В тот день я увидела на горизонте яркую огненную вспышку, которая с невероятной скоростью неслась в нашу сторону. Немногочисленная группа беженцев, направляющаяся в гуманитарный центр, тотчас бросилась в сторону ближайшего укрытия, а я, завороженная невероятным зрелищем, осталась стоять на месте. Я знала, что спасения нет, и если спрячусь как все в бомбоубежище, то только отсрочу свою смерть на неопределенное время.
Глядя на то, как сокрушительные клубы огня и пыли несутся по земле, окутывая собой дома, парки, не успевших спрятаться в безопасное место людей, я предвидела неизбежный конец для человечества. Ничего уже не станет как прежде: не будет беззаботных солнечных дней, посиделок с друзьями и теплых маминых объятий. Я лишь вновь и вновь буду слышать хриплый голос по радио, который объявит о применении нашей страной ядерного оружия.
Оставались считанные минуты до неминуемой страшной гибели.
Пусть так, я была к ней готова.
– ЧЕГО ТЫ СТОИШЬ?! БЕЖИМ!.. – заорал кто-то над ухом, и в тот же миг я почувствовала, как сильная ладонь хватает меня за руку. И вот мы вдвоем несемся со всех ног следом за кричащей от ужаса толпой в сторону подземного убежища.
Я слышала чудовищный гул догоняющей нас катастрофы, слышала крики не успевших добежать до укрытия людей. Я обернулась всего на миг и увидела, как клубы огня и пыли безвозвратно заглатывают людей.
– ВНИЗ! – заорал тот же голос. – ЖИВО ВСЕ В БУНКЕР!..
Незнакомец, зачем-то спасший меня от смерти, едва успел запрыгнуть следом за нами в убежище и закрыть массивную крышку, прежде чем ударная волна с грохотом пронеслась над головой.
Люди выли, кричали, плакали и в панике толкались в темноте, прислушиваясь к шуму катастрофы на поверхности.
В этот день человечество достигло апогея в своем желании уничтожать: человек смог нажатием всего пары кнопок погубить часть населения Земли. Те, кто случайно выжил, нередко будут задумываться, что им не так уж и повезло.
Этот день стал последним в современной истории. После этого человечество отступило на несколько шагов назад, утратив свой статус доминирующего существа на Земле. Многие города превратились в пустоши на карте, а ветер понес радиацию дальше по миру.
Я отчетливо запомню подземелье, в котором мы прячемся: освещение в нем работает от генератора с перебоями, а еще очень холодно и пахнет сыростью. В таком месте люди оказались заперты один на один с такими же несчастными, как и они сами и все, что у них было до этого, в один миг оказалось уничтожено и развеяно с радиоактивной пылью: их квартиры, машины, возможное повышение на работе, новые телефоны, одежда последней коллекции. Все это по щелчку пальцев потеряло всякую ценность. Теперь, когда эта внешняя шелуха была сброшена, балом вновь правят примитивные человеческие инстинкты.
Группа выживших представляет собой удручающее зрелище, хотя этому есть весомый повод: у людей попросту ничего не осталось. Теперь придется заново выстраивать социальные связи, распределять обязанности, не обойдется и без борьбы за главенствующие позиции в нашем новоиспеченном коллективе, и все это произойдет в замкнутом пространстве. Думаю, дядюшка Фрейд отдал бы руку на отсечение, чтобы провести с нами какой-нибудь эксперимент.
Первое время люди просто сидят и смотрят перед собой пустыми глазами, пытаются принять и осознать произошедшее: кто-то рыдает, кто-то раскачивается из стороны в сторону, сидя на корточках. Кому-то свыкнуться с положением удается за несколько часов, у кого-то это занимает пару суток. Но до конца пока никто не может прийти в себя после случившегося.
Одним из первых, кто берет себя в руки, оказывается тот мужчина, что насильно затащил меня в убежище. Он находит запасы еды на случай бомбежки и чистую воду. Однако их количество ограничено, а мы не знаем, сколько нам предстоит проторчать в этом месте.
Мужчина организовывает прием йодистого калия и раздает респираторы, которые хранятся в опломбированных ящиках. Всего в убежище я насчитываю порядка тридцати человек, часть из которых – дети. Каждому из них полагается таблетка йодистого калия раз в сутки и персональный респиратор.
Люди так сильно боятся получить дозу возможной радиации, что едва ли не дерутся за таблетки и средства защиты. Мне тоже страшно, но не из-за радиации. Для меня страшнее всего выйти на поверхность после катастрофы и увидеть пустошь на месте некогда родного города. Мне тяжело принять тот факт, что человечество пришло к такому концу.
– Возьми, – незнакомец, ранее спасший мне жизнь, протягивает мне маленькую бутылку воды, респиратор и блистер с таблетками. – Прими таблетку и надень маску.
Не сумев выдавить из себя хотя бы слова благодарности за неожиданную заботу о ближнем в то время, когда люди обезумели и думают только о себе, киваю незнакомцу и сажусь в свободном уголочке.
В висках пульсирует, пальцы дрожат, и я с трудом могу выдавить из блистера таблетку, чтобы кинуть ее в рот и запить глотком воды. Данная процедура необходима для того, чтобы не допустить поражения щитовидной железы и внутреннего облучения, о чем нам многократно напоминали на уроках в школе.
После того, как большинство получают первичные средства предотвращения заражения, они начинают осматриваться, куда же их занесло. С пола неожиданно поднимается крепкий бритоголовый мужчина средних лет: он одет в спортивный костюм, а из-под расстегнутой олимпийки видны татуировки, которые явно указывают на то, что в юности он совершил пару ошибок, и карающая рука государственного правосудия его настигла. Со своего места вижу наколку кабана на его шее. Мелькнула мысль, что это вполне может быть его тотемное животное. Он оглядывается по сторонам и вальяжной походочкой идет в сторону запасов еды. Судя по всему этому типу ничто не может испортить аппетит, потому что остальным после пережитого кошмара кусок в горло не лезет.
Подойдя к ящику с надписью «тушенка», он достает из кармана выкидной нож, открывает его ловким движением руки, поддевает им крышку ящика и вот в тусклом освещении сверкают верхушки жестяных банок. В этот момент все замирают, а мужчина оглядывается на нас, ухмыляется и начинает набивать свои карманы банками.
– Что Вы себе позволяете? – возмущается щупленький мужчина в пиджаке, который ближе всех оказывается к человеку с ножом. – Разве вы не понимаете, что произошло? Сейчас нельзя удовлетворять свои потребности в ущерб интересов общественности! – попытался он вразумить наглеца, сжимая в руках футляр от скрипки. Он, кажется, хотел сказать еще что-то умное про частную собственность или про золотое правило морали, а может даже про категорический императив Эммануила Канта, но лекцию по морали прерывает резкий удар под дых: футляр от скрипки вылетает из его внезапно обмякших рук, ударяется об пол, несколько раз подскакивает, защелки слетают и скрипка падает на ноги одной из женщин, нарушив тишину звуком лопнувшей струны. Всю эту картину смельчак наблюдает, стоя на коленях, а по его щекам бегут дорожки слез. Только не понятно, – плачет он от боли физической или боли душевной за свой инструмент.
– Ну что? Хочешь еще мне что-то рассказать, интеллигенция? – рычит мужик с тушенкой.
– Хочу, – хрипит тот, поднимая голову.
– Ну, попробуй! – довольно хмыкает здоровяк.
– Сука, ты, – говорит, пытаясь подняться с колен.
Новая порция науки посредством рукоприкладства не заставляет себя долго ждать, потому что «кабан», выпучив глаза от удивления, бьет горе-лектора в живот, отчего последний отлетает к стене, глухо ударяется об нее, сползает на пол и стонет от боли. Поняв, что ему никто не мешает, Кабан достает из кармана нож и заносит с ним руку, чтобы полоснуть нашего защитника припасов. В тусклом освещении сверкает отполированная сталь и рука начинает быстро опускаться, но не успевает достигнуть своей цели, потому что его руку перехватывает другая рука, а затем негодяй получает мощный удар «правой» в челюсть. От полученного удара, он падает на пол, смачно прикладывается головой об ящик с тушенкой, затем неловко пытается встать, но снова падает, теряя сознание.
Время под тяжестью бетонных стен тянется невероятно медленно. Вся наша группа, укрывшаяся в убежище, по часам чистит респираторы, пьет и ест небольшими порциями, чтобы растянуть припасы на более долгое время. Алексей, взявший командование над людьми, делает все, чтобы немного вразумить народ и подавить так и норовившую назреть панику. В момент опасности он один проявил немыслимое спокойствие и хладнокровие, тем самым заявив о себе как о лидере.
Собравшись небольшой кучкой, несколько человек из группы начинают бурно о чем-то переговариваться между собой, но вскоре их беседа перерастает во всеобщее обсуждение произошедшей в мире ситуации. Их возмущенные повышенные голоса напоминают митинг и навевают воспоминания о не таком уж и далеком прошлом.
– Говорят, что это меры по уничтожению тварей, что без разбора жрут людей, – подает голос женщина, держа на руках чумазого годовалого ребенка, который все время плачет и пытается вырваться из рук матери. – Наверное, ситуация вышла из-под контроля и…
– Ситуация давно вышла из-под контроля, тупицы! Это меры по уничтожению нас! – перебивая, орет сидящий в углу Кабан, подергивая связанными руками. – Мы для этих божков просто мясо! Для них проще вытравить людей, чем попытаться побороть тварей и переносящийся ими вирус!..
– Есть веские основания полагать, что это действия направленные на уничтожение европейского правительства. Оно не хотело признавать факты применения биологического оружия, ведь признать их означает взять ответственность за происходящее, – со знанием дела предполагает держащийся отдельно от всех мужчина со скрипкой, натирая какой-то тряпкой свой пострадавший инструмент.
– Это ведь была ядерная бомба, да? – выкрикивает кто-то еще. – Что теперь с нами будет? Запасов на долгое время не хватит!
Люди гудят, нервно перешептываясь между собой. Кажется, надвигается новая волна паники. Подобные волнения угрожают существованию нашего коллектива: они медленно, но верно дестабилизируют и без того хрупкий порядок. В такие моменты, Homo sapiens, он же человек разумный, ведет себя как обыкновенный тупоголовый баран!
– Прекратите разводить панику. В нашей ситуации не важно, кто виноват в случившимся. Сейчас важнее всего решить, как нам быть дальше, чтобы выжить, – ровным тоном говорит Алексей, сидя там, куда скудное освещение единственной лампы почти не попадает, и из-за этого всем виден только его большой сгорбленный силуэт. – Нам хватит запасов, чтобы продержаться здесь некоторое время, но потом нам придется выбраться наружу.
Толпа, уместившаяся на скамейках как куры на насесте, вновь начинает гудеть, пережевывая между собой слова мужчины. Я же молча наблюдаю за всеми со стороны, чувствуя, как людей буквально распирает от недовольства.
– На поверхность? – взвизгивает худосочный мужчина с перепачканным в саже лицом. – Там вирус! Радиация! Ты свихнулся? Никто из нас не хочет умирать!
И вновь толпа гудит, в этот раз поддерживая говорившего.
– С вашего позволения, я попробую предугадать, что будет дальше в нашем чудесном убежище, – продолжает Алексей, вновь заставляя людей заткнуться. – Когда закончится вода и консервы, пройдет всего несколько дней и в таких критических условиях животная часть в человеке возьмет верх над моралью и законами, – пауза. – И вот в чем вопрос: где же взять еду в замкнутом пространстве, где заперты тридцать шесть человек? Я думаю, некоторые из вас знают ответ на этот вопрос, но боятся себе в этом признаться.
Толпа недоуменно смотрит на очертания человека, находящегося в тени.
– Каннибализм, – зловеще произносит сидящий в стороне Кабан, подливая масло в огонь.
Люди испуганно начинают переглядываться между собой, в их головах, скорее всего, мелькает мысль: А что, если его сосед уже думал об этом?
– Да, к сожалению, в истории человечества имеются подобные случаи. Взять к примеру, экспедицию Доннера, группу американских пионеров, которая из-за неудач и ошибок задержалась в пути и провела зиму в горах. Чтобы выжить некоторым членам группы пришлось прибегнуть к каннибализму, – проводит экскурс в историю Скрипач. – Есть гипотеза, что из-за этого случая индейцы с недоверием относились к американским переселенцам, отказываясь есть свинину, ошибочно думая, что человеческое мясо…
– Да, помолчи ты, энциклопедия со скрипкой! Дай человеку закончить! – стонет Кабан.
Скрипач недовольно поджимает губы, с ненавистью глядя на мужчину, а Алексей хмыкает и продолжает:
– Чтобы не допустить этого, нам придется выбраться на поверхность. И сделать это вас заставлю не я, это сделает с вами голод. В противном случае, я уже сказал, что может случиться.
Мужчина прав. Отсидка здесь – это временная мера. Если мы хотим попытаться выжить, то нам нужно выбраться из убежища и пойти на поиски благоприятных для проживания мест. Нужно лишь подождать, когда уровень радиации на этой территории немного спадет, и мы сумеем пойти на поиски менее зараженных участков.
Около сорока двух часов назад я смотрела на то, как сокрушительный взрыв сметает все на своем пути, хоронит под своей тяжестью людей, уничтожает постройки, и хотела умереть, но благодаря постороннему человеку осталась жива и теперь усиленно думаю, как же выжить в новом, еще неизведанном нами мире. Что нас подстерегает там, на поверхности?
Кто-то снова крадет припасы. Это видно по стремительно пустеющим упаковкам с консервами и водой. Ранее, мы, кажется, договорились экономить, но кто-то, судя по всему, пренебрегает договором и использует общие блага на собственные нужды в большем количестве. Кабан на этот раз точно не причем, потому, что по-прежнему связан, и женщины сами кормят его маленьким порциями пару раз в день. Факт новых краж ужасно злит меня по той простой причине, что мы сидим в этом проклятом, пропахнувший человеческими экскрементами месте всего четвертые сутки, а люди уже окончательно превратились в животных!
– Саша?
Отвожу взгляд от двоих мальчишек в респираторах, играющих в «камень, ножницы, бумага» и смотрю на стоящую надо мной женщину с ребенком. Вид у нее измученный. Лицо со впалыми щеками мертвенно бледное, на коже видны следы вдавлин от маски, а волосы из пучка свисают грязными прядями. Конечно, многие из присутствующих принимали душ минимум неделю назад, так что удивляться особо нечему.
– Ты ведь Саша, да? – она садится рядом со мной на пустующее место, качая на руках своего гиперактивного сына. – Я Татьяна.
– Я знаю, – говорю и отвожу глаза, вновь наблюдая за ребятами, которые в такое тяжелое время умудряются найти для себя развлечение.
Собеседница, проследив за моим взглядом, помолчала.
Меня не интересует, почему она, спустя несколько дней, решила ко мне подсесть и заговорить. Мы не были друзьями. Мы застряли здесь вовсе не по своей воле, и если бы мне пришлось выбирать, я бы точно не согласилась на такую компанию. Большинство из присутствующих думают только лишь о своей шкуре, наплевав на чужое мнение, и их совсем не волнует тот факт, что если мы не будем сплоченнее, то нас убьет вовсе не радиация, а мы сами.
– Почему ты остановилась? – вдруг шепотом спрашивает женщина, чуть склонившись ко мне. – В то время как все бросились в укрытие, ты одна осталась стоять и смотреть, как взрывная волна накрывает город.
В связи с тем, что человечеству пришлось пережить до взрыва, это был странный и неуместный вопрос. Все началось в 2039 году: люди стали болеть какой-то странной болезнью, многократно превышающей смертность от любого штамма коронавируса, а потом, когда заразу все же удалось более-менее побороть, то из глубин канализаций и темных уголков города наружу начали выбираться жуткие твари. Стали расползаться слухи, мол, это последствия заражения VJ36-вирусом, о побочном эффекте которого «позаботились» наши враги.
Не так давно моих родителей безжалостно разорвало существо лишь отдаленно похожее на человека. Эти твари напали на людей в людном метро целой стаей, никто не сумел спастись в этой кровавой мясорубке. Опознать тела оказалось сложно, потому что от них осталось лишь кровавое месиво.
У меня больше не осталось родных – остальные сгинули от вируса. В этом непростом мире я осталась совершенно одна. На какое-то время меня приютила семья подруги, но вскоре произошла эвакуация населения, мы разминулись в толпе. Несколько дней люди пытались добраться до гуманитарной базы, где по слухам можно было найти пристанище, а потом, ранним утром, большая часть населения услышала по радио страшные слова: вот-вот будет запущена сокрушительная бомба и всем нужно немедленно укрыться в бомбоубежищах. Кто-то решил, что это какая-то шутка и такого просто не может быть, а другие с криками бросились искать бункеры. Группа, состоящая примерно из ста человек разделилась на подгруппы. Я прибилась к тем, кто пытался спастись.
Именно когда мы почти добрались до бомбоубежища, то увидели на горизонте вспышку, которая означала начало конца. Люди бросились бежать, а я остановилась, понимая, что у меня нет смысла жить. Не вмешайся Алексей, меня бы уже не было на этом свете.
– А ты не хотела? – тихо спрашиваю, посмотрев Татьяне прямо в глаза, в которых отражается огонек лампы. – Этому миру конец. Вопрос времени в том, когда погибнут те, кто сумел выжить. Твари наверняка выжили. Они все еще там, на поверхности и теперь, помимо них, людей встретит зараженная радиацией земля.
Женщина затихла, видимо, пытаясь осмыслить услышанные слова. А мне было все равно, какой вывод она из всего этого сделает. Лично у меня нет мотивации продолжать существование. Я хотела погибнуть, помня мир таким, каким он был до всей этой чертовщины. Я не желала видеть то, что осталось от него на поверхности.
– Я должна жить ради своего ребенка, – нарушает затянувшееся молчание Таня и обнимает копошащееся в тряпках чадо сильнее. – Пусть он родился, когда безумие охватило Землю, но я надеюсь, что он еще увидит хорошие солнечные дни, когда люди встанут на ноги.
Надежда… она сейчас была такой же нелепой, как и вера в бога. Я очень злилась, когда старушки повторяли «на то божья воля», перешагивая через тела погибших людей, «нужно усерднее молиться и тогда Господь услышит нас и поможет»!
Не помог. Я молилась, я просила его вернуть мне родителей, надеялась, что они не добрались до того проклятого метро, а когда чуда не произошло и мне пришла похоронка, я, давясь слезами, задавала один и тот же вопрос: почему ты погубил невиновных людей?
Мне сложно понять Татьяну и ее рвение выжить и вырастить своего ребенка, потому что получив в свои двадцать два первую седую прядь, я поняла, что гибель человечества неизбежна и пока ничто не сумело изменить мое мнение.
После разговора с женщиной я ненадолго сумела задремать, но скоро меня разбудили голоса.
Прерывисто вздохнув, открываю глаза и моргаю, не сразу понимая, что происходит.
– …мы ведь договаривались! – раздраженно говорит кто-то. – Почему вы берете больше? Мы все хотим есть!
– Вот и следуйте своим тупым правилам! – кричит в ответ молодой голос. – Мы не собираемся умирать от голода!
Сажусь на холодную скамейку, пытаясь в полутьме рассмотреть лица участников конфликта, и ощущаю, как сильно замерзла.
Что происходит, я уже и так знаю. Мне лишь не ясно, что за глупец решил вновь спровоцировать людей на такой серьезный конфликт.
– Мы здесь все в одинаковом положении, – голос Алексея заставляет людей помолчать. Я вижу, как его высокий силуэт выходит из темноты вперед. – И если мы все хотим выжить, то следует держаться вместе и уважительно относиться друг к другу.
Поднявшись на ноги, морщусь от боли в затекшей из-за неудобного положения для сна шее, сую озябшие руки в карманы олимпийки, а потом медленно приближаюсь к толпе, чтобы увидеть дурака, решившего повторить глупость Кабана.
– Идите вы к черту со своим уважением! – выкрикивает совсем молодой светловолосый парень с чумазым лицом, а потом вдруг выхватывает из своего рваного сапога охотничий нож и выставляет в сторону мужчины. – Это наши припасы. А вы можете валить отсюда на все четыре стороны и искать для себя что-то другое на поверхности! Теперь это наше убежище и наша еда!
Взгляд Алексея становится настолько суровым, что я бы на месте паренька сотню раз подумала, прежде чем угрожать ржавой железякой такому сопернику.
– Ты безнадежно глуп, раз не можешь провести простейшие математические действия в уме, – спокойно произносит он, продолжая стоять на своем месте и смотреть на подростка, вставшего во главе столпившейся за его спиной компании таких же нагловатых ребят. В отличие от своего приятеля, они, кажется, уже поняли, что их «гениальный» план присвоить припасы с треском провалился, а потому стоят молча и ждут исхода конфликта.
– Чего-о? – сердито протянул мальчишка, хмуря брови, явно не понимая при чем тут математика.
– Нас тридцать шесть человек, – подал голос Кабан, – из них – пять детей, а я прохлаждаюсь на гауптвахте! – потряс он связанными руками. – А это значит, что четверо малолетних дебилов с одной ржавой заточкой на всех хотят отобрать еду у двадцати шести человек!
По выражению лиц парней становится ясно, что умная мысль, как всегда пришла слишком поздно.
– Извините, – бормочет главарь горе-налетчиков, шмыгает носом и наклоняется, чтобы спрятать нож обратно в сапог.
– Дай-ка посмотреть нож, – просит Алексей, протягивая руку.
Парнишка на мгновение замирает, а потом подкидывает на ладони нож, перехватывает клинок на лету, и передает его Алексею. Мужчина принимает оружие из рук парня, внимательно его рассматривает, проверяет остроту лезвия пальцем, потом неодобрительно качает головой.
– За оружием следить нужно, лезвие совсем тупое, – говорит, возвращая нож парню.
– Да знаю я, – огрызается тот. – Брусок давно потерялся, а новым не успел обзавестись.
– Что ж, придется помочь твоему горю, – мужчина разворачивается и идет к своим вещам, садится на корточки и роется в рюкзаке. Он некоторое время изучает содержимое своего скромного имущества, и вдруг как фокусник из шляпы, достает точильный брусок, который вручает парню. – Потом вернешь. Тебя, как звать-то?
– Семен, – растерянно бормочет парень и поднимает на Алексея глаза. – Спасибо! – говорит, сжимая в руках точильный камень.
– …А вы знаете, что человечество, ступило на следующую ступень развития, когда смогло произвести оружие для охоты? – Скрипач ловит свой звездный час и начинает читать новую лекцию по истории человечества, привлекая внимание людей. – Идите, идите сюда! Я вам сейчас все расскажу!..
Поскольку бунт временно подавлен, люди переключают свое внимание на оратора, собравшись вокруг него на лекцию. Евгений в силу своего ума легко может заинтересовать людей своими рассказами и скрасить их унылые, полные ужаса будни.
– Да когда же он уже заткнется со своими историями? – гневно рычит Кабан из своего угла.
Люди неодобрительно бросают в его сторону взгляды, а мальчик лет пяти грозит ему кулаком, чтобы не мешал.
От бессилия Кабан закатывает глаза и стонет, отвернувшись от исторического кружка.
Некоторое время люди сидят и внимательно слушают скрипача, как вдруг одна дама, явно не желая мириться с тем, что серьезный конфликт так просто замяли, и ребят никто не собирается наказывать, резко вскакивает с места, пугая людей, и обводит взглядом толпу.
– И что же, это все? – возмущенно тянет она. – Хотите сказать, мы решили проблему, и теперь просто будем слушать сказочки книжного червя? Давайте выгоним подонков! – не предлагает, а настаивает Катерина, полная, несуразная женщина лет сорока, держащая за руку свою тихую малолетнюю дочь, которая болтается в руках матери как тряпичная кукла. – А брусок для ножа ему зачем дали? Чтобы он в следующий раз наверняка нас всех здесь перерезал?..
Тех, кто решился подняться на поверхность и рискнуть своей жизнью, оказалось не так много, как мы ожидали. В группу «сумасшедших», как сказала взявшая шествие над другой частью людей Катерина, вступило лишь девять человек из тридцати шести, в том числе скрипач Евгений, Семен и Кабан, пообещавший хорошо себя вести, только бы его не бросали «с этой сумасшедшей сукой». Остальные решили остаться чтобы, судя по всему, дожидаться в бункере своей смерти. Татьяна с ребенком, к слову, тоже не стала высовываться и подвергать своего сына опасности. Даже не знаю, что в данном случае лучше: встретить смерть в темном сыром бункере, или на поверхности.
Собрав в рюкзаки положенную нам долю припасов, надев поверх своей одежды пропахшие сыростью комбинезоны и заранее очищенные противогазы мы, затаив дыхание, переглядываемся и направляемся прочь из убежища.
Идти в неизвестность страшно.
У меня учащается сердцебиение, появляется слабость в коленях и сухость во рту. Понимаю, что именно так будет лучше. Возможно, наша жизнь стремительно закончится из-за нападения какого-нибудь мутанта, а может нас убьет такая же группа бродяг, желающих поживиться нашими припасами.
Мы собираемся у двери в убежище в томительном ожидании. Кабан и Алексей поворачивают тяжелый засов, и вскоре дверь с протяжным скрипом отворяется, пропуская в подвал тусклый свет и ошметки пепла.
Не рассчитывая на напутственные слова от тех, кто решил остаться, мы идем вперед и замираем, потому, что на лестнице, ведущей в убежище, лежат бездыханные останки тех, кто не успел добежать до спасительной двери.
– Вперед, нечего их рассматривать! – командует Алексей.
– Правильно, правильно, нечего нам тут зараженный воздух запускать! – причитает нам в спину Катерина. – Уходите, раз уж собрались!
Пока мы поднимаемся по лестнице, бывшие соседи по убежищу ехидно желают нам удачи и в ускоренном темпе захлопывают дверь убежища.
Поднявшись на поверхность, мы погружаемся во всеохватывающую тишину: не слышно ни людских голосов, ни шума работы механизмов, нет ничего, кроме сухого ветра, который гуляет между руинами и остовами машин.
Наши глаза постепенно привыкают к тусклому свету поверхности, и мы можем разглядеть последствия катастрофы: деревья сожжены, здания полуразрушены, практически везде на песчаной земле лежит то, что осталось от тел заживо сгоревших людей и животных, не сумевших спастись.
Чувствую, как болит в грудине, ощущаю привкус горечи во рту. Зрелище оказывается ужасающим. Но самой страшной оказывается мысль, что все это происходит по-настоящему.
– Какой кошмар, – тяжело дыша, вскрикивает одна из женщин. – Что же нам теперь делать?
– Тише, – шипит Алексей, – мы не знаем, кто или что осталось после взрыва.
– Лично у меня выяснять это нет никакого желания, – поддерживает Кабан, – тем более из оружия у нас только ножик и парочка шпаг, но их на этом фронте не применишь, – язвительно добавляет, но никто не обращает на это внимания.
– Держимся ближе к зданиям, – продолжает инструктаж Алексей. – Идти по открытым пространствам может быть опасно. В день удара ветер был юго-восточным. Он разнес радиоактивную пыль дальше. Соответственно нужно двигаться в противоположную распространению сторону, – он осматривает группу людей, которые в глубине души надеются на то, что этот мужчина знает, что говорит и выведет их из этого кошмара. – Бомба не могла погубить абсолютно все. Мы обязательно отыщем благоприятное место, где сможем остаться, – пнув камешек, мужчина достал из кармана рюкзака старый компас. – Люди двигались в сторону гуманитарного центра, туда мы и пойдем. Возможно, отыщем выживших, а если нет, то хотя бы раздобудем припасы. У нас есть примерно восемь часов, чтобы найти место для ночевки, прежде чем сядет солнце. Ночью передвигаться смертельно опасно.
С ним никто не стал спорить, так что в последний раз переглянувшись между собой, мы отправляемся в путь по песчаным дорогам, усыпанным обгоревшими трупами.
– Лучше будет попытаться найти административное здание, – выдвигает свою мысль Виктор, мужчина с дредами, шумно дыша через противогаз, – там может быть что-то полезное. Хозяйственные магазины тоже подойдут. Нам нужно оружие или что-то в этом роде.
Наш лидер бросает взгляд на затянутое дымом и сажей серое небо.
– Если только нас не опередили мародеры.
Я буквально чувствую, что некоторые уже жалеют, что решились выйти из бункера, но дороги назад уже нет. Теперь только вперед.
Через полчаса ходьбы на другой стороне улицы Кабан замечает строительный магазин с заманчивым названием «Винтик и Шпунтик» и привлекает внимание группы тихим кашлем.
Мы останавливаемся в тени брошенной «шишиги», у которой неведомая сила вырвала задний мост и оставила его посередине улицы, разглядывая разбитые витрины магазина.
Алексей заглядывает в кунг автомобиля, а затем в помятую кабину – к сожалению, ничего полезного предложить нам эта военная техника больше не может.
– Нужно обследовать магазин на предмет необходимых вещей для выживания и тому подобных мелочей, – сообщает, окидывая нас взглядом сквозь стекла противогаза, Алексей. – Двое заходят внутрь магазина, двое остаются у входа, чтобы контролировать происходящее, и один из нас забирается на крышу грузовика, остальные останутся у машины. Наблюдатели в случае опасности или подозрения на опасность подают сигнал – три последовательных стука в окно магазина. Человек на возвышенности сообщит об экстренной ситуации, кинув несколько камней. Я пойду на разведку внутрь магазина. Есть желающие пойти со мной?
Мужчины осторожно продвигаются вперед, осматривая помещение магазина, в котором царит настоящий хаос: на полу валяются разнообразные метизы, осколки стекла переливаются в лужах вытекшего из них лака, стеллажи местами заваливаются друг на друга, а с потрескавшегося потолка свисают провода.
Алексей трогает Кабана за плечо и знаком указывает на осколки стекла и саморезы на полу, – тот кивает, ведь даже пробить ботинок острым предметом в текущих условиях не сулит ничем хорошим.
Продвигаясь вглубь магазина, Сергей (имя драчуна) берет с полки длинную прямую отвертку, оглядывается на Алексея и передает ему найденный инструмент. Мужчина кивает ему в знак благодарности.
По мере исследования магазина особо полезных предметов, кроме пары канцелярских ножей, мотка веревки и зажигалки, обнаружить не удается.
Мужчины переглядываются.
Кабан указывает головой в стороны выхода, Алексей утвердительно кивает и разворачивается в стороны выхода, но его останавливает Сергей, придерживая за рукав.
Алексей поворачивает к нему голову.
Кабан показывает пальцем на поваленный стеллаж у дальней стены и рисует в воздухе руками дверной проем. Они, не сговариваясь, направляются в указанном направлении.
Подойдя ближе, Сергею с Алексеем удается отчетливо разглядеть дверь, надпись на табличке которой гласит «вход только для персонала».
Алексей прикладывает палец к месту, где должны находиться губы, но сейчас был фильтр противогаза, и берется за опрокинутый стеллаж. Сергей помогает ему. Аккуратно водрузив металлическую полку в вертикально положение, они прислушиваются к происходящему, но все по-прежнему тихо. Когда один из мужчин пытается повернуть ручку двери, та не поддается.
Алексей откидывается спиной на стену и тяжело вздыхает, бросая взгляд в сторону выхода, в то время как Кабан садится перед дверью, скидывает рюкзак и достает из него канцелярскую скрепку, хитро сворачивает ее особым образом и засовывает вместе с отверткой, которую одалживает у Алексея, в замочную скважину. Немного попыхтев, у него получается провернуть импровизированную отмычку, и дверь поддается.
Поднявшись на ноги, Кабан с гордым видом возвращает инструмент напарнику, хватается за ручку, но вдруг останавливается, заметив лужу бурого цвета, которая начинает вытекать из-под двери.
Сергей вопросительно смотрит на Алексея, тыча пальцем в непонятную субстанцию, последний присаживается на корточки, запускает указательный и средний пальцы в лужицу, подносит к их стеклам противогаза и трет исследуемую субстанцию большим пальцем. Потом вытирает руку об стену и показывает Кабану на банки с краской, которые валяются по всему магазину. Тот с облегчением выдыхает, кивает и медленно поворачивает ручку. Алексей стоит позади него и сжимает в руке отвертку. Дверь беззвучно отворяется и перед ними появляется темное помещение склада, в которое едва попадает свет из зала магазина.
Мужчины замирают в дверном проеме, прислушиваются, но новых звуков нет, и это обнадеживает.
Они входят внутрь, вглядываются сквозь полумрак, осторожно двигаются дальше. Помещение оказывается вытянутым: в нем разбросаны груды пустых коробок разных размеров, в которых хранились электроинструменты.
Кабан оборачивается к Алексею и показывает ему на стол и стеллаж в дальнем углу. Кажется, мужчинам улыбается удача, потому что они находят там небольшие остатки ассортимента хозяйственного магазина.
Найдены топор, молоток, саперная лопата, несколько черенков, три спальника, палатка, походный набора туриста и точильный камень.
Кабан быстро оглядывается вокруг и достает из-под стола спортивную сумку, откуда вытряхивает на стол чью-то одежду. Проверив карманы и не найдя ничего ценного, протягивает ее напарнику для заполнения полезностями.
В это время Кабан занимается изучением содержимого мини-холодильника, который стоит за стеллажом, а затем быстро складывает припасы в виде шоколадок, сухариков, пачки чая и несколько банок тушенки в рюкзак, даже не глядя на сроки годности. Расправившись с холодильником, он перемещается к ящикам стола, рассовывая какую-то мелочь по карманам.
Он вдруг зависает над одним из ящиков и внимательно разглядывает выцветшие карты, на которых изображены обнаженные девушки.
В этот момент его теребят за плечо с легким мычанием, – Кабан лишь ведет плечом, будучи увлеченным процессом, но его снова трогают. Мычание становится настойчивее.
– Иди на хер, Леший! Мои картежки! Себе другие ищи! – отмахивается Кабан.
– Что? – поднимает голову Алексей, утрамбовывая находки в спортивную сумку.
– Что? – переспрашивает Сергей и хмурится, а затем медленно поворачивается. – Ох ты ж!.. – вздрагивает, прижимая к груди заветную колоду карт.
Прямо перед ним стоит щуплый человек в грязной, когда-то синего цвета фирменной футболке магазина «Винтик и Шпунтик» с бейджиком «лучший продавец месяца Антон Зах..», последнюю часть фамилии закрывает засохшее пятно бурого цвета. Медленно поднимая взгляд выше, Сергей видит бледное лицо, стянутую кожу, белые мутные зрачки и неестественно широко разинутый рот.
– М-м-мое, – сообщает хозяин карт. – Отда-а-ай, – и тянет руки к Кабану.
Тот вжимается в стол, быстро прячет карты в карман, одновременно выхватывая нож.