28 сантиметров счастья

Пролог

В истории будет: криминал, властный герой, беременность, сцены с эротикой.


Пролог.

— Ди, и кто счастливчик? От кого залетела наша главная девственница института?

Тук-тук. Тук-тук. Сердце бьется в ритм музыки бара, где я сижу со своими подругами. Рука дрожит вместе с бокалом сока. Мне придется сказать правду, или мне уже ничего не поможет. Судьба матери-одиночки меня не прельщает.

— Не знаю.

Оксана выпучивает глаза. Эля закашливается и выплевывает пиво на стол.

— Ка-а-к? — тянет Оксана, растерянно моргая, — В каком смысле? Диан, ты нормальная вообще? Шутишь, что ли?

— Нет. Я вообще ничего не помню. Мне явно что-то тогда подмешали в напиток, — я устало сжимаю голову руками, будто бы пытаясь встряхнуть, выдавить из глубин памяти хоть какие-нибудь воспоминания о том вечере. Хоть какую-нибудь зацепку. Мелочь. Просто мелочь.

Но перед глазами встают только неясные силуэты, и то я не уверена, что это не игра воображения или так называемые «ложные воспоминания».

— Чегоооо?

— Господи, не перебивай! — морщусь я, — около месяца назад я пошла в клуб. Впервые! Общалась со всеми, танцевала, а потом ко мне подсел какой—то парень. Мы мило болтали, я впервые заказала себе алкоголь и… я больше ничего не помню! Темнота! Всё! Просыпаюсь наутро в каком-то отеле, а через месяц у меня задержка и положительный тест. Двенадцать положительных тестов…

Я хватаю сумочку, судорожно в ней роюсь и вываливаю на столик кучу разных тестов с полосками, плюсиками «1-2недели» и прочей фигней. Подруги отшатываются от них.

— Ди, блин! Ссаные тесты на стол?!

— Идите к черту, — я начинаю плакать, уронив голову на руки, — какая разница, какие они? Двенадцать тестов, один анализ крови и одно УЗИ. Я беременна. Радость-то какая.


***

Я бы никогда в жизни не рассказала о таком. О том, что я совершенно не помню ночь, после которой забеременела, не помню человека, с которым это сделала, и о том, что так и не решилась на аборт. Наверное, я полная идиотка. Так, наверное, и подумала гинеколог в женской консультации, которая записав мой возраст, подняла на меня взгляд и задумчиво рассмотрела еще раз.

— Сохранять будете?

— Что? — растерянно произношу я. Почему-то я не могу понять ее вопрос и у меня возникает стойкая ассоциация с сохранением файлов на компьютере. Она спрашивает меня – стоит ли сохранять обо мне информацию?

Врач раздраженно закатывает  глаза и продолжает дальше что-то нервно писать.

— Сохранять, спрашиваю, будете или аборт делать?

— Я не знаю… может, не надо аборт?

— В смысле? Я вам уже направление пишу, — хмыкает женщина, и снова стреляет в меня взглядом, — вам двадцать один, работы нет, мужа нет. Кормить ребенка как будете?

— Я как-нибудь постараюсь, — неуверенно произношу я.

Мне кажется странным, что это ее заботит. Работы у меня нет  из-за того, что я училась, но я ведь могу устроиться? Или найти того мужчину, от которого этот ребенок. В конце концов, может, он мечтает о ребенке, иначе зачем бы ему заниматься со мной сексом без презерватива? А с утра он не остался, потому что ему позвонили с работы… Боже, Диана, ты наивная чухня. Даже звучит смешно.

 — Слушайте, не надо направление, — я беру себя в руки, перестав гонять в голове дурацкие мысли, — в конце концов, ребенок не виноват, что так все получилось.

— Какой ребенок? — врач отрывается от писанины и устало смотрит на меня, — девушка, на этом сроке там только набор клеток. Они даже боль не чувствуют.

— Какая разница? — пожимаю я плечами, — вы тоже были набором клеток. Вы бы были счастливы, если бы вас не было?

— Я об этом не узнала бы никогда.

— Ну и я о чем?..

Гинеколог так грозно сверкает глазами, что мне хочется  встать и уйти. Кажется, что-то у нее пошло не по плану. Я явно не должна так ей отвечать. Она действительно ждет, что я радостно выдохну и с облегчением произнесу "а, ну ладно, раз это всего лишь набор клеток..."

— Я была долгожданным ребенком, — медленно и вкрадчиво произносит женщина мне, — и мои родители позаботились о том, чтобы я росла не на пособия.

— Я не стану его растить на пособия.

— Да, двадцатилетняя соплюха найдет за пару недель работу с хорошими декретными. Охотно верю.

— Пошла ты в задницу, — отвечаю я, поднимаясь и быстрым движением забирая со стола лист.

— Эй! Куда? Результаты оставь!

— Это результаты УЗИ моего набора клеток. Вам они ни к чему. Наблюдаться у вас я не стану.

— Родишь в канаве?

— У другого врача, — хмыкаю я и захлопываю дверь в женскую консультацию.

***
 

Я рассказала свою тайну Эле и Оксане, потому что они единственные, кто могли бы мне хоть как-то помочь. Эля училась на последнем курсе факультета журналистики, уже успела пройти практику во многих печатных и интернет-изданиях нашей страны и завести полезные знакомства.

А Оксана была дочкой одного из депутатов.

Да, это было как-то расчетливо, но что теперь поделать...

— Ди, ну не рыдай… — ладошка Эли ложится мне на плечо и осторожно гладит, — слушай, может, аборт?

— Не могу…

— Ты это ей предлагаешь на полном серьезе? — со смешком интересуется у подруги Оксана, — человеку, который устроился волонтером в кошачий приют, предлагаешь сделать аборт? Человеку, который бомжей подкармливает?

— Боже, — вздыхает Эля, — ей просто подмешали какой-нибудь наркотик в алкоголь! Это глупо будет очень, если она… ой, ладно. Ди, ты помнишь лицо того парня? Надо пойти в полицию.

— Не помню я лицо…

— Родинки? Татуировки?

Я медленно качаю головой, хотя, в памяти вспыхивает что-то неясное и расплывчатое. Тату? Я не уверена, что это не игра воображения, но я будто на секунду вспоминаю очертания темной татуировки на груди человека. Я лежу, а он нависает надо мной обнаженный. Черт, нет, наверное, это все-таки игра воображения, потому что тот парень, который подсел ко мне, был достаточно худым, а в этом видении у меня невероятно здоровый и накачанный мужик.

Эпизод 1

— Эля, — я хмуро смотрю на подругу, — я о том, что, получается, изменила ему в тот день.

Бедный Гоша. Теперь он стал окончательно типичным хорошим парнем: влюбился в девушку, таскал ей ромашки, а она взяла и забеременела от другого, и Гоше даже секс не перепал. 

Я вообще не была уверена, что хочу видеть его первым парнем в постели. Внешне Гоша не совсем в моем вкусе – невысокий, худой и в очках. Вечно в одежде будто с чужого плеча - футболки болтались на нем, как на вешалке, а штаны он будто отжал у путешественника из 90-х. Я пыталась найти внутри себя хоть какие-то намеки на то, что этот парень вызывает во мне не только дружеские чувства. А Гоша сильно старался: носил мне мандарины и шоколадки, помогал с учебой, и провожал иногда до дома. Был хорошим собеседником и мог поддержать любой разговор.

 Черт, вышло как-то совсем неловко.

—Боже, я полная сука, — бормочу я, растирая пальцами виски, — нам придется расстаться. Не знаю даже, что ему сказать.

— Блин, забей, — мрачно смотрит на меня Оксана, — вообще накласть на него. Эля права. Он страшный ботан.

«Но он верный и добрый ботан» — констатирует подсознание, — «по крайней мере, в отличие от остальных парней, он готов был ждать, когда я соберусь с духом и упаду ему в постель. Прости меня, Гоша!»

Оксана роется в сумочке и достает смартфон, а потом поднимает на меня взгляд.

— Скажи адрес клуба. Ты понимаешь, что если ты напишешь заявление в полицию, можно будет посмотреть по камерам, с кем и в каком состоянии ты ушла? Они опросят свидетелей. Может быть кто-то даже вспомнит тебя и того парня.

— Это «Небеса», — пожимаю я плечами, — вряд ли меня запомнили. Там всегда куча народу, и все пьяные в стельку. Никто и не обратил внимания на очередную девицу в неадеквате.

— Оу. Но камеры все равно тебя записали, Ди, — констатирует Эля, — ты меня настолько поразила с этим Гошей, что у меня вылетело из головы, что папаня твоего будущего ребенка забыл у тебя пистолет. Что за пушка?

—Я не знаю. Она реально огромная. Это важно?

— Да нет. Но я бы вела себя осторожнее с человеком, который носит  с собой огнестрел. Впрочем, для начала надо хотя бы узнать, что это за человек. Ей-богу. «Небеса», говоришь? — Эля стучит пальцами по столу, задумчиво глядя на Оксану, — я владельца клуба знаю.

— Это сын Задорожного, — констатирует та, и поясняет уже мне, — я его тоже знаю. Задорожный олигарх. Ты видела его фотку в списке Форбс? Его сын такой же страшный и кривой, зато богатый и клеит телок в своем клубе. Может, это именно он тебя…? Алименты тогда будут большие.

— Замолчи, — одними губами произношу я, а Оксана прыскает.

— Давай заедем туда, пока мы пьяные и решительные, — предлагает Эля, прекращая облизывать огромную кружку пива и метить ее своей помадой, — Тёма Задорожный все нам покажет. Быстренько найдем твоего Ромео, отправим ему результаты УЗИ и будем делать ставки - за какое время он свалит из города.

Мы поднимаемся, забирая свои сумочки. Я только разворачиваюсь к выходу бара и делаю шаг, как в нос неожиданно бьет дико знакомый запах одеколона. Он прорывается сквозь мешанину людских запахов – мыла, духов, пота. Через запах алкогольных напитков и запах дерева от барной стойки. Взрывной, подавляющий, мрачный и дорогой аромат проникает мне в ноздри, а потом и под кожу. Я покрываюсь мурашками.

ОН пах так же.

Мимо меня проходит человек, оставив за собой шлейф этого запаха. Я провожаю взглядом почти лысый затылок с коротким ежиком седых волос на макушке. Боже, прошу, пусть моим первым будет не старый дед. Этого даже мое сердце не выдержит. Господи, прошу тебя, я больше не буду ходить в клубы и пить с незнакомыми людьми.

Мозг, пожалуйста, вспоминай! Был ли он дедом? Вроде нет. Но даже в этом я не могу быть уверена, потому что память в ответ на мой запрос по-прежнему выдает темноту.

— Ди, идём, — Оксана берет меня под локоток, — предлагаю потом поехать всем ко мне и отпраздновать потерю твоей девственности. Ты просто удивительный человек: только-только ее лишилась, а через несколько месяцев секс снова надолго пропадет из твоей жизни. Все у тебя через задницу.

— Иди к черту, — бормочу я в ответ.

Эпизод 2

Мы быстро добираемся до «Небес». В самом клубе Эля и Оксана оставляют меня ждать у барной стойки и бороться с чувством накатывающей волнами паники,  а сами уходят куда-то за Задорожным.

Дьявол, я начинаю ненавидеть ночные клубы. Меня мутит и перехватывает дыхание, каждый раз, когда кто-то из мужчин оказывается рядом со мной. Конечно, вряд ли я еще раз соглашусь выпить с незнакомцем, только вот моя психика уже приобрела травмирующий опыт и теперь отплачивает мне паническими атаками.

Я пытаюсь сосредоточиться на музыке, когда ко мне подкатывает какой-то парень моего возраста и широко улыбается.

— Ты одна? — спрашивает он и смотрит на барную стойку. У меня нет ни напитка, ни еды – я просто кручу в руках телефон, чтобы успокоиться, — как насчет чего-нибудь выпить и познакомиться?

— Супер, — спокойно произношу я, — я как раз ищу папу своему малышу.

Улыбку сметает с лица парня, словно ураганом, и он, пробормотав извинения, исчезает, растворяется в толпе в ту же секунду. Не знаю даже, хочется мне больше плакать или смеяться из-за удачной шутки. Жаль, что это не совсем шутка.

Оксана и Эля возвращаются спустя десять минут. Вместе с ними ко мне подходит невысокий  мужчина неопределенного возраста. Если это Задорожный, то они были правы: он страшный. Я не могу понять, сколько ему – двадцать или сорок. Лицо вроде относительно молодое, но на голове у него огромные залысины.

— Ди, знакомься, это Тема, — представляет меня Эля, и Тёма, окинув меня оценивающим взглядом, едва заметно кивает, даже не улыбнувшись. Судя по всему, я не в его вкусе. Или он уже знает, почему я тут , и не стремится стать папой для ребенка.

— Привет, — говорю я.

— Да, я ее видел в тот вечер. Только выглядела она тогда немного интереснее, — произносит Тема и жестом подзывает бармена. Тот мигом оказывается рядом с нами, и Тёма коротко произносит, — девочкам по коктейлю. Мне виски. Как обычно.

Бармен кивает и уходит. Тема снова возвращается ко мне взглядом и внимательно осматривает. С интересом. Мне становится не по себе.

— Ди, — слышу я напряженный голос Оксаны, — тут проблема вылезла.

Серьезно? Проблема? Мне ведь так не хватает в жизни проблем. Как я рада, как я рада…

 — Какая проблема? — произношу я. Нет, не говорите мне, что этот Тема, все-таки, в тот вечер положил на меня глаз. Честно говоря, при виде его у меня внутри такое же затишье, как и когда я смотрю на Гошу. Полный штиль. Если бы он был последним мужчиной на земле – может, я бы и переспала с ним во имя возрождения человечества. Только так.

Какого черта он так на меня пялится?

— Темыч рассказал нам, что в тот день новенький бармен работал, — произносит Эля, и я растерянно смотрю на нее, — совсем новенький. Оказалось, что он от конкурентов приперся. В общем, тебя не тот пацан подпоить пытался. Это бармен тогда куче народа сыпанул в напитки наркоту. Подставить Тему хотел.

— У него, бляха, почти удалось, — хмыкает Задорожный, — хотя, ты второй человек, который пришел по этому вопросу. Остальные, видать, не были против спонтанного секса с незнакомцами или незнакомкой.

— Боже, — я обреченно закрываю лицо руками, — серьезно?

Эпизод 3

Получается, я всего лишь жертва случая. От этого легче не становится, скорее, наоборот — гадко и неприятно.  С другой стороны я могу надеяться, что человек, с которым я совершила той ночью грехопадение, не из тех ублюдков, которые заваливают девушек в постель, подсыпая в напитки наркотик. В любом случае, вряд ли он, конечно, обрадуется неожиданному сюрпризу, но, может, будет согласен взять на себя ответственность, раз не позаботился о защите. Если, конечно, он сам не был в угаре. Тогда ему было не до предохранения.

— Мне нужно посмотреть записи с камер, — глухо произношу я, убирая руки от лица, — я хочу, хотя бы, узнать, с кем я была в тот вечер, потому что ничего не помню.

— В этом и проблема, — отвечает Задорожный, — тот человек, о котором я сказал,  приходил месяц назад и потребовал скопировать ему все записи с камер, а потом удалить. Я не могу тебе их показать.

— И что мне теперь делать? — пораженно смотрю я на него, — сделать ДНК-тест всем мужчинам, которые ходят в клубы? Вряд ли ты составишь очень подробный фоторобот того парня, с которым меня видел…

— Чего? — зависает Тёма, — зачем ДНК-тест? Ты… — он опускает взгляд на мой живот и хрюкает внезапно, — ты залетела, что ли? Ох, бли-ин, — он хватается внезапно за голову и взъерошивает волосы, а потом начинает смеяться, — твою мать. Ты никому не говори только. Я не хочу, чтобы мой клуб стал героем передачи «Пусть говорят».

— Вау, — вырывается у меня, — знаешь, я тоже не стремлюсь стать героиней этой передачи. Ладно. Ты можешь мне помочь, хотя бы описав парня, с которым я ушла. Может быть, у него было что-то приметное. Или он постоянный посетитель этого клуба?

Тема замирает. Сверлит меня взглядом несколько немых секунд а потом выдает:

— М-м.. слушай, плохо помню. Обычный парень. Ничего примечательного.

— Жаль. Тогда мне, все-таки, придется позвонить в полицию или Малахову, — я поднимаюсь, улыбнувшись криво бармену, который только-только притащил нам напитки,  — пока, Тёма.

— Постой, —произносит он, протягивая ко мне руку, — слушай, сядь. Мне не нужны проблемы, ок? Давай я тебе лучше денег дам. Сколько? Сумму назови.

Эля и Оксана переглядываются. Я задумчиво смотрю на Тёму.

— Ну… миллион.

— Ты крышей двинулась? — поднимает брови он, — за миллион я от ментов откуплюсь, если ты к ним попрешься. Тысяч сто, не больше.

— Я не смогу вырастить человека на сто тысяч, — пожимаю я плечами, — прости, но стартовый набор ребенка стоит примерно столько. Я гуглила.

-- Тём, это реально мало, — добавляет Оксана, — я столько в магазинах на шмотки за день оставляю. Скажи хоть, что там за тип просил видео отдать? Может, мы к нему обратимся…

— Нет, — перебивает ее Задорожный, — не скажу. Я не хочу с этим человеком ссориться.

«Идиот» — проносится у меня в мыслях, — «а я не хочу быть матерью-одиночкой! Как ты это не понимаешь?!».

— Артем, — пытается втолковать ему Эля, — просто скажи, кто это. Мы как-нибудь окольными путями к нему проберемся, про тебя не скажем. Просто знать будем, куда копать.

Задорожный заметно мнется и нервничает, а я слежу за тем, как он крутит в руке виски. Чего он такой дерганый, а?

— Да все равно тебе это не поможет, — мы внезапно пересекаемся с ним взглядами, — я-то, может, и скажу...

— Тёма, не тяни резину, а! — кричит Оксана, а он психует.

— Твою мать, окей, — Тема смотрит на меня хмуро, — его зовут Рустам Садаев. Он забрал записи с камер. В курсе, кто это?

— Нет, — мотаю я головой. С чего бы я должна быть в курсе? Мне это имя ни о чем не говорит.  В институте никого с таким же именем и фамилией я не знаю.

— Ой, — растерянно говорит Эля, — ты серьезно, Ди? У него сеть ювелирных салонов по всей стране. Дико богатый человек. Вряд ли мы к нему подберемся.

-— Подберетесь. Я с ним сам свяжусь, — хмыкает Тёма, и мне кажется, будто в его тоне появляются ехидные нотки, — ты же ушла с ним в тот вечер, Диана. Я поэтому тебя и запомнил. Ты серьезно потеряла память или притворяешься сейчас?

Кажется, пол начинает куда-то выскальзывать из-под моих ног после слов Тёмы. Этого мне еще не хватало.

— Батюшки, — слышу я как сквозь вату пораженный голос Оксаны, — каждая б так девственность случайно теряла, как ты, Ди.

Эпизод 4

— Ди, ты чего? — меня успевает схватить за плечо Эля, прежде чем я бы рухнула на пол, — тебе плохо?

— Это от радости. Подсчитываю, какие алименты я получу с дико богатого человека, — отвечаю я онемевшими губами.

Черт, на самом деле все сходится. Вернее, выглядит логично. Откуда бы у обычного человека, который решил склеить девушку в клубе, взялся пистолет? А вот у человека с сетью ювелирных салонов…Боже мой. По спине пробегает волна мурашек – не от страха, не от ужаса, а от странного волнения.

— Фото есть? — внезапно спрашиваю я и откашливаюсь. Голос звучит хрипло. Я хватаю бокал с барной стойки, делаю глоток и выплевываю – там алкоголь.

—Ди, тебе заказать сок? — осторожно произносит Оксана, — на тебе лица нет.

— Просто дайте мне посмотреть его фото, — отвечаю я, прикидывая в голове сразу тысячи вариантов  развития того вечера. Кажется, час назад я боялась, что моим первым мужчиной окажется дед, и вот опять... Где гарантия, что этот Рустам, владелец сети ювелирных салонов – не лысый пузатый мужик лет пятидесяти?

Звучит странно, но я буду немного спокойнее, если Рустам окажется хотя бы обычным мужчиной.

Эля хватается за телефон и начинает тыкать в экран. Я пытаюсь вернуть себе сбившееся дыхание и успокоить сердце, которое бьется так, будто бы я марафон пробежала за эти несколько секунд.

Я думала увидеть в качестве отца своего ребенка какого-нибудь простого парня, который просто решил оторваться в клубе и искал девушку на одну ночь. Не была готова к подобным новостям. Мне будет действительно сложно сказать о беременности такому мужчине. Вряд ли он из тех, кто бездумно разбрасывается своим генетическим материалом. Одна осечка – и ты уже отдаешь добрую свою часть дохода на ребенка. Ох, черт. Он может быть еще и женат и вообще тогда просто оторвет мне голову. Черт.

— Слушай, я реально думал, что ты просто притворяешься, — произносит Тема, еще внимательнее, чем прежде, рассматривая меня, — пришла, чтобы сыграть в дурочку и взять записи с камер, где ты с Рустамом. Терпеть не могу, когда меня наебывают. Все ждал, когда ты где-нибудь проговоришься. Но у тебя вообще удивленное лицо было, когда я тебе сказал.

— Ой, помолчи, пожалуйста, — произношу я обреченно, — я вторую половину того вечера вообще не помню.

— Странно, что он на тебя клюнул. Ему другой типаж нравится. Ты слишком простая.

— Держи, — произносит Эля и отдает мне телефон. Я на секунду закрываю глаза, еще раз попросив мир пощадить меня хоть немножко, а потом снова поднимаю веки и смотрю на фотографию.

Рустам явно не юный парень. И явно я не с ним пересеклась у барной стойки. Я плохо помню лицо того парня, который ко мне тогда подсел, но он был моложе, меньше и, вроде бы, светленьким. Садаеву же было где-то около тридцати лет, может даже за тридцать. На фото он был здоровым, как тигр – белая рубашка натягивалась на широких плечах едва ли не до треска ткани, контрастировала со смуглой кожей и темными волосами. От него веяло мужиком за километр. Даже сквозь экран я ощущала на себе эти мужицкие флюиды и зашкаливающий уровень тестостерона.

Я не понимала чувств, которые вызвало его фото. Просто стояла и пялилась в экран. Мне не верилось, что я была именно с ним, Тёма прав – где он, и где я? Рустама я бы не назвала красивым или смазливым, но вот эти мужицкие флюиды явно заставляли тащиться за ним всех девушек в округе. С чего он тогда обратил внимание на меня? Но что-то внутри подсказывало, что провела ночь я именно с ним. Если у него будет на груди тату - значит, это были не ложные воспоминания и не выдумка.

Господи, и что мы делали с ним в постели? Меня начинает мутить, когда я представляю в красках, что происходило, а живот сводит странным спазмом.

— Лучше забей, — слышу я голос Темы и поднимаю на него взгляд, — если собираешься стрясти с него что-нибудь – не получится. Срок-то небольшой небось. На аборт и я тебе могу дать. Если молчать будешь.

— Заткнись, — отвечаю я. Задорожный вздергивает брови. Похоже, он не привык, чтобы с ним так девушки разговаривали, только мне плевать. Еще он мне будет говорить, что делать.

— Идиотка. Он тебя просто прибьет, если припрешься к нему с требованием содержать тебя.

Я молча отдаю телефон Эле.

— Я не стану с него ничего ТРЕБОВАТЬ, — выделяю я последнее слово, — но он должен же знать об этом? Если захочет – может принять участие в жизни ребенка. Нет – я и сама справлюсь. Не я первая в мире мать-одиночка.

— Но ты первая в мире баба, залетевшая от Садаева, — усмехается Тёма, — ты в натуре не понимаешь. Это не залет от твоего однокурсника, которому мамка подзатыльник даст и заставит взять на себя ответственность. Это ты сейчас говоришь, что тебе ничего не надо, а потом насядешь. Он что, идиот по-твоему?

Я вздыхаю. Лучше бы он был моим однокурсником, честное слово.

— Ладно, — вмешивается в разговор Оксана, — спасибо, Тём. Мы сами подумаем и разберемся, что нам делать. Поедем мы, короче.

Задорожный коротко смеется. Кажется, его веселят наши слова.

Эля и Оксана допивают коктейли, свой я оставляю нетронутым, и мы, попрощавшись с Темой, уходим. Я оборачиваюсь на секунду, перед тем, как исчезнуть в толпе.

Задорожный провожает меня очень внимательным и напряженным взглядом. Я готова поставить все, что угодно – стоит нам только уйти, как он позвонит этому Рустаму. Моя беременность – проблема и для Темы, в клубе которого мне подсыпали наркотик, и для Садаева.А я в мире богатеньких людей и мажоров всего лишь мелкая мошка, которую стоит поскорее прихлопнуть, если она очень назойливо жужжит над ухом.

У меня есть единственная вещь, которая меня может спасти, и, кажется, мне как можно скорее стоит ее припрятать.

Эпизод 5

— Диан,— произносит Эля, выдыхая вонючий сигаретный дым, пока мы торчим возле «Небес», ожидая такси, — ты не парься так. Тема, может, Садаеву и скажет, только вряд ли тот поверит. Мало ли у него в жизни было телок, которые заявляли, что беременны от него?

Я отхожу в сторону. Молча. Стою, глядя на заплеванную отмостку клуба, дышу нормальным свежим воздухом с запахом сирени, а не табака, и думаю о том, что, может быть, таких женщин было и много, только вот я действительно беременна.

— Если тебя будут искать кто-то от него, ты просто скажи, что соврала. Чтобы снова с ним увидеться. Он же ушел после вашей ночи? — продолжает Эля, а я пожимаю неопределенно плечом.

— Ушел.

— Ну вот и все. Ты-то, кстати, сама уверена, что это действительно его? Ничего не помнишь же.

Я кошусь на нее. Как я могу быть уверена в чем-то? Я не ДНК-тест, но думать о том, что в ту ночь я круто оторвалась сразу с несколькими мужиками… о, нет, это уже будет перебор.

— Может быть, он-то предохранялся, а ты потом еще с кем-то гульнула…

— Господи, помолчи, — обрываю я ее, и замечаю, как Оксана машет нам рукой, стоя рядом с желтым такси на парковке, — не хочу больше ничего слышать об этом. Мне надо домой.

— Куда? — она едва не роняет сигарету, а я направляюсь к такси, — Ди, а отметить?! Вечер еще не кончился!

— Отметить что? — иронично отвечаю я, — мой возможный групповой секс, который закончился беременностью? Меня вырубает, Эль. Спать я поеду.

Я не вру – меня действительно сильно клонит в сон после восьми вечера, уже на протяжении недели. Такое ощущение, что рядом со мной просыпается энергетический вампир, который одним движением высасывает из меня все силы, превращая в тряпочку. Аж до головокружения.

В такси я сажусь на заднее сиденье и проверяю телефон. В Ватсаппе меня ждут несколько сообщений от Гоши. Я открываю их и чувствую жуткий стыд. Несколько милых и заботливых сообщений, где Гоша интересуется, легла ли я уже спать, сделала ли курсовую и теплое пожелание сладких снов.

От этого у меня появляется ощущение, что из моей жизни, где-то в период между прошлой и этой неделей, вырезали лет этак десять. Не знаю, что чувствуют другие матери-одиночки моего возраста, но от этого слова веет тридцатью годами, когда женщина становится взрослее, циничнее и ответственнее.

Месяц назад я еще представляла свой романтичный первый секс, гуляла с Гошей за ручку и слала дурацкие сердечки, а спустя несколько недель уже сидела за компьютером, подсчитывая, сколько денег надо на ребенка в месяц и читая, как надо разминать соски перед кормлением. Я не была готова к этому. Наверное, мне как раз хватило бы этих десяти лет, чтобы придти самостоятельно к мысли о ребенке и желать его всей душой.

— Ди… — осторожно произносит Оксана, когда такси тормозит возле моего дома, где я снимаю комнату, — ты уверена, что ты хочешь домой? Мы можем вместе обсудить ситуацию и чем-то помочь…

— Спасибо, Оксан,— вздыхаю я, открывая дверь, — вы правда мне уже сильно помогли. Но мне надо подумать в одиночестве.

— Звони, если станет грустно, — предлагает Эля, — мы сразу же приедем. До завтра?

— До завтра, — киваю я, выхожу из такси, и оно тут же трогается с места. Я стою перед темным подъездом, провожая взглядом машину. Наверное, мне надо привыкать быть в одиночестве. Вряд ли я с младенцем пойду по клубам или в гости после девяти.

Я поднимаюсь на первый этаж, открываю ключом уродливую синюю деревянную дверь, от которой уже щепки отлетают, захожу в коридор, вдохнув запах супа. Разуваюсь, складываю кроссовки в пластиковую обувницу, джинсовку вешаю на крючок и иду в свою комнату.

Там я открываю большой шкаф еще советских времен и замираю. На полке, где лежал бумажный пакет с пистолетом теперь пусто. Не поверив своим глазам, я шарю по ней рукой, будто бы пакет просто может стать невидимым.

Черт, какого хрена?

— Это ищешь? — раздается дребезжащий голосок от двери, и я, вздрогнув, оборачиваюсь.

Семидесятилетняя Вера Трофимовна стоит на пороге и демонстрирует мне тот самый пистолет. Огромная пушка грозно блестит в ее тонкой, сухонькой руке. Она сжимает ее голой рукой. Пальцами. Держит голой рукой ствол!

Теперь на моем пистолете, который Садаев умудрился оставить, будут отпечатки бабки. Великолепно просто.

— Да, — выдавливаю я. Короткое слово приходится выталкивать из горла, словно комок сухих тряпок. Даже не знаю, у кого будет больше проблем, если Вера Трофимовна сейчас решит вызвать полицию. У Садаева, которому принадлежит этот пистолет, или у меня, потому что я прикарманила оружие себе, не сдав сразу же его в полицию.

Боже, и что сказать-то? На пластиковую игрушку, которая стреляет пульками, это оружие явно не похоже.

Эпизод 6

Боже, пожалуйста, дай мне пульт отмотать время назад. Если бы я знала, что Вера Трофимовна, как и все бабки, любит порыться в чужих вещах - я бы в первый день уже спрятала бы этот пистолет. 

— Это зажигалка в виде пистолета, — предпринимаю я попытку соврать, — подарок. Отдайте, пожалуйста. 

— Думаешь, бабка дура старая? — усмехается Вера Трофимовна, — ща в милицию позвоню, там тебя прикурить от этой зажигалки и заставят. 

У меня вырывается обреченный вздох. Арендодательница окидывает меня подозрительным взглядом. 

— Это все равно не моё. На нем нет отпечатков, — произношу я устало, и смотрю на пистолет, — только ваши теперь, к сожалению. Если позвоните в полицию - и с вас спросят. 

Она поджимает скептически уголок сухих губ. 

— А я их сотру и тебе пистолет подброшу. Доказывай потом, что не твоё. Под бандита легла, что ли? — хмыкает она, а я неопределенно пожимаю плечом. Не рассказывать же ей подробности того, что случилось со мной месяц назад? Пусть думает, что хочет, только бы оружие вернула. Это пока мой козырь, если вдруг Тема позвонит Садаеву, и он, все-таки, поверит, что я от него беременна. Или если у меня настолько разжижатся мозги, что я решу сама к нему зайти за алиментами. 

— Позвоните в полицию - и я убегу, а вы не докажете потом, что я у вас комнату снимаю, — отвечаю я, — меня попросили спрятать... оружие. Отдайте, пожалуйста. Мне оно действительно нужно. 

— Дура ты, девка, — тянет бабка, — ой дурная. Молодая, красивая, а с бандитом связалась. Думаешь, бабка дура старая, жизни не нюхала? Такой же была. Подставит тебя потом твой бандюк, и сядешь за него. Или в канаве утопит. 

Я приподнимаю брови. Даже не знаю, что ответить. Она что, пытается меня жизни учить? Сейчас?

— Я не... 

— Да не отбрехивайся ты, — усмехается она, — по глазам вижу, что нашла себе кого-то. Целыми днями пропадаешь, ночами шляешься. Ясно, что мужик завелся.  

Ох. Мужик-то у меня завелся, но это явно не тот, кто оставил пистолет. Не объяснять же ей про Гошу? Я смотрю в светлые, серые глаза, в глубине которых зажигается любопытство, и понимаю, что лучше не спорить. 

— Завелся... — осторожно произношу я, — вы понимаете, что если пистолет пропадет, то мне... придется плохо? Пожалуйста, верните его. 

— Девка, — бабка опускает оружие и пихает его в карман халата, а потом складывает руки на груди. Я шокировано смотрю на тяжелую пушку, которая оттягивает тонкую, дешевую ткань, — еще раз говорю - дура ты. Поверь бабке старой. Плохо тебе будет, когда бандюку своему надоешь. Завалил кого-то из этой пушки? 

Я снова пожимаю плечами, а Вера Трофимовна криво улыбается. 

— Спрятать тебе надо этот пистолет, чтобы ни одна собака не отыскала. Долго тогда сможешь своего бандюка за яйца держать, до конца жизни доить сможешь.  Запоминай: как только твоя скотина взбрыкивать начнет, говори ему, что заныкала пушку в надежное место. А что случится с тобой - в милицию попадет. Поняла? 

— Вы... — осторожно начинаю я, — вы что, тоже с бандитом встречались? 

— Да, — отвечает Вера Трофимовна, но как-то больно быстро и ровно. Я кошусь в сторону книжного шкафа, который уставлен томиками детективных романов, и у меня дергается бровь, — не веришь бабке?  

— Конечно, верю, -- уверяю я ее, — и обязательно прислушаюсь к вашему совету. Я как-то сама не догадалась. Отдадите пистолет? 

— Неа, — спокойно отвечает Верта Трофимовна, — помогу я тебе, дуре. Спрячу так, что ни одна собака не найдет. Знаю я вас, молодых, мимо ушей пропустишь мои слова, потому что у вас сейчас любовь, а потом мне новую жиличку искать придется.  

Она разворачивается, открывает дверь и делает шаг в коридор. И, будто что-то вспомнив, оборачивается и смотрит на меня. 

— Платить теперь десятку будешь, — произносит она, а я округляю глаза. 

— Что?! 

— Десять тысяч теперь отдавать за комнату будешь, — хмыкает бабка, — раз с бандюком встречаешься, то и бабки у тебя есть. Бесплатно я тебе, чтоль, советы даю? 

Она уходит, прикрыв за собой дверь и оставив меня в полной прострации. 

Десять тысяч! Господи, если я начну платить десять, у меня на еду-то не останется.  Черт меня дернул оставить пакет в шкафу на видном месте. Надо было его прятать куда-нибудь глубоко в нижнее белье. Хотя, я не уверена, что Вера Трофимовна не порылась бы и там. Ну с чего ей это в голову пришло?! 

Все, что у меня осталось на память - фото в телефоне, которое я сделала еще в первый день, стоило пистолету попасть в мои руки. Хотела у кого-то из знакомых спросить, не муляж ли это, но как-то не решилась. Кто муляж в бумажный пакет запаковывать будет?  

Теперь, если Садаев меня найдет, мне придется быть, как Джек Воробей. “У тебя есть ключ? Нет, у меня есть кое-что получше. Рисунок ключа!”. Вот и у меня теперь фотография пистолета. 

Я падаю на кровать прямо в одежде, потому что сил принимать душ не остается. Вырубаюсь я быстро, а сквозь сон слышу, как все вибрирует телефон. Видимо, Гоша продолжает слать милые сообщения. 

Эпизод 7

Утром я действительно обнаруживаю в Ватсаппе кучу романтичных картинок, и, вздохнув, посылаю Гоше сердечки. Надо бы с ним сегодня поговорить. Серьезно. После чего я включаю старый ноутбук, подключаю его к маленькому принтеру и распечатываю фото пистолета, на всякий случай, если вдруг телефон сломается. Иду в ванную, принимаю душ, переодеваюсь в свежее, и выхожу из дома. Вера Трофимовна все еще спит. 

В автобусе я переминаюсь с ноги на ногу, держась за поручень и чувствуя, как меня зажимают со всех сторон. Раньше я абсолютно спокойно переживала такую толпу народа. Сейчас я начинаю ощущать, как неприятно тянет живот, будто мне пора в туалет, и слегка подташнивает. 

Поэтому я вываливаюсь за остановку до института и, прислонившись к какому-то столбу, пытаюсь отдышаться. Черт, неужели я теперь буду всегда чувствовать себя так паршиво? Едва передвигая ногами, тащусь к институту, хотя, это нелегко из-за неприятного ощущения в животе. 

В здании ВУЗа я первым делом иду к туалету. Запираюсь в кабинке, снимаю штаны, и проверяю нижнее белье. Ничего. Я выхожу из кабинки, опираюсь руками на раковину, включаю воду и несколько минут умываюсь теплой водой. Дурнота отступает, а с ней и немного отпускает живот. 

Дверь в туалет внезапно открывается. Я оборачиваюсь. Там стоит Оксана. Почему-то бледная и испуганная. 

— Привет, — устало говорю я. Утро только, а я уже устала. Господи, трудно быть беременной. Это всего лишь первый месяц, а дальше-то что тогда будет?! 

— Ди, — выдыхает Оксана и быстрым шагом подходит ко мне, — я тебе звоню, ты трубку не берешь! Какого черта?! 

— Я, наверное, не слышала, — я нащупываю телефон в кармане, а Оксана подбегает ко мне и хватает за плечо, — что случилось? 

— Мудак Тема всё-таки позвонил Садаеву, — произносит отрывисто подруга, — тварь. Я ведь его вчера просила помолчать, сказала, что мы ничего не скажем. Тебя возле института какие-то люди ищут. Всех останавливают и спрашивают.  

У меня пробегают по спине холодные мерзкие мурашки после слов Оксаны. Я в ужасе смотрю на нее. 

— Это наверняка люди Рустама, — тихо говорит она, глядя мне в глаза, — беги, Ди. Лучше уезжай из города. Сейчас же! 

Эпизод 8

— Куда уезжать?! — вырывается у меня. 

— Без разницы. В какой-нибудь маленький город, где тебя не найдут. Нет, — Оксана задумывается, — наоборот, в большой, где ты сможешь затеряться! 

— Мы уже в большом живем, Окси, — скептически произношу я. От волнения живот начинает снова тянуть, и я морщусь, потирая его ладонью. Ой как это плохо. Очень плохо. Мне еще выкидыша из-за нервов не хватало. 

— Сними где-нибудь квартиру и хотя бы месяц не ходи в институт, — подруга лезет в сумочку и достает наличку, а потом протягивает мне несколько пятитысячных купюр, — вот, держи. Меня тоже остановили и спросили про тебя. Они даже не знают, что мы друзья. Я сказала, что ты тут училась, но уже несколько дней как уехала куда-то, забрав документы. 

— Врушка, — хмыкаю я, забирая деньги. Запихиваю их в карман, натыкаясь на сложенную вчетверо бумажку, вспоминаю, что там уже лежит фото пистолета, достаю его и прячу его в бюстгалтер. Чтобы точно не потерять. Окси пожимает плечами. 

— Я надеялась, что они уйдут. Ты не сильно популярная девушка, поэтому тебя мало кто помнит по внешности. У тебя есть время, пока им кто-нибудь добрый не сказал, что ты ходишь в институт. Беги через запасной выход. Там парковка и калитка на другую сторону улицы. 

— Спасибо, Оксан. Деньги я тебе верну через какое-то время. Не могу только сказать, когда. 

— Ой, — она морщится, — не спеши. Я не обеднею. Давай, Ди, позвони, как переедешь, мы к тебе в гости придем! 

Я обнимаю подругу, вдохнув сладковатый, фруктовый запах ее духов. И быстро выхожу из туалета, проговаривая про себя каждый мой шаг. Так легче контролировать недомогание. Кажется, что если я буду держать ритм, то живот пройдет.  

Я спускаюсь по лестнице на первый этаж, вздрагивая каждый раз, когда кто-то по ней идет навстречу. Кажется, что сейчас какой-нибудь гад покажет на меня пальцем и крикнет - “вот она! Та, которую ищут!”. Наверное, я в этот момент получу инфаркт. 

Слава богу, спускаюсь я без происшествий и, оглядываясь, бегу по узкому, темному коридору к аварийному выходу. Главное, чтобы его не заперли на замок. Тогда попытаюсь вылезти через окно. 

Нос улавливает мерзкий запах тяжелых сигарет. Я радуюсь ему. Впервые мне не хочется плеваться, потому что это значит, что студенты опять курят возле запасного выхода, и он, все-таки, открыт. Я радостно делаю рывок вперед, позабыв о боли в животе, и в этот момент из закутка появляется тень. 

Я налетаю на человека. Он перехватывает меня поперек груди, и прижимает к себе спиной, пока я растерянно барахтаюсь, пинаясь и пытаясь вырваться. От человека пахнет теми самыми тяжелыми сигаретами. Этот запах просто забивается мне в ноздри и горло, и его начинает першить. 

— Попалась, птичка, — смеется на ухо хриплый, прокуренный голос. Жуткий голос. Он пугает меня. До трясучки. Перед глазами появляется рука с фото: пальцы в мелкой, белой паутинке шрамов показывают мне фотографию со скрытых камер, где я стою в клубе у барной стойки, задрав голову и глупо пялясь в потолок с открытым ртом. Не помню, что я там увидела, но мое лицо выглядит удивленным. 

— Пустите. Вы меня с кем-то путаете! — вырывается у меня, но рука мужчины еще сильнее сжимает меня в стальных тисках. Боже, он весь словно из стали. Твердый, как скала.  

— Серьезно? А мне кажется, нет, — произносит голос мне прямо на ухо вкрадчиво, — помню тебя, птичка. Симпатичная ты. Разберемся с твоей проблемой, и я попрошу Садаева отдать тебя мне. Люблю молоденьких студенточек. 

— И сколько вам лет? — хмыкаю я. 

 — Тридцать семь, птичка. Давай двигай ножками потихоньку, без своих тупых вопросов. Потом познакомимся. 

— Тридцать семь - слишком много. Мне не нравятся старые, — произношу я, сопротивляясь и упираясь ногами, чтобы взбесить этого человека и он сделал какую-нибудь ошибку, а я получила шанс сбежать, — я люблю молодых парней, которым не нужна Виагра для того, чтобы заниматься сексом с девушкой. 

Он резко разворачивает меня и толкает в стену, в которую я с грохотом врезаюсь, на секунду зажмурившись. Рука стальной хваткой сжимается на горле. Теперь я вижу лицо своего похитителя. Выглядит он, как маньяк. От его внешности меня начинает трясти с большей силой. Ему действительно тридцать семь на вид - ни больше, ни меньше. Темные волосы смотрятся растрепанными и неаккуратными, а оскал мужчины напоминает оскал какого-нибудь хищного зверя, который любит нападать исподтишка. 

— Я тебя сейчас тут трахну без Виагры, — произносит он, — Садаев не отдавал приказ тебя доставить в целости и сохранности. Поэтому лучше заткнись, маленькое трепло. Не зли никого. 

Плохая была идея его злить, но попробовать стоило. Это лучше, чем просто сдаться и сложить лапки. Он хватает меня за шкирку и толкает дверь на улицу. Мы выходим на парковку, где я вижу неподалеку черную, дорогую машину с “блатными” номерами, с тремя шестерками. На такой может кататься только сам дьявол, нормальный человек обычно более суеверен. И этот дьявол, похоже, ведет меня прямо в логово другого жуткого человека. 

Он открывает дверь и швыряет меня лицом вперед на заднее сиденье. Садится следом сам, машина стартует с места, а я подбираюсь на сиденье, и забиваюсь к противоположной от моего похитителя двери. 

Черт. Как же легко я попалась. 

Этот маньяк улыбается мне. Может быть, улыбке другого человека я и обрадовалась бы, понадеявшись, что смогу наладить контакт или договориться о чем-нибудь... но этот улыбается, как людоед. 

— Не трогай меня, ладно? — произношу я на всякий случай, — про Виагру была шутка. Я хотела тебя разозлить.

— Я сидел за убийство и изнасилование, птичка. Не стоит меня злить. Но тебе, все же, удалось, — медленно произносит этот маньяк, а волосы на моем затылке встают дыбом. 

Эпизод 9

Я сижу, вжимаясь спиной в дверь, и выдыхая из легких неожиданно ставший горячим воздух. Думаю о том, что если у Садаева работают такие люди, самые настоящие маньяки, то сам он, наверное, полный отморозок. Ест людей на завтрак, ужин и обед, и набивает из них чучела. 

А конкретно этот человек - действительно маньяк, тут даже никакого физиогономиста не надо, чтобы это определить. Видимо, умение хладнокровно прервать жизнь подобного себе, и причинять с наслаждением боль, накладывает отпечаток на внешность. 

Мерзость. Теперь я понимаю, что с Садаевым договориться не удастся вообще никогда. Если до этого еще была призрачная надежда на то, что он может оказаться хотя бы нормальным человеком, то теперь она испарилась, как туман в летнее утро. Мне остается только одна задача - спасти свою жизнь и жизнь набора клеток во мне. 

Все пятнадцать минут, которые занимает наша поездка, я покрываюсь холодным потом, пока этот маньяк препарирует меня взглядом. Видимо, он прекрасно знает, как действует на меня, и, кажется, ему приносит наслаждение так нагло пялиться. Не думала, что черный цвет глаз может быть настолько жутким. Они как болото. Мерзкая топь, затягивающая тебя в костлявые лапы смерти.  Страшно-то как мне. 

— Давай вылезай, цыпа, — произносит внезапно он, а я, опомнившись, смотрю за окно. Машина тормозит на подземной парковке. Черт. Чувствую себя, как человек, приговоренный к смертной казни. До этого жилось нормально, но последние минуты - самые страшные. 

Я открываю дверь, и даже не успеваю подумать о том, что у меня есть шанс сбежать, как маньяк закидывает мне руку на плечо, крепко обнимая, и ведет к лифту. До конца жизни теперь буду ненавидеть “Тайд”, которым он простирнул фуболку, дезодорант “Ахе”, который рекламируют из каждого телека, и сигареты. 

— Не трясись, цыпа, — он заталкивает меня в лифт, нажимает кнопку и двери закрываются. Один глаз начинает нервно дергатьи я тру веко, — у тебя больно невинный и испуганный видок. Месяц назад ты вела себя намного раскованнее. Отсосала мне прямо в этом лифте. 

— Боже! — восклицаю я и пораженно поднимаю на него взгляд, — не ври, пожалуйста. Этого не может просто быть. 

Хотя, я уже ни в чем не уверена. Если это правда - я сегодня же застрелюсь.   

Его рот внезапно дергается в короткой ухмылке, а я мотаю головой. 

— Даже не смей мне такое говорить. Месяц назад я была еще девственницей. Вообще-то, в ту ночь случится мой первый раз и вряд ли мне отбило мозги наркотиком настолько, что я начала себя так развратно вести! 

Улыбка исчезает с лица маньяка. Он смотрит исподлобья, и я снова чувствую, как он вскрывает меня одним своим взглядом. В его глазах нет ни капли сочувствия. Пустота. Просто затягивающая, как черная дыра, пустота. 

— Не надо меня наёбывать, цыпа. 

— Это правда. Мне очень не повезло. Если бы я знала, что секс приносит столько проблем - до конца жизни ходила бы девственницей.  

— Ты мне начинаешь еще больше нравиться, цыпа, — медленно произносит маньяк, — особенно, если ты порадуешь меня и скажешь, что это был единственный в твоей жизни перепих. 

— Нет, — быстро отвечаю я, — потом было много парней. Даже и не вспомню всех. 

Он весело оскаливается в ответ. 

— Врешь, — произносит он, и двери лифта раскрываются за моей спиной. Я быстро выбегаю наружу и оказываюсь в красивом большом коридоре.  Маньяк хватает меня за плечо, разворачивает в другую сторону и подводит к двери. Толкает ее, она легко поддается и мы заходим в чье-то жилье. Хотя, почему чье-то? Сразу могу сказать, что тут наверняка обитает Садаев. 

Все вокруг такое темное. Дорогой паркет блестит, будто бы его вылизывали, но маньяк тащит меня дальше, даже не заставив разуться. Интересно, этот Рустам тут все-таки живет или работает? Я бы не позволила так нагло разгуливать в обуви по своему дому. 

— Давай сюда, цыпа, — с усмешкой произносит маньяк и толкает меня к одной из комнат. Я влетаю туда по инерции, поднимаю взгляд и у меня вырывается дурацкий хрип из горла. Это должен был быть возглас удивления, но у меня невовремя перехватило дыхание. 

Рука в перчатке врезается с громким хлопком в грушу, а мне кажется, что она бьет мне поддых. Капли пота стекают по тренированному телу, на котором с каждым движением бугрятся огромные мышцы, словно Садаев до этого дня жил не в центре города, а бился за жизнь в диких джунглях. Он опускает руку и смотрит на меня. Его взгляд прожигает до костей. А я все не могу перетать смотреть на его грудь. 

Потому что там темнеет тату. Та самая, картинку которой мне услужливо подкинула память за день до нашей встречи. 

Эпизод 10

Голос у Садаева оказывается под стать его внешности: низкий и грубый. Говорит он спокойно, будто бы знает, что весь мир может подождать, прислушиваясь к нему.

— Наедине нас с ней оставь, — кивает хозяин своему псу, который стоит позади и до сих пор разглядывает меня: чувствую его взгляд спиной. Садаев же, мазнув по мне равнодушным взглядом, снимает перчатки, подходит к столу, берет бутылку с водой и начинает пить.  

Я тоже испытываю жажду, и, облизав губы, смотрю, как двигается у этого зверя кадык при каждом глотке. Он пьет жадно и неаккуратно. Вода течет по шее и по обнаженному торсу. Это не Гоша, который интеллигентно наливает воду в одноразовый стаканчик, не желая присасываться к горлышку. Мне кажется, у того вообще бы пунктик насчет обсасывания предметов. Он и мороженое на кусочки резал, и с кукурузы зернышки срезал. 

За моей спиной закрывается тихо дверь. Видимо, верный пес послушно ушел ждать решение хозяина в коридоре. 

— Вещай давай, — бросает мне Рустам. Он закручивает бутылку и отставляет ее в сторону, и, абсолютно не обращая на меня внимания, возвращается к тренажерам. Подходит к турнику и, размяв руки, начинает подтягиваться. 

 О, Боже. Кажется, у него мышцы даже там, где их нет у нормальных людей. Здоровый он, как бычара. Я, похоже, едва буду доставать ему до плеча, если подойду, а моя голова окажется размером с его бицепс. 

— Что вещать? — спрашиваю я, взяв себя в руки и прекращая разглядывать этого человека. Всё, хватит. Мне становится страшно представлять, что он делал со мной в постели. Вряд ли посыпал простынь лепестками роз и был аккуратным и внимательным. Честно говоря, с утра у меня всё, включая мышцы на ногах, болело так, что я думала еще неделю враскорячку ходить буду. 

— Вещай, что от меня хочешь, — отвечает Рустам, — Заплатить тебе за тот трах? 

Я в шоке смотрю на него. 

— Мне от вас ничего не нужно, — произношу я, — это вы меня притащили сюда. Насильно причем.  

Он спрыгивает с турника и усмехается, мазнув снова по мне взглядом. 

— Ты давай овцу невинную не строй. За записями с камер ты не просто так к Задорожному поперлась.  

— Не просто, — пожимаю я плечами, — хотела узнать, с кем я была в ту ночь. Вы же в курсе, что спали с девушкой, которой подсыпали наркотик в напиток? 

Садаев нехорошо усмехается в ответ. 

— Вела ты себя действительно как течная сучка, — он будто бы раздает пощечины такими унизительными словами, и я чувствую, как лицо начинает пылать, а в груди разгорается обида. 

— Я же сказала, что это из-за наркотика. Я до той ночи была девственницей.  

Если я вела себя, как... сучка, то Садаев вел себя как настоящий раздолбай-идиот, забыв надеть презерватив. Эта мысль дает мне чуть больше уверенности в себе, и я могу хотя бы выпрямиться, а не стоять перед ним, как сгорбленный карлик, стараясь казаться ниже, тише и незаметнее, испытывать давящее и унизительное чувство стыда. 

Рустам приподнимает брови. Эта эмоция выглядит больше издевательской на его лице, будто бы он мне не поверил. 

— И что теперь? Жениться на тебе?  

— Нет, просто оставьте меня в покое, вот и всё, — отвечаю я, разворачиваюсь и дергаю ручку двери, чтобы уйти. Она даже не двигается с места. Черт. Верный пес Садаева, кажется, закрыл ее. 

— Куда пошла-то? Мы не закончили с тобой. Выйдешь отсюда только в клинику, где тебе сделают аборт, — слышу я холодный голос Рустама и возмущенно втягиваю со свистом воздух. 

Свинья чертова! 

Значит, Тёма, все-таки, ему и это сообщил. Или он сам помнит, что натворил той ночью. Прекрасно. Но распоряжаться собой я никому не позволю. Я даже рада, что он оставил у меня пистолет - есть хоть какой-то аргумент. 

Я разворачиваюсь и пересекаюсь с ним взглядом. Садаев смотрит на меня жестко, холодно. В его глазах нет даже ни намека на заинтересованность мною, ни капли тепла, несмотря на то, что по факту я подарила ему свою невинность. Понимаю, что не все мужчины это ценят, но можно ж быть как-то более мягче после такого, а? А не смотреть, как на таракана. 

— Аборт я не стану делать, — произношу я ему в тон, — и с вас требовать ничего не буду. Не пытайтесь контролировать мою жизнь, пожалуйста. Отпустите меня, я уйду и забуду про вас. Хотя, вообще-то, мы оба должны нести ответственность за то, что произошло той ночью, но я понимаю, что вряд ли вы обрадуетесь такой перспективе. Все останется на вашей совести. 

— Мне не нужны дети от девки на одну ночь, — холодно обрывает меня Рустам, — аборт ты сделаешь. Или я тебя заставлю. Не держи меня за идиота, дрянь. 

Я мрачно смотрю на него. Конечно, такой, как он способен на многое. И отвести меня на аборт, и даже просто избавиться от меня, если я буду взбрыкивать. У него в приближенных самый настоящий преступник, насильник. Глупо ждать от такого человека сочувствие или жалость. 

Господи, ладно он-то небось ахает все, что двигается, но как меня угораздило попасть ему в постель? Такие тестостероновые животные не в моем вкусе. Они меня пугают. Но, к сожалению, ответ на этот вопрос, я, видимо, не найду. Потому что помню с той ночи только пару туманных эпизодов. 

Может, оно и к лучшему. Не хочу помнить свой первый секс С НИМ. 

— На этот случай у меня есть аргумент, — спокойно произношу я. Запускаю руку в бюстгалтер, наблюдая, как взгляд Садаева становится острым и напряженным. Видимо, он думает, что я сейчас достану оружие, но я вытаскиваю на свет фотографию, подхожу и кладу ее на стол перед ним. 

— Что за херня? 

— Разверните. Посмотрите. В ту ночь вы забыли у меня пистолет. Я его спрятала в надежное место. Случись что со мной - и он попадет в руки к полиции. 

Он сметает со стола бумажку, быстрым движением разворачивает ее, а потом, усмехнувшись, швыряет обратно. Темные глаза прожигают меня в ответ. Мне кажется, что в этой тьме разливается что-то страшное, жуткое и опасное. Словно у зверя перед самым прыжком, за секунду до того, как он вцепится когтями в жертву. 

Эпизод 11

Он еще раз с жутким грохотом бьет в дверь возле моего лица, я вздрагиваю, а Рустам отходит в сторону, начиная бродить по комнате, как дикий зверь. Это выглядит жутко. Я боюсь пошевелиться, потому что агрессия проскальзывает в каждом его движении. 

— Значит, так ты всё решила, — констатирует он с усмешкой, — как там твое имя, сука? 

— Меня зовут Диана, — хмуро произношу я. Мне неприятно, что он так обращается ко мне. Но в случившейся ситуации есть не только моя вина, но и его. Я ничего не требую с него, чтобы терпеть такое поганое отношение. Садаев сам виноват в том, что потерял у меня пистолет. Сам виноват, что я теперь беременна. Это печальное стечение обстоятельств, но он почему-то не хочет адекватно его принять. 

— Диана. Грёбаная принцесса, — произносит Рустам, рассматривая меня с головы до ног, — она плохо кончила, кстати. И ты плохо кончишь, — констатирует он ровным голосом. Кажется, это небольшое затишье перед бурей. Я чувствую, как он плохо сдерживает ярость, потому что воздух вокруг гудит от напряжения, — даю тебе последний шанс, принцесска, уйти здоровой на своих двоих. Дам тебе денег на аборт и еще сверху отвалю щедро. Ты ведь этого ждешь? Сумму назови. 

— Я не стану делать аборт. Не настаивайте. Я могу подписать любое соглашение, если вы боитесь за свои деньги, — пытаюсь увещевать его я. 

Он скептически склоняет голову на бок.  Я тихо выдыхаю. Знаю, что он будет давить до последнего, угрожать и использовать любые способы, чтобы получить желаемое сейчас, а не потом.  Ему нужен этот пистолет. Очень. Иначе бы он не был в такой ярости.  

— Мне не нужны дети от шлюхи, которая разок раздвинула передо мной ноги. Ясно тебе? 

— Тогда вам стоило позаботиться о предохранении заранее, а не решать проблемы по факту. 

Эти слова вылетают у меня сами по себе. Черт. Срываются. Это я, конечно, зря, но просто не смогла выдержать все его унизительные фразы. Какого дьявола он винит только меня? 

— Я сейчас убью тебя. Доболтаешься, — холодно произносит Садаев, и в его взгляде расцветает что-то жуткое, — потом убью всех твоих друзей. И всех твоих родственников. А если я не найду пистолет - убью еще и их родственников. Ты можешь предотвратить кровавую бойню, принцесска. Остаться с баблом и свалить отсюда живой. Выбирай. 

Я медленно мотаю головой. В этот момент Садаев подлетает ко мне, хватает за плечо, дергает на себя и начинает обшаривать мои карманы. Я растерянно смотрю на то, как двигаются мощные мышцы его груди, пока он запускает руку мне в передний карман, и вытряхивает всё оттуда. Если этот огромный зверюга, которому я действительно даже до плеча не достаю, думает, что я спрятала в этих обтягивающих джинсах его пистолет - он точно дурак. 

Но Рустам достает мой студенческий и встряхивает, раскрывая его. Читает мои имя и фамилию, отшвыривает его в сторону, достает  ключи, и они тоже летят в другой угол комнаты.  

— Что вы делаете?! — кричу я. Он молча вытаскивает мой телефон, я протягиваю за ним руку, а потом она вспыхивает жуткой болью, и мир переворачивается перед глазами. Садаев заламывает мне ладонь, поставив на колени. Я бьюсь ими об паркет, и издаю тихий стон, потому что это было еще больнее. 

— Я тебе шанс давал, принцесса, — мрачно произносит Садаев. А я покрываюсь холодным потом. Звучит его тон очень плохо. Очень, очень плохо. Запястья перехватывает что-то жесткое и затягивается на них. После чего этот зверь подтаскивает меня назад, к шведской стенке и привязывает к ней в очень неудобной позе. Плечи начинают ныть, а я в ужасе смотрю на него.  

Он улыбается. Нет, оскаливает зубы в ухмылке. Приседает напротив, наклоняется ко мне, и тихо произносит: 

— Я сломаю тебя. Ты сделала огромную ошибку, попытавшись меня шантажировать. Не доросла еще до таких приколов.  Соберись, принцесска. Пока я тут - у тебя есть шанс отделаться легким испугом. Не пойму, ты больно богатая, что ли, от такого щедрого предложения отказываться? 

— Нет, — отвечаю я, — просто считайте, что у меня есть принципы. 

Мне страшно так, что тошнота подкатывает к горлу, как приливы на море. Я сглатываю раз за разом слюну, а потом она накатывает снова и снова. Даже на секунду появляется мысль отдать Садаеву пистолет - со смазанными отпечатками, распакованный. Но это будет еще более глупо. Потому что он тогда меня точно прибьет этим же пистолетом. Он настолько зол, что я думаю, им же он и выкопает мне яму, и им же закопает.  

Мне нужно потянуть время, чтобы иметь возможность как-то сбежать, если это вообще вероятно в моем положении. Может быть, договориться. Но дело в том, что мне неизвестно, что Садаев думает сотворить со мной дальше, и сколько у меня осталось времени.  Эта неизвестность просто убивает меня и мои нервные клетки миллиардами. 

Он протягивает руку к моему лицу. Я чувствую прикосновение грубой, шершавой ладони. Зверь гладит меня пальцем по щеке, словно издеваясь. 

— Принципы? — спокойно переспрашивает он, — принцесска, какие там, блин, принципы, из-за которых ты готова сдохнуть? У тебя бесплодие и ты впервые в жизни смогла залететь? 

— Это вас не касается, — хмуро говорю я, а он похлопывает меня по щеке, как псину по морде, и убирает руку. 

— У меня тоже есть принципы. Я обычно баб не обижаю, — он выпрямляется, возвышаясь. Мне кажется, что Садаев настолько огромный, что его фигура заслоняет собой свет из окон, — но для тебя я исключение сделаю. Хочешь дождаться времени, когда аборт поздно будет сделать? Дождешься, принцесса. Возле меня. Под присмотром. Будет у тебя время еще подумать, пока я занимаюсь твоими друзьями.  

— Не трогайте моих друзей! Они не знают, где пистолет! — вскрикиваю я, но зверь игнорирует меня. 

Садаев подходит к двери, открывает ее и что-то говорит тому маньяку, который ждет снаружи. Если бы я даже захотела - не услышала. Потому что у меня сердце колотится так, что стоит шум в ушах, и я могу разобрать только громкие звуки. 

Эпизод 12

Пять лет назад. 

— Ты правда собралась сбежать или шутишь?  

Брат сидит на моей кровати, скрестив ноги под собой и наблюдает, как я собираю документы в маленький рюкзак. 

— Правда, — бормочу я. Деньги я разделяю на части: одну часть кладу в кармашек, а вторую в тайный отдел рюкзака. Его нужно будет зашить. 

— Покажи паспорт, — просит брат и протягивает руку, — можно? Или это тайна? Я никому не скажу. 

Я кидаю ему коричневую книжечку. Он ловит и раскрывает паспорт на первой странице. Задумчиво рассматривает, а потом поднимает на меня взгляд. 

— Выглядит вроде нормально. А если номер по базе пробивать? Чью фамилию ты взяла? А фото? Девушка похожа на тебя. 

— Не знаю. 

— Диан... что если тебя задержит полиция? Как это “не знаю”? 

— Мир, — я выпрямляюсь, — вот люблю я тебя, но ты такой нудный! Просто не буду нарушать закон, чтобы не попадаться полиции. Как станет больше денег - закажу себе уже по-нормальному новые документы и новую личность. 

Он замолкает. Отдает мне паспорт, а я прячу его в сумку, и застегиваю ее, бросая в сторону брата взгляды. Он сидит, сникший, какой-то взъерошенный, а в голубых глазах у него печаль.  

— Диан, может, не надо? Тебе всего шестнадцать. Что ты делать будешь? А с учебой что?  — медленно и тихо произносит он, — мама и папа тебя очень быстро найдут. Помнишь, я сбежал год назад? Я будто бы стал сразу преступником, и мои фотки появились везде спустя час после побега. Даже в новостях. Я даже не подумал об этом, и меня схватил первый встретившийся мне прохожий. 

— Ты серьезно? — мои брови взмывают вверх, — да, тебя будут искать. А меня - нет. Кому я нужна, Мир? Меня тут не любят. Я в этом доме два года живу. Только из-за смерти бабушки. Если бы она не умерла - мы бы с тобой даже не увиделись! Им наплевать на меня, Мир, и если я исчезну - они с удовольствием обо мне забудут, понимаешь? Поищут для вида месяцок и всё.

Я, закончив, выдыхаю, пытаясь унять злость внутри. Брату я не могу сказать многое. Мне его жаль. Он слишком чувствительный для мальчишки, да и вообще для своего возраста, слишком тихий, и слишком склонный к переживаниям и самокопанию. Ему не надо знать, что я - неудавшийся проект моих родителей. Девчонка. Не наследник, не будущий мужчина, а девчонка, от которой просто вовремя не избавились. Заметили слишком поздно мои половые признаки. Больше эту ошибку моя мать не повторила: семнадцать прерываний на раннем сроке, до тех пор, пока дорогущий анализ крови, отправленный в США, наконец не показал, что у нее в утробе человек с XY-хромосомой. 

Я никогда не расскажу об этом Мирославу. Не хочу, чтобы он до конца жизни испытывал вину за ошибки своих родителей. За эту мерзкую селекцию, которой занималась моя мать.  

Поэтому я молча беру рюкзак, закидываю его на плечо и смотрю в зеркало. Волосы спрятаны у меня под кепкой. От них еще пахнет краской. Смотреть на себя-брюнетку в первые минуты после покраски оказалось непросто. Мне пришлось даже брови быстро перекрасить, а потом и чуть-чуть нанести автозагар, потому что темные волосы смотрелись слишком неестественно на мне. 

— Я пошла, — произношу я тихо, почти одними губами, а брат подскакивает к кровати и подходит ко мне. Господи, мелкий-то он какой. Ниже меня. Плохо так думать, но, наверное, это кара небесная моей матери. Он больше похож на девчонку, а не на наследника. Похож больше на мать, чем на отца - огромного, грузного и широкоплечего. 

— Я тебя больше не увижу, Диан? — спрашивает он, а у меня холодеет сердце. Будто бы покрывается инеем. 

— Не знаю, Мир. Я не вернусь, — произношу я, — а ты всегда ходишь с охраной. Может быть... когда ты вырастешь. Если не забудешь еще меня, — я едва улыбаюсь. Трудно заставить мышцы лица изобразить именно улыбку в этот сложный момент, но я попыталась. 

— Я вырасту и найду тебя. Я запомнил номер на твоем паспорте. Однажды я смогу все изменить, Диан, — произносит он, а я обнимаю брата, сжимая, наверное, до хруста костей. 

— Тогда до встречи, Мир. 

Я отпускаю его, и покидаю навсегда свою комнату. Спускаюсь по широкой лестнице особняка, выхожу из дома в полном одиночестве и в таком же полном одиночестве прохожу через КПП. Там уже сажусь в такси, которое ждет меня, и смотрю в окно, как удаляется дом, который так и не стал мне родным домом. Спустя несколько минут дождь заливает окно, заставляя очертания особняка расплыться, а потом мы и вовсе поворачиваем в сторону города. 

Такси высаживает меня прямо в центре. Там я теряюсь среди людей, которые идут отмечать день города. Смешиваюсь с толпой.

Только когда я отхожу достаточно далеко, я снимаю с головы кепку, встряхивая волосами и они падают мне на плечи каштановой волной. 

Вот и всё. У меня начинается новая жизнь.

Эпизод 13

Воспоминания пятилетней давности будто рассыпаются на части, когда в уши врывается насмешливый голос маньяка, и я, моргнув, поднимаю на него взгляд. 

— Диана? 

— Что тебе? — шепчу я. Мне страшно. Дико страшно. Я очутилась между молотом и наковальней - с одной стороны есть Садаев, который мечтает избавиться от моей беременности и желает получить пистолет, на котором я смазала отпечатки... с другой стороны они могут рассудить, что меня проще вернуть родителям, чтобы не огрести еще больше проблем. О, Боже, честно говоря, меня меньше страшит перспектива быть изнасилованной маньяком, чем перспектива возвращения к биородителям. Я уже готова остаться здесь. Прикованной к шведской стенке. Хоть руки пусть отвалятся, но к биородителям не вернусь. 

Но мне даже нечего предложить этим людям, чтобы они не возвращали меня. Аборт я не сделаю. Пистолет вернуть - так там точно нет отпечатков, только еще больше разозлю. Что делать-то?! 

— Цыпленок, я вижу ужас в твоих глазах, — ласково произносит маньяк, и кладет мне ладонь на коленку. Господи, тяжелая у него рука-то, — не расскажешь, на кой черт дочке магната сбегать от сытой и красивой жизни и прикидываться обычной студенткой? Беременеть от Рустама Садаева? Ходить без охраны в ночной клуб? Пить алкоголь с наркотиками? М, цыпа? 

— Случайность, — мышиным писком выдавливаю я, — все, кроме побега - случайность. 

— Садаеву давно твоя семья, как бельмо на глазу. Отец твой слишком грязно ведет дела, да и кидок он тот еще, Диана, — рассказывает мне маньяк, а я закрываю глаза. Будто бы от такого человека, как мой отец, можно ожидать что-то другое, — жаль, что у него мощная поддержка в виде таких же мразей-друзей. Но однажды их не станет. 

— Зачем ты мне это рассказываешь? 

Он смотрит на меня долгим и пронзительным взглядом. Будто бы ждет чего-то, но, не дождавшись, усмехается и произносит: 

— Кто-то заказал брата Рустама, цыпа. Это очень грязный метод - завалить человека. Ответ “кто” мы найдем только на том пистолете, который ты прикарманила себе и не хочешь возвращать. Если бы ты была обычной девкой... я бы не сказал тебе об этом. Но твоя семья - конкуренты брата Рустама. Они долгое время делили рынок почти наравне...

— Боже, — ошалело выдаю я, — ты подозреваешь, что я в этом замешана? Что я выкрала пистолет, прикинувшись пьяной девкой, чтобы скрыть, что именно мой отец заказал брата Рустама?!

— Всего лишь подозреваю. Отдай пистолет, цыпа, — он сощуривает глаза, и наклоняется ко мне ближе, — Узнаем, насколько это правда. Ты очень забавная. Странная. Дочка богатого папы, с дерьмово подделанными документами, которую не нашли за пять лет поисков. Живешь в том же городе, где и совершила побег, и спокойно ходишь в институт. Девушка-Загадка. Многие говорили, что тебя растят в строгости, чтобы удачно выдать замуж за какого-нибудь иностранца. И поэтому ты решила сбежать. Нет? Все было не так? 

Я молча смотрю на него, понимая, что стоит мне открыть рот - как вся моя защита рассыплется,словно карточный домик. Скажи я, что родителям плевать на меня - и эти двое снова начнут меня прессовать по поводу аборта и пистолета. А придумать легенду, зачем я сбежала и почему меня не нашли, за две минуты я не могу. Я не могу ни слова сказать, чтобы опровергнуть или подтвердить его подозрения. Маньяк с тяжелым вздохом встает и отпихивает ногой стул.

— Говорить с тобой бесполезно, цыпа, я так понимаю. Посиди тут, подумай до вечера? 

— Ты с ума сошел? — в шоке спрашиваю я, глядя, как он направляется к двери, — я в туалет хочу. И пить. Как это - до вечера? Эй! — последнее слово я уже кричу, потому что он хватается за ручку двери, — стой. Не надо меня тут до вечера оставлять. 

— Так поболтай для меня, цыпленок, — изгибает он губы в усмешке, — я люблю болтливых девочек.  

Дверь внезапно открывается, с грохотом ударив об стену. Маньяк едва успевает отойти, чтобы она не врезала ему, а я подпрыгиваю от неожиданности. В комнату заходит Садаев. Нет, врывается. Стремительно, как голодное животное. Выглядит он настолько же взвинченным. 

— Хватит трепаться, — рычит он своему цепному псу, — выметайся. Оставь нас наедине. 

Я с неким облегчением выдыхаю, когда маньяк, едва слышно цыкнув, покидает комнату, подмигнув мне напоследок. Градус напряжения становится чуть ниже. У Садаева не настолько мерзкая аура. Рядом с ним не чувствуешь себя так, будто тебя пихнули в яму с шевелящимися червяками и тараканами. 

Возле Садаева я всего лишь ощущаю себя кормом для диких животных. Привлекательной отбивной, которая валяется посреди джунглей. И у меня снова начинает крутить живот. 

— Можно мне в туалет? — вырывается у меня стоном. Мне необходимо снова проверить - все ли там в порядке, да и, честно говоря, мне уже охота просто сходить в туалет. 

— Тебе можно только слушать и отвечать на вопросы, — обрывает меня Рустам, а я ерзаю по полу, пытаясь убрать неприятное ощущение, — давай, вещай, девочка. Если думаешь, что я тебя пальцем не трону, узнав, кто ты - ошибаешься.  

Я растерянно моргаю в ответ. 

— Что вещать?  

— Не прикидывайся. Что за хрень - дочка богатого папаши попадает мне в постель в наркотическом угаре, как последняя шлюха?  Залетает и не хочет делать аборт... бабки мои тебе явно не нужны. 

Он садится на стул напротив и вытягивает длинные ноги, положив одну на другую. Я рассматриваю его и молчу, потому что отвечать на подобные оскорбления не собираюсь, а объяснять, что творилось у меня в семье - тем более. Как только Садаев поймет, что меня никто не собирается защищать или спасать, то он снова будет относиться ко мне, как к мусору. Пусть лучше думает, что за дочь олигарха ему оторвут голову. Пусть погадает подольше, какого черта тут происходит. Я буду тогда жить хреново, но жить. 

Рустам уже успел переодеться в темную водолазку, которая круто обтягивает его рельеф мышц. Мужик он, зараза, до боли в глазах. Вот конкретный такой мужик, эталонный. Хоть в рекламе всяких мужских бритв снимай. И в конце рекламы он этой бритвой прикончит режиссера — есть в нем что-то капитально зверское, помимо мужского. 

Эпизод 14

Моя одежда практически уничтожена. В Садаеве оказалось достаточно сил, чтобы порвать мою футболку, и нижнее белье. Уцелели только джинсы и лифчик. И то, наверное, только потому, что они расстегивались.  

Я кое-как одеваюсь, доползаю до ключей и подбираю их с пола. Потом бросаюсь искать туалет. Выбегаю в коридор, открываю подряд пару дверей, и только за третьей оказывается санузел. Я ковыляю к унитазу и со стоном падаю перед ним на колени. Меня начинает тошнить. 

Вот он ублюдок, этот Рустам. Меня трясет от ненависти к этому человеку. И от обиды. От обиды еще больнее. Как любая девушка, я надеялась, что мой первый раз будет пусть и не совсем приятным, но с человеком, который будет меня ценить и беречь. Мало того, что мой первый раз случился при весьма отвратительных обстоятельствах, так еще и это животное обращается со мной, как с отбросом. 

Когда я умываюсь и осторожно выхожу из туалета то понимаю, что, кажется, я осталась совершенно одна. Первым делом, я, конечно, иду к входной двери и дёргаю ее за ручку. Закрыта. Что и следовало бы ожидать. Замок на ней явно не выбьешь молотком, поэтому я тут в качестве самой настоящей пленницы до прихода Садаева. Я подхожу к большим панорамным окнам, но, посмотрев вниз, понимаю, что бросаться с высоты сорокового этажа мне неохота. 

Хорошо, конечно, нынче живут владельцы сети ювелирных магазинов. Я обхожу квартиру, рассматривая ее. Либо мой садист закоренелый холостяк, потому что обстановка тут скудная, как на картинке дизайнера, либо это его рабочее помещение. Вроде как для встреч с партнерами или для того, чтобы привести любовницу. В свое уютное гнездо вроде не комильфо, а тут можно кем угодно поверхности полировать. Мой отец, например, тоже имеет красивую квартирку прямо в одной из башен Москва-Сити. И любовниц туда водит красивых, дорогих. 

Меня передергивает, когда я вспоминаю, как на прогулке с одногруппниками мы фотографировались возле одной из башен, и в этот момент я увидела машину отца, из которой он выходил, положив руку на задницу какой-то девушке, вдвое младше его. 

Будет забавно, если я тут с ним случайно пересекусь. В тот момент, когда Садаев будет прилюдно называть меня мерзкими словами. Представляю, как у моего папочки тогда перекосит рожу. Ну а что? Если ты пользуешься молоденькими девочками, не стоит удивляться потом, когда и твою дочь будет пользовать такой же мужик в возрасте.  

Я заруливаю в помещение, похожее на кухню, подхожу к холодильнику и открываю его, чтобы найти воду. Пить хочется ужасно. Задумчиво смотрю на полки, когда позади раздается голос, и визжу. Громко и испуганно. В который раз за день. 

— Цыпа, раз ты тут... — маньяк замолкает, когда я оборачиваюсь, испуганно прижимая руки к груди, и цыкает, — у меня уши завяли. Ты что орешь? 

— Я думала, что тут одна вообще-то, — выдавливаю я. 

— Нет, цыпа, я пока с тобой. Сваргань омлет, а? 

У меня приподнимаются от удивления брови.  

— Я не умею. 

— Цыпа, не ври. Студентка и не умеет готовить? Ты бы не выжила. Давай. Из четырех яиц. 

“А лицо не треснет?” — скептически думаю я. Но послушно достаю четыре яйца из лотка, и мою их под краном. Потом в шкафчике нахожу глубокую миску и вилку. Разбиваю в нее яйца, представляя, что это яйца Садаева, а не куриные. С удовольствие бы накормила эту компашку их главарем. 

У маньяка звонит телефон и он выходит из кухни, чтобы с кем-то пообщаться, а я быстро открываю ближайшие ко мне шкафчики в надежде найти аптечку. Может быть, я смогу найти снотворное, усыпить моего надзирателя и вытащить у него ключи от входной двери. 

Но, к сожалению, аптечки нигде нет. Я со злости плюю в омлет и взбиваю его. Выливаю на сковородку и спустя десять минут подаю вернувшемуся за стол маньяку тарелку. 

— Приятного аппетита, — с сарказмом говорю я. Он скептически смотрит на тоненький опавший омлет и тычет в него вилкой с некой опаской. 

— Готовка не твоя сильная сторона, цыпа. 

— Предупреждала же, — пожимаю я плечами, — еще распоряжения будут? Полы вымыть? Окна протереть? Я все делаю одинаково плохо. 

Маньяк смотрит на меня и иронично кривит губы в ответ на мою реплику. Но я, честно говоря, не собираюсь становиться их прислугой. Готовлю-то я неплохо, впрочем, как и убираю, однако, демонстрировать свои умения сейчас - себе дороже.  

— В твоем положении, цыпленок, лучше стараться быть полезной. 

— Отпустите меня на волю, — произношу я, — мой отец будет меня искать. Если он узнает о том, что вы меня похитили - вам будет плохо. 

— Да ты что? Твой отец тебя за пять лет не нашел у себя под носом. Так ли ты ему нужна? 

Я прикусываю язык. Черт, теперь я прекрасно понимаю, насколько была хрупка моя вторая личность. Рустам рассекретил меня буквально за полчаса. Конечно, у него наверняка очень хорошие связи и знакомства, он бы и более хитрую подделку документов мог бы раскопать при желании, но все же... теперь факт, что меня не нашел мой отец за целых пять лет, с такими-то паршивыми документами, вызовет у Садаева и компании много неудобных вопросов ко мне. И я даже не знаю, как на них отвечать. 

— Дай нож, — просит меня маньяк, пока я зависаю, раздумывая над его словами. Я разворачиваюсь, достаю из ящика длинный и тонкий нож, и замираю с ним в руках. Потом поднимаю взгляд на мужчину. Он продолжает наблюдать за мной с иронией в глазах, будто я цирковой зверек, и произносит: 

— Даже не думай. У тебя ничего не получится, а я хочу отрезать кусочек омлета.  

— Отдай мне ключи от квартиры, — спокойно произношу я и начинаю обходить стол, наставив на маньяка нож. Каждая клеточка моего тела, впрочем, напряжена: я в любой момент готова защищаться и реагирую на каждое движение мужчины. Он едва шевелит пальцами, а я уже сжимаю рукоятку, ожидая момента, когда он нападет. 

— Я ведь не обидел тебя, — произносит маньяк, и что-то я не ощущаю в его голосе беспокойства. Он будто бы ведет со мной обычную беседу за чашечкой кофе, — а ты, цыпа, тычешь в меня холодным оружием. Кто из нас тут преступник и плохая девочка? 

Эпизод 15

“Говори уже!” — кричит мое сознание, а по телу прокатывается волна паники, сжимая низ живота. Врач моргает, и снова смотрит в монитор. 

— Что-то с ребенком? — шепчу я из последних сил, а она качает головой. 

— Как вы себя чувствуете в последнее время? Токсикоз есть? Или, может, необычный упадок сил? — задает она вопрос, а я растекаюсь по кушетке, чувствуя, что вот-вот упаду в обморок. 

— Всё есть. 

Врач двигает датчиком по животу еще раз и отворачивается к экрану, а я вздрагиваю. 

— Срок у вас очень маленький, — она разворачивает экран ко мне и показывает какие-то темные пятна, — необходимо будет сдать кровь на ХГЧ, и обязательно провести скрининговое узи в двенадцать недель. Но сейчас я могу подозревать, что у вас, возможно, будут монозиготные близнецы. 

— Это что-то плохое? — вырывается у меня. Я абсолютно пропускаю мимо ушей слово “близнецы”, и только когда врач с жалостью смотрит на меня, до меня доходит... 

— О, Боже, — шепотом произношу я. 

— Это однояйцевые близнецы, — поясняет врач, — если бы у вас была просто двойня - я бы уже ее увидела. Но однояйцевых бывает сложно разглядеть на вашем сроке. И не переживайте. Это плохо сказывается на развитии ребенка. Сейчас ваша матка в большом тонусе. 

В тонусе не только, похоже, моя матка, но и все тело. Меня будто подключили к розетке, и сейчас мои зубы отплясывали во рту чечетку от стресса. К двойне я как-то не была готова. Все мои знания, которые я почерпнула из книг, ограничивались уходом за одним ребенком. Что делать с двумя - я пока не представляла.  

Кажется, начинаю понимать, почему у меня только первый месяц беременности, а я уже чувствую себя, как развалина. Постоянная сонливость. Странная тошнота, которую я списывала на стресс - мне казалось, что токсикоз не может начаться так рано. 

— Большая редкость, — бормочет врач, щелкая мышкой и продолжая водить датчиком по моему животу, — я вам сейчас сделаю снимки на память. 

— С-спасибо, — выдавливаю я, а она дает мне салфетки, чтобы я вытерла гель и убирает датчик. Я кое-как сажусь, кое-как стираю липкую гадость с живота, и поправляю водолазку. Принтер печатает длинную ленту черненьких фотографий, и врач, повернувшись, передает их мне вместе с обычным белым листом. 

— Тут еще мое заключение. Вы уже встали на учет в женской консультации? 

— Нет, — мотаю я головой, а врач вздыхает. Я поясняю, — в той консультации, куда я ходила, мне предложили прервать беременность из-за возраста. И нахамили. 

— Вы можете встать на учет у нас, — врач приподнимает брови, — запишитесь в регистратуре на первом этаже. Придете потом еще раз ко мне на УЗИ. 

— Хорошо, — выдавливаю я, слезая с кушетки. Ноги плохо держат, и я медленно иду к выходу, прижимая к груди фото с УЗИ и заключение. Позабыв вообще, о том, что прикована к маньяку наручниками.  

Вспоминаю я о нем, только когда чувствую, что наручники натягиваются на руке. 

— Позвонишь в полицию - пеняй на себя, — слышу я его голос, и краем глаза вижу, как он указывает стволом в сторону врача. А потом он выводит меня за дверь. Она захлопывается за нашей спиной. Я растерянно рассматриваю стенд на стене напротив, где счастливая мать прижимает к груди малыша. Ох, черт. Ох... 

— Цыпа, — произносит маньяк и я медленно перевожу на него взгляд, — мне даже теперь как-то неудобно держать в наручниках будущую мать близнецов. 

— Иди в жопу, — медленно произношу я. Он приподнимает брови. 

— Еще одно слово - и я воспользуюсь твоим приглашением. Зад у тебя хороший. В моем вкусе. 

Он дергает меня за наручник и уводит вниз. На стойке регистрации маньяк достает карточку, расплачиваясь за услуги. 

— Поставь ее на учет, — просит он, кивая на меня, а смуглая девушка, с темными вьющимися волосами, натянуто улыбается в ответ. 

— Конечно. Документы ваши, пожалуйста. 

— Нет у нее документов. Так оформи. 

— Как нет? — растерянно произносит кудряшка, и смотрит на меня. Я пожимаю плечами, — я вношу все данные в базу и... мне будет нужна ксерокопия документов и заявление. 

Маньяк тихо ругается. 

— Ладно, хрен с тобой. В следующий раз придем. 

Похоже, эта клиника, все-таки, сегодня обратится в полицию. Я надеялась, что ее не закроют. Отношение врача-узиста тут и врача в обычной бесплатной женской консультации отличалось, как небо и земля. Возможно, нужно просто было пригрозить пистолетом. Жаль я тогда не догадалась взять оружие, которое у меня оставил Садаев. Возможно, первое впечатление от той консультации было бы лучше. 

В машине я пораженно рассматриваю снимки с УЗИ. Честно говоря, я вообще не могу понять, где тут мои монозиготные близнецы. Одно я прекрасно понимаю из снимка: в моей матке явно темно. И уютно, похоже. Я б сама забралась сейчас в какое-нибудь темное и закрытое местечко, чтобы спокойно пережить все проблемы. 

— Поехали перекусим, цыпа, — предлагает внезапно маньяк, похлопав меня по коленке, а я сжимаю яростно зубы, чтобы не стукнуть его по голове, — как урчит твой живот я отсюда слышу. Кажется, это орут от голода твои близнецы. 

— Ага, — коротко отвечаю я. 

Шутник хренов.  

Мы заезжаем в какой-то мясной ресторан в центре, и я уныло ковыряю вилкой огромный стейк. Вроде бы хочется есть, а вроде и кусок в горло не лезет. Маньяка, похоже, ничего не смущает: он аппетитно режет мясо на своей тарелке. Я приветствую только сильно прожаренное мясо, а вот этот, как настоящий маньяк, заказал себе с кровью. Удивительно, что вообще не сырым. 

Несмотря на то, что результаты УЗИ выбили из меня все спокойствие, я все равно по-прежнему уверена, что прерывать беременность не стану. Подумаешь, близнецы. Всего на одного человека больше. Буду меньше жрать, если денег хватать не будет, и похудею. Зато они подрастут и смогут играть друг с другом. Сначала мне будет тяжелее, чем мамам с одним ребенком, а потом легче.  

Эпизод 16

Гоша берет меня за руку и гладит успокаивающе ладонь. В этом весь Гоша - идеальный, заботливый парень. Захочешь расстаться - и фиг ведь причину найдешь. 

— Диан, твой Гугл-аккаунт привязан к телефону, — мягко и вкрадчиво говорит он, словно обьясняет сложный материал тупице, — ты сохранила пароль, когда заходила с моего компьютера. Я посмотрел геолокацию, когда в университете мне сказали, что ты куда-то пропала, а до этого тебя искали странные люди. 

— Но мой телефон не здесь, — глупенько произношу я, а Гоша улыбается. 

— Да, твой телефон в одной из башен Москва-сити. Потом я заметил, что он двигается на парковке, но, подбежав к выезду, не увидел тебя ни в одной из машин и решил подождать. Мне повезло. Ты уехала с каким-то мужчиной, а я поймал такси и проследил за вами. 

— Господи, Гоша. Ты самый настоящий сталкер, — поражаюсь я, а он по-доброму, но немного снисходительно, смотрит на меня. 

— Диана, мы живем в информационном мире. Вычислить человека, у которого есть телефон, стало очень просто. 

Я развожу руками. В этом мире многое просто. Если в туалет сейчас решит зайти маньяк - то он просто возьмет и похоронит Гошу где-нибудь под плинтусом. Тощий мальчик Гоша, который весит около семидесяти килограмм, пусть и очень умный, но даже пальцем пошевелить против этого дикого животного не успеет. 

— Гоша, солнышко, — произношу я, и кладу ему ладонь на грудь, подталкивая к выходу. Да, это не Садаевский рельеф, а унылые равнины. Мир несправедлив - одним он дает ум и доброту, а другим - привлекательную внешность и умение зарабатывать деньги. Гоша, тем временем, растерянно смотрит на мою руку, а я продолжаю, — пожалуйста, уходи. Долго объяснять, но ради твоей безопасности - просто уйди и забудь про все. 

— Диан, я понимаю, что тебя держат в заложниках... 

— Гош, ты ничего не понимаешь. Все гораздо сложнее, — втолковываю я, продолжая двигать этого парня-жердь к выходу, но он словно ногами врос в белую плитку санузла, — я беременна от этого человека, который меня держит в заложниках. 

Вот так легко и непринужденно я сообщаю Гоше ту самую новость, которую не смогла бы выдавить из себя в другой ситуации. Глаза парня округляются. Кажется, он в неподдельном шоке. 

— Чего?.. 

— Долго объяснять. Мы с тобой поссорились, и я пошла месяц назад в клуб. Мне подсыпали наркотик в напиток, и наутро я ничего не помнила. Это вкратце. И да, у меня двойня. 

— Поздравляю, — растерянно произносит Гоша, а я закрываю со стоном лицо руками, — то есть... ты была с кем-то в ту ночь и забеременела? 

— Да. Я тебе изменила. Прости, Гош. Ты только не озлобляйся, знаешь, не все девушки такие, — бормочу я. 

Гоша молчит. Долго и напряженно молчит, а моя макушка начинает чесаться, словно он сверлит ее взглядом. Я убираю руки от лица, потому что тошнота снова подкатывает к горлу и машу на дверь, предлагая Гоше уйти прямо сейчас. 

— Диан... — внезапно произносит он, — ты ведь не виновата. Получается, тебя изнасиловали. Это будет свинством бросить тебя в таком положении. 

Господи, что?! Приходит моя очередь стоять в шоке. Я открываю рот, и пытаюсь что-то беззвучно сказать, как рыба, выброшенная на лед. Поднимаю руки и развожу ими. Кажется, Гоша поехал крышей. Или работает ангелом на полставки. 

— Гош, ты... — выдавливаю я, — ты что? Я тебя бросаю. Все, иди.  

— Нет, Диан. Я не расстанусь с тобой. Ты попала в беду, а я разве похож на мудака, который сбежит при первых трудностях? 

— Гоша, Боже мой! — я хватаюсь за голову, — зачем тебе это? Беги! Успеешь еще хапнуть дерьма в жизни. Поверь, ты не хочешь становиться в двадцать лет отчимом двум близнецам! Сейчас придет человек, которому приказано меня охранять, — я размашисто указываю на дверь, — и грохнет тебя. Или челюсть сломает. Просто уходи, я не хочу тебе проблем!

— Мы сбежим вместе,— твердит Гоша, а я, закрыв ладонью рот, бросаюсь к унитазам, потому что меня откровенно выворачивает. Падаю перед белым другом на колени, издаю жуткий звук, склонившись над ним, пока Гошин ровный голос эхом отскакивает от стен, — я все продумал. Перед тем, как пойти в туалет я позвонил в полицию и сообщил, что тебя удерживают силой. Тот человек, который сидит в зале - я загуглил про него. Его лицо мне знакомо. Десять лет назад его обвинили в убийстве. Он убил соседей, семью из четверых человек. Женщину, мужчину и их дочерей. 

— Боже мой, - шепчу я. С кем я провела сегодняшние полдня? Мурашки по коже. А он еще держал меня за руку в кабинее УЗИ.

— Он все отрицал на суде, но его все равно посадили. Видимо, нашли доказательства. Странно, что он сейчас на свободе. В новостях не писали, что он вышел, но когда сюда приедет полиция - ему явно будет не до нас.  

— Гоша, — я вытираю рот тыльной стороной руки, — а охрана у дверей? 

— Тут два выхода. Мы вылезем через окно на кухне - оно выходит на другую сторону. 

Поднявшись с колен и нажав на кнопку унитаза, я выхожу из комнатки обратно к Гоше. Мне невероятно стыдно перед ним за то, что со мной произошло и за то, что я ему рассказала, но он смотрит на меня так же, как смотрел и до этого дня. В его глазах нет презрительного выражения, или отвращения.  

— Сильно тошнит? — интересуется с сочувствием он, — продержишься до дома? 

“Господи, обеспечь ему вход в рай без очереди” - мысленно молюсь я на Гошу, и внезапно вздрагиваю. По коридору кто-то идет к нам. Мы оба замолкаем и замираем. Я смотрю на дверь, чувствуя, как плывет пол под ногами от ужаса, а Гоша смотрит на меня. Дверь, скрипнув, начинает открываться, а у меня внутри все обрушивается: в пространстве между косяком и дверью я вижу лицо маньяка. 

В этот момент Гоша со всей силы закрывает дверь. Она ударяет по лицу мужчины, вбивает его виском в косяк, и тот, закатив глаза, с грохотом падает на пол. 

— Боже мой, Гоша, — вырывается у меня, пока я гляжу на тело, — мне конец. 

Особенно, когда Садаев узнает, что я попыталась сбежать и убила дверью его верного пса. Он точно меня пристрелит. 

Эпизод 17

— Чшшш, — слышу я шепот. Прямо перед лицом вспыхивает фонарь. Дьявол, будто бы атомная бомба взорвалась - настолько глазам больно. Ахнув, я закрываюсь руками. 

— Похожа, — слышу я голос незнакомца, — забирай. 

— Куда?! — спрашиваю я, когда меня странно аккуратно берут под локоток и заставляют подняться с дивана. Спросонья меня покачивает, голова немного кружится, и поэтому я не могу даже сопротивляться. Только задавать вопросы и панически вертеть головой, рассматривая вспыхивающие вокруг круги, — вы кто такие? Куда вы меня ведете? 

— К тому, от кого сбежала,  — следует лаконичный ответ. 

— К Садаеву, —цежу сквозь зубы я. Недолго же пробегала. Даже поспать не успела. 

— Да нет. К твоему отцу. 

Меня прошибает будто током. Нет! Какого черта? Я пять лет скрывалась и с удовольствием не стану встречаться с отцом еще лет пятьдесят. Но меня неумолимо ведут по темноте к входной двери Гошиной квартиры. За ней будет подъезд, а потом меня просто посадят в машину, и прощай, свобода. 

Я не знаю, что папочке внезапно понадобилось от меня, но я изо всех сил начинаю вырываться из захвата незнакомца. Пытаюсь упасть на пол, упираюсь ногами, стуча ими по паркету, но все бесполезно. В конце концов меня просто отрывают от пола, схватив за талию и закидывают на плечо, больно ударив об него животом.  

— Урод! — кричу я, и бью его кулаком по почкам. Похититель вздрагивает, рычит на меня матом, сбрасывает меня с плеча, и, развернув спиной к себе, просто тащит за шкирку. 

— Чтоб ты кровью писал, — желаю ему я от души. И начинаю визжать, когда мы выходим в подъезд. Эхо от моего вопля проносится по этажам. Меня быстро затыкают ладонью и выносят на улицу, пока я глупо болтаю ногами в воздухе, задевая голыми ступнями кусты сирени. 

По крайней мере, я пыталась. 

Неподалеку хлопает дверь машины, а потом раздаются шаги. Камешки под ногами идущего хрустят все громче и громче - он приближается к нам. 

— Отпусти мою сестру. Быстро. 

Я замираю. Этот голос. Я узнаю его из миллиона голосов, несмотря на то, что он немного изменился. Тихий, спокойный тембр - в детстве таким же голосом в моем воображении говорил Иисус, когда я читала бабушкину Библию. 

— Мир, — сдавленно произношу я и оборачиваюсь, потому что меня тут же отпустили по его приказу. Парень стоит напротив нас, едва улыбаясь, одетый во все черное. Я срываюсь с места и за два больших шага прыгаю брату в объятия. Мои ладони шарят по его худой спине. Он вырос за эти пять лет. Сейчас он выше меня на целую голову. Но он не раздался вширь. Больше похож на эльфа сейчас.  

Брат крепко сжимает меня в ответ и какое-то время мы просто стоим, обнимаясь. Господи, как же я скучала по нему. Нет больше в моей жизни людей настолько же дорогих мне, как Мирослав. 

— Мне приказано ее привезти к вашему отцу, — пытается переговорить с братом мой похититель. Мир поднимает с моего плеча подбородок. 

— Мне все равно, что там тебе приказано. Она поедет со мной, — и он обнимает меня за плечи, а потом ведет к другой машине. 

— Спасибо, — тихо благодарю его я. Пока только за то, что он спас меня от этого унизительного конвоирования незнакомцами в родные пенаты. Я сильно надеюсь, что характер брата не изменился за эти годы, и он не сдаст меня любимому папочке.  

Я восторженно смотрю на спортивную белую “Ауди”, к которой мы подходим, и спрашиваю его: 

 — Ты уже получил права?  

— Нет еще, Диан, — усмехается он, — ты не забыла, что мне осталось полгода до совершеннолетия? 

— Нет. Но вдруг? — пожимаю я плечами и быстро сажусь внутрь. Мир устраивается на сиденье водителя, а потом до меня доходит... 

— Эй, — растерянно выдаю я, глядя как он поворачивает ключ зажигания, — ты собираешься вести машину? А если нас остановят? 

— Не остановят. Ты номера видела? — пожимает плечами брат, — не переживай. Я аккуратно вожу и знаю правила. 

— Надеюсь. Ты меня собираешься везти к отцу? 

Мир поворачивает в мою сторону голову. Отблески теплого желтого света фонарей ложатся на его повзрослевшее лицо, и в груди у меня неприятно щемит тревога. Время - как вода. Просто сквозь пальцы утекает, и ведь не вернешь его, не повторишь. Я будто бы только вчера бежала, а прошло уже пять лет. Не просто пять лет, а будто маленькая жизнь. 

— Нам нужно поговорить, Диан, — произносит брат и опускает взгляд на мой живот, — это правда, что ты беременна? 

— Боже, — вырывается у меня, — откуда знаешь? 

Он отворачивается и смотрит обратно на дорогу. Честно говоря, лучше бы я поболтала с ним о его жизни. Как с братом, старым добрым другом, единственным моим другом детства. Пусть наши отношения продлились совсем недолго, но эти узы стали очень крепкими. По крайней мере для меня.

Но Мир сам повернул разговор в другое русло. И теперь мне крайне интересно, откуда он в курсе о моей беременности.

— Отец знает. И я теперь знаю. Значит, действительно беременна. Хотел бы я тебя поздравить с этим... 

— Откуда. Он. Знает? — по слогам произношу я. Поздравления - это замечательно, но меня больше беспокоит другой вопрос, — он следил за мной эти годы? 

— Нет, — качает Мир головой, — прости. Ему твоя жизнь была неинтересна. А вот за Садаевым Рустамом слежка велась. И за его братом. Ты попала просто на радары отца. 

Я молча сверлю взглядом профиль брата. Одновременно я чувствую облегчение, из-за того, что биопапа плюнул-таки на меня, и напряжение - из-за того, что я начинаю догадываться, зачем я ему так срочно понадобилась. 

— Он убил брата Садаева, да? — задаю я вопрос Миру, а он в ответ хмурится. 

— Ты права. Правда, об этом никто не знает. Он заказал его брата. Заказ был успешно выполнен, сам отец, конечно, руки не марал.  

Я обхватываю обреченно лицо руками и издаю стон. Как хорошо, что бабка смазала отпечатки на пистолете. Ощущение, будто мимо меня плита бетонная пролетела, чудом не задев. Если бы Рустам нашел оружие до этого момента, с меня бы спустили три шкуры.  Найти исполнителя, а потом через него заказчика - такое плевое дело.

Эпизод 18

Машина летит по шоссе, как бешеная, и меня начинает вжимать в сиденье. Я инстинктивно кладу ладонь на живот, будто защищая детейво мне, и мысленно костерю брата, на чем свет стоит. Нащупываю ремень безопасности, вытаскиваю его с шорохом, и дрожащей рукой пристегиваюсь. 

— Мир... — начинаю я, и потом кричу во весь голос, — ты что творишь?! Тормози! Там красный свет! 

Ауди, даже не замедляясь, пролетает перекресток на красный, и я зажмуриваюсь, вознося хвалы богу за то, что по другой дороге не несся такой же придурок и мы не столкнулись. 

— Диан, так надо, — отвечает мне брат, — я от охраны отца отрывался. 

— Зачем? Хочешь меня увезти куда-то? 

Он бросает в мою сторону быстрый взгляд. 

— А ты чего хочешь, Ди? Ты любишь Рустама? 

Этот вопрос звучит настолько дико и глупо, что я начинаю смеяться. Люблю? Господи, какая глупость. Я его терпеть не могу. Дикое и неконтролируемое животное. Грубое, извращенное и с замашками садиста. Ненавижу.

— Ты ведь беременна от него, — продолжает брат, глядя на то, как я веселюсь, — и ты ходила сегодня на УЗИ. Не на аборт. 

— Это случайность, Мир. Моя беременность - случайность, и я просто хочу нести ответственность. Ребенок не виноват, что его мать безголовая, — пожимаю я плечами. Нет, брату я по-прежнему не собираюсь рассказывать про нашу мать и ее аборты. Как и про то, что во мне близнецы, а не один малыш.

— Тогда тебе лучше и безопаснее будет с отцом, Диан. Я понимаю, почему ему плевать на тебя. Ты девочка, — он тихо вздыхает, — он никогда не признает, что женщины могут быть равными мужчине. Тебя не сделаешь наследником всего нашего состояния. Хотя, честно говоря, ты бы лучше подошла на эту роль, чем я. Но конкретно сейчас он будет с тебя пылинки сдувать. 

— А потом? — фыркаю я. 

— А потом ты получишь наследство Рустама и сможешь жить самостоятельно и богато, Диан. 

Я закрываю глаза.  Мир, ты дурак. Вот честное слово.

— Поверь, братик, папа найдет способы отнять у меня имущество, если я вздумаю потом взбрыкнуть. Останови машину где-нибудь во дворах. Я лучше уйду и буду мыть полы в общественном туалете, за деньги, чем преклоню коленки перед нашими родителями. 

Мне хочется поскорее выйти из машины. Я очень рада видеть брата, вот только он по-прежнему не совсем понимает, что за люди наши мать с отцом. Он всегда будет понимать меньше, чем я. К нему другое отношение, он живет сыто и в достатке, ну и еще он слишком молод. И никогда не будет старше, чем я. 

У меня в который раз от волнения начинает тянуть живот, и я морщусь. Нет, хватит с меня сегодня разговоров на тему родителей. Мне сейчас надо меньше переживаний, только мир, почему-то, решил мне устроить стресс-тест. 

Брат заворачивает с шоссе на темную дорогу, которая петляет куда-то в промзону. Он, похоже, точно немножко дурак, потому что пешком топать с промзоны я вообще не хочу. Говорила же - во дворы!  

“Ладно, можно ж сделать скидку на его возраст?” — уныло предлагает подсознание, и я пожимаю плечами. Надеюсь, он не станет далеко заезжать. 

Брат действительно останавливается возле автобусной остановки, а от нее дойти до ближайших дворов - всего ничего. Я открываю дверь и выпадаю на улицу, с наслаждением вдыхая холодный ночной воздух. Мир выходит следом и с тревогой смотрит, как я стою, согнувшись пополам. 

— Не нужно мыть полы, Ди. Сделай какой-нибудь левый счет и скажи мне. Я буду пересылать тебе деньги. С тобой все в порядке? — задает он вопрос. Я неопределенно качаю головой, пытаясь справиться с тошнотой и головокружением, как нас прерывает громкий рев мотора. Он приближается к нам стремительно с каждой секундой.

 Я вздрагиваю. Испуганно оглядываюсь вместе с братом, и вижу, как возле нас тормозят несколько черных машин. Все происходит крайне быстро. Открываются двери и из машин выходят сразу несколько крепких людей. По их виду я могу точно сказать, что это ребята Рустама. Они слишком крутые. Слишком широкие и накачанные.  Слишком бородатые.

Видимо, Садаев решил, что я ему еще пригожусь. В конце концов, я так и не сказала, где прячу пистолет. Ох, Боже. Или он решит выдернуть мне ноги за своего пса, которого прищемил дверью Гоша. Кстати, все ли в порядке с ним? Он ведь так и не пришел ко мне, хотя обещал. 

Мои мысли как ветром сдувает, когда я вижу среди людей Рустама собственной персоной.  

— Черт, Ди... — произносит Мир, и в этот момент Рустам налетает на него. Одним мощным ударом в челюсть кладет моего брата на землю, а потом поднимает за шкирку, как котенка и швыряет на капот Ауди. Я громко кричу: 

— Это мой брат, кретин! Оставь его в покое!!! 

Мир со стоном зажимает нос рукой. Из него льется кровь. Брат сползает с капота на землю, и мучительно ругается, пытаясь остановить ладонью кровь.  

— Ты мне нос сломал... — бормочет парень, — что творишь-то?

Рустам переводит на меня зверский взгляд. Я холодею, потому что на секунду мне кажется, что меня ждет такая же судьба, как и брата. Наверное, не стоило обзывать его кретином, но он бы просто мог убить Мирослава, если бы я его не отвлекла.

— В машину вали, — приказывает он мне, а я мотаю головой. 

— Не могу. У меня живот болит. И я не оставлю брата. 

Садаев окидывает меня взглядом и подходит ближе. Я стою, опираясь рукой на Ауди, а Рустам берет меня за плечо и заставляет выпрямиться, отчего из глаз у меня брызгают слезы. 

— Отпусти, а?! Мне действительно больно!  — я испуганно замолкаю, чувствуя, как какого-то черта у меня мокнет нижнее белье. Растерянно шарю рукой по джинсам, но они сухие. Садаев следит за моими движениями, а потом нагло и беспринципно просто берет пояс моих джинс, и расстегивает его. Я охаю, — ты что... 

Он запускает руку мне в трусы. В который, мать его, раз за день! Смотрит при этом на меня так равнодушно, словно ничего странного не происходит. Только в глубине глаз у него бушует тьма.