2. Когда расцветёт сакура

Глава 1

Глава 1

***

Япония. 1756 год. Остров Кюсю

Период Эдо (1600-1868). Начало сёгуната Токугава – Иэясу захватывает власть и переносит столицу в г. Эдо (Токио). Повсеместное преследование христиан. Христиане, как представители чужеземной культуры, подверглись ужасающим гонениям. Исповедание христианской веры каралось смертной казнью. Потомки казненных христиан в течение семи поколений считались подозрительными. Япония практически полностью отгораживается от внешнего мира.

***

Шизуко считала себя счастливой женщиной. Не зря родители отдали её за Масао. Недаром в народе говорят: "Среди цветов – вишня, среди людей – самурай". Масао –самурай. Она любила своего мужа. Шизуко понимала своего мужа и во всём старалась быть ему опорой. Зарабатывал он не так много, как истинный самурай Масао относился с презрением к личной выгоде и деньгам, но им хватало для безбедной жизни. Шизуко была счастлива. Когда Масао прикасался к ней, она испытывала те же чувства, какие ощущала каждой весной, наблюдая за рассветом над зарослями цветущей сакуры. Как лёгкий лепесток сакуры, её душа взмывала в небеса, а голова кружилась от любви. Когда любимый заглядывал в глаза Шизуко, ей казалось, что тёплые стрелы пронзают её сердце. Мягкий голос мужа окутывал сознание так, что она словно летела, подгоняемая ветром любви.

Сердце Шизуко, как ручей с чистой водой по весне, полнилось счастьем. Не тем обыденным, повседневным счастьем, каким наполняется человеческая жизнь, а осязаемым ощущением того, как в сердце вместе с каждым прикосновением любимого попадает, разливается по телу, согревая его – счастье любить и быть любимой. Она любила своего Масао. Любила весну, солнце. Ей нравилось встречать рассвет в дни ханами, дни любования соцветиями сакуры. Праздник прихода весны.

Этот март выдался холодным, ветреным. Дождь, казалось, будет лить до бесконечности, навевая на жизнерадостную Шизуко тоску и печаль. Она ждала расцвета весны, потому что с нетерпением ждала рождения своего первенца. Шизуко обязательно должна родить Масао, сына. У самурая первым на свет должен появиться наследник. Сын должен пойти по стопам отца, стать продолжателем рода, хранителем и наследником его традиций. Она понимала Масао.

Но самой Шизуко очень хотелось девочку. Ей так хотелось, чтобы дочь появилась на свет в дни цветения сакуры. Чтобы ей передалась вся красота этого чуда, и она была также прекрасна и легка, как лепесток дикой вишни. Но Масао, напротив, считал, что провидение его не обманет, и у него родится сын. Обязательно будет сын. Он будет красив, как Шизуко, и сильным, как он, его отец.

Под гулкий звук дождевых капель Масао крепко спал. Шизуко, напротив, мучило беспокойство. Тянула поясница, отдавая острой болью в низ живота. Ребёнок то и дело шевелился, упираясь малюсенькими пяточками в её плоть, словно требуя скорее вызволить его на волю. Шизуко нежно гладила себя по округлому животу, успокаивая своими движениями маленькое чудо, спешившее увидеть белый свет.

Сквозь шум дождя ей послышались странные звуки. Шизуко с трудом приподнялась с футона. Этот толстый матрац сейчас казался ей сделанным из камней. Она прислушалась. Ей показалось, что с улицы доносится детский плач.

– Масао, Масао! – позвала она мужа,– там ребёнок! Или мне это кажется?

Переступив порог жилища, Масао поёжился. Холодный дождь лил колко ударяя его по разгорячённому от сна телу. В отблеске молнии он увидел стоящую поодаль женщину.

– Вы кто? Что вам нужно? – крикнул он ей. Но его слова заглушили громкие раскаты весеннего грома. Сквозь треск разрывающихся молний послышался плач ребёнка. Посмотрев по сторонам, в бликах очередной огненной стрелы он заметил лежащий рядом шевелящийся комок. Подняв его, увидел сморщенное от плача маленькое личико ребёнка, которое, казалось, было синим от холода. Дитя дрожало всем своим крохотным тельцем. Масао посмотрел в ту сторону, где ему показалась женщина, но вдруг увидел её совсем рядом.

– Спасите его, возьмите себе, – женщина плохо говорила на их диалекте. Она совсем не походила на женщин из его города. Упав на колени в липкую землю, размокшую от дождя, она сняла с шеи небольшой шёлковый мешочек на шнуре мидзухики, такие декоративные узлы, которые плетутся из крепкой тонкой бечевки, спрессованных бумажных шнурков, плела и его Шизуко. Поцеловав мешочек с мольбой в голосе, незнакомка протянула его Масао.

– Пусть бережёт вас Всевышний. Умоляю, сделайте так, чтобы он никогда не расставался с ним, и Господь будет милостив к вам и вашему роду за доброту и милосердие. Передайте моему сыну, что, несмотря на гонения, нашему роду удалось сохранить это со времён Симабара. Возьмите, спрячьте до времени. Пусть не прервётся вековая нить, и «Капля крови Христа» спасёт наш род и тех, кто ему помогает.

Масао знал о Симабарском восстании. Знал, что Симабара была одним из центров католического христианства в Японии. Когда японское центральное правительство начало массовые репрессии против христиан, некоторые христианские священники тайно скрывались в этой местности и способствовали росту христианской общины. Он слышал о страшных пытках христиан, на которых надевали соломенный балахон и поджигали солому.

Случись по-другому Масао, не раздумывая, поступил бы с ней, как подобает самураю. Но сердце отважного воина дрогнуло от плача младенца.

Раскаты грома гремели не переставая. Ребёнок в руках Масао закричал с новой силой. Мужчина опасливо посмотрел на заливающегося в крике младенца, а когда поднял глаза, то женщины рядом уже не было. Не заметил он и того, как неизвестная, спрятавшись за стволом дерева, перекрестила Масао с оставленным ею младенцем.

– Шизуко, это ребёнок, – произнёс он ждущей в доме жене.

Масао положил мокрый свёрток с младенцем на циновку. Шизуко, превозмогая боль, нагнулась над ним.

– Приготовь горячей воды, он недавно появился на свет, – прикусив губу от нарастающей боли, Шизуко быстро обмыла плачущего мальчика.

Глава 2

Россия. Москва. 2012 г. Февраль

Денис приоткрыл тяжёлые набухшие веки. Свет из окна квартиры ослепил его и больно ударил по глазам. Дотянувшись руками до век, он вскрикнул от боли.

– Твою Дарданеллу, – еле прошептал он пересохшими от жажды губами.

Как страшный сон, в сознании предстала картина всего того, что с ним произошло вчера. А вчера ничего хорошего с ним не происходило. Он опять проиграл в казино крупную сумму денег. Мало этого, сделав очередную затяжку марихуаны, вместо того, чтобы отойти от проигрыша, расслабиться и успокоиться, им с новой силой овладел безудержный азарт.

– Я выиграю! Нутром чувствую! Сейчас я вас всех сделаю!

Шатаясь от выпитого алкоголя, он подошёл к барной стойке.

– Дай в долг фишку, – обратился он к бармену, который скорее походил на вышибалу.

– Нет, Дэн. Ты мне столько должен, сколько сам не весишь. Не проси, не дам.

– Тогда налей вискаря, запиши на мой счёт.

– И вискарь свой ты уже на год вперёд выпил. Иди по-хорошему.

– Слушай, ну хоть на затяжку дай, жлоб ты…

– Всё! Зову Молота, – раздражаясь, ответил бармен.

– Да пошёл ты!

Денис, с трудом удерживая равновесие, вошёл в кабинет хозяина клуба.

– Артур, дай последний раз отыграться! – обратился он к чернявому, одетому в дорогой костюм молодому парню.

– Сколько ты мне уже должен? Рассчитайся по долгам и опять бери! Сколько хочешь. Мне не жалко, бери. Только сначала рассчитайся за старое, – высокомерно и с нотой брезгливости в голосе ответил Артур.

– Мамой клянусь! Отдам! Прошу, дай фишек!

– Ты маму свою уже сто раз проиграл, – усмехнувшись, Артур манерно выпустил табачное облако Денису в лицо и, прищурив глаза, сказал, – жена у тебя красавица, только не умная женщина. Зачем за такого, как ты, замуж пошла?

Денис не унимался, унижаясь, он всё просил и просил у Артура фишек.

– Хорошо, договорились. Только чем ответишь?

– Все, что есть, друг! Всё твоё, – выпалил он, глядя на Артура безумными глазами.

– Ха-ха! Что у тебя осталось? – Артур нагнулся к лицу Дениса и тихо, но твёрдо произнёс, – женой ответишь. Эй! Ты понял, что я тебе говорю? Проиграешь, твоя жена будет у меня, пока прежние долги не отдашь. А ты не отдашь - она отработает. Понял?

– Понял, понял, – заплетающимся языком ответил Денис. Взяв фишки, еле различая дорогу, он удалился в игровой зал.

Артур не любил таких жалких, беспомощных и бесполезных маменькиных сынков, как этот слюнтяй Денис. Не любил малолетних девчонок, изо всех сил пыжившихся, чтобы отхватить кого-то из таких бездельников, проводивших ночи напролёт в игровых залах или модных клубах. Он много раз видел, как высокомерные, не знающие цену деньгам мажоры с лёгкостью тратили заработанные их родителями деньги на травку, фишки и алкоголь, но вскоре, превращаясь в мусор, в сорную траву, унижались, клянча у него, Артура, хотя бы одну затяжку, одну дозу или одну фишку.

Он презирал их, не понимая, зачем они живут. Для чего им жизнь вообще нужна, этим бесполезным бабочкам, родившимся с красивыми крылышками? Для того, чтобы стать кормом для полезных птиц, поедающих их? Что поделать, они сами выбрали свой путь. Путь, который рано или поздно приведёт их к бездне. А раз так, пусть хоть кому-то от их бесцельной, никчёмной жизни будет польза. Почему кому-то? Пусть будет хорошо ему, Артуру. Он заслужил красивую, богатую и комфортабельную жизнь. Всего и всегда он добивался сам. Теперь Артур знает точно: больше стоять за прилавком на рынке он никогда не будет. Он вывел себя в люди сам. Его уважают в определённых кругах, он водит дружбу с такими людьми, которых раньше только по телевизору видел. Артур может всё. Обслуга - высший класс. Чего угодно? Сделать ставку? Ширнуться? Девочку? Какие проблемы? Артур рад угодить, только вовремя надо платить. А уж он-то знает, как делать деньги. И обязательно найдет, на чём или на ком их сделать.

Жизнь всегда крутилась вокруг Дениса, а он был её эпицентром. Он пользовался любовью и поддержкой отца, потому что Дэнис, как называла его мама, первый и единственный его ребёнок, подаренный судьбой на закате лет. Мать беспрекословно выполняла все прихоти избалованного сына, безгранично любя и балуя свою единственную отраду. Вырос мальчик, возросли и его потребности, но стали иссякать возможности престарелого отца, давно потерявшего былые связи и значимость в деловых кругах.

Когда родители устали от постоянных пьяных загулов и неразборчивых связей своего чада, решили, что сына надо незамедлительно женить. Выбор невесты пал на внучку бывшего заместителя отца Дениса, Григория Аркадьевича. Лора воспитывалась дедом после того, как её родители погибли в автомобильной аварии. Его жена вскоре умерла от тяжёлой болезни. Дед, как мог, уговаривал внучку не делать поспешных поступков, доказывая ей, что Денис не создан для семейной жизни. Но все его доводы были тщетны. Лоре сорвало голову. Она буквально ухватилась за шалопутного Дениса, считая, что эта её первая и последняя любовь. Дед стоически сопротивлялся, но, поняв, что «любовь зла…» с тяжёлой душой сдался на уговоры внучки.

Как он и предвидел, жизнь молодых сразу не сложилась. Да и как можно сложить не слагаемое? Но кто может понять влюблённую душу девушки. Тем более выросшей на принципах чистой любви и доверия. Как золотая рыбка попадает в сети ленивца, неспособного понять, какое богатство само к нему приплыло, так и Лора отдала всю себя обожаемому Дени.

Денис понял одно. Лорка по уши в него трескалась. А раз так, то он не против того, чтобы его любили, а любит ли он - это его личное дело. Лора, наивное дитя, успокаивая, пыталась убедить деда.

– Поймёт скоро Деня, как я его люблю. И всё у нас будет хорошо. Он видит, что я всё делаю ради него. Живу ради него.

– Ты ради себя живи, – внушал внучке Григорий Аркадьевич, – тогда он поймёт, кто ему дорог по-настоящему. А сейчас зачем ему утруждать свои никчемные мозги? Ты предупреждаешь все его желания. Надо уважать себя, девочка, тогда и тебя будут уважать и любить.

Глава 3

Япония. Остров Хонсю.1771 г.

По впалым щекам Шизуко медленно стекали слёзы. Умирал её любимый муж. Горе навалилось на её хрупкие плечи. Казалось, оно мстило ей за все годы, прожитые в счастье. А счастье было. Стал самураем их сын Хироши. Много слёз пролила Шизуко, переживая за своего мальчика. Как быстро жизнь меняет счастье на горе, радость на слёзы, надежды на беспомощность. Масао ушел в надежде, что всё сделал в своей жизни правильно.

– Хироши, сын мой, – говорил умирающий Масао, еле шевеля губами. Теперь ты главный в доме. Ты мужчина. Ты выбрал свой путь. Я ухожу со спокойным сердцем за тебя. Теперь выслушай меня.

Масао долго рассказывал Хироши о его появлении в их семье, часто прерывая свой рассказ для того, чтобы удержать последние силы, уходившие от него. Говорил о женщине, принёсшей его на этот свет, и о потери своей дочери. Рассказал и об оставленном кресте в шёлковом мешочке. Вспомнил Масао и слова Шизуко, когда-то давно сказанные ему.

– Живи с любовью в сердце. Тогда слеза на кресте, омытая кровью твоей матери, будет слезой счастья. Пусть крест останется напоминанием о ней, давшей начало твоему роду. Возможно, эта бедная женщина поплатилась за свою веру. Но наградой ей будет твоя счастливая жизнь. Когда настанет твой час, и ты пустишься в последний путь, в другой мир, то передай этот крест своему сыну.

После смерти отца Хироши не побоялся надеть на шею крест, переданный ему отцом, чтобы на смертном одре передать его своему сыну.

***

Россия. Москва. 2012 г. Февраль

И без того большой овальной формы стол в комнате Илоны Павловны был раздвинут и покрыт красивой белой шёлковой скатертью с вышитыми по углам большими кустами розовых пионов. По центру скатерти красовалась вышивка из замысловатых иероглифов. С одной стороны стола лежали какие-то бумаги и стояли выстроенные в несколько рядов миниатюрные фигурки. С другой стороны стола также лежали бумаги и выстроенные в ряды нэцкэ.

В комнату вошла миловидная женщина нотариус и молодой человек, её помощник. Усадив нотариуса напротив бумаг, Илона Павловна негромко, но с долей торжественности в голосе произнесла:

– Этим я выполняю волю своего покойного мужа Дмитрия Петровича Карташова, который пожелал часть своей коллекции передать в музей Такаяма через японское консульство по культуре в России. Перед вами лежит список передаваемой коллекции в трёх экземплярах. Это наиболее ценные экземпляры его коллекции. Чтобы ускорить процесс завещания, я расставила статуэтки по списку.

Когда список передаваемых статуэток был проверен и все документы оформлены, Илона Павловна попросила нотариуса пересесть на противоположную сторону стола.

– А теперь я хочу оформить ещё одно завещание. Статуэтка «Чжункуй – гроза демонов» размером десять сантиметров. Он изображен с пышной бородой, в военном халате и высоких сапогах. В одной руке держит меч, в другой демона. Статуэтка стоит на высоком постаменте, имеет табличку с надписью японскими иероглифами: «Сделай всё, что сможешь, а в остальном положись на судьбу». Нэцкэ вырезана из бивня мамонта и имеет футляр из умимацу (вид чёрного коралла). Эту статуэтку Дмитрий Петрович просил передать Александру Владимировичу Свешникову, как и другие оставшиеся нэцкэ по списку. А также после моей кончины всё моё имущество: данная квартира, всё, что в ней находится, дача, счёт в банке на моё имя я завещаю также Свешникову А.В.

Я внимательно слушала её, любовалась изящными статуэтками и удивлялась, откуда взялся этот Свешников и кем он приходится чете Карташовых. При посторонних мне неудобно было спросить об этом Илону Павловну, но как только нотариус с помощником ушли и хозяйка стала складывать в специальную коробку, похожую на небольшой чемодан, нэцкэ, предназначенные для передачи японскому консулу, я поинтересовалась, кто это такой Свешников А.В.

– Маргарита, – таинственно улыбнувшись, ответила Илона Павловна, – в следующий выходной я приглашаю вас на торжественный обед. Я познакомлю вас с очень близкими мне людьми. Я знаю, нет, я уверена, что после этого вечера вы подружитесь с моими родными, любимыми людьми. А я, когда настанет мой час, уйду навсегда со спокойным сердцем, чтобы поделиться там, – она подняла два пальца вверх, – долгожданной радостью с Дмитрием Петровичем.

– Что-то вы меня заинтриговали. Но не буду вас расспрашивать, пусть это будет для меня тоже неожиданной радостью, – ответила я ей, сама, боясь не дожить до следующей субботы, сгорев от любопытства.

– Вы знаете, Маргарита, с моей души камень свалился. Так мне стало легко. И даже жить захотелось ещё больше. А то в последнее время я что-то совсем расквасилась, – от внутреннего возбуждения у хозяйки появился румянец на щеках.

– Жить захотелось, а завещание написали. Смотрите, вы так возбуждены, чтобы давление у вас не подскочило.

– Риточка, к лешему давление! Мы его сейчас с вами нормализуем, даже если оно есть. У меня припрятана бутылочка настоящего сакэ. Перед Новым годом я была приглашена в посольство Японии, там проходила ежегодная встреча с консулом с вручением новогодних подарков. Было очень мило, – улыбнулась она.

Илона Павловна усадила меня в удобное кресло, а сама вышла в другую комнату. Через несколько минут её было не узнать. Облачённая в яркое, красивое, настоящее японское кимоно, она засеменила предо мною мелкими шажками, словно настоящая гейша плыла по полу.

– Ну вот, можно сказать, что и я побывала в Японии. Как вам идёт кимоно!

Илона Павловна, оценив комплемент поклоном, с улыбкой проплыла на кухню и через некоторое время выкатила небольшой столик на колёсиках, сервированный в японском стиле.

– Я не умею палочками, – я крутила палочки в руках, не зная, как ими пользоваться.

– Не страшно. Сегодня я преподам вам мастер класс. Это не так сложно, как кажется, – успокоила она меня, взглянув на большие часы, стоявшие на комоде.

Внушительных размеров фарфоровые часы на меня, обожающую красивый и необычный фарфор, произвели неизгладимое впечатление. Они имели вид барабана, который стоял между расставленных вширь ног щекастого, широко улыбающегося фарфорового японца, который руками обхватил барабан - часы. Глухо прозвучал звук от удара по барабану встроенной в руку японца палицей, подтверждающий, что настало семь вечера. В это время раздался звонок в дверь.