Акустик I том

Глава 1

Мир для Лукаса Вольфа не был немым. Он был переполненным, оглушительным оркестром, где каждый предмет, каждое движение, каждый живой дух имел свой собственный, уникальный голос. Его слух, проклятый и безупречный дар, улавливал всё: от гула земной коры под городом до высокочастотного писка микросхем в соседней комнате. Для других это был фоновый шум, который мозг благополучно отфильтровывал. Для Лукаса — нескончаемая симфония, партитура которой была написана на его костях.

Его мастерская стала кельей, единственным местом, где он мог этот оркестр если не заглушить, то хотя бы дирижировать им. Воздух здесь был густым и тёплым, пропахшим озоном от паяльника, лаком для дерева и пылью столетий, что осела на бесценных аудиоплёнках, которые ему доверяли на реставрацию. Здесь, в золотистом свете лампы под зелёным абажуром, он был не неудачником, сбежавшим из Интерпола, а волшебником, возвращавшим к жизни голоса прошлого. Он слышал, как по старым, хрупким дорожкам плёнки бегут не просто звуковые волны, а само время — шёпот вальса из довоенного Берлина, треск голоса диктора, объявляющего о полете Гагарина, счастливый смех молодой матери, записавшей первое слово своего ребёнка.

Именно в этот момент, когда его пальцы с ювелирной точностью выравнивали разорванную дорожку на спектрографе монитора, его настиг звонок. Резкий, чужеродный, он врезался в убаюкивающий гул мастерской как нож. Это был не его собственный, нарочито простой телефон, а служебный смартфон Анны. На экране горело имя: «Офис. Мартин».

Лукас нахмурился, сняв увеличительные очки. Анна, его жена, его якорь в слишком громком мире, никогда не забывала свой телефон. Она шутила, что это её «цифровая пуповина», связывающая её с миром высоких финансов «Aegis Dynamics», где она работала аналитиком по рискам. Она ушла сегодня утром, ослепительная в своём строгом костюме, поцеловала его в щёку, и её губы пахли кофе и её дорогим, жасминовым кремом. «Вернусь пораньше, Люк. Привезёшь тебе ту плёнку из пятидесятых?» С тех пор прошло восемь часов.

Предчувствие, холодное и липкое, сжало его горло. Он поднёс трубку к уху, уже зная, что ничего хорошего не услышит.— Анна?— Это Мартин, её коллега, — ответил мужской голос, и Лукас мгновенно уловил в нём не просто беспокойство. На самых высоких частотах, там, где обычное ухо улавливает лишь тембр, его слух вычленил лёгкую, едва заметную дрожь. Фальшь. Слабый, но отчётливый диссонанс. — Мы не можем её найти. У неё было критическое совещание с боссами из Цюриха. Она его пропустила. Это… это не на неё похоже. Вы не в курсе, где она может быть?

Ледяная игла медленно вошла Лукасу под ребра. Он посмотрел на часы. Слишком долго. Слишком долго её не было, и её тишина в эфире была громче любого сигнала.

— Я проверю дома, — его собственный голос прозвучал чужим и плоским. Он бросил трубку, не дожидаясь ответа.

Он не стал звонить. Он вскочил, смахнув со стола инструменты. Он выбежал из мастерской, не выключив дорогостоящее оборудование, не захлопнув дверь. Город обрушился на него — рёв моторов, визг тормозов, гул тысяч голосов, сливающихся в один белый шум. Но сегодня этот хаос был ему не помехой. Он был фоном, сквозь который его слух, как радар, отчаянно выискивал только один звук — лёгкие, быстрые шаги по асфальту, её низкий, грудной смех, шуршание её пальто.

Он почти бежал, его внутренний камертон был настроен только на неё. Он слышал всё: ссору влюблённых в кафе, плач младенца за закрытым окном, отдалённый скрежет поезда на закруглении. Но её — нет. Её звуковая подпись исчезла из эфира.

Их квартира, его крепость, его единственное место силы, встретила его не привычным тёплым гулом — воркующим голосом радио, шипением кофеварки, доносящейся из кухни, тихой музыкой, которую Анна любила ставить, придя с работы. Нет.

Его встретила Тишина. Не благодатная, наполненная жизнью, а гробовая, звенящая пустота, которая ударила его по лицу, едва он переступил порог.

Глава 2

Лукас замер в прихожей, всё ещё в пальто, с ключами, впившимися в ладонь. Его слух, его проклятый, безупречный слух, скрипел от чудовищного напряжения, выискивая хоть что-то, любую знакомую ноту в этом новом, ужасающем безмолвии.

Мерцание уличного фонаря за окном отзывалось в его висках тонким, высокочастотным писком, который обычный человек никогда бы не уловил. Холодильник на кухне, старый, но верный «Сименс», гудел на ноте «ля» второй октавы, и где-то внутри него слегка дребезжала трубка — ему давно нужно было её подтянуть. Из приоткрытого окна доносился смутный, живой гул Женевы: отдалённый трамвай на повороте издал характерный скрежет, знакомый до боли, на седьмом этаже в соседнем доме кто-то включил воду, и по трубам пробежала лёгкая, знакомая вибрация.

Но это был шум чужого, живого города. А здесь, в его крепости, было мертво.

— Аня? — тихо позвал он, уже зная, что ответа не будет.

Его голос прозвучал чужим и грубым, оскверняющим неправильное безмолвие. Он не слышал лёгких шагов жены по паркету в спальне. Не слышал, как она перелистывает страницы вечерней книги, сидя в своём любимом кресле у окна. Он не слышал самого главного — ровного, спокойного дыхания, которое всегда, как маяк, ориентировало его в пространстве их квартиры.

Вместо этого был вакуум. Звуковая чёрная дыра.

Он медленно, будто боясь спугнуть саму пустоту, прошёл в гостиную. Его пальцы, привыкшие к тончайшим вибрациям, сами потянулись к отполированной до зеркального блеска поверхности рояля «Бехштейн». Он провёл по крышке, и подушечки кожи уловили лёгкую, едва заметную рябь — эхо от его собственных шагов. И ещё что-то. Чужая пыль. Твёрдая, грубая, не та, что оседает за день. Пыль с подошв.

Комната была в идеальном, почти стерильном порядке. Слишком идеальном. Книги на полках стояли ровно, как солдаты на параде, но пахло не кофе и не её любимым жасминовым ароматом, а чужим потом, холодным металлом и едва уловимым, но от того не менее едким химическим запахом. Он знал этот запах. Очиститель для оружия. Бесцветный, быстровыветривающийся, но для его носа — такой же отчётливый, как сигнальная ракета.

Его взгляд, обострённый до предела тревогой, выхватил из безупречной картины ещё одну фальшивую ноту. Её смартфон, лежащий на журнальном столике. Анна всегда, всегда клала его экраном вниз, чтобы свет уведомлений не мешал вечернему отдыху. Сейчас он лежал экраном вверх. Аккуратно, параллельно краю стола. Как улика на месте преступления.

Мелочь. Сущая безделица. Для любого другого.

Для Лукаса Вольфа это был оглушительный крик, врезавшийся в тишину.

Глава 3

Он подошёл к столу, движения его были медленными, точными, как у хирурга перед сложной операцией. Каждый шаг отдавался в оглушительной тишине. Он взял телефон. Холодный, безжизненный пластик и стекло. Он поднёс его к уху, не включая. Закрыл глаза, отсекая все внешние шумы — гудение города, дребезжание труб, собственный учащённый пульс, который стучал в его ушах, как барабан. Он погружался глубже, в память устройства, ища не данные, а следы. Аудиальные отпечатки чужих пальцев, микровибрации от последнего звонка, который она не успела принять, или, может быть, приняла.

И тогда он услышал это. Не в телефоне. Звук пришёл из спальни.

Тихий, прерывистый, едва рождённый и тут же умерший звук. Не шаг. Не голос. Едва уловимое трение ткани о дверной косяк. Чужая ткань. Грубая, синтетическая, совсем не та, что носит Анна. Песчинка, застрявшая в подошве, царапающая паркет.

Лукас замер, превратившись в один большой, напряжённый слуховой нерв. Его сердце, которое только что бешено колотилось, теперь замерло, затаилось, выстукивая морзянку чистого ужаса. Он был не один в квартире. Кто-то ждал. Кто-то, кто пришёл не с добром.

Тишина снова изменилась. Она стала натянутой, плотной, как струна, закрученная до предела перед самым обрывом. В этой новой, опасной тишине он наконец позволил себе услышать то, что его мозг, его инстинкт самосохранения, блокировал с самой двери.

Тот самый звук, который должен был перевернуть его жизнь.

Из-за полуоткрытой двери в спальню доносился тихий, едва различимый, спрятанный под слоями городского шума и собственного страха, звон. Не металлический, а тягучий, плотный. Звон падающих капель. Они падали редко, с интервалом в несколько долгих секунд. Кап... Кап... Кап...

И с каждым ударом этой жуткой капели в его нос вместе с запахом оружия и чужачины врывался новый, тошнотворно-медный запах. Запах крови. Её крови.

В следующее мгновение дверь в спальню распахнулась, и в проёме возникла высокая тёмная фигура. Лукас не видел лица, только силуэт на фоне зашторенного окна. Но он услышал. Услышал, как палец лёг на спусковой крючок. Услышал, как курок с тихим, масляным щелчком встал на боевой взвод.

Его дар, который когда-то служил правосудию, а потом стал лишь инструментом для реставрации прошлого, теперь кричал ему одну-единственную правду.

Он опоздал.

Глава 4

Лукас не думал. Мысли были роскошью, на которую не было времени. Его тело, годами тренированное работать в моменте крайней опасности, среагировало раньше, чем мозг успел отдать команду.

Он резко рванулся в сторону, в узкое пространство между роялем и книжным стеллажом. Он уворачивался не от пули — он уворачивался от звука выстрела, который уже родился в голове у незваного гостя, предшествуя реальному. Воздух с шипением рассекла тупая ударная волна. Глухой, приглушённый хлопок — пистолет с глушителем. Пуля впилась в стену за его спиной, оставив в дорогих обоях аккуратное, злое отверстие.

Лукас упал на пол, катясь за тяжёлое, резное основание рояля. Паркет вдавился в его щёку. Его слух, оглушённый собственным сердцебиением, выхватывал новые данные, строя звуковую карту боя:

Скрип паркета под тяжёлыми, рифлёными подошвами убийцы. Два шага вперёд. Уверенные, методичные.Учащённое, но ровное дыхание противника. Профессионал. Не паникует. Контролирует себя.Лёгкий металлический лязг — магазин проверен, патрон уже в патроннике. Процесс доведён до автоматизма.

И сквозь этот шум, как назойливый, леденящий душу лейтмотив — та самая капель. Теперь ближе. Громче. Он почти чувствовал её вкус на языке — медный и солёный.

«Аня...» Мысль была беззвучным стоном.

Он вжался в пол, пытаясь стать меньше, раствориться. Его глаза, привыкшие работать в тандеме со слухом, искали хоть что-то, что можно использовать. Взгляд упал на хромированную ножку стола. Кривое зеркало. В нём, искажённое, отражался кусок комнаты, дверной проём. И в нём — тень с поднятым пистолетом. Ствол медленно, сканируя, двигался в его сторону.

— Вольф, — раздался низкий, безэмоциональный голос. В нём не было ни гнева, ни нетерпения. Только констатация факта. — Выходи. Просто поговорим.

Ложь. Лукас слышал её не в словах, а в микровибрациях голосовых связок. В лёгкой хрипоте на выдохе. Этот человек не собирался разговаривать. Он собирался зачищать.

Лукас молчал, затаив дыхание. Его рука, ползающая по полу в поисках опоры, нащупала маленький, холодный, прямоугольный предмет. Он провёл по нему пальцами. Флешка. Не его. Чья-то чужая. Она упала, должно быть, из кармана убийцы, когда тот двигался по комнате.

Тень сделала ещё шаг. Лукас видел в отражении, как ствол пистолета методично прочёсывает пространство за роялем. Ещё секунда — и его накроют.

И тогда он вспомнил. Рояль. Крышка была открыта для проветриния после его вчерашней работы.

Его пальцы скользнули внутрь, по холодным струнам. Он не стал играть мелодию. Он ударил по ним всей пятернёй, с силой, рождая оглушительный, пронзительный, диссонирующий гвалт. Это была не музыка. Это была звуковая стена, абсолютно бессмысленная и потому совершенно неожиданная.

Убийца инстинктивно отпрянул, на мгновение ослеплённый этим акустическим ударом. Этого мгновения хватило.

Лукас, как пружина, выскочил из-за укрытия не с той стороны, откуда его ждали. Он не бросился на врага — он рванулся к входной двери. Его плечом с силой ударил в деревянное полотно, выскакивая в тёмный подъезд. Он не бежал — он летел, ноги сами несли его вниз по лестнице, не давая себе думать, не давая себе чувствовать.

Сзади, сверху, донёсся ещё один приглушённый хлопок, и осколки штукатурки брызнули с потолка. Промах.

Лукас вылетел на улицу, в прохладный, влажный вечерний воздух Женевы. Он бежал, не разбирая дороги, глухой к гудкам машин, к крикам удивлённых прохожих. В ушах у него стоял тот самый диссонирующий аккорд, перекрывающий всё. И под ним — неумолимый, чёткий метроном, вбивающийся в его сознание: Кап. Кап. Кап.

Глава 5

Машина Рено, тёмный «Ситроен», мчалась по ночным улицам Женевы, словно призрак. Лукас сидел на заднем сиденье, его пальцы сжимали плату от смартфона Анны и крошечный чип. Они жгли ему ладонь, как раскалённые угли.

Рено рулил молча, сжав челюсти. Его взгляд метался между дорогой и зеркалами заднего вида, выискивая хвост. Адиль, на переднем пассажирском сиденье, пытался привести в порядок дрожащие руки и подключить ноутбук к автомобильной зарядке.

— Куда? — сквозь зубы спросил Рено, резко сворачивая в переулок и гася фары.

— Подальше от центра, — откликнулся Лукас, не открывая глаз. Он вслушивался в звуковую ауру машины, в гул двигателя, в шуршание шин. Искал посторонние ритмы, признаки слежки. — У тебя есть безопасное место? Не из официальных протоколов.

Рено коротко кивнул.— Есть квартира. «Сейфхаус». Для свидетелей. Никто, кроме меня о ней не знает. Даже в базе её нет.

— Идеально, — прошептал Лукас.

Через двадцать минут они подъехали к невзрачному многоквартирному дому в промышленной зоне, где днём кипела работа, а ночью было безлюдно и тихо. Квартира на третьем этаже оказалась стерильной капсулой: минималистичная мебель, голые стены, бронированные стекла на окнах и полное отсутствие личных вещей.

Как только дверь закрылась на массивные замки, Адиль, словно одержимый, распаковал своё оборудование на кухонном столе.

— Ладно, господин «Дирижёр», посмотрим, что ты за птица, — пробормотал он, подключая чип к самодельному считывателю через паутину проводов.

Рено тем временем отщёлкнул кобуру и положил «Глок» на стол рядом.— Ладно, Вольф. Полный расклад. Что мы имеем? Убитая жена, которая оказалась агентом. Флешка с чипом из фантастического романа. Парни, штурмующие отдел Интерпола, как свою собственную песочницу. И какой-то «Дирижёр», который слушает нас с помощью камертона. Что за «Операция «Камертон»»?

Лукас медленно прошёлся по комнате, его слух анализировал каждый щелчок в системе вентиляции, каждый скрип старого паркета. Он искал жучки, камеры, любые признаки того, что их нашли. Пока всё было чисто.

— Я не знаю, Марк, — признался он, и в его голосе впервые прозвучала усталость. Не физическая, а глубинная, измотанная годами лжи и страха, которые он не осознавал. — Но Анна боялась не просто какой-то организации. Она боялась чего-то, что проникло повсюду. «Даже здесь, в офисе», — сказала она. Она работала в «Aegis Dynamics». Или прикрывалась их именем.

— «Aegis»? — Рено свистнул. — Это не просто частная военная компания. Это корпорация-государство. У них контракты с половиной правительств мира. Их служба безопасности сильнее, чем у иных спецслужб.

— Возможно, она была их агентом. А возможно, пыталась их развалить изнутри, — предположил Лукас. — Но «Камертон»... Это что-то другое. Это звуковой термин. Камертон — эталон высоты тона.

— Эталон... — задумчиво повторил Рено. — Стандарт. То, по чему настраиваются все остальные.

Внезапно Адиль вскрикнул. Не от страха, а от триумфа.— Я... я получил доступ! Чёрт возьми, это же... это целая база данных!

Они столпились вокруг ноутбука. На экране, обходя несколько уровней шифрования, Адиль вывел содержимое чипа. Это была не простая папка с файлами. Это была сложная, перекрёстно связанная база. Имена, фотографии, даты, финансовые транзакции, перемещения. В центре виртуального паутины графа находилось название: «Проект: Камертон».

— Это... это же сотрудники «Aegis», — прошептал Рено, узнавая некоторые лица. — Но не все. Только определённые отделы. И... сотрудники государственных структур. Пентагон, МИД Франции, наш собственный Интерпол...

Лукас молчал, его взгляд скользил по строчкам. Его мозг, настроенный на выявление паттернов, уже видел то, что не могли увидеть другие. Все эти люди, все их перемещения и контакты... они образовывали сложный, но чёткий рисунок. Как партитура.

— Это сеть влияния, — тихо сказал он. — Или вербовки. «Камертон» — это эталон. Идеальный агент. Или идеальная система контроля. Они настраивают людей, как инструменты в оркестре.

— А «Дирижёр»... — начал Рено.

— ...управляет этим оркестром, — закончил Лукас.

Адиль прокрутил список ниже.— Здесь есть раздел «Активы». И... и протоколы испытаний.

Он открыл один из файлов. Это было видео с камер наблюдения. На нём человек в камере сидел, сгорбившись, с наушниками на ушах. Из динамиков доносился едва слышный, монотонный звук. Субъект начинал биться в конвульсиях, зажимая уши.

— Акустическое оружие? — с отвращением спросил Рено.

— Хуже, — Адиль открыл следующий файл. Это был отсканированный мозг. — Они изучают воздействие определённых частот на психику. На контроль над сознанием, на внушаемость. Смотрите — здесь пометка: «Субъект 047. Повышенная аудиальная чувствительность. Потенциал для «Слухача»».

Лукас почувствовал, как кровь стынет в его жилах. Он посмотрел на Рено.— Моё дело с заложником... провал... Они могли подстроить это. Они изучали меня. Возможно, Анну подсадили ко мне, чтобы наблюдать. А когда она начала сомневаться...

— ...её устранили, — мрачно закончил Рено. — А тебя решили добить, как вышедший из-под контроля актив.

Внезапно Лукас резко поднял голову. Его слух, всё это время фоново мониторивший эфир, уловил нечто.— Электричество... — прошептал он. — Напряжение в сети... оно просело.

Глава 6

Тишина, наступившая после отключения света, была неестественной, гнетущей. Не та тишина, что царит в спящем доме, а живая, плотная, наполненная угрозой. Гул серверов Адиля, ворчание холодильника, даже мерное тикание часов на стене — всё смолкло. Остался только тот самый, леденящий душу писк, доносящийся извне. Он не был громким, но его высота и чистота пронизывали тьму, как иглы.

— Резервное питание не сработало, — сквозь зубы процедил Рено. — Они его заблокировали. Профессионалы.

— Не двигайтесь, — приказал Лукас, его голос прозвучал в темноте с абсолютной властью. — И не дышите.

Он замер, превратившись в один большой слуховой рецептор. Его мир сузился до звуковой карты, прорисовывающейся в его сознании. Высокочастотные маячки... их было... пять. Один прямо за дверью. Два — под окнами на улице. Ещё два — сверху, на крыше. Они образовали периметр.

— Их пятеро, — тихо доложил он. — Окружение. Ждут команды.

— Ждут чего? — прошептал Адиль, и его шёпот был полон паники. — Почему они не штурмуют?

— Потому что это не штурм, — глаза Лукаса, уже привыкшие к темноте, уставились в сторону входной двери. — Это... настройка.

Писк изменился. Из монотонного сигнала он стал модулированным. В нём появился ритм, странная, отрывистая мелодия, похожая на азбуку Морзе, но куда более сложная.

И тогда Лукас почувствовал это сначала на себе. Лёгкая тошнота. Головокружение. Небольшая, едва заметная дрожь в пальцах. Он подумал, что это от страха, но его тренированный разум отделил эмоцию от физиологии. Это было внешнее воздействие.

— Адиль, — резко обратился он к технику. — Проверь пульс. Скажи, что чувствуешь.

— Я... мне плохо, — голос Адиля дрожал. — Голова кружится. Сердце... стучит как сумасшедшее.

— Рено?

— Тошнит, — коротко бросил Марк. — Как при морской болезни. Что это, Вольф?

— Акустическое воздействие, — с мрачной уверенностью ответил Лукас. — Те самые частоты, что мы видели в отчётах. Они не просто слушают нас. Они используют звук как оружие. Они пытаются вывести нас из строя, не переступая порог.

Писк нарастал, ритм учащался. Дрожь в руках Лукаса усиливалась. Он понимал — его собственный гиперчувствительный слух делал его самой уязвимой мишенью. Его мозг обрабатывал эту атаку с утроенной силой.

— Они пытаются вызвать панику, дезориентацию, — сказал он, с трудом подбирая слова. Его собственные мысли начинали путаться. — Ослабить нас перед входом.

— Надо ломать их строй, — прошептал Рено. Его дыхание стало хриплым. — Не дать им дирижировать... этой хренью.

Лукас вдруг выпрямился. Его осенило.— Дирижировать... Именно! Рено, твой «Глок». Сделай три выстрела в стену над дверью. Быстро. Не целясь.

— Ты спятил? Они узнают наше точное положение!

— Они и так его знают! — почти крикнул Лукас, едва пересиливая нарастающий гул в собственной голове. — Но их система сбалансирована. Как оркестр. Я должен внести в их партитуру диссонанс! Сделай это!

Рено, стиснув зубы, поднял пистолет и почти не целясь, выдавил три выстрела. Оглушительные хлопки в замкнутом пространстве ударили по ушам, на мгновение заглушив высокочастотный писк.

И это сработало.

Лукас, рискуя окончательно оглохнуть, вслушался. Ровный, отлаженный писк снаружи дрогнул. Один из «инструментов» — тот, что был за дверью, — на секунду сбился с ритма. Акустический строй дал микроскопическую трещину.

— Дверь... — выдохнул Лукас. — Тот, кто за дверью... он отступил на шаг. Он сейчас наиболее уязвим. Его позиция нарушена.

— Что предлагаешь? — голос Рено был хриплым, но собранным. Выстрелы, казалось, ненадолго вернули ему ясность.

— Контратака, — сказал Лукас. — Пока они пытаются восстановить строй. Пока «Дирижёр» перегруппировывается. Мы бьём в самую слабую точку.

— Открывать дверь? Самоубийство!

— Нет, — Лукас уже полз в темноте к двери. — Мы не открываем. Мы слушаем. Адиль, твой паяльник... он от аккумулятора, да?

— Д-да... — откликнулся техник.

— Дай его мне. И все провода, что есть.

Слепящая вспышка короткого замыкания осветила комнату на долю секунды, когда Лукас с силой воткнул оголённые провода от паяльника в розетку рядом с дверью. Искры полетели на металлическую дверную коробку. Снаружи раздался резкий, болезненный вскрик и глухой удар о стену. Высокочастотный писк за дверью смолк.

— Попал, — без тени эмоций констатировал Лукас. — Теперь их четверо. Строй нарушен.

Он прислушался. Оставшиеся «инструменты» звучали растерянно, их сигналы потеряли слаженность. «Дирижёр» пытался восстановить контроль, но диссонанс, внесённый Лукасом, делал своё дело.

— Они отступают, — прошептал Лукас, ощущая, как давление в его голове начало спадать. — На перегруппировку.

— Ненадолго, — Рено уже стоял у двери, прижав ухо к холодному металлу. — Они вернутся. И в следующий раз будут готовы к таким фокусам.

Внезапно с улицы донёсся новый звук. На этот раз — привычный и официальный. Рев сирены. Не одна. Несколько. Приближающиеся полицейские машины.

Глава 7

Сирены за стенами умолкли, сменившись бормотанием радиостатики и приглушёнными голосами полицейских, осматривающих периметр. Рено, показав удостоверение через глазок, коротко объяснил дежурному патрулю, что это «спецоперация», и им лучше не мешать. Офицеры, немного помявшись, удалились. Женева была городом, где знали, когда не стоит задавать лишних вопросов.

В квартире снова горел свет, но прежнего ощущения укрытия не осталось. Стены, ещё несколько минут назад казавшиеся надёжным щитом, теперь выглясли хлипкими. Воздух был пропитан запахом озона от короткого замыкания и едким дымком от выстрелов.

Адиль, бледный как полотно, дрожащими руками налил себе стакан воды из кулера. Он отпил глоток и тут же бросился к раковине, его вырвало.

— Чёрт... — он вытер губы. — Что это было, Вольф? Я чувствовал, как мои собственные кости вибрируют.

— Инфразвук, модулированный ультразвуком, — без эмоций ответил Лукас, всё ещё сидя на полу. Он массировал виски, пытаясь заглушить остаточный гул в ушах. — Низкие частоты вызывают панику и дезориентацию. Высокие — воздействуют на вестибулярный аппарат. Вместе... это как оказаться в центре урагана, который не видишь.

— Акустическое оружие, — мрачно констатировал Рено, разряжая свой «Глок» и вставляя новый магазин. — Не летальное, но эффективное. Идеально для нейтрализации без лишнего шума. Они не хотели нас убивать. Они хотели нас выкурить, обездвижить и забрать.

— Забрать? — переспросил Адиль. — Зачем?

— Потому что мы — живые носители, — Лукас поднял голову, его глаза были полны холодной ярости. — Мы видели базу данных. Мы знаем про «Камертон». Мы — улики. А я... — он запнулся, — ...я, возможно, являюсь частью их эксперимента. «Слухач». Они вложили в меня годы наблюдений. И теперь хотят вернуть свой актив.

Рено тяжело опустился на стул рядом.— Значит, мы не можем просто спрятаться. Они найдут нас в любом случае. Как тараканов.

— Мы не тараканы, — возразил Лукас. — Мы — мыши, которые нашли сыр и теперь знают, как выглядит мышеловка. Мы должны перестать бегать. Мы должны найти того, кто её расставил.

— «Дирижёра», — кивнул Рено. — И как, чёрт возьми, мы это сделаем? У нас есть чип, полный данных, которые мы не до конца понимаем. И единственная зацепка — слово «Камертон».

— Не единственная, — Лукас медленно поднялся с пола. Он подошёл к столу, где лежала плата от смартфона Анны. — Она оставила нам ещё одно послание. Я был слишком потрясён, чтобы понять его сразу.

Он снова взял плату в руки, проводя пальцами по микросхемам.— Она сказала: «Ищи дирижёра». Но она также сказала это в контексте «Операции «Камертон»». Камертон... эталон. Дирижёр... управляющий. В любой сложной системе есть точка входа. Ключ.

— И где мы его ищем? — спросил Адиль, всё ещё выглядевший зелёным.

— В музыке, — просто сказал Лукас. — «Дирижёр» — это не просто кодовое имя. Это его суть. Он управляет звуком. Он создаёт эти частоты. Он настраивает своих «инструментов». Значит, он где-то рядом с источником. Не физически, но... акустически.

Рено уставился на него.— Ты хочешь сказать, что мы можем выследить его по... по шуму?

— Не по шуму. По тишине, — поправил Лукас. — Для такой работы нужна студия. Абсолютно звукоизолированная. Без эха, без внешних помех. Место, где можно создавать чистые, эталонные частоты. Где их можно тестировать и записывать.

Адиль вдруг оживился.— В данных... в тех файлах, что я мельком видел, были графики... спектрограммы. С очень чистыми, неискажёнными гармониками. Такое невозможно получить в обычных условиях. Только в акустической лаборатории.

— Или в профессиональной студии звукозаписи, — добавил Лукас. — Анна... она любила музыку. Классику. У неё была коллекция винила. Она как-то упомянула, что некоторые её клиенты — звукоинженеры, владельцы студий. Она говорила, что их требования к тишине граничат с паранойей.

Рено встал и начал ходить по комнате.— Хорошо. Предположим, «Дирижёр» работает в такой студии. В Женеве их... не так уж и много. Дорогих, высококлассных. Мы можем составить список.

— Нет, — покачал головой Лукас. — Официальный запрос вспугнёт его. Он почует опасность. И он уже знает, что мы живы и на свободе. Он будет готов.

— Тогда как?

— Мы пойдём с другой стороны, — Лукас посмотрел на чип. — Мы знаем, что «Камертон» — это сеть. У каждого агента, у каждого «инструмента» есть своя роль. И у каждого музыканта в оркестре есть... расписание репетиций.

Адиль схватил ноутбук.— Транзакции! Перемещения! Если мы проанализируем данные о передвижениях этих людей... мы можем найти общие точки. Места, где они пересекаются с завидной регулярностью.

— Именно, — Лукас подошёл к нему. — Ищи не студию. Ищи аномалию. Место, которое посещают люди из списка, но которое не является их работой или домом. В определённое время. С определённой периодичностью. Как по нотам.

Адиль его пальцы снова залетали по клавиатуре. Он запустил сложный алгоритм перекрёстного анализа, сопоставляя тысячи точек данных.

Рено смотрел на Лукаса с newfound уважением.— Ты... ты мыслишь как он. Как «Дирижёр».

— Нет, — тихо ответил Лукас. — Я мыслю как Анна. Она пыталась понять его логику. И теперь я пытаюсь понять её. Это единственный способ.

Глава 8

Двенадцать часов. Последние двенадцать часов перед бурей прошли в лихорадочной подготовке, напоминающей ритуал перед битвой. Безопасная квартира превратилась в штаб партизанской войны.

Рено, используя свои старые, неофициальные каналы, достал снаряжение. Не стандартное полицейское, а то, что он в частном порядке хранил для крайних случаев. Два компактных пистолета-пулемёта H&K MP7 с глушителями. Тактические бронежилеты. Набор «взломщика» — не от замков, а от электронных систем. И портативные глушители связи.

— Мы не можем полагаться на подкрепление, — мрачно пояснил он, проверяя магазины. — После вчерашнего в отделе я не уверен, кто из наших ещё «наш». «Камертон» мог завербовать кого угодно. Это будет только наша тройка.

Адиль, тем временем, погрузился в цифровые джунгли. Он не просто изучал данные с чипа — он строил модель. Карту завода «Audionix», основанную на старых чертежах и спутниковых снимках. Он выискивал слабые места: вентиляционные шахты, кабельные коллекторы, канализационные туннели.

— Основной вход — смертельная ловушка, — констатировал он, выводя на экран трёхмерную схему. — Двери усилены, вероятно, пуленепробиваемые. Камеры с обзором на 360 градусов. Но здесь... — он увеличил изображение северо-восточного угла, — ...здесь была система отвода промышленных стоков. По документам — заварена. Но тепловые снимки показывают аномалию. Температура отличается от остальной стены. Возможно, люк.

— Значит, полезем через канализацию, — буркнул Рено. — Романтика.

— Не канализацию, — поправил Лукас. Он стоял у стены, с закрытыми глазами, в наушниках. Он слушал не музыку. Он слушал тишину. Собранную Адилем фонотеку из записей с завода — несколько секунд уличного шума, случайно попавших в объективы камер Google Street View, обрывки переговоров рабочих years ago, которые кто-то выложил в сеть. Он искал акустический портрет места. — Это кабельный коллектор. Сухой. Он ведёт к старому трансформаторному узлу. Оттуда — в подвал основного цеха.

— Ты это по звуку определил? — недоверчиво спросил Адиль.

— По эху, — открыл глаза Лукас. — В записи с уличной камеры проезжал грузовик. Его звук по-разному отразился от стен. В том месте — полость. Глухая, без намёка на влагу. И там... — он помолчал, вновь прислушиваясь к памяти, — ...там нет мышей. Ни одного писка. В настоящей канализации всегда есть жизнь. Здесь — мёртвая зона. Они её изолировали.

Рено смотрел на него, качая головой.— Чёрт возьми, Вольф. Иногда ты просто пугаешь.

— Это моя работа, — бесстрастно ответил Лукас. — И сегодня она сведётся к одному: услышать «Дирижёра» раньше, чем он услышит нас.

Он отошёл от стены и взял со стола свой старый служебный чемоданчик. Внутри лежали не пистолеты, а инструменты его войны. Высокочувствительный контактный микрофон, способный улавливать вибрации через стены. Параболический микрофон для прослушки на расстоянии. И его главное оружие — портативный акустический анализатор с парой наушников с шумоподавлением, которые он доработал собственноручно.

— Они будут использовать звук как охрану, — сказал он, проверяя батареи. — Не только камеры. Микрофоны, сейсмические датчики. Возможно, уже знакомые нам частоты для создания «акустических коридоров». Шаг в такой коридор — и они узнают о нашем присутствии по искажению фонового гула.

— И как мы это обойдём? — спросил Адиль.

— Я буду слушать их систему, — пояснил Лукас. — Как сапёр мину. Они создают звуковое поле? Я услышу его границы. Они используют ультразвуковые датчики движения? Я услышу их работу. Я буду вашим ушам. Вы — моим кулакам.

Последний час они потратили на отработку тактики. Без слов. Используя лишь язык жестов, который Рено показал им за пять минут. Их жизнь в предстоящем штурме будет зависеть от скорости и тишины.

За полчаса до выхода Рено разложил на столе три маленьких радиомаячка.— На крайний случай. Если нас разделят, если кто-то попадёт в беду — активируйте. Это не вызовет подмогу. Это даст нам знать о местоположении друг друга. Последняя нить.

Он раздал их. Лукас взял свой, сунув в внутренний карман куртки, прямо над сердцем, рядом с платой от смартфона Анны.

Наступило время.

Они вышли из квартиры в предрассветных сумерках. Город только просыпался, но в его утренней суете они были тремя призраками, скользящими к тёмному «Ситроену».

Никто не говорил ни слова. Рено завёл машину, и они тронулись в сторону окраины, к старому заводу «Audionix».

Лукас сидел на заднем сиденье, глядя в окно на проплывающие огни. Он не слышал шума города. Он настраивал свой слух, как инструмент. Отсекал всё лишнее. Дорога была ему знакомой. Он проделал её в своих мыслях десятки раз за последние часы.

Он думал не о мести. Не о страхе. Он думал о Анне. О её голосе в записи. О её страхе. Она пыталась его предупредить. Сейчас его очередь.

Рено приглушил фары, съехав на грунтовую дорогу, ведущую к задней части завода. Гигантское, мрачное здание из красного кирпича с заложенными бетонными блоками окнами вырисовывалось впереди, как спящий зверь.

— Северо-восточный угол, — тихо сказал Адиль, сверяясь с планшетом. — В ста метрах впереди.

Рено заглушил двигатель. Внезапно наступившая тишина была оглушительной.

Они вышли из машины. Воздух пах пылью, ржавчиной и чем-то ещё... озоном, как после грозы. Признак работающего мощного электрооборудования.

Глава 9

Предрассветный ветер свистел в ржавых рёбрах каркаса завода, завывая в такт их учащённому дыханию. Воздух был холодным и колючим, пах металлической пылью и влажным бетоном. Они прижались к стене в тени, словно тени, а Рено ломом и кусачками молча и эффективно проделывал дыру в старой, поддающейся ржавчине решётке коллектора.

Лукас стоял на стрёме, его сознание было растянуто между мирами. Одним ухом он слушал ночь — отдалённый лай собаки, шум машин на трассе, доносящийся при порывах ветра, собственное неровное дыхание Адиля. Другим — погружался в наушники, в электронную тишину, которую нарушал лишь низкий, едва уловимый гул, исходящий из-под земли. Это был не просто звук работающего оборудования. Он был слишком чистым, слишком стабильным. Как камертон, звучащий в пустоте.

— Готово, — беззвучно прошептал Рено, отодвигая прочь разрезанную решётку. Открылась чёрная дыра, из которой пахло сухой пылью и озоном. — Я первый.

Они пролезли внутрь, один за другим, как черви, вгрызающиеся в тело спящего монстра. Коллектор оказался тесным, но сухим, как и предсказывал Лукас. Фонари Рено и Адиля выхватывали из тьмы паутину старых, оборванных кабелей и покрытые граффити стены.

Лукас шёл последним, непрерывно сканируя эфир. Его анализатор был настроен на ультразвуковой диапазон.

— Есть датчики, — его шёпот прозвучал как раскат грома в гробовой тишине тоннеля. — Не оптические. Акустические. Они создают неслышимое ультразвуковое поле. Как паутину.

— Обойти? — тактильным кодом, прикосновением к плечу, спросил Рено.

— Нет. Они перекрывают весь проход. Но... они работают на фиксированной частоте. — Лукас закрыл глаза, вслушиваясь в цифровые показания прибора. — Я могу... подавить их. Кратковременным импульсом той же частоты. Это вызовет сбой, а не тревогу. Дам вам знать.

Они продвигались медленно, метр за метром. Лукас периодически замирал, его пальцы летали по кнопкам портативного генератора помех, подключённого к анализатору. Раздавался едва слышный щелчок, и он делал шаг вперёд, подавая рукой знак остальным следовать за ним. Они пробирались сквозь невидимую звуковую паутину, как призраки.

Наконец тоннель упёрся в тяжёлую металлическую дверь с массивным замком. Отсюда, даже без приборов, был отчётливо слышен тот самый гул. Теперь он приобрёл структуру. Сквозь него проступали другие звуки. Едва уловимый, ритмичный стук... как метроном. И что-то ещё... музыка? Слишком высокая, слишком чистая, чтобы быть настоящей.

— Главный цех должен быть прямо за ней, — Адиль приложил ухо к двери и тут же отпрянул. — Боже... я чувствую вибрацию. Всё тело.

Лукас кивнул. Он тоже чувствовал. Не только ушами. Кости его черепа резонировали с этой низкой частотой.

— Здесь, — он показал на старую, потрёпанную металлическую лестницу, ведущую вверх, в вентиляционную шахту. — Прямой путь будет заминирован. Пойдём сверху.

Лестница скрипела под их весом, каждый звук казался им пушечным выстрелом. Они поднялись на небольшую площадку под самым потолком цеха. Отсюда, через решётку вентиляции, открывался вид.

Их дыхание перехватило.

Внизу простиралось огромное пространство бывшего сборочного цеха. Но оно не было заброшенным. Оно было стерильным, как операционная. Бетонный пол был отполирован до зеркального блеска. Стены и высокий потолок покрыты звукопоглощающими панелями сложной формы, создававшими причудливый рельеф. В центре зала стояла единственная конструкция — прозрачная кубическая комната из толстого стекла. Внутри неё виднелось сложное оборудование: серверные стойки, осциллографы, генераторы сигналов.

И человек.

Он сил спиной к ним, в кресле перед массивной панелью управления. На его голове были наушники странной конструкции. Его руки парили над сенсорными экранами, двигаясь с изящной, почти балетной точностью. Перед ним, на большом мониторе, плыли сложные звуковые волны — спектрограммы, которые он корректировал легчайшими прикосновениями.

Это был он. «Дирижёр».

Но не только он. По периметру зала, в тени, стояли неподвижные фигуры в чёрной униформе. Охранники. Их было шестеро. Они не смотрели по сторонам. Их взоры были устремлены в пустоту. На их головах тоже были устройства — более простые, похожие на обручи. И они... вибрировали в унисон с низким гулом, заполнявшим зал.

— Он контролирует их, — с отвращением прошептал Адиль. — Звуком. Держит их в каком-то трансе. Это его личная гвардия.

Рено беззвучно извлёк свой MP7.— Шесть целей. Один «Дирижёр». План?

Лукас не отвечал. Его взгляд был прикован к прозрачной кабине. Его слух, преодолевая защитное стекло и звукоизоляцию, выхватывал фрагменты того, что слушал «Дирижёр». Это была не музыка. Это была какофония. Смесь шумов города, обрывков разговоров, криков, стонов... и чистых, болезненно-идеальных синусоид. Он сводил это воедино. Создавал симфонию хаоса и контроля.

И тогда Лукас увидел кое-что ещё. В углу кабины, на отдельном столе, стоял небольшой предмет. Старомодный метроном. Его маятник качался с гипнотической регулярностью, отстукивая тот самый ритм, что пробивался сквозь гул.

Эталон. Сердце системы.

— Рено, — голос Лукаса был тихим, но абсолютно чётким. — Ты и Адиль займётесь охранниками. Я могу... отключить их. На несколько секунд. Но мне нужно попасть в ту кабину.

Глава 10

Тикание метронома сменилось оглушительной тишиной, звонкой и плотной, как вакуум. Гул, заполнявший зал, дрогнул, поплыл, потеряв свой эталонный ритм. Снаружи, за стеклом, крики и выстрелы приобрели новую, более хаотичную тональность. Система контроля дала сбой.

«Дирижёр» медленно повернулся в кресле, его движения были плавными, почти небрежными, как будто он не заметал следы, а заканчивал очередной эксперимент. Его лицо, освещённое мерцанием экранов, было худым, с резкими чертами и высоким лбом мыслителя. Глаза, серые и холодные, изучали Лукаса с безразличным любопытством, с каким смотрят на интересный образец под микроскопом.

— Наконец-то, — его голос был тихим, ровным, без следов паники или гнева. — Аппарат научился слушать.

Лукас стоял, сжимая в кармане кусок платы от смартфона Анны. Его собственное дыхание казалось ему грубым и громким после стерильной тишины кабины.

— Где она? — его голос прозвучал хрипло, сорвавшись на первой же ноте. — Что вы с ней сделали?

«Дирижёр» слегка наклонил голову.— Анна? Она была идеальным камертоном. Чувствительным, умным, проницательным. Её отчёт о ваших... способностях... был самым детальным за всю историю проекта. — Он сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе. — Её смерть была необходимостью. Она начала сомневаться в чистоте эксперимента. Вмешалась эмоциональная составляющая. Это всегда портит данные.

Ледяная ярость подкатила к горлу Лукаса. Он сделал шаг вперёд.— Эксперимента? Я был для вас крысой в лабиринте?

— Крысы бегут инстинктивно, — поправил его «Дирижёр». — Вы же... вы творили. Ваш слух — это не просто рецептор. Это инструмент познания. Мы изучали, как уникальный сенсорный вход формирует картину мира, логику, интуицию. Как можно использовать эту картину для... коррекции реальности.

За стеклом один из охранников, вырвавшись из ступора, с рёвом бросился к кабине, упирая ствол автомата в стекло. Пули оставили на толстой поверхности лишь белые звезды сколов. Рено, укрывшись за серверной стойкой, короткой очередью уложил его. Выстрелы гремели, как далёкие хлопки, за звукоизолирующим барьером.

— «Коррекции реальности», — с ненавистью повторил Лукас. — Вы превращали людей в марионеток!

— Мы настраивали инструменты, — мягко возразил «Дирижёр». — Оркестр не играет сам по себе. Ему нужен дирижёр. «Камертон» — это эталон. Система, которая позволяет находить людей с нужной... податливостью. И настраивать их на нужную частоту. Для стабильности. Для порядка. Вы же видите, во что превратился мир? Хаос, шум, диссонанс. Мы предлагали гармонию.

— Гармонию рабов, — бросил Лукас.

— Гармонию послушных виолончелей и скрипок в руках мастера, — парировал «Дирижёр». — Ваш провал с заложником... это был не провал. Это был тест. Мы подстроили акустическую обстановку, чтобы вы услышали то, чего не было. И вы приняли решение на основе этого. Прекрасный пример того, как управляемая звуковая среда может менять поведение. Жаль, заложник был расходным материалом.

Лукас почувствовал, как земля уходит из-под ног. Всё, что он считал своей трагедией, своей виной... оказалось хладнокровным экспериментом.

— А Анна? Она что, тоже была «расходным материалом»?

— Анна... — в голосе «Дирижёра» впервые прозвучал оттенок чего-то, похожего на сожаление. — Она стала слишком близка к объекту изучения. Она начала вас защищать. Предлагала прекратить эксперимент. Это был сбой протокола. Её устранили. Чисто.

Внезапно свет в кабине мигнул. Адиль, судя по всему, нашёл щитовую и устроил короткое замыкание. На несколько секундов экраны погасли, и кабина погрузилась в полумрак, освещаемая лишь аварийными светодиодами.

В этой новой темноте Лукас действовал. Он не бросился на «Дирижёра». Его пальцы нашли на панели управления то, что он искал — разъём для наушников. И главный рубильник, питавший всю систему.

— Вы не понимаете, Вольф, — голос «Дирижёра» прозвучал совсем рядом. Он встал с кресла. — Вы — не жертва. Вы — апогей проекта. Венец. Ваши данные... они бесценны. Ваша способность слышать саму структуру мира... Представьте, если бы мы могли тиражировать её? Создать целую армию «Слухачей»? Мы могли бы слышать заговоры до их рождения. Предотвращать войны. Управлять...

Лукас не слушал. Он выдернул кабель наушников и с силой ударил кулаком по главному рубильнику.

Щёлк.

Тишина.

Настоящая, физическая тишина.

Гул, вибрировавший в костях, смолк. Освещение, кроме аварийного, погасло. Снаружи стихли выстрелы — ошеломлённые охранники, лишённые звукового контроля, замерли в растерянности.

— Что вы наделали? — голос «Дирижёра» впервые потерял свою ледяную гладкость. В нём послышались нотки паники. — Вы уничтожили годы работы!

— Я остановил музыку, — тихо сказал Лукас, поворачиваясь к нему лицом в полумраке. — Ваш оркестр замолчал.

Он шагнул к «Дирижёру». Тот отступил, споткнулся о кресло и упал на пол. Его учёная надменность испарилась, сменившись животным страхом перед вышедшим из-под контроля экспериментом.

В этот момент дверь в кабину с шипением отъехала. На пороге стоял Рено, его лицо было в поту и копоти, ствол MP7 смотрел в пол. За его спиной Адиль, тяжело дыша, опирался на косяк.

— Всё чисто? — хрипло спросил Рено, его взгляд скользнул по Лукасу, затем по «Дирижёру» на полу.