Академия им. И.Г.О. Эльф, девица, месть и... птица

*1.3*

*1.3*

На этом же сундуке меня и сморило. Вот досада, так хотела своими глазами, а не по ясновидению, посмотреть, как легкий путь будут открывать: «скатертью-дорогой», «рукой подать» или клубок заговоренный пустят. Что там в блюдце разглядишь… Но раз меня сморило, то путевой чародей точно не клубком.

Обоз стоял. Лошадки фыркали, говорил кто-то. От лежания в неудобной позе все кости застыли, будто я не я, а бабуля Ягода, а на щеках резьба с крышки.

— Эй, вымученица. — Меня деликатно потолкали в плечо, я разогнулась. — Экая краса расписная! — хохотнул бородатый возница, разглядев на моих щеках то, что я подозревала. — Поди погуляй, пока стоим, по надобности сбегай, потом долго не станем.

— А мы где? — Я разглядывала рощу, вокруг которой выгибалась дорога, широкую поляну с навесом, где можно купить поесть-попить, за кустами на краю жались будочки, а к ним переминалась очередь. Сурового вида усач в картузе и синей рубахе поглядывал, чтоб особо нетерпеливые мимо будок в рощу не бежали, и так, за порядком.

— Граница тридесятого. «Рукой подать» только до границы можно, а дальше своим ходом. Правило такое. С обозом до Перепутья, а потом я тебя скоренько до самого ИГОГО.

— ИГО, а не игого! — возмутилась я, но дядька только закрякал в кудри над губой и пошел к навесу, довольный что собой, что своей шуткой.

А про правило я знала. И про правило, что от границы своим ходом без чародейства, и что опоздать никак нельзя, потому как кто позже срока явится, чар-пологом не пройдет. И даже если вовремя, можно не пройти. Никто, кроме, может, Премудрых в Академии, не знает, отчего одних пропускает, а других нет, будь ты самый могучий богатырь, чаровник, умник или искусник. Главное, не старше восемнадцати весен.

Снаружи полог как радуга пузырем, а вблизи не видно. Не поймешь даже, когда войдешь. Только если пропустит, ворота Академии откроются, а если нет — тогда все.

С одной стороны Академии — Чар-град. Городок небольшой, вроде наших Ручейков. Там просто люди-нелюди живут разные, кто в Академии работает, и так просто живут, как в любом городе.

С другой стороны — Туманозеро, с третьей — Густолес, с четвертой — луга да поля разнотравные, а дороги все, сколько в Тридесятом ни есть, все к Академии ведут. Так в книжице написано.

Я книжицу про Академию ИГО до корки зачитала. В ночь перед отъездом читала тоже, потому спала так поздно.

Для учения есть факультет чародейства, факультет искусств, ратное дело и мирные науки. На чародейском учат травничеству и лекарству, стихийной и природной магии, магии перемен и вещей. И хотелось бы чародейству, но тут уже как чар-полог решит. Главное, как наруч появится, быстренько к Академии бежать, к своим воротам.

Я бы любому учиться пошла, только бы не возвращаться — не заклюют, так замуж или бабуле в Заповедную Кущу сплавят. Она давно на меня зуб точит. Как приедет, так и смотрит, как на каравай.

Мама после таких смотрин всегда вздыхала, батюшка посмеивался, а сестры вообще гусынями гоготали и подначивали про ожидающие меня ступы и курьи ноги, если за ум не возьмусь.

Ягини всегда младшим дочкам науку передают, мама моя у бабули как раз младшая была. А потом возьми и сбеги в Озерный край за проезжим водяным.

Не полюбил бы Водян Родникович красавицу Ажину больше жизни, так и увести бы не смог. Пуща бы не выпустила. Так что бабуля постращала и смирилась, а как я родилась, в гости зачастила. Но в Кущу как за Кальку замуж: не больно хочется и всегда успеется.

До того как отправились, я успела сбегать, как возница советовал, погулять: и к будочкам, и ароматного взвара под навесом попить из берестяного стаканчика, как на ярмарке, и поглазеть-поудивляться на потешных чуров с ладошку размером и на кривовато намалеванные на картонках с благословениями лики почитаемых народных воителей Илия, Добрына и Илёху. Пирожков брать не стала, у меня свои.

Книжица лежала на коленях, и я то дом вспоминала, то в который раз любовалась видами. Если на такую картинку подуть — вид делается будто живой, его можно увеличить, отдалить.

Вот большой красный двор Академии, вот ратное поле со скамейками для зрителей, парк красоты сказочной и торжественная зала. Вот учебные палаты и залы классные. Вот выученические общежития и комнаты в них.

Кроме разглядывания видов я снова перечитывала про науки, как себя вести, когда в чар-полог войдешь, по пятому разу проверила, все ли грамотки нужные с собой, мечтала про всякое…

Телега подпрыгнула, от толчка меня уложило лопатками на дно и присыпало узлами. Стало темно и душно.

*1.4*

*1.4*

Пока выбиралась, радовалась: хорошо, что мягкое. В телеге, кроме меня были только пушистые покрывала в скатках и два мои сундучка. Я одна в Академию. И дядька, который имени не назвал, выходит тоже туда, раз я с ним прямо еду?

Сундук, в котором, уж не знаю с чьей доброй руки, оказался бабулин подарочек, тоже сдвинулся. Но крышка больше не пыталась открываться, а кукуха — старинный крылатый почтарь — выглядывать.

Мне только семь исполнилось, а Ягода Костянична, едва солнце встало, ступой примчалась и давай поздравлять. Мол, тебе уже семь, девка справная, замуж пока нельзя, но кукуха должна быть. И что блюдцы с яблоком — это бесье диво и непотребное разорение, так что без надежной кукухи никак. Ни письмо написать, ни голосовое отправить, ни орательное.

Главное, каждый год приезжает и просит, чтоб я ей кукуху показывала, потому что она вроде как по наследству не только мне, но и моим дочкам.

Даже тишком в дороге не избавиться. И не соврать, что потерялась. Кто ягине хоть раз врать пытался, знает — язык узлом завязывает в один миг.

Кукуха уже тогда была страшна, а сейчас и подавно. Да и стыдно. Будто мне сто восемнадцать, а не восемнадцать. Чудо-почта кругом, а я с кукухой. Хоть бы эта птичь уснула опять. Мне из-за этого подарка чп-ларец не купили. У сестер у каждой есть, у Нежата тоже есть, а мне…

— А у тебя кукуха, — отговаривался батюшка.

Сестры, как всегда, дразнились, но если попросить — одалживали. По чп-ларцу не только почту слать можно, там канал ясновидения с новостями, потешные байки, веночки-болталки по интересам, заказать еще разное можно. Без батюшкиного ведома не закажешь, но хоть посмотреть.

— Эй, вымученица, — обернулся возница, — вон твое ИГОГО живьем. Глянь, как блещет!

Я даже привстала, прикипев глазами к накрытому радужной чашей, чуть выпирающему вверх холму, увенчанному высокими в цвет неба башенками. Смотрела, пока за деревьями не скрылось. @

— Скоро будем, — пообещал дядька.

Чтобы пройти чар-полог, только один день есть. Причем выехать в этот же день нужно, а прибыть до того, как солнышко садиться начнет. И никого не волнует, долго ли тебе ехать или коротко. Потому и чары нужны обязательно до границы.

Озерный край от Тридесятого далеко, конному две недели ехать. Но не дальше, чем из Восточного Салтаната, где джинны живут, или с Буян-острова, там еще морем сразу. К нам всего ближе Заповедная Куща. За ней и как бы вокруг — Ясноградское княжество, самое большое из Тридевятья. Оттуда к нам диковинки всякие везут вроде блюдец с ясновидением, ларцов чудопочты, негасимых светцов, постирай-корыт и другое разное, полезное и интересное.

Княж-градов с землями разных много, помельче. А из больших за Пустопольем, за рекой Смородой — каганцарство Горынь. Там живут горыны, драконы-оборотни, и хлебы вкусные делают, особенно темный, кирпичиком, так и зовется — смородинский. Чернолесье есть, Навье царство и Светлый эльфийский лес. Или Благословенный. По-разному пишут. Это еще дальше, чем в Тридесятое. Так дальше, что у нас, когда ругаются, к навьим или в этот лес отправляют, еще и кривой дорогой.

Ехали. Я снова подремать успела, обнимая книжицу, и во сне видела себя настоящей выученицей, а не как дядька-возчий с подначками дразнил. Обоз растянутым по дороге хвостом сворачивал к виднеющемуся в другой стороне поселению, тому самому Перепутью, отдаляясь, а наша телега вдруг встала.

— Ох ты ж… Ну и дела.

— Какие дела? — распереживалась я, но уже сама разглядела шильду на столбе, вколоченном прямо посреди дороги, что сворачивала к скрытой тут за далеким лесом Академии, только краешек видно было.

— Объезд.

— А долго? Через эту Втустепь? — разнервничалась я, когда разглядела, что на шильде написано.

— Добрый крюк, — почесал в макушке дядька.

Ох…

Вот стыдобище будет опоздать. Еще горше, чем если не примут. Батюшка и так потратился, путевые чары это вам не огород полить. А я еще проспала и обоз задержался…

В совершенно чистом небе над телегой гулей набухало мелкое темное облако.

— Давай без сырости только, успеем, — грубовато утешал возчий.

Я кивнула и постаралась успокоиться. Получалось плохо.