Воздух этой ночи был пропитан ароматом тревоги. Густым, липким, осевшим на коже невидимой плёнкой.
Каждый вдох наполнял лёгкие этим ощущением опасности, заставляя нервы натягиваться, словно струны перед срывом. Сердце громко стучало в груди, отдаваясь гулким эхом где-то в висках, но я всё равно контролировала подступающую панику, намертво зафиксировав взгляд на пламени небольшого костра.
Его языки танцевали в темноте, отбрасывая причудливые тени на стволы деревьев, и в этом танце мне виделись силуэты врагов.
Времени оставалось мало. Всего сутки, чтобы добраться до цели – до того проклятого финиша, который означал окончание теста и возможность наконец выдохнуть. Но пугало меня вовсе не это. Не расстояние, не усталость, копившаяся в мышцах тяжёлым грузом.
За нами был хвост.
Я чувствовала это всей кожей, каждой клеткой натренированного на опасность тела. Тёмные шли, или шёл – точно определить не удавалось – след в след, словно тень, намертво прилипшая к нашим спинам.
И меня нервировало, что они, или он, не давали о себе знать открыто, не атаковали, не пытались сократить дистанцию для удара. Будто выжидали какого-то особенного момента для нападения, рассчитывали идеальную секунду, когда моя концентрация даст слабину. Это ожидание выматывало сильнее любого боя.
– Мне кажется, я что-то слышал, – прошептал полноватый мужчина по имени Ковэрн, сидящий по другую сторону костра.
Голос его дрожал, выдавая страх, который он пытался спрятать за показной храбростью. Он прекрасно видел, как настороженно я вслушиваюсь в звуки ночного леса, как напряжены мои плечи, как пальцы сжимают тонкий прут до побелевших костяшек.
Трус. Обычный, заурядный трус, каких в моей практике было немало.
За время нашего короткого знакомства, длившегося всего три дня, но ощущавшегося как вечность, я сделала чёткий вывод, что мне подсунули самый сложный вид объекта из всех возможных.
Трусливый, абсолютно не способный защищаться самостоятельно, постоянно готовый к бегству без оглядки, к панике в самый неподходящий момент.
Насколько я поняла из его нервных монологов и жалоб на судьбу, в прошлом он был какой-то чинушей соседнего королевства, привыкшей к мягким креслам и тёплым кабинетам. Из обрывков его собственных фраз, которые он ронял в минуты особого страха, сложилось впечатление, что мужчина был неугоден нашей империи по каким-то политическим причинам, вот его и отдали на заказ академии. Это стандартная практика избавления от неудобных фигур.
Я крутанула в пальцах тонкий прут, ощущая шершавую кору под подушечками, и прислушалась к звукам леса, отфильтровывая каждый шорох, каждое движение воздуха. Но кроме монотонного стрёкота насекомых, вечного ночного хора, и тихого трепетания крыльев ночных охотниц – сов и летучих мышей, выслеживающих добычу в темноте, – я ничего не услышала. Ничего подозрительного, ничего угрожающего. Но отсутствие звуков не означало отсутствие опасности. Тёмные умели двигаться бесшумно, словно призраки.
– Не накручивайте себя, – произнесла я ровным тоном, стараясь вложить в слова уверенность, которой сама не ощущала. – Там никого нет.
Паника мне от него совсем ни к чему, абсолютно не нужна в нынешней ситуации. Я и так уже третьи сутки в постоянном напряжении, на пределе возможностей.
И если физическая нагрузка меня никак особо не изводит – тело привычно к длительным переходам, к бессонным ночам, – то непрекращающаяся готовность сражаться и постоянная концентрация, необходимость держать все чувства обострёнными каждую секунду, вытягивали все силы без остатка, высасывали энергию, как пиявки кровь.
Нужно поспать. Хотя бы пару часов, чтобы восстановиться, дать измождённому организму передышку. Вот только вся проблема заключалась в том, что я не знаю, в какой именно момент они, или он, решат напасть.
Может, через час, может, через минуту. А мгновенно перейти из состояния глубокого сна в боевое, со всеми обострёнными рефлексами и готовностью к защите, я буду неспособна.
Такого не умел никто из щитовиков, даже самые опытные. Нам требовалось время на пробуждение, на то, чтобы сознание прояснилось. И если первым делом угробят объект, пока я буду выбираться из лап сна, то тест будет безнадёжно завален, провален с треском. А его завал автоматически сместит меня со с трудом завоёванной пятой позиции среди щитовиков всего выпуска, что крайне плохо, катастрофически плохо скажется на выстраданной годами тяжёлых тренировок репутации. Всё будет насмарку.
– Если всё в порядке, может, мы поедим? – снова подал голос Ковэрн, и в его интонации прозвучала жалкая надежда на нормальность, на обычный ужин у костра.
Я кивнула, чувствуя, как предательски слипаются глаза, веки наливаются свинцовой тяжестью, и потянулась к потёртому рюкзаку, в котором оставалось провизии всего на два дня скудного пайка.
Сама на еду я принципиально не налегала, даже когда желудок сводило от голода, потому что намеренно держала организм в стрессовом состоянии – так обостряются все чувства, так интуиция работает лучше. А вот объект старалась кормить регулярно и достаточно, дабы он набирался сил и энергии, мог идти дальше без постоянных жалоб.
И спать заставляла его положенные часы, хотя подобное возбранялось среди большинства практикующих, как светлых, так и тёмных мистиков – те предпочитали держать подопечных в полусонном состоянии для лучшего контроля. Но у меня на этот счёт было своё собственное мнение, выработанное практикой, которое я никому не навязывала и не афишировала.
Выспавшийся и нормально накормленный объект, как правило, оказывался полон не только физической энергии, но и силы духа, решимости двигаться дальше, что позволяло и мне не нервничать лишний раз, не тратить силы на подгонку и угрозы, и ему самому быстрее передвигаться без понуканий и меньше ныть по каждому поводу.
Вытащила из рюкзака остатки чёрствого хлеба и глиняный горшочек с жарким – мясо с овощами, пропитанное специями. Пожалуй, единственная настоящая радость во всей нашей суровой академии – это действительно вкусная еда, приготовленная умелыми поварами, от одного запаха которой слюни непроизвольно текли, а желудок скручивался в предвкушении.
Ночь звёздная, удивительно ясная. Полотно бескрайней черноты, раскинувшееся над головой от горизонта до горизонта, щедро усыпанное негаснущими искрами далёких светил, так и манит взгляд утонуть в бесконечном созерцании этой красоты.
Млечный Путь прочертил небосвод серебристой рекой, а созвездия выстроились в привычные узоры, которые я знал с детства.
В такие моменты почти забываешь о цели, о задании, о том, зачем вообще находишься здесь, в ночном лесу.
Я невольно улыбнулся, позволяя губам изогнуться в довольной усмешке, и подумал о том, что таких по-настоящему приятных выходных у меня, пожалуй, никогда раньше не было за все годы обучения в академии.
Обычно тесты – это рутина, скучная необходимость, демонстрация навыков перед профессорами. И не так уж сложно было их организовать именно так, как мне хотелось, всего-то нужно было выбрать правильную цель в самом начале и методично следовать за ней по пятам, сохраняя дистанцию, позволяя делать всё, что вздумается, не вмешиваясь раньше времени.
Наблюдение за ней оказалось увлекательнее любой охоты.
Я медленно повернул голову, стараясь не производить лишнего шума, чтобы взглянуть на соседей по лесу, и удовлетворённо усмехнулся, ощущая, как уголки губ приподнимаются под маской.
Она всё-таки решилась поспать, пересилила свою параноидальную осторожность и недоверие. Правильное, единственно верное решение в её положении – сон остро необходим уставшему, измотанному до предела организму. Иначе завтра она просто не дойдёт до финиша, свалится где-нибудь на полпути.
Что ж, настало время. Пора мне наконец поближе, по-настоящему узнать свою неуловимую пантеру, эту дикую кошку, которая вот уже три дня водит меня по лесу.
От одного только ощущения, от предвкушения того, что я смогу наконец спокойно взглянуть на неё в упор, без опаски быть замеченным, и ощутить её запах – тот самый, тонкий аромат, который был практически недоступен всё это проклятое время из-за необходимости держать дистанцию, – где-то глубоко внутри, в районе солнечного сплетения, заворочалось странное, незнакомое мне доселе чувство. Нечто тёплое и одновременно тревожное, заставляющее сердце биться чуть быстрее обычного.
Я бесшумно поднялся с места, стряхнув с одежды прилипшую хвою, и привычным отработанным движением стянул длинные волосы в тугой хвост на затылке, чтобы не мешали обзору.
Затем, скрыв нижнюю половину лица рабочей маской – обязательный любого тёмного мистика на задании, – я неслышно, словно призрак, пошёл к парочке у костра, намеренно обходя объект светлой со спины, с той стороны, где его толстая тушка загораживала меня от девушки.
Одним точным, выверенным ударом ребром ладони в висок я мгновенно вырубил толстяка – он даже охнуть не успел – и осторожно, бесшумно положил его обмякшее тело на землю, устроив так, будто тот просто заснул на посту. После чего, не теряя ни секунды, сразу же направился к спящей девушке, к главной цели этого ночного визита.
Не спала она явно гораздо больше трёх суток, как минимум четверо, а то и все пять дней. Это жестокое, изматывающее переутомление буквально чувствуется уже на расстоянии нескольких шагов – в том, как она дышит, в напряжении, которое не покидает тело даже во сне, в тёмных кругах под глазами.
Готов поспорить на что угодно, что и сейчас бы упрямо спать не легла, продолжала бы нести вахту, если бы не ощутила дикий, сокрушительный упадок сил, который просто вырубил её сознание.
Телохранители, особенно опытные щитовики, способны искусственно взбадривать собственное измождённое тело неделями подряд, используя специальные техники и ментальные практики. Но здесь налицо полное изнеможение, предел человеческих возможностей.
Она выжала из себя всё.
Я присел на корточки рядом и осторожно, едва касаясь, коснулся кончиками пальцев гладкой пряди её тёмных, почти чёрных волос. Поднёс прядь к самому носу, приоткрыл рот и глубоко, полной грудью вдохнул её аромат, стараясь запечатлеть в памяти, накрепко запомнить этот тонкий, индивидуальный запах щитовика – смесь пота, дыма от костра, хвои и чего-то ещё, сладковатого, что принадлежало только ей.
Затем заставил себя отпустить прядь, разжав пальцы. Едва уловимая сладость её аромата словно въелась в мозг, отпечаталась в сознании, и я знал, что теперь найду её где угодно, в любой толпе, по одному только запаху.
Бегай, моя дикая пантера, пока есть возможность, пока у тебя ещё остаются силы. Наслаждайся этой иллюзией свободы. Чуть позже, совсем скоро, я вплотную займусь и тобой, уделю всё своё внимание. У меня на тебя грандиозные, далекоидущие планы, о которых ты пока даже не догадываешься. И эти планы не имеют ничего общего с обычным тестом.
Я оглянулся через плечо и случайно увидел в угасающем костре глиняный горшочек с едой из академии, ещё слегка дымящийся. Неужели она только своего бесполезного подопечного кормит досыта, а сама голодает? Какая глупая самоотверженность.
Я бросил короткий мимолётный взгляд на распростёртого на земле толстяка и едва сдержался, чтобы не рассмеяться вслух от иронии ситуации. Ему определённо не помешает немного поесть собственные жировые запасы, поголодать для пользы здоровью, а вот хрупкой девушке, которая явно не ела последние сутки, было бы совсем неплохо как следует подкрепиться, набраться сил перед завтрашним переходом.
Жаль, что заставить её не могу, не имею права вмешиваться настолько грубо – правила теста, – так бы ни секунды не раздумывал, накормил бы насильно.
Посмотрев на спящую девушку в самый последний раз, запоминая каждую черту её лица в неровном свете костра, я неохотно оторвался от созерцания и бесшумно отправился прочь, на поиск других участников теста – нужно было проверить их местоположение, скорректировать свои планы. У меня оставалась ещё куча работы этой ночью.
– Увидимся совсем скоро, кошечка, – хмыкнул в ночную тишину, уже растворяясь в тенях между деревьями.
В сознание я приходила крайне неохотно, словно сопротивляясь пробуждению, буквально через силу заставляя себя открыть тяжёлые, налитые свинцом веки.
И была едва не морально размазана, раздавлена увиденной картиной, которая предстала передо мной в утреннем свете.
Ковэрн мирно спал на земле, раскинувшись в неудобной позе, а в почти погасшем костре безнадёжно догорало жаркое, превратившееся в обугленную массу.
То есть, получается, он совершенно спокойно себе спал всё это время, пока я отдыхала, забыв о единственной возложенной на него обязанности, которая состояла в том, чтобы элементарно бодрствовать.
– Эй! – гневно рявкнула я, срываясь на крик и швыряя в бесполезного охранника щедрую пригоршню подхваченной сухой земли вперемешку с золой. – Ковэрн, демоны тебя сожри! Я же ясно сказала, что мне нужно поспать всего-навсего пару часов, максимум два! Неужели так трудно было просто посидеть и…
Мужчина сонно, с трудом разлепил припухшие глаза и затуманенным взглядом медленно огляделся по сторонам, явно пытаясь сообразить, где находится и что вообще происходит.
В области его левого виска я мгновенно заметила тёмный, наливающийся багровым синяк, и меня буквально окатило ледяной волной. Я похолодела от волны накатившего всепоглощающего ужаса, пробирающего до костей.
Я завалила тест! Провалила его с треском!
Нет-нет-нет-нет! Только не это!
Я стремительно вскочила на ноги, едва не запутавшись в собственной одежде, и принялась лихорадочно, в панике разглядывать окрестности нашего лагеря, проверяя каждый куст, каждое дерево.
Вся зона вокруг костра была абсолютно чистой и безопасной, никаких признаков вторжения. Следов нарушителя, следов борьбы или чужого присутствия просто не было, словно никто и не приближался к нам за ночь.
Да и вообще, логика подсказывала, что он не дал бы мне спокойно доспать до утра, если бы действительно напал по всем правилам! Меня бы разбудили, объявили о провале, активировали артефакт переноса.
Минут пятнадцать, а может, и больше, я пыталась лихорадочно, напрягая все извилины, сообразить, в чём же дело, что произошло на самом деле. Перебирала варианты один за другим, но ни один не складывался в логичную картину. А потом медленно, с нарастающим подозрением посмотрела на грустного, жалко сидящего у костра некогда важного чиновника.
– Тебя кто-то ударил в висок, – не спрашиваю, а утверждаю, – или ты сам как-то умудрился?
– Я просто сидел тихо, как ты велела, – ответил тот виноватым тоном, рассеянно ковыряя палочкой безнадёжно сгоревшее, превратившееся в угли жаркое. – Ты только уснула, прошло буквально пару минут, не больше, а я вдруг почувствовал резкий удар и… дальше просто провал, темнота, ничего не помню.
Это точно был тёмный мистик. Никаких сомнений, стопроцентная уверенность. Удар профессиональный, выверенный.
Но тогда оставался главный вопрос. Почему он не убил Ковэрна, не прикончил объект?
Зачем вообще нужно было просто вырубать его, тратить время?
И самое странное было то, почему он меня не разбудил и не атаковал, когда я была абсолютно беззащитна.
По всем существующим правилам академии, по всем канонам теста, тёмный должен был сообщить о том, что я бесславно завалила испытание, и немедленно отправить обоих в академию через артефакт.
Но этого не произошло.
Ничего не понимаю. Совершенно ничего!
А что, если это был вовсе не тёмный, а кто-то из других щитовиков, из моих конкурентов?
Но тогда возникал другой вопрос. Что ими двигало, какая мотивация?
Простое желание оставить нас позади, вывести из игры без убийства объекта?
Но это абсурд, потому что так можно было элементарно просто обойти наш лагерь стороной, не привлекая внимания. Мы бы даже не посмотрели в их сторону, не заметили бы. Объединение сил между щитовиками было, конечно, теоретически хорошей и правильной вещью, но слишком энергозатратной и невыгодной в жёстких условиях конкуренции, когда каждый борется за место в рейтинге.
Нет, определённо не мог это быть другой щитовик. Логика не сходится.
Ладно, хватит ломать голову. Отсюда нужно срочно убираться, сматываться, пока неизвестный благодетель не передумал. Подумать обо всём этом спокойно сможем потом, когда доберёмся до финиша.
– Собираемся, уходим немедленно, – непреклонно, не терпящим возражений тоном уведомила я, впиваясь жёстким взглядом в несчастное, измученное лицо голодного мужчины.
– Может, всё-таки перекусим сначала хоть немного? – жалобно попросил он, глядя на обугленные остатки ужина. – Я очень…
– Хочешь окончательно лишиться жизни? – резко перебила я, и, посмотрев, как тот испуганно качает головой, я криво, безрадостно улыбнулась. – Тогда не давай второго шанса тому неизвестному, кто по какой-то причине милостиво позволил нам обоим спокойно выспаться ночью. Думаю, серьёзно думаю, что подобные ошибки он точно не повторит дважды, если мы задержимся.
Ковэрн, услышав угрозу в моём голосе, моментально, с неожиданной для его комплекции прытью поднялся на ноги и принялся суетливо похлопывать себя по некогда, наверное, шикарному и дорогому пиджаку, в котором сейчас наверняка было жутко неудобно куда-либо идти, особенно по пересечённой местности, ведь это была абсолютно непрактичная одежда для леса.
– Тогда идём, я готов, – часто закивал он, изобразив на своём круглом лице максимально серьёзное выражение, которое выглядело почти комично.
Это не было забавным, совершенно. Мне сейчас вообще ничего не казалось забавным или смешным, никакого желания шутить. Внутри клокотала смесь страха, непонимания и дикой усталости.
Хотелось просто упасть навзничь прямо здесь, на землю, и отрубиться ещё на долгих десять, а лучше двадцать часов подряд, забыв обо всём.
Двигаться по лесу приходилось мучительно медленно, на мой взгляд, даже чересчур, но постоянно устающий, задыхающийся и спотыкающийся на ровном месте подопечный был тем ещё невыносимым грузом на шее.
Часто я сожалею о том, что вообще сюда попала.
Сожалею настолько глубоко, что это чувство въелось в самые кости, стало частью меня, неотделимой и болезненной.
Каждое утро просыпаюсь с этой мыслью. Каждый вечер засыпаю с ней же. Она преследует меня в коридорах академии, на тренировках, во время редких минут отдыха.
Уж лучше бы была простым человеком без дара. Обычной девчонкой, что живет в деревне, помогает матери по хозяйству, учится шить или готовить, смеется с подругами на ярмарке.
Его вполне можно восполнить знаниями и спокойно пойти, скажем, в ведьмы.
Что может быть проще, чем зелья на травках варить? Собирать по лесам коренья, запоминать их свойства по толстым книгам, сушить их на чердаке, вдыхая терпкие ароматы трав, толочь в ступке под мерный перестук пестика и продавать за медяки соседям.
Лечить простуду, варить приворотные отвары для влюблённых дурочек, делать мази от ревматизма старикам.
Тихая, размеренная жизнь без постоянного страха смерти, без боли, без крови под ногтями, без кошмаров по ночам.
Если бы не смерть родителей в пожаре, я бы точно не попала в академию мистиков.
Я до сих пор помню тот день. Помню запах гари. Помню крики. Помню, как рухнула крыша нашего дома, похоронив под собой всё, что было мне дорого.
Тот проклятый огонь забрал у меня всё. Дом, семью, детство, надежды, мечты. Оставил лишь пепел и этот дар, который они называют благословением. Благословение! Какая ирония.
Это последнее место, где должен оказаться ребёнок в пятилетнем возрасте. Последнее место во всём мире. Но меня привели сюда, в эти холодные каменные стены, где детей превращают в оружие.
Но меня не спрашивали.
Никто не поинтересовался моим мнением, моими желаниями, моими страхами. Никто не спросил, хочу ли я этого. Готова ли я к этому. Понимаю ли я вообще, что меня ждёт.
Я была просто вещью, которую нужно было определить в нужное место. Сиротой с даром, что представляла ценность для империи.
Проверили дар и отправили, даже не обеспокоившись тем, насколько трудно здесь может быть. Не задумались, выдержу ли я. Выживу ли вообще. Не посчитали нужным подготовить к тому аду, что ждал меня за воротами академии.
Смогу ли я справиться с теми жёсткими условиями, в которые меня окунули, как в бочку с дерьмом. С головой, без права вынырнуть и глотнуть чистого воздуха. Без права закричать, что я не хочу. Что я не могу. Что мне страшно.
Ходить по струнке каждый день, каждый час, каждую минуту. Следить за каждым словом, каждым жестом, каждым взглядом.
Не разговаривать с себе подобными во внеурочное время, будто мы не люди, а бездушные куклы, которых заводят только на тренировках.
Даже перекинуться парой слов в коридоре считается нарушением. Даже улыбнуться друг другу может стоить наказания.
Никогда не разговаривать с тёмными несмотря на то, что очень хочется. Хочется спросить, почему. Почему они нас так ненавидят. Откуда эта злость в их глазах. Почему мы должны быть врагами с первого дня, хотя мы дети одной империи, одной земли.
Вражда с ними воспитывается в нас с детства. С того самого момента, как мы переступаем порог академии, нам вбивают в головы, что тёмные враги. Что они убийцы. Что они не знают пощады.
Тёмные ненавидят нас. Это чувствуется в каждом их взгляде, в каждом движении, в каждом брошенном клинке.
Эта ненависть живёт в их глазах, горит там, как огонь, что не гаснет никогда.
Мне трудно понять причины такого отношения, но то, что в них заложена эта эмоция – неоспоримый факт. Непреложная истина, которую нельзя оспорить, даже если хочется верить в обратное.
Они терзают светлых с первых дней учёбы. Атакуют внезапно, исподтишка, превращая нашу жизнь в непрерывный кошмар, где нельзя расслабиться ни на мгновение.
Поначалу это очень больно, когда в твою спину, бедро или плечо втыкается пика или метательная звёздочка. Так больно, что перехватывает дыхание. Так больно, что мир на мгновение окрашивается белой пеленой.
Хочется упасть и не подниматься. Кричать до хрипоты. Молить о пощаде. Свернуться клубком и ждать, когда всё закончится.
Но мы не кричим. Не просим. Не молим. Учимся терпеть эту боль, глотать её, превращать в ярость или в холодное безразличие. Превращать в топливо для тренировок, в мотивацию стать сильнее, быстрее, лучше.
Все наши тела исполосованы шрамами, будто картами прожитых битв. Я могу провести пальцами по своей спине и насчитать десятки отметин.
Каждый шрам несет в себе урок. Каждая рана становится ступенью к мастерству. Каждая капля пролитой крови означает цену выживания.
Но со временем мы учимся защищаться, работая на чистой интуиции. Тело само начинает реагировать на угрозу, минуя сознание. Мышцы сами напрягаются в нужный момент. Руки сами поднимают щит. Ноги сами отскакивают в сторону.
Именно так я определила, что за нами слежка. Не разумом, а этим внутренним чутьем, которое нарабатывается годами боли, годами страха, годами постоянной готовности к атаке.
Я всегда чувствую присутствие других. Это как шестое чувство, невидимая паутина, что связывает всех мистиков на территории. Тонкие нити, что тянутся от одного к другому.
Но это работает вовсе не так, когда знаешь наверняка, где и что делает твой враг. Не так просто, как хотелось бы. Не так, как пишут в книгах для обывателей. Всё куда сложнее.
Один лес на две команды, и ты чувствуешь лишь общее присутствие, смутную угрозу, что может прийти с любой стороны. Ты знаешь, что они здесь, но не знаешь где именно.
Я чувствую, что не одна на огромной территории. Чувствую других, как тепло чужого тела в темноте. Чувствую, как собрата, так и врага, но сказать кто и где не могу.
Не могу указать точку на карте и сказать: вот он, там, за тем деревом, на расстоянии пятидесяти шагов.
Другое дело, когда враг ближе. Когда расстояние сокращается до нескольких десятков шагов. Когда воздух сгущается от близости чужой энергии.
По ветру веет её аромат.
Сладкий.
Невероятно сладкий, дурманящий, будто мёд с чем-то неуловимым.
Даже дыхание перехватывает, когда его ощущаю. Воздух становится гуще, насыщеннее.
Это не парфюм, не мыло. Это её собственный, естественный аромат, что въедается в память острее любого клинка.
Блувер уже тоже взял след, но был сбит с толку Клиокой. Я почувствовал, как он замешкался, сбавил темп, потерял нужное направление.
Пришлось погнать её на его дистанцию, чтобы отвлечь внимание. Клиока сопротивлялась, но в итоге сделала то, что я требовал.
Блувер увязался за ней, как гончая за лисой, забыв о своей истинной цели.
Панте теперь никто не помешает. Кроме меня, но я не собираюсь ей мешать. Совсем наоборот.
Панте оставалось немного, но её значительно замедлял толстяк, доставшийся в нагрузку.
Я наблюдал за ними издалека, видел, как она терпеливо ведёт его через лес, как придерживает темп, как оглядывается.
Этот жирный кусок сала тянет её назад, лишает манёвренности, делает лёгкой мишенью.
Любой другой щитовик давно бы бросил такого подопечного, но не она. Не моя упрямая Пантера. Она доведёт его до финиша, даже если это будет стоить ей победы.
Иногда я подозреваю, что Квиластр намеренно вставляет ей палки в колёса, но делает это так ненавязчиво, что не прикопаешься.
Старый лис давно приметил её потенциал и старается его задушить, пока не поздно. Боится, что светлая девчонка превзойдёт его любимчиков. Подсовывает ей худших подопечных, отправляет на самые сложные задания.
А девушка, тем временем, имеет все шансы на провал, что не выгодно ни мне, ни ей.
Не выгодно мне, потому что я вложил в неё слишком много времени. Не выгодно ей, потому что провал этого теста отбросит её на год назад, заставит пройти через весь этот ад снова.
Слишком давно я нашёл в ней ту, кто станет мне идеальным союзником.
Я видел, как она растёт, как крепнет, как из напуганного ребёнка превращается в бойца.
Видел искру в её глазах, что не гасла, несмотря ни на что. Видел силу духа, что помогала ей подниматься после каждого падения. И понял, что она та, кого я искал.
Нужно только немного перевоспитать. Убрать эти светлые предрассудки, что вбиты в неё с детства. Научить смотреть на мир так, как смотрю я. Трезво, расчётливо, без иллюзий.
Она давно уже знает, что такое смерть, но вряд ли готова отдавать жизни без боя или, что ещё нужнее, убивать без терзаний.
Вряд ли готова переступить через ту черту, что отделяет защитника от убийцы.
А мне нужно, чтобы она могла не только защищать, но и нападать. Наносить удары первой. Без колебаний. Без угрызений совести.
Я вдыхаю её аромат снова. Моя Пантера.
Скоро ты станешь такой, какой должна быть. Скоро ты поймёшь, что мы с тобой не так уж и различны.
И я снова чувствую эту проклятую усталость, от которой сводит нижние зубы. Она накатывает волнами, захлёстывает с головой, мутит сознание.
До цели всего ничего, буквально несколько сотен метров, но Ковэрн усложняет задачу. Человеку с его весом свойственно очень быстро уставать, это я понимаю, но он делает всё возможное, чтобы сохранить собственную жизнь. Дышит тяжело, хрипит, но продолжает идти. За это ему можно отдать должное.
Я сделала ещё несколько шагов, считая их про себя, а затем замерла на мгновение, ощутив укол внутренней иголки, что пролетела перед мысленным взором. Резкая, острая вспышка тревоги. Опасность. Сейчас. Здесь.
Не размышляя, не раздумывая ни секунды, резко развернулась и буквально прыгнула на Ковэрна, валя его с ног и закрывая стремительно воссозданной копией треклонского щита. Материя послушно сформировалась под моими руками, приняла нужную форму. Имеющий вид высокого купола, он хорошо скрывает, как жертву, так и защитника.
Коротко лязгнул металл. Звук удара эхом отдался в ушах. Прилетевшая пика отскочила куда-то в сторону, но сейчас я была не способна отслеживать траекторию её падения. Всё моё существо, вся моя концентрация обратилась в ту часть леса, откуда она прилетела. Откуда исходила угроза.
Оглянулась, напрягая зрение, и увидела тёмную фигуру за одним из деревьев вдали. Силуэт размытый, неясный, но я знала, что это враг. Парень не торопился выходить, не спешил атаковать снова, чем вызывал озадаченность. Время не на его стороне, тест идёт к завершению, однако он решил чего-то подождать. Выжидал.
И я поняла причину его медлительности, когда ещё одна игла тревоги рассекла сознание, а мою ногу пронзило острой болью. Ощущение было мгновенным и болезненным. Треклятые тёмные решили атаковать на пару!
Вот тебе раз!
Это меняло всё. Совершенно всё.
Рыкнув от злости и боли, я вылезла из-под купола, оставив под ним защищаемую тушку Ковэрна и стянула материю на маленький щиток. Нужно было экономить силы, а большой щит слишком много отнимал энергии.
Что делать с двумя убийцами одновременно я не знала. Понятия не имела. Нас не учили тому, что они могут работать в паре. Тёмные всегда действовали поодиночке, каждый сам за себя, каждый стремился доказать своё превосходство. Это вообще нонсенс! Это нарушение всех правил, которые я знала.
Встав так, чтобы видеть обоих, держать в поле зрения каждого из них, я приготовилась сражаться, и как оказалось, не напрасно. Первый стремительно бросился на меня, двигаясь быстро и уверенно, генерируя в руке короткий меч. Клинок материализовался из воздуха, засверкал тускло в лучах солнца.
Удар вышел сильным и едва не рассёк мне щёку, клинок просвистел в миллиметрах от кожи, но я мало внимания на это обратила. Давно привыкшая к подобной силе, к таким атакам, я была готова обороняться даже с отрубленной ногой. А сейчас вообще важно следить за вторым, чтобы он не подобрался к объекту. Его смерть – мой завал теста. Тогда у меня будет ещё один год ада на земле. Ещё один проклятый год в стенах академии.
– Сдавайся, светлая, тебе всё равно не пройти! – рыкнул мистик, его голос был полон уверенности.
Я только улыбнулась в ответ, чувствуя, как губы растягиваются в усмешку. До чего же наивен парень. До чего же самоуверен.
А в следующий миг сделала резкий выпад, вкладывая в него всю силу, сбивая того щитом с ног. На задницу не сел, слишком хорошая у него реакция, но вот в дерево впечатался спиной, что меня порадовало. Слышала, как он выдохнул от удара.
Тёмные и светлые не проводят совместные тренировочные бои. Никогда. Есть только тесты трижды в год и ежедневные атаки на расстоянии. У нас приветствуется, когда тёмные атакуют светлых, чтобы воспитать в них интуицию, чтобы научить нас чувствовать опасность. Но не приветствуются драки. Ближний бой под запретом.
За каждую можно получить дисциплинарное взыскание, которое очень сильно бьёт по карману и здоровью. Наказания суровые, болезненные. А драки… Нет, драк нет. И всё для сохранения тактики боя каждой из расы. Чтобы тёмные не знали, как мы бьёмся вблизи. Чтобы светлые не видели их техники.
Второй ожидаемо напал. Я чувствовала, что он приближается. Короткий кинжал в сильной ладони пытался полоснуть в бок, движение было быстрым и точным, но я вовремя прикрылась. Щит встал между мной и клинком.
Жаль, что в округе не было железа. Не помешало бы увеличить радиус щитка, сделать его больше, надёжнее. Мне не хватило буквально нескольких сантиметров, чтобы провести серию безопасных ударов. Чтобы атаковать, не подставляясь.
Толкнув тёмного плечом, я со всей силы приложила его щитком, отправив на задницу. Он упал тяжело, с глухим стуком. Пока тот пытался подняться, оттолкнуться руками от земли, второй тихо подбирался к Ковэрну, крался, как хищник.
Но запущенный в него щиток вырубил парня, ударил точно в висок. Артефакт перемещения охватил его зелёным свечением и унёс за пределы испытательной площади. Для него тест провален. Один убран. А вот второй…
Второй, увидев, что я осталась без защиты и материи, что щиток улетел и не вернулся, усмехнулся одними глазами. Я видела эту насмешку даже сквозь маску.
– Прекращай цирк. Ты уже проиграла.
Поправив свою полумаску и стерев пот со лба тыльной стороной ладони, я нервно хмыкнула. Шансов у меня и правда немного, это я понимала, но и он не входит в первую десятку тёмных, чтобы так самоуверенно об этом заявлять. Поэтому всё же полегче. Ещё можно побороться.
Покосилась на щиток, что валялся в нескольких метрах, и поняла, что добраться вряд ли успею. Слишком далеко. Кинжал в руке парня в одно мгновение вырос в нечто непонятное. Форма изменилась, клинок удлинился. Искривлённый в дугу клинок тускло блестел в свете заходящего солнца и совершенно не желал всплывать в моём воспоминании. Действительно не помню, чтобы мы изучали такой вид холодного оружия. Это что-то новое.
Сделав шаг назад, я примерилась к расстоянию до щитка ещё раз, прикинула, сколько времени потребуется, и в миг, когда тёмный сорвался с места, помчалась по направлению к нему. Ноги сами несли меня вперёд.
Выдохнула, прикрывая бок ладонью и ответила, стараясь держать голос ровным. Не показывать слабость. Не давать ему понять, насколько мне больно. Насколько я на пределе.
– Ты не нападаешь.
Это прозвучало скорее как констатация факта, чем вопрос. Он стоял передо мной, спокойный, расслабленный, и не делал ни единого движения в мою сторону. Просто наблюдал. Изучал.
– Даже если нападу, ты не защитишь своего толстячка, – в его голосе так же ощущалась насмешка. Она была в каждом слове, в каждой интонации, будто вплетена в саму ткань речи.
Мне показалось, что это его основная манера поведения. Говорить гадости, улыбаясь. Издеваться, наслаждаясь чужой слабостью. Ранить словами так же метко, как и клинками. Превращать каждую фразу в оружие.
– Это можно проверить, – ответила я, стараясь вложить в голос больше уверенности, чем чувствовала на самом деле.
Попытка блефа. Слабая, жалкая попытка, но другого выхода у меня не было. Нужно было показать, что я всё ещё способна сражаться. Что я не сдамся просто так.
– Брось, Пантерёныш, я здесь не для этого, – тёмный навалился на дерево и демонстративно сложил руки на груди.
Это прозвище. Откуда он его знает? Кто вообще этот парень?
Поза расслабленная, небрежная, почти ленивая. Он явно не считал меня угрозой. И был прав, если честно. Хвост пепельных волос свисал с плеча, блестел в лучах солнца, пробивающихся сквозь листву, и мне внезапно вспомнился мальчишка. Тот самый, что убил моего первого подопечного много лет назад. Тот, чьи слова навсегда врезались в память.
Кажется, он тоже был пепельным блондином. Те же холодные глаза. Та же усмешка. Та же манера держаться. Неужели это он?
– А для чего? – хрипло спрашиваю я. – У меня нет времени на разговоры.
Каждое слово давалось с трудом. Дыхание сбивалось, в горле пересохло. Нужно было двигаться дальше, идти к цели, но ноги словно налились свинцом. Тело отказывалось слушаться.
И тут парень обратил внимание на мою ладонь, прикрывающую рану. Взгляд его задержался на этом месте, стал внимательнее, острее. В лице не изменился абсолютно, ни один мускул не дрогнул, маска безразличия осталась на месте, а вот меня раскрытие моей слабости насторожило.
Он видел, что я ранена. Видел, что я на пределе. Видел, что ещё немного – и я рухну. И это давало ему огромное преимущество.
Вместо ответа, он резко выхватывает буквально из воздуха метательный нож. Движение было молниеносным, практически незаметным для глаза.
Я едва успеваю отреагировать формированием нового щита, материя послушно сворачивается под моими пальцами, принимает нужную форму, но нож мчится не в меня. Траектория совсем другая. И даже не в Ковэрна, который замер за моей спиной, прижавшись к дереву.
Он летит вправо, туда, где, казалось бы, никого не было, где был только лес, и оттуда доносится мужской стон, глухой и болезненный, после чего я вижу вспышку зелёного света. Артефакт перемещения. Ещё один тёмный был здесь. Ещё один враг, о котором я не знала. Ещё одна угроза, которую я не почувствовала.
Смотрю потрясённо на блондина, не веря своим глазам, не понимая, что только что произошло, но тот улыбается одними глазами, машет рукой небрежно, как старому знакомому, и уходит прочь, ничего не объясняя.
Просто разворачивается на каблуках и исчезает между деревьями. Растворяется в тени. Оставляет меня стоять с открытым ртом, с тысячей вопросов в голове и полным непониманием происходящего.
Тёмные не помогают светлым. Никогда. Это против всех правил, против всей их природы.
Я не сразу прихожу в себя. Стою, словно вкопанная, пытаясь осмыслить происходящее. Мысли путаются, отказываются складываться в единую картину.
Ещё несколько мгновений тупо стою на месте, не в силах сдвинуться с места, пытаясь понять его мотивы, разгадать, что им движет, зачем ему всё это нужно, какую игру он ведёт, но так и не разобравшись, не найдя ни единого разумного объяснения того, что только что произошло, рычу на притихшего за деревом Ковэрна. Голос срывается на хрип, звучит грубее, чем я хотела. Почти по-звериному.
– Идём!
Он выбрался из-за своего укрытия, отряхнул одежду дрожащими руками, стряхивая с себя листья и грязь, и мы двинулись дальше.
Каждый шаг отдавался болью в боку, пульсирующей, жгучей, нестерпимой, но я продолжала идти. Останавливаться нельзя. Сдаваться нельзя. Не сейчас, когда финиш так близко, когда осталось совсем немного.
Через несколько сотен метров нас ждало здание. Серые каменные стены, высокие окна, массивные двери из тёмного дерева, окованные железом. Финиш. Конец этого кошмара.
И ни одна живая душа не поджидала нас на выходе, что было очень странно, необычно, даже подозрительно, ведь именно здесь старались перехватить оставшихся в игре участников. Здесь устраивали последние засады, наносили финальные удары, пытались сорвать чужой успех в последний момент. Здесь решалась судьба многих, здесь ломались последние надежды тех, кто дошёл так далеко.
Но сейчас было тихо. Слишком тихо. Мёртвая тишина, что давила на уши, заставляла напрягаться ещё сильнее, ждать подвоха.
Спокойно пройдя вдоль стены, держась в тени, прижимаясь к холодному камню спиной, ощущая его шершавую поверхность сквозь одежду, мы прошли через арку и встретились там с тем же блондином и комиссией, которая следила за ходом тестов.
Он стоял в сторонке, облокотившись на стену, скрестив ноги в лодыжках, и наблюдал за происходящим с той же насмешкой в глазах. Будто всё это было для него просто развлечением. Очередным спектаклем, который он поставил сам.
Ректор стоял у тумбы, опираясь на неё руками, глядя на провалившихся адептов с таким выражением, будто обещал каждому придушить собственноручно, что не сильно далеко от истины, зная его характер. Лицо его было красным от гнева, жилы на шее вздулись, челюсти сжаты так, что проступали желваки. Я почти физически ощущала его ярость, она висела в воздухе, густая и тяжёлая.
Я узнала, что среди прошедших тест всего десять участников, из которых я единственная девушка. Десять из почти сотни. Это был жестокий отбор. Самый жестокий за последние годы, судя по лицам профессоров, по их напряжённым позам, по тому, как они перешёптывались между собой.
Обратила внимание на то, что Флир – среди заваливших, стоит в толпе неудачников с опущенной головой, и немало этому удивилась. Она всегда была лучшей, безупречной, идеальной. Никогда не ошибалась, никогда не подводила, никогда не показывала слабость или сомнение. Она первая в стане щитовиков. Уж кто-кто, а Флир должна была прийти первой к финишу. Что же пошло не так? Кто её остановил? Кто оказался сильнее безупречной Флир?
– Поскольку последний участник тестов дошел до конца, объявляю их итоги! – громко проговорил ректор, обводя нас взглядом, задерживаясь на каждом лице, словно запоминал. Голос его звучал торжественно, но в нём слышалась усталость, какая-то выжатость, будто он тоже прошёл через испытание. – Это информация особо не разглашается, держится в строжайшем секрете за стенами академии, но раз в пять лет, лучшие адепты академии мистиков отправляются на императорский бал, чтобы представлять академию и её новые разработки, демонстрировать достижения перед всей знатью империи. Это честь и огромная ответственность. Это возможность, которая выпадает раз в жизни, если выпадает вообще.
Бал? Императорский бал? Я даже ни разу не слышала о таком. За все годы обучения никто ни словом не обмолвился, даже намёка не было, ни шёпота в коридорах, ни случайно оброненной фразы. О чём вообще речь?
Кто-то из победителей пойдёт на поклон к императору? Будет стоять перед троном, демонстрировать свои навыки перед всем двором, перед знатью империи, перед самыми влиятельными людьми страны? Радует, что я не в числе первых. Пятое место – это достаточно далеко от вершины. Меня это не коснётся. Я просто получу свою оценку и уйду лечиться, забуду об этом кошмаре.
Бок всё так же горел огнём, жёг нестерпимо, словно раскалённое железо прижали к коже и не убирают, продолжают жечь, но теперь перед глазами плясали ещё и искры. Белые, яркие вспышки, что мешали сфокусировать взгляд, мешали думать. Мир становился размытым, нечётким, двоился, плыл перед глазами.
Поскорее бы всё это уже закончилось. Пойду к лекарям залечить рану. Нужно только продержаться ещё немного. Ещё чуть-чуть. Ещё пару минут, и всё будет позади.
– Перечислю лучших из лучших тёмных по результатам теста: Блад, Блувер, Полст, Хэтэр, Авис, – ректор оглядел каждого из названных и продолжил. Тёмные выпрямились, услышав свои имена, расправили плечи, подняли подбородки. Гордость читалась в их позах, в том, как они держали головы, в том, как смотрели на остальных. – Среди лучших светлых отличились: Дамьен, Прок, Сулиз, Гвайш, Пантера.
Я вздрогнула, услышав своё имя в конце списка. Пятое место среди светлых. Не так уж плохо, учитывая обстоятельства. Учитывая, через что пришлось пройти. Учитывая, что я чуть не умерла там, в лесу.
Общий рейтинг мистиков: Блад, Дамьен, Блувер, Авис, Пантера, Полст, Прок, Сулиз, Гвайш, Хэтэр. – ректор поднял на нас взгляд. Тяжёлый, оценивающий, будто взвешивал каждого из нас, прикидывал нашу ценность. – Обычно принято отправлять на бал первое и второе место, так было всегда, такова традиция, но из императорского дворца мы получаем чёткие инструкции, которые не можем не соблюдать, которым обязаны подчиниться. Император имеет право выбирать. Его воля – закон для всех нас.
Мне было плевать, что они там могут, а что нет. Голова начинала кружиться всё сильнее, и я едва ли держалась на ногах. Ноги подгибались, мир качался, словно палуба корабля в шторм, земля уходила из-под ног. Я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, пытаясь удержаться на месте, пытаясь не упасть прямо здесь и сейчас.