13

Синяя борода Оверфилда

1.

Мэри смотрела в зеркало на расшитый вручную серебряной нитью белоснежный шелк платья, на тончайшее кружево фаты, скрывающей ее бледное лицо, красиво уложенные черные волосы, испуганные голубые глаза и не верила. Сегодня она станет женой герцога Людовика де Фера, прозванного в народе кровавым женихом.

Герцог приехал в графство Камбрия около десяти лет назад неизвестно откуда. В их суровых гористых краях чужаки появляются редко, чужаки предпочитают зелень Девоншира или более теплые и менее порывистые соленые ветра Сомерсета. Де Фер купил давно пустующий замок Оверфилд на вершине горы Пайк, принадлежащий лет сто назад какому-то графу, казненному за измену. Замок обходили стороной, потому что там по ночам бродил неприкаянный дух графа, ведь король не только вздернул его на виселице как простолюдина, но и приказал дворцовым колдунам проклясть его душу.

Новый владелец вложил в ремонт и убранства баснословные деньги. Соседи были рады оценить его усилия на многочисленных пышных балах, слава о которых гремела на все королевство. Потом герцог женился. Соседи бурным потоком кинулись навещать новобрачных. Пока не случилось несчастье. Не прошло и трех недель со дня свадьбы, как юная прекрасная жена герцога пропала. Ее искали всем округом, но так и не нашли. Герцога признали вдовцом. Людовик грустил недолго. Уже через полгода он устроил бал по случаю своего юбилея, кажется, тогда ему исполнилось тридцать. С тех пор прошло шесть лет, а герцог скоропалительно овдовел уже трижды, и каждый раз при самых загадочных обстоятельствах. Его жены просто исчезали.

В народе поползли слухи, что он колдун. Но ведунья в соседнем городке Пентрит утверждала, что он больше похож на оборотня и жен своих, мол, сжирает в полнолуние.

Бурная река гостей в замок Пайк со временем истощалась, и вот уже года два как иссякла совсем. Соседи опасались общаться с подозрительным, но очень богатым чужестранцем, да и сам герцог больше не устраивал балов и не стремился к общению. Мэри слышала, как служанки шептались, что видели его несколько раз мертвецки пьяным у бара «Веселые пампушки», о котором леди даже знать не полагалось.

Успокоенные затворническим образом жизни Людовика, жители Пентрита начали забывать о таинственном соседе с кровавой репутацией. Напрасно! Из-за пагубной страсти отца к азартным играм она, единственная дочь графа Иденского, сегодня вынуждена стать женой страшного да к тому же старого герцога. Люди говорили, что ему на днях стукнуло тридцать шесть лет!

Мэри же только-только исполнилось восемнадцать, она уже готова была принять предложение руки и сердца Стивена, который был старшим сыном шерифа Пентрита — сэра Лукаса Хорфа.

Мэри и Стивен были ровесниками и знали друг друга всю жизнь. В детстве Мэри и Стив вместе бегали по рыночной площади во время ярмарок и воровали с прилавка, кто что может, а потом прятались под помостом для казней и хвастались добычей. Однажды они только устроились в облюбованном месте, как началась казнь. Мэри боялась, что их обнаружат, но смотрела через щели в деревянном настиле с любопытством.

Казни в Пентрите проходили почти каждое воскресенье. И все семейство графа Иденского обязано было присутствовать при этом, исключение не делали даже маленькой Мэри. На этом настаивал отец, жестокий и властный. Он легко выходил из себя и бил жену. Она так и не смогла родить ему больше детей, потому что часто попадала под его тяжёлую руку после очередного проигрыша. У несчастной женщины было десять выкидышей, но вина за отсутствие наследника лежала целиком на ней, за что наказывали ее регулярно.

Обычно вешали бродяг, мелких воришек и крестьян, осмелившихся возражать своим феодалам. Матери Мэри долгое время удавалось отвлекать дочь во время страшного действия, но однажды она заболела, и Мэри впервые увидела, как дергаются в конвульсиях, хрипят и позорно мочатся повешенные за шеи люди. Навсегда запомнила маленькая девочка свое первое впечатление от того, как закатываются и сереют их глаза, как живые люди превращаются в обмякшие туши.

Стиву и Мэри везло как петухам на Рождество. По случаю ярмарки для народа приберегли настоящее зрелище. В Пентрите казнили изменника, имевшего глупость в пабе ругать самого короля! Шериф назначил ему казнь через отсечение головы. Перепуганные дети слышали тяжелую поступь огромного палача в треугольном колпаке и кожаном фартуке, слышали, как волокут по доскам упирающегося и жалобно скулящего приговоренного. Мэри даже разобрала слова глашатая, зачитывающего приговор. Потом опять раздались тяжелые шаги палача, на ярмарочной площади повисла угнетающая тишина, даже собаки перестали лаять, затихли все домашние животные, Стив и Мэри тоже затаили дыхание. А потом раздался «хрясь», и что-то шмякнулось на настил. От неожиданности Мэри втянула голову в плечи, Стив и вовсе упал на сырую землю и закрылся руками. Он так лежал пару минут, не видя, как Мэри зачарованно всматривалась в щель, где зиял на показ срез шеи казненного, белели сломанные кости и хрящики позвонков, краснели мышцы, а через вены вытекали ручейки бурой крови. Мэри не могла отвести взгляда от этих ручейков, вскоре они достигли щелей и засочились капельками прямо на девочку. Она очнулась от завораживающего зрелища только тогда, когда первая капля упала на ее бледную щеку. Отпрянув в сторону, она внимательно осмотрела свое серое платье и накидку, дернула за шиворот лежащего Стива и побежала искать мать, на ходу стерев платком еще теплую кровь только что убитого человека.

С тех пор она часто стала просыпаться с разодранными в кровь руками и ногами. Няньки, лекари, знахарки изучали раны и шептали матери, что девочку кто-то проклял, потому что таким глубоким царапинам появиться было неоткуда. Мэри слушала глупые россказни взрослых, ловила печальные взгляды матери и прятала от слуг пальцы, под ногтями которых невооруженным взглядом можно было рассмотреть засохшие сгустки крови и кусочки плоти.

Эксперимент

Луна высоко висела на небе, звезды устало перемигивались. Скоро придет пора, и на место ночному светилу придет дневное. А пока лишь тусклый отблеск солнца мертвых отражался в грязных оконцах кособоких домиков.

Неспокойно было на селе, неспокойно было в душах людей. Прервались дни, заполненные рутиной повседневных дел. Все замерли в ожидании, завтра решится участь еще одной молодой девушки. Мало, кто спал в эту ночь. Во многих домах светились лампадки, плакали воском свечи, словно заранее оплакивая несчастную. Доносились тоскливые песни, изредка прерываемые сдавленными рыданиями.

На берегу узкой речушки, носившей гордое название Великая, но прозванная местными ребятишками Грязнулькой, в пышных кустах прятались двое.

- Ох, и влетит нам, Мил, если заприметят нас, - тихонько проговорила молоденькая девчушка, прижимаясь боком к крепкому пареньку.

- А мы чуть-чуть, - жарко прошептал юноша, сжимая в объятьях смущающуюся девушку, - а мы маленько, - проговорил, впиваясь поцелуем в податливые девичьи губы. Никто не выйдет сегодня из дома, - пробормотал парень, прокладывая дорожку поцелуев по нежной шейке, убирая тугую лямку, чуть приспустил легкое платье, оголив высокую грудь.

- Неправильно это, - горячо выдохнула девушка, охнув, когда губы паренька чуть прикусили сосок, - ругаться батя будет, - прикрыв глаза, прошептала, когда рука с твердыми чуть шершавыми пальцами коснулась заветного местечка между ног.

- Вернется твой батя только к рассвету, - парень перевернул девушку на живот, стиснул грудь, провел уверенной рукой по спине от шеи книзу и вновь погладил дрожавшую девушку между ног.

- Мил, - девчонка схватила за руку парня, перевернулась, - а ты меня любишь?

- Люблю, - юноша стянул платье, завел одной рукой руки девушки за голову, второй сдвинул маленькие трусики вбок, - очень люблю, - рука парня двигалась все быстрее, с губ девчонки сорвались громкие стоны.

- Тихо, Рая, - впился в губы поцелуем, его самого била крупная дрожь, - не веришь, что люблю тебя? – чуть приподнялся над девушкой, заглядывая в огромные, казавшиеся черными, глаза. – Завтра же сватов пришлю твоему отцу.

- Завтра может быть поздно, - девчушка, словно внезапно смутившись, подтянула платье, прикрыла грудь.

- Ты же знаешь, нельзя было раньше, - юноша сделал попытку убрать руки девушки с ее груди, потянулся к ней поцелуем, но та отвернула голову, - никому из девок до двадцати нельзя, - не смог удержаться, провел языком по соблазнительному бедру, схватил узкие щиколотки в обе руки, развел в стороны и тут же припал между ног девушки.

Глаза Раи закатились от удовольствия, она лишь крепче сжимала правой рукой голову парня, полностью открывшись ему, в голове появился туман, лишь там, где горячий язык касался укромного места, пронзительными острыми вспышками возникала сладкая боль. Пружина напряжения скручивалась внизу живота все сильнее, сильнее.

Теперь уже девушку била крупная дрожь, по телу стекали крупные капли пота, она сжала бедра, прижала двумя руками голову парня сильнее, ближе к себе, вздрогнула и громко вскрикнула.

- Видишь, как люблю тебя, - шептал на ушко, водя рукой по расслабленному телу, - а ты меня любишь? – парень торопливо снял с себя штаны, схватил девушку за руку, ведя ее к своему напряженного естеству. – Покажи, как любишь, - горячо шептал, водя ее узкой ладошкой, вздохнул рвано, когда она чуть сильнее сжала руку.

- Мил, - девушка приподнялась на локте, заглянула в лицо любимому, - а давай по-настоящему! Хочу, - лизнула щеку юноши.

- Нельзя нам, Рая, - часто дыша, отвечал парень, рука девушки не переставала усердно работать, - пока нельзя. – Сильнее обхватил ладошку девчонки, заставляя двигаться резче.

Через несколько минут разгоряченные молодые люди сидели, обнявшись. По щеке девушки скатилась слеза.

- Не плачь, любимая, - юноша нежно вытер слезинку.

- Я боюсь, Мил, - страстно прошептала, схватила его за руки, - давай по-настоящему. Умоляю, - прижалась к твердым губам, всхлипнула, не почувствовав ответа. – А если он меня выберет?! – оттолкнула парня, вскочила.

- Не выберет, - парень вскочил следом, прижал к себе дрожавшую девчонку, - отец сбережет тебя. Была бы на то Его воля, еще четыре года назад к себе призвал бы. Завтра все решится…

- Пожалуйста! – крепче прижалась к широкой груди. – Сделай меня женщиной! – опустилась на колени перед парнем. – Умоляю!

- В своем ли ты уме, Рая? – парня начала раздражать настойчивость девчонки. – Забыла ты, что с Ниром и Тоной произошло?! – девушка вздрогнула, Мил поднял ее на ноги. – Забыла их крики, когда их заживо сжигали? – коснулся пальцами подбородка девушки, заставляя посмотреть ему в глаза. – Дождемся завтра, любимая.

- А если…

- А если случится, что тебя выберет, - парень стукнул кулаком по раскрытой ладони, - костьми лягу, но тебя не отдам.

- Брешешь, - слабо улыбнулась в ответ, - все боятся Его.

- А я не боюсь! – выкрикнул парень, Рая, смеясь, прикрыла ему рот ладошкой. - Не боюсь! – повторил юноша, целуя нежную ручку. – Клянусь кровью предков! Не отдам тебя!

***

Едва отец зашел в дом, едва взглянула на его враз почерневшее лицо, Рая поняла без слов.

- Нет! – кинулась к родному человеку, упала перед ним на колени, крепко за ноги обняла. – Не отдавай меня! Не отдавай, - задохнулась от собственных рыданий. – Я не хочу, папа. Не отдавай.

Черной тоской заполонило душу мужчины, слезы дочери словно ножом прошлись по израненному сердцу. Выбор сделан. Не уберег дитя Агны. Не уберег.

- Поднимись, дитя.

Глухо звучал родной голос, отшатнулась Рая, на отца взглянула. Слезы утерла, поднялась, прямо в глаза посмотрела.

- Одна ты у меня, Рая, но ничего я сделать не могу, сам лично Его слово слышал, - твердо проговорил мужчина, лишь бившаяся жилка на виске выдавала его волнение. - Прими свою судьбу! Не опозорь свою мать, не опозорь отца! Выбор сделан! Сегодня ночью уйдешь ты…

В чертогах Темного царства

Королевич Иван пробирался через бурелом, вспоминая чертей, чью-то мать и прочих родственников. Если верить Соловью Разбойнику, а ему можно верить, ведь сведения королевич добывал силушкой молодецкой, то идти Ивану нужно все время на восток. Там за обрывами глубокими, в непроходимом лесу, где живут лишь гигантские летучие мыши, пьющие человеческую кровь, черным коршуном на холме из людских черепов высится замок Кощея Бессмертного.

Ивана не пугали ни расстояния, ни испытания, потому как цель у него была архиважная.

Второй день клонился к закату. То тут, то там хрустели сухие ветки под тяжестью редких зверей и птиц, ухал филин, протяжно и жутко, когтистые тени от голых крон деревьев окрасились в бордовые тона и тянули к Ивану свои растопыренные жадные пальцы-крюки. В мире цвела весна, и только в этой проклятой чаще клубилась сырым туманом вечная осень.

Неожиданно Иван услышал громкое хлопотливое пищание. Осмотрелся юноша и разглядел за соседней елкой какое-то движение. Обошел дерево, грозно растопырившее свои колючие лапы, и видит, у белоснежной горлицы крыло тяжелой веткой придавило. Пищит в отчаянии птаха, вторым крылом машет, а поделать ничего не может.

– Вот глупая птица, как тебя так угораздило? – усмехаясь, спросил Иван. Горлица, увидев человека, еще пуще прежнего забилась.

– Тише ты, глупое создание, навредишь себе только! – попытался урезонить пустоголовую птицу Иван, да ветку с ее крыла убрал. Горлица тут же вспорхнула хоть и неуверенно, припадая на один бок, но полетела прочь не оглядываясь.

Иван только плечами пожал, да дальше пошел.

Неожиданно до слуха молодецкого долетели отголоски чудесной песни. Она манила, очаровывала, обещала вернуть мир растревоженной душе юноши. Откуда плыли дивные звуки, было не понять, но королевич устремился на поиски их источника.

– Если голос так хорош, то как же хороша певунья! – с восторгом предвкушал Иван. Слов песни было не разобрать, да и не важны они были, главное, мелодия диво, как хороша. Она журчала, как весенние ручейки рядом с отчим домом юноши, напоминала трели соловья, что услаждал слух влюбленных в его родных краях. Ностальгия сжала сердце Ивана, омрачила его мысли, отравила душу. Он уже не мог ни о чем думать, только о матушке. Ноги сами вели его на звуки, которые ласкали слух и дарили покой.

Вышел Иван из темного мрачного леса на залитую солнцем поляну. Здесь уже вовсю зеленела трава, скромные полевые васильки, лютики, мать-и-мачеха радовали глаз синими, фиолетовыми и желтыми красками. Над поляной витал аромат свежей травы и цветов. Посреди этого пестрого яркого ковра сидел удивительной красоты черный кот. Он изящно намывал свою улыбающуюся хитрую усатую мордочку лапой и мурлыкал. Именно он создавал мелодию, которая очаровала Ивана. Стоило юноше выйти на полянку, кот повернулся к добру молодцу и, кажется, его улыбка стала еще хитрее, а желтые глаза довольно сощурились. Кот махнул хвостом, подзывая Ивана к себе поближе. И королевич послушно пошел на зов, не усомнившись ни на секунду в правильности своих действий. Ему нестерпимо захотелось погладить этого красивого, ласкового и такого певучего красавца. Чтобы удобнее было это сделать, королевич встал рядом с котом на колени, кот в ответ потянулся, выгнув спину дугой, повернулся к юноше хитро-щурящейся мордочкой и передними лапками облокотился о широкую молодецкую грудь. Тут же Иван почувствовал боль в области сердца, раздирающую. Но ласковая песня успокаивала, нашептывала, что вся боль мира всего лишь суета, главное — волшебная музыка, медовым потоком убаюкивающая разум.

Откуда ни возьмись, прямо в лицо Ивана вспорхнула белоснежная голубка, та самая, которую юноша вызволил из-под ветки. Взмахнула птаха крыльями у самых глаз юноши, клюнула не больно в нос и улетела прочь. А с глаз Ивана будто пелена упала. Осмотрелся он с ужасом и видит, что стоит он и правда на поляне, только над ней не небо голубое, а тучи черные нависают. Земля не ковром разноцветным устлана, а трупами. Какие-то уже истлели настолько, что только кости белеют из груды доспехов и посеревшего тряпья. Но были и почти целые тела, только у всех разодрана в клочья грудина и вырвано сердце. А какая вонь над поляной той стоит! Иван чуть не задохнулся от трупных ядов.

Глянул юноша на кота, только черный красавец не изменился, все та же черная лоснящаяся шерстка да хитрые желтые глаза. Посмотрел царевич на свою грудь, на которую этот мелкий хищник опирался, и ахнул. Острые длинные кошачьи когти сверкнули сталью, продолжая раздирать тело молодецкое. Кровь уже приличным ручейком сочилась по изрядно заношенному бордовому дорожному камзолу королевича.

– Кот Баюн! – охнул Иван, дернулся, пытаясь вывернуться из когтистых объятий, да куда там. Кот заурчал громче, пытаясь вновь на свою жертву дурмана навести. Иван, пока в себе, решил действовать, достал из рукава маленький ножик да вспорол живот нечисти лесной. Рассматривать да проверять мертв ли враг, не стал, вскочил и бросился прочь с жуткой поляны, стараясь только не упасть в человеческие останки.

Продолжил Иван свой путь на восток. Чем дальше шел, тем плотнее становился туман его окружающий, а ночь все не наступала. Только задумался юноша о таком чуде природном, как прямо на него из белеющей мглы вылетела целая стая летучих мышей. Глаза их мерцали красными всполохами, острые когти и шипастые отростки на перепончатых крыльях больно исцарапали красивое молодое лицо юноши, но тот лишь голову руками прикрыл и дальше пошел, еще увереннее и быстрее, чем раньше, потому что между черными тенями летучих тварей успел рассмотреть силуэт замка.