"Некоторые жизни стоят целое состояние. Другие отдают даром. Но даже у самых дешёвых есть своя цена."
Дорогой несуществующий дневник,
Если бы ты был настоящим, я бы написала: меня зовут Алая Морен, мне восемнадцать лет, и я человек. В деревне, которую мир забыл, это звучит как диагноз. Здесь быть человеком — значит быть бракованным товаром на распродаже. Быть никем. Но знаешь что? Я не из тех, кто готов покорно ждать своей очереди на свалку истории. Я смотрю в глаза даже тем, кто хочет меня растерзать. И особенно — в свои собственные.
Морхоллоу — это место, где время решило взять отпуск и больше не вернуться. Деревня существовала в каком-то параллельном измерении, где прогресс считался ругательством, а надежда — роскошью для богатых. Здесь не было ни больших дорог, ни высоких зданий, ни даже намёка на то, что где-то существует XXI век.
Улицы больше походили на тропы для особо упорных пешеходов: узкие, покрытые гравием и пылью, которая прилипала к обуви, как назойливые воспоминания. После дождя всё превращалось в болото, способное поглотить не только ботинки, но и последние остатки оптимизма.
Знаешь, дневник, когда люди говорят "живописная деревушка", они явно имеют в виду не это место. Если Морхоллоу и можно назвать живописным, то только в стиле "апокалипсис после апокалипсиса".
Единственный магазин стоял в центре деревни, как памятник человеческому упорству. Его покосившаяся вывеска и вечно запотевшие окна создавали впечатление, что внутри продаются не продукты, а разочарования в красивой упаковке. Ассортимент был впечатляющий: хлеб, крупы, консервы и пиво для тех, кто ещё не потерял веру в алкогольное спасение.
Фонари вдоль центральной улицы работали по принципу русской рулетки — никогда не знаешь, какой из них решит осветить твой путь, а какой оставит тебя наедине с темнотой. Ночью деревня не светилась — она тлела, как последняя надежда.
Романтично, правда? Идеальное место для съёмок фильма ужасов. Или комедии — зависит от чувства юмора.
Лес начинался сразу за деревней, тёмный и густой, словно природа решила создать идеальную декорацию для сказок Братьев Гримм. Деревья стояли так близко друг к другу, что казалось, будто они шепчутся о чём-то зловещем. Местные избегали ходить туда без крайней необходимости. Даже днём лес выглядел так, будто в нём водились вещи, которые лучше не встречать.
А за лесом — холмы, покрытые травой, которая выглядела так же уныло, как и всё остальное в этих краях. Летом туда выгоняли коров, и единственными звуками были коровьи звонки. Зимой всё покрывалось снегом, и тишина становилась такой плотной, что можно было нарезать её ломтиками.
Я закончила школу год назад. Школа была настолько маленькой, что её можно было бы спутать с сараем, если бы не табличка "Образовательное учреждение". Учебники помнили времена, когда динозавры ещё не вымерли, а учителя выглядели так, будто завидовали динозаврам.
Я была хорошей ученицей. Слишком хорошей для этого места. Учителя сначала радовались, потом начинали раздражаться. Они говорили, что у меня "острый язык" и "неправильное отношение". Я не спорила — зачем врать?
"Будущее у тебя должно быть хорошее, если ты не испортишь его своим характером," — сказала как-то учительница математики. Бедняжка. Она не знала, что у меня вообще нет будущего. А характер — это единственное, что у меня есть.
После школы я осталась дома, потому что варианты закончились вместе с аттестатом. Колледжи и университеты — это для тех, у кого есть деньги. А у нас с тётей деньги были только на картошку, дрова и пиво для заглушения экзистенциального ужаса.
Сигрид Уоллис — сестра моей покойной матери и по совместительству мой личный демон. Я никогда не называла её "тётя" — это подразумевало бы какую-то родственную тёплоту, которой между нами не было и в помине.
Она взяла меня к себе, когда родители умерли. Я была десятилетним ребёнком, а для неё — обузой с ногами. В детстве я пыталась заслужить её любовь, помогала по дому, старалась не мешать. Но она смотрела на меня так, будто я была счётом за электричество — неприятной необходимостью, от которой хочется избавиться.
Дорогой дневник, если бы семейные отношения продавались в магазине, наши стоили бы копейки в отделе уценённых товаров.
Теперь, когда мне восемнадцать, мы общались исключительно колкостями и взаимными оскорблениями. Она называла меня "нахлебницей", я отвечала сарказмом. Это был наш ежедневный ритуал, похожий на танец, только вместо музыки звучала взаимная неприязнь.
Моя жизнь в Морхоллоу была похожа на фильм "День сурка", только гораздо менее весёлый. Каждое утро одно и то же: треск дров в печи, ругань тёти на курицу, которая посмела покинуть курятник без разрешения, молчаливый завтрак и овсянка на воде, которая по вкусу напоминала жидкий картон.
Иногда я думала, что моя жизнь — это эксперимент по изучению человеческого терпения. Если так, то я провалила его с блеском.
В деревне меня тоже любили примерно так же, как налоговую инспекцию. Люди считали меня странной и говорили это за спиной, думая, что я не слышу. Они шептались, что я "вся в родителей", и это точно не было комплиментом.
Мои родители умерли, когда мне было десять. Их нашли в лесу через неделю — тела целые, но мёртвые. Никто не объяснял, что произошло. Люди только качали головами и бормотали, что "лес забрал своё".
Загадочно, правда? Как в плохом детективе, только без детектива и без разгадки.
Я часто ходила на кладбище поговорить с ними. Их могилы находились под старым дубом, в углу, где всегда было тихо.
— Вы бы гордились мной, — говорила я камням. — Я до сих пор не сошла с ума. Хотя, возможно, это вопрос времени.
Мне казалось, что лес меня слушает. Иногда я чувствовала, что он дышит, наблюдает, ждёт чего-то.
Но чего можно ждать от восемнадцатилетней девушки, которая разговаривает с могилами? Наверное, лес тоже задавался этим вопросом.
В то утро тётя Сигрид сидела на кухне в окружении своих верных спутников: счетов, сигарет и чая. Её серые глаза метались по бумагам с выражением человека, который ищет способ сбежать от реальности.
Я прислонилась к дверному косяку, наблюдая за этим зрелищем.
— Они скоро приедут, — пробормотала она, не поднимая головы.
— Кто "они"? — спросила я. — Коллекторы? Или может, инопланетяне решили нас похитить?
Её взгляд пронзил меня, как ледяная игла.
— Те, кто наконец избавит меня от тебя.
Ну вот, а я уже начала думать, что день пройдёт без взаимных любезностей.
— Надень что-нибудь приличное, — добавила она, затягиваясь сигаретой.
— Конечно, — сказала я с наигранной сладостью. — Сейчас достану платье от Диора из своего роскошного гардероба. Или тебя устроит "приличная" футболка с дыркой на локте?
Сигрид фыркнула и отвернулась. Её молчание было лучшей частью любого разговора.
Моя комната наверху была размером с кладовку, с обоями, которые когда-то были розовыми, а теперь походили на кожу больного человека. В углу стоял шкаф, который скрипел даже от взгляда.
Дорогой дневник, если бы интерьерные дизайнеры увидели мою комнату, они бы плакали. Не от восторга — от ужаса.
Я подошла к окну. Снаружи сгущался туман, обнимая деревню, как саван. Крыши соседних домов выглядели так же уныло, как всегда. Даже снег здесь был каким-то неправильным — серым и грязным.
Достала из шкафа джинсы, чёрную футболку и куртку. Ничего нового, ничего яркого. Посмотрела на себя в зеркало: чёрные волосы, бледная кожа, светло-голубые глаза. По крайней мере, отражение было единственным, что принадлежало мне в этом доме.
А потом я услышала звук, который изменил всё. Или по крайней мере сделал жизнь интереснее.
Гул мотора разорвал тишину деревни, как рёв зверя. Это был не звук местной техники — наши машины больше похожи на железных старичков, которые кашляют и хрипят. Это было что-то мощное, дорогое, чужое.
Я прильнула к окну. Дети высыпали на улицу, как зрители на представление. Их глаза были прикованы к чёрному внедорожнику, который стоял посреди улицы, словно хищник, изучающий добычу.
Блестящий, как реклама дорогой жизни. Он выглядел так неуместно в нашей деревне, что казалось, будто кто-то случайно заехал не в тот фильм.
На боку машины виднелась эмблема. Я не могла разглядеть детали, но слово "Академия" витало в воздухе, как проклятие.
— Опять Академия ищет новых жертв, — пробормотал старик на лавке.
Жертв? Как мило. Видимо, в элитных школах очень специфическая терминология.
Водитель вышел из машины — высокий, в идеально чёрном костюме, с лицом, которое выглядело так, будто его вырезали из мрамора. Он двигался с такой уверенностью, что, казалось, мир должен расступаться перед ним.
В руках он держал письмо с красной печатью.
Красная печать. Как в старых фильмах про вампиров. Только не хватало зловещей музыки.
Дверь открылась, и тётя Сигрид вышла навстречу курьеру.
— Вы ко мне? — спросила она голосом, в котором смешались надежда и страх.
Курьер молча протянул письмо. Сигрид схватила его, и я видела, как меняется её лицо. Сначала подозрение, потом удивление, затем — что-то похожее на восторг.
О нет. Это выражение я знала. Это было лицо человека, который нашёл способ избавиться от проблемы.
Я спустилась вниз, чувствуя, как внутри всё сжимается.
— Кто это? И что там написано? — спросила я.
Сигрид обернулась, её глаза сияли злорадством.
— Это означает, Алая, что твоё время здесь закончилось.
Курьер протянул мне планшет для подписи. Его движения были механически точными, как у робота.
— Подпишите здесь.
Я взяла стилус, чувствуя, как руки дрожат. Подпись получилась резкой, угловатой — точно отражала моё настроение.
Потом он достал второй конверт с золотой печатью и протянул тёте. Её руки тряслись, когда она извлекла оттуда чек.
Ах вот оно что. Меня продали. Впечатляющие семейные ценности.
— У меня есть одно условие, — сказала я, когда курьер убрал документы.
Мужчина поднял бровь — единственное проявление эмоций, которое он себе позволил.
— Я хочу попрощаться с родителями. Их могилы в лесу. Час — и я готова.
Сигрид громко фыркнула.
— Как будто мёртвым есть дело до твоих прощаний.
Я посмотрела на неё с самой ядовитой улыбкой, на которую была способна.
— Мёртвым до меня больше дела, чем тебе когда-либо было.
Курьер кивнул.
— У вас час.
Час на прощание с прошлым. Щедро.
Лес встретил меня привычной тишиной — густой, живой, почти осязаемой. Деревья стояли, как древние стражи, хранящие секреты, которые лучше не знать. Каждый шаг отдавался эхом, а тени плясали между стволами, даже когда не было ветра.
Дорогой дневник, если бы у страха был адрес, он жил бы в этом лесу.
Кладбище пряталось в самой глубине, как стыдливая тайна. Старые каменные плиты, покрытые мхом, торчали из земли, как зубы великана. Некоторые надгробия были такими древними, что надписи стёрлись, оставив только намёки на жизни, которых больше не было.
Могилы родителей находились под огромным дубом. Его ветви обнимали их, как защитные руки.
"Мария Морен. Лунный свет забрал тебя домой.""Итан Морен. Верный до последнего вздоха."
Поэтично. Интересно, кто писал эти эпитафии — тот же человек, который придумывает подписи к открыткам?
Я присела рядом с камнями, положив руку на холодный гранит.
— Привет, — сказала я тихо. — Извините, что так долго не приходила. Была занята попытками не сойти с ума.
Тишина была полной, если не считать далёкого карканья ворон.
— Меня забирают в какую-то Академию. Тётя Сигрид продала меня, как старую мебель. Надеюсь, цена была приличной — хотя бы за новый телевизор хватило.
Я всегда разговаривала с ними сарказмом. Надеялась, что там, где они теперь, у них есть чувство юмора.
— Не знаю, что меня ждёт, но вряд ли может быть хуже, чем здесь. Хотя, зная мою удачу, может оказаться и хуже.
Лес шевельнулся, как живое существо. Ветви скрипнули, листья зашептались.
И тут я услышала шаги.
Не человеческие шаги. Что-то более тяжёлое, более опасное.
Рычание пронзило воздух — низкое, угрожающее. Из кустов вынырнула тень: серая, массивная, с жёлтыми глазами, которые светились голодом.
— Отлично, — пробормотала я, медленно поднимаясь. — День определённо становится лучше.
Большая собака. Или волк. Или что-то промежуточное и очень злое.
Существо зарычало громче, и тут сзади треснула ветка. Я обернулась и увидела ещё одно — чёрное, ещё больше, с глазами цвета расплавленного золота.
Два хищника. А я между ними. Кажется, природа решила преподать мне урок о пищевой цепочке.
Но чёрный зверь не смотрел на меня. Его взгляд был направлен на серого, и в этом взгляде читалась чистая ярость.
Началась схватка.
Они столкнулись с такой силой, что воздух задрожал. Серый взвыл, когда чёрный вцепился ему в горло. Кровь брызнула на мох, окрашивая землю в алый цвет.
Дикая природа во всей красе. Жаль, что у меня нет попкорна.
Но моя бравада была натянутой. Сердце колотилось так, что я была уверена — его слышно на весь лес.
Чёрный зверь оказался сильнее. Серый отступил, хромая, бросил на меня последний голодный взгляд и исчез в зарослях.
Победитель посмотрел на меня. В его золотых глазах была не ярость — что-то более сложное. Почти... человеческое.
Умный зверь. Слишком умный.
Затем он тоже исчез, растворившись в тенях, как будто его никогда не было.
Я осталась одна, дрожа от адреналина и непонимания.
Дорогой дневник, если это был знак судьбы, то я не уверена, что мне нравится её чувство юмора.
Когда я вернулась к дому, курьер всё ещё ждал. Сигрид стояла на пороге с моим потрёпанным рюкзаком — единственным багажом, который у меня был.
— Готова? — спросил курьер тоном человека, который справляется о погоде.
— Настолько, насколько можно быть готовой к неизвестности, — ответила я.
Сигрид протянула мне рюкзак, избегая смотреть в глаза.
— Прощай, Алая. Постарайся... не создавать им проблем.
Даже в прощальных словах был укол. Талант.
— Не волнуйся, — сказала я с кривой улыбкой. — Я постараюсь не умереть в первый же день. Это испортило бы тебе настроение.
Я села в машину. Салон пах дорогой кожей и чем-то ещё — чем-то холодным и металлическим, как запах больницы.
Машина тронулась, и я смотрела, как Морхоллоу исчезает в зеркале заднего вида. Деревня, которая никогда не была домом, наконец осталась позади.
— Куда мы едем? — спросила я.
— В Академию Алуктрас, — ответил курьер. — Вы получите образование, которое изменит всю вашу жизнь.
Образование. Звучит невинно. Почему же у меня ощущение, что это самая большая ложь дня?
Дорога вилась через лес. Тот самый лес, где я видела... что? Очень умных собак? По мере того как мы углублялись в чащу, деревья становились выше и гуще, а свет — тусклее.
Внезапно что-то ударило по машине.
— Что это было? — спросила я, чувствуя холодок на спине.
— Ничего особенного, — спокойно ответил курьер. — Барьеры Академии защитят нас.
Барьеры? От чего именно нужна защита в образовательном учреждении?
Между деревьями мелькали тени — слишком быстрые, слишком большие. Фары выхватывали пары светящихся глаз, которые тут же исчезали.
— Академия надёжно защищена, — добавил курьер, словно читая мои мысли. — Ничто не может пробраться внутрь. Или наружу.
Последние слова прозвучали особенно зловеще.
Академия появилась внезапно, как декорация к фильму ужасов. Высокие чёрные ворота, массивное здание из тёмного камня, башни, уходящие в небо. Окна светились тускло, как глаза хищника.
Элитная школа? Больше похоже на замок Дракулы.
— Добро пожаловать в Академию Алуктрас, — сказал курьер.
Я вышла из машины, и холодный ветер пронзил куртку. Воздух здесь был другим — плотным, живым, опасным.
Массивные двери открылись беззвучно. Из мрака вышла высокая женщина в тёмном плаще, с лицом, вырезанным из мрамора.
— Алая Морен, — произнесла она голосом, который звучал как эхо в пустой церкви. — Мы вас ждали.
Ждали. Интересно, как долго и зачем.
Дорогой дневник, если это и есть элитное образование, то я предпочла бы остаться необразованной.