Алина
Вздрагиваю, когда входная дверь передо мной открывается, и чуть ли не роняю челюсть на пол.
Ну, ладно, пусть будет — вау!
Кошусь на лучшую подругу, но та только пожимает плечами и вытягивает губы трубочкой, мол «прости, так уж вышло». А я снова перевожу взгляд на парня, что в одних лишь домашних спортивках, низко сидящих на его узких бедрах, стоит передо мной. За ребрами, кажется, от такой картинки слегка коротнуло сердце. И не удивительно.
Я таких персонажей только в кино или рекламе видела: в татуировках весь; в правой брови, в ухе и, господи прости, в сосках поблескивает пирсинг. Пресс прокачан так, что каждый кубик выступает под гладкой кожей и вообще каждая мышца у него будто бы прорисована кистью безумного мастера. Для полноты картины не хватает лишь надписи на лбу: «не влезай — убьет».
Плохой парень — это видно невооруженным взглядом.
Но симпатичный. Даже смазливый. Бритые виски, на макушке шапка до бела высвеченных волос. Пухлые губы, но цвет глаз не разобрать — слишком темно. Скуластый.
И пока я таращусь на него во все глаза, сам он смотрит на меня чуть насмешливо и даже снисходительно, будто бы привык вот к такому навязчивому вниманию к своей персоне.
Наши взгляды встретились и меня больно царапнул его ответный, полный равнодушия и скуки.
Даже не кивнул в знак приветствия. Ни слова. Просканировал с отсутствующим интересом, а затем развернулся и ушел вглубь дома, шлепая по полу босыми ногами.
Адриана же шумно выдохнула и с улыбкой произнесла:
— Что ж. Это был мой братец — Рафаэль Аммо. Задница ещё та, но, поверь мне, безобидная.
— Ты же сказала, что его не будет дома, — укоризненно уставилась я на подругу.
— Сама в шоке, — пожала плечами девушка, — обычно Раф в такое время реально зависает на всевозможных вписках, охмуряет девочек и все такое.
— Тогда мне лучше вернуться домой, — пячусь я назад, но подруга тут же меня тормозит, прихватив за руку.
— Стоять!
— Слушай, как-то неудобно мне, Адриана. Для первого похода в гости слишком неподходящее время мы выбрали. Я не хочу показаться бестактной, — произношу, тиская в руках подол своей растянутой футболки, с большим сомнением смотря в глаза лучшей подруге.
— Придется потерпеть, Бойко. Да и, как бы то ни было, а домой я сегодня тебя уже не пущу. Так что шевели колготками. Кажется, дождь собирается.
— А...
— Мама в командировке. А Рафаэлю до нас и дела не будет. У него там всегда своя атмосфера.
— Но...
— Пошли!
— Ладно, — и я все-таки нехотя, но переступила порог шикарного особняка, один в один такой же, как обычно показывают в буклетах про беззаботную и счастливую жизнь.
Я стараюсь не произносить и не создавать лишних звуков. Как робот выполняю команды Адрианы: оставляю свою ветровку в шкафу на входе и топаю вслед за ней на кухню.
Но по пути стопорюсь и мгновенно выпадаю в нерастворимый осадок второй раз за этот вечер.
Кто-то говорил, что Рафаэль Аммо безобидный?
Что ж...
Сейчас он точно на такого никак не похож.
В распахнутых дверях я замечаю просторную гостиную. Вижу уютный, в тёплых бежевых оттенках интерьер, огромные окна в пол и камин, где бутафорские поленья вылизывало электрическое пламя. Но главное не в этом. А в том, что посреди комнаты стоял огромный диван, а на нём полулежал полуголый брат моей подруги. И на нём в это время в одних лишь микроскопических шортиках и коротеньком топике извивалась какая-то брюнетка: потиралась о парня своим фигуристым телом, целовала его в шею и всячески пыталась перетянуть на себя внимание.
Но безуспешно.
Ведь Рафаэль, не замечая, казалось бы, ничего вокруг и её саму вовсе, рубился в какую-то компьютерную игру и абсолютно был на ней сосредоточен. Пара мгновений, и он тихо чертыхнулся, отшвырнул от себя джойстик, смачно шлёпнул девчонку по упругой заднице и набросился на её губы в диком поцелуе.
Ну ничего себе...
И ладно бы, да? Но только парень, кажется, заметил, что за ним кто-то пристально наблюдает.
Он на секунду оторвался от своего занятия и ошпарил меня быстрым, режущий взглядом. Улыбнулся криво и самодовольно. И снова принялся за поцелуи, забывая о моем существовании, пока я в шоке пятилась назад, подальше от этого представления.
Боже...
— Алина, ты чего тут? — одёрнула меня за руку Адриана, которая наконец-то заметила, что я не следую за ней, а потрясённо рассматриваю, как её брат засовывает свой язык в глотку незнакомой мне девушке.
— Ничего, — пойманная на горячем, вздрогнула я и тут же ломанулась, куда глаза глядят и без разбору.
Какой ужас! Просто дикий кошмар! И как же стыдно! Ну как я могла, словно глупая деревенщина стоять там и таращиться, словно баран на новые ворота.
Пришла на свою голову в гости. М-да уж...
— Я же тебе говорила, у Рафа там своя атмосфера, — потянула меня за рукав подруга, качая головой.
Алина
— Алин, ну Алин.
— М-м?
Заявляю официально: гундящий голос лучшей подруги с утра — это хуже любого будильника.
— Ну вставай, пожалуйста, нам ещё позавтракать нужно успеть.
— Забей на меня, — накрываюсь я подушкой и пытаюсь ухватить уплывающий от меня сон за хвост, ведь я половину ночи не могла сомкнуть глаз.
— Ты всегда такая тяжёлая на подъём?
— Нет, только по праздникам, — буркнула я, оставляя за кулисами тот факт, что, походу, брат-двойняшка Адрианы, вчера вечером имел счастье лицезреть мою филейную часть в ню формате.
Боже, за что мне это всё?
А теперь мне предлагают по доброй воле встать, одеться и спуститься вниз, где почти со стопроцентной вероятностью мне встретится этот парень, который категорическим образом не уважает чужие личные границы? Да лучше прямо сейчас выпрыгнуть в окно и с воплями убежать в закат.
— Так, Бойко, ты меня не зли с утра пораньше, а то я тебя за задницу укушу, — сдёрнула с меня одеяло Адриана и я глянула на неё максимально сурово. А затем не выдержала и рассмеялась.
— Смотри только зубы не сломай, — мы от веселья хрюкнули обе.
— Ну ты и дура!
— Зато самокритичная.
— Иди умывайся и чисть пёрышки, — указала она мне на дверь из спальни. — Не будешь готова через десять минут, и я...
— И что? — закусила я губу, скрывая смех.
— Погоди, я сейчас придумаю что-нибудь, — постучала Адриана себе указательным пальцем по лбу и закатила глаза.
— Не надо, я уже боюсь.
— То-то же!
Пришлось, скрывая внутренний мандраж, вновь тащиться в ту самую ванную, где всего несколько часов назад я вляпалась по самые гланды. Отныне душ в этом доме был под запретом, но почистить зубы и умыться, я могла себе позволить. Правда, скрывать не стану, все время тряслась как осиновый лист, боясь напороться на пристальный мужской взгляд исподлобья.
А затем мне надоело, и я сделала то, что было обычной практикой перед выходом на сцену — я поймала свой взгляд в отражении и сама себе улыбнулась. Жёстко. Бескомпромиссно. Стряхнула с себя страх и неуверенность — осталась только я и мой внутренний стержень, который прочно удерживал меня в этом покосившимся, словно Пизанская башня, мире вот уже долгих семь лет.
Ничего, я со всем справлюсь. Было ведь и хуже. Намного хуже...
Я сама себе кивнула, заученным движением скрутила длинные волосы в привычную тугую гульку и вышла за дверь. Спустя ещё десять минут мы с Адрианой молча уплетали за обе щеки сытную наваристую кашу, внутренне готовясь к очередному тяжёлому дню в академии.
— Сегодня взвешивание, — обронила подруга.
— Ага, — кивнула я.
И вновь замолчали, каждая переживая о своём. Но длилось это ровно до тех пор, пока я не услышала, как по коридору в сторону кухни вдруг зашлёпали чьи-то босые ступни. Топ-топ-топ...
А у меня сердце в пятки ушло.
— Ты же говорила, что твой брат уже уехал, — прошептала я подруге, округлив глаза, но та только пожала плечами, не имея намерения переживать на этот счёт. Ну, конечно, куда ей? А мне, что прикажете делать?
Есть подозрение, что тупо разлетаться на атомы от очередного шока!
Ибо Рафаэль Аммо, весело болтая с кем-то по телефону, вдруг зашёл на кухню. И не просто так зашёл, а эпически — в одном лишь белом полотенце, низко обвязанном у него вокруг бёдер. А в остальном же — сердечный приступ!
На руках и ногах татуировки. На сосках пирсинг — кошмар! Рассмеялся невидимому собеседнику, и в его языке блеснула серебряная штанга — мать моя женщина! И вишенка на торте — крепкий раскачанный пресс, состоящий точнёхонько из восьми кубиков.
Нельзя так выглядеть! Нельзя!!!
Ходячий гобелен.
Я в шоке, а ему хоть бы хны. Он, всё ещё болтая, подошёл к столу со стороны Адрианы, стащил с тарелки блинчик и целиком запихнул его себе в рот, довольно умкая и закатывая глаза. Навернул вокруг острова пару кругов и снова замер, но уже напротив нас, нависая на столешницу предплечьями и покушаясь на очередной блин.
Прищурился и медленно слизал топлёное масло с нижней губы. Мазнул по мне пустым, абсолютно равнодушным взглядом, а я, кажется, в этот момент схлопотала микроинсульт. От страха! Но Аммо лишь прожевал очередной блин, вновь рассмеялся в трубку и двинул дальше, на этот раз к холодильнику.
Распрощался со своим собеседником, откладывая мобильный в сторону, а затем взял с полки бутылку минералки, свинтил с неё крышку и присосался как клещ.
И всё было бы нормально, но уже в следующий момент произошло то, от чего у меня серое вещество в черепной коробке за секунду сварилось всмятку. Ибо, да! Полотенце на бёдрах Рафаэля вдруг ослабло и скользнуло вниз, оголяя его ямочки на пояснице и крепкую задницу.
У меня челюсть на стол упала и разбилась вдребезги. Без шуток!
Адриана заверещала как резаная:
Алина
— Алинка!
— Господи, ты чего так орёшь? — схватилась я за сердце и с упрёком посмотрела на Адриану.
— Мне Прохоров написал!
Уф! Меня от этой фамилии резко бросило в жар и даже ладошки чуть взмокли.
— М-м? — только и смогла выдавить я.
— Говорит, что подкинет нас до академии. Круто же! Не нужно будет пилить на такси.
— Но..., — у меня срывается голос в сиплый шёпот, и подруга, кажется, вообще меня не слышит.
— Он сегодня не с предками, а с водителем, так что можно эксплуатировать его на полную катушку.
— Оу...
И тут же на меня оглушительной волной накатывает уродливое настоящее, смывая все те красивые картинки, что мелькали перед моим взором со вчерашнего вечера. Это за бетонными стенами легко было скрывать то, где я живу, как и с кем. Вывернуть же всё нижнее бельё наружу было смерти подобно. Я и так перешагнула через собственную гордость вчера, когда решилась позвонить Адриане. Просто выхода у меня другого не было.
— Только не говори ему, почему я здесь, — едва ли ворочая языком, попросила я.
— Ты сейчас на полном серьёзе мне это говоришь, Бойко? — в моменте надулась рыбой фугу Адриана, но я жёстко стояла на своём.
— Обещай мне!
— Да я могила! — завопила подруга, а я верила ей, конечно, но суеверный страх никто не отменял. Мне было проще быть для всех нормальным подростком. Девчонкой, у которой всё путём и дома чудовище ждёт её разве что выдуманное, да и то в ночной темноте и притаившееся в шифоньере. А не реальное.
Обычно, когда отец выгонял меня из дома на всю ночь, я уходила к соседке — бабе Клаве. Но ещё на прошлой неделе старушку увезли по скорой с инсультом. С тех пор я практически слилась с обоями в нашей квартире, передвигалась исключительно на цыпочках и фактически не разговаривала, а уж когда и открывала рот, то громче шёпота не выдавала. И всё равно нарвалась на разнос. Хорошо, что вместе со мной отец и рюкзак мой выбросил в подъезд, а иначе я не знаю, что делала бы.
— Ладно, — выдохнула я и кивнула подруге, а после потащилась вместе с ней на выход, где накинула на себя ветровку и критически осмотрела своё отражение в высоком зеркале в пол.
М-да уж... не фонтан.
Под глазами синяки от недосыпания, в глазах — всё отчаяние мира, уголки губ грустно опущены вниз, кожа бледная как у умертвия. Красавица — умереть не встать. Такую с утра встретишь — на всю жизнь заикой останешься.
— Да, красивая ты, красивая, Бойко, — потрепала меня за плечо Адриана и почти силой вытолкала за дверь, — хватит самой себе глазки строить, там нас уже Прохоров заждался.
— Он уже здесь? — сглотнула я сердце, которое подскочило до самого горла.
— Минут пять уже как, так что шевели булками.
Шевелю! Но нервы ни к чёрту — без подготовки всегда так. Украдкой щипаю себя за щёки, пытаясь нагнать хоть какой-нибудь румянец, сама себе киваю и выхожу за высокие кованые ворота. Сразу вижу знакомый автомобиль и улыбаюсь.
— Девчонки, здорово! — приоткрывает окно и машет нам Антон. Адриана отдаёт ему под козырёк, а я лишь продолжаю растягивать губы в разные стороны. И млею.
Как дура!
Парень покидает салон и тянется ко мне за привычными обнимашками. Я отвечаю взаимностью и овиваю руками Прохорова за талию. Хохочу счастливо, когда он легко подхватывает меня и кружит, а затем вновь возвращает с небес на землю и тихо шепчет на ухо слишком болезненные для меня слова:
— Сядешь впереди, ладно?
Внутри я тут же вяну. Но внешне продолжаю сиять. Киваю другу и с болезненной судорогой за рёбрами наблюдаю за тем, как Антон приветствует Адриану. Он вроде бы точно так же обнимает её и кружит в воздухе, но я вижу отличия невооружённым взглядом.
Она — не я. И этим всё сказано.
Отворачиваюсь и молча бреду на переднее сидение, ссылаясь на то, что меня мутит на заднем. Вру, конечно, но что не сделаешь для лучшего друга, верно? Хоть в лепёшку расшибись — и то не жалко.
— Алинка, а ты с Рафаэлем познакомилась? — уже в машине зачем-то спрашивает меня Антон.
— Угу, — киваю я.
— Ну и как тебе он?
Я тут же повернулась к Прохорову и отсканировала его лицо взглядом, пытаясь понять, к чему он завёл этот малоинтересный мне разговор.
— Я не понимаю, что я должна сказать, — перевожу я взгляд с Антона на Адриану и обратно, пожимая плечами.
— Что, совсем не впечатлил? — жмурится парень.
— Чем? — приподнимаю вопросительно я брови, пока подруга фыркает и качает головой.
— Тош, отстань от Алинки, её парни с пирсингом и татуировками не возбуждают. Вот если бы Рафик вышел перед ней в обтягивающем трико и сбацал партию из «Приказа короля», то другое дело. А так...
— Ну такое, — кивнула я.
— Я видел его инстаграм*, там столько поклонниц, я в шоке, — не унимался петь дифирамбы брату Адрианы Прохоров.
Алина
«Скоро» у моей подруги длилось аж целые сутки. О своих планах по завоеванию Мельника она сподобилась мне поведать только на следующий день. И не сказать, что я от её мыслей была в бурном восторге.
— Это плохая идея, — пробурчала я Адриане, падая в шпагат у станка и открывая учебник по химии, пытаясь за одну перемену объять сразу два важных дела.
— А что тебе не нравится? — насупилась подруга и растянулась рядом, закидывая вдобавок ещё и носок к макушке.
— Гофман никогда не поставит вас в пару с Костиком только потому, что тебе приспичило влюбиться в этого парня, — монотонно пояснила я и попыталась углубиться в материал учебника, но мне не дали этого сделать.
— Но если мы будем танцевать вместе, то он меня обязательно заметит! Это же резонно, Бойко!
— Резонно, — согласно кивнула я и всё-таки прекратила попытки постичь характеристики неметаллов.
— Тогда, что не так?
— Адриана, — терпеливо вздохнула я, — ты либо говори как есть, либо не говори вовсе. Ты хочешь, чтобы я уступила тебе роль Золушки на зимнем отчётном концерте?
— Да, хочу.
— И что ты предлагаешь?
— Ты можешь подойти и попросить Гофман дать тебе другую роль, она тебе благоволит, — и подруга сложила руки на груди, смотря на меня как кот из знаменитого мультфильма. И, возможно, меня это разжалобило бы, но я слишком хорошо знала свою подругу, а ещё пообещала себе никогда больше не прогибаться под изменчивый мир.
— В прошлом году тебе нравился Женя Климов.
— Господи, нашла кого вспомнить! — по-настоящему ужаснулась Адриана, но и я не была намерена сдаваться.
— А до него Гоша Скляренко.
— Ой, какой ужас! Я уже и забыла про него. Кстати, его же отчислили, — скривилась подруга, а я всё продолжала припоминать объекты её непомерной любви.
— А перед ним был Толя Полоцкий.
— Бойко, ты сейчас к чему это всё мне говоришь? — надула губу девушка, а я продолжила гнуть свою линию.
— К тому, что через месяц-другой тебе придётся по душе какой-нибудь Вася Пупкин, а ты из-за мимолётной симпатии прогнёшь меня, подставишь себя и ко всему вызовешь недовольство руководителя курса. Оно тебе надо, Адриана?
Та тут же задумалась и принялась привычным жестом жевать нижнюю губу.
— Прогну тебя?
— Да, — кивнула я.
— Это вот так выглядит?
— А как ещё это должно выглядеть? — ровно смотрела я в её глаза и впервые заметила схожесть с её братом двойняшкой. Вот эта манера глядеть навынос — она была у них одна на двоих.
— Чёрт, — почесала переносицу Адриана, — ты права. Я веду себя как настоящая эгоистка.
Я ухмыльнулась, радуясь, что она такая лёгкая в этом принятии себя. С другой бы я просто не сдружилась. Не смогла. До Адрианы на курсе у меня вообще не было подруг как таковых. В этих стенах конкуренция в принципе не располагает к крепкой дружбе. Но с Аммо мы как-то спелись, просто сошлись характерами в правильных местах и сцепились так жёстко, что уже разделиться было сложно.
— А как бы ты поступила на моём месте? — вдруг озадачила меня подруга и я зависла, разглядывая солнечные блики, запутавшиеся в её глазах.
— На твоём? — задумалась я, а затем рассмеялась и выдала: — Ну, я бы подошла к этому Костику и засосала его на полную катушку, а затем бы сказала: «гоу, встречаться».
Адриана тут же захохотала и повалилась на бок, стирая слёзы с глаз.
— Ты думаешь, я такая смелая?
— Я думаю, что ты самая смелая из всех, кого я знаю.
— Да брось!
Мы зависли, смотря друг другу в глаза, а затем подруга сменила градус нашей беседы на отрицательный и почти шёпотом проговорила так, чтобы никто не смог нас услышать:
— Алинка, ты храбрее меня в тысячи раз. Ты живёшь с отцом-садистом и при этом не ломаешься — я бы так не смогла.
— Тогда мы одинаковые, потому что я тоже никак не могу признаться тому, кто нравится в своих чувствах.
— Мне ты тоже не говоришь, кто это.
— Ты его не знаешь. Он учится не здесь. Так что смысл? — отмахнулась я и в который раз отругала себя за то, что вру лучшей подруге.
— И ты не хочешь попробовать добиться его?
— Он любит другую.
— Ты уверена?
— На все сто.
— Козёл! — фыркнула девушка и участливо меня обняла, а я её в ответ.
На этом наш разговор прервался, потому что прозвенел звонок, и мы обе вспорхнули с пола и понеслись в класс, где с новыми силами принялись познавать своё нелёгкое ремесло. И так до самого вечера. После уроков мы договорились, что ненадолго зайдём в кафе возле академии, где съедим по жирному и вредному эклеру в честь окончания учебной недели, но Адриану для серьёзного разговора притормозила Гофман, а Прохоров отписался, что у него возникли некоторые сложности, поэтому на сегодня он пас.
Алина
— Это был Аммо, что ли? — вытянул шею Прохоров и принялся глядеть туда, где в быстро надвигающихся сумерках пулей скрылся брат моей лучшей подруги.
— Что ли, — кивнула я.
— За Адрианой, наверное, приезжал?
— Наверное, — пожала я плечами, не зная, как ещё привлечь внимание парня, который всё ещё пялился куда-то мне за спину.
— Блин, какой крутой у него мотоцикл! «Yamaha», кажется, да?
— Я в таком не разбираюсь, Тош, — пожала я плечами, не зная, как поддержать этот совершенно пустой для меня разговор.
— Я его у Аммо, как увидел, так сразу же у отца такой же попросил мне купить, но он категорически мне отказал. Сказал, что мои ноги дороже, чем эта временная прихоть, — предельно недовольно процедил Антон, и его красивое лицо аж перекосило, так он был, очевидно, не рад такому жизненному раскладу.
— Зачем тебе мотоцикл, Тош, у тебя же свой водитель есть? — недоумённо спросила я, но тут же получила исчерпывающий ответ.
— Ты не понимаешь, Алинка. Все крутые пацаны ездят вот на таких навороченных байках. Если бы у меня был подобный, то Адриана сразу бы меня заметила. Кстати, где она?
— Гофман задержала.
— Блин.
Я переступила с ноги на ногу и хотела было уже распрощаться с Прохоровым, но он неожиданно предложил:
— Ну, тогда пошли лопать эклеры вдвоём?
Я ушам своим не поверила. Не знаю, как сдержалась, чтобы радостно не запрыгать на месте, но лишь невозмутимо кивнула.
— Пошли.
Спустя пять минут мы уже сидели за столиком у окна в нашей любимой кофейне, заказав себе по вреднющему, нашпигованному калориями, молочному коктейлю и манговому эклеру. Антон как заведённый принялся болтать о себе, а я его заворожённо слушала. Его жизнь, словно недостижимая звезда, манила меня своим ярким светом. У него было всё, о чём я могла мечтать, и я была не в состоянии постичь того факта, что Прохорову, кажется, было недостаточно всего этого богатства. И я сейчас не про деньги, дорогие шмотки и положение в обществе. У парня была мама. И папа был. И они любили его, даря всё, что было в их силах. А он?
А он сливал старания родителей в унитаз, с какой-то озлобленностью выворачивая их любовь наизнанку и представляя её в виде чего-то опостылевшего и набившего оскомину.
— Они просто заботятся о тебе, — попыталась я вставить свои пять копеек, но тут же была решительно осажена.
— Они выносят мне мозги там, где не следует и решают за меня то, на что уже не имеют права. Я взрослый, мне не нужно подтирать зад, я уже это умею, Бойко. Мне просто необходима свобода от их гиперопеки. Хватило и того, что именно из-за них парни на улице всегда считали меня придурком в трико.
— Ты про Аммо?
— И про него тоже. Пока я разучивал батманы и приседал у станка, как заправской олень, Раф гонял по склонам на сноуборде и брал призовые места на всевозможных конкурсах. А теперь смотри, — и он зачем-то сунул мне свой телефон под нос, где была открыта страница, заполненная под завязку фотографиями и видео Аммо. По всей видимости, сейчас брат моей подруги занимался плаванием и довольно успешно. Ну и что?
— Антон, — не стала я впитывать ненужную для себя информацию и подняла глаза на парня, — ты грузишься из-за пустяков.
Я хотела его как-то подбодрить и утешить, но добилась только обратного.
— Я так и знал, что ты не поймёшь меня, — надулся Прохоров и отвернулся, следя за садящимися на город сумерками.
Разговор уверенно скис. И сколько бы я ни пыталась его реанимировать, у меня так и ничего не получилось. В итоге пришлось неловко замолчать, не зная, чем ещё я могла бы расшевелить парня, сидящего напротив. Он мне нравился улыбчивым шалопаем, но этот Антон, который искал причину, чтобы хоть на кого-то подуться — мне он был незнаком и чужд.
Спустя ещё четверть часа наконец-то появилась Адриана. Измученная и потрёпанная, она затолкала в себя, кажется, не жуя целый эклер, и постановила, что ненавидит балет и всё, что с ним связано. Они дали с Прохоровым друг другу пять, а я почувствовала себя в этой компании как никогда лишней.
Ещё и СМС-сообщение не заставило себя долго ждать. Это был Антон. И просил он у меня хоть и смертельно обидные, но вполне ожидаемые вещи.
«Бойко, будь другом, оставь нас вдвоём. Ну, пожалуйста».
И пара смайликов: один — сердечком, второй — со сложенными в мольбе ладонями.
Вот тебе и лучший друг.
Спустя ещё десять минут я, распрощавшись с ребятами, уже ехала в автобусе, а по моей щеке ползла слеза. Ведь я чувствовала себя абсолютно никому ненужной в этом огромном и чужом мире. Хотя, чему удивляться, если даже самому родному на свете человеку я оказалась мимо кассы?
Дома была спустя сорок минут. Квартира встретила меня почти невыносимым запахом курева и сквозняком из-за открытых настежь окон. Отец где-то в своей комнате громко матерился.
— Алина, мать твою, где мои тёплые носки?
— Сейчас, пап, — кинулась я к нему и тут же указала на нужный кофр в шифоньере.
Алина
— Привет,
— Привет. А это что на тебе? — хмуро глядит на меня подруга.
— Пижама.
— Я и без тебя разгадала в этом тряпье с единорогами пижаму, Бойко. Вопрос: почему ты в ней?
— Слушай, Адриана...
— Ой, не начинай, — закатила она глаза, — выбирай, или мы ночуем с тобой вместе у тебя, или делаем это у меня.
— Но...
— Мамы сегодня снова нет. Я думаю, что у неё появился любовник и она, дабы не травмировать наш ещё недозревший внутренний мир, пока будет придумывать разную чушь по типу командировок или прочей белиберды. Но я-то слышала, как она пару раз говорила с каким-то «милым» и «дорогим» Борисом.
— Ты против?
— Я? Пф-ф, нет, конечно. Надо быть конченым эгоистом, чтобы не желать собственному родителю счастья в личной жизни. Тем более, это недальновидно. Влюблённая мать равно меньше проблем и надзора для меня.
— Ладно. Но твой брат...
— Да что он тебе дался-то? Ну, есть и есть, подумаешь, — как-то даже с психом произнесла подруга. — Раф всё равно не будет с нами никак пересекаться.
— Да как же, — в сердцах бросила я, но тут же захлопнула рот, понимая, что сболтнула лишнего.
— Что-то случилось, Алин? — озабоченно уставилась на меня девушка, но я лишь не моргая смотрела на неё и отрицательно качнула головой, стараясь не выдать своё голимое враньё.
— Да просто он есть. Ты же не будешь отрицать этот факт?
— Алин, поехали, а? Позовём Прохорова, посмотрим какой-нибудь зачётный фильм, поболтаем, погоняем в настолки, м-м?
Если бы она с этого и начала, то я бы ускорялась намного быстрее. А сейчас оставалась только вроде как задумчиво чесать макушку и делать вид, что я действительно раздумываю над этой перспективой.
— Что ж...
— Бойко, не беси. Неси свою тощую задницу комнату и собирайся.
— Ладно, — и я, делая вид, что неохотно, но всё же поплелась по указанному адресу, оставляя подругу стоять в прихожей, и немного стесняясь своего не совсем презентабельного жилища.
Всё-таки особым богатством наша семья не отличалась. Свежим обоям отец всегда предпочитал смартфон новой модели, палёные джинсы от Гуччи и фанфурик с горячительным. Пережитки прошлой жизни брали своё, да он этого никогда и не скрывал. Желание быть больше, чем он есть на самом деле, брало своё и спустя столько лет.
Пьющие богемные интеллигенты они такие — в дугу, но пальцы гнут, обмотавши шею боа и отставив мизинец в сторону.
Но сейчас не об этом.
Понакидав в рюкзак нужных вещей и прихватив с собой зубную щётку, я вышла в коридор и встала, как вкопанная, завидев Адриану, застывшую у холодильника. Она смотрела в его нутро и лицо её было похоже на каменную маску.
— Ну он и тварь у тебя, — оскалившись прошипела девушка и подняла на меня глаза, полные негодования.
— Закрой, — короткой рубанула я. Мне в тот момент казалось, что Адриана смотрит не в мой холодильник, а прямо мне в душу, разглядывая пристально каждый грязный секрет из прошлого, который я ревностно хранила под слоем пепла из сгоревших детских надежд и чаяний.
— Но, Алина!
— Это не твоё дело.
— Что?
— И не моё. Пусть это останется на его совести.
— Но как ты можешь?
— Молча. За это реже прилетает. Тебе подобное не знакомо, вот и не суйся туда.
И я уж было хотела плюнуть на всё и вернуться в свою комнату с намерением никуда не ехать, но Адриана знала меня как облупленную, а потому имела чёткое понятие куда и с какой силой на меня давить.
— Прости. Я просто волнуюсь я тебя. И мне так за тебя обидно. Ты ведь ничем всё это не заслужила, Алина.
Я замерла с прямой спиной, словно бы кол проглотила, но кивнула.
— Это просто уродливая человеческая натура, Адриана. Высший кайф — издеваться над ребёнком или тем, кто заведомо не может дать отпор. И знать, что тебе за это ничего не будет. Люди хотят быть богами, будучи всего лишь трусливыми чудовищами. Но и приструнить их невозможно. Они способны либо вот так вот гадить слабым, либо пресмыкаться перед более сильным.
— Самое ужасное, что ты права.
— Это всего лишь жизнь.
— Мне страшно, знаешь? Ты ничего не рассказываешь, а я спросить боюсь, откуда в тебе в твои годы столько мудрости. Я будто бы дружу с восьмидесятилетней старушкой.
— Только никому об этом не говори, — улыбнулась я, а Адриана рассмеялась, и я вслед за ней. Мы отпустили ситуацию, но я вновь лишилась одного кирпичика от стены, которой я обнесла свою душу, пряча её внутренности от внешнего мира.
И снова почувствовала себя голой. И никому не нужной, как тогда — семь лет назад.
Пришлось вновь мысленно отряхиваться. Моя история не про сладкую вату. У Алины Бойко с этим, увы, не задалось.
— Да уж, не повезло нам с отцами, — зачем-то вновь подняла ненавистную мне тему Адриана, словно мутный ил со дна. — Твой мудак. Мой тоже, но вдобавок, ещё и в тюрьме сидит.
Умница и красавица - Алина Бойко

И наш "безобидный" мальчик-зайчик - Рафаэль Аммо

Так видит наших героев нейросеть.
Итак, начнем с Алины Бойко:

А это ее лучшая подруга - Адриана Аммо:
И наконец-то их общий закадычный друг - Антон Прохоров:
Рафаэля Аммо нейросеть рисовать отказывается. Говорит, что он и так офигенный))

Нейросеть все-таки выдала мне Рафика)) У-у-у-у-и-и-и!!!
Ну что, какой Аммо на ваш взгляд лучше?
Алина
Я не знаю почему, но по моему позвоночнику ползут мурашки. Липкие. Наэлектризованные. По-настоящему жуткие. Я не в силах сосредоточиться на своём любимом Патрике Суэйзи и его романтичных подкатах к партнёрше по фильму от слова «совсем». И даже несмотря на то, что я видела эту киноленту тысячи раз, сейчас я не в состоянии поймать суть мелькающих передо мной кадров.
Потому что я загривком чувствую чересчур пристальный взгляд, который буквально высверливает во мне ментальные дыры. И я от него вся словно решето. А виновник всему этому был только один — Рафаэль Аммо.
Отвлекаюсь от экрана, на котором мелькают, сменяя друг друга, кадры фильма, и украдкой слежу за разнеженной фигурой брата лучшей подруги. Он сидит, развалившись на диване: одна нога подобрана под себя, другая согнута в колене. Ну прям стопроцентный сибарит, если бы не правая рука, которая плавно двигалась по листу бумаги, удерживая карандаш.
Наверное, набрасывает очередную картинку, дабы разрисовать своё и так уже разрисованное тело.
— Ты же хотел остаться в городе, Раф, — всё-таки цепанула брата Адриана.
— И? – не поднимая глаз от своего альбома, подал голос парень.
— Чего не остался-то?
— Передумал.
— М-м...
Пока длился этот бессмысленный обмен словами, я лишь металась взглядом между братом и сестрой.
— Мама сетовала, что ты не берёшь от неё трубку.
— Сетовала? Серьёзно, Ади, ты наконец-то достала с полки толковый словарь Ожегова и применила его по назначению?
— Придурок! — фыркнула подруга, но тут же хрюкнула и рассмеялась. — Завязывай меня хулить.
— Замолчи, — закатил глаза парень и тоже скатился в непонятное мне веселье. — Иначе я реально поверю в то, что ты запомнила значение этого слова.
— И всё же, Раф?
— Смотри на экран, Адриана, — в моменте стал серьёзным её брат и мазанул по мне колючим взглядом, о который я тут же порезалась, словно бы об острую бритву.
— Грубиян.
Ещё минут двадцать мы все делали вид, что смотрим «Грязные танцы». Адриана закидывала в себя яблочные чипсы, а я и кусочка не могла проглотить. Сидела рядом прямая как жердь и чувствовала себя неуютно как никогда. До такой степени, что ладони вспотели, а пальцы начали мелко подрагивать.
И всё это только потому, что я чувствовала волны негативной энергии, источаемой Рафаэлем Аммо, которая мощным потоком была направлена прямо на меня.
Я даже посмела резко повернуться и глянуть на парня, дабы проверить свои догадки, и тут же со всего маха напоролась на пристальное внимание его глаз.
И как в пропасть полетела головой вниз.
Вопросительно приподняла брови, но в ответ получила только обманчиво ласковую улыбку, после которой парень медленно облизнулся, сверкнув на мгновение штангой своего пирсинга на языке.
Уф...
Сердце затрепыхалось где-то в горле. Волосы на макушке дыбом встали. И по венам ток. Ощущения не из приятных, словно бы я была подопытной мышью, над которой решил поставить свой очередной безумный эксперимент сумасшедший профессор.
— Ой, Тоша звонит, — нажала на паузу фильм Адриана, а затем переведу на меня взгляд, — Алин, принеси ещё минералки из холодильника, пожалуйста. Ладно?
— Без проблем, — кивнула я и с завистью посмотрела на её телефон, на экране которого светилось улыбающееся лицо Прохорова. Мне он почти никогда не набирал сам, разве что только не мог дозвониться до Адрианы.
Обидно.
Но я пропустила через себя этот болезненный тычок судьбы и потопала на кухню, напрочь забывая о том, что в комнате помимо нас был ещё и брат моей подруги. Всё для меня отходило на второй план, когда в мою жизнь врывался Антон. Его тотальная френдзона была намного важнее того, что меня невзлюбил какой-то там татуированный парень с пирсингом по всему телу. Подумаешь…
На кухне открыла огромный трёхкамерный холодильник и принялась высматривать бутылки с минералкой и всё-таки нашла их на самой высокой полке. Потянулась, прихватила парочку и закрыла створку. И тут же чуть не выпустила свою ношу из рук.
Замерла поражённо. И вообще не знаю, как с перепугу не вскрикнула. Лишь вспыхнула с головы до ног, чувствуя, как щеки заливает горячая краска.
Потому что сразу за холодильником стоял Рафаэль Аммо собственной персоной и глядел на меня пристально, но насмешливо, сложив жилистые руки на груди.
— Ты... меня напугал, — прошептала я, потому что голос отчего-то совершенно осип и сбился.
— Я не этого хотел, — от его глаз-углей, выжигающих во мне страшные ожоги, мне становилось максимально некомфортно. Но что я могла?
Я уж было собралась спросить, а чего он хотел, но вовремя приказала себе молчать. Только стояла и пялилась на парня, разглядывая его необычный цвет глаз: тёмно-синие по краю, голубые в середине и с жёлтой-коричневой окантовкой вокруг зрачка. Странно, в прошлый раз эти глаза мне показались зелёными, словно штормовое море.
Но уже через секунду я забыла, о чём думала и тихо пискнула, потому что Рафаэль Аммо вдруг резко подался на меня, а затем подхватил под задницу и в одно движение усадил на кухонную столешницу, сам располагаясь между моих разведённых ног.
Рафаэль
Два месяца спустя…
Ладно. Согласен. Это я переборщил.
Раньше я кривился, когда видел профили девчонок, у которых было минимум миллиона полтора однотипных селфи, дебильных фотографий в раскоряку и других сомнительных по удобству позах, лишь бы выгодно подчеркнуть свой зад, перед или умение дуть губы не хуже уток.
У НЕЁ не было ни одной. И это бесило.
Лишь один единственный снимок издалека, где ОНА была на сцене в балетной пачке. Лица не видно. Зато от фигурки этой тоненькой штырит на раз. До сих пор.
Кошмар какой-то...
— Кто это?
Лениво заблокировал телефон и неспешно убрал его в карман, надевая на лицо маску скучающего засранца. А затем поднял глаза на своего лучшего друга — Ярослава Басова.
Я его, придурка, очень любил. Наверное, как брата, которого у меня никогда не было. Но его эта привычка совать нос туда, куда не просят, выносила невероятно.
— Телка, — вяло потянул я, уговаривая себя переключиться из этого состояния, где в груди, качающая кровь, мышца раздражающе до невозможности пыталась убиться о рёбра.
— Я ее знаю?
— Возможно, — пожал плечам и глянул ровно, не моргая. Конечно, можно пока было не волноваться, мой друг уже нашел себе жертву для жестоких игр и плотно вцепился в ее шею зубами. Но я предпочитал избегать лишних рисков.
— Покажи.
— Нет, — рубанул я и с минуту выдерживал его пристальный взгляд.
— Ты опять, что ли, мозг компостировал моей Истоминой? — закатил глаза друг и недовольно скривился. И черт его разберешь, то ли там у него, вместо сердца зияла черная дыра, то ли реально что-то билось.
Я не верил в последнее от слова «совсем», но и не наседал. Иначе тупо было бы скучно жить. А тут такой спектакль по заявкам «Колокольчик» наметился. Чего не посмотреть?
— Мозг компостируешь ей ты, Яр. Не перекладывай проблемы с больной головы на здоровую, — поводил я в воздухе ладонью, будто бы неожиданно дурно запахло.
— Я не компостирую, — рассмеялся Басов, — я виртуозно наваливаю лапши. Чувствуешь разницу?
— Нет. Те же яйца, только в профиль.
— Ладно. Согласен. Но что-то мне эта тема приелась, давай сменим пластинку, — чересчур миролюбиво потянул друг и шлепнулся рядом со мной на кожаный диван.
— Меняй, — дернул я подбородком в его сторону и чуть оскалился, когда кто-то прикрутил громкости на колонках и с воплем залетел в бассейн.
— Чего это Ади такая злющая? Обиделась, что мы ее с собой не взяли отмечать вашу днюху?
— Не, там проще, Бас. Я ей помог.
— И?
— Неправильно помог, как оказалось. Я не учел корявую бабскую логику, — раздраженно дернул я плечом.
— Пояснительную бригаду в студию.
— Ой, да там сто восьмая серия «Санта-Барбары», — фыркнул я, — Адриана влюбилась в парня из своей убогой балетной школы. Задолбала о нем трындеть и слюной капать. Ну я и прознал, что этот тощий Цискаридзе в гамашах, палит на другую девчонку, причем так конкретно. Ну я ее эффектно и на его глазах снял. И развел.
— И он тут же кинулся утешаться к Ади, как ты и планировал, так? — на один глаз прищурился друг.
— Нет. Этот дебил переключился на другую.
— Это он зря...
Из глубины зала нам замахали парни, но мы с Басом оба отмахнулись, как-то без особого энтузиазма наблюдая за тем, как качает пену в бассейн специальная установка, как шарашит басами музыка тела многочисленных девчонок в одних лишь смелых по фасону бикини и как ослепляет стробоскоп.
— О чем и речь. Вторая пала еще быстрее, чем первая, — вернулся я к теме нашего разговора.
— Но?
— Но воз и ныне там, Бас. Этому зачуханскому Костику моя сестра никуда не упиралась.
— А-а, так Адриане за тебя тупо предъявили, так? — захлопал в ладоши друг и форменно заржал.
Маньяк отмороженный!
— Да, причем прямым текстом. А она, дуреха, два часа собиралась на разговор с этим недоумком, волосы завивала, штукатурилась с ног до головы. Думала, ее замуж позовут, — закатил я глаза.
— Ну ничего, перебесится. Забей.
— Давно. Пусть теперь сама вывозит свои жизненные нестыковки.
И мы на минуту замолчали, каждый думая о своем. Я, словно по отлаженному алгоритму, вспомнил огромные голубые глаза и пухлые губы, которые так часто представлял, что целую.
— Слушай...
— Ну чего? — устало вздохнул я.
— А почему мы по старой доброй традиции не устроили вписку у тебя дома? Да и вообще последние пару месяцев ты у себя пацанов не собираешь?
Началось утро в деревне.
— Мама вас не переваривает.
— Ага. Ну, допустим, — не поверил в мое вранье Басов, но тему пролонгировать не стал. А может, уже понимал, что на меня, где залезешь, там и слезешь.
Рафаэль
— Это какой-то розыгрыш? — Бойко прикусывает кончик пухлой губы, а я выпадаю в ошибку. Стремительно. О чем она спрашивала? Что имела в виду? Все осталось в параллельной реальности, а в этой я просто лежал на кровати, пахнущей ею, смотрел на нее и дурел.
— С чего ты взяла?
— Какой своевременный и удобный вопрос, Рафаэль, — дернула она плечом и отвернулась, беспокойно перекладывая на столе учебники и ставя в стакан рассыпанные карандаши. Нервничает.
Почему я так эпически этому рад? Неравнодушна, потому что. Какое славное утешение...
— Да ладно тебе, Алина, — я со смакованием произнес ее имя и даже, кажется, зажмурился, так меня вся эта ситуация вставляла, — ты лучшая подруга моей сестры. Что-то же она в тебе нашла. Найду и я.
Она в моменте будто бы расслабилась, чуть откинувшись на спинку скрипучего стула и глядя на меня из-под опущенных ресниц. Покачала головой и коротко рассмеялась.
— Славное объяснение. И много у тебя таких девчонок, с которыми ты просто дружишь?
— Ты думаешь, я не способен на такой подвиг? — деланно изумленно охнул я и даже на кровати приподнялся, подаваясь в ее сторону и всего лишь на секунду дотрагиваясь кончиками пальцев до ее обнаженного колена.
Она вздрогнула и спрятала ноги под столом. А у меня руку до самого плеча молнией прострелило. Приятно так, что, кажется, аж мозг со свистом из черепной коробки вылетел. Остался только гулкий звон и блаженная пустота.
Еще хочу!
— Я думаю, что тебе не стоит ко мне подкатывать? — буркнула Бойко, но я только откинул голову и захохотал.
— Ты уверена, что я именно этим сейчас занимался?
— А чем еще занимаются плохие парни вроде тебя? — поджала она губы.
— Если я набил на своем теле пару татух и проколол соски, то этот еще не значит, что я плохой парень.
— Ты проколол соски? — забавно округлила глаза и рот Алина.
— Показать? — схватился я за подол футболки.
— Вот уж не надо, — замахала она руками и отрицательно затрясла головой.
— Еще язык тоже.
— Это я заметила.
— Так целоваться вкуснее, — я даже дыхание задержал, ожидая ее реакции.
— Не стану спорить, — впечаталась она лицом в раскрытую ладонь и что-то протестующе зафырчала. Как котенок, ей-богу.
— Но я, правда, без задней мысли, если что.
— Да?
— Ну с чего бы мне тебе врать? Если бы ты мне была нужна в этом смысле, то я бы не стал расшаркиваться.
— Ах, стало быть, я тебе нужна?
— Ты, что ли, флиртуешь со мной, Бойко? — раскрыл я рот дурашливо и состряпал удивленный вид.
— Корона не подпирает?
— Ты такая жестокая, — как мне нравился этот разговор ни о чем. Я бы мог вести его вечность, если бы только она позволила.
И все бы ничего, но где-то в доме закончила трепаться по телефону Адриана и ее быстрые, приближающиеся к нам шаги я уже слышал по коридору. Секунда и наше уединение было прервано.
— Вы чего тут?
— Я пригласил Алинку съездить встретить рассвет на наш утес. Она согласилась?
— Да? — приподняла брови Бойко.
— Да? — удивленно сложила на груди руки моя сестра.
— Ага. Помнишь, как раньше? Круто было бы.
— Ты серьезно сейчас? — свела брови домиком Адриана.
— Абсолютно.
Та тут же подпрыгнула на месте и тоненько пискнула. А затем с мольбой глянула на свою подругу и перешла на просительные интонации.
— Даш мне какую-нибудь теплую кофту? — и указала на свои короткие шортики и микроскопический топ, расшитый пайетками. Одежда для ночного клуба, но никак не для вылазок на природу.
— Конечно, — кивнула блондинка.
— Супер! Тогда едем! И да, тебе там понравится, Алин.
Но та, игнорируя этот щенячий восторг, собиралась без особого энтузиазма. Только поглядывала на меня хмуро, но одевалась теплее. Хоть днем температура воздуха еще прогревалась до двадцати градусов, но ночью и по турам стоял настоящий дубак – не более десятки со знаком плюс. Так что по моей просьбе Алина прихватила пару пледов и налила полный термос горячего чая. Хотя я надеялся, что до него не дойдет.
Спустя полчаса мы уже мчали в сторону утеса, с сорокаметровой высоты которого открывался потрясающий вид на Черное море. Этот кусок суши был скрыт от жадных глаз посторонних густым лесом, и только старожилы знали сюда дорогу. Вот и таксист удивился выбранной мной точке на карте, но спорить не стал, уж слишком щедро я тому заплатил. А когда притормозил у таблички «проход воспрещен», то и вовсе покосился на нас, как на душевнобольных.
— Нормально все, мужик, — криво улыбнулся я ему и протянул еще одну крупную банкноту сверх оговоренной за поездку суммы. — Заберешь нас отсюда через два часа?
— Лады.
Рафаэль
Еще два месяца спустя…
Я: «Привет».
Зависаю, смотря на то, как одноклассница пытается найти массовую долю углерода в спирте. Молекула, наша учительница по химии, хмурится и качает головой. А мне скучно, потому что я давно уже расписал решение и теперь лишь ждал, когда мне ответят.
Вхолостую. Потому что заветное встречное «привет» я получил только под вечер, когда вырисовывал в альбоме ее глаза. За ребрами кольнуло и заломило — это сердце радостно дернулось, наивно полагая, что ее ответ что-то значит в разрезе хоть какой бы то ни было надежды на будущее между нами.
Тупая мышца не знала, что мы с ней давно и прочно застряли в дремучей френдзоне. И выход у меня виделся только один — ломать ее под себя. Потому что за прошедшие два месяца я не сдвинулся с места и на чертовый миллиметр. Где был, там и остался — в игноре.
Бойко смотрела на меня, но не видела. И сколько бы я мысленно ни орал ей, что здесь, рядом, она отказывалась меня слышать. Или тупо не хотела. Не знаю...
И так это все бесило невероятно. Если бы я мог, то кинул бы под ноги своей балерины весь мир. И себя в придачу. Тогда, когда кто-то разбрасывался людьми, которые их любят, как пешками на шахматной доске. Таким был мой лучший друг. Басов сыграл ва-банк, а затем почти в упор расстрелял девушку, которая готова была идти за ним на край света.
Забавы ради...
И это была не зависть. Нет. Это была концентрированная ненависть. Я смотрел в его глаза и понимал: он ее не заслужил.
Жалею ли я о том, что сделал? Ни капли.
Верил ли я в то, что его сердце билось? Нет.
А ее? Билось. Я знал это, но добивал технично. Просто потому, что в противном случае, это бы сделала с ней Ярослав. Без анестезии.
Больная любовь. Игрушечные чувства. После Нового года, ни он, ни она не вернулись на учебу. Все рухнуло. Осталось только кристально чистое понимание, что нельзя играть в людей. Но что собирался сделать я?
Она: «Мне сегодня доставили посылку».
Знаю. Она от меня. Я хотел хоть и запоздало, но поздравить ее с прошедшим днем рождения, который был еще тридцать первого декабря. Адриана проболталась на мое счастье.
Я: «Ничего не понятно, но очень интересно».
Она: «Я в шоке, если честно».
Я: «А что там?»
Она: «Пуанты. И пачка».
Я: «Вау. Держу пари, что тебе понравилось».
Горло в ожидании ее ответа словно бы стиснуло колючей проволокой. Больно. И размазывает.
Она: «Это очень дорогие вещи, Рафаэль. Известный и премиальный бренд. Мне страшно представить, сколько они могут стоить».
Чуть погодя долетает еще одно и провокационное.
Она: «И кому бы в голову пришло тратить на меня столько денег».
Мне. Верно. И я бы всего себя потратил, если бы только она позволила. Если бы только намекнула, что я ей нужен. Я бы свихнулся от счастья. А потом бы еще один раз, просто радуясь ее блестящим глазам.
Я любил ее.
Нет. Больше. Я был ей болен. Смертельно.
Когда до меня это дошло? Когда задыхаться без нее начал. Когда хотелось крошить кости Прохорова до состояния муки лишь потому, что она смотрела на него, а не на меня. Когда не спал, в панике страшась того, что у меня не получится заполучить ее. Когда смотрел в ее глаза и тонул в них. Захлебывался, но только приветствовал это разрушительное состояние.
Я: «У тебя появился тайный воздыхатель?»
Она: «Да не похоже на то».
Ну точно...
Я: «Может, есть какой-то повод?»
Она: «Есть».
На этом все. Она просто отключилась, а я так и остался барахтаться где-то в подвешенном состоянии. Но я хотел, чтобы она улыбалась. Если бы умел, я испек это чертов банановый торт без сахара и подарил бы ей, но руки у меня росли из задницы, а потому я сподобился только раздобыть размер ее пуант и балетной пачки. Мне бы хотелось верить, что ей все подошло.
— Раф! — вздрогнул. Это в комнату ввалилась моя сестра. Уселась на мою кровать без разрешения, а я едва ли успел убрать альбом с набросками Бойко под подушку.
— Чего тебе, горемычная?
— У меня в эту субботу спектакль. Ты придешь?
— Приду, — киваю я. Адриана уже привыкла, а вот Алина до сих пор удивляется, видя мою забитую татуировками тушку в первом ряду. Я с недавнего времени очень полюбил балет. Прямо адски. И не пропускал ни одного спектакля, где бы порхала моя Бойко.
Тогда я мог смотреть на нее вечно. Жечь ее взглядом. И знать, что мои больные, гипертрофированные чувства останутся при мне. Рано пока. Она же с ума сойдет, если узнает раньше времени, насколько меня на ней заклинило.
— О, спасибо!
— Не за что, — улыбнулся я, а сестра зависла. Смотрела на меня стеклянным взглядом, а я понял, что мы наконец-то оба добрались до точки невозврата. Плотно встали на то место, с которого придется сорваться вниз.
Алина
— Бойко? — я слышу за спиной жесткий, громоподобный голос и вздрагиваю. Это мой педагог и наставник — Ирина Алексеевна Гофман. И по ее интонациям я четко понимаю, что она чем-то категорически недовольна, а значит сейчас мне качественно вынесут мозги.
— Я, — поворачиваюсь к женщине, задирая голову и становясь в шестую позицию.
— Что это за синяки у тебя на бедрах?
Ни один мускул не дрогнул на моем лице. Взгляд, как был уверенным в себе, так и остался, и только сердце в груди жалобно завыло. Ему до сих пор было больно и обидно.
— Я упала, Ирина Алексеевна.
— Я дура, по-твоему? — припечатала она мне в лоб, а я сглотнула судорожно.
— Нет.
— Кто бил?
— Никто.
— Кто, я спрашиваю!? — она, маленькая и хрупкая, наседает на меня, словно бы Годзилла. Но и я тертый калач. Жизнь научила врать технично, виртуозно. Так, что и комар носа не подточит.
— Я правда упала. Мы с ребятами на выходных ходили на картингах кататься, а я с управлением не справилась и с трассы вылетела. Бедром вот немного воткнулась в ограждения из покрышек.
— Славно ты болтаешь, Бойко. Только я в жизнь не поверю, что ты села в какой-то там картинг, учитывая то, как ты рвалась заполучить роль Авроры и сколько сил для этого приложила.
— Ирина Алексеевна..., — перевела я на нее глаза и облизнулась, но продолжить мне мое откровенное вранье не дали.
— На подмостки с такими уродливыми ногами я тебя не пущу. В «Спящей Красавице» тебя заменит Элеонора Тихорецкая.
— Нет! — отчаянно вырвалось из меня. И, кажется, даже зубы досадливо скрипнули.
— Да, милая моя. Будет тебе наука о том, что мне врать непозволительно!
А мне как сказать правду? Как вывалить ее на человека, который во всем был для меня примером и образцом для подражания. Сильная. Смелая. Целеустремленная. Расскажи я ей реальное положение дел, и она будет смотреть на меня, как на жалкую размазню. Ведь Гофман всегда твердила нам, что мы сами кузнецы своего счастья. А уж если у нас чего-то нет, то мы просто недостаточно этого хотим. И точка.
Но ведь отцов не выбирают...
— Я их загримирую, под трико не будет видно, — выдвинула я свой последний аргумент, но педагог была неумолима.
— Я все сказала. Но еще добавлю — еще раз увижу, что ты «катаешься на картингах» и поездка в Москву тоже встанет для тебя под большой вопрос. Ты это уяснила?
— Да, — едва ли слышно просипела я.
— Не слышу, Бойко?
— Да, Ирина Алексеевна, — уже громче отрапортовала я.
— Смотри мне, Алина.
И ушла, гордо расправив плечи, а я рухнула на скамью и разрыдалась, прижимая ладони к пылающему лицу. Обида душила меня изнутри. Но что я могла? Разве что только раздеться и снова броситься в душ, под ледяные капли, чтобы хоть сколько-нибудь усмирить рвущиеся из меня эмоции. И уж не знаю, как долго я так простояла. Может вечность, может всего несколько минут, но даже стучащие от холода зубы не могли утихомирить огонь в моей душе.
— Бойко? — услышала я за спиной голос лучшей подруги и последний раз всхлипнула. А затем сама себе кивнула и повернулась к Адриане. Накинула на плечи халат и двинула прочь из душевой, но девушка, как клещ вцепилась в меня и не планировала останавливаться на достигнутом. — Что случилось?
— Потом, — отмахнулась я.
— Сейчас! — рявкнула Аммо. — Тихорецкая целый спектакль устроила на перемене. Все уже осведомлены, что тебя сняли с роли Авроры в «Спящей красавице». Эта дура завистливая распускает по курсу, как всегда в своем репертуаре, сущую грязь. Но я хочу знать истинную причину. За что?
— За это, — указала я на свои ягодицы и бедра, покрытые безобразными фиолетовыми пятнами.
— Но ты же сказала, что упала.
— Гофман поняла, что я вру.
— Но, Алин...
— Мне ее жалость не нужна, — задрала я нос выше. — Ничья жалость не нужна. Понимаешь?
Я надеялась, что вырвусь из этого порочного круга. Поеду в Москву, примелькаюсь, покажу себя. Поступлю в Академию русского балета в Санкт-Петербурге. Получу предложение поработать в Большом или в Мариинке. Вот какими были мои мечты. Но все надежды, что они исполнятся, рушатся словно карточный домик.
Еще вчера утром я радовалась подаренной анонимной посылке, в которой обнаружила пуанты по размеру и балетную пачку. И хотела бы верить, что это от мамы. Так сильно хотела, что убедила себя в том, что это именно она, хоть и с почти двухнедельным опозданием, но все же поздравила меня с совершеннолетием. От всего сердца и с настоящим подарком, а не как отец, взяв в руки ремень просто за то, что я недосолила суп. И да, я просто сияла от счастья, беспечно позабыв замазать синяки на бедрах.
И вот каков итог: сегодня мир перевернулся с ног на голову.
— Я думала, мы подруги, — обиженно протянула Адриана в ответ на мои ультимативные слова. Но моя боль была сильнее. И мне казалось, что у нее нет права обижаться на меня за то, что я не хочу рассказывать о том, что родной отец более не утруждает себя бить меня так, чтобы не было видно его жестокость.
Алина
— Бойко?
Замираю. Останавливаюсь на месте, смотря прямо перед собой в одну точку, и просто жду неизбежного. Но да, я игнорирую свою лучшую подругу вот уже целые две недели. Придумываю тысячи отговорок, чтобы даже не пересекаться с ней в стенах Академии. И пашу. Пашу, как проклятая, загружая себя репетициями и прогонами до такой степени, что остается сил только на то, чтобы приползти домой, упасть на кровать и умереть.
Воскреснуть вновь на следующее утро. И снова по кругу.
Лишь бы не думать о том, что где-то там, вне периметра моего зрения, есть они — лучшая подруга, и тот, к которому так отчаянно и вопреки всему тянется мое сердце. И они играют в любовь. Корчат из себя Ромео и Джульетту, превращаясь при этом для меня самой в ненасытных пиявок, которые перманентно пускают мне кровь.
Я знаю, что Прохоров ее целовал.
Видела это собственными глазами.
Да, в ту субботу я сослалась на недомогание, ссору с отцом и в итоге осталась дома. Но социальные сети не заткнешь, и уже в понедельник фотографии целующихся «влюбленных» не сунул мне под нос разве что ленивый.
— Бойко, а ты знала, что у них роман?
— Алин, а давно это между ребятами?
— О, они так круто смотрятся вместе.
— Красивая пара. И как нежно Антон целует Адриану, как пылко на нее глядит — сразу видно, что это любовь.
И пока меня всю перекручивало изнутри, мне приходилось насиловать собственные губы, растягивая их в улыбке. А как иначе? Держать марку, пока все болит и ноет, нас в Академии приучили сразу. Умри, но улыбайся и танцуй. Танцуй так, чтобы все плакали.
Все. Но не ты.
Даже когда целых четырнадцать дней тычут в лицо колючими фактами: вот они в кино, вот в ресторане, вот катаются на лошадях, вот он дарит ей цветы, вот воздушные шары, вот огромного плюшевого медведя, о котором мечтает каждая девчонка. В том числе и я.
— Алин, — моего плеча касаются тонкие пальцы Адрианы, а я, снова надеваю на себя маску девушки, которой все нипочем.
— Привет.
— Ты избегаешь меня? — она хмурится, а я качаю головой, игнорируя почти нестерпимое желание засадить ей в лоб парочку неудобных вопросов. Но меня попускает. Люди ведь ничего никому не должны, кроме как быть верными самим себе и своим принципам.
— Прости, я в последнее время что-то совсем загналась. Гофман сняла меня с роли, и я решила порвать все шаблоны, гонясь за мечтой, забывая о близких. Забывая обо всем.
— Да, Тоша писал, что ты не отвечаешь на его сообщения.
— Я отвечаю.
— Да, что пока занята, и дашь о себе знать чуть позже.
— Но я правда занята, Адриана, — упрямо улыбаюсь я, не отводя взгляд и почти не моргая. Если эта девушка думает, что мне станет стыдно за свое поведение, то она плохо меня знает.
Не станет.
— Тебе ведь вернули роль Авроры, можно выдохнуть.
— Только лишь потому, что Тихорецкая не справилась и дважды облажалась с поддержкой на репетиции.
— Да брось, Кошель влюблен в тебя, как щенок. Он специально обронил Эльку пару раз, чтобы вернуть тебя себе, — смеется подруга, но я не отвечаю на ее провокационное замечание. Лишь молчу и покорно жду, когда же наш разговор обретет хоть какой-то смысл. — Алин...
— Что?
— Мы больше не подруги?
— Это ты мне скажи. В последнее время я все узнавала от Антона, — развела я руками, не боясь того, что мои слова могут вырвать из контекста и перефразировать во что-то болезненное для меня.
— Ты про Мельника?
— Да хоть бы и про него, — пожимаю плечами.
— Я его люблю, Алин. Я просто хочу быть с ним. Всегда! Разве это противозаконно?
— Нет, — вру я, скрывая свои чувства и надежды того, кого она, словно марионетку, решила подергать за ниточки.
— Мой план уже начинает работать. И Тоша... он на самом деле очень мне помогает. Он настоящий друг.
— А я — нет?
— Я этого не говорила.
— Ну да...
Мы обе замолкаем. Я давлю Адриану взглядом, она же все-таки отводит глаза, а потом и вовсе закатывает их.
— А что я должна была говорить тебе? Ты такая вся правильная, что аж зубы сводит. Это нельзя! То можно! Есть только черное и белое. В чувства не играют. О любви не шутят. Да бред это все, Бойко! Неужели бы ты на моем месте поступила бы иначе? Тем более что Прохоров не был против этого плана.
Ну еще бы!
— Это обман.
— И кому я им делаю плохо?
— Никому, — согласно закивала я, решая для себя закончить этот разговор без прицела на смысл.
— Вот поэтому-то я и побоялась тебе рассказывать о своих планах. И Тошу потом отругала, что он сказал. Надо было по факту тебе все выложить. Уж не знаю, Бойко, откуда в тебе эти комплексы, но есть такие ситуации, когда игра в любовь стоит свеч.
Рафаэль
Я нервничаю. Все-таки всегда надежнее делать все самому, а не быть кукловодом, дергая тупых кукол за веревочки. Прохоров был одним из таких и мог мне запороть дело уже на начальной стадии. А я этого не хотел. Мне нужно было, чтобы пьеса разыгрывалась четко по моим нотам.
Иначе я не получу то, что хочу.
Выбрасываю пустую пачку в урну и бесцельно чиркаю зажигалкой, пялясь неотрывно на подъездную дорожку к дому. Закидываю в рот мятный леденец и отстранённо отслеживаю свои реакции. Нормально: пока внутри меня бушует огненный торнадо, внешне я собран и предельно холоден. Пульс не частит, ладони не трясутся, температура тела в пределах допустимых значений.
Со стороны может показаться, что я совсем не болен. Не помешался.
Обычный парень, которому все равно. Но как же обманчива эта картинка, правда?
Я скалюсь своему отражению в темном стекле оконной рамы, а уже через секунду вздрагиваю, завидев в отдалении огни приближающегося автомобиля.
Это она. Я нутром это чувствую.
Еще спустя минуты три я облегченно выдыхаю, заслышав, как шелестит гравий на въезде во двор. Прислоняюсь затылком к кирпичной кладке дома и прикрываю глаза, обращаясь вслух. И почти сразу же ловлю звуки ее звонкого голоса.
— Мне лучше вернуться домой, Тош.
— Да что с тобой такое, Бойко? Ты же всегда была с нами. Что теперь не так? Я всю дорогу распекался о том, как наконец-то обрел долбанное счастье, надежду на нормальные отношения с Адрианой, а ты сидишь, словно неживая: «угу, ага, рада за вас». А сама от меня морозишься: трубку не берешь, на сообщения не отвечаешь, на переменах где-то теряешься вечно. Когда мы с тобой говорили нормально последний раз?
— Я просто боюсь, что тебе разобьют сердце, Антон.
Слышу эти слова и грустно улыбаюсь, прикусив губу. Значит, бить сердце себе она не боится, а за чужое беспокоится. То, что совершенно равнодушно к ней.
— Да все нормально, Алинка.
— Это ведь лишь игра. Что ты будешь делать, когда Адриана выиграет свой забег за мечтой, а ты так и останешься буксовать на старте?
Хмыкаю. Я буду удивлен, если этот придурок Прохоров поймет смысл того, что она только что сказала. Умная девочка — вымирающий вид в наше время. Я это знал, потому что слишком часто спотыкался о малообразованное и невнятное недоразумение, способное обсуждать лишь косметические тренды, сумочки и цвет лака для ногтей. Они же на полном серьезе думали, что Эрих Мария Ремарк — это женщина. Ну конечно, что еще ждать от девочек, которые классике предпочитали распиаренные литературные отрыжки и бьюти-блоги?
Вопрос риторический. Отвечать не нужно.
— По-твоему, я должен тупо проигнорировать этот шанс на удачу?
— Нет, но...
— Слушай, я не монстр, ок? Не желаешь идти туда, не надо. И плевать, что Адриана бы этого хотела. Так же, как и я. Я просто сейчас вызову тебе такси, и ты уедешь, раз тебе так невыносимо общество лучших друзей.
— Это не так!
— Так!
— О господи, хватит!
— Ты идешь или нет?
— Иду.
Я слышу их удаляющиеся шаги и выдыхаю. Согласилась. Мои ставки были пятьдесят на пятьдесят, что взбрыкнет. Но тут, как посмотреть: с одной стороны, для меня хорошо, что осталась, а с другой катастрофически плохо, ведь девчонка согласна на живую драть на куски свое сердце, лишь бы не расстроить Прохорова.
Ладно. И меня вылечим. И ее вылечим.
«Ты где?» — пиликнул телефон в ладони. Это Серяк, мой одноклассник потерял меня из виду.
«Жди», — отписался я и сунул гаджет в задний карман.
Да, своего некогда лучшего друга, Басова, я и на пушечный выстрел к Бойко подпускать опасался, рискуя втянуть девчонку в грязные игры. Но вот Серяк, Тимофеев и остальные парни из нашей компании были по большому счету безобидными. Именно поэтому я не боялся теперь использовать их в своих целях. Тупо для массовки.
А я пообещал сестре, что тусовка будет выше всяких похвал.
Мать свинтила в командировку. Дом громить не позволила, а вот насчет бассейна никогда не возражала. Здесь и разместилось более полусотни разгоряченных гормонами парней и девчонок. И все только для того, чтобы на эту пати соизволил явиться Костя Мельник. И Алина Бойко.
Дело было в шляпе — мышки клюнули на бесплатный сыр в мышеловке.
Музыка долбила нещадно, в воду из специальной установки лилась пена, а в ней тут и там плавали девчонки в одних лишь микроскопических бикини, верхом на надувных розовых фламинго. Стробоскопы ослепляли, выпивка лилась рекой, толпа гудела и выплясывала, задирая руки вверх.
Но мне в этой разномастной мешанине тел, было нужно лишь одно.
Я бесшумной тенью обогнул дом и уверенно двинул в сторону банного домика, где и находился огромный двадцати пятиметровый бассейн, русская парная, хаммам, джакузи и патио для отдыха, которое теперь превратилось в импровизированный танцпол. Но в главные двери, вслед за Прохоровым и Бойко, я не пошел. Поднялся по винтовой лестнице на балкон, а через него попал на второй ярус постройки, с которого открывался превосходный вид на гудящую толпу.
Алина
Я проснулась ровно в тот момент, когда в комнату на цыпочках прокралась Адриана. Сходила в душ и вернулась, завалившись на подушку рядом с моей и явно с кем-то переписываясь в телефоне. Я же упорно делала вид, что сплю. Мне было невыносимо снова начинать разговоры о бесконечном вечном: о том, как язык Прохорова побывал во рту у лучшей подруги, и о том, что это не так уж и плохо, как она себе представляла.
Мрак.
Думать о том, что это я сама бесхребетная тряпка, которая все никак не может набраться смелости, чтобы честно заявить о своих чувствах и попробовать хоть что-то сделать для достижения собственных желаний, тоже не хотелось.
А потому я лежала бесшумно и ждала, когда же сон снова накроем меня с головой. И это случилось. Вот только облегчения не принесло. Там, во сне мне снилась мать и отец, которые с лающим, издевательским смехом тыкали в меня пальцем, и все твердили, что меня никто и никогда по-настоящему не полюбит. Тем более такой, как Антон. И рядом с ними стоял он — герой моего романа. И лучшая подруга. И они оба согласно кивали в такт всем этим безжалостным словам.
Я вздрогнула и проснулась. А затем выдохнула, когда увидела на часах уже начало десятого утра. Осторожно выпуталась из тонкого одеяла, оделась и тенью скользнула в ванную комнату. Почистила зубы, умылась и решительно поспешила прочь.
Плевать как, но я планировала добраться домой как можно быстрее. С меня хватит отвязных вечеринок, фиктивных отношений и экспериментов с чувствами. Я сама ощущала себя истерзанной подопытной мышью.
И теперь хотела только тишины...
— Уходишь по-английски? — я замерла, как вкопанная, услышав этот пробирающий до костей голос. Такой тягучий, словно сахарный сироп. Чуть хрипловатый, глубокий и бархатистый. С таким голосом Рафаэль Аммо мог бы сделать головокружительную карьеру в качестве радиоведущего.
Вот — у меня даже мурашки побежали по позвоночнику.
— Да. Мне пора, — оглянулась я из-за спины и сдержанно кивнула, отмечая, что парень одет лишь в белоснежную майку и темно-синие домашние штаны. Босой. И с патчами на глазах.
Серьезно?
Я покачала головой, приказывая себе не улыбаться. Подумаешь...
— А как же яичница с беконом, имбирный чай и ванильные рогалики?
— Я не голодна, — соврала я и тут же покраснела, так как мой желудок решил прямо в этот самый момент заявить о том, что я в последнее время критически недоедаю.
— Пошли, накормлю тебя, так уж и быть.
— Но мне надо домой, — упорно гнула я свою линию.
— Отвезу. Но сначала завтрак, Бойко. Давай, шевели колготками в сторону кухни.
И скрылся, на ходу разминая свою шею. Я же только потопталась на месте, а затем решила не выпендриваться. Все ж-таки сомнительно, что в этом элитном поселке на берегу Черного моря ходят автобусы или что-то типа того. Пешком же я до дома буду топать пару часов, не меньше.
Чем не аргумент?
Пришлось со вздохом признать, что мне повезло, и плестись вслед за парнем. А там скинуть свой рюкзак на пол и залезть на барный стул, а затем молча следить, как уверенно Раф орудует у плиты.
— Лук, помидоры, ветчина, сыр? Никакой аллергии или непереносимости?
— Про себя не спросишь? — осмелилась я пошутить и поймала удивленный взгляд.
— Это было больно, — рассмеялся парень.
— Не ври.
— Ладно, не буду, — снял с нижних век патчи и пожал плечами. — Ворую у матушки, они чертовски бодрят.
Спустя минут пять передо мной уже стояла источающая аппетитные запахи тарелка и дымящаяся кружка с чаем. А еще хлебница, до краев заполненная горячими зерновыми булочками. Я попробовала и удивленно подняла на Аммо глаза, но тот лишь технично орудовал вилкой и что-то листал в своем телефоне, совершенно позабыв о моем существовании. Но да, было чертовски вкусно, если не сказать больше.
Так, в тишине мы и прикончили завтрак, а затем синхронно поднялись со своих мест, покинули кухню, а после и дом. Я полными легкими хапала свободу, а Рафаэль смотрел на меня в упор и прищурившись.
— Что? — спросила я.
— Жду, когда ты надышишься, — а затем развернулся и неторопливо пошел к черной хищной иномарке, которую облепила роса.
Не прошло и пары минут, как мы вывернули на дорогу и помчали в сторону города. Встали в небольшую пробку на въезде, заехали на заправку, затем по дороге подрулили к огромному ангару, где Аммо непродолжительное время говорил с каким-то бородатым мужиком, затем взял у него сумку и закинул ее в багажник. Я не возражала этим остановкам. Дома раем все равно не пахло.
— Извини, что заставил ждать, — снова прыгнул парень за руль.
— Это ничего.
Через четверть часа мы были напротив моего подъезда. Неловко замолчали на пару минут.
— Знакомый кот, — кивнул в сторону лавочки Аммо, а я улыбнулась.
— Это Тайсон, левое ухо не отморозил, а отважно потерял в драке с бомжом, который удумал пустить его на шаурму. Мы его тут всем домом подкармливаем, вот и прижился, — зачем-то пояснила я, но заглохла, не уверенная в том, что мой треп вообще интересен этому загадочному парню. — Спасибо, что подвез, Рафаэль. Я, пожалуй, пойду.