3. Вновь домой вернутся журавли

Глава 1

СССР. г. Ростов-на-Дону. 1951 г.

Почему этот период последних тёплых дней красочно раскрашенных кустарников и деревьев называют бабьим летом? Потому что женщины, вобрав в себя все прелести летних месяцев в виде солнца и натуральных витаминов, расцветают, соревнуясь с осенью красотой. В эти последние чудесные мгновения уходящего лета или наступившей осени у них чувствуется прилив сил и настроения. Да и у мужчин в эти дни так же поднимается настроение. Хочется жить! Нет, хочется жить и наслаждаться жизнью. Хочется вдыхать полной грудью этот воздух родного любимого города с запахом реки, несущимся с Дона, смешанным с ароматом осенних цветов, дымком от небольших костерков, сжигающих опавшие листья.

Прошло шесть лет после Победы в Великой Отечественной войне, а разрушенный город преобразился до неузнаваемости. Город и горожане, уставшие от тревог и оккупаций, а они перенесли их две, словно расцвёл заново, будто жители хотели изжить серо-чёрный цвет войны и порадовать себя радужностью цветущих веранд, клумб в скверах и парках города.

Сергей Колобов после окончания смены на заводе «Ростсельмаш» где он работал газосварщиком, заскочил домой переодеться и перекусить. От вкусного аромата ухи засосало под «ложечкой». Настоящий дончак от рыбки никогда не откажется. А что может быть вкусней пахучей маминой ухи?

– Сынок, не спеши, поешь нормально. Я ещё рыбки нажарила. С утра ездила на рынок, да так повезло, так повезло, – на звук дверного звонка мама вышла в коридор.

– Колобов Сергей Михайлович здесь проживает? – услышал Сергей басовитый мужской голос.

Через минуту в комнату вошёл человек в военной форме, но без погон. По выправке в нём сразу угадывался бывший фронтовик.

– Распишитесь, пожалуйста. Вам повестка на срочную службу в ряды Советской Армии.

– Боженьки мои, – запричитала мать, но её причитания остановил нежданный гость.

– Успокойтесь, мамаша, не на войну сын пойдёт. С ней заразой покончено раз и навсегда! А долг своей Родине отдать надо. Это почётная обязанность любого гражданина, – после росписи Сергея в каком-то журнале он протянул ему руку и крепко пожал ладонь призывника, – поздравляю, – и, обернувшись к испуганной женщине, громко произнёс, – или вы опять хотите, чтобы всякая гадина к нам своей страшной рожей повернулась?

– Нет, не хочу, – испугано произнесла мать Сергея.

– Это правильно, – пробасил военный с наградными кубиками на левой груди и несколькими красными полосками, определяющими количество ранений на правой.

– Ну чего ты, мамуль, – Сергей, проводив мужчину, нежно обнял мать, – ты же у меня одна и я у тебя один, скорее всего, где-то рядом буду служить. Не переживай, три года пролетят мигом. Что со мной случится?

Мать кончиком передника вытерла слёзы, поцеловала сына в щёку.

– Куда собрался? Всё не набегаешься? То в футбол гоняешь, то с ребятами пропадаешь до утра. Тебе что написано? Явиться в трёхдневный срок. Надо бы проводы собрать.

– Мам, какие проводы? Прогладь мне лучше стрелки на брюках.

– Как какие? Что ж, если мы с тобой вдвоём остались, то и проводы справить не можем? Слава Богу, не бедствуем, есть, что на стол поставить.

– Родни у нас нет. Осталось раз, два да обчёлся. Кому меня провожать?

– Нам соседи, что родня! Всю войну друг дружке помогали. Мы во дворе и накроем. Как Сашку Беспалого провожали, помнишь? Как хорошо было, душевно. Все принесли, кто что смог, да и Антон с Клавдией наготовили. А как песни мы всю ночь пели!

Мать положила брюки с очень широкими брючинами на одеяло для глажки, накрытое белой простынкой, – вот мода пошла, это ж надо, такие широченные! Если по нормальному скроить, так из них и брюки тебе и мне юбка вышла бы отличная. Серёж, слышь, что говорю? Говорю, хорошо проводили Санька, так ему и отслужилось легко.

– Мамуль, как проводишь меня, так и сделай из этих брюк себе юбку. Я вернусь, уже такие носить не будут. А провожай, как хочешь. Можно и во дворе. Лишь бы дождь не подвёл. Завтра суббота, я последний день отработаю, получу расчет, и заявление в кадрах оставлю об уходе на службу. В выходной в воскресенье проводите меня, а в понедельник пойду в военкомат с вещами. А сейчас, мамуль, не обидишься? С ребятами погуляю. Я не поздно вернусь, но ты меня не жди. Ложись спать. Не переживай.

– Только не поздно и осторожно, бандюгов по городу бродит, что грязи! Из них целый сарафан получится перелицевать, так совсем как новый будет, – задумчиво сказала женщина, но тут же, спохватившись, прикрыла ладонью рот, – Господи, что это я? Сына в Армию забирают, а я о чём?

Сергей выскочил из парадного подъезда высокого четырёхэтажного дома сталинской постройки прямо к троллейбусной остановке.

– Серёга, дай закурить, а то выпить так хочется, что от голода подохну, – шутя, но чистую правду сказал безногий сосед дядя Вася, сидевший на своей деревянной каталке с пристроенными к ней роликами.

Его широкие ладони были продеты через прибитые к двум деревянным брускам ремни, которыми он отталкивался от земли, помогая тем самым своему передвижению на каталке. Для быстроты передвижения у дяди Васи лежал между его култышек, до сих пор отдающих ноющей болью в оставшемся израненном теле, металлический крюк, которым он цеплялся за задний бампер останавливающегося около дома троллейбуса.

– Держите, – Сергей протянул ему несколько денежных купюр, – дядь Вась, вы бы и правда, поели чего, а то на зацепе опять к «Спартаку» подадитесь?

– Эх, Серёга, чего ты понимаешь? У «Спартака» моё последнее место дислокации на этом свете.

– Ну что вы такое говорите? Вы ещё молодой, вам жить и жить.

– Ну ты даёшь, пацан. Не понимаешь. На кой ляд мне такая жизнь?

– Давайте я вас хотя бы в троллейбус посажу.

Так безногий фронтовик добирается до своего постоянного места нахождения – пивнушки, которая втёрлась между небольшим молочным магазином и летним залом кинотеатра «Спартак». Молоко и сметану в магазин каждое утро в больших бидонах возит старый добродушный старик татарин на телеге с впряжённой такой же старой, слепой на один глаз лошадью Галкой.

Глава 2

Россия. Дальний Восток - Китай. Корея. 1951 г.

Сергею повезло. Его оставили служить в Ростовской области. Такая удача выпадает не каждому. Служить поблизости со своим городом, иногда навещать мать, которая не могла нарадоваться коротким приездам сына. Закрутил Сергея водоворот солдатских будней, быстро пролетело время. За год службы он получил права и стал водителем-автомехаником. Служить бы так и дальше, если бы однажды осенним тёплым утром не прозвучала тревога.
Солдату не положено рассуждать. Приказано с вещмешками в строй и по машинам, а куда и зачем, неведомо. Уже к вечеру по тряской дороге их доставили на железнодорожный вокзал Ростова. Ещё через почти полтора суток стало понятно и то, только потому, что кто-то из ребят узнал Казанский вокзал, что прибыли они в Москву. Ночью их перевезли опять на какой-то вокзал и погрузили в пульмановские вагоны с нарами.
Долгая дорога, длинные мысли. А дорога казалась бесконечной. Куда их везут в течение почти двух месяцев пути и для чего? Спрашивать у сопровождающих их офицеров было бесполезно. Ответ на вопрос заданный солдатами в начале поездки был лаконично краток – не ваше дело. Устав слушать солдатские байки Сергей лежал на жёстких нарах, укрывшись шинелью, и старался отогнать от себя мысли о голоде и холоде, сковавшем всё тело. Буржуйка, установленная в вагоне, только пыхтела и сжирала своей жаркой пастью лимитированный уголь, даже не пытаясь обогреть солдат. Всё равно всё тепло, которое она могла подарить молодым парням, уходило в щели стареньких вагонов. Заглушая урчание желудка, постоянно просящего его наполнения, Сергей старался свои мысли унести далеко от этих чужих мест.
Мама. Она всегда стояла в его воображении, стоило только закрыть глаза. Сильно постаревшая за войну, в которой потеряла мужа и старшего сына, она чуть не лишилась рассудка, когда во время второй оккупации города, он одиннадцатилетним мальчишкой помог подселенному к ним в квартиру румыну лишиться пальца на одной руке.
– Гадом был этот румын, – вспоминал Сергей, – надо было ему в ружьё натолкать больше пороха, чтобы он не только пальца, но и головы лишился. Но тогда я ещё мальцом был. Хорошо, что в тот час бегал на улице с ребятами, те и предупредили о том, что меня разыскивают. Пришлось на Зелёном острове скрываться, пока наши войска фашистов не попёрли из города.
В первую оккупацию немец с нами жил. Вроде тоже фашист. А приходил, матери и мне продукты приносил, шоколад. Вытащит из кармана кителя свою семейную карточку и всё нам с мамой её показывает, что-то рассказывает, а у самого слёзы текут. Очки протирает платком и всё говорит: - Найн, войне. Война плохо.
Конечно, плохо. Вот и сейчас везут. Куда, зачем? Потому что проехали Байкал, можно догадаться, что мы чешем прямиком на Дальний Восток. Так война с Японией закончена. Может на границу, так мы не погранвойска. Стерегут нас как пленных. И не спросить, не объяснить нам обстановку. А как хочется домой. Сейчас у нас ещё тепло, каштаны падают. Интересно, как там Лариска, не выскочила замуж за Жорика? Да ну её. А Вера? Что Вера? Ещё до женихов не доросла. Как там мой город? Сейчас бы в Дону ополоснуться.
Любил Сергей бродить по улицам города. Старался везде успеть ногами. Да и то ими ножками родными успевал везде. Транспорта не дождаться. А дождёшься, толку мало опоздаешь на работу. То провод оборвётся на троллейбусной линии, то ток отключат. А на заводе с опозданием строго. Первый раз опоздал, получай выговор, а значит, лишишься квартальной премии. Второй раз опоздал, не получишь тринадцатую зарплату в конце года. Третий раз, увольнение по статье. Считай не трудовая книжка, а волчий билет. Поэтому, к первому заводскому гудку, Сергей всегда был на ногах.
С утра жизнь в городе кипела, двигалась, спешила. Ещё не совсем проснувшийся народ, а поэтому молчаливый, если хорошая погода, весёлый, а в ненастье угрюмый, раздражительный, расходился по своим рабочим местам. Следом, чуть позже домохозяйки и старушки разбредались по магазинам или базарам. За ними учащиеся и студенты разбегались по учебным заведениям.
Но ближе к полдню движение городского люда почти замирало до вечера. Магазины пустели, давая продавцам, разомлевшим на жарком южном солнце, передохнуть от набега вечерних покупателей. Ближе к пяти вечера городская жизнь оживала.
Первыми начинали своё шествие по обратному маршруту многолюдные толпы уставших заводских и фабричных рабочих. Из заводской проходной «Ростсельмаша» они выходили небольшими группами и с шумом и громкими возгласами брали на абордаж каждый подходивший троллейбус. Многие не желали возвращаться домой упакованными, как килька в банке в «рогатой кряхтелке». Тем более, прежде чем войти в это средство передвижения, уставшим рабочим обоего пола, надо было ещё выстоять длинную очередь. Да и ждать троллейбус приходилось часами. Поэтому, более молодые и имеющие крепкие ноги люди, шли домой пешим ходом. Мужчины, по дороге останавливаясь у бочек с пивом. Женщины спешили забрать из детских садиков, яслей и школ малышню, дома их ждала вторая смена работы. Успеть к приходу мужа сделать ещё кучу дел. Но с заходом солнца город, овеянный вечерней прохладой, оживал и начинал свою следующую жизнь.
Сладостные, берущие за душу воспоминания Сергея о доме, прервал возглас сопровождающего офицера покинуть с вещами вагон и строиться на перекличку. Обрадованные, уставшие от обездвижения солдаты вскоре оказались в казармах на какой-то станции, как потом выяснилось вблизи китайской границы. С каждым из солдат был проведён строгий инструктаж.
– Спичек не зажигать, не курить! После бани и горячей еды всем прибывшим поменять советскую форму на китайскую. Теперь вы считаетесь китайскими добровольцами.
– Значит всё-таки война, – подумал Сергей, надевая форменную одежду китайских солдат, зелёную куртку и синие брюки.
– Колобов на инструктаж!
Сергей с несколькими парнями зашёл в небольшую комнату, где за столом сидели двое мужчин тоже в китайской форме. По тому, что на них была надета такая же форма, но только из сукна с обшлагом на рукавах, Сергей догадался, что это офицеры.
– Значит так, – устало говорил один, пока другой что-то записывал в журнале, – о том, что вы увидите и услышите, в чём вам предстоит участвовать, вы должны забыть лет на двадцать. А лучше навсегда, запомните, вражеская разведка прилагает огромные усилия, чтобы взять в плен русского языка для подтверждения нашего присутствия в Корейской Народной Республике. Поэтому вы должны чётко усвоить, что живым в плен не сдаваться. Вам всё понятно? Вопросы будут? Вопросов не должно быть. Расписывайтесь вот здесь о неразглашении. В случае невыполнения подписки, – он окинул ребят внимательным и строгим взглядом, но потом опустил глаза и устало произнёс, – сами понимаете? Понятно, вы всё понимаете, – тихо добавил он. Давайте, кто там по списку следующие?
Через несколько дней после подписки о неразглашении всех прибывших ночью опять погрузили в эшелон и доставили в Харбин. Сергей получил американский МАК, их американцы поставляли Советской Армии ещё в годы войны, и колона автомашин выдвинулась своим ходом к границе с Кореей.
Туда же своим ходом по извилистой дороге перегонялись солдаты китайской армии. Сергею странно было наблюдать за нескончаемым потоком человеческих тел с небольшими рюкзачками за спиной. По двое в ряд они бежали день и ночь, и только получив приказ, присаживались на привале для короткого перекуса и отдыха, чтобы опять бежать и беспрекословно по приказу командиров оставлять свои жизни вдали от родных мест.
– Интересно, а знают они куда, зачем бегут? А я знаю? Кто может знать, где и когда настигнет его смерть? Почему она меня должна настигнуть именно здесь? А главное ради чего? Или кого?
Сергея оставили служить при штабе. Прошло более полугода сложной и опасной службы в Корее. Как-то его вызвал начальник политотдела дивизии.
– Усвой! Со служащими китайцами у нас не общаться. Ночью фар на территории гарнизона не включать. Сейчас заберёшь нашего переводчика и отвезёшь его, он скажет куда. Там чётко исполняя все инструкции, действуй его указаниям.
К Сергею в легковушку запрыгнул высокий, по сравнению с теми китайцами, которых пришлось видеть ему мужчина. По возрасту его ровесник.
– Су Жонг, – представился он, по-русски протягивая в приветствии руку Сергею.
– Сергей, – ответил он крепким рукопожатием, – куда едем Су.
– Прямо, – указав рукой дорогу, показал китаец. Он вытащил планшет и на карте показал, куда надо ехать, – Су, это фамилия. При знакомстве у нас принято сначала фамилию называть, потом имя. А зовут меня Жонг, – улыбаясь, объяснял китаец.
– Извини, товарищ, я не знал, – засмущался Сергей, заводя автомобиль, –
Ну, Жонг, приказано, поедем прямо, – и легковушка выехала из ворот гарнизона.
Первым заговорил китаец. С заметным акцентом он спросил Сергея.
– Ты из Москвы?
– Нет, – коротко ответил он, – думая стоит ли ему говорить, откуда он призывался.
– А я из этих мест. А учился в Ленинграде. Красивый город, хотел бы ещё там побывать.
– Поэтому так хорошо говорите по-русски?
– Учителя у меня были хорошие и жена отличная. Она русская, учились вместе. Так, что практика отличная. Она у меня, как это по-русски, не замолкает.
– Болтушка значит? – Сергей улыбнулся.
– Точно, точно, – они оба засмеялись.
Вдруг послышался гул самолётов.
– Смотри, смотри! – закричал Сергей.
– Американец его в море затягивает, – прокомментировал увиденное Жонг.
– Как в море?
– Чтобы ООН узнали о присутствии советских войск в Корее, им надо подбить самолёт в воздушном пространстве над морем. Смотри, истребитель пристроился к нашему.
– Подбил! Дотянет лётчик до границы?
– Дотянул.
Сергей и Жонг увидели, как в горящем самолёте сработала катапульта. Американский истребитель дал очередь по парашютисту.
– Заводи, езжай быстрее, – приказал Жонг Сергею.
Автомобиль рванул с места, но тут, же послышались выстрелы. Сергей маневрировал автомобилем, стараясь избежать попадания автоматных очередей.
– Гоминдановцы! Быстрее Сергей, жми! – кричал Жонг, – нельзя чтобы лётчика схватили гоминдановцы.
– А если его убили?
– Всё равно, надо забрать его, жми друг, жми!
Вдруг резкая боль пронзила плечо Сергея, но он, не замечая боли, продолжал держать машину на скорости.
– Тебя ранило! Держись Сергей!
Только проскочив опасный район, он остановил машину. Жонг разрезал его окровавленный рукав и перетянул раненную руку.
– Тебе в больницу надо, заводи мотор! – Видно было, как переживал Жонг.
– Нет, едем в район приземления парашютиста, вдруг гоминдановцы опередят нас.
– Ты же кровь потеряешь!
Но Сергей, превозмогая боль, повёл машину в сторону падения лётчика.
Когда автомобиль влетел на всей скорости в деревню, где он приземлился, около лётчика уже собралась толпа местных жителей. С их помощью им удалось быстро сложить парашют и уложить тяжелораненого лётчика в машину.
– Едем сюда, – Жонг показал Сергею маршрут по карте.
Въехав во двор госпиталя, облокотившись на руль, Сергей потерял сознание.
Очнулся он, лёжа в кровати с перебинтованной рукой. Наклонившись к нему, стояла девушка в белом халате. Её волосы прикрывал белый медицинский платок. Она промокала его лицо от испарины.
– Пить, – прошептал Сергей, почувствовав жар по всему телу и страшную сухость во рту.
Девушка что-то ответила ему на своём языке и быстро вышла из палаты. Вскоре она вернулась с мужчиной, русским врачом.
– Ну, что герой, очнулся? – спросил он Сергея.
– Пить, дайте воды, – одними губами прошептал он.
Врач, на китайском языке попросил девушку принести ему воды. Она поднесла к пересохшим губам больного похожий на маленький фарфоровый чайник сосуд, и медленно, придерживая белобрысую голову, напоила Сергея, от чего ему стало немного легче.
– Что со мной? – спросил он врача.
– Пуля застряла в кости, но не переживай, теперь всё хорошо, до свадьбы всё заживёт.
Он осмотрел его рану, померил пульс и, собравшись уходить, кивнув головой в сторону девушки, сказал.
– Её благодари. Теперь вы одной крови с ней.
– Это как? – не понял Сергей.
– А вот так, она рядом оказалась, когда тебе нужно было переливание. Ты много крови потерял, пока ехал. Её кровь спасла тебе жизнь.
По заинтересованному взгляду Сергея, девушка поняла, что врач рассказал ему о том, что произошло с ним.
– Лежи. Тебе ещё рано двигаться. Хорошо, что температура спала.
Отдав распоряжения медсестре, врач вышел из палаты.
– Как тебя звать? – здоровой рукой, Сергей придержал засмущавшуюся девушку, – а она симпатичная, – подумал он. Девушка не поняла вопроса и пыталась освободить свою руку, что-то пролепетав по-китайски.
– Я, Сергей. Се-рё-жа, – слабо ткнув себя пальцем в грудь, сказал он ей.
– Я, Занг Нинг, – проговорила она, – я – Се-рё-жа, – показав на него миниатюрной ладошкой с изящными пальцами.
– Ты – Нинг? Правильно? – медсестра утвердительно закивала головой, –
по-нашему, значит, Нина, – тихо добавил он.
– Ни-на? Нинг, Нинг, – ответила она, но потом, наверное, уловив созвучие имён, что-то для себя решив, сказала, – Нина, Нина.
– Ну, спасибо, тебе Нина-Нинг, – еле проговорил Сергей и опять забылся в беспамятстве.
Только через несколько дней у него наступило улучшение. Все эти беспокойные дни, Нинг не отходила от сгорающего от жара Сергея.
– Се-рё-жа, Се-рё-жа, – тихо говорила Нинг, с расстановкой произнося имя раненного парня, пытаясь вытащить его сознание из небытия.
Вскоре под утро, то ли от усердных забот медсестры, то ли благодаря крепкому здоровью, Сергею стало лучше. Нинг, все дни старалась не покидать палаты Сергея, и не потому, что никого больше, кроме врача в палату не допускали. Уж очень понравился тонкой, как тростник, китаянке этот сильный красивый парень, в жилах которого теперь текла и её кровь.
Девушка сидела рядом с кроватью раненного и думала, что вот ему она отдала бы не только свою кровь, всю жизнь подарила бы. Но это невозможно. Глядя на лицо, чуть улыбающееся во сне парня, Нинг положила голову рядом со здоровой рукой Сергея, да так и заснула крепким девичьим, летающим в мечтах сном.
На очнувшегося Сергея от спящей в неудобной позе девушки повеяло чем-то родным и знакомым. Домом. Он заметил, что сейчас почему-то совсем не слышно грохота взрывов и рева, взлетающих и идущих на посадку самолетов, словно война решила дать отдохнуть молодому организму, забыться хотя бы на короткое время сна в грёзах о любви и счастье.
Сергей засмотрелся на спящее милое лицо. Боясь потревожить своим прикосновением. Он, нежно еле касаясь, провёл пальцем по-детски чуть пухлым губам по щекам, охваченным румянцем, улыбаясь, гладил по шелковистым, чёрным, как смоль волосам, выбившимся из медицинской косынки. Но девушка сквозь сон только мило улыбалась.
Но вот её ресницы колыхнулись, она открыла глаза, и не в силах пошевелиться тоже смотрела на Сергея. Так они некоторое время смотрели друг на друга, пока Сергей не поманил её пальцем ближе к себе. Нинг не поняла этого жеста. Но Сергей приложил палец к губам и сделал ей знак, чтобы она молчала, и опять поманил пальцем к себе.
Ничего не подозревая Нинг привстала, нагнув лицо ближе к его губам думая, что он что-то тихо скажет ей на ухо, но Сергей ловко одной рукой приобнял девушку и поцеловал в щёку. Немного помедлив, она увернулась от объятий и, зардевшись, стала поправлять свой халатик и прятать волосы под косынку.
– Се-рё-жа, так делать не надо, – говорила она по-китайски, – меня сразу заменят другой медсестрой. С ней ты тоже так будешь?
Сергей, конечно же, не знал китайского языка, но влюблённость делает людей полиглотами. Он улыбался, понимая, что Нинг ругает его за несдержанность. И ещё он почувствовал, как любовь к этой миниатюрной, словно сошедшей с китайских гравюр девушке, тёплой волной накрывает его сердце.
Наконец, Нинг погрозив ему пальцем, вышла из палаты.
– Какая строгая. Хорошая девушка. Мне бы такую жену. Маленькая, как фарфоровая статуэтка, нежная. Забрал бы я её с собой домой, детишек бы мне нарожала.
Через некоторое время Нинг вернулась в палату и протянула Сергею свою ладонь, в которой лежала пуля, извлечённая из его раны. Нинг опять ему что-то говорила по-китайски, а Сергей ничего не понимая, просто любовался милым лицом девушки и наслаждался её тихим, красивым голосом.
Скоро Нина, как стал называть её Сергей, пропала на несколько дней. И от того, что он постоянно ждал встречи с Нинг, и ему очень хотелось слышать приятный, словно бархат её голос, видеть милую улыбку, Сергей понял, что к нему в сердце вошло то, чего он давно ждал у себя на Родине. В его сердце поселилась любовь.
– Серёжа, вставай, – сквозь сон Сергею показалось, что это мама будит его на работу. Он почувствовал ласковое прикосновение чьей-то руки к щеке, открыл глаза и обрадовано привстал с постели. Рядом с ним была Нинг. Она провела ладонью по его отросшей щетине и что-то сказала, показав на металлический прибор для бритья. Улыбаясь, повторила выученную фразу по-русски, – Серёжа вставай, пора умываться. Нинг помогала Сергею ходить по длинному коридору. Там, они находили потаённые от глаз персонала и больных уголки и целовались жарко и упоённо, мечтая о времени, когда они будут всегда вместе.
– Нина, возьми. Жаль мне нечего тебе подарить, – как-то Сергей протянул Нинг расплющенную пулю, на которой нацарапал: Колобов Сергей, Ростов-н-Д, СССР.
Он поцеловал её ладошку и вложил в неё свой талисман. На следующий день Нинг показала его подарок, который в виде медальона на тонком шнуре висел на её тонкой шее.
– Колобов Серёжа. Ростов-на-Дону, СССР, – тихо произнесла она, поцеловав пулю.
Нинг достала из кармана халата небольшую деревянную коробочку, на дне которой лежал красивый раскладной металлический прибор для безопасной бритвы по ручке которого извивался дракон. Она приподняла шёлковую прокладку со дна коробочки и показала Сергею свою маленькое фото со своим изображением с написанными на обороте иероглифами.
– Зонг Нинг, – сказала она. Рядом по-русски было выведено – Нина.
Весна набирала обороты. Молодая кровь бурлила в сильном соскучившимся по любви теле Сергея. Однажды уединившись, они оба не устояли, и страсть взяла верх над самообладанием и разумом. Они не смогли оторваться друг от друга, словно чувствовали, что это счастье, чувство первой искренней безрассудной любви больше не повторится в их жизни никогда. Так и останется в памяти до конца их дней красивой картинкой.
Как не старались влюблённые спрятать от посторонних глаз свои отношения, у них ничего не получилось. Сколько раз предупреждал их Чапай, так за глаза называли наполовину русского врача Василия Ивановича, прибывшего из Харбина.
– Ты уедешь, подумай о Нинг. Ты сейчас многого не понимаешь.
– Я Нину люблю и заберу с собой, – отвечал Сергей.
Несколько раз он встречался с Жонгом, который так же предупреждал его, чтобы друг не терял голову. Но влюблённость, что весенний тёплый ветер в голове, закружит, закружит, раздавая надежды, а молодость придаёт уверенность в себе, ложно успокаивая, что всё получится, потому, что по-другому и получиться не может. И у Сергея и у Нинг и музыка в душе играла, и слова любви лились рекой и страсть, переполняя молодые тела, бушевала и не давали покоя безумные и нереальные мечты.
– Серёга ты подумай. Кто вам даст разрешение жениться? Тем более Нинг никогда не выпустят из Китая. Ваша операция участия в войне секретная. Ты же подписку давал. Смотри, твоя любовь может закончиться арестом, – пытался привести в чувства Сергея Жонг.
Всё закончилось без прелюдий. Нинг, стоя у окна госпиталя увидела, как за Сергеем приехала машина. Пока офицер курил стоя у автомобиля и беседуя с подошедшим к нему врачом Чапаем, Жонг поднялся к Сергею.
– Сергей, ты был неосторожен. Тебя хотели наградить за спасение лётчика, но потом отменили приказ. Все уже знают о твоей связи с медсестрой.
– Жонг помоги. Где она сейчас?
– Не могу помочь. Дела не очень хорошие даже для меня. А Нинг ты больше не увидишь.
Сергей в сопровождении Жонга и офицера постоянно оглядываясь на окна здания, покинул госпиталь, так и не увидев рыдающую Нинг.
– Проститься хотя бы дайте, навсегда ведь уезжаю, – просил Сергей.
– Не положено, – безразлично отвечал сопровождающий.
Всю дорогу Сергей сидел молча на заднем сидении автомобиля, делая вид, что слушает наставления офицера и его байки. А в голове крутился мотив и слова любимой песни, которую он напевал Нине.
– «К старым гнездам над рекою, вновь вернутся журавли. Только их встречать весною, ты придешь к реке с другой. Как же так случилось с нами, нам гнезда с тобой не свить».
– Се-рё-жа, – шептала Нинг, наблюдая из окна пустой палаты, как машина с любимым выезжает из госпиталя. Слёзы лились из её глаз.
– Забудь, – говорил, успокаивая её Чапай.
– Не смогу никогда забыть, – рыдая на его груди, отвечала она.
– Иди, работай и всё встанет на свои места.
Время шло. Нинг работала, как всегда усердно, но тяжёлая работа не могла заглушить любовь и стереть воспоминания о русском парне. В голове всё крутились слова Сергея. Перед глазами стоял любимый образ. Глаза не переставали опухать от постоянно появляющихся слёз.
– Не плачьте, – Нинг вздрогнула, услышав тихий шёпот, очнувшегося от долгого небытия израненного китайского лётчика.
Быстро утерев слёзы, девушка кинулась к тяжелораненому.
– Очнулся, очнулся, – Нинг выбежала из палаты за врачом.
Нинг жила повседневными рабочими буднями. Она относилась к своей работе ответственно, но теперь делала всё машинально. Девушка стала ещё более молчаливой, менее общительной, чем прежде. Казалось, в минуты короткого отдыха, своими мыслями она уходила глубоко в себя. И это было правдой. Она при любой возможности старалась закрыть глаза, для того, чтобы в её воображении встал облик Сергея. Она очень боялась забыть его лицо. Его глубокие искрящиеся синевой глаза, непослушный русый чуб. Находя минутку, другую отдыха, прикрыв веки, она постоянно представляла любимого. Ощущала его прикосновения.
Как-то уставшая от беспокойного ночного дежурства, она вошла в палату недавно пришедшего в себя лётчика. Наконец он перестал стонать после сделанного ею укола и забылся в глубоком сне. Нинг обессилено присела рядом с ним на стуле. Усталость взяла свое, и минуты затишья ей хватило, чтобы погрузиться в сон. Воспоминания унесли уставшую женщину в мир сладких грёз. Как наяву она почувствовала сильные руки Сергея.
– Не переживай так, не плачь, – говорил он ей, гладя её по руке.
– Серёжа, – вслух произнесла она и очнулась от сна. На её руке лежала ладонь лётчика.
– Не плачьте, – тихо говорил он.
Нинг убрала свою руку и вытерла покатившиеся слёзы из её глаз.
***
Прошло четыре года после расставания с Сергеем. Нинг с мужем к тому времени получившему звание генерал майора находилась в Шанхае. Она спешила по своим делам, когда на улице среди идущих навстречу людей, увидела знакомое лицо.
– Жонг! – узнала она одетого в штатский костюм друга Сергея. Мужчина удивлённо обернулся и внимательно посмотрел на женщину.
– Вы меня не узнали? Я Нинг, вы тогда увезли Сергея из больницы.
Жонг поспешно взял Нинг за руку, и они свернули с шумной улицы в переулок.
– Вы очень изменились, – сказал он ей.
– Вам ничего не известно о Сергее? – встревожено спросила она.
– Нет. Его вскоре отправили в Россию. Как ты? Теперь здесь живёшь?
– Я вышла замуж. Мой муж тоже был тогда ранен. Его наградили и повысили в должности. Он сейчас генерал-майор и нас скоро переведут в Пекин.
– Нинг, тогда нам не стоит долго вести беседу. Это может быть для тебя опасно. Мы с женой покидаем Китай. Не тебе объяснять какое сейчас время. У меня теперь австралийское гражданство.
– У тебя жена русская и вы не хотите вернутся в Россию?
– Нет. Во всяком случае, не сейчас. Я рад, что у тебя всё хорошо сложилось. Пора прощаться.
– Жонг вдруг всё-таки вы или ваша жена попадёте в Россию, вдруг вы встретитесь с Серёжей передайте ему, что у него растёт сын. Его зовут Джиан. Запишите адрес Сергея, я его помню наизусть.
– Я отлично помню его адрес. С трудом верится, что мы встретимся с ним, но я запомню, что ты мне сказала.
Как призрачное облако Жонг исчез из её вида. Нинг ещё долго была окутана воспоминаниями. Только дома она пришла в себя. Вечером её ждал серьёзный разговор с мужем.
– Ты забыла о нашем уговоре? – строго спросил он её.
Нинг хорошо помнила и уговор, и разговор четырёхлетней давности. Она помнила ту растерянность и смятение, которое её охватило, когда она поняла, что внутри неё живёт маленькая частица её Серёжи. Она была этому очень рада, но не понимала, что ей делать дальше, как ей жить дальше. Что будет с ней и с ребёнком потом, после его рождения. Она часто плакала. Русский врач как мог, утешал её. Но вскоре он приставил её ухаживать за тяжело раненным героем лётчиком Шеном.
Выздоровление не делало Шена счастливее. Нинг видела, как часто с ним беседовал русский врач. Она стала замечать, что Шен присматривается к ней, потом и вовсе он стал ухаживать за Нинг. Ещё задолго до выписки он предложил ей обсудить один вопрос.
– Нинг я знаю твою историю от русского врача. Знаю, что у тебя вскоре появится ребёнок. Ты отлично понимаешь, что потом ждёт тебя и его. А у меня на взлёте военная карьера. Меня представили к награде и к очередному званию. Ты, наверное, в курсе моего ранения. Тебе не надо объяснять, что я не смогу иметь детей. Я предлагаю тебе стать моей женой. Давай мы с тобой договоримся. Я признаю ребёнка своим, ты забудешь о моей беде. Мы с тобой современные люди. И я как офицер обещаю, что никогда не обижу тебя. Тем более ты мне очень нравишься.
Долго думать Нинг не пришлось, дело шло к выписке и переводе Шена в другой город. Думая о благополучии и безопасности ребёнка Нинг дала своё согласие.
Русский врач, увидев их вместе, обрадовано пожал руку Шену.
– Молодцы ребята, – сказал он, – живите в мире и радости. Хотя радостного я так думаю, будет маловато, но вы держитесь.
Вскоре все русские врачи исчезли из госпиталя. Как и из города.
Шен обрадовался, когда родился мальчик. Ещё больше обрадовался тому, что он родился похожим на мать. Чёрные волосики торчали на его маленькой головке, как иголки у ёжика, только были мягкими, а сам малыш часто хмурил брови, делая забавные рожицы.
Шен полюбил мальчика, как если бы это был его кровный сын. Да и к Нинг он относился совсем не так, как с давних времён привыкли относиться к своим жёнам китайские мужья, основываясь на догмах Конфуцианства. Новое время, новые отношения. Да и Мао учит другому. И Нинг не забыла об уговоре. Она стала Шену честной и верной женой. Она была ему очень благодарна за отношение к сыну. К сыну Сергея.
– Ты не понимаешь, один неосторожный шаг и моя карьера… А ты разговариваешь с подданным чужого государства. Хорошо, что мне удалось выкрутиться из этого положения и только потому, что нас уже ждут в Пекине.
В Пекине Шена ждало не только повышение по службе, но в скором времени в начале «Культурной революции» арест и снятие всех воинских званий. И только после долгих тяжёлых лет мытарства по стране и унижений, после осуждения и признания ошибочными результатов проведения этой странной и жестокой революции, названной «культурной», его восстановили в звании и вернули все награды. К этому времени Джиану исполнилось тринадцать лет и только благодаря наставлениям и воспитанию отца, Джиан не примкнул к «красной молодёжи» - хунвейбинскому движению, которое отличалось крайним пренебрежением к традиционной культуре, жестокостью по отношению к людям и неуважением к правам личности. Как ему самому, к тому времени преподавателю военной академии, удалось избежать издевательств разбушевавшейся молодёжи, Шен сам удивлялся.
Джиан слышал, как однажды в шестьдесят седьмом году, отец зачитывал речь нового министра общественной безопасности.
– Нинг, ты только послушай, что он заявляет перед собранием сотрудников милиции. «Мы не можем зависеть от рутинного судопроизводства и от уголовного кодекса. Ошибается тот, кто арестовывает человека за то, что он избил другого… Стоит ли арестовывать хунвейбинов за то, что они убивают? Я думаю так: убил, так убил, не наше дело… Мне не нравится, когда люди убивают, но если народные массы так ненавидят кого-то, что их гнев нельзя сдержать, мы не будем им мешать… Народная милиция должна быть на стороне хунвейбинов, объединиться с ними, сочувствовать им, информировать их…». Нет, это что творится вокруг?
– Я боюсь выходить на улицу, Шен. В прошлый раз я видела, как издевались над одной женщиной. Они раскрасили её лицо чёрными чернилами, заставляли лаять по-собачьи, потом приказали ей идти, нагнувшись, а потом ползти по улице.
– Они разобрали часть Китайской стены на свинарники! Что с народом случилось? Что с нашей молодёжью происходит?
И только к шестьдесят девятому году в стране стали происходить перемены, но Шен уже не мог, ни работать, ни преподавать. Сказались осложнения после тяжёлых ранений. Шен с достоинством ждал своего часа. Он решил не уносить их с Нинг тайну с собой.
– Нинг, мы с тобой прожили тяжёлую, но счастливую жизнь. Я старался исполнить данное тебе обещание. Я как мог, оберегал вас с сыном от беды, нагрянувшей на нашу страну. Я решил, что Джиан должен знать всю правду о своём рождении и не хочу оставлять тебя один на один с недосказанностью. Наверное, твой Сергей был хорошим человеком, раз у нас с тобой вырос такой замечательный сын. Времена меняются, кто знает, что вас будет ждать в будущем.
– Шен, зачем ворошить прошлое? Ты стал достойным отцом, и я тебе очень благодарна за воспитание Джиана. Да и Джиан может по другому отнестись к такому сообщению.
– Поэтому, позови сына и оставь нас одних.
После долгого разговора с сыном, так и оставшегося тайной для Нинг, ночью Шен спокойно заснул, чтобы уже никогда не пробудиться на рассвете.

Глава 3

Россия. Ростов-на-Дону. 1953 г.

Вернулся Сергей домой на радость матери осенью. Он долго не мог успокоить совсем поседевшую женщину, целуя её заплаканные глаза. Почти до утра они сидели, обнявшись и всхлипывая от давивших её слёз, мать слушала рассказ сына о своей службе и невозможности писать ей письма. 
– Ты же знаешь мама, что такое  дружба между народами. Мы помогали  китайским строителям возводить новый завод. Не переживай, ничего опасного там не было, но лучше не распространяться о моей командировке в Китай. Сама знаешь, как у нас с чересчур болтливыми обходятся. А я тебе подарки привёз, – сказал он, стараясь перевести разговор с запретной темы на более приятную.
Сергей достал из чемодана шёлковый отрез с красивым рисунком. На темно-зеленом фоне ярким цветом красовались большие пионы с извивающимися между ними золотыми драконами.
– Это мамочка тебе отрез на халат. А это зонтик из соломки.
Мать стояла, прижав руки, к груди растерянно глядя то на отрез, то на сына.  
– Серёжа! Да как же из такого шить можно? На это только любоваться надо.
А вот что ты носить будешь? Я-то, из твоих брюк юбку себе сшила. Мне её теперь до конца моих дней хватит.
– Не переживай я и себя не забыл. Вот костюм себе купил, бостоновый ему сносу не будет. А это вот чашка такая тебе. Сюда чай насыпай, водой заливай и крышечкой накрывай. Ты же любишь чаёвничать.
– А это что за чашка такая, – мать взяла в руки другую фарфоровую чашку. На одной стороне высокой чашки красовался портрет Мао Цзэдуна, на другой иероглифы.
– А это в благодарность за службу. И вот ещё, – Сергей передал ей грамоту, на которой стояла подпись Мао и медаль, – только пусть хранится подальше от чужих глаз и молчок об этом.
Коробочку с подарком Нинг он спрятал в шкафу на своей полке и доставал её только тогда, когда оставался один.  Он часто и долго смотрел на маленькую фотографию любимой, стараясь не забыть её черт лица. Глядя на неё он ощущал шелковистость её чёрных волос, ему слышался её мягкий спокойный голос.
Мать давно заметила перемены в характере сына. Всегда весёлый, подвижный, любящий шумные компании Сергей, как бы ушёл в себя. Часто она видела его нервно курящим, постоянно о чём-то думающем, после того, как повертит в руках привезённую из Китая маленькую коробочку. Однажды увидев глубокий шрам на его предплечье, она тихо заплакала, прикрыв лицо рукой, чтобы не выдать своих рыданий.
– Всё-таки достала проклятая война и Серёжу. Свою страну защищать по малолетству не мог, так в чужой стороне отметину на всю жизнь получил, – подумала она, гладя сына по шраму.
– Получил производственную травму. Такое со мной могло произойти и на заводе, – Сергей старался успокоить мать.    
Как-то после ухода сына на работу, она решила посмотреть, что он прячет в маленькой деревянной коробочке. Но увидев красивый бритвенный прибор, решила, что эта вещь, просто дорога ему как память о стране, в которой пришлось сыну чуть не потерять руку, теперь постоянно ноющую перед частыми осенними дождями. Нечаянно коробочка выскользнула из её рук и упала на пол. Она подняла маленькую фотографию, на обороте ниже иероглифов было начертано имя Нина. Она поняла, что сердце её Серёжи хранит любовь к этой далёкой Нине,  но расспрашивать сына о его тайне не стала. 
А сын изменился. Стал серьёзным, немногословным, даже каким-то суровым, как и зима, которая выдалась в этом году. Сергей перестал ходить, как бывало до армии на молодёжные посиделки со старыми друзьями. А как перешёл в ремонтную бригаду, мать вообще стала его редко видеть. Он кидался на любую работу, словно ею хотел заменить свои тревожные, беспокойные мысли. 
– Сынок, скажи, что тебя тревожит? Откройся матери, тебе на душе легче станет, – иногда спрашивала она его.
Но сын только поцелует её глаза, полные беспокойства, да прижмёт к себе крепче.
– Всё в порядке, мамочка. Всё хорошо. Это я расстроен из-за смерти Сталина. Что теперь будет?
Новым веяниям времени Сергей был не особенно рад. Ярым сталинистом он не был, но и новый правитель ему не пришёлся по душе. «Хрущ», как называли люди, сменившего Сталина Хрущёва не только разрушил культ предшественника, но потерял с таким трудом налаженные отношения с Китаем. Всё время после возвращения со службы, в душе Сергея теплилась надежда на возвращение в эту страну. Он мечтал найти способ уехать туда по путёвке комсомола на стройки, которых было множество во времена «дружбы народов». Но новая политика партии, возглавляемая «Хрущём»  – «Кукурузником», после поездки в США, его ещё так называли, разрушила все его надежды на встречу с Нинг.  
Наконец настала не календарная, а настоящая весна. С благоуханием соцветий фруктовых деревьев, тёплым солнцем, поднимающим настроение. Первомайскую демонстрацию Сергей наблюдал со своего балкона. Как раз напротив его дома на площади перед парком собирались все группы заводчан шедшие на демонстрацию с северных районов города. Отсюда с музыкой песнями и плясками под баяны и трофейные аккордеоны, они шествовали по их линии. Потом, выстраиваясь стройными колонами, выходили на центральную улицу, где сливались с такими же шумными толпами людей и шли вместе на большую просторную Театральную площадь со знаменитым «трактором»  – зданием театра им. Горького, где и произносились все торжественные речи и поздравления народу городскими правителями с наступившим праздником трудящихся. 
Мама суетилась на кухне, готовясь к совместному пиршеству соседей во дворе, когда к Сергею, зашёл уже заметно весёленький Вовчик. 
– Что, так и будешь сидеть дома в своём красивом костюмчике? Значит так, сегодня вечером открывают летний театр у «Спартака». Будет концерт, потом классный индийский фильм «Бродяга». Я тебе скажу! Это вещь! А хочешь, слетаем в парк Горького на танцплощадку?  Там девочки собираются, просто цветочки!
– Не знаю, может к «Спартаку» подкачу, – нехотя ответил Сергей, лениво наблюдая за группой демонстрантов задорно отплясывающей под баян танец «Яблочко».
После окончания демонстрации, уставшие горожане, расходились по своим домам и гостям, где их ждали празднично накрытые столы. Город на некоторое время затихал, но к вечеру гуляния продолжались с новой силой и азартом.
Сергея, мама вытащила во двор и усадила за большой накрытый разнообразной закуской стол. Только теперь он заметил, что ему давно не встречался безногий фронтовик дядя Вася.
– Что, ты! Похоронили мы его прошлой весной. Совсем спился мужик. А погиб под колёсами троллейбуса. Гололёд был, да так под колёса и угодил, сердечный.
Прозвучал обязательный тост, «За тех, кого нет с нами». Мужчины стали вспоминать войну, женщины тихо вытирали платочками слёзы, вспоминая, что им пришлось пережить в эти страшные годы. Выпили ещё раз за всех погибших и не вернувшихся с войны, не забыли тех, кто погиб от ран. Тихо вспомнили и молча, выпили и за тех, кого угнали немцы и кто сгинул в плену или в концлагерях. Без таких тостов и слёз сопровождающих их не начиналось ни одно праздничное послевоенное застолье. Сергей, выпив со всеми пару рюмок «Столичной» чмокнув мать в щёку, вышел из-за стола.
– Ты куда? – обеспокоенно спросила она его.
– С ребятами погуляю, – ответил ей Сергей и вышел со двора, насвистывая свой любимый мотив «Журавлей».
– Слава Богу! – перекрестилась мать и перекрестила спину уходящего сына.
– Чего так переживаешь? – интересовались женщины, – хороший у тебя парень, работящий.
– Так жениться ему пора, а он как вернулся из армии, так сам не свой. Так и бобылём останется.
А у Сергея поднялось настроение. Толи от выпитой водки, то ли от весёлых, улыбающихся лиц, идущих ему на встречу. У кинотеатра уже собиралась группами молодёжь. Отдельной кучкой стояли стиляги в своих ярких нарядах, выделяющих их из однотипной массы людей. Сергей подошёл к Юрке.
– Привет Серёга! Вечер обещает быть бурным. Ещё ни разу без драк не обошлось. Рано пришли. Айда по пивку рванём. Володька позже будет.
Сергей шёл с Юрой и думал, что здесь ничего не изменилось. Разве, что появились стиляги. А так все на своих местах: у тележки с газированной водой на ещё горячем от дневного солнца асфальте, также лежит и медленно тает, испуская струйки пара, гора льда, который колит рабочий из магазина напротив и кладёт в тележку для охлаждения воды. А воду продаёт, всё та же Тамара как всегда в белом фартуке с кружевами и высокой сильно накрахмаленной белой шапочке. С вечно ярко накрашенным маникюром и такой же под цвет лаку на ногтях губной помадой на губах. У пивнушки всё так же сидит мускулистый бульдог. Как и раньше из его открытой большой пасти с торчащими наружу клыками стекает слюна. Он так же ждёт своего хозяина, завсегдатая пивнушки фронтовика, охотника дядю Сашу. Только когда хозяин дойдёт до кондиции и, упав на тротуар, не сможет встать самостоятельно, верный пёс быстро побежит за угол, на Двадцать третью линию, за женой дяди Саши, которая волоком на себе, с громкими причитаниями о тяжёлой жизни, притащит его домой.
Юрка, как всегда без очереди умудрился взять по три кружки пива в каждую руку и живым выйти из шумного и душного помещения пивнушки. 
– Ну, что с праздничком? – вовремя подоспевший Володька достал из внутреннего кармана пиджака чекушку водки, – я и «мерзавчика» прихватил, – давайте по-быстрому, концерт уже начался. 
На летней сцене кинотеатра выступали студенты, находящегося рядом Культпросветучилища. Заливался трелями птиц и популярных мелодий будущий артист оригинального свиста. Выплясывали народный танец краснощёкие в нарядных сарафанах девчата, играли балалаечники. 
– Всё ребята пошли сейчас ещё пару номеров и кино начнётся, – Володька поставил пустую кружку на столик.
– Наш концерт закончит студентка дирижерско-хорового отделения нашего училища Вера Ермашёва песней «Журавли».
Сергей не вслушивался в объявление конферансье. Но услышав мелодию и приятный голос исполнительницы, ему очень захотелось посмотреть на неё.
– «Серым утром крик печальный, снова слышу я вдали. Мне привет свой шлют прощальный в хмуром небе журавли. Помню их встречать весною мы пришли к реке с тобою»…
– Кто это поёт? – поинтересовался он у друзей.
– Не знаю, может приезжая, – ответили они.
– Какая приезжая, – к парням повернулся впередисидящий старичок, – это же Верка! С нашей двадцать третьей линии, с соседнего с нами двора. Выросла, не узнать. У её отца ещё…, – старичок хотел что-то рассказать о знакомой семье, но его прервал Юрий.
– Спасибо, папаша, видим, девочка подросла, учтём.
– Да, подросла, – задумчиво произнёс Сергей, – всё, ребята на работе встретимся, – сказал он друзьям и скрылся в направление к сцене.
– Вот это я понимаю, зацепило друга, – заулыбались ребята, не став удерживать его.
Осенью Сергей и Вера сыграли свадьбу. Через год у них родилась дочь, которую назвали Маргаритой, а ещё через четыре года появился сын. Так и понесла жизнь Сергея по своим просторам, со временем затягивая рану на душе и стирая из памяти то, что казалось, никогда не сотрётся  – память о первой любви.
***
Россия. Москва, Ростов-на-Дону.  2014 г.

Глава 4

Кто знает, что такое прошлое? Для многих это факты собственной биографии как картинки, гуляющие по просторам нашей памяти. А я уверена, что прошлое это живая субстанция, сопровождающая людей до конца своих дней. Иногда прошлое нежно обнимает нас, согревая душу милыми, тёплыми воспоминаниями, являя запахи детства, любимые звуки. А иногда становится холодной, колючей и несправедливо забывчивой, способной на вымарывание из памяти неугодных или негативных для нас моментов. 
Проще сказать прошлое, это всё что происходит с нами сегодня, только войдёт в это определение завтра. Сегодня с постоянством преподносит нам свои сюрпризы, которые завтра станут прошлым и оно разрастается, проглатывая, как ненасытный крокодил наше сегодня, которое вчера было ещё нашим будущим. И вот, нашего будущего остаётся до безобразия всё меньше и меньше. 
Наверное, поэтому, с возрастом люди избегают разговоров о будущем, меньше мечтают. А о прошлом готовы говорить долго и подробно. Настолько подробно, насколько позволяет это сделать память.
Я долго не могла прийти в себя от горя утраты. Немного смягчил удар, приезд на похороны моих детей и внуков. С сыном прилетела и сноха Лана. Примчались и мои сваты, её родители, проживающие в Ростовской области. Прилетела и дочь Даша с внучкой и Олег, мой бывший муж, который, несмотря на наш развод всегда с уважением относился и никогда не забывал моих родителей.  
После кончины папы прошло ещё некоторое время, когда мы с мамой остались совсем одни в доме, в котором они с ним прожили последние лет двадцать. Раньше они жили на Двадцатой линии в трёхкомнатной коммунальной квартире где, кстати, родился отец и мы с братом. Потом с переселением наших многолетних соседей в новые микрорайоны, нашей семье постепенно достались ещё две комнаты. Но в девяностые годы родители почему-то решили обменять дорогостоящие метры почти в центре города на небольшой, но старенький частный домик в посёлке Мясникован и купили брату однокомнатную квартиру в соседнем Северном жилом массиве, обосновывая своё решение бабушкиным желанием жить ближе к природе. Со временем папа достроил дом, сделав его двухэтажным и просторным. И не смотря на то, что мы с братом давно вылетели из родительского гнезда, в этом доме были и наши комнаты, обустроенные мебелью с которой мы выросли. Мама оставила дорогие нам в детстве и в студенческие годы вещи. Книги, пластинки, старенький магнитофон «Нота», всё лежало так, как и прежде. Когда я, увидев эти «ретро комнаты» спросила её, зачем она хранит весь этот «антиквариат» она ответила, что так ей легче встречать старость.
– Бывает так одиноко, тоскливо приду, посижу в твоей комнате, у сыночка и вроде, как с вами повидалась.
В отцовской комнате-кабинете в его большом мягком совсем стареньком кресле я не сразу заметила маму. Мне показалось, что она уснула. Накрыв её пледом, я села за папин старый с зелёным сукном письменный стол, на котором  лежало толстое стекло. Тусклый свет из-под тоже зелёного стеклянного абажура падал на фотографии, лежащие под стеклом. Отец все эти старинные вещи перевёз из бывшей квартиры и не желал менять их на более современные, как бы мы его не уговаривали. 
– В моём пространстве должно быть удобно мне. Командуйте в своих комнатах. А здесь находятся дорогие для меня вещи. Под этой лампой делал уроки мой брат, а стол принадлежал отцу. Они погибли на фронте, но они со мной всегда, потому, что эти вещи сохранили тепло их рук. Тем более я эти раритеты привёл в порядок, они ещё столько лет прослужат, сколько я не проживу.
Я повертела в руках коробочку с китайским бритвенным прибором. Достала маленькую фотографию с почти выцветшими на обороте иероглифами, пытаясь всмотреться в лицо женщины, которую когда-то любил мой отец.
– Маргоша, я так перед ним виновата. Я не могла признаться ему,– я вздрогнула.
Оказывается, мама не спала. Она просто окунулась в своё прошлое. В свои воспоминания. По её щекам струйками лились слёзы. Мама не плакала, она сидела с закрытыми глазами, а слёзы просто струйкой стекали по её щекам, медленно капая на плед. Она мне говорила, говорила, освобождая свою душу от тяжести, которую носила всю жизнь, а слёзы, словно сами по себе текли, текли, не мешая её рассказу.
***
Россия.  Ростов-на-Дону.  1991 г.

Вера лежала на диване в своей комнате с сильным приступом мигрени. Свекровь суетилась возле неё, когда прозвенел звонок в дверь. Соседка, пока ещё живущая в соседней комнате, тихо позвала мать Сергея.
– Мария Петровна, это к вашему сыну. Верочке легче? 
– Да немного боль утихла, кто там?
Открыв большую массивную дверь, она увидела мужчину азиатской наружности, лет сорока. Она сразу поняла, для чего этот человек ищет её сына. Пожилая женщина вышла из квартиры, закрыв собою дверь, словно не хотела впускать ничего такого, что могло бы помешать жить как прежде её сыну, невестке Вере, которую она любила, как дочь, их взрослым уже детям да, в конечном счете, и ей самой. 
– Можно мне видеть Сергея Колосова? – с акцентом спросил парень.
– Вы, знаете, его нет, – в её глазах гость прочёл растерянность и испуг.
– Он уехал? 
Она утвердительно мотнула головой, потом помедлив, выпалила, – он умер.    – Когда? – побледнев, испугано спросил парень.
– Давно, давно, – поспешно ответила она и с мыслью, – что же я делаю, хороню живого сына, – поспешно скрылась за дверью.
Обескураженный неприветливым приёмом Джиан, ещё несколько секунд стоял у захлопнувшейся перед ним двери. Он понял, что здесь знали или догадывались о его существовании, но встретили так потому, что не хотели, чтобы встреча состоялась. Поэтому эта женщина, скорее всего, судя по возрасту, мать отца, а значит, его родная бабушка не захотела видеть внука. Не захотела познакомиться с ним, с Джианом.
Парень сел на каменные ступеньки и закурил. То, что ему солгали, сказав, что отец умер, Джиан знал точно, потому, что судьба совсем недавно свела его с Жонгом, давним другом и сослуживцем отца по корейской войне. Совсем недавно Жонг познакомился с ним  в Москве и рассказал о недавней встрече с отцом. 
***
1989 - 1991 гг. Китай, Пекин. СССР, Москва.

Глава 5

Ростов-на-Дону 2014 г. 

Подошло моё время возвращаться в Москву, но сначала я решила съездить в гости к сватам станичникам. Уж очень они обижались, что в последние годы, часто приезжая в Ростов, я ни разу не удосужилась заехать к ним  погостить.
    – Не уважаешь нас сваха, – мы к тебе в Москву который раз приезжали, а ты брезгуешь нами, – обижено выговаривал мне подвыпивший на поминках отец Ланы Николай.
    Пришлось дать ему слово, что перед отъездом я обязательно заеду к ним на несколько дней.
    – И то, правда, Маргоша, ты же у нас только после свадьбы детей была. Сколько лет прошло? Мы же теперь фермеры с Николашей. Домик приличный отгрохали. Посмотришь, как мы живём, – приглашала меня Раиса, мать Ланы.
    – Ага, скоро тебя выкинут из твоего дома, и хозяйство разорят, фермерша, – пробасил Николай.
– О чём это он говорит? – спросила я Раю.
    – Да не бери в голову. Мелет себе под нос. Закусывай, когда пьёшь, – отчитала она мужа.
    – А что я, брешу, что ли? Сама говорила, что эта приезжая ведьма тебе нагадала.
    – О, господи, Рая, ты ещё к гадалкам ходишь?
    – А что? Она всю правду мне сказала. Ну откуда она знала, если даже мы не в курсе были, что дети в Англию соберутся. А она сразу сказала, что мне надо готовиться провожать детей в дальнюю дорогу. И много рассказала того, чего кроме меня никто не знал.
    – И что это такое мимо меня пролетело? Чего это я ещё не знаю? – удивился захмелевший Николай.
    – Да то, что тебе и знать не положено, закусывай больше, а пей меньше. 
    – И это было её предвиденьем, что вы разоритесь? –  старалась я отвлечь от мужа Раю.
    – Но не разоримся, но нервы себе попортим. Я ей верю. Чувствую, откуда ветер дует. Да ладно. Я вот что думаю, тебе обязательно надо с ней встретиться. Вот она может, подскажет, где твоего нового братишку надо искать. Надо же история, какая интересная. Кто бы мог подумать?    
    Бабье лето я встретила в гостях у родителей Ланы. 
    – Вот наш курень, – Николай остановил свой автомобиль около добротного каменного забора, внутри которого стоял современный большой двухэтажный коттедж.
    – Не знаю, какие раньше куреня были, но дом у вас отличный и современный, – хвалила я совершенно справедливо комфортабельное уютное жилище своих сватов. 
    – Сегодня мы с тобой к Галке не пойдём. Знаешь, она как-то осторожно  принимает и только своих, кого знает. Тихо живёт. Но я договорюсь с ней. Примет нас, куда денется. Не каждый день ко мне сваха московская приезжает. Да и некогда нам сегодня к ней идти, гостей будем встречать, – суетилась Рая в большой светлой столовой, накрывая праздничный стол, – у нас же пол станицы родственники, не соберёшь их вместе зараз, так поодиночке будут шастать.
    – Зачем? – удивилась я.
     – Как зачем? А познакомиться? Да ты не тушуйся, они у нас смирные, посидим душевно, песни погорланим.
    Душевное застолье затянулось почти до утра. Меня познакомили со всей пришедшей роднёй, которую, я успешно путала, забывая с чей стороны, тот или иной родственник. Обошлось без песен, чему я была очень рада, так как мне было сейчас не до веселья.
    Любуясь красотами донской земли, гуляя по берегу тихой реки, и участвуя  постоянно в мероприятиях, устраиваемых моим шумным, говорливым и деятельным сватом, время пролетало интересно, но быстро. Я понимала, что совместной с роднёй лепкой вареников или пельменей, походами на рыбалку и охоту, добрейшие родственники хотели отвлечь меня от грустных мыслей. Но, им это иногда не удавалось. Воспоминания об отце, сковывали горло непроходимым комком слёз, а его последняя просьба найти китайского брата приводили меня в смятение. Как я смогу его найти? Куда обращаться и с чего начать поиски. 
    Но вот настал вечер, когда Рая потащила меня к гадалке. Дом Галины находился на окраине станицы.
    – Раньше там жила её прабабка, травками всё могла излечить. Потом бабка. Вот к ней со всего Союза приезжали. Очереди стояли. Я её помню, – рассказывала Рая, –она всегда правду говорила. Вот как не поверить. Я после школы собиралась в Ростов ехать поступать. А она меня у сельпо как-то встретила и говорит, чтобы я не ездила в город. Не поступишь, говорит, а счастье мимо тебя пройдёт. Езжай в райцентр. И училище закончишь и мужа своего встретишь, и в счастье проживёте долго и мирно.
    – Так и было?
    – Точно так и вышло. Служил у нас Коленька мой. Там в райцентре и познакомились. А как отслужил, я училище как раз окончила, там мы с ним сразу расписались. Вот и Галка в бабок своих. Вот только…
    – Что такое?
    – Да не было долго её у нас. Все станичники думали, что она покинула родительский дом навсегда. Она ещё совсем девчонкой подалась в город. На всю станицу было слышно, как бабка кричала ей вслед, что беда её ждёт в городе, но она даже не оглянулась назад. Потом, я уж и забыла о её существовании, но вдруг, она вернулась. Лето пожила и опять пропала. А вот недавно назад говорят, совсем вернулась. Слух идёт, что она давно сына в Москве похоронила, на родную землю потянуло. Сейчас живёт одна. А приехала с девицей какой-то. Помощницей. Странно как-то.
    – Что в этом тебя удивляет? Может ученица её? Так сказать, передаёт ей свой опыт.
    – Маргарита, а ты, что не веришь, что она угадывает всё, что было и предсказывает будущее?
    – Рая… Чисто логическим путём можно выяснить очень многое. Кстати, таким гадалкам, как раз и нужны такие помощницы. Они же не святым духом питаются? Ходят по станице, слышат разговоры, сплетни. Два плюс два, как ни складывай, всё равно будет четыре. А если она ещё изучала хиромантию, физиогномику, немного прочла книги по психологии, вот и готовый предсказатель.
    – Ага, ты ещё скажи, что любой может так навостриться и гадать.
    – Не скажу, не каждый. Нужно перенять опыт бабушек, да и обладание таланта актёра, режиссера немаловажно.
    – Это ещё для чего? – удивилась она.
    – Ну, а как же. Спектакль надо же режиссировать. Как там у неё? Шары стеклянные, ногти длинные, свечи ароматные и тому подобное?
    – Да ничего у неё там такого нет. Кофе попьёте, она по гуще всё скажет. Карты раскинет.
    – Понятно, – решила я, – транквилизаторы. Напоет гадостью, а потом человек язык развязывает. Нет, со мной такие штучки не пройдут, кофе пить не буду.
    Мы подошли к типовому дому, таких много и в подмосковных селениях.
Южный зелёный от плодовых деревьев дворик, крыльцо, обвитое диким виноградом.
    Галя приняла нас сдержанно. Оставив Раю за небольшим столиком, сервированным под чай с различными угощениями она молча, указала мне на дверь. Я вошла в соседнюю комнату. В углу иконостас. На стене над небольшим комодом крест. Окна наполовину зашторены, никаких странных, пугающих аксессуаров.
    – Ты правильно решила. Если у человека есть дар, ему необязательно иметь кучу ненужного хлама, – словно прочитав мои мысли, сказала она, внимательно посмотрев мне в глаза.
    Я успела только удивлённо взглянуть на неё, как она продолжила.
    – Я в курсе, зачем тебя привели ко мне. Ты хочешь найти своего кровного брата. Не мучь себя зря, скоро у тебя появится другое дело. А брата твоего давно нет в живых. Но скоро сбудется предсмертная просьба твоего отца. Родная кровь струится в его продолжении. Вновь вернутся журавли, и молодой журавлик даст тебе знак.
    Гадалка Галина показалась мне интересной женщиной. Приблизительно моего возраста, немного моложе, с плотной фигурой, красивой грудью, подчёркнутой строгим, чёрным платьем она виделась мне совсем в другом интерьере. Более изысканном, чем обстановка в этом простом сельском доме со старой, но добротной советской мебелью. Её каштановые волосы были собраны в пучок, будто она забыла причесаться, но эта свободная причёска необъяснимо шла к её облику. Взгляд больших карих глаз был пронзительным и изучающим, но в них не было той колкости, которая иногда отпугивает меня от людей такого плана.
    Галя подошла к комоду и стала поглаживать длинными тонкими пальцами с красивым маникюром по внушительному кресту, украшавшему обложку толстой, старой книги, лежавшей на нём.
    – Наверное, Библия, – подумала я. 
    – Нет, не библия, – сказала гадалка, присев в глубокое кресло напротив меня. 
    – Вы у всех своих клиентов читаете мысли?
    – Если они у них есть, то у всех. Не переживайте, я далеко никогда не захожу. Знаю меру. Стараюсь по возможности скрывать от всех то, что я могу проникнуть в тайные закоулки их мозга. Но иногда мне это не удаётся скрыть.
    – Вы хотите сказать, что сейчас вы преднамеренно раскрыли передо мной свои фишки? 
    – Да. 
    – Зачем? –  удивилась я.
    Я сидела в таком же удобном, располагающем к беседам кресле, спиной к полуоткрытому окну. Ветерок, нёсший в комнату с запахом степей и аромата реки, шевелил на голове гадалки каштановый локон. Несмотря на возраст, она была очень красивой женщиной.
    – Я чувствую опасность,  – тихо сказала она.
    – Поэтому вы сбежали из Москвы?
    – Догадались? – улыбнулась она. 
    – Обыкновенная логика. То, что вы приехали из столицы, конечно, известно любому станичнику. Раз вы делитесь со мной своими чувствами, значит, вас вынудили к этому сложившиеся обстоятельства. А то, что вы раньше неохотно возвращались в родительский дом, а теперь много лет спустя, неожиданно вернулись, говорит о том, что из Москвы вас вынудили уехать тревожные обстоятельства. Ну, а то, почему вы хотите рассказать мне что-то важное, меня удивляет. Почему мне, а не полиции, например?
    – Что я могу рассказать полиции, что я убежала из столицы потому, что очень боюсь одного человека. Как мне объяснить им, что он очень опасен. 
    – Почему вы доверяетесь мне?
    – Мой небольшой трюк с Раей, вы уж простите меня. Она рассказала мне о некоторых случаях из вашей жизни, – Галина вскинула на меня полные слёз глаза, – нет, не то. Понимаете, мне нужен совет, я сейчас в таком замешательстве, нет, я боюсь и не знаю, что мне делать дальше. Мне показалась, что вы сможете мне помочь, хотя бы советом.
    – Успокойтесь, Галя, не плачьте. Я поняла вас. Так кто этот человек? 
    – Мы были знакомы давно, он помогал мне не раз…
    Галя не успела договорить, а я не успела осмыслить всего происходящего. С этого момента в моей памяти всё происходило, как на замедленной киноплёнке. Мне казалась, что я не слышала грохота выстрела, но видела пролетевшую мимо моего виска пулю, которая вонзилась в её грудь. Я видела испуганный удивлённый взгляд Гали,  всколыхнувшуюся от удара пули её грудь, шевелящие последние в её жизни слова губы. 
    – Флэшка, в распятии…
    Мне казалось, что я не слышала слов, я прочла их по её губам. Потом, голова гадалки медленно склонилась на правое плечо, пальцы, судорожно впились в мягкие ручки кресла, словно пытались удержать её бренное тело на этом свете. Я  смотрела на Галю, не в силах преодолеть тяготение, приковавшее всё моё тело к креслу. Только через некоторое время до меня дошёл весь ужас произошедшего. Сознание потихоньку стало возвращаться, и я увидела около себя что-то кричащую мне Раю, потом склонившуюся надо мной физиономию какого-то мужчины и только потом, ко мне вернулся слух. 
    – Меня оглушило выстрелом, – поняла я и резко попыталась подняться с кресла. 
    Но мне это не удалось. Ноги не слушались команд мозга. Ещё через минуту стало ясно, что склонившийся надо мной и что-то говоривший мужчина, это местный участковый. Он был в полицейской форме, держал в руках кожаную папку на молнии и форменную фуражку и постоянно вытирал пот с лица и шеи. Я посмотрела в окно, откуда через свисающую белую гардину, я видела, как к дому Гали несётся обеспокоенная разнёсшимся быстрее ветра слухом об убийстве гадалки, толпа станичников. 
    – Что вы здесь делаете? Чего стоите истуканом? – я еле выдавила из перехватившего спазмами горла слова.
    – Как чего? Я это, я вызвал бригаду из района. Осмотр места происшествия, – замямлил он. 
    – Место происшествия и без вас осмотрят, вы, что не видите? Сейчас осматривать нечего будет. Остановите толпу, всё затопчут перед окном!
    – А вы? Я же это, вас не могу оставить…
    – Я, как сидела, так и буду сидеть. Марш на улицу и убрать всех лишних из дома, – раскомандовалась я, предчувствуя правоту своих действий.
    Участковый немного помедлил, желая мне что-то возразить, но потом, бросив взгляд в окно, выбежал из комнаты с криком: – куда они несутся?  
    Наконец, мои ноги заработали, голос принял обычное звучание, я попросила Раису успокоиться и выпроводила её на прежнее место.
    – Раечка, все и всё должно быть так, как было до выстрела.
    Я села на прежнее место, хотя мне было жутковато смотреть на мёртвую женщину, с которой ещё несколько минут назад я мирно вела беседу. Я закрыла глаза и стала вспоминать, что мне говорила Галя до и после выстрела. 
    – Она прошептала что-то о распятии, – я окинула взглядом ещё раз комнату.
    На стене над комодом висит крест, но он без распятия. А это немаловажно.
В видимом обозрении никакого распятия я не заметила. Я опять закрыла глаза.
    – Что она говорила до выстрела? Она хотела рассказать о ком-то, кто ей сначала помогал в Москве. Потом она этого кого-то очень боялась, потому, что знала или узнала о нём что-то страшное. Поэтому они с помощницей и приехали сюда. Решили спрятаться от угроз? 
    Поразмышлять мне не удалось. Послышался вой «Скорой помощи», потом сирена милицейской машины. Громче слышались уговоры участкового, не пускающего людей подходить ближе к окну, через которое был произведён выстрел.
    Вскоре из соседней комнаты послышался голос Раисы.
    – Андрейка, как хорошо, что тебя прислали. Там сваха моя, давай выручай, а то ты знаешь моего узнает, что я её сюда притащила, убьёт.
    – Разберёмся тёть Рай, посидите, подождите. 
    Испуганные случившимся и уставшие от опросов оперативников мы с Раей еле добрались до дома.
    – Ну что, узнали про своё счастье? Ну ладно она курица! А вы-то столичная дама! Ходить по гадалкам, – негодовал мой объёмный и басовитый сват.
    – Так вышло, – устало промямлила я и поспешила удалиться в выделенную мне гостеприимными хозяевами комнату.
    Из столовой доносилась незлобивая брань сватов.
    –  Ах, это я курица? – вопрошала Рая, – тогда ты кто? 
    – Ты мне ещё покудахтай, – отвечал ей сват.
    – Да, – думала я, – курица, это, несомненно, я. И надо было мне пойти к гадалке именно сегодня и оказаться там именно в этот момент. Представляю, как бы на это отреагировал мой «настоящий полковник» Вадим Петрович? Где сейчас мой вечный помощник? Обиделся, что я не согласилась поехать с ним в его таёжный край. Интересно надолго обиделся? 
    Мои размышления прервал пришедший с места происшествия Андрейка. 
    – А где наш основной свидетель, ваша московская гостья? – спрашивал он у обеспокоенных хозяев.
    – Ты это брось, Андрей! Она ни при чём. Это я старая дура, потащила её к Галине. Ну кто мог подумать, что случится такое?
    – А я и говорю, что ты, курица, во всём виновата, – усмехаясь, говорил сват.
    – Я тебе так скажу, Андрейка, если надо кого тебе подозревать, так подозревай её помощницу. Слышал, что люди говорят? – вставила своё предположение сваха.
    – Андрей, а я  слышал, что люди видели женщину похожую на помощницу гадалки, –  вставил своё слово сват, – как её зовут? Придумают же имена такие, что не запомнить!  
    – Марианна. Вот, а я тебе чего втолковываю?
    – Тёть Рая. То, что говорят люди, совсем не аргумент, – серьёзно сказал Андрей.
    –  Люди говорят, что она села в свой импортный  автомобиль и только здесь её и видели! Аж пыль столбом стояла, как она рванула от дома, пока люди бежали к месту происшествия. Что Андрей опять брешут станичники? – допытывался Николай.
    – Разберёмся. Проверим все факты. Всё завтра. А теперь спать охота, – Андрейка смачно зевнул, – я к себе в комнату.
    – Так и я говорю, разобраться надо. Только точно, сбежала она. Убила тётку и сбежала, – выкладывала Рая свои предположения.
    Я, как была в одежде, прилегла на кровать, не в силах встать и выйти в столовую. Мне необходимо было забыться, чтобы сменить в моём воображении постоянно висящую картинку убийства Галины. 
    – Надо обдумать сложившуюся ситуацию. Вспомнить до последнего слова, то, что пыталась сообщить мне гадалка. Да и не мешало, переговорить с Андреем, ведущим это дело.
    Я приняла по настоянию Раи успокоительные капли и вскоре сети Морфея затянули меня в своё сонное царство.