611 секунд в сознании

Глава 1

Из личных дневников инженера-программиста «Роскосмоса»

Константина Выдрина

Июль-август 2027 года

О чём думают космонавты, когда под их задницами начинает подгорать двести восемьдесят тонн топлива? Никогда не задумывался об этом, я же не космонавт. И никогда не мечтал им быть. Но тем не менее я здесь. И кажется знаю ответ.

В самое безумное пекло года я сижу в вонючем душном скафандре и думаю только об одном – да какого чёрта я вообще здесь делаю? Это что, прям то, чего мне сейчас реально хочется? Да нихрена! Но жизнь не всегда даёт нам то, чего мы хотим, верно?

Знаете сколько сотрудников работает в «Роскосмосе»? Сто восемьдесят тысяч человек. Но я всегда славился особой удачей. Мне казалось её пик пришелся на мою командировку в Индии три года назад, когда свежие обновления винды превратили миллионы компьютеров в бесполезные ящики.

Угадайте, кто отвечал за установку обновлений? Правильно, Костя Выдрин, собственной персоной, тридцатилетний инженер-программист из «Роскосмоса», отправленный в Индийское космическое агентство для обмена опытом. Обменялся так обменялся, ничего не скажешь.

Даже когда происходит какое-то лютое дерьмо, к которому я не имею никакого отношения, оно случается в мою смену. Это один из законов вселенной, что удалось мне вывести. Есть и другие, но там всё ещё хуже.

А теперь этот счастливчик привязан к ракете и отправляется покорять космос. Вроде логично, да? Ребята из «Роскосмоса», какие же вы конченные…

Я не верю в судьбу, что нам уже заранее что-то предначертано. Но я верю в выбор. Порой мы делаем важный, или как нам кажется – совсем пустяковый выбор, но именно после него проходим точку невозврата, когда ничего изменить уже нельзя и мы неизбежно окажемся там, где окажемся.

Моя точка невозврата – защита диссертации о системах связи на международной космической станции. После этого события складывались таким образом, что я уже просто не мог не оказаться в тесной кабине «Союза».

То, о чём многие мечтали с детства, для меня оказалось трагическим недоразумением. Сначала я это всё принял за не совсем удачную шутку. Посмеялся для приличия, но почему-то ответных улыбок у своего начальства не обнаружил.

Стадия принятия наступила нескоро. Я умолял скорее закончить этот розыгрыш, сыпал фактами и аргументами, объяснял почему это всё крайне плохая затея. Даже провел презентацию, взывая к голосу разума ответственных лиц. Тщетно.

Я просто хочу писать код под кондиционером и делать фыр-фыр-фыр, а не вот это всё, ну! Вот только кто-то наверху уже так восхитился моим досье, что решение было принято и обжалованию оно не подлежит. В какой-то момент я начал сознавать, что даже если мне удастся заблевать всю центрифугу во время испытаний вестибулярного аппарата, меня это уже не спасёт.

Конечно, я мог бы просто уволиться. Но поймите меня правильно – я люблю космос. Его чарующую глубину и бесконечность…вид далеких звезд и галактик…мне нравится думать, что моя работа причастна к его познанию. Но ведь исследователям акул, положившим жизнь на их изучение тоже нравится за ними наблюдать, исследовать их привычки и повадки…вот только они не мечтают стать их обедом, верно? Так и я – очарован. Но никогда не спешил оказаться в желудке космоса.

Глава 2

Рядом со мной в «Союзе» два маньяка-извращенца. Иначе объяснить их щенячью радость от перспективы нашего путешествия у меня не получается. Один из них – командир нашей посудины Витя Старых, и на самом деле я ему здорово благодарен. За то что так терпеливо объяснял вверенные мне задачи, за то, что поддерживал после тяжелых предполётных испытаний, за то что всего два раза пошутил про бесполезный гражданский мусор.

В свои сорок два у него за плечами уже два полёта в космос и годы тренировок в центре подготовки космонавтов. Пожалуй, в его внешности легко угадывается военный. Короткий ёжик темных волос, заострённые, как будто даже птичьи черты лица, карие глаза, чёткая походка, минимум лишних движений и жестикуляций. Возможно, я выдумываю и это просто особенности его личности, но ему здорово идёт быть военным, факт.

И в то же время поражает его удивительная способность к эмпатии, умение налаживать отношения со всеми вокруг и сглаживать конфликты. То, чему мне уже никогда не научиться.

Кстати, о конфликтах. Ещё одна звезда нашего вечера – гражданка США Саманта Смит. Двадцать восемь лет, светлые длинные волосы, невысокий рост, но не самомнение. Резкая, как понос. Кажется, она меня ненавидит. Её нам прислали в качестве медицинского персонала – неизвестно, с чем мы столкнёмся на станции. Пожалуй, лучше не болеть в ближайшие несколько дней.

Самое обидное – с остальными она ведёт себя иначе. Шутит со всеми, но не со мной. Улыбается всем, но не мне. Ищет помощи? Я последний в списках тех, к кому она обратится. Нет, нихрена, меня в этих списках вообще нет!

Ну не жаловаться же мне на неё, в самом деле. Открытой враждебности она не проявляет. Просто делает вид что я в её системе координат нахожусь где-то между амёбами и червями. Думаю, переживу.

Итак, что же мы имеем? Одного профессионального, без сомнений, пилота космической авиации, недодоктора из штатов, явно присланную за нами шпионить, и программиста, который предпочитает работать, не выходя из комнаты, нехотя посещая офис «Роскосмоса» только после разъяренных голосовых начальства в рабочем чате.

Экипаж для полёта на МКС, не совсем типичный, не так ли? Всё верно. При штатных обстоятельствах в таком составе недешевый запуск в космос явно вызвал бы вопросы в Счётной палате. Вот только про запланированные программы и многомесячную подготовку теперь можно забыть.

Говорят, всему виной магнитная буря. Хорошо конечно, что не ретроградный Меркурий, но всё равно верится с трудом. Масштабы проблем для этого слишком велики, а на земной технике это не отразилось от слова совсем. Что странно, и мне, как инженеру, хотелось бы иметь больше данных прямо сейчас, но когда происходит какая-нибудь капитальная херобора спецы из NASA и «Роскосмоса» становятся невероятно скупыми на подробности.

Всё что известно экипажу – связи с МКС больше нет, и никто не знает почему. Ни в одном из центров управления полётами. Больше никаких «Хьюстон, у нас проблемы», спасите-помогите. Хрена а не помощи дождутся покорители космических глубин. Признаться, я себе космос представляю себе именно так, и прекрасно знаю как устроены системы связи. Так что лично меня удивляет, что в современной истории мы в такой заднице оказались впервые.

Глава 3

Раньше стандартный полет на МКС занимал двое суток. За это время можно было как следует подумать о вечном, почти сойти с ума от безделья и по нескольку раз выблевать всё что удастся съесть за это время.

Теоретически можно было бы управиться и за сутки, но тогда пик тошноты приходился бы как раз на время стыковки. По гуманным соображениям такую ситуацию решено было исключить.

Ладно, это шутка. Порой мне кажется, что состояние экипажа на земле интересует примерно так же, как здоровье нелюбимой троюродной тётушки, с которой в детстве меня заставляли разговаривать по телефону в каждый мой день рождения.

Единственное о чём реально беспокоятся в ЦУП – как бы сократить количество ошибок, допущенных экипажем. И в теории считается, что когда происходит стыковка крайне здорово ничем не испачкать панель управления.

Теперь всё иначе. Наш полёт продлится всего три часа, иначе я бы просто сдох. Наконец-то, стыковка…зашли, сделали работу, вышли. Приключение на двадцать минут, да, Сыендук? Или как там обычно бывало…

«Союз» стремительно приближался к МКС. Стремительно по земным меркам. Скорость космической станции – двадцать восемь тысяч километров в час. Безумные цифры по планетарным масштабам, но для космоса – черепашьи бега.

- Расстояние пятьсот метров, - голос командира корабля Виктора Старых будто вывел меня из состояния глубокой задумчивости, в которой я пребывал большую часть полёта.

Полная потеря связи с МКС событие мирового масштаба, нечто из ряда вон выходящее, пусть и скрытое от широкой общественности. Я не мог не понимать, какая ответственность на нас возложена. Да, есть рабочие версии о случившемся. Но никто не гарантирует нам что хотя бы одна из них окажется хоть немного близка к правде.

Именно поэтому не было времени на долгую подготовку и тщательный подбор экипажа – если станция обесточена жизнь экипажа идёт на дни или даже часы. Мы взяли с собой максимальное количество оборудования, которое можно будет заменить в кратчайшие сроки, и нам остается лишь надеяться, что это поможет решить проблемы станции – сделать то, что оказалось не под силу опытным бортинженерам, находящимся на МКС.

- Принято, - ЦУП отвечает практически мгновенно, но от напряжённости в голосе у меня как будто что-то переворачивается в животе. Из-за суматохи и экстренной подготовки ты как будто забываешь о том чувстве неизвестности, которое теперь начинает накатывать со страшной силой.

Современные полёты в космос стали такими привычными и безопасными, что даже матёрые профессионалы сегодня на грани нервного напряжения. Нет теперь ничего привычного, стандартного, штатного. Этих слов для нас больше не существует.

- Двести метров.

- Принято.

Смотрю периферическим зрением на командира корабля. Это не первая его стыковка. Не сомневаюсь, он уверен в результате. Но что дальше? Неизвестность. И от этой непривычной неизвестности будто буря в его глазах.

- Сто метров, отклонений не наблюдаю.

- Принято.

- Пятьдесят метров.

- Сорок метров.

- Десять метров, ожидаю касания.

- Есть касание, есть стыковка.

Последние четыре реплики произнёс командир «Союза» Виктор Старых. Всё чётко по инструкции. За исключением одного – подтверждений с Земли.

Очень хотелось пошутить о том, что не слышно оваций из ЦУПа по поводу такой блестящей стыковки, но прикусил язык посильнее. Не время и не место. Не нужно было ничего говорить. Все уже всё понимали и молча переваривали информацию. Спешить было некуда – для выравнивания давления в отсеках требовалось время.

Наконец, заговорил тот, от кого этого так ждали. Командир корабля. Впрочем, заговорил – сильно сказано, первые несколько фраз были не слишком информативны, но явно пополнили словарный запас русского языка иностранной гражданки.

- Уже все заметили, как резко мы стали одиноки? - Старых наконец нашёл цензурные слова и медленно повернул голову в мою сторону настолько сильно, насколько ему позволял это сделать скафандр и начал сверлить меня продолжительным взглядом. Тем временем я продолжал смотреть прямо перед собой так, будто не от меня зависело качество связи, и я оказался в кабине «Союза» совершенно случайно.

- Инженер, это что такое? – притворно обиженный голос командира немного разрядил обстановку.

- А резервный канал связи? – спросил я без малейшей надежды на положительный ответ.

- По нулям.

- Это точно не магнитные бури. Можешь поупражняться надо мной в остроумии, но сейчас ни один бортинженер с годами космических полётов за спиной не сказал бы тебе большего. Единственное что пока приходит в голову - на станции работает мощный подавитель сигнала, но я пока не могу понять, какое оборудование могло бы вызвать такой эффект. Надо попасть внутрь, - я продолжал смотреть перед собой, перебирая все возможные решения.

Ни одно из них не подходило. Наша техника в порядке, и теперь я думаю, что системы связи на МКС тоже. И в этом главная беда. Они не работают, и я не знаю почему. Как же это всё знакомо.

- Две новости, господа и дамы. Хорошая и плохая, - командир «Союза» вновь прервал молчание – сначала хорошая. Станция не обесточена. Я видел свет в куполе. Это значит, что мы по крайней мере будем в тепле и скорее всего с кислородом. Теперь плохая. На станции уже должны были обнаружить своё присутствие. Хотя бы постучать нам в люк. Но этого не случилось.

Снова наступило молчание. Каждый пытался по-своему понять, к чему нам следует подготовиться. Командир выглядел спокойным, как ему и подобает. Я…ну, я и не ждал ничего другого. Как будто мне прибавится удачи от того, что я покинул планету. Это так не работает.

- А я всё-таки надеялась на бурю, - Саманта заговорила впервые за долгое время, - в тот день так много всего случилось, я это уже потом заметила. Поезд, сошедший с рельс, который вёз детей на отдых. Пятеро подростков погибли. Разрушительный тайфун на Филиппинах, беда с МКС. И всё в один день. Неужели просто совпадение? – она снова замолчала.

Глава 4

- Скафандры не снимаем, будем делать пробы воздуха, - командир корабля первым преодолел стыковочный узел, соединяющий наш «Союз» и модуль «Звезда».

Отсоединив ремни и впервые почувствовав на себе невесомость, я не мог сдержать улыбки. Несмотря на всю напряжённость ситуации – не мог. Поймав взгляд Саманты я улыбнулся еще шире, наверное, выглядя со стороны полным идиотом. Она чуть было не засмеялась, но волевым усилием сделала серьезное лицо и отвернулась. Да что я ей сделал.

Служебный модуль российского сегмента МКС встретил нас громким шумом работающих приборов, снабжающих станцию кислородом, теплом и освещением. Жизнеобеспечение на первый взгляд было полным. Но до прибытия «Союза» обеспечивать это, казалось, было не для кого: нас никто не встречал.

- Показания в норме, разрешаю снять скафандры, - уведомление командира серьёзно облегчило нам жизнь. Даже в невесомости носить на себе стокилограммовое оборудование, а по-другому это и назвать нельзя, было занятием довольно обременительным.

В детстве, наблюдая за репортажами с орбитальной станции «МИР», меня поразила теснота, в которой живут космонавты, и я с ужасом представил, насколько тяжело там дышать. Возможно, именно тогда я понял, какая профессия в этой жизни мне точно не подойдёт.

А теперь, избавившись от скафандра, я вдохнул воздух полной грудью, и несмотря на специфический запах, дышалось легко и приятно. Но даже мне было ясно - это плохой знак. Низкий уровень углекислого газа мог говорить только об одном: этим воздухом никто не дышал уже очень давно.

Виктор взял слово: - Сосредоточимся на поиске экипажа, у нас сейчас нет более важных дел. Вероятно, они сейчас находятся в другом отсеке. Не разделяйтесь и держите меня в поле своего зрения.

Тон нашего командира был таким, что стало понятно: время для шуток осталось где-то далеко позади. Если раньше все было просто непредсказуемо, то теперь в его голосе ощущалась напряженность и даже тревога, которая передавалась всем как по проводам.

В случае отсутствия связи протокол велел диктовать всё увиденное на диктофон, и Виктор Старых не собирался им пренебрегать:

- Мы в модуле «Звезда». Каюты пусты, все ноутбуки выключены. Пролетаем через переходный отсек, направляемся вверх, в малый исследовательский модуль «Поиск». Экипажа пока не наблюдаем.

Оказавшись в МИМ «Поиск» моё сердце забилось как сумасшедшее. Этот модуль был чем-то вроде склада скафандров, и в полумраке, парящие в невесомости, они выглядели весьма устрашающе. Мысль что экипаж станции может находиться в них прямо сейчас не давала мне покоя, но я не решился её озвучить. Впрочем, говорить мне совсем не хотелось – от резкого выброса адреналина усилилась тошнота, и я едва мог ориентироваться в пространстве.

Виктор Старых: «Возвращаемся в переходный отсек, спускаемся в модуль «Наука». На региональном посту никого, монитор бортового компьютера работает штатно».

И всё же с модулем было что-то не так, будто вы оказались в квартире после тщательного обыска. Контейнеры, в которых хранилось мелкое оборудование, были открыты почти повсеместно, будто кто-то не совсем понимал, что ему нужно, и у него не было времени, чтобы закрыть их обратно.

- Так и должно быть? – Саманта озвучила мои мысли, оглядываясь по сторонам в растерянности.

- Не должно, - сухо ответил командир и вновь отправился в переходный отсек. Мы последовали за ним.

Виктор Старых: «Перемещаемся в функционально-грузовой блок «Заря». Признаков экипажа по-прежнему не обнаружено».

«Заря» выглядит как длинный коридор, где вместо пола размещается различный груз, а по краям стен встроены контейнеры, чьи ручки оказались очень удобны для быстрого перемещения и ориентации в пространстве.

Конец импровизированного коридора венчал необычный интерьер для станции – зеркало практически во весь рост. В его середине была большая вмятина, а паутина трещин расходилась по всему периметру, будто кто-то так и не сумел смириться со своим отражением, нанеся по зеркалу сокрушительный удар.

Я задержался у него, разглядывая множество собственных искривлённых изображений. Что же тут случилось…разбить так зеркало случайно не представлялось возможным. Ссора между космонавтами? Исключено, экипаж собрался вместе не впервые и был исключительно благонадёжным. Захват станции спецслужбами? Сделать это извне незаметно вряд ли возможно, а изнутри…зачем? Потом ещё и отправлять международную группу спасения. Бред.

Напряженность российско-американских отношений росла с каждым годом, и космос – одна из немногих областей, где сохранялось взаимовыгодное сотрудничество. Но разум не спешил предлагать мне других гипотез.

Рядом со мной остановилась Саманта, и я увидел её отражение в относительно целой части зеркала. Она может сколько угодно скрывать свои эмоции и демонстрировать указанную в резюме стрессоустойчивость, но на какое-то мгновение мне удалось поймать её испуганный и растерянный взгляд. Заметив, что я на неё смотрю, она натянула привычный скучающий вид, но мне достаточно было увиденного, чтобы понять – мы все здесь в одной лодке, как бы иронично это ни звучало.

- Не задерживаемся, где вы там? – голос командира вывел нас из задумчивости, и протиснувшись в узкий люк, мы оказались прямо над модулем «Рассвет». Виктор не стал туда даже спускаться, ограничившись визуальным осмотром на расстоянии – там было невозможно укрыться, даже если бы экипаж станции задался такой целью.

Виктор Старых: «Рассвет» как обычно завален всяким барахлом. Признаков экипажа не обнаружено. Осмотр российского сегмента МКС завершён. Отправляемся в американский сегмент».

Сегмент МКС, принадлежащий NASA, встретил нас нетипичным для российской части станции, простором. Только здесь ты начинаешь понимать, что станция и правда международная: контраст философии при строительстве наших и западных модулей, был разительным.

«Роскосмос» больше придерживался советских традиций, где всё должно быть максимально функционально, просто и дёшево. Вероятно, в NASA чуть больше заботились о комфорте, но, думаю, что у обоих подходов есть своё право на существование. В любом случае, нам в «Роскосмосе» иначе думать не разрешается.

Глава 5

Я уже хотел предложить перезагрузить их вручную, но неожиданно они ожили все разом. Впрочем, это не значит, что ноутбуки стали более послушными. Сначала они стали производить белый шум, но вскоре изображение стабилизировалось.

На нас смотрела Франческа Ди Майо – итальянская покорительница космоса. Её кучерявые каштановые волосы следовали в такт движениям и будто вызывали гипнотический эффект. Мы с Самантой замерли, как бандерлоги перед удавом, стараясь не упустить ничего важного.

Франческа как будто настраивала оборудование, после чего спрятала руки под столом, видимо для того, чтобы зафиксировать своё тело, и через несколько мгновений её взгляд сфокусировался на нас.

- Приветствую вас, девочки и мальчики, - она рассмеялась, но её смех не был ни заразительным, ни весёлым. - Не хочу быть банальной, но у нас тут всё как в плохих боевиках: если вы смотрите это видео - меня больше нет в живых. И никого из экипажа тоже. Вы нас больше никогда не увидите. Осознайте эту мысль. Хорошенько её осознайте и слушайте очень внимательно то, что я буду вам говорить. Слушайте и запоминайте. За эти знания мы все, весь наш экипаж заплатили своими жизнями.

Если она хотела добиться драматического эффекта – ей это удалось. Я начал кожей ощущать, будто с каждым её словом погружаюсь в бесконечно глубокую бездну. Она словно металась между двумя состояниями – то становилась серьёзной и даже мрачной, то сбивалась на жуткие ухмылки и нелепый, неуместный смех.

- Нас уже не спасти, - Франческа прикусила губу и опустила взгляд на мгновение, будто сама ещё не до конца осознавая то, о чём говорит, - нас уже не спасти. Но вы ещё можете уйти живыми. Если вы найдёте в себе силы поверить мне – у вас будет такой шанс. У вас и всего человечества. В противном случае и вам и всей нашей цивилизации конец.

Мы с Самантой не сговариваясь переглянулись. Несмотря на всю её неприязнь ко мне, которую она не стеснялась демонстрировать по любому поводу, иногда она как будто забывала это делать и вела себя как приличный человек.

Думаю, в наших глазах читались одни и те же эмоции, и мы как будто хотели убедиться, что чувствуем сейчас одно и то же. Внезапная ответственность за всю цивилизацию – это было явно не тем, что являлось нам в мечтах. И здесь мы с ней были чертовски солидарны.

Франческа на несколько мгновений замолчала, просто смотрела в камеру, будто пытаясь понять, сумела ли она донести до нас всю серьёзность ситуации. Но после того, что мы увидели в модуле «Кибо», думаю мы ещё очень нескоро сможем позволить себе быть несерьёзными.

- Я не сумасшедшая, вот что вы должны понять. Я не сумасшедшая, - Франческа снова начала сбиваться на безумный смех, но быстро смогла взять себя в руки.

- Мы были атакованы неизвестной формой жизни, - здесь итальянка взяла паузу, чтобы её слушатели смогли это осознать, но не давая дополнительной информации, кажется, делала только хуже.

- Но не ищите на станции спрятавшихся зелёных человечков. Их там нет. Они уже у вас в головах, - Франческа снова взяла небольшую паузу.

- Сначала у нас просто пропала связь. Это бывало и раньше, только не со всеми цупами сразу. Поэтому никто в панику не впадал. А стоило, - мы получили новую порцию нервного смеха, - наше оборудование прошло все тесты, и оно было в полном порядке. Очевидно, проблема была на стороне Земли, мы были спокойны и ждали, когда инженеры восстановят связь.

- А потом начался ад…нет, сейчас я должна рассказать о другом. Нет времени, очень мало времени, Франческа! – своё имя итальянка прокричала во весь голос, мотая головой взад-вперёд.

Мы с Самантой не проронили за всё время ни слова, а просто наблюдали за тем, как известный астронавт, которая прошла через годы подготовки, в том числе и психологической, теперь находится даже не на грани, а далеко за гранью нервного срыва. Наконец, Франческа вновь собралась и продолжила:

- Наши гости питаются радиоволнами. Для них это не такой деликатес как человеческие души, но на перекус сойдёт. От того и нет связи. Они съедают весь сигнал. Это не только лишает нас контактов с Землёй, но и придаёт им силы чтобы сдирать наше сознание в клочья, слой за слоем, и стелить своё собственное. Они словно нейровирус проникают в глубины подсознания, которое для них лишь ткань, материя для извращённого творчества, - рассказывая об этом голос госпожи Ди Майо становился всё тише, а взгляд – безумнее.

Если бы я только мог, то остановил бы запись. Очевидно, случилось нечто, что свело итальянку с ума, и смотреть на это было страшно и больно. Страшно от осознания того, насколько хрупкой может оказаться психика в космосе, и больно от того, что на твоих глазах погибает астронавт. Но что же случилось с остальными? Только это видео может дать ответ, и я заставляю себя смотреть его дальше.

Но на Саманту происходящее, кажется, оказывает несколько другой эффект. Она настолько погружена в происходящее что даже не замечает, как я подглядываю за её мимикой. Неужели она воспринимает рассказ Франчески всерьёз? Нет, не может быть. Но мы ещё успеем это обсудить.

- Международная космическая станция делает оборот вокруг земли за полтора часа. Не знаю, из кого состоит наша миссия спасения, но для вас это точно не новость. Спутники сейчас расположены таким образом, что мы попадаем в слепую зону, где нет связи с Землей всего один раз за такой виток, и находимся в ней около десяти минут. Если быть точнее – шестьсот одиннадцать секунд. Это ваш счастливый час. Запомните это. Хорошо запомните.

- Когда это видео закончится, в следующий раз мы встретимся только через полтора часа. Просто потому, что вы не сможете меня увидеть, даже если захотите. Просто не сможете, - Франческа каждый раз скалилась так, будто знала тайну, которую нам, по её мнению, знать было пока необязательно. Это уже стало серьёзно подбешивать. Она смотрела в камеру, будто представляя, какой эффект производят её слова и казалось это доставляло ей удовольствие.