Афганский рубеж 3

Глава 1

Нервы были на пределе. Сохранять спокойствие в такой ситуации крайне сложно. Сердце начало колотиться сильнее. По пальцам, сжимающим ручку управления вертолётом, пробежал слабый холодок, а кончики что-то кольнуло.

И это при такой жаре! Капля пота скатилась по щеке и попала мне в рот. Солёный привкус подействовал весьма отрезвляюще.

— 302й, я Торос. Ориентир — оранжевый дым. Духи в 25 метрах от нас. Идут быстро, — продолжал вызывать на помощь авианаводчик.

Тут же на ближайшем склоне вспыхнул дым, накрывший всех духов, стремящихся к нашим бойцам. Пулемёт на вершине ещё работал, но рядом с ним произошёл взрыв. Всё вокруг позиции заполонило пылью.

Первая мысль, что расчёт крупнокалиберного «Утёса» погиб. Но не тут-то было. Он вновь заработал, отбрасывая наступающих душманов. Но их натиск сильнее калибра 12.7 мм.

— 302й, я 001й. Запрещаю залетать в квадрат 34-71, — вновь повторил генерал Целевой.

Сомневаюсь, что он сверху видит всё так же хорошо, как и я. Чтобы я сейчас не решил, рискую в любом случае. Главное — обезопасить подчинённых. Ведь все разговоры записываются.

Продолжаю выполнять вираж, как и мой ведомый. Ваня Васюлевич в пятидесяти метрах надо мной и тоже кружится в ожидании команды. Надо не подставлять его, если что-то пойдёт не так.

— Повтори Торос, сколько метров от тебя можно работать? — запросил я.

— 25-30 метров. Не бол… не больше. Они уже рядом. Не… не… не удержим! — громко отвечал авианаводчик сквозь помехи в радиосвязи.

Теперь осталось только правильно дать команду ведомому. Сделать так сказать, запись для прокурора.

— Задачу понял, Торос. Слишком близко от вас. Не могу работать, — ответил я, переключившись на пушку ГШ-2-30.

Теперь надо верить в моего ведомого, что он сможет повторить за мной. Ручку медленно отклоняю вперёд, чтобы разогнаться. Скорость нужна большая.

Снизился до 100 метров. Вертолёт моментально завибрировал будто он только что взбодрился и готов к атаке.

— 304й, 302му. Работать по оранжевым дымам запретил. Разрешил пристроиться справа и повторять мои манёвры, — выдал я в эфир.

Пара секунд тишины и Ваня ответил.

— Понял, 302й. Пристраиваюсь справа. Дистанция 500 метров.

Прошли один гребень на берегу реки. Перелетели через сопку и снова оказались в самом горячем месте Афганистана в данную минуту. Высота 799 продолжала погружаться в смог, состоящий из пыли и дыма.

— Прибор 280, — подсказал я Ване.

— Устанавливаю, — ответил он.

Начинаю маневрировать по курсу. Кеша подсказывает, с каких направлений по нам ведут огонь. Кто-то из духов разбегается, а кому-то не страшно и пострелять в нас. Высота всё ближе. В очередной раз придётся сейчас напрячь вертолёт до предела.

— 4й, поворот на горке будет влево, — предупредил я Ваню.

Во рту перед манёвром совсем пересохло. Стрелка указателя скорости на нужной отметке. Оружие готово. Работать по противнику в такой близости от своих можно только из пушки. И то в теории.

— Командир, приготовиться к манёвру, — сказал Кеша.

— Рано. Нам нужно оказаться над позициями спецов.

Склон всё ближе. Напряжение нарастает. Вот он момент, когда ты преодолеваешь свой внутренний рубеж!

— 304й, манёвр! — скомандовал я, отклоняя ручку управления на себя.

Вертолёт резко задрал нос. Перед глазами только голубое небо, а тело вжало в кресло.

— Ох, ох! — заволновался Кеша.

— Смотри на приборы!

— 180… 160… 150, — отсчитывал скорость Иннокентий.

Больше гасить нельзя, иначе не получится выполнить поворот и спикировать точно перед нашими бойцами.

Ручку отклонил влево по диагонали. Крен быстро увеличивается.

— Крен 35… 45! — считает Кеша, а я продолжаю держать на виду у себя передний край наших ребят.

Так и было задумано. Влево Ми-24 разворачивается охотнее, а значит, и нос вертолёта можно наклонить сильнее.

Ми-24 резко развернулся. Чувствую, как хвост быстро занесло, а левую педаль пришлось дожимать сильнее. Наклоняю нос. На авиагоризонте угол тангажа чуть больше 30°. Перед нами только дымы и наступающие духи. Ощущение, что сейчас лбом ударюсь в остекление кабины.

Нажимаю несколько раз на кнопку, и снаряды летят точно по противнику. Один взрыв, второй. В стороны летят песок и камни, а сам вертолёт идёт ровно. Отдача пушки его не волнует!

— Скорость 210… 220… 240, — отсчитывает Кеша.

Плавно отклоняю ручку на себя и отворачиваю влево на повторный заход. Вертолёт слегка качнулся из стороны в сторону. Выровнял его по горизонту.

— Вышел влево. Фух! — услышал доклад от Ивана.

Молодца, парень! Теперь ещё раз. Мы выполнили три захода. Духи ударов не выдержали и откатились. Осталось ещё кое-что нарушить в этом полёте.

Облетели высоту и начали заход на восточный склон. Тут уже проще.

— Атака! — командую я, продолжая бить из пушки по прибывшим с сопредельной территории духам.

Одна машина взорвалась. Вторая загорелась, и тут же огонь перекинулся на другой транспорт. Снаряды в пушке закончились, и мы перешли на использование реактивных снарядов.

— Выхожу влево, — доложил после очередного захода на цель.

— Прямое, 302й. Спасибо, мужики! — устало благодарил Торос.

Кажется, в бою за высоту возникла передышка. Дым постепенно начал рассеиваться и можно было заметить отступающих духов. На Пакистанской стороне они и вовсе грузили убитых и раненых в грузовики.

— 302й, я почти пустой, — доложил Ваня.

— Понял тебя. Контроль за остатком.

Я забрался выше, чтобы посмотреть вокруг. И увиденное меня не порадовало. Вновь со стороны Пакистана виднелся пыльный след. В направлении высоты двигалась колонна техники. Причём многочисленная. Грузовики, бронетехника и военные внедорожники.

А на горизонте начали возникать огненные вспышки.

— Торос, по вам артиллерия работает! — сказал я, но высота 799 уже ощутила на себе залп орудий.

Ещё один залп! Затем ещё и ещё. Сильно взялись за дело пакистанцы. Сомневаюсь, что духам дали пострелять из таких пушек.

Глава 2

Сцена на стоянке поразила меня оригинальностью. Я мог предположить, что по возвращении с вылета мне предъявят обвинение в нарушении приказа вышестоящего начальства, инструкций, и, само собой, норм международного и гуманитарного права.

Скорее всего не успел ещё Пакистан сделать заявление на весь мир.

Вот меня и терзают смутные сомнения по поводу темы приватной беседы.

— Товарищ, я не знаю, как вас зовут. Если вы не заметили, у нас идут очень серьёзные мероприятия. Я должен получить задачу перед очередным боевым вылетом. Давайте беседу оставим на вечер. А лучше через неделю, — похлопал я по плечу бородатого и повернулся к стартовому домику.

— Александр Александрович, боюсь, перенести нельзя, — сказал бородатый, достав сигарету из пачки.

Он не сводит с меня оценивающего взгляда. Буквально прожигает меня, пытаясь загипнотизировать или напугать. Ни то ни другое у комитетчика не получается.

— Товарищ майор, ваши коллеги в курсе, что идёт операция и я, как исполняющий обязанности командира звена…

— Сан Саныч, операция вступила в стадию завершения. Отряды боевиков разбиты, но Ахмад Шаху удалось скрыться. Ваш командир Енотаев в курсе вызова вас к моим коллегам. Сейчас он улетел на эвакуацию группы Сопина, — объяснил начальник особого отдела.

Тогда вопросов у меня нет. А вот недоумения остались.

— Я к вашим услугам, товарищи.

Бородатый вновь показал в сторону КДП, и мы направились на разговор. Тут же меня догнал Кеша.

— Командир… я… ты…он… — запыхался мой лётчик-оператор, показывая в сторону вертолёта.

— Кеша, перечисление местоимений оставить. Говори, что случилось.

— Короче, бак пробит, фюзеляж как друшлак, створки двери опять сломались…

— Ну, я понял, что мы нахватали свинца по самые помидоры. В остальном всё хорошо?

— В целом, да. Вертолёт в строю.

— Отлично. Мне на беседу надо, а ты пока в стартовый домик, — протянул я Кеше защитный шлем и наколенный планшет.

Оружие и «лифчик» оставил у себя. Иннокентий с интересом посмотрел на «конторских».

— О! А это к тебе, Саныч, пресса приехала? Интервью брать? — улыбнулся Петров.

— Да. Журнал «Мурзилка», если я не ошибаюсь? — уточнил я.

Комитетчики даже улыбнулись от моей иронии.

— Клюковкин, перестаньте паясничать. А вы, Петров, свободны, — сквозь зубы проговорил Турин.

Я подмигнул Кеше, пожал ему руку и продолжил следовать за гостями. Привели меня в кабинет местного особиста. Странно было бы, если разговор собирались устроить в столовой или местном магазине Военторга.

— Товарищ майор, а можно и мне попить? Во рту крайне сухо, — обратился я к Турину, который медленно наливал себе из графина в стакан воду.

— Волнуетесь? Не стоит, — сказал мне бородатый.

— Если вы не заметили, то я весь в «мыле». И на мне нелёгкая рубашка с коротким рукавом, — присел я напротив него.

«Лифчик» ужасно хотелось снять. Тело под ним вспрело, а на плечах чувствовалась тяжесть. И это я ещё с ним не бегаю. Представляю, каково парням в пехоте и разведке, которые на себе таскают по горам чуть ли не ещё один свой вес.

Турин налил мне стакан и поставил напротив.

— Благодарю, — ответил я и быстро выпил воду.

Пожалуй, самый вкусный напиток, из тех, что могут быть в Афганистане. После таких издержек, когда во рту сухо, начинаешь ценить столь простые вещи сильнее.

Автомат положил себе на колени. Это не было жестом, чтобы показать мой серьёзный настрой. Но не на пол же его класть.

— Мы можем начать говорить? — спокойно спросил у меня бородатый.

— Да. Виноват, но пить очень хотелось.

Коллега бородатого цокнул языком и подошёл ко мне.

— Вы не пуганный, товарищ лейтенант? Думаете, мы с вами тут шутки приехали шутить? Мы ведь можем и более жёстко разговаривать, — слегка повысил он голос.

Ну, достали! Возможно, я резок в словах и слишком расслаблен физически. Но я только что вернулся с опасного задания. И в таком тоне неизвестным людям со мной лучше не разговаривать.

— Товарищ, а вот с человеком, у которого заряженный автомат, так не разговаривают.

Сидящий напротив меня бородач не смог сдержать улыбку. Турин только развёл руками.

— Вячеслав Иосифович, оставьте нас. Думаю, мы найдём общий язык с товарищем лейтенантом, — обратился сидящий напротив меня к особисту.

Турин вышел из кабинета, и бородач продолжил.

— Ладно, Сан Саныч. Давайте серьёзно. Понимаю, что момент не самый удобный, но разговор важный. Меня зовут Максим Евгеньевич. Рядом с тобой Виталий Иванович. Имена реальные, за псевдонимами мы не скрываемся.

— Очень приятно. А меня вы уже знаете, — встал я со стула и протянул руку Виталию.

Этот парень совсем ещё молодой. Будто вчера окончил институт. Возможно, учился на каком-нибудь факультете иностранных языков.

— Мы за тобой внимательно следили, Сан Саныч, — сказал Виталий и открыл портфель.

Он достал папку с несколькими завязками и протянул коллеге. Не успел я прочитать название на обложке. Заметил только число «880».

— Чем я вас заинтересовал?

— Всем. Начиная от твоей езды на УАЗике и заканчивая историей с оружейной смазкой, — ответил Виталий.

Вот это уровень! А цвет трусов и количество половых партнёров они не знают?!

— Итак, Александр Александрович Клюковкин, 1957 года рождения. Сирота, воспитывался в детском доме. Место рождения — Торск, Калининская область. Что и говорить, вы были буквально рождены летать на вертолётах, — открыл папку Максим Евгеньевич.

До этого момента не задумывался, где родился Клюковкин. Комитетчик прав — вертолёты у меня в крови!

— Это спасибо родному училищу, инструкторам, отцам-командирам.

— Да, да. Некоторым из них вы слишком горячо выразили своё «уважение». Полковник Берёзкин, думаю, вас ещё помнит, — заметил Максим.

— Он и вам пожаловался? — спросил я.

— Нет, но за него не волнуйтесь. Хотя, сомневаюсь, что вы переживаете о сказанных вами словах в его сторону. Нас больше интересует другое — профессиональный рост. Практически как полёт Гагарина в космос.

Глава 3

Боевой вертолёт «Кобра» стремительно выполнил разворот на цель, пройдя в паре сотен метров от нас. В этот момент Кеша откуда-то смог рассмотреть большие белые цифры бортового номера 37, нанесённые на фюзеляж и доложил мне.

Расстояние до него не более одного километра. И пока мы будем выходить из виража, увеличится ещё.

Светло-серый цвет обшивки сливался с гаммой оттенков долины на границе двух государств. Что-то нужно предпринимать, иначе даже один залп неуправляемыми снарядами нанесёт смертельный урон группе Сопина.

— 302й, я Торос, нас атакуют, атакуют! Не достанем, — прорвался в эфир авианаводчик.

Никаких ПЗРК у отряда Сопина нет. Сомневаюсь, что и единственный пулемёт «Утёс» достанет маневрирующий по направлению боевой вертолёт. До выхода на дальность пуска неуправляемых снарядов у пилотов «Кобры» меньше минуты.

— Кеша, аппаратура в работе? — запросил я оператора.

— Так точно…, а мы куда летим? Танки в другой стороне, командир, — был шокирован Иннокентий.

— Много текста. Наводись на вертолёт.

Шансов немного, но пуск управляемой ракеты должен отпугнуть противника. Заставит так же маневрировать, как и меня между скал Хайберского прохода.

Скорость подходит к отметке 280 км/ч. Внизу проносятся кроны деревьев и мелкие сопки.

— Это сложно. Не могу поймать. Цель уходит.

В заднюю полусферу стрелять бесполезно. Вертолёт «Кобра» несколько меньше Ми-24. А на фоне серого от дыма и пыли неба и вовсе кажется незаметным.

Если будет промах, то ракета 9М114 пролетит мимо цели и попадёт в район позиций «сопинцев». Почти 6 кг боевой части «Штурма» принесут много вреда.

— Сейчас захватишь, — сказал я, продолжая держать высокую скорость.

Расстояние между нами и «Коброй» уменьшается. Интервал между вертолётами в паре у них не меньше 300 метров.

Замысел был подойти с солнечной стороны и пустить ракеты «Штурм». Так нас будет труднее обнаружить. Причём выполнить пуск двух ракет для надёжности.

— Разворот, — произнёс я и отклонил ручку управления вправо.

— Уходит, уходит… нет-нет, отлично! — взволнованно сказал Кеша.

Солнце в данный момент у нас за спиной, а вертолёт противника теперь справа под 30°.

— Цель выше. Ракурс ¾. Вот так! Увеличение на 10 поставь, — продолжал я давать целеуказание Кеше, а он накладывал прицельную марку на «Кобру».

— Дальность 5. Цель в зоне. Готов!

Но надо подпустить ближе. Со стороны солнца он нас видит плохо.

— Сразу двумя работай. Внимание! Пуск!

Одна ракета сорвалась с направляющей и устремилась вперёд, к жертве. Следом ещё одна. Прицельную марку Кеша с трудом, но продолжает удерживать на «Кобре».

Ведущий запаниковал не сразу, и это было фатально для него. Ему бы снизиться и скрыться за сопками, но было уже поздно. Ещё пара секунд и произошёл один взрыв. За ним ещё один. Обе ракеты попали в левый борт.

— Влево уходим, — отвернул я вертолёт, когда «Кобра» исчезла в оранжевом облаке.

— Сбил! А как… как…, а так можно?! — удивлялся Кеша, забивая весь в эфир.

Праздновать было рано. Ещё много работы. Ведомый вертолёт резко отвернул на север и ушёл, скрываясь за холмами.

— 4й, на связь, — запросил я Ваню, который продолжал «кошмарить» подъезжающих на машинах духов.

— 302й, отработал по окопавшимся на подступах к высоте. «Сигары» у меня ещё есть. Остаток топлива расчётный, — доложил ведомый.

— Понял. Работаем по колонне.

Среди сопок вблизи Хайберского прохода стояла чёрная дымовая завеса. На просёлочных дорогах горели пикапы и грузовые автомобили. А отдельные отряды разбегались в разные стороны, скрываясь в расщелинах и «зелёнке». Большинство уходило в направлении того самого лагеря «беженцев».

— К работе готов. Навожусь, — сказал по внутренней связи Кеша.

Очень быстро он поймал в прицел первый танк. Дальность 5 километров, для пуска удобная. Поражение практически гарантированно.

— Пуск! Вправо ухожу, — пустил я ракету по головному танку.

— Есть попадание. Работаю по замыкающему, — подсказал мне результат Иван.

Колонна была растянута по дороге почти на километр. Первым заходом оба танка были поражены. Движение колонны замедлилось. Но к высоте вела не только эта просёлочная дорога.

По асфальтированному шоссе на всех парах неслась вторая группа. Скорость у неё была гораздо выше, чем у остановленной нами колонне.

Зайти и атаковать их было непросто. Крупнокалиберные пулемёты на машинах работали весьма активно.

— Огрызаются, — проговорил я, уводя вертолёт от колонны.

Ваня сманеврировал в другую сторону и занял высоту на 200 метров выше меня.

Очередной заход на цель. С земли снова стрельба. Очередь за очередью в нашу сторону, но выходить из атаки уже нельзя. Слишком близко они к границе. Если спешатся и распределятся по фронту, отбить атаку будет сложнее.

Слегка отвернул и снизился, скрывшись за небольшой сопкой. По фюзеляжу застучали пули. Звук, подобно звону от ударов молотка по наковальне, разносился по кабине.

Напряжение от боя невероятное. Несколько минут такой карусели, а я взмок как после кросса по пересечённой местности.

— Дальность 5. Цель вижу.

— Пуск! — скомандовал я, и Кеша пустил одну из двух оставшихся у нас ракет «Штурм» в один из танков.

Отклонил ручку влево, чтобы уйти от пущенной очереди в нашу сторону. Намного отворачивать нельзя, иначе будет срыв захвата. Краем глаза посматриваю на сигнальное табло «Ограничение манёвра». Нельзя, чтобы оно зажглось.

— Попал! Уничтожен! — радостно сообщил Кеша.

Выравниваю вертолёт и снова заходим с Ваней на пуск НАРов. Оружие на панели переключил, выбрав неуправляемые реактивные снаряды.

Теперь колонна окончательно встала и никуда не двигается. Машины чуть не собрались в «гармошку» от резкой остановки.

Резко выполняю горку. В верхней точке разворот на цель, ручку управления отклоняю от себя и начинаю пикировать. Прицеливаюсь.

Глава 4

Обычное утро в Афганистане вновь началось с наших непоняток. У кого-то пропали тапки, кто-то погибал от невозможности попасть в туалет, а кто-то уже искупался и довольный ждал завтрака. Я и сам не собирался посыпать голову пеплом.

Определённая собранность перед встречей с командованием всегда присутствует. Нужно и выглядеть опрятно, и вести себя подобающе. Но никогда мне так не хотелось высказать всё, что я думаю по поводу проведения операции.

— Саныч, давай с тобой пойду. Ну вместе же летали, — сказал мне Ваня Васюлевич, когда я надевал куртку чистого лётного комбинезона.

Он аккуратно трогал свою родинку рядом с ухом. Я заметил, что Ваня имел такую привычку постоянно проверять её целостность.

Пришлось у местных вертолётчиков взять обмундирование, чтобы хорошо выглядеть на экзекуции. Мой комбинезон весь белый от высохшего пота. Да и вид его совсем плох.

— Не надо. Тебя не звали? Так что «кури бамбук». А я пойду «обкашливать» проблему с командованием.

— А хороший тебе дали комбез! Голубой, лёгкий! — заметил Юрис, осмотрев меня со стороны.

— Да. Я бы в таком не летал. Жалко. Ну, будьте все здоровы! Пойду, пообщаюсь, — махнул подчинённым и направился к машине.

Разговор должен был состояться в штабе 77й мотострелковой бригады. Туда утром прибыли ещё какие-то важные люди. В том числе и из Москвы кто-то прилетел. Понятно, что инцидент серьёзный и требует разбирательства.

Особенно интересен момент с атакой вертолётами позиций Сопина. По факту она не произошла только по причине нашего перехвата вертолёта «Кобра». А вообще, комиссия разберётся. Голову ломать не стоит.

— Сань, а ты чего такой красивый? — встретил меня рядом с УАЗом Енотаев.

Ефима Петровича, естественно, тоже вызвали на разбирательство. Он выглядел весьма бодро. Как будто в Джелалабад едем закупаться в дуканах!

— Ну хоть за форму одежды выговор не получу, — ответил я.

— Ага! На моей памяти я тебе их штук 20 объявлял. Давай на обратном пути в дукан заедем?

Верная у меня мысль промелькнула про магазины.

— Предполагаете, что возможности больше не будет? — уточнил я.

— Верно мыслишь, — похлопал меня по плечу Ефим Петрович и дал команду садиться в УАЗ.

Дорога до штаба заняла немало времени. Я успел обсудить с комэска вчерашние события и получить несколько советов.

— Стой. Кивай. Авось пронесёт, — сказал Ефим Петрович, когда мы проехали через КПП бригады.

— Не самая лучшая линия защиты.

— Ты бы ещё адвоката привлёк. Тут в дело уже и Министерство иностранных дел вмешалось. Раньше как-то не замечали дипломаты, что с Пакистана постоянно идут и караваны с оружием, и их спецназ прикрывает духов. А про их истребители я и вовсе молчу. Вчера с командиром 236го полка разговаривал. Оказывается, его тоже вызвали сегодня на разговор.

Енотаев объяснил, что на вылет в район границы истребителям долго не давали команду. Всё анализировали и проверяли. В итоге командир 236го полка с Баграма сам отдал приказ лететь. В итоге пакистанцы заявили о «непрофессиональных действиях» наших лётчиков.

— Настолько наши себя «плохо» вели? — картинно удивился я.

— Пакистанцы из-за отказа чего-то там потеряли самолёт. Лётчик катапультировался. Наши виноваты.

— Логика железная, — ответил я.

Через пару минут мы шли по коридору в кабинет к командиру бригады. Там уже собрались все важные гости. Время нашего вызова ещё не наступило. Но из кабинета уже были слышны громкие разговоры и удары по столу.

— Эмоционально, — заметил я.

— Ещё бы! Ты вчера не видел командующего 40й армией. Ему похоже только Брежнев не звонил. Генерал был алый от злости. Пару раз врачей вызывали, чтоб накапать успокоительного.

В такой ситуации злорадствовать не стоит. Столь нервная ситуация может и навредить здоровью командующего.

Дверь в кабинет открылась, и оттуда показалась статная фигура человека в лётном комбинезоне.

— Протокольщики! — выругался он, захлопнув дверь. — Ефим Петрович, категорически приветствую вас!

Вышедший из кабинета был плечистым, мускулистым, с огромными ладонями, но невероятно добрыми глазами.

— Алексеевич, тебя уже отпустили? — спросил Енотаев.

— Да что они мне сделают, ребя! Дальше фронта не пошлют. А это твой казак?

Протянул мне руку Алексеевич, и я пожал её. Крепкий он мужик! Енотаев кивнул в знак утвердительного ответа.

— Полковник Томин Валерий Алексеевич. Как звать, парень?

— Лейтенант Клюковкин.

— Фамилия-то какая! Ну, будь здоров, ребя! — похлопал меня по плечу Томин и пошёл к выходу.

Из кабинета вышел командир джелалабадского полка и сказал нам заходить.

Войдя в помещение, я увидел несколько сидящих с суровым видом людей. На их бы месте я тоже так выглядел. Тут не только ситуация сложная для разбирательства, но и атмосфера в кабинете не расслабляющая.

В углу жужжит холодильник, а кондиционер «чихает», гремит и совсем не даёт охлаждения. Командующий, который был в звании генерал-полковника, и вовсе сидел, будто бы ему воздуха не хватает. Настолько он был красный! На фоне остальных он выглядел хуже и более болезненно.

За столом для совещаний сидели заместитель командующего генерал-лейтенант Целевой и ещё несколько знакомых мне офицеров. Среди них был и командир 14й отдельной бригады специального назначения подполковник Тростин и зам. командующего ВВС армии.

С ним я уже встречался при разбирательстве в Баграме. Тогда он мне не показался злым, но сейчас выглядел сурово.

— Присаживайтесь, товарищи, — объявил командующий и показал на стулья вдоль стены.

Я остался стоять перед столом, поскольку вряд ли бы мне предложили сесть на разбирательстве.

— Вот-вот, а вы постойте, товарищ лейтенант, — спокойно сказал командующий, вытирая пот со лба и надевая очки.

Он взял несколько бумаг и молча начал читать. Пауза затягивалась, а жужжание холодильника всё сильнее давило на нервы.

Глава 5

Спорить с командующим 40й армии я не собирался. Но никакого облегчения на душе у меня не было.

А ещё эта фраза про то, что я оправдан, меня только больше зацепила. Как будто тут был суд и я предстал перед советским правосудием. Но, как это ни печально, оно — это самое правосудие, оказывается сейчас слепым.

— Лейтенант Клюковкин, вы свободны! Возвращайтесь в расположение вашей группы и продолжайте исполнять обязанности командира звена, — сказал командующий армией и указал мне на дверь.

— Есть! Разрешите идти? — спросил я, вытянувшись в струнку.

Командующий застыл на своём месте, поглядывая в сторону генерала Целевого. Пока что моё предположение в том, что весь удар на себя решил принять заместитель командующего. А ведь Рэм Иванович в эфире запрещал работать в воздушном пространстве Пакистана!

И Енотаев зачем-то решил на себя принять вину. Ну, отправили бы меня в Союз в худшем случае. Зато Ефим Петрович дослужил бы до пенсии спокойно. А теперь неизвестно, как будут командиры распределять степень вины между собой.

— Ничего больше не хотите сказать? — задал мне вопрос командующий армией.

— Я уже всё в бою сказал, товарищ генерал-полковник.

— Так то в бою! — указал пальцем в потолок командующий и встал со своего места.

Он медленно шёл в мою сторону под тихое жужжание холодильника. Видимо, снова этот элемент местного интерьера требует жёсткой руки.

— Достал меня этот электропогреб, — воскликнул командующий и со всего маху приложился ладонью по двери холодильника.

Продукт Минского завода качнулся назад от мощного хлопка. Заместитель командующего ВВС армии чуть не упал со стула от неожиданности. У генерал-полковника удар оказался весьма тяжёлым.

— Точно больше ничего не скажете, лейтенант Клюковкин? — спросил у меня командующий.

— Никак нет, товарищ генерал-полковник.

Ещё бы! После такого размашистого «леща» по холодильнику что-то говорить я бы точно не стал.

— Понятно, — буркнул командующий и подошёл ко мне вплотную.

Генерал-полковник тяжело дышал и внимательно смотрел мне в глаза. Как-то странно! Только недавно отправлял меня из кабинета, а теперь не даёт уйти.

— За ваши действия полагается вас либо представить к званию Героя Советского Союза, либо отстранить от должности и отправить служить в какую-нибудь приморскую часть. Например, Берингово море вполне подойдёт.

— Товарищ командующий, он в Соколовке служит. Его уже ничем не напугаешь, — вступил в разговор Ефим Петрович.

Командующий кивнул и… протянул мне руку. Не сразу я осознал, что нужно пожать её, но секундного замешательства никто не заметил.

— Но всё что могу — это выразить своё уважение вашему характеру и профессионализму. На таких как вы, можно и страну оставить.

— Служу Советскому Союзу, — спокойно ответил я.

На этом моё пребывание в кабинете подошло к концу. Выйдя за дверь, я не сразу собрал в кучу все мысли. Пару минут решил постоять у открытого окна в коридоре, из которого был виден небольшой сад рядом со штабом.

С ветки на ветку перепрыгивает «местный житель» — мартышка, держа в лапе что-то оранжевое. Возможно, где-то утащила апельсин. А может и сорвала с какого-то дерева.

— Оазис, — шепнул я, описывая увиденное за окном.

Смотря на природу Джелалабада, трудно представить, что в нескольких десятках километров отсюда вчера шло настоящее сражение. И там не было ни деревьев, ни апельсинов. Да и мартышка там не могла появиться однозначно.

Там, среди расщелин, песка и камней, полегло несколько сотен бойцов. И это только кого смогли посчитать. Думаю, что смрад, запах пороха и гари будет стоять ещё не один день.

А сколько ещё предстоит вытерпеть на этой войне. Может, всё не так печально закончится. Другим будет отношение к «шурави» в обществе. Но главное — хочется, чтобы больших потерь наша страна избежала в этих горах и песках.

— Есть! — услышал я громкий голос Енотаева, вышедшего из кабинета и закрывшего дверь.

Выглядел он весьма довольным. Значит, оправдали.

— Товарищ командир, всё в порядке? — спросил я.

— Конечно, — подошёл ко мне Ефим Петрович и достал сигарету. — Отстранён от должности и возвращаюсь в Союз.

Вот так в порядке! Нашли на ком отыграться.

— Командир, разрешите я пойду всё-таки что-нибудь скажу…

— Отставить, Клюковкин. Всё нормально. Кого-то нужно было отстранить. Выбрали меня. Домой раньше поеду.

— То есть, просто прекращают вашу командировку? — уточнил я.

— Да, — подкурил сигарету Енотаев.

В своей прошлой жизни Я уже сталкивался с подобными мерами воздействия во время командировок в одну из ближневосточных стран. Домой можно было уехать за любую ерунду.

Прошло несколько минут. В пепельнице прибавилось окурков, оставленных после выкуренных сигарет Енотаевым. Вновь открылась дверь, и в коридор вышел Борис Матвеевич.

— Оправдали? — хором спросили Енотаев и я.

— Усё нормально. Отстранён от должности и возвращаюсь в Союз. Причём пока только в распоряжение командующего округом. Там определят куда мне ехать служить.

Прекрасно! Минус два отличных и опытных командира. Чем только думает командование?

— В Москве сказали, что большие потери. Мол, надо было лучше командовать, — сказал Тростин.

— Ну, им там виднее, — покачал головой Енотаев.

— Хорошо что вы не ушли. Хотел сказать вам большое спасибо мужики. И «джелалабадскому» полку тоже. Вытащили кого смогли. Прикрывали как могли. Теперь… осталась самая трудная работа для командира.

Тростин тяжело вздохнул, протерев лысину платком. Действительно труднее всего командиру в тот момент, когда приходится смотреть в глаза родным погибших подчинённых.

Но тут снова открылась дверь кабинета командира 77й бригады. В коридор вышел генерал-лейтенант Целевой. Его рубашка была расстёгнута, а фуражку он держал в руке.

Как только он закрыл дверь, то повернулся к нам.

Глава 6

Яркое солнце над Баграмским аэродромом продолжало ослеплять. Пот медленно стекал по спине, щекоча каждый нерв.

На лётном поле в одно мгновение стало тихо. Нарушали эту тишину только шелест советского флага на крыше КДП и едва слышимые ругательства Баги. Они не поддавались переводу, но негодование моего коллеги понять можно.

— Подполковник Баев Кузьма Иванович. Ранее занимал должность начальника службы безопасности полётов ВВС армии. Узнав, что 363я эскадрилья остаётся без командира, согласился возглавить подразделение, — представил Баева заместитель командующего ВВС.

— По личной просьбе командующего армией, — тихо добавил Баев.

На его лице читалась неприязнь к личному составу эскадрильи. Как и на лицах моих однополчан. Бывший начбез был в новом голубом комбинезоне, на голове фуражка, кокарда на которой поблёскивала на солнце. На ногах начищенные до блеска лётные ботинки. Больше всего бесила чёрная папка подмышкой. Будто перед нами следователь, а не командир.

Ох и сложно будет Кузьме Ивановичу!

— Да. Личная просьба командующего армией! Это вам серьёзный поступок. Нормальный… то есть, не каждый человек способен на такое, — оговорился полковник.

Замкомандующего отошёл ближе к Енотаеву с Баевым. В строю же начались разговоры, как так вышло, что Кузьма Иванович был назначен на нижестоящую должность? Ведь мы даже не полк. Хоть у нас и большое число вертолётов, но статус наш ниже, чем того же полка в Джелалабаде или смешанного полка в Кабуле.

— Будем теперь эффективно использовать время для исписания тетрадок, — сказал за спиной Кеша.

— Отставить панику. Пока мы ещё даже не познакомились. Верно, Сергей Владимирович? — шепнул я Кислицыну.

Тот улыбнулся. У него уже явно созрел план, как «распить рюмку мира» с Кузьмой Ивановичем.

Заместитель командующего произнёс ещё несколько слов в адрес нашего подразделения и отправился в сопровождении Баева к самолёту. Как бы Кузьма Иванович не улетел бы с ним.

— А чего все приуныли? — улыбнулся Енотаев.

— Нам командира нового прислали. Не знаем как относиться, — сказал из строя Мага.

— Гураев, если хочешь, я тебе объясню лично? Или может все хотят услышать? — громко произнёс Ефим Петрович.

Все промолчали, а по лицу Енотаева проскользнула эмоция разочарования.

— Вы служите стране. Не Баеву или командующему! И тот, кто это не понимает, мой враг. Доходчиво объяснил, мужики?! — спросил Ефим Петрович.

— Так точно! — громогласно ответил весь строй.

Енотаев кивнул и выровнялся перед нами. Он объяснил, что в течение часа должен будет убыть из Афганистана. Дела и должность Баеву придётся принимать у его заместителя.

— Для меня было честью идти с вами в бой. До свидания, товарищи! — вытянулся Ефим Петрович и приложил руку к голове.

Громкий ответ заставил вновь обернуться зама командующего и Баева. Енотаев ушёл к своему жилищу, а мы разошлись по стоянке. Нужно было забрать вещи и проверить технику.

После таких проводов настроение у многих упало. Отошёл на второй план и тот факт, что за столь сложную операцию никого не наградят. Замкомандующего ВВС армии этот момент и вовсе обошёл стороной, выступая перед нами.

По прибытии в палатку, я проверил состояние кровати и оставленной части вещей.

Вещевой мешок целый. Его мне дал муж продавщицы Галины Петровны в Соколовке. Элементы гражданской одежды стоило бы простирнуть. Документация в лице тетради подготовки к полётам, лётной книжки и справочных данных на месте.

— Сань, да убери ты их. Нескоро понадобятся, — сказал Бага, развешивающий вещи на дужку кровати.

— Сомневаюсь. Я только недавно забрал тетрадь свою у него. Он её аж в Джелалабад с собой привёз, — возмутился Кеша.

Многие тоже начали припоминать вопросы и претензии Баева во время его проверки подразделения. Единственный, кто не переживал — Кислицын. Он готовился к совещанию.

— Так, возьму финиковый и «лимончело». Может ему послабее что-то нужно, — сказал Сергей Владимирович.

Меня удивило, что Кислицын полез под мою кровать! Когда он успел там схрон сделать?!

— Владимирович! — возмутился я.

— Саня, ты единственный трезвый луч света в нашей пьяной эскадрилье. Мы были уверены, что у тебя не пропадёт.

В палатку вошёл начмед Марат Сергеевич. У него в руках была целая коробка с консервами и закрутками.

— Сергей Владимирович, пора. Он уже обживается в доме. Посмотрел с начальником штаба эскадрильи хозяйство. Быстрее! На пороге его «бочки» встретим, — торопил наш доктор замполита.

— Бегу! Так, всем вести себя хорошо. «Есть!», «Так точно!», «Виноват, дурак!». Сегодня мы с Кузьмой Ивановичем «совещание» проведём и вольём его в коллектив. Кстати, группа с Джелалабада, полёты только через два дня будет выполнять. Отдыхаем.

На этом связка доктор-замполит убежала на совещание. Только они отошли, Марат Сергеевич вернулся.

— Клюковкин, ты единственный, кто не прошёл вакцинацию, — сказал капитан Иванов.

— От чего? — удивился я.

— Эм… ну там спросишь! Я что ли должен знать?! — возмутился начмед.

Действительно! Вот я ерунду спросил! Совсем не поле деятельности доктора нашей эскадрильи.

— Давай располагайся и быстро в медсанбат. Тебя там уже ждут! Неделю мне спирт из-за этого не давали.

Да тут ещё у Марата Сергеевича корыстный интерес. Подставлять доктора я не стал. С врачами шутки плохи, а со здоровьем и того хуже.

Так то у меня все прививки были проставлены. Возникла мысль, что вернулась Антонина и теперь хочет меня увидеть. Но после тяжёлого ранения её бы вряд ли пустили в Афганистан.

Так, что пока шёл в медсанбат, в голове перебирал много причин столь интересного вызова в лечебное учреждение.

Подойдя ближе к модулю медсанбата, на крыльце заметил отдыхающих девушек. Кто-то покуривал, кто-то пил чай. Хотя в такую жару и горячий напиток — крайне опрометчивое решение.

— Александр, здравствуйте! Давно вы у нас не были на госпитализации, — приветливо мне улыбнулась одна из медсестёр.

Глава 7

В кабине вертолёта Ми-28НМ оборвалась моя жизнь. И сейчас я становлюсь свидетелем фактически рождения этого произведения инженерной мысли.

В прошлом у Ми-28 была трудная судьба. Он создавался очень долго, а на вооружение и в войска пошёл только в начале 21 века. Судя по тому, что 28й уже в Афганистане готовится проходить испытания в боевой обстановке, история круто меняется.

Разумеется это не тот Ми-28НМ, который я эксплуатировал. Практически это его «дедушка», но в самом начале своей карьеры. В целом, внешний вид первого Ми-28 уже сформировал основную линейку модификации этих вертолётов.

Майор Турин отошёл в сторону с Виталием, оставив меня одного.

— Клюковкин, засмотрелись? — позвал меня Максим Евгеньевич.

Здесь было на что посмотреть.

Построен Ми-28 по классической одновинтовой схеме.

В носовой части два раздельных бронированных отсека кабины экипажа для штурмана-оператора и лётчика. Ну а оснащение у вертолёта, как я вижу, неплохое.

В носовой части — комбинированная обзорно-прицельная станция КОПС и рама пушечной установки. Сейчас они закрыты чехлами, но несложно их опередить по силуэту.

Крыло с четырьмя пилонами, предназначенными для подвески ракетного, стрелковопушечного, бомбового вооружения. Можно и дополнительные топливные баки подвесить. По концам крыла в обтекателях находятся устройства для отстрела помеховых патронов.

Рулевой винт пока ещё трёхлопастной. Для повышения эффективности и снижения шума должны будут спроектировать для Ми-28 винт по Х-образной схеме, то есть четырёхлопастной. Надеюсь, что поставят раньше 1987 года.

— Клюковкин, — вновь позвал меня Максим Евгеньевич.

Я уже и забыл, что он меня о чём-то спрашивал.

— Задумался. Неплохой вертолёт конструкторы придумали. Но сомневаюсь, что вы мне на нём дадите полетать.

Максим Евгеньевич улыбнулся и кому-то из прибывших махнул рукой.

— Угадали, Александр. Есть специально обученные для этого люди. Но у вас более сложная задача. Вам предстоит прикрывать этот вертолёт во время специальных вылетов. Сейчас познакомлю вас с вашим коллегой.

— Это один из специально обученных людей? — увидел я приближающегося к нам мужчину.

— Именно так и есть, — ответил мне Максим Евгеньевич, но моё внимание переключилось на подошедшего к нам человека.

Его лицо было мне знакомо, но вспомнить кто передо мной не получалось.

— Приветствую вас! — протянул он мне руку, и мы поздоровались. — Это тот, о ком вы говорили Максим?

— Именно так. Командир вашего эскорта на время испытаний, — представил меня Максим Евгеньевич.

— Очень рад. Гурген Рубенович, а фамилия моя Карапетян.

Ну конечно! Кто бы это ещё мог быть!

Передо мной будущий заслуженный лётчик-испытатель, поднявший в воздух и освоивший огромное число типов и модификаций вертолётов. Эпитеты в сторону Гургена Карапетяна можно продолжать до бесконечности.

Самая интересная деталь, что в 1991 году ему самому последнему из лётчиков-испытателей было присвоено звание Героя Советского Союза.

— Взаимно, Гурген Рубенович. Лейтенант Клюковкин Александр, — ответил я.

— Лейтенант, значит, — улыбнулся Карапетян и посмотрел на меня оценивающим взглядом.

— Гурген Рубенович, он целый. Не изучайте его так внимательно, — посмеялся Максим Евгеньевич.

Однако Карапетян с трудом пытался скрыть удивление. Взгляд у него поменялся с оценивающего на снисходительный.

Будь я на месте Карапетяна, тоже бы напрягся. Опытный образец во время боевых испытаний будет прикрывать лейтенант, а не опытный командир подразделения или старший лётчик. Он же не может знать моих реальных навыков.

— Молодой человек, а какой у вас общий налёт на Ми-24?

С козырей зашёл! Если я ему сейчас скажу, что я меньше года в должности командира вертолёта, он никогда под моим прикрытием не сядет в кабину.

— Думаю, вы сами понимаете, что не такой, как у вас, — ответил я.

— Размытый ответ. Вышли из положения. Но я должен знать, что опытную машину прикрывают опытные экипажи.

Максим Евгеньевич прокашлялся и вступил в разговор.

— Гурген Рубенович, помните историю со сбитой «Коброй»? А стрельбе из пушки по наступающему противнику на земле? Или рассказ одного нашего общего знакомого, про посадку с разрушенным рулевым винтом?

— Конечно! Меня завалили телеграммами о проведении анализа. До сих пор с «Коброй» не разобрался ещё. Вы это к чему?

— К тому что «виновником» большей части телеграм является этот молодой человек, — кивнул на меня Максим Евгеньевич.

Карапетяна трудно чем-то удивить в авиации. Но мои приключения, «задничные» ситуации и пути выхода из них его смогли впечатлить. Заметно было, что он пока не мог найти слов.

— Лейтенант? Я бы дал больше.

— Почти старший лейтенант, — ответил я.

— Намного бы больше дал. Тогда я уверен в нашем успехе, Сан Саныч. Зря в вас сомневался, каюсь. Предлагаю нам завтра встретиться и обсудить ближайшие вылеты и задачи, — сказал Карапетян и, попрощавшись со мной, ушёл к инженерам.

Максима Евгеньевича отвёл в сторону Турин. Они ушли к другим специалистам, прилетевшим на этом самолёте.

По внешнему виду все окружающие сейчас меня люди — гражданские, которые в зоне боевых действий будут выполнять исключительно исследовательские задачи. Хотя и среди них есть сотрудники из КГБ.

Постепенно вертолёт со снятыми лопастями выкатывали из грузовой кабины. Со всех сторон звучали громкие голоса, а моторы подъезжающих машин нарушали ночную тишину. В этот момент ко мне подошёл Виталий, внимательно осматривая сверху вниз мою одежду.

— А вы не любите соблюдать порядок, верно? — спросил молодой комитетчик.

— Не всегда. И кстати, какой из эпизодов моей биографии заставляет вас так думать? — задал я встречный вопрос.

— Их немало. Уверены, что сможете выполнить поставленную задачу? Если что-то пойдёт не так, вам придётся применить оружие, — похлопал меня по плечу Виталий и начал отходить от меня.

Глава 8

В динамике, транслирующем стартовый канал, была тишина. Перед стартовым домиком собралась почти вся эскадрилья, а ведь на улице жара перевалила за 30° уже давно. Но ни знойный ветер, ни оседающая на губах пыль никого не могли заставить зайти внутрь или заняться каким-нибудь иным делом.

И чем дольше стояла эта давящая на нервы тишина, тем больше заполнялась урна окурками от сигарет.

— Чего молчат? Хоть бы были живые, — волновался Кеша, который водил хоровод вокруг урны, заложив руки за спину.

— Тебе же сказали, что на связь ещё не вышли. Значит, в районе Анавы ещё, — поправил его Юрис.

У меня тоже не получалось усидеть на скамейке. Неопределённость судьбы моих товарищей продолжала давить грузом на плечи и заставляла пульсировать виски. А в душе, будто огромная пружина сжалась и никак не распрямляется. Сколько был на войне, но до сих пор не знаю, что тяжелее в таких случаях — сразу узнать последствия или оставаться в неведении.

— Окаб, 507й, — прозвучал голос Баева в эфире.

Тут же все направились к динамику. Секундная пауза и командиру эскадрильи ответил руководитель полётами.

— 507й, отвечает Окаб. Наблюдаю вас, подход разрешил.

— Вас понял. Идём группой из четырёх единиц. К посадке прошу медиков и санитарную обработку для экипажа ПСО.

— 507й, принял. Отправляем вам. Передать на госпиталь, чтоб встречали?

До текущего момента всё было не так однозначно. Сейчас Баев должен дать ответ на интересующий всех вопрос.

— Не нужно. Некого встречать, — прозвучал в эфире голос одного из командиров экипажей.

Пружина, которая сжалась внутри меня, вернулась в исходное состояние. Лица собравшихся однополчан говорили сами за себя.

— Значит, никто не выжил? — тихо спросил у меня Кеша, и я кивнул.

— Я ж вот только с Магой… Он мне… — проговорил Иннокентий, но слова у него не складывались в предложения.

Вот и у меня так же. Несколько часов назад мы с кавказскими парнями обсуждали планы на вечер. Смеялись и иронично поглядывали на Баева. И вот их уже нет. Воистину, жизнь — лишь только миг.

Группа вертолётов приближалась к аэродрому. Первым на посадку зашли экипажи ПСО, которых уже ожидали две машины УАЗ «таблетка» на стоянке.

Несколько солдат приготовили носилки и белые простыни, чтобы накрыть тела погибших. Все кто свободен, образовали подобие строя рядом с машинами.

Однако, случилась небольшая оказия — первым на стоянку зарулил вертолёт Баева, а за ним и Кислицын. Для Сергея Владимировича, который как и я недавно восстановил допуск на Ми-24, это был один из первых вылетов в Афганистане на этом типе. И тут такое.

Первым на стоянке развернулся вертолёт Баева. По виду и не скажешь, что он побывал в перестрелке. Пробоин не видно. А вот у Кислицына заметны прострелянные стёкла на двери грузовой кабины и разбитая створка приёмника пушки.

— Куда так спешит замполит? — сказал Юрис, указав мне на выпрыгивающего из открытой кабины Кислицына.

Сергей Владимирович, судя по резким движениям, был весьма взбудораженным. К нему бежал техник со стоянки, но замполит сорвал с головы шлем и бросил ему в руки.

— Кеша, Семён, за мной, — сказал я своим парням и рванул с места.

В моём звене они были самые крупные. И сейчас их большая комплекция пригодится. Кислицын двигался к вертолёту Баева очень быстро.

— Владимирович, стой! — кричал ему начальник штаба, выскочивший от него сбоку.

Наш Глеб Георгиевич Бобров попытался остановить замполита, но тот только оттолкнул его в сторону.

— И автомат подержи. А то я его пристрелю, — бросил Кислицын Боброву АКСУ-74. Начштаба в последний момент успел поймать оружие.

— Владимирович, погоди! Не нужно! — кричал я вдогонку замполиту.

— Отвалили все! — рявкнул Кислицын.

Ему оставалось всего несколько метров. Баев только что вылез из кабины и медленно снимал шлем. Но мне почему-то был интересен не он, а успею ли я догнать Кислицына.

— Серёжа, стой! На меня смотри! Успокойся, — возник перед Кислицыным начмед.

Недалеко с каким-то пузырьком и, сжавшись от страха, стояла Маша. Да чего здесь врачи-то делают?!

— Марат, уйди. Я по-хорошему говорю, — громко сказал Кислицын.

Задержка со стороны начмеда позволила мне приблизиться вплотную к замполиту.

— Успокойся, Серёга! Дров сейчас наломаешь… — просил Марат Сергеевич, но Кислицын пытался его обойти и что-то показывал в сторону Баева.

— Майор, отставить! Смирно! — кричал командир эскадрильи.

Страсти накалялись. Ещё пару секунд и я успею добежать и встать перед Сергеем Владимировичем.

— Марат, уйди. Уйди, говорю! — рявкнул Кислицын.

— Майор, я вам сказал отставить! — «подкинул дров» Баев.

Заткнулся бы пока на пару минут, но голос командира эскадрильи только раздражал замполита.

— Сергеевич, уйди! Освободи дорогу! — громко сказал Кислицын и оттолкнул Марата Сергеевича.

Тот отлетел в сторону, и замполит рванул к Баеву. Тут и я подоспел, встав перед Кислицыным. Сзади на него накинулись Кеша и Семён. И только втроём нам удалось сдержать порыв ярости Кислицына.

Он смотрел на Баева глазами голодного тигра. Взгляд не то что прожигал насквозь, а мог убить на месте. Представляю, чтобы Кислицын сделал с командиром эскадрильи, если бы смог добраться до него.

— Сашка, ты-то куда?! Отпусти меня! — кричал замполит, пытаясь вырваться из нашего захвата, но с громилой Семёном и крупным парнем Кешей справится трудно.

— Нет, Владимирович. Мордобой ничего решит. Успокойся!

— Он же парней погубил! Тварь штабная! Ни дня на войне не был и сразу повёл за собой. Сволочь! — бросался оскорблениями Кислицын, но я удерживал его.

Ноги замполита проскальзывали по ребристой поверхности стоянки, сложенной из плит К-1Д. Со взмокших волос во все стороны летели капли пота.

— Прекратить, товарищ майор! — продолжал показывать себя Баев.

Если он так продолжит, то Кислицына успокоить не получится. Сергей Владимирович твёрдо намерен «поправить» лицо командиру эскадрильи.

Глава 9

После слов Турина, перестроиться на работу сразу не получилось. Да и сам майор не торопился вести меня в кабинет и начинать разговор.

Вячеслав Иосифович взглянул на некролог, но на его лице ни одна эмоция не проскочила.

— Растут потери. Как вы думаете, в чём причина? — спросил у меня особист.

А вопрос-то с подвохом! Так и продолжает Турин через меня пытаться выяснить обстановку в эскадрилье.

— Какой-то одной нет, но это точно не вина погибших. Пулю или ракету сложно обмануть.

Вячеслав Иосифович показал мне на открытую дверь, и мы с ним направились в кабинет.

— Это верно. А руководство, планирующее операции? Вы лично всем были довольны перед сегодняшним вылетом? — спросил он.

— Меня никто не спрашивал. Да и готовился я к специальным вылетам.

— Но вы же не могли не заметить ошибки командования. Почему не предупредили вашего нового командира? Не считаете себя виноватым?

Вот оно как! Такое чувство, что особист заделался адвокатом Баева.

Ловко он задал вопросы. Сейчас мне нужно будет назвать фамилию замполита, с которым случился конфликт у командира эскадрильи. Пожалуй, Турин с каждым разом всё сильнее интересуется делами в нашем подразделении.

— Этого не требовалось. До меня майор Кислицын высказал те же соображения.

— И их во внимание не приняли? Почему не настояли? А сами почему не решили сказать Вячеславу Иосифовичу? — уточнил особист.

Я остановился и повернулся к Турину.

— Товарищ майор, вы и без меня знаете, что подполковник Баев за человек. Никто в эскадрилье ему «палок в колёса» не вставляет. Не стоит искать среди нас врагов.

— Хороший человек, примерный семьянин, член партии. К тому же вы ещё не видели список его наград. Побольше чем у вашего предыдущего комэска. Но вот незадача! Такой заслуженный человек и был снят с должности начальника службы безопасности полётов армии. И теперь командует эскадрильей.

— Карьерист!

— Не смешно, лейтенант. У меня была одна головная боль, а теперь две — духи и ваш командир.

Закончив на этом наш разговор, Турин завёл меня в кабинет. Здесь уже находились Максим Евгеньевич и Виталий, а рядом с картой, разложенной на столе, стояли в серых комбинезонах Карапетян и его коллега.

— Клюковкин, как вы? — спросил у меня Виталий, похлопав по плечу.

— Всё хорошо, если сегодня это слово вообще актуально.

Ко мне подошёл Карапетян и пожал руку.

— Александр Александрович, примите наши соболезнования. Понимаю, что не самый удачный момент для разговора. Если мы можем отложить операцию, то я готов всё отменить. Думаю, Максим Евгеньевич войдёт в положение.

Главный «конторщик» кивнул.

— Если есть острая необходимость, то да. Но уж слишком долго мы ждали эту возможность.

Не думаю, что мои погибшие друзья хотели бы откладывать выполнение специальной задачи.

— Спасибо, но мы должны идти вперёд. Пара на прикрытие будет готова. Задача какая у нас? — спросил я.

Карапетян подвёл меня к карте и начал объяснять задачу.

— Всё весьма просто. Нашему экипажу необходимо выйти вот в этот район и нанести удар управляемыми ракетами по одному из домов в кишлаке. Естественно, в тёмное время суток.

Обозначенный мне район был изучен хорошо. Основной ориентир в этом предгорье Гиндукуша — река Панджшер и её рукав Ниджраб.

— Гористая местность, зачисток здесь почти не проводилось. Вдоль реки идёт дорога, которую и в лунном свете будет видно. Какой из кишлаков является целью?

— Вот этот, — указал Гурген Рубенович на населённый пункт Нагуман.

— Я понял. Как будет обозначена цель?

Карапетян улыбнулся и предложил своему коллеге рассказать дальше. Это тоже оказался лётчик-испытатель. Звали его Евич Андрей Вячеславович.

— Точку пуска рассчитаем. Начало боевого пути будет здесь, — указал он на одну из высот в районе соседнего кишлака.

— Андрей Вячеславович, он хочет, чтобы мы ему рассказали про целеуказание, — прервал Евича Карапетян.

Коллега Гургена Рубеновича повернулся ко мне с полным непониманием вопроса.

— Мы и так всё хорошо увидим. Не знаю, уполномочен ли я рассказывать о нашем оборудовании, — улыбнулся Евич.

— Ему можно. Подписку давали, Клюковкин? — посмотрел на меня Максим Евгеньевич.

Что-то такое я подписывал в первый день работы на прикрытии Ми-28. Так, что сейчас мне расскажут что-то очень секретное.

— На борту установлен первый вариант низкоуровневой телевизионной прицельной системы НТПС «Плутон».

Неплохо для 1980 года! Я всегда думал, что первые экземпляры данной системы появились в 1984 году в виде громоздкого контейнера для Су-25Т. Уже потом КБ Камова установила на изделие В-80 такую же НТПС «Меркурий».

— И наша промышленность уже создаёт такие штуки? — удивился я.

— И не такие создаёт. Дальность обнаружения и захвата цели через «Плутон» несколько меньше 10 км. Видеоинформация с ночного канала этой прицельной системы узким полем зрения отображается на монохромном дисплее в кабине штурмана-оператора и лётчика, — объяснил мне Карапетян.

Проще говоря, предлагают нанести удар, используя изображение с «телевизора». Но про 10 километров дальности — перебор. Да и нет пока ракеты на вертолёт с такой дальностью. И даже взявшись пускать «Штурм», я бы дал не больше 3х километров на дальность пуска в идеальных условиях. Хотя…

— А ночь будет лунная? — спросил я.

— Соображаешь, Сан Саныч, — сказал Карапетян. — Лунная. Погода простая, так что на экране сможем очень хорошо разглядеть цель.

— На полигоне мы танк распознавали с 3х километров. Здесь нам обещали обозначение цели. Да и само здание несколько больше танка.

В будущем, повсеместно использовали иную систему прицеливания, основанную на тепловизионной тематике. Возможно, в 1980 м году ещё сложно создать прототип. Подождём следующего витка модернизации Ми-28.

Обсудив план раннего вылета, я направился в строевой отдел. В коридоре мимо меня прошёл старший лейтенант Галдин, с которым у меня случилась перепалка несколько минут назад. В руках у парня был исписанный листок, с которым он спешил куда-то.

Глава 10

Десятая минута полёта. В эфире по-прежнему тишина. Освещение кабины действует несколько успокаивающе в столь напряжённой обстановке. А по-другому и быть не может, когда выполняешь столь специфические задачи.

Весь полёт до цели проходит в режиме радиомолчания. Бортовые аэронавигационные огни выключены, чтобы не привлекать внимание. Ориентироваться можно только по строевому огню ведущего и по естественным «осветителям». В данном случае это луна. Сегодня она как никогда красива.

— Командир, если вы не заняты, посмотрите, какая красота! — восхитился по внутренней связи Кеша.

— Разумеется не занят! Во время полёта у меня всегда полно свободного времени. Что и где ты увидел? — спросил я, осматриваясь по сторонам.

— Ночь сегодня слишком красивая. Романтика прям!

Трудно с Кешей не согласиться. Ночное афганское небо совсем чистое. Звёзды будто совсем рядом. Кажется, что протянешь руку и дотронешься до одной из них.

Малая медведица с Полярной звездой видны отчётливо. И вся карта звёздного неба как на ладони, как в планетарии.

— Арабская нооочь, горяча словно день! — затянул я песню из одного мультфильма.

Ну невозможно сдержаться и не пропеть строчку из «Алладина».

— Не слышал такой песни, — сказал Кеша.

— Да это так… экспромт. За курсом следишь? Не отклоняемся? — уточнил я.

— Хорошо всё. До точки выхода на боевой курс 5 минут.

Время уже подходит к началу выполнения пуска. Скоро начнём сбрасывать скорость, а Ми-28 лётчика Евича и его оператора выйдет вперёд, чтобы выполнить пуск.

— Командир, подходим к точке выхода на боевой курс.

В свете луны хорошо видно, как река Панджшер петляет среди гор. А слева тёмной стеной стоят предгорья Гиндукуша. Севернее нас находится город Махмудраки.

Не хочется вспоминать, что здесь мы уже теряли два вертолёта после попадания ракет ПЗРК. Однако забывать это нельзя.

Начинаем снижаться, чтобы быть ближе к реке и прикрыться холмами. В этих местах по берегам нет кишлаков. Значит, и к населённому пункту Ниджраб можно выйти скрытно.

Один поворот, второй, медленно перелетаем через очередную сопку. Точка выхода на боевой курс достигнута.

— 302й, режим 3. Готовность минута, — произнёс в эфир Евич.

— Понял.

Медленно отклонил ручку вправо, увеличивая интервал между мной и летевшим сзади МИ-28. Упускать из виду нашего коллегу нельзя, но ему сейчас предстоит выполнить пуск. На мне задача прикрывать его справа, а у Рогаткина — слева. Только я не вижу, переместился ли Семён.

— 305й, на месте слева.

— Понял, — принял я доклад от Семёна.

До выхода в точку пуска меньше минуты. Луна освещает контуры кишлака Ниджраб. Разглядеть можно только само место расположения населённого пункта. Надеюсь, что с помощью своего перспективного комплекса Евич попадёт куда надо.

— Режим 31, 40 секунд, — произнёс Евич, давая нам понять, что оружие на борту включено и оператор начал прицеливаться.

Его Ми-28 вылез ещё немного вперёд. Прибавляю скорость и выравниваюсь с ним. Конечно, могут ударить и снизу, но когда по бокам два вертолёта, ещё попробуй попади в кого-то конкретного.

В этот момент над кишлаком взлетела красная ракета. Вот и условный сигнал целеуказания от агентуры! Только бы они не ошиблись.

— Режим 31, 30 секунд! — чуть громче произнёс Евич.

Пока цель не в захвате.

— Что-то не так, — тихо сказал Кеша.

С пуском красной ракеты штурман-оператор должен был выполнить захват гораздо быстрее. Либо с аппаратурой, что-то не то, либо…

— Режим 36! Режим 36! — громко произнёс Евич.

Похоже, что оператор не наблюдает цель. Именно это и означает команда «режим 36».

— Манёвр! Надо прекращать, — произнёс Кеша.

— Есть ещё 15 секунд. Не торопись.

Времени на манёвр выхода из атаки у нас почти не осталось. А ракета выпущена! Пара минут и нас обнаружат. Но мы продолжаем приближаться к Ниджрабу.

— Командир, 10 секунд!

— Спокойно. Они знают, что делать.

Представляю какая работа идёт на борту Ми-28. На готовность к пуску ракеты у Евича осталось меньше 10 секунд.

Тишина в эфире продолжается секунды, а кажется, что целую вечность. Да, нам нужно выполнить задачу и уничтожить цель. Но пока мы просто летим на встречу с духами.

Секундная стрелка отсчитывает время. Каждый её шаг совпадает с ударом пульса. Такое ощущение, что это я должен пустить ракету.

— Ре…режим 33! Внимание! Пуск 1! — громко произнёс Евич.

Небольшая вспышка с правой стороны Ми-28. В лунном свете видно, как вперёд устремилась ракета.

Идёт отсчёт до встречи ракеты с целью. Всё внимание по сторонам, чтобы не появились пунктиры от очередей пулемётов или яркие вспышки от пусков ракет.

Тут же в районе кишлака произошёл взрыв. Да такой, что я засомневался в характеристиках цели.

— Пуск 2!

Ещё одна ракета устремилась к цели. Повторный взрыв произошёл теперь уже слева от места попадания первой ракеты.

— Непростой домик! — удивился Кеша.

Так взрываться может только склад с вооружением. Яркая вспышка и моментально всё вокруг дома попало под световой ореол взрыва.

— Режим 4! Влево выходим, — спокойно сказал Евич и Ми-28 начал отворот в сторону Семёна.

— Добавляем, Кеша, — сказал я, отклоняя ручку влево и одновременно набирая скорость.

Евич обозначил себя миганием бортовых огней, чтобы я мог пристроиться. Надо быстрее нырять обратно в расщелину, где протекает река Панджшер. Но маршрут нужно менять. На нас могут и засаду сделать.

— 305й, принимай влево. Пройдём над притоком, — подсказал я Семёну.

— Понял.

Но прошло несколько секунд, а он не отворачивал. Информацию он принял, но не выполняет.

— 305й, 302й передал влево уходить, — повторил Евич мою команду, но никакой реакции.

— П… понял, — нервозно ответил Семён.

Не похоже это на моего коллегу с ростом баскетболиста. Я начал искать глазами силуэт вертолёта Рогаткина, но в тени холмов разглядеть было сложно. Но у нас появился неожиданный «помощник». И лучше бы его не было.

Глава 11

Через маленькие окна кабинета предполётных указаний пробивались первые лучи солнца. Постепенно в помещении становилось душно.

Новый начальник службы безопасности полётов сидел напротив меня и внимательно изучал документацию.

— Согласно моим указаниям, подготовка к полётам происходит согласно руководящим документам сразу после лётного дня. Личному составу выделяется как минимум по 2 часа на доподготовку к полётам, — бухтел Баев, ходя вокруг Мальцина.

В его речи было что угодно, но только непризнание совершённых им ошибок. Вообще, его выступление было похоже на обыкновенную «отмазку». Мол, посмотрите, как я тут всё организовал.

— Угу, — кивнул Мальцин в ответ на очередную отговорку моего командира эскадрильи. — Ещё пару месяцев назад вы сами были здесь с заместителем командующего ВВС. Обнаружили вопиющие нарушения. Теперь всё налажено, я правильно понял?

— Так точно. Я проанализировал недостатки в других полках. Как пример, Джелалабад. Как видите, наш класс обустроен. Стенды, схемы, доска приведена в порядок, — обвёл Баев пальцем стены в кабинете.

— Кхм! — прокашлялся Мальцин, переворачивая очередную страницу какого-то «журнала проверки журналов». — А как было до этого?

Вопрос полковника сбил с панталыку Баева.

— Ну как же?! Здесь постановка задач в палатке проходила.

Какой ужас! Послушаешь Баева и непонятно, как мы вообще ещё все не разбились, поскольку постановку задач не в классе проводили.

— Лейтенант, это так? Вы готовились к полётам в палатке до недавнего времени? — спросил Мальцин, с хитрецой посмотрев на меня.

— Так точно. И ничего страшного не происходило.

— Это нарушение. Вы согласны? — спросил полковник.

— Если мы говорим о полётах вне зоны боевых действий, то согласен.

Баев прицокнул и начал указывать на меня.

— Я услышал достаточно от вас, Кузьма Иванович. Оставьте нас. Лично хочу пообщаться с вашим подчинённым. Насколько я помню, у вас же вылет сейчас? Можете вовремя не взлететь. Это нарушение не меньшее, чем неправильное ведение документации, — сказал Мальцин.

Баев выпрямился, гневно взглянул на меня и вышел из кабинета. Полковник открыл папку и достал оттуда… целлофановый пакет конфет.

— Угощайся, Клюковкин. Меня один техник в полку всегда в полёт провожал, угощая конфетой «Барбарис», — показал он на сладости, и я взял одну из конфет в жёлто-зелёной обёртке.

— Спасибо. А в каком полку служили?

— В Кубинке. Уже лет 10 как в главкомат перевёлся. Рассказывай, как готовились к полёту, как летели, как сбили Рогаткина и как вернулись.

Выходит, что Мальцин — истребитель. Значит, в вертолётах он понимает не очень хорошо. Тогда ещё больше непонятен мне его первоначальный вывод, что на мне боевая потеря Ми-24.

Мой рассказ много времени не занял. Основные этапы задачи оглашать я не стал, всячески избегая упоминания о главной цели спецвылета. Думаю, что Мальцин уже знает, в чьих интересах выполнялся полёт, потому и не копает. Вообще, изначальный порыв этого человека наказать или обвинить меня в чём-то сошёл на нет.

— Крен 40°, говоришь? Не знаю, в каких у вас рекомендациях такие есть значения, но вертолёты с таким креном разворачиваться не должны. Это нарушение. Вы согласны?

— Повторюсь, если мы говорим о полётах вне зоны боевых действий…

— Я тебя понял, что ты согласен, — записал что-то себе в тетрадь Мальцин.

И так мы проговорили почти час. Складывается впечатление, что в настольный теннис играем. Полковник мне: «Это нарушение. Вы согласны?», а я ему про полёты вне зоны боевых действий. Словно шарик с одной стороны на другую отбиваем.

— Хорошо. Я ещё побеседую с экипажем Рогаткина. Или не стоит? — уточнил Мальцин.

Очень странный вопрос. Похоже, думает, что я ему соврал.

— Если у вас есть время, то пожалуйста. Однако вы же понимаете, что вам нужно будет дождаться, пока я и Рогаткин отчитаемся перед… специалистами, в чьих интересах мы работали. И они нас уже ждут. Плюс экипаж Рогаткина должен пройти медосмотр.

— Я с Римаковым уже всё обговорил, а медосмотр ему ни к чему.

Знать бы ещё кто этот Римаков.

— С Максимом Евгеньевичем Римаковым вы знакомы? Представитель КГБ, с которым вы работали по задаче прикрытия… одного объекта.

Теперь понятно, откуда столь высокая оперативность со стороны Мальцина. Глупо было думать, что в командовании ВВС армии никто не знает про работу с Ми-28. Тем не менее, до каждого из начальников доводить вряд ли будут столь закрытую информацию.

— Если вы знаете о моей работе, думаю, что и степень риска в таких полётах вам известна, — ответил я.

— Я приехал это дело проконтролировать, но вылет почему-то состоялся раньше. Очередная игра разведчиков?

— Не могу знать.

Мальцин покачал головой, вздохнул и отклонился назад.

— Ничего больше не хочешь сказать? Как у вас вылеты при новом командире эскадрилье планируются например?

— Согласно руководящим документам. Кузьма Иванович очень принципиальный человек в этом вопросе…

— Клюковкин, отставить! Я тебе задал конкретный вопрос: как у вас планируются вылеты?

Вот как его убедить?! Ну реально после «смены власти» мы теперь всё делаем по руководящим документам. Тетради, журналы, контроли готовности и неготовности — всё по букве закона.

Копает под Баева? Не верю. Что-то здесь другое.

Если бы кто-то хотел на этом подловить Баева, у него бы ничего не вышло.

— Товарищ полковник, я вам ответил. Конкретно.

— Прекрасно! Тогда почему майор Кислицын позволяет себе усомниться в профпригодности подполковника Баева и пишет рапорт на него? И это в преддверии… важной задачи для вашего подразделения.

Так-так, очередной заход в Панджшерское ущелье. Об этом предупреждал меня Виталий. Видимо, снова командование готовит большую операцию в «логове льва».

— Потому что не всегда законы войны совпадают с мирным законодательством, — ответил я.

Глава 12

После столь неожиданного решения Баева, личный состав эскадрильи ещё долго обсуждал причины столь большой милости с его стороны.

Вечерние посиделки в беседке рядом с палаткой выдались жаркими на предположения о завтрашнем дне. Особо красноречиво высказывался Семён. Он строил невероятные гипотезы, как завтра захочет перед высоким начальством выделиться Баев.

— Жаль не объявил, когда будем строиться завтра. Перед приездом командующего, комэска заставит всех парадную форму пошить. Никто ведь не брал с собой.

— Рогаткин, от твоих предложений уже голова болит. Вон, техсостав озадачили с утра по самые уши. Вертолёты помыть, форму одежды не нарушать, на обходе командующим стоять как на параде. И всё равно, что надо машины готовить к вылетам, — прервал его Сергей Владимирович.

К замполиту ближе подсел начмед, который сегодня вечером решил только чаем побаловать себя.

— Владимирович, ты не думал по партийной линии решить вопрос? Здесь все тебя поддержат, — сказал Марат Сергеевич.

Собравшиеся однополчане одновременно закивали. Я не сильно разбираюсь в работе замполитов советского времени, но сила партии в некоторых вопросах очень высока. А за Баевым уже есть как минимум два серьёзных косяка. Поведение в Джелалабаде сошло ему с рук быстро, но халатность при гибели наших товарищей пока ещё никто не забыл. Вон, даже начбез новый приехал, чтоб разобраться.

— Что думаешь, Сань? Тебя же вызывал Мальцин после аварии Рогаткина. Про Баева спрашивал? — уточнил Кислицын.

— Спрашивал. Сказал как есть. Сомневаюсь, что у начбеза хватит веса сдвинуть нашего Кузьму Ивановича. Что за тесть у него? В генеральском звании?

Сергей Владимирович замотал головой и засмеялся.

— Бери выше — маршал у него тесть. Совсем недавно получил.

Кислицын сказал, что история с Кузьмой Ивановичем мутная. Причём с первой минуты службы в Афганистане.

— Сами подумайте, на зама командующего, пускай и в качестве начбеза в звании подполковника, назначают редко, — сказал замполит.

— Так что с партсобранием? — снова спросил Марат Сергеевич.

Кислицын задумался, доставая из кармана «резиновый бублик» — ручной экспандер. Как по мне, проводить сейчас такие мероприятия в свете предстоящей операции не самая лучшая идея.

— Пока не будем, — объявил замполит.

На этих словах мы закончили посиделки. Однако, Кислицын меня придержал, собираясь что-то спросить.

— Начбез тебе показывал мой рапорт? — спросил замполит, отведя меня в сторону от входа в палатку.

— Он о нём упоминал. И знаешь, Владимирович, он не особо хочет давать ему ход.

— Либо ему не дают это сделать. Тогда ещё один вопрос. У тебя в штабе дивизии «контакт» остался?

Уж не про Леночку из строевого отдела спрашивает замполит?! Интересное он подобрал название девушке — «контакт». Что-то из шпионских игр.

— Если вы про красавицу из строевого, то мы давно не общались.

— Слушай, попробуй узнать про Баева. Он какой-то рапорт написал на нас. Чтоб нам потом на партсобрании не выглядеть идиотами, лучше знать, что он про лётчиков эскадрильи написал. Про тебя однозначно что-нибудь, да намазюкал.

Нашёл разведчика! Как будто он сам не может выяснить содержание.

С другой стороны, мне самому интересно, почему Баев убегал сегодня в штаб с видом сытого волка, а на вечернем «собрании» выглядел как побитая собака.

— Сергей Владимирович, я и сам вижу, что командир эскадрильи совершает ошибку за ошибкой. И отношение его к коллективу вызывает вопросы.

— Прекрасно. Как узнаешь, мне скажи…

— Но давайте не будем опускаться до действий за спиной этого человека. Тем более, подставлять девушку.

Замполит внимательно посмотрел на меня и молча кивнул.

— Как знаешь. Тогда сходи завтра и узнай судьбу наградных на погибших, — ответил Кислицын.

Хитро! Вижу по глазам замполита, что он увидел мою заинтересованность в информации по рапорту.

Возможно, узнаю, но вот бежать и спотыкаясь, чтобы доложить Кислицыну, не буду.

На следующее утро планы поменялись кардинально. Приезд командующего откладывался. Зато состоялся отъезд командира 109й мотострелковой дивизии полковника Кувалдина в Кабул на совет. Обычно это значило, что операция вступает в стадию планирования.

Ещё больше меня удивило, что наш комэска полетел командиром на Ми-8 доставлять Кувалдина в столицу. Обычно он себя не утруждал перевозками на «пчёлах».

А тут даже утром указания не раздал, за себя никого не оставил. Да и назначенного на перевозку командира экипажа выгнал чуть ли не из запущенного вертолёта.

После утреннего сопровождения колонны, прошедшей Саланг и следовавшей в направлении Джелалабада, было время на общение с Леночкой.

Приехав в штаб, я тут же направился к двери строевого отдела. За несколько метров до него, меня остановил Турин.

— Клюковкин, какими судьбами вас к нам занесло? — подошёл ко мне майор, и мы с ним пожали руки.

— Здравия желаю! В строевой отдел надо.

Особист чуть сильнее вдохнул воздух и посмотрел на мой штурманский портфель.

— А вы всегда так готовитесь к походу в строевой отдел? Туалетная вода, начищенные туфли, а в портфеле не только документы, верно? — загадочно посмотрел на меня Вячеславович Иосифович.

Естественно, что я не мог пойти к девушке, не приведя себя в порядок. Запах керосина и пота — не самая хорошая «туалетная вода».

Да и с пустыми руками идти нельзя. Отмазываться глупо. Передо мной же человек, у которого по выражению лица читалось: «я всё знаю».

— Товарищ майор, я всегда готовлюсь ответственно что к полётам, что к походу в строевой отдел.

— Ну, готовьтесь. Кстати, на вас и всех участников… специальной задачи пришло ходатайство о поощрении, — подмигнул он мне.

— Спасибо.

— Пока не за что.

Больше Турин ничего не сказал и просто прошёл мимо.

Зайдя в кабинет строевого отдела, я сразу обратил внимание на изменившийся интерьер. Появился диван, ещё пару столов. Кондиционеров теперь сразу два, а вместо приёмника в углу работал чёрно-белый телевизор «Рекорд».