шёл в мою сторону, в глазах была решимость, а в руках…

В руках сверкнуло что-то острое.

— Так вот кто мне писал! — воскликнул я, готовясь кинектировать его об стенку.

Глава 29

Парень сделал шаг назад, в его глазах отразилась растерянность вместе с сильной взволнованностью.

— Я думал… ты будешь связан или вроде того, — сказал он, слегка картавя и отвернулся, вероятно, чтобы я поправил одежду.

— Тра-ля-ля, тра-ля-ля… — уже напевал я, чувствуя, как зреет сила.

В иных условиях на то, приготовиться к применению навыка, потребовались бы секунды, но из-за пикантного сообщения мои потоки силы находились в хаотичном состоянии, из-за чего на концентрацию усилий ушло куда больше времени.

— Стой-стой! Хорошо! Ты переиграл меня! — сказал он, явно почуяв, что я замышляю.

Он развёл руками, и я увидел, что у него в ладони — это оказался небольшой крюк наподобие тех, что висели в моей же комнате на цепях. Обманный трюк? Не похоже. Он действительно раздумал нападать. Я расслабился, позволив назревшему невидимому кому энергии в ладонях растечься обратно по жилам.

— Положи оружие. Кто ты такой?

— Ваня. Иван Абрамов я.

Признаться, мне потребовалась пара секунд, чтобы сопоставить в голове имя и фамилию с известным мне и понять, кто он такой. Но после я охнул и спешно поправил одежду.

Это был мой крепостной, Абрамов Иван Алексеев, с рейтингом 4,34, двадцать шесть лет, фельдшер из Казани, после моего проигрыша Евгению оказавшийся в Новой Бессарабии. Я вспомнил, как выкупил его обратно в том покере в Зеленогорье и собирался его отыскать, но, заработавшись, попросту забыл об этой задаче.

Похоже, он был очень взволнован и при этом зол на меня. Оставалось только догадываться, через какое дерьмо ему пришлось пройти.

Такие глаза я видел не часто — это были глаза не то киллера-маньяка, много лет выслеживавшего жертву, не то поклонника, пробравшегося в гримёрку к поп-идолу.

— Я помнил о тебе, Иван, — сказал я. — Честно.

— Не верю! Ка-атегоически не верю! — он поднял тонкий, паучий палец, чтобы придать весу своим словам. — Ты знаешь, что мне пришлось пройти, после того, как ты продал меня⁈

— Пришлось снять этот пеньюар с проститутки? — зачем-то пошутил я, но после понял, что ему не до смеха.

— Мне… мне… — он изменился в лице, снова шагнул ближе. — Я работал в подпольной фабрике по увеличению грудей! У какого-то подпольного бандюгана! Сотни… тысячи элитных эскортниц! Вот этими вот руками… сиськи, сиськи, я уже не могу на них смотреть!

Я еле сдержал улыбку. На самом деле, ситуация действительно была страшной — но было что-то в его образе комедийное и какое-то залихватское.

— Какой кошмар, — ответил я спокойным тоном, изобразив сочувствие на лице. — Мне говорили, что ты в какой-то полевой лаборатории. Но сейчас-то ты здесь? Как ты здесь оказался?

— Я… я бежал в Антарктику, как только узнал, что ты меня выкупил снова. Я написал письмо! Ты не ответил!

— Бумажное? Ещё бы. Оно зависло в местном столичном отделении Дворянского дома. Почему не электронное-то, блин?

— Боялся, что меня выследят по нему! То есть… ты хочешь сказать, что хотел меня вытащить?

Он изменился в лице. Я кивнул:

— Честно, хотел. Я весьма ответственный помещик, знаешь ли.

— Мальчики, может… мне выйти, а? Или охрану позвать? — спросила Аделаида, всё ещё сидевшая в углу.

— Погоди, — машинально попросил я и вернулся к диалогу с Иваном. — Я очень хочу обо всём узнать, узнать твою историю, через что прошёл. Но…

Иван как будто бы только что заметил Аделаиду, сделал удивлённые глаза, закивал, открыл дверь картой и скрылся в коридоре, кинув в щель в двери:

— Наверху подожду.

Я хотел его остановить, но решил всё-таки закончить начатое. Признаться, после произошедшего стресса образ Нинели Кирилловны, который я всё ещё держал в голове, основательно растворился, и я даже был бы готов всё прекратить, но моя физиология была против.

Итак, медицинскую процедуру я завершил — обойдусь на этот раз без подробностей, к тому же особых и не было. Далее всё же последовал небольшой диалог с Аделаидой, в которой я пояснил, что это был мой потерянный крепостной, что никакой угрозы нет, и говорить никому не нужно. Что оказанными услугами я доволен, желаю всего наилучшего, а также желаю поскорее бросить это грязное дело — говорят, что рекомендовать такое моветон, но в данном случае не удержался.

После — «обмывочный пункт», как говорилось в каком-то старинном юмористическом рассказе из Основного Пучка, оплата, получение пистолета из сейфа. Я уже отправился к выходу на поверхность, как вдруг увидел, как через фойе по коридорам ведут моего нового знакомого, которого держат под руки двое крепких мужиков. Один из них был мне знакомым — именно он сопровождал меня вниз и, по видимому, был старшим.

— Стойте! Прошу прощения, а что с ним? — спросил я, стараясь не подавать виду.

— Ничего страшного, извините за неприятный конфуз, тут недоразумение, ничего криминального, — защебетала подскочившая администратор.

— Нет, мне правда нужно знать. Я знаю этого человека. И хочу, чтобы его отпустили.

Головорезы остановились. Иван обернулся — он уже был одет в пальто, верхняя пуговица которого была порвана, в его глазах прочитался ужас.

Но он промолчал.

— Что случилось? — повторил я вопрос.

— По камерам посмотрели — отобрал карту у работницы, крюк сорвал, переоделся и ходил по чужим комнатам, — пояснил знакомый мне северянин.

— Так он к нему и заходил, — тихо сказал второй мордоворот.

— Ой, простите, простите… — снова занялась администратор, но я её перебил и подтвердил.

— Да, он заходил ко мне. Он искал меня. Если недоразумение только в этом, то я прошу, нет, требую, чтобы его отпустили.

На миг в воздухе повисла пауза, затем знакомый мне парень неохотно пояснил.

— Он выкрикивал лозунги… в холле. Что-то про равенство прав и свободу от сексуального рабства. Посетители возмущались. Нужно… разобраться.

Мужчина развернулся и снова взял Ивана за тонкое предплечье попрочнее с твёрдым намерением увести куда-то.

— Хм… Хорошо, я его барин! — я поднял голос. — Он мой крепостной. Беглый. Остановитесь. Я правильно понимаю, что вы ведёте его перевоспитывать? Надеюсь, не продать в сексуальное рабство?

— Поговорить.

— Я так понимаю, разговор этот имеет конкретную сумму? За причинённое беспокойство?

Второй мужик криво усмехнулся:

— Что, предлагаешь что-то?…

— Да, внести залог за него. Сколько?

Администратор несколько грубо подтолкнула меня поближе к ним, прошептала:

— Тише, тише, тут другие посетители.

— Две тысячи, — озвучил старший. — Официальный штраф за причинение неудобств другим посетителям.

Деньги были очень приличные. Но, на самом деле, мне нравится, когда срочные и неприятные дела решаются деньгами, и при этом не испытываешь чувства чего-то неправильного, как при даче взяток, например. Я достал бумажник и расплатился — Ивана тут же отпустили, даже деловито отряхнули напоследок рукав пальто и толкнули ко мне. Он кивнул и прокомментировал:

— Идём.

Спустя несколько шагов вверх по лестнице я всё-таки уточнил:

— А «спасибо»?

— Спасибо? Ха! Я столько пережил, что… Я был готов к такому повороту! Главное — почти всё получилось. Мой план был не идеальным, но всё-таки я тебя нашёл, и наконец-то выскажу всё, что собирался.

— Я правильно понимаю, что «знаю о тебе больше, чем ты сам» — это тоже часть твоего плана? Чтобы я точно повёлся?

— Ну, не сказал бы. Есть у меня один материальчик. Очень интересный. Очень! Но сначала поесть — очень проголодался. Ты оплатишь!

Я усмехнулся. Да уж, дерзости ему было не занимать.

— Да? Не борзеешь ли ты?

— Вот такой вот я сволочь. Я потратил все деньги! Ни гроша в кармане, даже на обратную дорогу!

— Понимаю, наверное, ты заплатил за несколько часов с женщиной, пока ждал? Я тебе скажу, что тебе очень повезло. Я мог выбрать другую кабинку, мог прийти раньше, позже и так далее. Мог просто вырубить тебя, посчитав наёмным киллером. Ты везунчик! Хорошо хоть время провёл?

— Я асексуален. Меня не интересует интимная сторона вопроса и общение с противоположным полом. И со своим — тем более. Только работа. Только врачебная практика.

— Кем хоть работаешь?

— Позже. Сейчас сядем и обсудим.

Признаться, я тоже хотел есть. Заказал за двадцать местных рублей салат «гнездо альбатроса» и язык тюленевой кликуши в пюре из антарктического потата — если бы я знал, что это, а Иван же размахнулся на шестьдесят — борщ нордический с квашеной сельдью, сырных шариков, оленину с нарезку солонины и клюквенную водку.

— Итак, — начал я сразу. — Если ты про откупную, то я готов скататься в Юстиновск и оформить в Дворянском доме…

— Ещё чего! Я имею значительные льготы и субсидии от государства со статусом беженца-крепостного!

— Так ты от меня бежал, или искал меня? Как ты вообще узнал, что я здесь?

— Птичка… нашептала. Я сейчас тружусь в Аксюткинске. Двоюродная сестра моей коллеги работает главным бухгалтером в Курьерской Службе…

— Наталья Рудольфовна? — догадался я.

— Да! Она сказала, что вы здесь, и что вы её чуть не изнасиловали…

Я не выдержал и перебил его заливистым смехом, но вскоре остановился и коротко пояснил ситуацию про ключ.

Иван лишь коротко улыбнулся — кажется, впервые за вечер — и продолжил:

— У меня тогда всё и сложилось. Я не до конца верил в это всё, но…

— Давай по-порядку. Кажется, ты хотел мне рассказать о том, как и почему докатился до жизни такой.

Глава 30

— Рассказать? Хорошо, расскажу. Полтора года назад ты меня проигрываешь в карты. Или во что там, в стрелялки? Меня ловят приехавшие бандюганы, тычут в морду купчей… Садят в оцепленный автобус — знаешь такой, особый, для ссыльных крепостных, с демидовскими вместе ехал. Везут во Владивосток… Потом в трюме каком-то вонючем… до Аустралии. Дальше клиника — я уже сказал. Сиськи, сиськи, сплошные резиновые сиськи.

— Может, силиконовые?

— А какая разница? Тьфу. Смотреть на них не могу. Потом приходит проверка, подпольную клинику разгоняют. Полгода я живу беспризорником в Долговом Городище… Прятался у цыган… лечил их. Затем… в апреле — я совершенно случайно узнаю, что мне теперь нечего бояться, я выкуплен, и у меня на счету что-то около сотни имперских. До метрополии бы не хватило, и решил в Антарктиду. Сначала боялся, но потом понял, что здесь чудесно. Я встретил Виолетту, сейчас вместе мы занимаемся интереснейшим делом…

— Виолетта? Расскажи поподробнее? — перебил я его. — И… дай угадаю, у неё нулевой размер груди или около того?

— Откуда⁈… ладно, не важно. Её грудь меня не интересует, мы просто коллеги, просто коллеги. Она замечательный человек, помогла мне найти себя. Мы создаём первую в Антарктиде добровольническую клинику по гомеопатической вакцинации. Она считает, что вакцины очень вредны для здоровья, и поэтому…

— Не продолжай, ты отвлёкся, — вернул я диалог в привычное русло.

Он кивнул и достал из кармана листок, какие-то распечатки, изжульканные, скомканные, сложенные в четыре раза.

— В общем… я ненавидел тебя, Эльдар Матвееч. Да, всем-всем сердцем ненавидел. Особенно после того, как ты мне не ответил на все письма. Решил я, что ты меня презираешь, что тебе наплевать… В общем, я не то, чтобы думал мстить. Но начал изучать твою биографию. Скатался в Юстиновск специально, просидел в Информатории. По досье в почтовой программе, по упоминанию в сети, по отдельным новостным роликам… Узнал, что ты сбежал из японского плена, и уже задумался — мне стало интересно, каков ты на самом деле…

Иван всё мял в руках бумажку, и я уже начал переживать за её сохранность.

— Покажи уже, что там.

— Вот, да, да, — он достал и развернул листок, но пока держал его повёрнутым к себе. — В общем, не далее как полтора месяца назад мы с Виолеттой ездили в Казанцев, у её подруге, работающей главой кафедры медицины. Там в университете есть супер-рихнер, на котором тестируют какой-то уникальный метод поиска людей по лицам из базы фотографий. Безсенсетивный, исключительно цифровой.

— Нейросетевой поиск? — вспомнил я позабытые слова.

— Да, вроде того! Я не разбираюсь, а ты, получается, знаешь? В общем, я разговорился с молодым аспирантом, подговорил попробовать. Подсунул ему несколько твоих фото. Он выдал уже известные мне датэи с твоим досье, а также… вот это. Из малоизвестной «Коллекция городских легенд», книги, изданной скромным тиражом в начале двадцатого века. Документ называется «Признание Алехандро Дробитко, темпорального путешественника, утверждающего, что…»

Я вырвал листок из рук.

На листе было моё фото. Вернее, очень качественно выполненная гравюра, полностью повторяющее мою фотографию из телевизионных хроник — когда мы с Самирой и моим «гаремом» прибыли в Голицын-Южный. Рядом же была старинная чёрно-белая фотография незнакомого мне худого небритого юноши с немного безумным взглядом.

И на нём была изношенная, протёртая до дыр футболка с надписью «Coca Colа».

Текст был написан ещё с «ятями» и «ижицами», но проведённой здесь реформы, после которой из непривычного остался только твёрдый знак в конце слов, поэтому я прочитал его медленно, с некоторым затруднением.

«Признание Пауло Назари, темпорального путешественника, утверждающего, что прибыл из будущего. Касательно лифтов интересной историей также является история Алехандро Дробитко, человека, родившегося в конце XVIII столетия в Праге. Точные данные о месте его рождения отсутствуют, и ряд фактов заставляют предположить, что он является либо путешественником во времени, либо же путешественником из иных неведомых пространств. В первую очередь, любопытен факт его появления на широкой публике. Во время демонстрации первого на Европейском Полуострове электрического лифта в 1802 году в Пражском Граде после отправления его в аутоматическом режиме с верхнего этажа на нижний произошла поломка, из-за чего потребовалось остановить устройство и вручную открыть двери. Внутри оказался юноша двадцати лет, говоривший на странном диалекте великорусского языка. Облачён он был в рубашку с нанесённым текстом латинского шрифта, внятным образом не переводимым. При себе имел листы бумаги, на котором изображлась гравюра. Он был напуган, бормотал невнятные слова, из которых после поиска переводчика стало ясно, что некий злодей посадил его в другой лифт в его родной стране, сказав известить всех о грозящ. Говорил также, что его дама удерживается сим злодеем в неволе. Когда его спросили, какой сейчас год, он сказал, что две тысяча пятнадцатый, страну свою он назвал Содружеством Независимых Государств, а город — Днепродержинском…»

— Днепродзержинском, — зачем-то пробормотал я, поправив авторов статьи.

— Что? — спросил Иван. — Город? Ты… знаешь его?

— А? Нет, просто странное такое название, — быстро исправил я ситуацию. — Парень явно не в своём уме.

— Ты дочитал хоть?

— В процессе.

«Юноша страдал от отсутствия телефона — устройства, изобретенного несколькими годами ранее и публике неизвестного. Свою профессию он наименовал саунд-дизайном, упомянув непонятные слова про электронно-вычислительные машины и музыку, а среди географических познаний рассказывал про Соединённые Штаты Америки, Транс-Гоа и Западную Германию. А узнав, что находится в Праге, спросил, распалась ли уже некая Чехословакия. Вторым же любопытным фактом стали листки, которые он имел при себе. Выполнены они были из чистейшей бумаги, которую не производила ни одна бумажная фабрика в Праге. На одном листке были невнятные схемы и числа, на другой — приведённый на странице портрет человека. Алехандро утверждал, что его скрутили по рукам и отправили с миссией в то время сообщить о пришествии не то Антихриста, не то Мессии, которое состоится в 2010-м году, в феврале. Имя мессии было Илдар, фамилию юноша не смог вспомнить, упомянул лишь, что она немецкая, и начинается на „Ч“. Также сообщил, что этот Илдар родится в России, сбежит из плена врага с группой наложниц, станет героем, после чего будет сослан на другой конец света. Навыки владения силой у Алехандро отсутствовали, а навыки рукописного письма плохими. В качестве инструмента перемещения пришелец назвал некий артефакт, способный превратить замкнутое пространство в „звёздное небо“. Силознатели, исследовавшие данный случай, полагают, что имел случай либо некоего секретного эксперимента по исследованию неизвестного науке навыка, либо спонтанной телепортации, подобной Пизанской трагедии, в результате которой рухнула знаменитая башня. В дальнейшем юноша прожил несколько лет в здании Пражского града, затем его след…»

На этом копия страницы закончилась.

— Что за «пизанская трагедия»?

— Как⁈ Ты не знаешь? Это же известная история, когда в 1899 году на башню в Италии упал мамонт, после чего она развалилась. Тогда все считали, что мамонты вымерли, но после чего их стали искать, и в конечно итоге… Не, ты прочитал? Какие мысли?

— Ну… это про меня, всё верно. Отпираться бессмысленно, сходится очень многое. Только причём тут февраль, и какого хрена меня считают мессией, — я изобразил задумчивость.

— Да потому что ты не мессия — ты Антихрист! Тебя следует уничтожить!

Иван нахмурил брови, нервно прижался в край стола. Я почувствовал, что ситуация накалилась. Нет, мой собеседник не выглядел безумным, только взволнованным и возбуждённым. Но на всякий случай я осторожно опустил руку вниз, к кобуре с опечатанным пистолетом.

В этот момент принесли блюда, Иван быстро убрал бумажку, поменялся в лице и сказал:

— Шутка. Хорошо же сыграл, да? Я ходил в школе в театральный кружок.

— Ну… так себе, честно. Ну так… сам думаешь?

— Думаю, что это происки тайных сообществ. Есть же всякие… клики, или как там их. Секты. Они и экспериментируют. Да, третий закон Столбовского о невозможности применения силы для изменения течения времени, но… что, если это не наше время? Что, это это параллельное время какое-то? А? И он сначала от нас туда, там поймали этого Алехандро, а оттуда можно и…

Он сделал непонятный жест рукой и накинулся на следующее блюдо. Я задумался на миг и поёжился. Всё сходилось, более чем. На самом деле, я признался сам себе в догадке только спустя несколько минут, и мне стало жутковато. Очевидно, что это была работа лифтёров, возможно, даже той самой новой опергруппы. Причём кого-то очень изобретательного и наплевавшего на законы. Судя по статье, несчастный саунд-дизайнер был один, лифтёра-наставника в кабине не было. Скорее всего потому, что линия жизни лифтёра в этом мире проходила, не в XIX веке, и вернуться через соседний мир в прошлое он попросту не мог. То есть Алехандро показали всё «на пальцах», бумагу дали. Правила лифтёров не позволяли вербовать «на улице» и отправлять необученных в другую эпоху первым же «рейсом».

И уж тем более моветоном считалось брать в заложники кого-то из близких будущего лифтёра. Да ещё и с целью оставить послание в прошлом — это выглядело как полный бред и попытка создать хроноклазм — определённую алогичную болезнь, замкнутую логическую петлю в ходе роста Ветви. Я был в курсе про подобные эксперименты на обречённых и при этом изолированных — как эта — Ветвях. Лифтёры и старые Секаторы, имена которых я не знал, пытались сделать «надрез», закладывать временнУю бомбу, вроде самосбывающеегося пророчества, которое затем пыталось всех погубить. Как правило, Ветвь, даже самая больная, успешно с этим справлялась — воля цивилизации к жизни и исправлению ошибок прошлого очень велика. К моменту прихода Секатора в настоящее время — от подобных попыток не оставалось и следа.

Что же до применения такого метода против самого Секатора. Да ещё и в магическом мире с весьма сложной и прочной социальной системой — я уже не был так уверен.

— Хорошо, — я растёр ладонями виски и принялся больше размышлять вслух, чем беседовать. — Допустим, какой-то безумец в будущем… или даже в настоящем действительно знает, что я представляю угрозу. И нашёл способ пройти в другой мир. Чтобы что-то сделали со мной.

— Ага, — кивнул Иван.

— Но почему в феврале со мной ничего не происходило особенного? Конец февраля действительно были тяжёлыми, меня отчислили из вуза, то есть, института, потом я открыл навык, стал работать… Но это же всё могло начаться и в феврале?

Сказал я — и осёкся. Или, может, борьба со мной и началась в феврале, сразу после пришествия? Та авария на мосту, пара странных покушений? Нет, про какие-то из них говорил Кастелло из Центра Треугольника, позже смирившийся с моим существованием, какие-то взяли на себя Единороги — всё это враги несколько иных порядков.

— Дело в том, — ответил Иван, сделав паузу, чтобы прожевать жирнющий сырный шарик, — что я спросил того аспиранта, как давно сделано сканирование данной книги. У неё тираж, как я понял, что-то около сотни штук! Очень малоизвестная.

— И когда же?

— Недель пять назад.

Всё сходится, подумалось мне, и по спине пробежал холодок. Именно месяц назад мой отец чуть не застрелил меня, а я — его. Именно месяц назад я принял решение, что не хочу уничтожать мир. И именно месяц назад моя линия жизни в этом мире стала представлять угрозу для Верховного Секатора.

— Ты хочешь сказать, за мной уже могут охотиться?

— Ага.

Глава 31

— Есть гипотезы, кто? — спросил я.

— Я рылся на форумах. Говорят, в мире три основных противоборствующих силы, Европейский полуостров, Россия и Дальний Восток.

— Эк ты глубоко копнул…

Только сейчас я заметил, что у парня есть процент сечения — небольшой, меньше 0,5, но достаточный, чтобы противодействовать «глушилкам», которые, по рассказу Осипа Воршконштея-Порей, блокируют знания широких масс об Обществе.

— Я думаю, может любая из этих сил. Например, европейцы.

Я вспомнил последний звонок с Большой Земли. С европейцами обещали договориться, объяснить, что я не представляю угрозы. Но не было ли это хитрым ходом, чтобы отвести подозрение от…

Нет, подумалось мне. Нет ничего хуже подозрения к своим. В холодном краю паранойя отлично произрастает на почве одиночества. Здесь я в относительной — а может, и в абсолютной безопасности, нет никого и ничего, что может мне угрожать. Драконы крепко держат оборону в этом краю, не пуская чужаков, а след мой затерялся. Не зря же Общество отправило меня на этот край земли?

Задумался я крепко, не заметил даже, как Иван бодро доел ужин и поднялся.

— Ну, всё, я рассказал, что знаю, миссия выполнена, и у меня теперь чувство выполненного долга. Мы поели — теперь можно и спать.

С этими словами он подхватил пальто с вешалки и отправился на улицу.

— То есть даже прощаться не будем?

— Зачем прощаться? — он обернулся. — Я планирую пожить у тебя некоторое время. У тебя же большая съёмная квартира?

На самом деле я уже понял, что так просто от этого товарища не отделаюсь, поэтому согласился, но поставил условия.

— Некоторое время — это сутки. Не больше. Либо потом поменяю статус крепостного на дворового и затребую обязательное перемещение в место проживание барина.

— Ха! Это не получится, я беженец, меня защищают законы Антарктического Союза. Впрочем, суток будет достаточно, завтра вечером есть рейсы.

Разместил в гостевой спальне, время было позднее, и уснули оба без особых разговоров. Утром я проснулся чуть раньше будильника от запаха завтрака — Синтия должна была прийти с обеда, и я с некоторой опаской спустился из спальни. Интуиция не обманула — Иван готовил какое-то жуткое холостяцкое хрючево из овощей, замороженных пельменей и яиц, мирно беседуя с Дмитрием. Тот выглядел несколько удивлённым.

— Слышь чего твой парень говорит! Оказывается, ты крепостных в карты проигрываешь! И из плена японского сбежал! И по новостям тебя показывали! И охотиться за тобой могут!

— Иван, мне казалось, что все разговоры останутся между нами?

— Ты не доверяешь своему камердинеру⁈ — воскликнул Иван. — Я был лучшего о тебе мнения! Значит, порции завтрака ты не получишь, приготовишь сам.

— Так. Отставить. Я должен попробовать, как готовит человек, вставивший тысячи силиконовых грудей.

Я с твёрдым намерением направился к сковородке, после непродолжительной потасовки оттеснил Ивана и забрал порцию.

— Ах, так! Я требую денежной компенсации за трудочасы, потраченные на готовку.

— Про деньги — позже поговорим. Я помню, что у тебя ни гроша нет.

— Я тоже подкинуть на билет могу, — сказал Дмитрий. — Как-никак, под одним барином ходим.

— Я! Ни под кем! Не хожу! — воскликнул Иван. — То, с каким статусом я записан в ваших проклятых капиталистических устройствах — меня не волнует. А свой долг я выполнил и готов удалиться.

За столом Дмитрий снова свёл разговор о женщинах, причём — о моих, рассказал про Самиру и Анну и про десятки жертв японского эксперимента. Иван заметно занервничал от таких разговоров, видно было, насколько он закомплексован и стеснителен. Интересно, как ему только удался трюк с переодеванием с пеньюар проститутки? Чтобы поддержать разговор, он сказал:

— Хорошо хоть… Ну, я был немного удивлён, что Эльдар… Учитывая, что пошёл в бордель…

— А, ты про Синтию? — усмехнулся Дмитрий. — Что так кухарочку нашу не трахнул? Да, вот такой вот он — принципиальный.

Отдав Дмитрию распоряжение купить гостю обратный билет из общего бюджета, отправился на работу. Утро в конторе снова прошло в отчётах и совещаниях. Отправили мужиков в соседние города, а к обеду вернулся коллега, которого я ещё не видел — Степан Чемоданников. Это был дворянский сын, сирота из ещё более бедного, чем у меня, рода, на год старше меня, белобрысый, поджарый, обросший, как леший, с посиневшим носом. За обедом рассказал, как провёл месяц в малонаселённой Ледяной территории, выполнив двадцать рейсов с базы РосКон на острове Новый Сахалин до посёлка Свободный-Южный. Выглядел он уставшим и раздражённым, но разговорились и общий язык мы нашли очень быстро. Видимо, это свойство «полярников», как тут называли всех жителей союза — во время антарктической зимы желание говорить по душам возникает всё с большей силой.

К тому же, его процент сечения оказался одним из самых высоких, что я видел за время моей «ссылки» — по ощущениям, в районе пяти, как раньше было у меня.

— Двадцать рейсов на геликах с геологами… водка, водка, водка… Ни одной девушки красивой. Я сейчас под Зинаиду опять готов свалиться… как тогда…

Парень поделился интимным подробностями служебного романа и осведомился, спал ли я уже с нашей коллегой. Несмотря на проведённые в борделе процедуры, я всё ещё чувствовал нехватку общения с женщинами, и потому перевёл беседу на разговоры куда более спокойные.

— Что вы возили?

— Да… Ну, вообще — это государственная тайна, но… ты теперь, получается, заместитель начальника, так что можешь и сам посмотреть наши заявки. Стабилизирующие аккумуляторы для реактора я возил. Списанные — на разбор, новые — на установку. Каждая по двадцать пять килограмм. Вчетвером с парнями из Юстиновска возили, по две штуки. Опалы, агаты, гранит, молибден, цирконий…

— Не продолжай, подозреваю, это государственная тайна. Так ты — артефактор?

— Ну… да. Два года как навык открылся. Был на коротких курсах в Казанцевском университете, сейчас на заочном…

— В Казанцевском⁈

Оказалось, что мы учимся на параллельных курсах и уйдём на лекционную сессию с перехлёстом в неделю. Что ж, знакомство с человеком, близким по навыкам и статусу меня несколько приободрило.

Вечером я отправился провожать Ивана в аэропорт — он был уже с сумками, полными разного барахла — консерв, белья и прочего. Об их происхождении сказал неохотно:

— Дмитрий дал… две сотни в дорогу.

На самом деле, его гордость меня одновременно раздражила и вызвала уважение. На стоянке перед геликоптеропортом я придержал его и достал из кармана стопку наличных.

— Даже не думай! Не возьму, — заявил он. — Ты же мне это даёшь как барин — крепостному? Не возьму.

— Нет. Даю как человек, который хочет и может помочь. Есть такая фраза — «мы в ответе за тех, кого приручили». Хороший руководитель в ответе за своих подчинённых, хороший чиновник — за вверенных ему граждан.

Он задумался на миг, но снова покачал головой.

— Это попахивает как попытка купить мою дружбу. Нет, Эльдар, дружбу не купишь! Ты из класса угнетателей, я из класса угнетённых. Пока у власти в стране кучка олигархов…

— Выкинь из головы лозунги, — сказал я. — Поверь мне, я хорошо знаю, что такое социалистические революции при текущей геополитической обстановке — это инструмент капиталистов. Вот через лет пятьдесят… Если доживём — тогда и живы по заветам Маркса, или кто там будет посвежее. А пока прими правила игры и подумай о себе и о своём будущем. И о своих жизненных целях. Ты же там какую-то клинику собираешься делать?

Он кивнул.

— Клинику гомеопатической вакцинации.

— Господи, что ж за ересь… хрен с ним, ты там говорил о Виолетте, если думаешь, что деньги не нужны тебе — то будут нужны ей. Женщинам всегда нужна финансовая стабильность, при любом строе. Так что отложи деньги на кольцо и хлопоты по гражданской регистрации, а дальше…

— Я!… Я асексуален! Она всего лишь коллега! — вспыхнул он. — Мы с ней про это говорили уже много раз.

— Мне-то не рассказывай! Я всё по глазам вижу. Тебя просто останавливают твои дурацкие принципы и бред про классовую гордость, которые тебе внушили.

— Она… старше на пять лет, — сказал он зачем-то. — Точнее — это я моложе её.

— Значит, ещё и синдром отложенной жизни. Ну она же зачем-то с тобой до сих пор, так? Не ушла? Много раз, говоришь, говорили, о том, что вы всего лишь коллеги? А ну покажи фото — я хорошо разбираюсь в лицах. А, или у тебя нет, ты же без умного телефона.

Телефон Иван носил самый примитивный, кнопочный, но в карман он всё же полез и выудил бумажник. Среди пары замызганных визиток и пятирублёвых купюр выудилась фотография — бумажная маленькая фотография, с которой на меня глядела очень худая, но вполне симпатичная ярко-рыжая девушка с кротким выражением лица с белоснежном медицинском халате.

— Чёрт, Ванька, какой же ты балбес. Это она все эти разговоры начинала?

Он помялся и ответил.

— Да, на кухне… иногда, вечерами. С тех пор, как она уговорила меня вместе снимать двухкомнатную квартиру.

— Вы вместе снимаете двухкомнатную квартиру⁈ И до сих пор не… Чёрт, да ты святой человек!

— Мы оба скромные трудолюбивые люди! Из угнетённого класса! И я насыщен видом обнажённых женских тел!

— Ты же сам видишь, что в ход оправдания нерешительности идут уже всё более и более затейливые аргументы. Ну так занимайтесь любовью в одежде, кто вам запрещает, партия?

— А, к чёрту. Сколько тут?

Он неожиданно вырвал у меня из руки стопку банкнот.

— Пятьдесят тысяч местными. Твоя рыночная стоимость в «Моём дворе» — пять с половиной тысяч имперских, считай, что я тебя формально выкупил.

Иван с лёгким пренебрежением вытащил из-под бумажной обмотки половину и отдал мне.

— Что ж, я вижу, что ты делаешь сделку со своей совестью, и я благодушно не буду тебе отказывать. Половины за меня будет достаточно. Для оборудования и аренды помещений.

— На свадьбу можете не звать, я гость привередливый.

— И не подумаю! — сказал Иван и, не прощаясь, вышел из машины.

Не то, чтобы я люблю быть инженером человеческих душ, но чувствовал себя после всего этого вдохновлённым. Хотя, конечно, грусть на душе всё ещё сохранялась, я достал телефон и проверил сообщения от Нинели Кирилловны. Не было. Пусто.

Зато было другое письмо — от Аллы.

«Кучин отправил меня в командировку в Юстиновск. Тебя проведать, говорит. Буду там двадцать четвёртого или двадцать пятого августа, приезжай».

Глава 32

Двадцать четвёртое августа наступало на следующий день, выпадало на вторник— электронные письма через весь континент опять ходили с жуткой задержкой, иногда совпадающей со скоростью перелётов.

Я понял, что хочу, и что я даже должен увидеться с Аллой — как просто с любым другим человеком из привычной мне среды. Конечно, на душе стало ещё неспокойнее после такого сообщения и решения. Так всегда бывает, когда девушка из прошлого, с которой был бурный роман, неожиданно снова зовёт на свидание. Нет, сказал я себе — это будет не свидание. Это будет обычная деловая встреча с коллегой. Максимум — хорошая непринуждённая беседа с человеком из моего прошлого. Ну, или совсем уж максимум — качественная дружеская попойка.

Чтобы убить все возможные сомнения, поздно вечером я устроил просмотр сохранённых фотографий из писем Нинели Кирилловны. Словно чувствуя мой специфический настрой, в дверь постучали, а затем бесцеремонно открыли. Это оказалась Синтия, вооружённая здоровенным розовым пипидастром, облачённая во всё ту же задорную короткую форму горничной.

Поймал себя на мысли, что уже который день хочу попросить её одеваться более естественно — и который день отказываю.

— Ты же должна была уже час как уехать? И я просил не открывать, если не разрешили после стука.

— Хозяин, простите! Хозяин, я забыла вынести мусорное ведро у вас в комнате.

— Не стоит, оно почти пустое. И я не хозяин. Иди спать, уезжай, всё в порядке, — сказал я, быстро закрыв фотографию на экране, как подросток, в комнату к которому в самый неподходящий момент зашла строгая мамаша.

— Дмитрий будет ругаться… — заявила она, проследовала через всю комнату и медленно, по-кошачьи наклонилась под стол. — Он требовал хорошо следить за хозяином…

Как я и предполагал, трусиков под юбкой не оказалось. Кроме того, как бы невзначай край юбки задрался чуть выше необходимого.

— Ой, что-то оно никак не достаётся… Застряло… Не получается… — она крутила попкой прямо перед моим лицом в лучших традициях жанрового кино, откуда, вероятно, она и подглядела подобные сюжеты.

Первые секунды я смотрел на это, и понимал: нет, конечно, проведённых днём ранее мануальных процедур было недостаточно, крайне недостаточно, понимал я теперь. Я снова недооценил гормональный фон и заложенный генами психотип моего реципиента. Теперь мне хотелось полного тактильного контакта, настоящих, пусть даже и слегка наигранных эмоций в ответ, страсти, ощущения, что доставил удовольствие даме и прочих компонентов настоящей близости. Встал со стула, подошёл сзади, внимательно разглядывая все анатомические подробности, подсвеченные тусклой лампой на столе. Сомнения и муки длились долгие секунд пять, после чего я смачно шлёпнул по филейной части и скомандовал:

— Синтия, не надо, прекрати. Забери мусор и уйти из комнаты.

— Но хозяин, вам надо… расслабиться… — она неохотно развернулась ко мне лицом, не спеша поправлять задравшуюся юбку.

Интересно, что ей на самом деле нужно было, подумалось мне? Моих денег, моего статуса, который на самом деле всё ещё был недостаточно высоким. Или одобрения Дмитрия, или, наоборот, какой-то мести ему, защиты от него? Я до сих пор не до конца понимал их взаимоотношения.

Или, может, ей просто нужен был секс? Может, она просто хотела меня, как любого симпатичного и приятного парня, вне зависимости от его денег, сословия, власти, статуса и прочего?

Последняя мысль возбуждала гораздо сильнее предыдущих. Я смотрел в её карие глаза, глядящие на меня с расстояния границы интимной зоны контроля. С такого расстояния ощущалась её сила — слабая, неразвитая, меньше процента сечения, возможно, усиленная возбуждением. Она зажмурилась, потянулась для поцелуя, и я поддался искушению в последний раз — провёл ладонью по бедру, схватил её за мягкое место, сжал слегка грубовато и даже, возможно, больно. Она восприняла это как спусковой крючок, охнула и попыталась мне обнять, но разум снова победил.

Я отстранил её, сел на кровать.

Мой организм негодовал — какой же дурацкий, нелепый принцип не изменять той, которую выбрал! Любой бы на моём месте не раздумывал ни секунды. Но, во-первых, мне по-прежнему казалось, что Нинель Кирилловна, и то, что должно случиться между нами после моего возвращения — это нечто большее, чем просто любовь и просто лишение невинности. И для меня, и для моей жизни, и для моего нового мира. А во-вторых…

— Синтия, ты очень красивая, и та часть меня, что ниже пояса, уже давно хочет тебя и еле сдерживается, но это против всех моих принципов, против правила равного статуса партнёров, к тому же ты никогда не сможешь мне дать любви, мы едва знакомы, у нас нет ничего общего, я уйду отсюда, и не вспомню тебя, а ты — меня, и вообще — я не знаю, что у тебя на уме, так нахрена это всё начинать?

— Да иди ты!.. — взвизгнула она и ушла из комнаты, хлопнув дверью.

Спустя десять минут я услышал звук удаляющихся по снегу шин.

Последняя сцена была наигранной, очень наигранной. Она не была расстроена тем, что я отказал, и это говорило о том, что целью склонения к соитию было нечто корыстное. На самом деле — после этого я уснул даже с более спокойным сердцем. Все точки на «i» поставлены, и на сделки с совестью идти не пришлось.

Той ночью я написал письмо Нинели Кирилловне, с трудом оживив в памяти первоисточник из старинного фильма, не то из Пятого, не то Шестого Пучка:

«А еще скажу вамъ, разлюбезная Нинель Кирилловна, что являетесь вы мне, будто чистая лебедь, будто плывете себе, куда вамъ требуется, или по делу какому, только дыхание у меня сдавливаетъ от радости, будто из пушки кто въ упоръ саданулъ. Только знайте, любезная Нинель Кирилловна, что классовые сражения на сегодняшний день въ общемъ и целомъ завершены, и придётъ мне чередъ домой возвратиться, чтобы съ вами вместе строить новую жизнь въ милой сердцу родной стороне».

Я зарекался писать первым, потому что это выглядело как слабость, но иногда следует идти против таких принципов. В любом случае, подумалось мне, сборщики электронной почты работают отвратительно, межконтинентальные каналы связи даже при наличии спутников были хуже, чем в восьмидесятые, и всё это становилось похожим на лотерею с неизвестным результатом. Так что, может быть, письмо уйдёт в «молоко», подумалось мне' — ну, уйдёт — и уйдёт.

Вопрос же, как выбраться на встречу с Аллой решился сам собой. Ранним утром Елпидифон Анемподистович вызвал в кабинет.

— Пребывает делегация твоих. Московских, отдел особых поручений. В столичную контору, в Юстиновск. Говорят, дорогой матрицированный товар, но — поди, на самом деле с проверкой, ага? Посмотри, знакомые фамилии?

Я вчитался. Подпоручик Расторгуева Алла Петровна, подпоручик Амосова Ирина Аксентьевна — фамилия показалась мне знакомой, но точно не из числа начальства, а также почтовый пристав Гиркин И. В.

— Не, не думаю, Патефон Аккордеонович. Алла из нашего отделения, знаю её… очень хорошо. Амосова — что-то знакомое, но она тоже подпоручик, они бы не стали присылать подпоручика с проверкой.

— Ну а пристав… надо полагать, тоже не из ревизоров, — начальник зыркнул на меня из-под заросшей брови. — Ладно, верю. Но — всё равно, проверь. Разведай. Встретишь их, в общем. Помоги чем. Билеты выделю, только вот с гостиницей — сам разберись, денег мало. Потом, может, спишем расходы.

Дальше — два рейса геликоптера с пересадкой в тесном аэровокзале в Аксюткинске. Пересадка была в районе двух часов, и даже возникла мысль вызвонить Абрамова, напроситься в гости и спросить, успешно ли он потратил мои деньги — но решил не становиться навязчивым.

Итак, в семь вечера я был в Юстиновске, столице Союза. Здесь, на десяток параллелей ближе к экватору, уже полным ходом наступала весна. Снег весь растаял, зацветали альпийские лужайки, люди ходили в лёгких куртках, и я наконец-то первый раз за три недели прошёлся по улице без шапки и уселся в вездесущем кафетерии «Гюнтер» с видом на площадь, рядом с отелем, где решил заселиться.

Лёгкая надежда была, что письма от Нинели Кирилловны придут хотя бы сюда, в столицу — но пусто. Зато навалилось писем от знакомых и друзей, в том числе от Сида — снова отчёты по хозяйству, переписка про строительство: предложения по плану бункерных этажей, которые я проглядел и быстро отписал, выбрав наиболее подходящий вариант.

Письмо от Искандера про доходы фабрики свистулек и про крепостных. Несколько неожиданное письмо от Евгения недельной давности:

«Что ж, ты меня не обманул, зараза, я обналичил всю сумму, вернул кредит и теперь в плюсе на половину лимона. Ну, спасибо и на том. Когда вторая партия?»

Я хотел было сказать: «Никогда», но не стал делать поспешных заявлений. Вдруг будет новая встреча с Андроном?

Наконец, позвонила Алла:

— Еду! Как я рада слышать твой голос!

— Тоже рад, Алла. Первый знакомый голос за три недели.

— Всё, полчаса — Ирку сейчас закину в отель и к тебе приеду повидаться. Ты где остановился?

— Ещё нигде, но, видимо, скоро заселюсь. На площади имени Ульянова. Погоди! Мне поручено вас обоих встретить и проверить, как у вас дела.

— Кем поручено?

— Анемподистом… Аккордеоном Патефоновичем, в общем. Моим начальником. Думает, что вы ревизоры и после к нам поедете.

— Ха, да какие мы ревизоры! Везли доставку для супруги посла, набор дорогих безделушек. Всё, жди, буду.

Заселился в отель, снова сел в кафе. Когда ждёшь кого-то, полчаса растягиваются в вечность — скорее всего, реально прошёл час, а то и полтора. В процессе высматривания знакомой женской фигурки на площади я неожиданно зацепился взглядом за одно лицо.

Девушка неотрывно смотрела на меня через всю площадь — я не был уверен, те ли это черты лица, но по лице пробежал холодок. Потому что эти черты лица я бы не спутал ни с чьими.

Ни в одном из миров.

Только наши взгляды встретились, как девушка, очень похожая на самку богомола из моей личной Преисподней тут же развернулась и скрылась в толпе.

Было ли это совпадением? Игрой уставшего разума? Лёгким помешательством? Я сработал не сразу, спустя десять секунд. Бросил всё, рванул через площадь под свист испугавшегося постового. Протиснулся через толпу у остановки, забежал в четырёхэтажный «Универмаг». Там тоже потолкался через две очереди — дошёл до эскалатора, заглянул вверх — пусто. Затем вправо — и там оказался лифт со старым светоиндикаторным табло над только что закрывшимися дверьми. Первый этаж… второй… третий… На третьем этаже лампочка стала моргать. Очень характерно, неприятно моргать, и долго — секунд десять.

— Что случилося? — с характерным деревенским акцентом обратился ко мне подбежавший постовой. — Что за паника? От кого бежал? Документы!

Я чувствовал, как уходит время.

Глава 33 Эпилог V романа

Я оторвал взгляд от табло лифта. Показал документы, и пока усатый милиционер смотрел документы, я достал мобильник и написал Сиду ещё одно короткое письмо:

«Напиши Нинели Кирилловне Чистяковой, номер найди в копии моих контактов. Спроси, всё ли хорошо, и почему не отвечает на письма».

В конце этого странного эпизода, когда постовой возвращал мне документы, бубня нотацию о том, что «надо ходить спокойно, не бегать, не пугать рабочих людей», я снова выцепил взглядом лицо девушки, выходящей из лифта. Той самой, за которой бежал, и которую принял за Ольгу Лекаря.

Нет, это оказалась совсем другая девушка — странной внешности и одежды, явно не местная, из Европы или Америки. Очень похожая лицом, но другая. Я облегчённо выдохнул. А спустя минуту увидел Аллу, вышедшую на середину площади.

Ускорил шаг и почувствовал, что сердце забилось чаще. Конечно, сердце принадлежит другой, да и всегда принадлежало, но приятные моменты прошлого никак не вычеркнешь. По сути, мы влетели в объятия друг друга, и я еле увернуться, чтобы не поцеловаться в губы. Поцелуй пришёлся в щёку, и щёку защипало от холода. С грустью подумал, что она всё ещё любит меня — а я просто соскучился и желал общения.

Да и разве что-то могло у нас получиться после того, как она изменила мне? Даже если убрать из уравнения Нинель Кирилловну. Этот факт назойливой мухой то и дело гудел в голове.

— Как долетела? — спросил я, когда мы уселись в кафешке.

— Ужасно! То жара, то ливень, то дождь… Сейчас ещё дикий холод. Ещё дядька этот… всё время травил армейские анекдоты.

— Это разве холод? Вот там, где я живу…

— Расскажи!

И я рассказал, хотя, по сути, рассказывать особо было нечего — сплошная рутина. Слово за слово, в итоге — не удержался и рассказал про поход в бордель и Ивана, слегка переврав и содержание разговора, и подробности произведённых процедур.

— Что… совсем никак даже не воспользовался?

— Ну… Как сказать. Только массажные процедуры.

— Да… это тебе всегда нравилось, — хихикнула Алла и потупила взор.

Мы общались как два давно знакомых и близких человека. Это было грустно осознавать, но за короткие полгода жизни она была мне куда ближе и лучше знакома, чем Нинель Кирилловна. С ней всё было по-настоящему, а вот с объектом моего обожания…

— Слушай… я хочу тебе показать кое-что… — вдруг сказала она. — Только ты, пожалуйста, если у меня ничего не выйдет, сделай вид, что как будто бы всё так и должно было быть.

— Разумеется. Давай.

Она налила в кружку вторую заварку чая — жиденькую, слабую. Затем сосредоточилась, нахмурилась, сжала кулачки — я прямо увидел, как напряглась жилка у неё на шее.

— Напряжение мышц иногда только блокирует выход силы, — осторожно подсказал я.

— Я знаю! Знаю! Я… У меня получилось всего пару раз!

— Плюс аудиальный стимул, то есть мелодия…

— Знаю! Да нет никакой мелодии! Моя мелодия — это то, как я стонала тогда, в наш первый раз в душевой. Когда удалось остановить паразитный навык. Я там на два тона так… Пару недель назад вспоминала, тоже в душе… потом сосредоточилась, и… чуть ноги не отморозила себе.

— Ты вспоминала обо мне? В душе? — осторожно осведомился я.

— А о ком ещё вспоминать! О других, что ли⁈ — она наверняка хотела сказать имя «Тукай», но вовремя остановилась. — Да там… Там… три секунды, и всё, вот что было!

Удивительно, но иногда упоминания иных партнёров бывшей могут не задеть самооценку, а даже её приподнять.

— Ну, я, всё же, держался на пару порядков подольше, да.

— Держался. Блин, как ты держался… И, главное, сейчас ни с кем другим не воспроизведёшь!

— Что — не воспроизведёшь? Ту ситуацию в душе?

— Ну — да. Не совместишь приятное с полезным.

Она поджала губы и принялась дальше гипнотизировать чайную кружку. Если это не было прямым намёком и отчаянной просьбой — то что же ещё было? Мне оставалось пока только делать то же самое, гипнотизировать её чайную кружку. На какой-то момент мне показалось, что в самом центре на поверхности действительно образовались кристаллики льда, я набрался наглости и потрогал, задев её ладонь.

— Холодная! Она основательно остыла.

— Да тут везде холодно! Смотри, какие у меня холодные руки!

Она обхватила своими ладонями мои поверх кружки. Тактильный контакт. Пальцы действительно были холодными, но вовсе не от воздуха в кафе — попросту от волнения, мне удалось почувствовать пульс, и он был очень высоким.

Я ждал, когда она отпустит, а она никак не отпускала. Чёрт, как же сложно, мучительно сложно после месяцев воздержания не поддаться девушке, с которой уже всё было, которая сидит перед тобой и откровенно тебя соблазняет.

А как же Нинель Кирилловна? А как же измена Аллы? «Слабость. Бесхребетность», — сказал внутренний голос, не то реципиента, не то кого-то из мудрых старцев, коим я был в прошлых жизнях.

Ну ей же надо помочь? — сказал голос честного человека, которым я был когда-то. Ты в ответе за тех, кого приручил. Ты должен проявить уважение, и это вовсе не «зайти в реку дважды», это совсем другое. Просто однократная помощь в раскрытии навыка, что-то вроде грамотного психотерапевта, помогающего преодолеть сложности.

Ну и следом полезли новые удобные аргументы. Навроде того, что Нинель Кирилловна может молчать, потому что разлюбила и ушла к тому самому рыжему кадету. Как его там, Яшка?

На самом деле, все мои сомнения продолжались секунд десять. Не люблю сомнения, поэтому, когда оба варианта кажутся одинаково плохими — просто обрываю размышления и поддаюсь интуиции. А в данном случае — ещё и соблазну. Увы, в таком возрасте единственный способ победить соблазн — это поддаться ему.

— То есть, ты хочешь сказать, что нам надо в более тёплое место?

— Ну… если там ещё будет вода… Желательно, проточная и чистая. И тёплая.

— Полагаю, подойдёт чья-то душевая, так?

Она кивнула, всё ещё не отпуская моих ладоней. Я осторожно освободился, заплатил за ужин, подал куртку — хотя в соседний подъезд можно было и без него.

Мы зашли в отель — восемь звёзд из десяти, чуть ли не лучший в городе. Я взял карточку, молча кивнул на строгий вопрос администратора:

— Вы вдвоём будете?

И машинально направился к лестнице.

— Есть же лифт? — тихо спросила Алла.

— Третий этаж. Не люблю лифты.

— Я устала за день. Ещё и не высыпаюсь постоянно… соседи храпят! Давай на лифте.

Пришлось согласиться — ещё не хватало при такой хрупкой ситуации ещё начать о чём-то спорить. В лифте я всё же решил поставить точки над «i».

— Алла, я сразу скажу… мне просто хочется тебе помочь.

— Я понимаю. Я знаю, — сказала она. — А я хочу помочь тебе.

Я промолчал, тут она была права — одиночество и прочие прелести молодого импульсивного организма давали о себе знать.

Полу-люксовый номер был одним из двух на этаже. Открыл дверь, впустил внутрь. Сомнения ещё были, и я всё же озвучил:

— Ещё я бы предпочёл без поцелуев. Чтобы не усугублять старые привязанности.

— Ну уж, нет… — сказала она, развернула меня и впилась своими губами в мои.

Дальше включились инстинкты, и руки начали делать всё сами. Обнять, расстегнуть, стянуть, потрогать, сжать, подхватить… Инстинкты прервались лишь один раз — в душевой, когда кожа под моими руками и вода с её губ снова начали жечь кожу льдом.

— Сейчас, стой, сконцентрируйся, — попросил я. — Погоди. Вспомни, как ты тогда стонала…

— А… ой… стой… это же не я. Это же ты! Ты жжёшься, — она отстранилась от меня, вышагнула из душевой и сказала.

— Ты ничего сейчас не напевал? Я как будто услышала что-то… то ли в голове, то ли…

Я вспомнил и напел мотив, подслушанный пару сотен лет назад, в позапрошлых жизнях:

— «Мне под кожу, мне под кожу мне запустить дельфинов стаю…»

Вода стала странно пениться на моих руках, шипеть, а на пол душевой застучали ледышки. Я выскочил, как ошпаренный, продолжая наблюдать песню и оставив душ включённым. Горячая вода под моим взглядом охлаждалась, и до пола долетали ядра града толщиной в палец.

Похоже, я мог заморозить ещё с десяток вёдер и заполнить поддон душевой до верха, но Алла сама прервала меня.

— Интересно… термонавык передаётся половым путём?

— Я… я не знаю, чёрт возьми. Нет! Не передаётся, я читал про такое. И в роду у меня ни у кого не был, насколько знаю.

Я опустился на пол на упавшие остатки нашего белья и полотенца, выдохнул. Как всегда после мощного использования навыка, особенно нового, незнакомого, дико захотелось пить. Алла поняла без слов, принесла из комнаты стакан воды.

— Что за песню ты напевал? Чья она? — спросила Алла, когда я залпов выпил и почувствовал, что силы начинают возвращаться.

— Не помню… помню, что какая-то владивостокская группа, очень старая и малоизвестная. Видимо, я настолько хотел, чтобы у тебя всё получилось, что сделал всё сам раньше тебя и вместо тебя.

Подумал, что тут можно было бы добавить «прости, что так вышло», но это отдавало чем-то очень таким.

— Мне даже понравилось. Правда… мы так и не закончили.

— С экспериментом?

— С экспериментом. Посмотри, там растаял лёд?

Я заглянул в поддон.

— Нет ещё. Сейчас горячая вода натечёт, и…

— Можешь как-то… Ускорить? Ты же говорил, что у тебя есть навык.

Выглядело как весьма ответственное задание: пирокинезом я владел, но вот прицельно растопить ледышки в ванной, не сжигая всё вокруг — это было для меня новым.

Однако я справился. Сначала отключил воду, потому что предположил, что от паров воды может произойти воспламенение гремучего газа. Затем сосредоточился, успокоился. Прочитал мотив той странной метал-композиции, но тихо, спокойно, не позволяя силе выплеснуться через край, а когда почувствовал срабатывание навыка — тут же замолчал, отскочил. Небольшое облако огня возникло в метре от меня, надо льдом — нас обдало паром, но кафель и поддон душевой уцелели, лишь слегка оплавило одноразовые шампуни на полочке.

Мы вернулись к процессу. Я стиснул зубы, чтобы ненароком не запустить свой навык снова. Алле же поймать нужную тональность вздохов на этот раз удалось. Я едва успел выскочить из-под воды, как под её пальцами стали расти сосульки, а весь водяной столб стал превращаться в один большой сталагмит.

— Получилось, получилось! — сказала она, пританцовывая на одном месте.

Именно такой я её и запомнил — маленькой, голой, мокрой и счастливой. Запомнил, потому что на следующую ночь она исчезла из моей жизни.

Я долго не мог уснуть. Мы заказали второй ужин в номер, посмотрели какую-то короткую дурацкую телепередачу про антарктическое сельское хозяйство.

— Может, ещё раз? — осторожно спросила она, но я отказался.

И по этическим причинам, потому что я обещал себе, что это всего лишь психологическая помощь. И из-за банальной усталости — чередование секса с применением навыка весьма выматывает. Потом она уснула, а я сначала прибрался в мобильнике, затем нашёл на полке в коридоре книжку — военную прозу некоего Дмитрия Конаныхина про Первую Японскую. А потом просто думал о разном — от Нинели Кирилловны, которую в очередной раз предал, от дома, который так и не стал родным, до судьбы мира. Конечно, мысли лезли в том числе и предательские. Например, о том, что спящая рядом со мной Алла и есть правильный и разумный выбор, а Нинель Кирилловна — бред, доставшийся от реципиента.

В итоге уснул я сам под утро, а когда проснулся — номер был пуст, и никаких вещей Аллы не наблюдалось.

Проснулся же я от того, что еле слышно звонил телефон, на котором уже было штук пять пропущенных, включая от арендодателя. От Аллы не было ни звонков, ни записки. По логике надо было звонить Алле, но я набрал первый.

— Эльдар Матвеевич Циммер? Вас беспокоит участковый. Это же вы проживаете в третьем особняке квартала Женщин-строителей Социализма?

Да, именно так назывался переименованный коттеджный посёлок.

— Я. А в чём…

— А мы тут с вашим арендодателем. Обокрали ваш дом. Вынесли всё.

— Обокрали⁈ Стоп, там должен быть мой камердинер, Дмитрий.

— Ну, вот — он, собственно, один из первых подозреваемых. Вместе с господином Хуаном, вашим водителем. Потому что следов взлома нет, его нет, и их вещей тоже. Когда вы возвращаетесь?

Я принялся быстро собираться. Всё время держал в голове, что надо позвонить Алле и вспомнил, только когда закрыл номер и шагнул на лестничную клетку.

«Телефон не отвечает, вероятно, абонент вне зоны покрытия сетей», — сказал голос в наушниках.

Я остановился — чувство тревоги усилилось, когда я заглянул в список вызовов. Там был и ещё один, который я сначала принял за арендодателя, но лишь потом понял, что он московской нумерации.

— Простите… Вы Эльдар?

— Да, а кто…

— Это Ирина, Алла говорила о вас, что отправилась к вам… Она не берёт трубку с самого утра, написала только сообщение, что скоро поедет, и поэтому…

— Я думал, она уехала к вам, я перезвоню, — сказал я.

Лифт остановился на нашем этаже. Пожилая коренастая уборщица, похожая на индианку, мыла пол в лифте.

— Кровь, — проговорил я, увидев характерные разводы.

Уборщица остановилась, обернулась на меня, затем достала из кармана помятый и слегка намокший бумажный конверт.

— Господин, вы же в триста первом номере? Тут написано «301», может, это вам? Это странно, я думала отнести Людмиле…

— Откуда здесь кровь?

— Не знаю, господин, чертовщина какая-то. Три часа назад, когда я на смену заходила, лифт сам по себе ездить стал, то на третий, то с него…

Я разорвал конверт.

Сначала взгляд упал на яркий отпечатанный помадой поцелуй в углу. Размашистый, немного резкий почерк с парой непривычно написанных букв. Я сразу понял, что с такими ошибками, с такими отклонениями от синтаксической нормы и формы написания пишут только родившиеся в других мирах.

«Dорогой Ельdар, я забрала ее в Бункер, чtоб она tебе не мешала. Если хочешь найtи мениа — поиграй со мной в пряtки»

Ниже, у поцелуя — подпись:

«Tвоиа на век Олиа».

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/262325

Читать далее: https://author.today/reader/281192