Аделаида. Наблюдатель.

Лопата входила в промёрзшую землю с противным скрежетом, но в наушниках на всю громкость играла «Gangnam Style», и я задорно пританцовывала, чтобы не окоченеть в этом прекрасном месте.

Кладбища всегда были моей слабостью. И почему здесь нельзя просто поставить палатку и жить? Ах да... блядские упыри.

Сентябрьская ночь выдалась на редкость мерзкой. Мелкий дождь превратился в ледяную морось, которая пробиралась под капюшон и стекала за воротник.

Фонарь на голове выхватывал из тьмы узкий конус пожухлой травы и потрескавшихся надгробий. Старое сельское кладбище в деревне Верхние Колодцы, заброшенное лет десять назад. Идеальное место для упыря, который решил бы устроить себе логово. Эти уродцы в последнее время – частые мои клиенты.

Я остановилась, отёрла пот со лба и принюхалась.

Запах обычной земли, прелых листьев, дождевых червей. Ничего подозрительного пока что. Но я знала – если упырь здесь зарылся, то чем глубже копаешь, тем сильнее будет вонь. Запах разложения, который не спутаешь ни с чем.

Дед учил меня выслеживать нечисть с детства. «Аделаида, – говорил он, затягиваясь самокруткой на веранде, – у каждой твари свой запах. Ведьма с пятнадцатого дома воняет нафталином и водкой. Упырь – могильной сыростью и гнилью. А вот домовой...» Он усмехался. «Домовой пахнет хлебом и молоком. Их не трогай – это хорошие.»

Эта могила привлекла моё внимание ещё днём. Слишком свежий холмик для заброшенного кладбища, слишком аккуратный. А главное – крест стоял криво, будто его торопливо воткнули в землю и забыли поправить. Всем известно, что неправильно поставленный крест – первый признак того, что в могиле лежит не совсем мертвец.

В наушниках заиграл «Baby Shark» в клубной обработке, и я усмехнулась. Детская песенка про акулёнка под аккомпанемент стука лопаты о гроб – есть в этом какая-то поэзия.

Метр. Полтора. Два.

Нихрена ж себе он запрятался. По всем правилам зарылся.

И тут я почувствовала этот запах.

Сладковато-приторный, с нотками гнили и сырости. Словно кто-то оставил мясо гнить в подвале месяца на два. Я облизнулась.

Лопата звякнула о дерево.

Я расчистила крышку от земли и осторожно приподняла её. Доски скрипнули, но выдержали. В свете фонаря в гробу обнаружилось именно то, что я ожидала увидеть.

Упырь.

Мужчина лет сорока в грязной рубашке и чёрных брюках. Кожа приобрела мертвенно-серый оттенок с синеватыми пятнами, как у утопленника. Ногти отросли и превратились в чёрные когти. Лицо исказилось – челюсти выдвинулись вперёд, обнажая ряды острых зубов, а глазницы провалились настолько глубоко, что в них плескалась тьма.

Волосы свалялись в грязные космы, а от всего тела исходил тот самый запах могильной сырости, который заставлял прикусывать губу от возбуждения.

Всё как я люблю! Только почему он лежит лицом, а не затылком? Да пофиг!

Я уже потянулась за серебряным ножом, предвкушая знакомый ритуал, когда свет фонаря выхватил что-то неожиданное. Присмотрелась внимательнее, наклонилась ближе к трупу, и моё хорошее настроение мгновенно испарилось.

Прямо в центре груди торчал кол.

Толстый, грубо обструганный, вбитый так глубоко, что видна была только рукоятка. Вокруг раны ткань рубашки обуглилась и почернела – верный признак того, что кол попал точно в сердце.

– Ну нахуй! – вырвалось у меня так громко, что где-то вдалеке испуганно каркнула ворона.

Я выдернула наушники, вылезла из могилы и огляделась по сторонам, будто ожидая увидеть того утырка, который испортил мне всю малину. Кладбище молчало, только ветер шелестел в голых ветвях.

– Вот же ж падла, – пробормотала я, разглядывая кол. – Это даже не осина.

Нечленораздельное мычание заставило меня посмотреть вниз. Упырь открыл глаза.

Мутно-красные, налитые кровью, они уставились на меня с тупой злобой полуживого мертвеца. Рот приоткрылся, обнажив гнилые зубы, и послышался хрип – что-то среднее между стоном и рычанием.

– О, очнулся, – протянула я, отступив на шаг. – Ну давай, повесели мамочку хоть немного.

Упырь попытался подняться, но кол мешал ему двигаться нормально. Он дёрнулся, застонал от боли, потом медленно, словно в замедленной съёмке, начал выбираться из гроба. Движения были неуклюжими, словно у пьяного старика с больной спиной.

Левую руку он поднял, попытался схватить меня за ногу, но промахнулся метра на два. Я даже не сдвинулась с места – настолько жалкой была эта попытка.

– Ну пиздец! – фыркнула я, доставая серебряный нож.

Упырь наконец кое-как вылез из гроба, но тут же согнулся пополам – кол торчал под таким углом, что выпрямиться полностью он не мог. Попытался сделать шаг в мою сторону и чуть не упал. Пришлось опереться на надгробный камень.

Мертвец попытался наброситься, но получилось у него что-то вроде медленного шага вперёд с вытянутыми руками. Как зомби из дешёвого фильма ужасов. Я легко отступила в сторону, и он промахнулся, едва не врезавшись в соседнее надгробие.