Агентство Торна

Глава 1: След в переулке

Элиас Торн жил в подвале.

Это звучало драматично, почти как приговор, но по факту было вполне практичным решением. Подвалы в Ноктфорде стоили дешево, обогревались за счет соседей сверху и были достаточно невидимыми, чтобы город не задавал вопросов.

Он обустроил свое «агентство» в помещении, которое когда-то, возможно, служило кладовой для метел или подсобкой. Сейчас здесь был стол с кривыми ножками, видавший слишком много правды, пара книжных полок, один облупленный шкаф, кресло с усталым каркасом и диван, который и был его кроватью, рабочим местом, кабинетом психолога и убежищем от жизни. Все в одном. Оптимизация.

На двери красовалась вывеска: «Агентство Торна. Без лишних вопросов.»

Она висела немного криво — как, впрочем, все в этой жизни. Торн несколько раз пытался повесить ее ровно, но каждый раз она самовольно сползала. Он решил, что это знак: честность в маркетинге.

Работа у него была простая. То есть — бесполезная.

Он искал то, что другим было лень искать: домашних животных, любовников, ключи, чужое прошлое. Порой приносили дела посложнее, но с тех пор как полиция решила, что проще списать неугодных, чем искать, у частников начался второй хлеб. Или хотя бы теплая вода. Иногда.

Жил он, как и работал — по необходимости. Просыпался без будильника: чаще всего от того, что труба в углу начинала издавать звук, похожий на стон старого человека, вспомнившего, где он. Заваривал чай в потрескавшейся кружке, ел всухомятку, выкуривал сигарету без удовольствия.

Его утро было не рутиной, а ритуалом капитуляции.

Он не мечтал. Мечты требовали усилий, а Торн давно экономил на всем. Даже на надежде.

За окном шел дождь. Впрочем, в Ноктфорде он всегда шел. Иногда — вертикально, иногда — под углом, иногда — будто просачивался изнутри. Город не знал, что такое сухо. Здесь влажность была частью идентичности, как HEX-уровень или привычка смотреть вниз, когда проходишь мимо чужой боли.

Ноктфорд не был плохим. Он просто не интересовался твоим мнением. В нем можно было жить, если не слишком напоминать о себе.

Торн знал это наизусть. Он был HEX-2 — не то чтобы гражданин, скорее официально терпимый элемент. Второй уровень означал, что тебя не убирают с улиц, но и не пускают туда, где есть отопление и перспективы. По факту — проживание в городе на правах бледной тени.

Он давно с этим смирился. Не по философии, а потому что спорить с городом — все равно что спорить с дождем. Мокро будет в любом случае.

Он сидел в кресле, курил и рассматривал потолок, когда раздался стук.

Дважды. Вежливо. Без лишней настойчивости. Как будто человек за дверью заранее знал: открывать не факт, что захотят.

Торн не встал сразу. Он вообще редко спешил. Те, кому было по-настоящему нужно — стучали третий раз. Те, кто ошиблись адресом, — уходили. Это была самоочищающаяся система приема клиентов.

Он открыл через минуту. Может, две. На пороге стоял мужчина — промокший, высокий, собранный. Плащ темный, лицо — типичное. Выражение — уставшее. Взгляд — как у тех, кто уже попробовал объяснить ситуацию десяти людям, и теперь просто повторяет формулировки.

— Вы Торн? — спросил он.

— А вы кто? — ответил Торн. Не грубо — скорее, из экономии.

— Мне нужно найти человека.

Он говорил сдержанно, но пальцы на поясе неуверенно перебирали пряжку рюкзака — как будто ему хотелось держаться за что-то привычное.

— Тогда заходите, — кивнул Торн. — Сегодня акция: «Один пропавший — один шанс».

Он помолчал.

— Не волнуйтесь, обычно никто не выигрывает.

Мужчина зашел, чуть скинул капюшон. Волосы темные, вода капала с воротника, но он даже не попытался отряхнуться. Вид у него был такой, как будто он впитывал чужую влагу по привычке.

Торн жестом указал на кресло. Единственное, не заваленное бумагами.

— Садитесь. У нас тут уют пониже плинтуса. В прямом смысле.

Он подошел к плитке, включил электрочайник — тот зажужжал с характерным протестом.

— Чай, кофе, что-то крепче? — спросил он, зная ответ.

— Чай.

— Умный выбор. Кофе у меня с привкусом отчаяния. Причем заварного.

Мужчина сел, положил руки на колени. Не из вежливости — просто не знал, куда их деть. Торн наблюдал за ним без интереса, но внимательно.
Он уже научился отличать тех, кто врет, от тех, кто просто слишком устал, чтобы звучать искренне.

— Имя? — спросил он.

— Ингвар Крайс.

— Чем занимаетесь, Ингвар?

— Технический отдел магистральной связи. Поддержка каналов.

— Звучит уверенно.

— По факту — ночные выезды, бумажная морока и периодические падения системы.

— Так и знал, что что-то важное. — Торн поставил кружку на стол. — А теперь скажите, кто у вас пропал.

— Коллега. Томас Грант. Исчез неделю назад.

Торн сел напротив, медленно отхлебнул чай. Горячий, терпкий, на грани вкуса — как он любил. Потому что если уж пить что-то, то чтобы ощущать, что жив.

— Исчез — это как? Просто не вышел на смену, или начали пахнуть стены?

— Сначала просто не вышел. Потом перестал отвечать. Адрес — пустой, по работе молчат. Его досье в базе — на месте, а сам он как будто... выпал.

— Он мог уйти сам?

— Не тот тип. Работа — дом — работа. Без фокусов.

— Как давно вы с ним работаете?

— Пять лет.

— Женат?

— Разведен. Без детей.

— HEX?

— Третий.

— Хм. Значит, не мусор

Ингвар чуть приподнял брови.

— Ваша категория?

— Я? Второй. Город считает, что я пока не мешаю, но желательно не высовываться.

— Я думал, у всех граждан минимум три...

— Это если ты человек. А я, как видите, ближе к категории “сам решает, жить или нет”. Порой даже не мешают.

Он выдохнул и поставил кружку на стол.

— Значит, третий. Хорошо. Такого еще могут поискать. Хотя бы для отчетности. Но вы все равно пришли ко мне.

— Потому что они уже отложили папку в сторону. Вежливо.

Глава 2: Черная Балка

К Балке он ехал почти час.

От Бруствера туда не дойти пешком — разве что умирать по дороге. Или искать повод. Торн не искал. Он просто сел на единственный автобус, который еще ходил в этом направлении — облезлый, с лязгающим передним люком и табличкой, где вместо маршрута значилось: «если повезет».

В салоне пахло мокрым пластиком, потом и дождем. Тусклый свет едва пробивался через грязные стекла, отражаясь в потертых сиденьях. Воздух был вязким, как старая пленка, и казалось, что даже время тут течет медленнее.

Люди сидели, как грузы. Некоторые дремали, другие просто смотрели в одну точку. Никто не разговаривал. Тут вообще давно никто не разговаривал.

Торн устроился у окна, откуда стекало серое месиво, стирающее очертания города. Он закутался в плащ, не потому что холодно — просто это был его способ не быть здесь полностью. Остальное пусть доедет позже.

За стеклом ползли районы, выцветшие рекламы, плесень на кирпиче, кафе, где горела только буква «О». Чем дальше ехали — тем меньше становилось цвета. Только ржавчина, неон и сырость.

В такие моменты Элиас часто вспоминал бывшую. Не из любви, скорее из-за того, что вспомнить-то больше было некого. Она была той еще злобной дрянью.

Элиас усмехнулся.

С тех пор он предпочитал смотреть на женщин издалека. Ближе — слишком много лишнего. Глупость, драма, вопросы. Издали — хоть можно лицезреть форму и свет, не связываясь с реальностью.

Но мысли быстро возвращались в реальность.

Он не думал о Гранте. Не в лоб. Он думал о том, как легко человек исчезает.

Как его мать. Та исчезла из жизни тоже просто — сначала стала тише, потом — фоном, потом позвонила и сказала, что нашла себе «внутренний свет». Судя по голосу, тот свет продавался на развес в аптеке.

Один день ты — системный техник с рутиной, которая кажется вечной. А потом ты — имя в устах незнакомца, который сам сомневается, говорил ли с тобой вслух. Город не любил пустоты. Он заполнял их, но не тем, что было. Тем, что легче забыть.

Когда автобус остановился, дождь уже не шел — он висел. Тяжелый, как мокрое одеяло.

Торн вышел, поднял ворот плаща. Оказался у границы Балки. Она не была обнесена забором. Не было вывесок. Просто сменилось давление. Воздух стал плотнее. Асфальт — рыхлее. И дома — чуть более склонны к смерти.

Он сделал несколько шагов, прошел мимо контейнеров и труб, где плесень казалась старше самого города. Откуда-то доносился слабый гул старого компрессора, который рвал тишину будто напоминание о том, что здесь всё ещё живёт индустрия — но только ее призрак.

Вдалеке, под тусклым светом, виднелся склад. Сектор С-19. Тот самый. Или просто еще один, как и все.

Элиас остановился. Зажег сигарету. Сухая — на удивление. Наверное, город пока не все у него отобрал.

Он сделал затяжку. И пошел. В сторону того места, где исчез человек.

Он шел медленно. В Балке иначе нельзя.

Даже если ты уверен, что тебе нечего бояться — здесь все равно замедляешь шаг. Не от страха. От осторожности, которой пропитаны стены.

Балка не приветствовала, но и не прогоняла. Она просто допускала — как злобный старик, который не против, если ты постоишь в углу, лишь бы не шумел.

Улицы здесь были шире, чем в Бруствере, но ощущались теснее. Складские коробки нависали с обеих сторон, как будто пытались сомкнуться. Фасады — бетон и металл. Все, что могло заржаветь, заржавело. Все, что могло потечь — текло.

Капли с навесов не капали — тянулись, лениво, как слюна умирающего зверя. Вдоль стен стояли поддоны, полиэтилен, скрученные провода. Иногда — костры в бочках, хотя сейчас никто не грелся.

Где-то наверху гудела вентиляция. В ритме астматического дыхания. Из проема одного ангара доносилась чья-то сдавленная ругань — то ли на человека, то ли на технику. Элиас шел, не оборачиваясь. Звук — не крик, не зов. Просто очередной фон. Балка была переполнена звуками, но они не звали, не предупреждали, не рассказывали.

Он свернул за угол и увидел лавку. Без названия. Просто низкий блок из пластика и фанеры. Внутри — лампа, в руках продавца — резаная колбаса и нож, покрытый чем-то похожим на ржавчину. Желтый свет мерцал, отбрасывая неровные тени на облезлую вывеску, где уже не прочесть ничего, кроме облезлой краски.

У стойки стоял тип в куртке с пятнами масла. Рядом — девочка лет десяти, с пакетом, в котором что-то живое шевелилось. Никто ни с кем не говорил.

У соседнего склада валялась дверь от грузовика. На ней — следы крови. Старые. Или краска. В Ноктфорде это одно и то же.

Под стеной сидели двое — один в капюшоне, другой в куртке, перетянутой скотчем. Что-то курили. Судя по запаху — не табак. Торн прошел мимо. Один что-то пробормотал:

— Эй... Ты не отсюда.

Торн не ответил. Просто продолжил идти. Он никогда не отвечал, если не видел смысла. А в Балке смыслы прятались глубже, чем можно было докопаться без лопаты.

Здесь не жили — здесь оставались. На смену. На ночь. На утро, которое не наступало.

Свет был бледный, как лицо умершего перед вскрытием. Тени не колебались — они сидели. Как люди. Присевшие, ожидающие своей очереди. Запах — смесь горелой пластмассы, мокрого железа, дешевого спирта и алхимических отходов.

Он сверился с табличкой: Сектор С-18. Значит, С-19 — за углом. Прямо за местом, где в стене кто-то нацарапал:

«Если слышишь шаги за спиной — остановись. Это может быть ты.»

Торн остановился. Только на секунду. Потом пошел дальше.

Торн не любил Балку.
Он здесь бывал — редко. Когда совсем прижимало. Это было не место для прогулок и не территория для расследований. Скорее, граница: между городом, где тебя терпят, и местом, где на тебя уже не рассчитывают.

Но у него тут были пара знакомых. Не друзья. Просто голоса, на которые можно положиться — если знать, чем отплатить. Работяги с ночных смен, технари, которые видели больше, чем говорили, и говорили только тогда, когда были уверены, что это не всплывет.