80 Рассветов до Победы

Стих 1. Рассвет, расколотый огнем

Июньский воздух, свеж и чист,

Роса на травах, как хрусталь.

Не тронут роковой был лист,

И мирной неги веет шаль.

Спала страна, не зная бед,

В объятьях предрассветной мглы,

Не веря в тысячи примет

Грядущей огненной золы.

Вожди надеялись тянуть,

Не веря в близость злой беды,

Хоть знали – выбран страшный путь,

И стерты пактов всех следы.

А план "Барбаросса" ждал свой час,

Расчетлив, холоден и строг.

Но кто б услышал этот глас

Средь мирных утренних дорог?

Четыре. Тишину пронзил

Не птичий хор, а стали вой.

Рассвет не солнце возвестил –

А взрывов огненный прибой.

Земля качнулась, застонав,

От вероломства почернев.

И мирный сон навек прервав,

Ворвался первобытный гнев.

Смешалось все – приказ и крик,

Оборванной струной – эфир.

В тот страшный, предрассветный миг

Перевернулся целый мир.

Где штаб? Где помощь? Хаос, мгла...

Лишь Брест, как символ, встал стеной,

Но армия еще спала,

Не подготовленная к бою.

Так начинался страшный счет –

Четырнадцать сотен дней и зим.

Народ на подвиг поведет

Не сразу голос, но незрим

Уже рождался тот запал,

Что назовут Священный Бой.

И Молотов стране сказал:

"Победа будет за тобой!"

Рассвет расколот был огнем,

И тишина ушла навек.

Мы эту дату пронесем

Сквозь память, слезы павших рек.

Тот самый долгий, страшный день,

Начавший путь в четыре года,

Оставил в сердце боль и тень,

Но дал и силу для народа.

Стих 2. Цитадель Бессмертия

Июньский сон травой дышал,

Рассвет дремал в туманной мгле,

Но вероломный шквал настал,

Огнем и сталью по земле.

Четыре утра. Мир исчез.

На Брест, на крепость у реки,

Обрушил огненный навес

Враг, разметавший полки.

Семь тысяч душ, семейств ряды,

Застигнуты войной врасплох.

Разрушен мост, нет и воды,

И связь – оборванный подвох.

Враг ждал победы к полудню,

Расчетлив, точен, как всегда,

Но встретил русскую броню –

Упорство, ставшее тогда

Живой стеной. Из каземат,

Из окон – яростный ответ.

Штыки сверкнули. Автомат

Оставил в душах страшный след.

Был хаос первых тех минут,

Паника, гибель, крик и стон.

Но командиры создают

Очаг, где держится заслон.

Вот Зубачёв, вот Фомина

Решимость – комиссарский пыл.

Приказ №1 – страна одна!

Хоть враг уже почти сломил.

Майор Гаврилов в форт ведет

Остатки сил, чтоб биться там.

А Кижеватов у ворот

Не сдаст заставу злым врагам.

Дни шли. Кольцо сжималось туже.

Бомбежки, газ и огнемет.

Но жажды не было недуга хуже –

К воде ползли под пулемет.

Прорывы захлебнулись кровью,

Надежды таяли, как дым.

Но отвечали вновь любовью

К Отчизне – мертвым и живым.

Враг нес потери, признавая

В докладах, стертых в пыль годов:

"Сражались русские, не зная

Ни страха, ни пустых оков!"

Июль горел. Последний бой.

В подвале – тень, а не солдат.

"Я умираю... За собой

Оставлю надпись..." Каземат

Хранит слова: "Но не сдаюсь!

Прощай, Отчизна!" – крик души.

И камни Бреста, словно пульс,

Стучат о подвиге в тиши.

Пусть тридцать дней, иль сорок дней –

Не в датах суть, а в высоте

Того огня, что был сильней

Любой брони, в любой черте.

Цитадель пала, но жива

Легендой, ставшей былью той,

Где кровью писаны слова

Про первый, самый страшный бой.

Где каждый камень – монумент

Солдатской доблести простой,

Бессмертный, огненный момент,

Навек оставшийся с тобой.

Стих 3. Славянки Медь, Солдатская Слеза

Указ, как выстрел, грянул гром,

Сорвав июньский мирный сон.

"На фронт! Отечество! Наш дом!"

И встал под ружья миллион.

Запела медь "Прощай, Славянка!",

Тревожный, но высокий зов,

И покачнулась жизни планка

У матерей, отцов, сынов.

Вокзалы – плачущий котел,

Где смех и слезы пополам.

Вчерашний пахарь – произвел

Себя в солдаты, к сапогам

Привыкнуть надо... Кто-то рьян:

"Добьем врага за пару дней!"

Не зная будущих изъян,

Не видя гибельных огней.

А марш гремит, зовет вперед,

Скрывая боль прощальных глаз,

И верит искренне народ

В победный, скорый, светлый час.

Вот мать седая шепчет вслед,

Крестя дрожащею рукой.

Вот взгляд жены, где гаснет свет,

Теряя мужа и покой.

Объятья крепки, но на миг,

Гудок ревет – пора идти!

И чей-то сдавленный вдруг крик

Теряется на том пути,

Куда увозят эшелоны,

Под тот же марш, чеканя шаг,

В вагоны, ставшие заслоном,

Где ждет безжалостный рейхстаг...

Нет, враг! Которого разбить!

И вера крепла с каждым днем.

Пять миллионов – в семь лишь дней!

Четырнадцать – к исходу года!

Страна вставала все сильней,

Платя кровавый счет народа.

И если в первый день – запал,

Наивной веры легкий след,

То позже каждый понимал:

Идут не к славе – на тот свет.

Но шли. Сжимали автомат.

Был долг превыше слез и мук.

И каждый был Отчизне брат,

Не выпуская ствол из рук.

Уходит поезд в дымный след,

Последний взмах руки в окне...

А марш звучит сквозь толщу лет,

Напоминая о войне.

О том прощанье навсегда,

О миллионах сыновей,

Чья кровь – священная вода –

Омыла поле битвы всей.

Та медь "Славянки", та слеза –

Начало долгих, страшных дней,

Где впереди – гроза, гроза...

И путь к Победе – все трудней.

Стих 4. Стальные Реки на Восток

Война рванула сталь и плоть,

И фронт катился, неуклонный.

Приказ: "Спасти! Не побороть –

Так вырвать сердце обороны!"

Не ждали, планов не плели,

Но создан был Совет особый,

Чтоб в глубь заснеженной земли

Ушли заводы, люди чтобы

Могли ковать победный меч

Там, за Уралом, в снежной пыли,

Сумели Родину сберечь,

Хоть корни с кровью отрубили.

Станки, металлы, хлеб, стада,

Культуры ценные ковчеги,

Рабочий класс – страны руда,

И дети – будущей побеги.

Все – в эшелоны! Под обстрел,

Под вой сирен, под взрывов грохот,

Демонтируя цех, что грел,

Где каждый винтик был так дорог.

Пятнадцать сотен – мощь гигантов,

Мильоны душ – людской поток,

Под стук колес, без аттестантов,

Текли стальные реки на восток.

Вагоны – стонут от людей,

Платформы – груз и чьи-то спины.

Бомбежек вражеских дождей

Кропили горькие судьбины.

В теплушках холод, мрак и страх,

И детский плач, и шепот тихий.

Но поезд мчал на всех парах,

Сквозь бури, беды, смерти, лихо.

И эвакопункт, как маяк,

Давал приют, похлебку, воду,

Чтоб выжил в стуже и скорбях

Солдат неведомого фронта – народу.

Прибыли. Степь. Иль голый лес.

Мороз трещит, метель кружится.

Станок под небом – вот навес!

А цех еще лишь только снится.

Землянка – дом, костер – очаг,

Но ток бежит, мотор гудит,

И первый сделан нужный шаг –

Страна оружие родит!

Здесь женщины и пацаны,

Забыв про сон, про отдых, детство,

Стояли насмерть у стены

Невидимого королевства.

Полтора миллиона – рельс!

Двадцать пять миллионов судеб!

Такого мир не видел здесь,

И вряд ли где отныне будет.

Враг изумлялся: "Как смогли?!

Исчезли целые заводы!"

Они фундаментом легли

Грядущей воинской погоды!

То был не тыл – то фронт второй,

Где пот и слезы – как патроны.

Тот подвиг выстрадан страной,

Несли что жизни эшелоны.

Стих 5. За нами – только стылая Москва!

Сентябрьский гром. Приказ: "Тайфун!"

На сердце Родины – Москву!

Враг рвался, опьянен фортун

Удачей, рвал страны канву.

Клещами брал – Брянск и Вязьма,

Котел кипел кровавой мглой.

Казалось – близится развязка,

И враг войдет в престольный твой.

Москва траншеями изрыта,

"Ежи" – стальной щетиной в ряд.

На окнах – крест, фанерой сшитый,

Готовит город свой наряд –

Не праздничный, а огневой.

И Жуков здесь. Суровый взгляд.

"Столицу держим! За Москвой –

Земли для нас уж нет, солдат!"

Октябрьской паники туман,

Эвакуация, тревога...

Но крепнет фронт, хоть враг и пьян

Победой близкой у порога.

Ноябрь. Мороз сковал пути.

Последний вражеский рывок.

Здесь суждено ему найти

Не славу – гибельный порог.

Под Дубосеково метель,

Легендой врезалось в гранит:

"Велик простор! Но нам теперь

Отступать некуда!" – звенит

Тот клич сквозь годы, как металл,

Панфиловцев бессмертный час.

Здесь враг измотанный застрял,

Здесь дух его почти угас.

Застыли танки на снегу,

Измотан враг, иссяк порыв.

Резервы шли на берегу

Москвы-реки, прорыв закрыв.

Седьмое ноября. Парад!

Сквозь вьюгу, под прицелом глаз

Врага – чеканит шаг солдат,

И с Красной площади – на час

Последний, может быть... Но шли!

Несокрушимый дух явя,

Чтоб знали все – не зря легли

Те, кто погиб у Октября.

Декабрь ударил. Контрудар!

От стен Москвы, от рубежей

Погнали вспять немецкий вал,

Сквозь стужу, гибель и кортеж

Потерь немыслимых... Но вспять!

Под Клином, Тулой, Ельней – стон

Разбитых армий. Не понять

Врагу, как рухнул бастион

Его надменности и сил.

Здесь миф о Рейхе пал во прах,

Здесь первый гвоздь в свой гроб забил

Непобедимый прежде враг.

Столица выстоять смогла,

Хоть шрамы битвы глубоки.

Здесь похоронена была

Мечта о блицкриге. Полки

Врага узнали вкус беды,

И поняла страна сама:

Хоть впереди еще труды,

Но отступает злая тьма.

За нами – стылая Москва,

Но впереди – уже Берлин!

И память вечная жива

О тех, кто пал. Един. Непобедим.

Стих 6. Симфония Жизни в Кольце Огня

Гранитный город, строг и прям,

Невы державное теченье.

Но враг пришел к его дверям,

Замкнув кольцо на обреченье.

Сентябрьский день – как черный флаг,

Шлиссельбург пал, прервалась нить.

И встал над городом рейхстаг…

Нет, дух, который не сломить!

Восемьсот семьдесят один –

День боли, голода и тьмы.

Бомбежек вой, пожар руин,

Дыханье ледяной зимы.

Сто двадцать пять блокадных грамм –

Надежды крохотный осколок.

И смерть идет по площадям,

Ее маршрут безлик и долог.

Замерзший город. Нет воды.

Лишь прорубь в Невке ледяной.

И трупы – страшные следы –

Лежат под снежной пеленой.

Но город жил! Сквозь артобстрел,

Сквозь вой сирен, метели пляс,

Рабочий у станка немел,

Но норму выполнял сейчас.

Подростки, женщины – бойцы

Невидимого фронта здесь.

Искусства хрупкие рубцы

Несли благую миру весть.

И музыка! В промерзший зал,

Где каждый вздох – уже борьба,

Шостаковича гимн звучал,

Как вызов смерти и судьба!

Та Ленинградская тетрадь –

Симфония седьмая – гром!

Чтоб миру целому сказать:

"Мы здесь! Мы дышим! Мы живем!"

Она летела над кольцом,

Над вражьим станом, над бедой,

Несломленным людским лицом,

Победной будущей звездой.

А Ладога – Дорога Жизни,

Пульс ледяной в груди страны.

Под бомбами, во имя Отчизны,

Машины шли, хоть дни страшны.

Туда – мука, обратно – дети,

Спасенные из пасти зла.

Надежды тоненькие сети

Судьба сквозь гибель пронесла.

Январь, 43-й день. Прорыв!

Пусть узкий, но глоток свободы!

И город, раны затворив,

Сквозь боль встречал иные всходы.

А следом – сорок четвертый год!

Салют над вольною Невой!

Блокада снята! Весь народ

Ликует, выживший, живой!

Но память жжет. Мильоны душ,

Ушедших в небо той зимой.

И метронома мерный стук

Звучит над вечной тишиной.

Гранитный город – шрам на сердце,

Но дух его не побежден.

И та симфония бессмертна,

Как гимн всем тем, кто был рожден

Сражаться, верить и любить,

В кольце огня – не покориться,

И право на бессмертье жить

Навек в истории добиться!

Стих 7. Ладожский Пульс Блокады

Кольцо блокады. Город-призрак.

Сентябрьский мрак. Надежды нет.

Но Ладога, судьбе на вызов,

Дарила тонкий, хрупкий свет.

Сначала – баржи, шторм, потери,

Но груз бесценный шел и шел.

Потом – зима стучит у двери,

И лед озера силы свел.

Дорога Жизни! Сто первый номер!

По тонкой кромке бытия

Шли караваны, смерти кроме

Не видя часто у руля.

Десяток сантиметров льда –

И триста пятьдесят саней

Везли муку. Пришла беда –

Но воля к жизни все ж сильней!

Потом – "полуторки" пошли,

Колонной, риску вопреки,

Сквозь вой метели, сквозь нули

Немецких дальнобойных сил реки.

Прогибограф – прибор ученых –

Считал опасный резонанс.

И шофер, страхом опаленный,

Дверь распахнув, давил на газ.

Иль крался тихо, чуть дыша,

Семьдесят метров – интервал.

А рядом – взрывов злая ржавь

И черный лед, что смертью стал.

Стояли насмерть на посту

Регулировщики в мороз,

И зенитки рвали пустоту,

Спасая драгоценный воз.

Туда – мука, снаряды, топливо,

Обратно – женщины и дети,

Чьи лица голодом затоплены,

Кто выжил в смертной круговерти.

Шестьсот тридцать восемь тысяч душ

Увез тот лед от страшной муки!

И пятьсот семьдесят пять тысяч нужд –

Тонн груза – приняли те руки,

Что стыли на руле стальном,

Что знали – каждый рейс как бой,

Чтоб жил их город, отчий дом,

Закрытый вражеской стеной.

А летом – трубы по воде,

Бензин и керосин рекой.

И кабель, скрытый в глубине,

Дал свет и ток, вернул покой

Хотя б на миг. И Волхов ГЭС

Своим дыханьем оживил

Надежду ту, что до небес

Народ измученный взрастил.

Три сотни тысяч штыков в строй

Доставил Ладожский маршрут.

И каждый метр его – герой,

И каждый рейс – священный труд.

Пусть четверть не вернулась вспять

Машин, ушедших в глубину,

Но город продолжал стоять,

Встречая новую весну!

Дорога Жизни – вечный след

На глади озера седой,

Как символ выстраданных лет,

Как путь к Победе над бедой.

Стих 8. Город-Камень на Волге

Горела Волга. Небо пламя

Лизало жадно, как палач.

И город, стиснутый клещами,

Встречал врага сквозь дым и плач.

Здесь каждый дом – передовая,

Здесь каждый метр – кровавый бой.

Здесь смерть, усталости не зная,

Вела свой жуткий пир рекой.

Руины улиц. Скелеты зданий.

И в них – солдаты, как гранит.

Приказ гремел сквозь стон страданий:

"Назад ни шагу!" – он звучит

И в сердце каждого бойца,

Кто держит Волжский тот рубеж,

Кто бьется насмерть, до конца,

Надежды тонкий луч сберечь.

Вот Дом сержанта Павлова –

Не дом, а крепость, бастион!

Где горстка храбрых снова, снова

Срывала вражеский заслон.

Мамаев вздыбился курган,

Изрытый сталью, полит кровью.

Здесь ад земной, войны капкан,

Пропитан ненавистью, болью.

За тракторный, за "Баррикады",

За "Красный Октябрь" – бой кипит.

Здесь нет пощады, нет награды –

Лишь тот, кто выстоит, стоит!

Сквозь грохот бомб, сквозь вой снарядов,

Сквозь пыль кирпичную и гарь,

Шли в штыковую, черту ада

Переступая, как встарь.

А за спиной – река, вода,

И переправы под огнем.

Но помощь шла, хоть и беда

Косила щедро день за днем.

И город жил! Вгрызался в твердь,

Дышал огнем, стонал от ран,

Но презирал фашиста смерть,

Ломая дьявольский "Уран" –

Нет, план врага! А свой "Уран"

Готовил Жуков в тишине,

Чтоб вражий замкнутый капкан

Захлопнуть в огненной волне.

Ноябрь. Степь. Удар стальной!

И дрогнул фронт, и побежал

Немецкий строй, гонимый злой

Судьбой, что здесь его нашла.

Кольцо! Котел! И Паулюс

В плену, фельдмаршал без побед.

Здесь сломлен вражеский искус,

Здесь дан истории ответ!

Двести дней и ночей подряд

Пылал тот город над рекой.

Но выстоял! Бессмертный Сталинград!

Вернув Отчизне мир, покой...

Нет, лишь надежду! Путь далек,

Но здесь, у Волги, у руин,

Победы вспыхнул огонек,

Что до Берлина – невредим –

Дойдет! Сквозь бури, смерть и боль,

Сквозь пепел выжженной земли.

Здесь перелом свершился. Соль

Земли пропитана. Смогли!

И помнит мир тот страшный год,

Тот город-камень, город-боль,

Где несгибаемый народ

Сыграл решающую роль.

Стих 9. Крепость Сержанта Павлова

Средь Сталинградских адских ран,

Где камень плавился от боли,

Стоял обычный дом – титан,

Непокорившийся неволе.

Четыре серых этажа,

Облпотребсоюза зданье,

Но стала здесь судьбы межа,

Войны кровавое заданье.

Сентябрь. Руины. Бой кипит.

И Павлов, молодой сержант,

С горсткой бойцов свой щит крепит,

Вгрызаясь в каменный гарант.

Потом Афанасьев придет,

Подмога – скудный арсенал:

Станковый грозный пулемет,

Да пара мин, чтоб враг не спал.

Их тридцать душ, а может, меньше,

А против – штурмовой отряд,

Что рвался к Волге, ставшей стенкой,

Сметая все огнем подряд.

Но дом стоял! Он стал броней,

Оплотом, крепостью живой.

Прорыт был ход в земле сырой –

Связь, патронаж, воды скупой

Глоток... И минные поля

Вокруг, и проволоки нить.

И каждый метр земли моля,

Старались немцев не пустить.

А в подвале – мирные сердца,

Детей испуганные взгляды.

И мальчик, помнящий отца,

Подносит воинам снаряды.

Здесь слился подвиг воедино –

И ратный труд, и мирный стон.

Одна стена – уже руина,

Но держит дом свой бастион!

Пятьдесят восемь дней и ночей

Не утихал смертельный бой.

Враг слал все больше палачей,

Но дом стоял над их судьбой!

Считали немцы – батальон

Засел в проклятых этажах!

Не зная, что простой заслон

Из горстки храбрых сеял страх.

Сам Паулюс твердил: "Крепóсть!"

Не в силах взять клочок земли,

Где русским выстоять пришлось,

Где трое пали... Но смогли!

Ноябрь принес другой рассвет –

Пошли в атаку! Враг бежал!

И дом, свидетель страшных лет,

Победу первую встречал.

Он первым встал из пепла вновь,

Как символ жизни и труда.

И надпись – вечная любовь –

"Отстроим!" – реет сквозь года.

Пусть смотрят все на этот дом,

Где каждый кирпич – как солдат,

Что выстоял в аду слепом,

Не отступив ни пядь назад.

Здесь мужество вросло в гранит,

Здесь слава воинская спит...

Нет, не спит – вечно говорит

О тех, кто Родину хранит!

Стих 10. Закон Огня: Двести Двадцать Седьмой

Июль горел. Сорок второй.

Пожаром полыхал Донбасс.

Катился фронт, теряя строй,

И враг теснил и мучил нас.

Ростов оставлен, Воронеж смят,

Под Харьковом – котел потерь.

И горький слышался стократ

Вопрос: "Куда бежать теперь?"

Теряли землю, хлеб, людей,

Металл, заводы, города.

И слух полз змейкою бледней:

"Страна огромна, не беда!

Отступим! Ширь у нас в крови!"

Но ложь змеилась в тех словах.

И Сталин, брови нахмурив,

Сдержал в приказе боль и страх.

Двести двадцать седьмой приказ!

Как выстрел в сердце тишины.

"Довольно! Кончен ваш отказ

Стоять! Вы Родине верны?

Ни шагу больше без приказа!

Назад – ни пяди! Слышишь? Стой!

Земля – не вечная зараза,

Чтоб торговать своей страной!"

"Нет дисциплины! Вот беда!

Паникер правит в полный рост!

Так пусть отныне навсегда

Закон железный будет прост:

Кто дрогнул, бросил свой окоп –

Предатель! Пулю прямо в лоб!

Трусливых смоет пусть потоп,

Чтоб честный выстоять бы смог!"

"Учитесь, – бил приказ огнем, –

У немцев! Их спасла стена –

Заградотряды! Мы пойдем

Их страшным опытом до дна!

Штрафные роты! Батальоны!

Пусть кровью смоют свой позор

На самых гибельных заслонах,

Где смерть глядит на них в упор!"

И встали за спиной бойца

Свои. С винтовкой наготове.

И не было пути-конца,

Лишь бой в дыму, огне и крови.

Жестокий выбор? Да, жесток.

Но фронт держался, как гранит.

И враг увяз, и не помог

Ему тот бег, что нас страшит.

Тот страшный номер – двести семь –

Закон войны, закон огня.

Он выжег страх, но вместе с тем

Дал волю выстоять, звеня

Металлом ярости святой.

И пусть история рассудит,

Какой ценой тот страшный бой

Оплачен был. Но не забудет

Страна приказ, что гнал назад

Лишь смерть, но не солдатский строй.

Тот самый крик: "Ни шагу вспять!"

Что стал дорогою домой.

Стих 11. Ржевский Рубец на Сердце Родины

Зима и лето, снова стынь...

Четырнадцать голодных лун

Земля ржевская, как полынь,

Горчила кровью рваных струн

Солдатских жизней. Здесь земля

Была пропитана свинцом.

Здесь смерть косила, не щадя,

С безликим, ледяным лицом.

"Ржевская мясорубка" – так

Назвал солдат тот страшный бой,

Где каждый метр – кровавый знак,

Где каждый вздох – уже чужой.

За рощу, бугорок, за дом –

Разбитый в щебень, стылый прах –

Шли волны в лоб, напропалую, в гром

Атак, захлебываясь в слезах

И крови собственной. Приказ –

Вперед! А артиллерия

Молчит почти – снарядов час

Не наступил. И армия,

Теряя тысячи бойцов

В болотах гибельных, в снегах,

Вгрызалась в землю праотцов,

Неся на выцветших губах

Проклятья, стоны и мольбу.

А враг сидел, силен, упрям,

И бил прицельно по горбу

Атак, идущих по телам...

Зачем? За что? Историк спросит,

Потомок ужаснется вновь.

Но тот плацдарм, что беды носит,

Держал Москву, глотая кровь.

Он был как пистолет у сердца

Столицы, вражеский кулак.

И нужно было в эту дверцу

Стучать, хоть бил наотмашь враг.

Сковать резервы! Не пустить

Под Сталинград стальную рать!

Пусть здесь пришлось им заплатить

Ту цену, что не сосчитать...

Мильон сто тысяч душ легло

В полях ржевских, в лесах немых.

Их подвиг долгое стекло

Молчанья крыло... Но для живых

Осталась память, боль и стыд

За ту бездарность, может быть...

Но больше – гордость, что стоит

Солдат, сумевший победить

Не только немца – саму смерть,

Судьбу, отчаянье и ад.

Он здесь учился землю греть

Дыханьем рот, идя назад

Лишь мертвым. Здесь ковался щит,

Здесь воля крепла, как броня.

И пусть Твардовский говорит

Сквозь годы голосом огня:

"Мы за Родину пали, но она – спасена."

И в этой строчке – вся цена,

Весь смысл той страшной круговерти,

Где жизнь боролась против смерти.

И пусть мемориал встает,

Как журавлиный клин летящий,

Напомнив всем, кто здесь живет,

О той войне, о настоящей.

Стих 12. Черноморский Бастион

Октябрьский ветер рвал знамена,

Враг шел к жемчужине морской.

Но встал гранит Севастополя,

Приняв свой первый, страшный бой.

Двести пятьдесят бессонных суток,

Дней и ночей в свинце, в огне,

Где каждый час был страшно жуток,

Где жизнь висела на струне.

Три штурма яростных, кровавых,

Три волны вражеских атак.

Здесь Манштейн, жаждавший расправы,

Увяз, не сделав нужный шаг.

Здесь Приморской армии солдаты,

И черноморцы-моряки,

И горожане – все как братья –

Держали город у реки

Черной, у бухт, у скал прибрежных,

Вгрызаясь в каменистый грунт.

И батареи рубежей надежных

Гремели, отражая бунт

Врага, что рвался к бастионам,

К Малахову кургану, к той

Земле, что прадедов законам

Была верна – святой, родной.

Здесь "Дора" била исполином,

И "Карлы" сеяли свой страх.

Здесь небо выло черным клином

Немецких "Юнкерсов" в веках

Застывших бухт. Но город жил!

В штольнях подземных бил станок,

Ремонтируя то, что враг крушил,

Давая фронту новый вздох.

И госпиталь в скале работал,

И хлеб пекли, и шли в кино,

И почтальон сквозь смерть и рвоту

Нес весть – живым быть суждено!

Но таял гарнизон в боях,

Кончались силы и свинец.

И Керчь упала, сея страх,

Что близок горестный конец.

Июньский штурм – последний акт

Той драмы, полной слез и славы.

Был дан приказ – жестокий факт –

Спасать верхи, оставив лавы

Солдат у моря, у скалы,

На произвол судьбы и плена...

И корабли во мрак ушли,

Оставив город горькой сценой.

А там, у мыса Херсонес,

Последний бой, последний вздох.

Кто в море канул, кто исчез

В плену, кто к партизанам смог

Пробиться чудом... Город пал.

Но слава тех двухсот пяти-

Десяти дней – как вечный вал –

Шумит в истории пути.

Он сковывал врага собой,

Он дал Отчизне время жить.

И помнит мир тот страшный бой,

Который вечно будут чтить.

Гранитный город, город-боль,

Герой, оставленный в огне.

Ты выполнил святую роль

В большой, безжалостной войне.

Стих 13. Огненная Дуга: Сломанный "Тигр"

Земля стонала под броней,

Июльским зноем плавя сталь.

Здесь, под Орлом и под Курском, бой

Решал войны грядущей даль.

Последний шанс, последний вздох

Надежды Гитлера на слом –

Операция "Цитадель", подвох,

Чтоб Русь накрыть стальным крылом.

Собрали всё: "Пантеры", "Тигры",

СС дивизий цвет стальной.

Расчет был точен, быстр, как выстрел –

Замкнуть кольцо над головой

Советских армий, вбить клин в грудь,

Вернуть потерянный кураж.

Но знали наши – вражья суть

Готовит новый саботаж.

И встала в поле глубина –

Не просто линия окоп.

Здесь минных челюстей стена,

Здесь ждал врага кровавый гроб

Из рвов, надолбов, ежей,

Из пушек, врытых по глаза.

Здесь каждый метр земли своей

Держала русская гроза.

Пятого грянуло! Огонь!

Артподготовка – ад земной!

И ринулись – стальная вонь,

Лязг гусениц, моторов вой.

С севера Модель, а с юга – Гот,

Вгрызались в нашу оборону.

Но каждый шаг давался в пот

И кровь, по смертному закону.

Дни шли в дыму, в огне атак,

В разрывах бомб, в пыли дорог.

Но блицкриг забуксовал, иссяк,

Не взят решающий порог.

И вот оно – двенадцатый день!

Под Прохоровкой – поле брани.

Сошлись – стальная злая тень

На тень – в последнем содроганьи.

Тысяча двести броне-змей –

Сшиблись в клубок огня и дыма!

Здесь Ротмистрова мощь сильней

Казалась рока... Неумолимо

Горели танки, рвался тракт,

И экипажи шли на смерть,

Идя в таран – последний акт,

Чтоб вражью силу растерть!

Здесь выстояли! Сломан клык

Фашистской бронированной мощи.

И понял враг в тот самый миг –

Победы свет уже не ропщет,

А рвется к Западу! "Кутузов"!

"Румянцев"! Гром победных дней!

Орел и Белгород – обуза

Снята! И Харьков стал родней!

Та Дуга Огненная – шрам,

Но шрам победный на земле.

Здесь рухнул вражий дерзкий план,

Здесь мощь советская в тепле

Июльском встала в полный рост,

Сломав хребет фашистской силе.

Здесь к Рейхстагу был выстроен мост,

Хоть многих здесь похоронили...

Их подвиг вечен, как гранит,

Как небо Курское в огне.

Он в сердце Родины хранит

Завет Победы в той войне.

Стих 14. Поле Стальной Грозы

Июльский день. Двенадцатый. Рассвет.

Над полем Прохоровским зной и пыль.

Здесь суждено броне держать ответ,

Здесь сталь решит – легенду или быль.

Шли "Тигры" СС, бронированный вал,

"Рейх", "Мертвая Глава", "Лейбштандарт" литой,

Прорвать! Смешать! Замкнуть в стальной овал

Советских войск неколебимый строй!

Но им навстречу – грозный ураган,

Пятой гвардейской танков лава шла.

Приказ был дан: "Сдержать врага капкан!

Чтоб вражья сила к Курску не прошла!"

И Ротмистров повел стальную рать,

Восьмисот грозных башен злой оскал.

Здесь суждено стоять и умирать,

Здесь битвы пик, войны девятый вал!

Сошлись! Но поле – не простор широкий,

А балок, оврагов предательский рельеф.

Зажат советский клин в теснине строгой,

Не развернуть всей мощи гнев!

И танки шли волна волной, скученно,

Под перекрестным вражеским огнем.

Здесь каждый метр был кровью оплачен, но

Горели души праведным огнем!

Броня к броне! Лишь ближний бой давал

Т-тридцатьчетверкам против "Тигра" шанс.

Издалека их панцирь пробивал

Враг, погружая в смертный диссонанс.

Рев двигателей, грохот, лязг и стон,

Горящей стали едкий, черный чад.

Здесь ад сошел на землю, и закон

Был прост: умри, но не шагай назад!

Но дух солдата был брони прочней!

Вот Скрипкин бьет врага в упор! И вот

Горящий танк летит еще быстрей –

Таранит "Тигра" Николаев! Тот

Последний довод, жертвенный порыв,

Когда патронов нет, и жизнь – на взлет!

Здесь каждый выживший, броню пробив,

Героем павшим почести несет.

К закату стих смертельный гул и гром.

Усеяв поле сталью рваной, битой,

Никто не выиграл на нем

Своей задачи, кровью всей политой.

Немцы не взяли Прохоровку, нет!

Хоть наши понесли урон большой.

Но враг был остановлен! Весь хребет

Его "Цитадели" сломан был судьбой!

Здесь, в сердце Курской огненной Дуги,

Был остановлен вражеский таран.

Здесь поняли враги и их враги:

Победы вражеской развеялся дурман.

И поле то хранит поныне

Следы той битвы огневой,

Как вечный памятник святыне –

Солдатской доблести стальной.

Стих 15. Днепровский Вал: Кровавая Вода

От Курской Дуги, от полей огневых,

Где враг покатился назад,

Катился и фронт, не жалея живых,

К Днепру, что вставал, как каскад

Преград и огня. Широка и крута

Река, а на правом – стена:

Тот "Вал Восточный", вражья мечта –

Остановить навсегда!

Но Ставка решила: "Вперед! Только так!

Не дать врагу дух перевесть!"

И ринулась в воду пехота в кулак,

Забыв про усталость и месть

Оставив на после. Сейчас – переправа!

На бревнах, на лодках, плотах,

Под шквальным огнем, где кровавая лава

Кипела в днепровских волнах.

Плыви, пехотинец! Греби, превозмогая

Свинцовый безжалостный дождь!

Там, за рекой – Украина родная,

Там ждет избавления вождь –

Народ! И плыли. И падали в воду,

А следом – другие плыли.

За каждый плацдарм, за глоток свободы

Солдаты здесь жизни клали.

Двадцать три точки – кровавых плацдарма –

Вцепились в тот берег крутой.

Их бомбами жгла самолетов армада,

Их танки давили пятой.

Кончались патроны, и не было хлеба,

И раненых не унести.

Но горстка бойцов под свинцовым небом

Держалась, шепча: "Пропусти,

Река, подкрепленье! Дай силы и мощи!"

И помощь по капле текла.

И ширился плацдарм, и становился проще

Путь тем, кто шел следом. Скала

Немецкой обороны давала трещины,

Хоть дрался отчаянно враг.

Здесь тысячи звезд Героев обещаны

Тем, кто поднял красный стяг

Над правым высоким, над вражьим откосом,

Кто вырвал победу из тьмы.

Здесь подвиг был массовым, дерзким и рослым,

Назло всем законам войны.

И Киев был взят! И отброшены немцы!

И рухнул их "Вал", как картон.

Хоть стоила битва кровавой ценой – герцы

Сердец миллионов и стон

Потерь безвозвратных... Но Днепр был взят!

И путь на Берлин был открыт!

И помнит река тех бесстрашных солдат,

Чей подвиг вовек не забыт.

Кто воду кровавую сделал мостом

К Победе, к свободе, к весне,

Оставив свой след в том сраженье простом

И страшном – на этой войне.

Стих 16. Первый Салют Победы

Был август светел. Сорок третий год.

Земля стонала после Курской битвы.

И покатился фронт вперед, вперед,

Ломая вражеские бритвы

Обороны. И вот – пришла пора,

Два древних русских города воспряли!

Орел и Белгород! Вчера

Они под игом умирали,

А нынче – флаг победный вьется вновь!

И весть летит стрелой по всей стране,

Будя надежду, веру и любовь,

Сжигая горечь в праведном огне.

А в это время, где-то подо Ржевом,

В простой избе, где фронт держал свой штаб,

Верховный слушал сводки, и с напевом

Душа рвалась – не ждать! Не быть как раб

Судьбе! Отметить этот день особый,

Чтоб знала Родина, и мир бы знал окрест:

Не сломлен дух! И вражеские злобы

Разбиты будут! Будет благовест!

"Салют! – решил он. – Как в былые годы,

Когда победы славили цари!

Пусть грянет гром средь мирной непогоды,

Пусть вспыхнут в небесах огни зари

Победной!" И звонок летит в столицу:

"Готовьте сотню пушек! Ждите час!"

И вот Москва, бессонная орлица,

Застыла, слушая торжественный приказ.

И Левитан, чеканя слог суровый,

Прочел слова, что ждал весь шар земной.

И ровно в полночь, силой всей свинцовой,

Ударил залп над мирною Москвой!

Двенадцать раз! Сто двадцать жерл стальных

Взметнули в небо огненный привет!

И слезы радости в глазах простых, родных

Сверкали ярче всех ракет!

То был не просто грохот канонады,

Не просто вспышки в бархате ночном.

То был рассвет! Начало той плеяды

Побед, что приведут в фашистский дом

Возмездье! То был знак – врагу не встать!

То был ответ на горечь первых дней!

То пела русская душа, устав страдать,

Встречая свет грядущих, мирных дней!

Орел и Белгород! Два имени простых,

Два города, два символа побед!

Вы первыми услышали в лучах златых

Салюта первого торжественный обет:

Дойти! Разбить! Освободить страну!

И мир вернуть на выжженную твердь!

И тот салют, прогнавший тишину,

Стал первым шагом, победившим смерть!

Стих 17. "Искра" Надежды над Невой

Январь трещал. Морозный плен

Держал измученный народ.

Но зрела "Искра" перемен

У невских стынущих ворот.

Два фронта – Волховский, родной

Ленинградский – сплелись в кулак,

Чтоб страшной силой огневой

Разбить блокадный вражий знак.

Шлиссельбургской-синявинский

Тот выступ – дьявольский заслон,

Где каждый метр земли российский

Был кровью братьев окроплен.

Шестнадцать месяцев подряд

Враг строил дзоты, рыл ходы,

И минных челюстей отряд

Хранил смертельные следы.

Но час настал! Двенадцатый день!

Артподготовка – судный гром!

И двинулась пехоты тень

По льду Невы, под вражий стон

Оживших пулеметов, мин...

Шли напролом, вгрызаясь в лед,

В снега, в болота – как один,

За шагом шаг, вперед, вперед!

Навстречу – Волховский вал шел,

Сквозь топи, бурелом и гать.

И каждый метр был тяжёл,

Но не дано им отступать!

Шесть дней кровавых, страшных дней,

Шесть дней отчаянной борьбы.

И вот – все ближе, все слышней

Шаги грядущей их судьбы!

Восемнадцатое число!

Поселок Первый! Встречи миг!

Два фронта здесь соединило

В один победный, громкий крик!

Прорвали! Смяли! Оттеснили!

Пусть узкий – восемь верст всего –

Но коридор живой пробили

Сквозь смерти злое торжество!

И пусть Мга не взята, и пусть

Враг близко – дышит злобой вслед,

Но сброшен с сердца тяжкий груз,

И брезжит будущей победы свет!

За семнадцать февральских дней,

Под вражеским стальным дождем,

Проложат рельсы средь полей –

"Дорогой Жизни" назовем

Ее сестру – "Дорогу Славы",

Что поезд первый привезет

В промерзший город у Невы правый

Надежды животворный мед!

Та "Искра" вспыхнула не зря!

Она зажгла огонь большой,

Что гнал врага, победуря,

Вернув Отчизне мир, покой.

Пусть до конца еще далёко,

Но Ленинград уже вздохнул!

И этот день в душе глубоко

Победным эхом прозвучал!