Квадрат жизни. Грань вторая. Школа

Потери

Похоже новички, вроде меня, действительно привлекали внимание, будучи не белыми, а серыми воронами, в наших-то странных балахонах. Я успел подумать об этом и многом другом, когда сдавал посуду в приемное окошко, и получил сильный толчок сзади, от чего болезненно врезался пальцами в стену. Поворачиваться не было желания, а хотелось закрыть глаза и исчезнуть, потому что мысленно я уже представил жестокую драку и себя побитого, валяющегося на полу, облитого какой-нибудь едой с ближайшего подноса. Я сделал вид, что ничего не произошло, и собирался уйти, но тройка парней преградила путь. Мне никогда не доводилось драться, только пару оплеух получил когда-то. С трудом верилось, что местные задиры не станут устраивать потасовку в людном месте. Несколько секунд мы играли в гляделки, распаляя чувства. Они напоминали банду псов, которые загнали жертву в угол, но не знают, что делать дальше.

– Тебя вежливости не учили, цуцык? Уходить собрался? А кто заслуженных мэтров угощать будет? У нас так не поступают, – прогнусавил малец, уступающий мне в возрасте, и переросший по наглости. – На себе сэкономил, значит с нами поделись. Заказывай, что укажем.

– При всем к тебе уважении это невозможно, – ответил я, сдерживаясь, памятуя о своем новом опасном характере. – Мне нужно сохранить баллы до завтрашнего полудня, их пока очень мало.

– Ну ты отмочил. Мало у него. Ой-ой, бедняжка. Парни, кажется, он не понял. Завтра через соломинку будешь питаться, если вообще очнешься. Вперед, к раздатчику, пока я добрый. Можешь потом пожаловаться своему куратору, он тебя пожалеет, – паренек издевательски заржал.

– Ради тебя могу и директору написать, – я старался сохранять спокойствие.

– Ха, пугай этой сказочкой детишек. Не накажет тот, кого нет, – сказал, как выплюнул малец. – А на искин мне плевать. У него и так забот хватает, чтобы за такими ничтожествами как ты приглядывать.

Игра словами закончилась. Вряд ли меня покалечат, но достоинство терять не хочется. Я последний раз пробежался глазами по людям, остававшимися безучастными к маленькой трагедии. Сбежать было нельзя. В толпе поймают, а на просторе у меня получилось бы, ноги быстрые. В секундной заминке, память подбросила отличную и рисковую идею, почерпнутую из давно прочитанной книги. Обстановка была совсем не та, и на стене не висели скрещенные мечи, поэтому я схватил со своей, так и не сданной тарелки столовый нож и закатал рукав левой руки.

– Ты как к крови относишься? Держи, – я сунул орудие маленькому тирану, направив лезвием на себя. – Наручник вроде как не снимается, если нам верно объяснили, поэтому ты получишь мои баллы только вместе с рукой.

Наручник неприятно резко завибрировал, а облачко голограммы возникло само собой. Оно светилось красным цветом, являя мне сообщение о штрафе и огромную пятерку, перед которой стоял минус. Малец замер, сжимая навязанный мною нож, и его наручник издал такой же тревожный звук, но был скрыт рукавом разноцветной рубашки. Я почти потерял ориентацию в пространстве, не видел ничего вокруг, только ощущал бешенный пульс и непойми почему наворачивающиеся слезы.

– Да пошел ты, псих! Я тебя запомнил, – пропищал вымогатель, не удержав прежний тембр голоса, бросил нож на пол. – Гадина, десятку срезала, – пожаловался он своим товарищам.

Мир снова пришел в движение, и я увидел десятки резко отвернувшихся от меня глаз. Наверно за потешный спектакль. Меня еще немного трясло, но подсознательно я понимал, что этих задир больше не встречу, или разойдемся, как ни в чем не бывало. В открытые двери я видел, как лихая троица удаляется по коридору, поэтому быстро покинул поле не состоявшейся битвы. Ощущение маленькой победы портило не прилюдное унижение, а осознание потери нравственности художником и ребенком. Забвение культурного человека с высоким вкусом. Было страшно однажды полностью потерять и свою собственную личность, превратиться в грубого смутьяна и остаться им навсегда, что родители не признают. Школа вновь явила свою темное нутро, громко заявив, что нужно бороться за себя и свою мечту. К такому жизнь меня не готовила, хотя папа постоянно пытался нечто подобное объяснить.