Квентин

Глава 9 ТИТАНОВАЯ МАСКА

…Девять, десять, одиннадцать, двенадцать!.. Подтянуться! Резче, резче!.. Плечо, предплечье… Шире, еще шире… Подбородком к железу… Фиксируем. Блок! Висим, висим!.. Семь, шесть, пять…

Перекладина — стальной гладкий стержень при двух столбах — была единственной постоянной величиной среди регулярно исчезающих и появляющихся вновь альпинистских палаток. Недвижная молчаливая константа у подножия Эйгера-Огра. Издалека она напоминала дыбу, вблизи — тоже. А уж если на нее попасть!

…Три, два, один. Вниз!.. Ой!..

Уолтер поймал равновесие, выпрямился, резко выдохнул. Украдкой взглянул на ребят. Кажется, плохо.

— Maniglie scimmia! — мрачно бросил здоровяк Чезаре, запуская пальцы в рыжую нечесаную гриву. — Borsa con crusca![73]

Джакомо, маленький и чернявый, даже не стал переводить, лишь взглянул с укоризной.

Нет, не кажется. Плохо и очень.

Итальянцы и не думали тащить новичка на скалы. Угостили кофе, а потом подвели к дыбе. Джакомо-полиглот на хорошем американском растолковал суть самого простого упражнения. Фиксация руки в согнутом положении, она же блок. Ногами по вертикали не побегаешь! Подтянуться, 120 градусов между плечом и предплечьем, уменьшить угол, снова уменьшить, потом все то же, только наоборот.

Хлопнули в две ладони по плечам. Pasticcio!

Перри попробовал — раз, другой. Это — третий. Сейчас будут лупить.

Чезаре грозно нахмурился, сразу же став похожим на сержанта Ларуссо, сложил щепотью большой и указательный пальцы:

— Stupido macaco americano senza testa e coda!..

Дальше можно не слушать, «macaco» и «americano» извергались бурным водопадом, неясным по форме, но совершенно понятным по содержанию.

— Тебе еще рано идти на скалы, Вальтер, — доходчиво перевел полиглот.

Внезапно здоровяк подпрыгнул, сотрясая землю, и взметнул ручищи в некоем подобии боксерской стойки:

— Vivace zuccone americano, il libro non e una roccia!..

Минуты через три Джакомо соизволил растолковать:

— Мой друг говорит, что год назад прочитал книжку «Бокс по переписке» и предлагает тебе матч в двенадцать раундов.

— Понял!

Уолтер махнул рукой, повернулся — и побрел прочь. Тезки-австрийцы с ним нянькались, честняги-итальянцы сразу ткнули мордой в… В перекладину.

Скалолаз…

— Walter! Fermata, sei dove?

Схватили в четыре руки, встряхнули от души.

— Надо учиться, шаг за шагом, постепенно, — зачастил Джакомо. — Это же скалы, Вальтер, скалы! Каждый год сколько ребят гибнет! Мы тебе все покажем, потренируешься, форму наберешь. Думаешь, мы с Чезаре сразу на стенку полезли? Не расстраивайся, все получится!..

— Sei… Ты есть… — Чезаре напрягся, пробивая лингвистический барьер. — Sei una brava persona. Хороший… классный парень. Научим!..

И подвел итог, встряхнув рыжей гривой:

— Colazione! Зав-трак! Ту-ше-нка!..

За чаем (жестяная кружка, неповторимый привкус костра) Уолтер воспользовался моментом, чтобы разобрать почту. Телеграммы взял у сонного портье, пробегая мимо, сунул в карман куртки. Итальянцы увлеклись беседой, Чезаре вновь сложил щепотью большой и указательный.

— Giacomo! Sei il classico idiota! Idiota completo! E questa rotta per idioti come te. Dovrete salire sopra…[74]

Лучше не мешать. «Classico idiota!» Красив итальянский язык! Молодой человек разложил на коленях мятые телеграфные бланки, прикинул, с которого начать.

«Дядя Уолт! Сэр! Во вверенной мне части полный порядок, сэр!..»

Прочитал, перечитал, улыбнулся. Если «сэр», если самому младшему хватает «никелей» на запятые и восклицательные, и даже на привет от кролика Лайона, значит, в части и в самом деле порядок. Не удержался, снова взглянул.

«…утренний сеанс с Нэнси. Жду, скучаю. Джон Рузвельт Перри».

Сложил бланк, спрятал в нагрудный карман. Хороший подарок в час рассвета! Остальное заранее не радовало. Два дня назад Уолтер послал шефу телеграмму. Без начальственного разрешения снимать деньги с особого, «чрезвычайного» счета было чревато. Вот, кажется, и ответ.

«Уволю! Все до цента вычту из жалованья, не хватит, продам тебя в рабство зулусам…»

Ясно… Последний бланк молодой человек разворачивал уже без всякого интереса.

«Командированному сотруднику Перри. Деньги тратьте. Больше инициативы. Премия в размере месячного оклада переведена на ваш счет. Предыдущий № считать утратившим силу».

Уолтер положил оба бланка рядом и принялся тереть подбородок. И там, и там — подпись шефа, разница между депешами — два часа. Это еще можно как-то понять, но чтобы начальник изрек нечто подобное, да еще такими словами? У него язык склеится!

Бред! Затмение! Параболоид!

— Ребята! Как по-итальянски будет «очуметь»?

…Давным-давно, в одной далекой Галактике жило себе, поживало Мировое Зло. Чем занималось от сотворения мира, можно лишь предположить. Таилось во тьме, от звездного блеска прячась, ерзало боками по астероидам, сверхновыми плевалось, истекало ненавистью в черные дыры. Никто это Зло всерьез не воспринимал, даже в упор не видел. Если мимо проходили, отворачивались, от хорошего настроения могли пинком угостить.

Взъярилось Зло, загорелось темным огнем, разбросало на сотни парсеков черные щупальца протуберанцев, возгремело трубным гласом по всем радиоканалам. Уж я вам покажу! Все припомню, за каждый пинок рассчитаюсь! Мировое я — или просто горстка антивещества? Ну, сейчас я вам!.. Сейчас я вас!..

И — воплотилось. Было Зло — стал Зло-дей. Страшный и ужасный — словами не описать, даже радиограмму не составить, точки и тире разбегутся. Ликом настолько мерзок, что в зеркало смотреть противно. Как взглянет — сразу тошнить начинает.

Злодей зеркало выбросил, надел маску из кованого титана, вакуума в грудь набрал.

Грянул:

— А придите ко мне, душегубством страждущие и грехами обремененные! Придите — и вместе мы всю Вселенную упокоим!

Пришли, понятно, никто не отказался. И такое началось!..

Бу-бух! Ба-бах!

…Мчал между звезд космический лайнер-красавец, грохотал двигателями. Не ведал беды. Возле Альфы Проциона сторожил его пиратский планетобус под черным вымпелом с титановым ликом. Абордаж! Резня! Пламя газовых горелок, взрезающих борта! Нет никому пощады, погиб экипаж, пассажиры погибли. Мальчонку, последнего недобитка, сунули в скафандр, пару дырок для верности провертев, и в люк разверстый бросили. Лети, сопляк, всем о злодействе нашем расскажи, если сумеешь!

Повезло последнему. Могучий порыв космического урагана забросил его на маленький астероид, где жили добрые плоскотики, пленники двух измерений. Длина есть, ширина тоже, а с высотою — проблема. Но — душевные во всю свою площадь. Обогрели мальчишку, накормили, вырастили. И даже купили ему новый скафандр у пролетавших мимо торговцев из Звездной Гильдии.

Парень скафандр примерил. Опустил забрало из бронестекла, вскинул руку в тяжелой перчатке к звездам.

— Месть! Месть! Месть! Я — Капитан Астероид!

— Зачем это они делают? — не понял Уолтер, вертя в руках бумажный лист, густо исписанный с двух сторон. — Передали бы сведения какой-нибудь разведке, все пользы больше. Сказки для чего сочинять?

Лекс подкинул на левой ладони томик в яркой обложке, прищурился, отхлебнул из рюмки, зажатой в правой.

…Среда наступила. Разговор длился уже третий час.

— Они — кто? Автор, редакция, хозяева издательства, ночной сторож? Концов не найдешь, Перри, зато можно догадаться о началах. Рассекречено несколько военных проектов, большинство — германские. Версия первая: кто-то хочет всерьез напугать Гитлера, толкнуть его на поиск шпионов, на новую «ночь длинных ножей» и, в конечном счете, предотвратить германскую агрессию. Но есть версия вторая, куда более вероятная…

У посланца Фонда Фаррагута голова шла кругом, но он честно пытался запоминать, не пропуская ни одной детали. «Мессершмитт», отравляющий газ, испытание ракет на жидком топливе, новые танки — немецкий и французский, портативные передатчики, прибор, использующий радиоволны для поиска скрытых целей…

— Неприятно даже говорить, но кому-то нужна новая большая война, причем здесь, в Европе. Требуется агрессор, он есть — Адольф Гитлер. Но Адди не дурак, воевать не спешит. Куда безопаснее отрезать кусочки у соседей. Плебисцит, народное волеизлияние, единство германской нации… А если ему даже не намекнуть — прямо указать, что его военные программы отслеживаются? Хуже! Если он узнает, что потенциальные жертвы вооружаются чем-то неведомым, но страшным? Если поймет, что с каждым месяцем шансы тают? Что сделает Адди?

Уолтер задумался.

— Прыгнет?

— Именно. Прыгнет!

Зашелестела знакомая карта, развернулась скатертью, опустившись на стол поверх книг и газетных подшивок.

— Чехословакия! Гитлер претендует на Судеты, готовит аннексию. Поляки тянут руки к Тешину, там металлургический комбинат, кусочек лакомый. А вот они ваши шахты с параболоидами, Перри, — перекрывают все основные коммуникации и еще по километру вдоль них. Достать можно только с воздуха, разбомбить. Но шахта с бронеколпаком, а установку нетрудно перебросить в соседнюю или спрятать в подземной галерее.

— Это если книжкам верить, — осторожно вставил Перри. — Про Астероида.

Утконосый уныло кивнул.

— Именно. А еще двум десяткам газет, научным обозревателям и полудюжине генералов. Я же вам показывал.

Сдернул карту, кивнул на подшивки.

— Не знаю, кто там дирижер, но поют, как по нотам.

Уолтер и сам был поражен. Пока он собирал старые рукописи и под пулями бегал, в Европе начало происходить невесть что. Вначале ничего чрезвычайного, всего лишь сообщение о сильном землетрясении в чешских Рудных горах, неподалеку от германской границы. Разрушено небольшое село, жертв по счастливой случайности нет. Вот только сейсмологи со своими сверхчуткими приборами оказались на этот раз не на высоте, ничего не заметив, даже легкой дрожи.

То, что пострадавший район оцеплен военными, поначалу не слишком удивило. Но потом ушлые репортеры (немец и француз) передали в редакции чудом перевезенные через кордон пленки. Мир ахнул. Дома не были разрушены, как случается при подземном толчке. Их раздавило, словно гигантский молот обрушился на них с самых небес.

Через два дня тряхнуло севернее Тешина. Сейсмологи вновь развели руками, чешская армия перекрыла дороги, полиция принялась задерживать иностранцев. Фотография на этот раз была одна-единственная, но сомнений не оставалось. По маленькому хутору — дому, надворным постройкам и даже колодцу вновь ударил невидимый молот.

А потом парижская «Фигаро» опубликовала карту шахт.

Ученые, изрядно поразмыслив, рассудили, что фотографии — явная фальшивка. Иначе следовало допустить, что в указанных местах гравитация, привычное земное тяготение, обезумело, внезапно увеличившись в невероятное количество раз. Постройки из камня и дерева раздавили сами себя. Поскольку же этого не могло быть (не велит Наука!), то и говорить не о чем. Поминать же низкопробную американскую фантастику в приличном обществе не принято.

Военные обозреватели, люди циничные, наложив карту на карту (землетрясения — шахты), единодушно высказались насчет хорошо задуманной чешской дезинформации, призванной слегка попридержать Гитлера. В противном же (кое для кого — просто отвратительном) случае, будущая война приобретет несколько неожиданные формы.

Расшалившийся французский фельетонист озаглавил свое сочинение «Смертоносное яблоко старины Ньютона», сопроводив его соответствующим рисунком: бронированный фрукт в заклепках рушится с небес на маленького усатого человечка.

— Значит, думаете, что это все спектакль, как на Бродвее?

— Не знаю, как вам ответить, Перри. Есть логика, а есть, знаете, дура-интуиция. Лезет, куда не просят. С точки зрения логики, чехи решили потратить несколько миллионов крон, чтобы сыграть на нервах у Адди. И кстати, зря — кинется, сволочь, даже раньше, чем намечал. А вот интуиция… Плохо спится мне в последние дни из-за ваших книжонок.

— Лекс, а вдруг гравитационное оружие действительно существует?

— Тогда выбросьте в урну учебник физики. Нет, Перри, это невозможно, но я готов поверить, что в этих шахтах действительно спрятана какая-то дрянь. У Злодея, чтоб он пропал, три козырных карты: опыты Теслы, физика ядра и гравитация. Не будь вы сосунком-сержантом из глухого гарнизона, я бы сказал, что нам подкинули реальный факт, только зашифрованный в два каскада. Но вы таких слов, Перри, не знаете. Не обиделись?

— Нет, сэр… Лекс… Все правда, чего обижаться? Я, кстати, знаком с мистером Никола Тесла. Мы с ним еще поспорили, кому первому на перевязку идти, он не хотел, меня в спину подталкивал… Расскажите, пожалуйста, еще раз про эти параболоиды.

— Не сегодня, Перри, я уже сдох, у меня трупное окоченение. Возьмите мои записи, книжку возьмите, там картинки есть. Параболоиды, оливиновый пояс… Нет! Скорее я поверю в то, что кто-то и вправду сорвал с орбиты планету и кинул прямиком нам в лоб.

— Аргентина? «В знойном небе пылает солнце, в бурном море гуляют волны…»

— Именно. Идите, Перри, пойте, пляшите. Вы же не знаете, что такое оккупация и расстрелы заложников. А для ясности название «Аргентина» зачеркните и напишите другое: «Мировая война». Потом добавьте черточку и цифру «2».

Ему снилась тьма — непроницаемая черная муть, сверху донизу, без границ и просветов. Тьма была неспокойна, она колыхалась, ходила волнами, подергивалась мелкой рябью. За ней что-то пряталось, и Уолтер никак не мог понять, стоит ли страшиться этого, неведомого. Нечто должно было произойти, причем скоро, сейчас, сию минуту.

Он решил не бояться, просто ждать. И когда из бурлящей мути вынырнул знакомый череп верхом на футбольном мяче, Уолтер ему даже подмигнул, как старому знакомому. Тот отозвался, сверкнув красным огнем глазниц, завертелся юлой и обратился ликом, тоже памятным, с книжной обложки.

— Месть! — шевельнул губами доблестный Капитан Астероид. — Штурм начнем на рассвете, ровно в ноль-шесть-ноль-ноль, солдат!

Уолтер хотел переспросить, уточнить боевую задачу. Не успел. Лицо с обложки пошло рябью, почернело… Тьма. Нет, пламя! Невыносимо яркий, сжигающий глаза свет.

— Ничего со мной не случится, парень. Я — дьявол. Профессия такая.

Никола Тесла! Черные волосы, темные глаза, неровно подстриженные усы, оттопыренные уши, почти как у него самого, рядового действительной службы Перри. Резкий, неприятный акцент.

— Чуть было тебя не забрал, помнишь? Плечо до сих пор ноет? Зато как рвануло, красотища! Dusha peva!.. У тебя, вижу, проблемы, парень. Давай помогу. Для начала разорвем Землю пополам, как pomorantsa. Апельсин!

— Не надо пополам! — взмолился рядовой Уолтер Перри. — Это же Земля!

Дьявол-Тесла захохотал, шевельнув ушами, ловко поймал ладонью маленький голубой шарик.

— Imam te!..

Шарик вырос, заполняя простор, покрылся белыми пятнами облаков, неровными знакомыми контурами континентов. Снова хохот — громовой раскат. Молния! Жаркий, всепожирающий огонь среди голой техасской пустыни. Резкая боль в плече, горечь во рту…

— Але оп! Pola! Пополам!

Уолтер облегченно вздохнул. Не Земля пополам, всего лишь черно-белая картинка из книги, перелистанной перед сном. Планета в разрезе: сверху кора, привычная безопасная твердь, в центре недоступное ядро, между ними — кипящий расплав. Мантия, она же оливиновый пояс. Все, как он видел, только между ядром и мантией — узкая черная полоска.

— Fantastična stvar! — весело прокомментировал Тесла. — Чушь, выдуманная безграмотным писакой. Гравитационный пояс земли, спекшаяся порода, аккумулирующая земное тяготение. Ее фрагменты можно найти рядом с жерлом вулкана.

— Это правда? — перебил Уолтер.

Картинка исчезла. Глаза Теслы-дьявола блеснули белым огнем.

— To ne može biti, jer ona nikada ne može biti![75] Конечно, нет. Stvar! Выдумка! Фантастическое допущение! Маленький кусочек — просто кусочек. Kamen! Но есть критическая масса, способная вызвать гравитационный взрыв. Установка превращает его в луч, параболоид направляет луч к цели. Никого «бум» и «бах». Просто «шлеп» — и prokletstvo! Как это по-вашему? Ле-пьеш-ка!

— Лепешка, — повторил Уолтер. — Но это же выдумка, мистер Тесла?

Белые очи погасли. Лицо ушло в тень, теряя черты.

— Конечно, парень. Можешь не волноваться.

Акцент исчез, Уолтеру показалось, что он слышит собственный голос.

— Миру ничего не угрожает, рядовой Перри. Но если хочешь повеселиться, могу рассказать о чудаках-физиках, мечтающих взорвать атомную бомбу. Очень, очень смешно. Ухо-хо-чешься-ся!.. Фантастика, парень! Чтиво для подростков. Мне ты можешь верить…

Лицо Теслы потекло, одеваясь в белый металл. На Уолтера смотрел Злодей Титановая Маска.

— ПОТОМУ ЧТО Я ВСЕГДА ГОВОРЮ ПРАВДУ!

Взрыв… Нет, просто постучали в дверь.

Взялся за медную ручку — шатнуло. Сумел устоять, провел ладонью по лицу, стирая холодный пот. Угораздило заснуть на закате! Самое вредное время, кошмар на кошмаре.

Тесла. Параболоид. Stvar. Атомная бомба. Чушь собачья.

— Привет, Теннесси!

В дверном проеме — Вальтер Второй, Инсбрук-Грац. Усики, тонкий пробор, волосы в бриолине, как у клерка с Уолл-стрит. Пиджак в полоску, узкий галстук удавкой.

Тросточка.

Подмигнул, исчез.

— Разрешите, господин Перри?

На порог ступила незнакомая женщина в скромном сером платье. Темный платок на голове, в тонких желтоватых пальцах — четки. Смуглое некрасивое лицо, бледные, почти белые губы. Над левой бровью — старый шрам. Сколько лет, и не догадаешься. Под сорок? За сорок?

— З-заходите, пожалуйста!

Ничего не понимая, он попятился, кивнул на ближайшее кресло.

— Садитесь! Чем могу…

Их взгляды встретились, и молодой человек ахнул.

Кирия!

Casta Diva, Пречистая богиня молча прошествовала к креслу. Села, кивнула на соседнее. Уолтер заспешил, устроился на самом краешке.

Негромко хлопнула дверь. Инсбрук-Грац на посту.

Певица не спешила. Пальцы привычно перебирали четки. Зернышко, еще зернышко, еще одно, еще…

— Мне было восемнадцать лет, — заговорила наконец она. — Я убила турецкого аскера. Ножом в спину — ударила один раз, потом еще дважды.

Помолчала. Ожгла взглядом.

— А сейчас мне хочется убить вас, симпатичный юноша с журнальной обложки.

Уолтер почему-то совершенно не удивился.

— Вы не первая, госпожа Кирия…

Бледные губы еле заметно улыбнулись.

— «Кирия» и есть «госпожа», мистер американец.

— Д-да, вспомнил. Тогда Кирия-Кирия. Я уже, знаете, Кирия-Кирия, привыкать начал. Это как землетрясение в Калифорнии. Падаешь на пол, голову руками закрываешь.

Резкий злой стук четок.

— Убить вас хотят за ваши проделки, Уолтер Перри. Каташкопош… Мелкий агентишка!.. Лучше бы нанялись канавы копать.

Подалась вперед, взглянула прямо в лицо.

— В греческом православном монастыре на маленьком острове в Эгейском море встретились две девушки, две сестры-послушницы. У каждой за спиной не было ничего, кроме смерти и пепла. Им казалось, что жизнь кончена. Они подружились, вместе пели в монастырском хоре.

Кирия помолчала немного, прикрыла веки:

Уолтера ожгло холодом. Это был голос не Пречистой богини. Так могла петь девушка-тень на серебристой тропе под Небесами. Певица заметила, взглянула строго.

— Сейчас бы я осталась там навсегда и славила бы Творца до последнего своего вздоха. Но мы с Маргаритой были молоды, и нам почудилось, что можно прожить жизнь заново. С тех пор мы вместе, две сестры.

— Но я ничего плохого… — попытался вставить слово он, однако был остановлен резким жестом.

— Вы, господин Перри, — никто, глянцевый мальчик. Более того, мне почему-то кажется, что сейчас ваша жизнь не стоит и медной монетки с изображением Линкольна. Если бы Марг просто развлеклась с вами, куснула молодого мясца, я бы искренне порадовалась…

Выговорить «Убирайтесь!» Уолтер все же не смог.

— Это наше дело. Мое и Марг.

Темные глаза вспыхнули, четки зашевелились, словно кольца гремучей змеи.

— Правда? Тогда расскажите мне, ее сестре, о своих планах. У вас есть особняк? Капитал в швейцарском банке? Знакомства на Бродвее и в Карнеги-холле? Или вы просто бросите немолодую искалеченную женщину, подарив ей прощальный поцелуй в лоб?

Встали одновременно. Молодой человек вскочил, певица поднялась медленно, опираясь рукой о спинку кресла.

— Мне не интересно, что вы сейчас ответите, Уолтер Перри, — холодно и спокойно проговорила она. — Осколок снаряда отрубил моей сестре ладонь. Вы нацелились в ее сердце. Только не вздумайте делать ей предложение, в вашем нынешнем состоянии это пошло и глупо. Предложение делаю я.

Шагнула ближе, окинула взглядом с ног до головы.

— Да, вы симпатичный. У Марг хороший вкус. Я надену на вас приличный костюм, научу некоторому обхождению и возьму к себе в свиту. Слово не нравится? Пусть будет «команда», разницы нет. Станете ездить с нами и выполнять все, что скажут. Только не спрашивайте, придется ли вам прыгать через обруч, молодой человек. Прикажу — прыгните. А все прочее — и в самом деле ваше с Марг дело.

Уолтер Перри, любитель в среднем весе, вспомнил, как во время одного из боев он пропустил удар. Атаковал — свинг правой в лицо, увлекся, подставился… Соперник был готов: нырок, апперкот правой в челюсть и короткий левой — в солнечное сплетение.

Боль перетерпел. Попытался ответить.

— Я могу пожертвовать собой, Кирия-Кирия. Монетка с профилем Линкольна — невеликая ценность. Но я попаду в ад, если брошу двенадцатилетнего мальчика, который ждет меня в Нью-Йорке. В нашей квартире хватит места и для троих. Особняк… Будет особняк, не беспокойтесь. А насчет всего прочего… Не думаю, что Маргарита фон Дервиз способна любить пуделя, который прыгает через обруч.

Кирия ушла молча, не простившись.

— Госпожа Фогель! Госпожа Фогель! Погодите! Постойте, прошу вас!..

Мухоловка даже не обернулась. Шла, как прежде, лицом в закат, ступая по темно-красному вечернему серебру.

— …Я в воздухе, что между пальцев течет, я — птица, чей вам недоступен полет… Это я! Я в снежную бурю — мороз и ветра… Я!.. Нам надо поговорить. Стойте же!

Девушка взглянула вверх, в гаснущее небо, и уже в который раз попыталась повторить запретное для нее Имя.

Тщетно…

— Ах, вот вы как? Ну, я хотел по-хорошему.

Удар сбил с ног. Еще один заставил схватиться за грудь. Лицо. Живот. Снова в грудь…

— Встать, с-сука!

Крови не было, зато сполна хватило боли. Мухоловка закусила губу, оперлась на локоть, зацепилась взглядом за красный диск уходящего солнца. Приподнялась.

— Шевелись, шевелись, дрянь! — подбодрили слева. — И не таких гордых об колено ломали.

Встала, выпрямилась, вздернула подбородок.

…Прямой в лицо — по губам, по носу в веснушках.

— Fick dich! — четко и ясно выговорила она.

За ухом добродушно рассмеялись.

— Совсем другое дело! А то взываете, просите, скоро молиться начнете. Нет, специальный агент Фогель. Никто там, наверху, вас слушать не станет. Вы — наша. Так сказать, переданы в руки для исполнения. Сядьте!

На этот раз она повиновалась. Сцепила пальцы на коленях, закрыла глаза.

— Ладно, мир! — шепнули слева. — Вы погорячились, я тоже. И напрасно, тема для разговора намечается весьма для вас приятная. Рыцарь Квентин Дорвард сумел даже сюда достучаться. Какой, однако, молодец! Обнадежил, утешил… Обсудим?

Не ответила, даже не шевельнулось. Лишь веки еле заметно дрогнули.

— Молчите, молчите! — подбодрил голос. — Вы даже не представляете, госпожа Фогель, насколько красноречивым бывает молчание. Я, собственно, о чем? Если взглянешь на случившееся со стороны, то сразу увидишь нечто странное. Сначала о вас. Что вы в этом парне нашли? Не Парис и не Сократ, обычный теленок. Вам же не сорок лет, чтобы клевать детишек! Скажу более, уж не обижайтесь. Мы с вами знаем, что написано в вашей медицинской карте, в какую больницу вы каждый год ложитесь на обследование. Если коротко и без соплей, у вас не может быть личной жизни в самом прямом и грубом смысле этого слова. Мужчина, даже любимый, для вас все равно — палач и насильник.

Девушка попыталась вздохнуть, дрогнула горлом.

— Добивайте, чего уж.

— А вы держите удар, — подбодрили слева. — Вон, Мата Хари на что была медуза, а как под пулями стояла! Любо-дорого взглянуть!.. Это я о том, что греха вожделения на вас нет. Вы не пытались ни его искусить, ни сами искуситься. Так в чем дело? Рыцаря встретили — прямиком из романа Вальтера Скотта? Бросьте! Вы, госпожа Фогель, собирались своего верного Квентина пытать до смерти. Вас только пуля остановила.

Всяким силам есть предел. Мухоловка застонала, закрыла уши ладонями.

— Ничего, я и громче могу… Что остается? Ох, доктор Фрейд, доктор Фрейд! Вот уж кого в нашем хозяйстве ждут не дождутся! Все очень просто, можно сказать, на поверхности. Вы смотрели на этого парня, как в зеркало, и видели саму себя — такую, какой могли бы стать. Добрая, искренняя, всегда готовая помочь, без капли подлости в сердце, улыбающаяся не по приказу, а потому что совесть чиста. Уолтер Перри — это вы, несбывшаяся Анна Фогель. Кстати, вы именно такая в Академии со своими ученицами, они в вас души не чают. Но рабочий день кончается, вас ждет лейтенант Кнопка со своим мотоциклом…

Девушка опустила руки, поглядела вперед, где только что умерло Солнце.

— Я знала, что придется отвечать. Можете не стараться.

— Не спешите, не спешите, госпожа Фогель, — мягко возразили слева. — Самое интересное впереди. Он-то что в вас нашел, ваш Квентин? Не такой этот сержант и наивный, от женщин, извините, никогда не бегал, скорее наоборот. Красотой его сразили? Очаровали? Было бы ему двенадцать лет, как его племяннику…

Она смогла улыбнуться. Покосилась налево.

— Зовите доктора Фрейда.

— Не нужно, — прошелестело в ответ. — И так все понятно. Он тоже смотрелся в зеркало и видел не вас — себя. Решительного, смелого, спасающего людей под пулями, умеющего гнать машину по ночной дороге, в общем, занятого настоящим, мужским делом. Парня с железными… Ну, скажем, нервами. Вы для него тоже идеал, госпожа Фогель. Я же говорил, тема для разговора весьма и весьма приятная. Скажу более, этот молодой человек не слишком разделяет себя и вас. Тут уж и вправду хоть Фрейда зови. Предали вы, а мучается и страдает он. Киньте на чаши весов ваши грехи и сравните. Он всего лишь гульнул налево, а вы? Что в итоге? А то, что ваш Квентин готов защищать вас, свою несостоявшуюся Смерть, как самого себя. Оценили, Мухоловка?

Она медленно встала, подняла и сжала в руке бронзовую пассифлору, покачнулась. Выпрямилась.

— Я могу идти?

— Идите. И надейтесь на своего рыцаря. А я вам компанию составлю.

— Завтра… Нет, уже сегодня! Уедешь, уедешь… Этого не может быть, Уолтер, этого не может быть, этого не может быть…

Голова женщины лежит у него на груди, левая ладонь прижата к щеке, большой палец искалеченной правой скользит по плечу, как будто пытаясь удержать.

— Этого не может быть, Марг. Но я уезжаю. К десяти утра мне привезут еще одну рукопись какого-то полярного Попая[77], на 12.30 я заказал авто до станции… Поезд в час.

— Выбрось из своего дурацкого чемодана свои дурацкие вещи и увези в нем меня. Иначе… Я знаю, что будет иначе, Уолтер. Я помашу тебе вслед, весело улыбнусь, потом возьму зеркало и увижу в нем старуху.

Скомканная ночная рубашка дорогого черного шелка — на ковре, платье свешивается со спинки стула, на стол небрежно брошено ожерелье с синими сапфирами. Сифон с водой, стаканы, носовой платок в помаде.

— Марг! Мне нужен лишь адрес, куда послать телеграмму. Через две недели из Гавра отплывет корабль, я закажу два места до Нью-Йорка. Второй класс, извини.

— Так просто, Уолтер? Вторым классом до Нью-Йорка, потом в твою квартирку в Ист-сайде, а затем мы вместе с кроликом будем строчить на швейной машинке, чтобы заработать на гамбургер. Одна не смогу — руки нет. Я люблю тебя, Уолтер. Я тосковала по тебе всю жизнь, я хочу дышать твоей кожей, ощущать в себе твое семя, я больше не смогу засыпать одна. Я согласна. Но я уеду, а Кирия останется. После разговора с тобой она пришла вся черная и схватилась за шприц, ребята еле успели. Думаешь, зачем мне целая армия? Она не выдержит, сорвется, погибнет. Ты сказал ей, что попадешь в ад, если бросишь племянника. А куда попаду я? Понимаешь, Уолтер, я не могу даже застрелиться, глядя на твою чертову фотографию в военной форме!

Женщина не плачет, лежит тихо. Большой палец правой вдавился в его ладонь, словно гвоздь распятия.

— Я долго не мог понять, Марг, что это такое — стать взрослым. Оторвать листок календаря с очередной датой? Расписаться в документе, который имеет право прочитать только Президент? Научиться считать выстрелы, когда стреляют не в мишень, а в тебя? Нет… Я и сейчас до конца не понимаю, чувствую себя мальчишкой, который убегает подворотнями от ирландской банды. Но пока я здесь, я должен сделать так, чтобы никто из тех, за кого отвечаю, не застрелился, не попал в ад и не плакал. Я сделаю это, не знаю еще как, но — сделаю. Только не бросай меня, Марг.

Ее губы скользят по лицу мужчины, сжимают мочку уха, целуют в закрытые веки.

— Последняя фраза лишняя, сержант. Самое невероятное, что я тебе верю. Верю — и буду ждать… Нет, глупость сказала! Я тоже не из тех, кто сдается. В семнадцать лет я, гимназистка, впервые пошла в штыковую. Страха не чувствовала, только винтовка с каждым шагом становилась все тяжелее… Нью-Йорк еще будет, Уолтер, обязательно будет. Но чтобы попасть туда, надо сделать первый шаг, как в штыковой. Мерзавцы, которые хотят тебя убить, где-то рядом, не достали здесь, станут ждать на станции, в поезде, в тоннеле под горой, на вокзале в Берне… Ничего, я уже вызвала кавалерию!

— Какую кавалерию? Ты о чем, Марг?

Губы впиваются в губы, сплетаются тела, исчезает комната, уходит в небытие весь мир, оставляя их наедине с негромко тикающими часами.

— До утра… Так мало минут, секунд… Так мало… Уолтер!.. Почему нельзя растянуть Время, почему нельзя разорвать его пополам? Уолтер, Уолтер…

Густым басом пропел здоровяк Чезаре, глядя на исписанный блокнотный листок. Кивнул удовлетворенно.

— Va bene!

Блокнот спрятал, тряхнул Уолтера за плечи, усмехнулся весело.

— Stupido piccolo americano deve allenarsi ogni giorno… Каждый дьень! Altrimenti sembrera come una salsiccia… Иначье будьешь коль-ба-са!

— Это он насчет тренировок, — пояснил полиглот Джакомо. — Кое-что мы тебе показали, так что поработай у себя в Америке. Приезжай сюда в июле, Вальтер. Намечается большой штурм Норванда. Решающий! Мы возьмем проклятую Северную стену!

Чезаре, уловив знакомое слово, тряхнул гривой и внезапно погрозил горе кулаком.

— Vi mostreremo un maledetto assassino scalatori eater!.. Мы тебье показать!..

Почудилось Уолтеру, нет ли, но темный силуэт Эйгера еле заметно дрогнул. В разгоряченные лица ударил порыв ледяного ветра.

…Слышу!

Надо было улыбаться — улыбаться, прощаться и уходить. Перри и в самом деле подумывал о том, чтобы приехать сюда летом, поболеть за приятелей. Но сложится ли?

Молодой человек улыбался, хотя в кармане лежала взятая у портье телеграмма из Италии. Знакомая подпись «Антонио Строцци» и всего два слова:

«Без изменений».

Черное распятие, бронзовая пассифлора, белый бинт повязки… Храбрые ребята бросили вызов Эйгеру-Огру. А он с кем дерзнул сразиться?

Ладонь на ладонь. Первая, вторая, третья!

— Freundschaft! Amicizia! Дружба!..

Вначале заволновался швейцар у входа. Бесстрашный тореадор, отступив на шаг, яростно взмахнул руками, словно пытаясь поймать невидимого взору призрака. Потом встрепенулся портье, вытянул шею, прислушался и, с невиданной резвостью выскочив из своего закутка, подбежал к стеклянным дверям.

Поздно!

— Der dette Satanail, Djevelens sоnn?!

С громким ревом в холл ввалился огромного роста старик при фраке и цилиндре. Худые плечи вразлет, седая бородища до пояса, в крепких мосластых пальцах — тяжелая трость. Взгляд… Подскочивший швейцар отвернулся и начал пятиться боком.

— Hvo-о-оr?!

Сообразив, что не понят, старик тряхнул бородой и заговорил на приличном английском — без крика, но тяжелым густом басом:

— Эй, на палубе! Мне нужен Сатанаил, Дьяволов сын, по фамилии Перри. Отведите меня к нему!

Уолтер, смирно сидевший на своем привычным месте, понял, что не убежит.

Встал.

— Вы, вероятно, ко мне? Я — Уолтер Перри.

В давние-давние годы, чуть ли не при Аврааме Линкольне, ходил по полярным морям бесстрашный капитан Кнут Гудместад. Норвежец, шведский подданный. Мерз во льдах, открывал острова, доедал последних собак на зимовке, болел цингой, терял друзей, но шаг за шагом продвигался все дальше на север, проламывая дорогу к недоступному полюсу. Тем и прославился, после чего ушел на покой и тихо, незаметно канул в Лету. Норвегия стала независимой, штурвал капитанской шхуны — музейным экспонатом, газеты писали о новых героях. Сын полярника, известный банкир Ове Гудместад, согласился за приличную сумму уступить бумаги отца Фонду Фаррагута.

Банкира Уолтер и ждал. Чек был выписан еще в Нью-Йорке лично шефом.

— Перри? Кто — Перри? Вы?!

Старик нахмурил седые брови, взглянул недоверчиво:

— Не хочу обидеть, молодой человек, но вы что-то изволите путать.

Теперь и бас исчез. Владелец фрака изъяснялся вежливо, даже изысканно. Чудо, впрочем, длилось недолго. Подскочившие швейцар с портье попытались схватить старика за плечи.

— Что-о? А идите сюда, такие хорошие!

Отель вздрогнул. Тяжелая трость рассекла воздух.

— Я из сумасшедшего дома бежал! Трех санитаров задушил! Я профессора съел, а вами сейчас закушу! Живыми сожру-у-у!..

Понаблюдав за бесславной ретирадой, старик кивнул удовлетворенно, после чего повернулся к Уолтеру.

— Дело в том, молодой человек, что из Фонда Фаррагута мне сообщили, что мистер Перри — известный путешественник, географ, он даже какое-то озеро на Аляске открыл.

— Озеро Utka, — Уолтер решил ничему не удивляться. — Паспорт показать? Вы… Вы садитесь, пожалуйста. Господин Ове Гудместад, как я понимаю?

Громовой хохот. Была бы на Перри шляпа, точно слетела бы.

— А вот и нет. Ошибочка!

Мосластый кулак врезался во фрачную грудь.

— Я — капитан Кнут Гудместад!

Сбежавшимся на подмогу швейцару добровольцам Уолтер, как мог, разъяснил ситуацию, с улицы приволокли огромный капитанский чемодан, после чего Гудместад громовым басом потребовал рому — ведро. Чуть подумав, изменил заказ, попросив принести зеленый чай.

В «Гробнице Скалолаза» воцарился долгожданный мир.

— Вы не жили в Норвегии, мистер Перри, — горько вздохнул капитан, ставя чашку на столик. — Скука, ханжество, зависть, глаза как пуговицы. За медяк удавятся! Национальная идея — селедка, и чтобы побольше. А уж наши, извините, дамы. Змеюки, я вам скажу! Вы про Амундсена слыхали?

— Так точно, капитан! Руал Амундсен открыл Южный полюс 14 декабря 1911 года.

Ежемесячные посещения географического музея не прошли даром.

Гудместад взглянул укоризненно:

— «Так точно» — не надо, мистер Перри. На корабле это не принято, а я вам не начальник… Полюс-то Амундсен открыл. Но погиб почему? Говорят, Нобиле полетел спасать. На чем, прости господи? «Латам» — гидроплан, поплавки, деревянный корпус. А внизу — сплошной лед. От женщин своих он бежал, допекли беднягу[79]. Сел на первое, что попалось… И меня, мистер Перри, допекли. Только не женщины, а все сразу. Вот и зверею.

— А с-санитаров зачем душить? — осторожно поинтересовался молодой человек.

Капитан хмыкнул и внезапно подмигнул.

— Весело получилось, правда? Какие, к дьяволу, санитары? Дома живу, один-одинешенек. Раз в неделю заходит ко мне сыночек, малыш Ове. И недавно прибежал, вежливый такой, ласковый. А не дадите ли мне, папенька, свой полярный архив? Продать хочу, за хорошие денежки. Пороть его не стал, все-таки шестой десяток пошел мальцу, тряхнул за грудки, узнал, что и как. Рукописи в чемодане, мистер Перри, берите. Может, хоть напечатают, у нас в Норвегии они никому даром не нужны.

Допил чай, улыбнулся в седую бороду. Уолтер, слегка осмелев, решил перейти к самой сути.

— А Сатанаил? Который сын Дьявола?

Улыбка исчезла, качнулись густые брови. Молодо блеснули светлые, как небо Севера, глаза.

— Может, не впутывать вас, мистер Перри? Жить вам еще и жить, озера открывать. Дай бог, славную девицу встретите, такую, как Бернт, моя покойная женушка, да возвеселится она в Раю! Считайте, что съехавший с ума старик пошутил, причем очень глупо. Могу извиниться.

Уолтер Квентин взгляда не отвел.

— Я уже во все, что мог, впутался, капитан Гудместад. Говорите!

Столик качнулся — старик облокотился локтями, запустил пальцы в бороду.

— Говорю. Кто-то оптом и в розницу скупает души умерших полярников. По всему миру.

С минуту они смотрели друг на друга. Наконец седая борода дрогнула.

— Да, я сумасшедший. А вот мой малыш, заместитель директора нашего национального банка, Ове Гудместад, нет.

…Лист машинописи, другой, третий. Газетная вырезка, еще одна, заверенная копия письма с лиловой нотариальной печатью, желтый бланк телеграммы.

— Тут много, — капитан, захлопнув папку, припечатал ее широкой костистой ладонью. — Сынок мой вроде бульдога, цепкий, не оторвать. Если очень коротко… Года полтора назад, мистер Перри, несколько издательств и фондов по всему миру начали искать полярные архивы: дневники, отчеты, воспоминания, альбомы с рисунками и фотографиями. Что это, как не души тех, кто отдал жизнь Северу? Наши души! Десятилетиями документы никому не были нужны, пылились, пропадали, а тут чуть ли не аукционы устраивают. Я поручил мальцу все отслеживать, а заодно проверить, не связаны ли эти благодетели между собой. Нет! Если ими и командуют, то очень издалека, а правды никто не скажет.

Уолтер невольно вспомнил личину под титановой маской. «…Я всегда говорю правду!»

— Хулу возводить не стану, архивы не прячут и не сжигают. Кое-что уже напечатали. Спасибо, конечно, уважили. Но, мистер Перри! Откуда такая филантропия? Научное издание стоит немалых денег, причем никогда не окупается. А еще приобретение самих рукописей, командировки, поездки по всему миру…

Молодой человек согласно кивнул. На «Олимпии». Четыре дизельных двигателя «Даймлер-Бенц», 84 мили в час.

— Мир внезапно возлюбил географию? Тогда почему не ищут рукописи тех, кто исследовал Африку и Тихий океан? Остается либо поверить в нескольких одновременно спятивших на почве любви к арктическому холоду богачей, либо… Либо — что?

Капитан выжидательно поглядел на американца. Перри выдержал взгляд, улыбнулся.

— Ищут какую-то тайну. На это намекаете? Знают, что, но не знают, где именно, вот и шерстят все подряд. Я такое в кино видел, только там то ли стулья скупали, то ли фигурки Наполеонов. Мистер Гудместад! Что может быть в этих рукописях? Неизвестный остров? Пролив? Это все давно на картах.

— Живой мамонт, — шевельнулась седая борода. — Вмерзший в лед марсианин мистера Уэллса на треножнике. Не знаю, мистер Перри. Но самое простое объяснение — самое вероятное. Не убедил?

Уолтер задумался. Тайн навалилось — в чемодан не уместятся. Остается примерить на шефа титановую маску.

— Не убедили, капитан. Сложно оно как-то. И мало ли что люди напишут? Меня недавно даже Землей Санникова пытались искусить.

Старик махнул ручищей.

— Это как раз не тайна. Вам мемуары Бруснева предлагали? Слыхал, но скорее всего подделка. Бруснев и Колчак были на острове Беннетта почти одновременно, один вроде бы увидел, второй — нет. Поверили Колчаку, тем более, что Бруснев не предъявил никаких доказательств.

Капитан, медленно встав, нащупал трость, улыбнулся виновато, сразу же став похожим не на грозного морского волка, а на доброго дедушку, чем-то не угодившего любимому внуку.

— Извините, что забил вам голову всякой ерундой. Поползу обратно, догрызать медицинский персонал… Озеро ваше, мистер Перри, какое оно? Большое?

Молодой человек честно попытался вспомнить.

— Если с самолета, то не очень. Круглое, почти как тарелка, лес по берегам растет.

— А я вот семь островов открыл. Мог бы и восьмой, но повернул назад, дня пути не хватило. До сих пор сердце, знаете, ноет.

Книгу русского писателя с длинной сложной фамилией Мухоловка прочитала исключительно по долгу службы. Предстояла разработка очередной подпольной группы. Среди ее участников хватало образованной публики, и Эрц присоветовал выдать себя за поклонницу странного и таинственного учения — русского космизма. Федоров, Циолковский, Вернадский… От каждого — по паре цитат и факты биографии. Вполне хватило, слушали с открытым ртом.

И, конечно, Достоевский. Мухоловка взяла с библиотечной полки книгу про трех братьев, прочитала, выписала несколько абзацев[80].

История прошла и забылась, но Достоевский зацепился в памяти. Тяжелые слова, липкие, не отпускают.

«Присудили, видишь, его, чтобы прошел во мраке квадриллион километров, и когда кончит этот квадриллион, то тогда ему отворят райские двери и все простят…»

Теперь Мухоловка шла по небесной тропе, разменивая свой квадрильон.

«А какие муки у вас на том свете, кроме-то квадриллиона?»

Девушка остановилась, бросила взгляд на недоступное небо. Во мраке идти было бы легче. Умник из «Братьев Карамазовых» лег поперек дороги — все равно погнали без передыху.

Зато у нее есть еще время. Шепчущий за левым ухом не так и умен. То рыцарей нет, и Квентин плох, то на него вся надежда. Я здесь и не здесь, я везде и нигде… Не вяжется!

Девушка улыбнулась и еле заметно, надеясь, что не услышат, шепнула:

— Прости, Вальтер!

Не за предательство просила, за такое не прощают, а за то, что обиделась на парня по-глупому. Порадоваться бы: жив, полюбил, но все равно ее помнит. Может, и в самом деле Уолтер Перри — зеркало? Значит, не на него обида — на саму себя?

…Я тенью скольжу по прозрачной воде; мой голос так сладок в ночной тишине… Плохо, что и тот, слева, тоже помнит о ее рыцаре. Зачем ему нужен Уолтер Перри? И если она уже в операции — то в какой?

Девушка стиснула зубы.

Раз имеешь ум, то и числа сочти!

Сочтет!

«…Ему отворили в рай, и он вступил, то, не пробыв еще двух секунд воскликнул, что за эти две секунды не только квадриллион, но квадриллион квадриллионов пройти можно».

Тело Вальтера Первого внесли в холл в тот самый миг, когда Уолтер, выйдя из лифта, спускался по семи ступенькам. В правой руке чемодан, в левой — портфель. Он уже успел увидеть Марг и удивиться — на женщине был знакомый тренировочный костюм и светлая куртка, как в час их похода на Эйгер. Заметил и консультанта — Лекс устроился в кресле как раз под картиной. Ему даже почудилось, что Огр со своего холста смотрит на человека с японскими глазами не без некоторой опаски. Потом краем глаза зафиксировал какую-то суету у входных дверей, вспомнил славного капитана Гудместада, и тут услышал крик:

— Chiamare il medico!

Повернулся, замер. Поставил вещи на последнюю ступеньку. Портфель упал навзничь, замком вверх.

— Сюда! Сюда! Врача! Кто-нибудь, позовите врача!

…Двое скалолазов, прилично одетый господин в клетчатом костюме. Тело Линца, издалека похожее на старый спальный мешок. Вальтер Второй тут же, поддерживает голову.

— На диван, осторожнее! Подушку, найдите подушку!..

Лицо парня был серым, словно влажный известняк. Глаза закрыты, на подбородке — кровавый потек. Вокруг бестолково суетились, шумели, кто-то частил по-итальянски, громко всхлипывала женщина. Наконец, через набежавшую толпу протолкался высокий мужчина с чемоданчиком.

— Sono un medico! Tutti allontanati! Indietro, indietro!

Слово «medico» Уолтер понял. Отступил назад. Вспомнилось, как тряс тезку за плечи, поправлял галстук-бабочку. «Служи!»

Стыдно…

— Держи пистолет, сержант! — ладонь Марг сжала его локоть. — Я зарядила.

Перри, не став спорить, взял в руки знакомый браунинг 1903 года. С трудом, но втиснув оружие в пиджачный карман, оглянулся, словно в поисках подсказки. Растерянная толпа, швейцар о чем-то толкует с портье, вот и директор отеля, пиджак нараспашку, лицо бледное, почти как у Линца. Возле входных дверей — дюжина хмурых скалолазов, у одного в руках знакомый горный молоток.

— Жди здесь, Уолтер. Сейчас все узнаю.

Женщина казалась спокойной, только исчезли привычные ямочки на щеках. Молодой человек послушно кивнул, пытаясь понять, что он делает не так. Мысли текли медленно, словно вода в Гудзоне. Подошел Лекс, сунул руки в карманы, взглянул снисходительно.

— Перри! Может, вам дать что-нибудь поприличнее дамской хлопушки?

— Пулемет «Томпсон» М1921 модернизированный, — не думая, ответил бывший сержант. — Как я понимаю, Вальтер не со скалы упал.

Консультант дернул крепкими плечами.

— Понимать нечего. На станции какие-то бандиты, они захватили вход в тоннель. А еще в отеле не работает телефон. Такое уже здесь было пятнадцать лет назад. Налет, ограбление, заложники, пятеро убитых. Чем вы им так досадили, Перри? Вся королевская конница, вся королевская рать… Или скажете, это не по вашу душу?

Отвечать Уолтер не стал. Сначала его попытались заманить в Мале, потом не достали на склоне Эйгера. Третья попытка.

Появилась Кирия в знакомом платке и скромном темном платье. Неспешно прошествовав через толпу, резким жестом отогнала врача. Опустилась на колени, поцеловала Линца в серую щеку. Встала, вынула из сумочки пистолет.

— На этот раз заложников не будет, — невозмутимо прокомментировал Лекс. — Решительный народ собрался. А вот трупы… Сейчас бы кавалерия не помешала, как в вашем Голливуде.

Молодой человек невольно вздрогнул. Марг! Сговорились они, что ли? «…Я уже вызвала».

Но кавалерии не было.

…На станцию приехали втроем на авто — оба Вальтера и шофер из отеля. Сначала удивились: по платформе, обычно пустой в дневное время, лениво гуляли крепкие парни — в штатском, однако с прекрасной выправкой. Инсбрук-Грац успел насчитать восьмерых, но было их явно больше. Еще двое подпирали плечами дверь, за которой находились смотровая площадка с видом на долину и комната дежурного, следящего за порядком в пробитом сквозь толщу горы тоннеле. А потом глазастый Линц узнал одного из бывших охранников Кирии — немца, уволенного вместе с исчезнувшим полицейским инспектором из Гамбурга. Окликать не стал, ума хватило, но встретился взглядом.

Немец усмехнулся и что-то негромко скомандовал, Вальтера Первого скрутили и потащили в сторону тоннеля. Его тезка вынул пистолет, тогда Линца пырнули ножом в бок. Автомобиль стоял рядом, оружие было и у шофера. Отбились и уехали, получив прощальный подарок — продырявленную пулей переднюю дверцу.

Между станцией и отелем — три километра. Транспорта, авто или мотоцикла, возле платформы Вальтер Второй не заметил.

Разведку послала Кирия. Марг, уже поднявшая трубку, чтобы отдать приказ, опоздала ровно на минуту.

— Госпожа фон Дервиз! Вы и ваша сестра слывете колдуньями, — негромко, но веско заговорил консультант, затягиваясь папиросой. — И я нисколько в этом не сомневаюсь. Судя по боевому наряду, который вам очень идет, вы догадывались обо всем заранее. Я тоже в некотором роде провидец, с утра вычистил свой «Зауэр», пристегнул кобуру и взял три пачки патронов. Мы оба знаем, кого ждали на станции. Совершите чудо! Самое, знаете, подходящее время.

Они смотрели друга на друга — немолодой мужчина в скромном сером костюме и женщина в светлой куртке. Глаза глядели в глаза: голубое весеннее небо и непроницаемый японский сумрак. Уолтеру внезапно подумалось, что он — третий лишний, котенок с бантиком на шее рядом с двумя тиграми.

— Охотно, — женщина еле заметно улыбнулась. — Извините, что не узнала вас сразу, господин Вансуммерен[81]. На фотографиях вы в форме, она вам тоже очень идет.

Молодой человек почувствовал ее пальцы на своем запястье. Котенка погладили…

— Одно чудо уже произошло, причем без моего вмешательства. В отеле есть рация, полиции сообщили. К сожалению, тоннель перекрыт, а от следующей станции ехать далековато.

Лекс пожевал губами, вынул папиросу изо рта, швырнул, не глядя, в урну.

— Дорогу могут повредить и с другой стороны, с них станется. От платформы до отеля не марафонская дистанция, еще немного — и начнется пальба. Чудо, госпожа фон Дервиз!

Марг взглянула на большие напольные часы с маятником, уютно пристроившиеся между фикусом в глиняной кадке и столиком с рекламными проспектами.

— Минут через двадцать, двадцать пять… Останетесь довольны, господин Вансуммерен.

Помолчала немного и внезапно поцеловала Уолтера в щеку.

— Все будет хорошо, сержант! Воспользуюсь случаем… Мне не трудно догадаться, о чем тебя предупреждали. Я уже говорила, но теперь повторю при свидетеле, причем очень квалифицированном. Я не разведчица, я не сотрудничаю ни с одной из спецслужб мира. Я тебя не соблазняла, Уолтер, я тебя полюбила. Подтвердите, Лекс!

Утиный нос дернулся, взгляд раскосых глаз поскучнел.

— Что именно, госпожа фон Дервиз? Вторая константа для меня излишне сложна. По поводу первой… Подтверждаю, но рискну добавить одно слово. «Государственных спецслужб» — так будет правильно. Вы просто светская дама с нужными знакомствами.

Молодому человеку показалось, что господин Вансуммерен честно попытался улыбнуться. Не получилось.

— Бумаги твоего полярного Попая отправлю по почте в Нью-Йорк, когда все успокоится, адрес, куда посылать телеграмму, ты записал. Мне будет очень приятно получить от тебя весточку! Но корабль из Гавра… Ничего не выйдет, Уолтер, любовь моя. Из этой каши мне уже не выскочить.

— Соверши еще одно чудо, Марг!

— Если бы… Для господина Вансуммерена чудо — это взорванная железнодорожная станция в тылу врага. Нет, ты уедешь, я последний раз погляжусь в зеркало и выброшу его в форточку. Но знаешь, сделай мне подарок, закажи два билета. Первый класс, каюта с белым роялем и павлином в клетке. Я буду знать, что где-то все это есть, недоступное, но реальное. Наш корабль и наш Нью-Йорк.

— Если хочешь, закажу хоть бассейн с крокодилами. Но я никуда не уеду, Марг, даже не думай. Это же все из-за меня! Я останусь здесь, пока…

— Пока не приедет полиция, а с ней вежливые люди в штатском. Ты решил перезнакомиться со всеми контрразведками Европы, сержант? За нас не волнуйся, кавалерия скоро прибудет и закроет все вопросы. И отпусти меня, а то сейчас заведусь, и начнется такая…

— Sty-do-ba?

— Ага.

За спиной — отель, непривычный, тихий, почуявший беду. Наскоро сооруженная баррикада у входных дверей, хмурые мужчины с охотничьими ружьями в холле, плотно закрытые окна, «Гробница Скалолаза» готовится к бою. Отважных, но безоружных альпинистов упросили подняться на второй этаж. Лекс сел на диван возле входа, достал пистолет, положил поближе. Рядом с ним устроилась Кирия. Сумочка под правой рукой, в смуглых пальцах — четки.

Впереди — темный силуэт Эйгера. Великан скрылся за серой дымкой, словно уступая поле битвы. Не его час…

Дорога на железнодорожную станцию справа, пока что пустая. Тоннель и платформа скрыты холмом, от его вершины до входа в отель — меньше километра.

Возле приоткрытых дверей — передовой дозор: Уолтер, Марг и швейцар-тореадор с охотничьей двустволкой при патронташе. А еще чемодан и портфель. Зачем их сюда волочь, Перри так и не понял, но женщина настояла.

Молодому человеку вспомнились фильмы про лихих ковбоев. Бандитский налет, замерший в ужасе городок, пустая улица, отважный ганфайтер у дверей салуна. И кавалерия на подходе…

— Идут! — гулко выдохнул швейцар, опуская бинокль. — Уже на холме, толпа целая. Прятаться надо!

Уолтер Перри представил, как будет волочь обратно вещи…

— Досчитай до двадцати, сержант, — негромко попросила княгиня Марг, к чему-то прислушиваясь. — Могу и сама. Odin, dva, tri, chetyre, pyat’…

Гул мотора Перри услыхал при слове «dvenadtsat’».

Самолет был стар и тихоходен. Он давно уже возил исключительно почту и, даже засыпая в уютном ангаре, видел в своих снах лишь мирное небо, белые облака, мешки с сургучными печатями и редких пассажиров. Никто его не боялся, он же, почтенный ветеран, страшился всего — грозовых туч, сильного ветра, болей в двигателе, а пуще прочего — пилотской ошибки. Рейс, еще рейс, поломка, ремонт, снова рейс. Впереди же — ничего, кроме неизбежной разборки на все составные.

Но чудеса случаются даже с самолетами. С трудом перебравшись через горный хребет, ветеран увидел небольшую долину, четырехэтажное здание отеля, три маленькие фигурки у входа. Эти люди ждали его прилета, но не с почтой, не с надоевшими тяжелыми мешками и пакетами. От него хотели совсем другого.

И ветеран вспомнил свое имя. Вздрогнул всеми плоскостями. Да! «Ньюпор-Деляж-29», серийная модель 1925 года! Не «почтарь», не «пассажир», не «аварийка», не прогулочный челнок.

Он — истребитель!

Самолет грозно зарычал, собираясь с силами, встряхнулся, пошел на первый круг. Горный склон, палатки, дорога, люди на ней. Проснулись давно спавшие инстинкты, и самолет издалека почуял запах страха. Неужели цель? Живая, с горячей кровью, способная умирать! Внезапно истребитель ощутил, что не безоружен. Невероятно, но у него есть пулемет! И не какой-нибудь, а «Виккерс», 7,7 миллиметров! Откуда он взялся у мирного «почтаря», думать было некогда. Сейчас — бой, настоящий, взаправдашний бой!..

Второй круг! Как можно ниже, едва не цепляя белую ткань палаток. Женщина машет рукой. Раз, другой, третий. Дорога? Да! Он не ошибся, цель — там.

Третий круг не понадобился. «Ньюпор-Деляж-29» пролетел над дорогой и убил всех.

— Кавалерия… Светская дама с нужными знакомствами, — выдохнул Уолтер, вытирая пот со лба. — Н-не знаю, что и сказать, Марг!

Женщина улыбнулась.

…Ямочки!

— То, что мне так нравится от тебя слышать, сержант. Можно по-английски: «I» — и до последней буквы… Пойдем знакомиться!

Самолет, подпрыгнув последний раз, остановился прямо напротив входа. Мотор обиженно чихнул и умолк. Пилот выглянул из кабины, помахал рукой, затем ловко спрыгнул: первая ступенька — нижнее короткое крыло, вторая — земля.

Снял шлем, пригладил светлые волосы.

— Zdravstvuite, Margarita Nikolaevna!

Руку женщине подал левую, предварительно избавившись от перчатки. Затем последовала очередь правой. Летчик повернулся к Уолтеру, улыбнулся белозубо.

— Земляк? У меня одно место свободно. Если вам до Тренто, подброшу.

Уолтер Квентин Перри окаменел. До Тренто! Летное поле на окраине Бергамо, понурая толпа, невысокий крепыш в летном шлеме…

Подвиг молодой человек все-таки совершил — «А-а!», так и рвавшееся наружу, успел вовремя проглотить. Подавился, закусил глотком воздуха.

— Но… Но как? Я же в Бергамо совершенно случайно оказался! Самолет этот проклятый, «Савойя-Маркетти»…

Белозубому тоже пришлось закусывать воздухом, чтобы не подавиться смехом.

— Элементарно, господин Перри. Мы с вами вместе в этом проклятом самолете и летели, я сидел прямо за вами у окна. Когда все выходить собрались, вы карту Италии развернули, а я заглянул через плечо.

— Через левое, — рассудил Уолтер и присел прямо на землю.

— Сержант, успокойся! — Марг наклонилась, погладила по щеке. — Это мой давний хороший знакомый… Очень нужный, как видишь. Его зовут…

— Знаю, — перебил молодой человек. — Его зовут Ник.

Летчик не стал размениваться на «А-а!» Присвистнул бухнулся рядом.

— Здорово! Но… Но как? Я же действительно Ник. Николай! Но не по документам же, chert poberi!..

— Элементарно, — мрачно ответствовал Перри. — Про вас Роберт Бернс писал, мы его в школе проходили[82].

Для прощания им выпала всего минута и то неполная. Поглядели друг другу в глаза, обнялись, губы коснулись губ.

Все.

Он — к самолету, она — назад, ко входу в отель. Те, что стояли за стеклянной дверью, на них даже не посмотрели. Всех занимал «Ньюпор-Деляж-29», самолет-спаситель, прилетевший из ниоткуда и отправлявшийся в никуда. На их глазах рождалась легенда, которой суждено еще долго жить за сумрачными стенами «Могилы Скалолаза». Его провожали взглядами, самые смелые, выбравшись наружу, кричали, махали вслед шляпами и платками.

Счастливого пути, истребитель!

И только Эйгер, старый Огр-великан думал инако. Что ему самолет, что ему смерть на горной дороге? Было, пройдет, в памяти не застревая, повторится, снова забудется. Но в краткий миг прощания, когда мужчина обнял женщину, перед ним невыносимо яркой искрой сверкнула частичка того, что прочнее гор, долговечнее камня и сильнее его, непобедимого исполина.

Частичка Вечности.