– Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae… – губы шептали молитву, а тонкие каблучки гулко стучали по древним камням дальнего двора. Гвинелан слышала совсем рядом уханье ночной птицы, пролетевшей над донжоном и чуть не задевшей крылом яркий факел на посту стражника. Стрекот цикад был настолько громким, что эхом отдавался и в дрожи рук, сжимающих вышитый мешочек с монетами, и в стуке взволнованного сердца… – Credo in Spiritum Sanctum, sanctam Ecclesiam catholicam…
Оранжевые огни плясали тенями диковинных зверей и страшных чертей, с их острыми адскими копьями, Гвинелан, с ног до головы закутанная в черный суконный плащ, на миг остановилась, затем вжалась спиной в темный провал арки рядом с дозорной башней. Мимо прошел стражник, позвякивая полным доспехом. Он приложил свое тяжелое противоосадное копье к шершавым камням стены, всего в паре футов от лица прячущейся девушки. Она зажмурилась и перестала дышать, но, убедившись, что рыцарь спокойно занимается своими делами, не замечая ее присутствия, стала наблюдать. Черные расширенные зрачки чуть поблескивали, отражая свет факелов.
Стражник плавным движением извлек меч из ножен. Клинок сверкал огненными всполохами, пугая девушку неминуемой расплатой за то, что она собиралась сотворить. «Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo…», – беззвучно шептали дрожащие губы. Проверив остроту лезвия ногтем, стражник хмыкнул и пошел в караульную за точильным камнем. Тень в плаще тихо вздохнула и двинулась дальше. Пройдя мимо входа в подземелье, отыскивая нужный домик, Гвинелан столкнулась лоб в лоб со своей служанкой.
– Ваше высочество, вы уже здесь? – поклонилась девка и указала на нужную дверь, – Он уже ждет вас.
Плотно пригнанные друг к другу дубовые доски были испещрены обережным языческим орнаментом, некоторые руны были знакомы Гвинелан, но это ее не успокоило. Она взялась за тяжелую кованую ручку и потянула.
Свет в маленькой каморке был на удивление белым, потеки свеч, стоявших и на столе, и на больших книжных полках, и в углу, рядом с резным черным столом, напоминали вывернутые кости грешников, не одно столетие мучившихся в аду. Гвинелан подавила в себе желание перекреститься еще раз и закрыла за собой дверь.
Светло-серые глаза колдуна оторвались от графиков и фолиантов, оглядели гостью. Было в этом взгляде что-то уверенное и даже гипнотическое. Девушка подошла к резному столу, оценив четкость линий пентаграммы и огранку камней, инкрустированных во всех тринадцати лучах звезды. Мелькнула мысль, что не угодный богу и церкви, колдун выглядит слишком спокойным, он даже больше похож на святого старца, чем те люди, которые изображены на древних фресках в храме. Гвинелан решительным жестом протянула свою плату, не желая показывать свои страхи и сомнения. Старец улыбнулся уголками губ и велел положить деньги на полку.
На стол легла пухлая и древняя колода, а поперек стола растянулся длинный свиток.
– Луна в седьмом доме, – начал свои сумбурные речи колдун, – ваш жизненный успех всегда будет связан с выбором человека, который вас поддержит и будет рядом. Роль партнера чрезвычайно велика… думаю, это вы и сами понимаете, раз пришли ко мне накануне. В своем избраннике вы ищете замену своей матери, рано вас покинувшей. Защиту, понимание, принятие. Никак не возьму в толк, такое впечатление, что я уже видел вашу натальную карту и составлял…
Колдун поднял взгляд, пытаясь разглядеть девичье лицо, спрятанное под черной тканью капюшона, и примолк, осознав, что персона, его посетившая, не простых кровей. Да и судьба, ей предстоявшая была столь удивительна, что ошибки быть не может. Глубокий поклон, полный почтения.
– Госпожа Гвинелан, я предлагаю более детальный прогноз. – На столе появилась пухлая самодельная колода, расписная пурпуром, кермесом, кошенилью… Девушка кивнула. Колдун долго бормотал над картами, свечи то разгорались, то трепетали, увеличивая тени на стенах. В дальнем углу заскрипели доски пола. Наконец, старик предложил девушке вытащить три любые карты из дорожки, раскинутой по резной поверхности стола. Гвинелан знала, что к колдунам ходят многие, и что, вид раскинутых костей, (может, куриных, а может, младенческих…), не самое приятное зрелище. А кто-то гадает, бросая горсть камушков и воображая, что судьба оставила на них свой след… но этот колдун пользовался колодой. И предсказания его были почти всегда верны. Горе тем, кто не слушал его предостережений… поэтому девушка и решила не повторять материнской ошибки…
Первой вышла карта с изображением какого-то хитрого карлика-страрикана, карлик был вверх ногами. Напоминая повешенного, ей даже показалось, что картинка шевелит глазами… Девушка затаила дыхание, ожидая плохих вестей.
– Перт, перевернутая. – Проговорил колдун и успокаивающе махнул рукой. – Продолжай.
Это ни о чем ей не говорило, но успокоенная жестом, она вытащила карту вторую.
– Ингуз. Прямая, насколько я вижу. – Ободряюще произнес колдун и снова указал на карты.
Последней выпала карта с огромным зеленым драконом. Девушка вздрогнула, поймав на себе взгляд вертикального зрачка. Колдун нахмурился.
– В таком сочетании… раз на миллион… удивительно. Надо уточнить, как они соотносятся между собой, – желтые страницы древней потрепанной, но бережно хранимой книги зашуршали в поиске ответа.
– Итак, маназ, беркана… – перечислял, листая, старик. – Вот, нашел! Кано. Дракон. Весьма занимательно. Послушайте, у вас поворотный момент в жизни. Сама по себе первая руна говорит нам о том, что все тайное становится явным. Если вы никому зла не замышляли и берегли свою честь, то, скорее всего, речь идет о предательстве, направленном на вашу персону. Вам предстоит столкнуться с большими неприятностями, вам будет грозить опасность.
Старик вздохнул, затем решил не скрывать свою информированность и продолжил:
– Когда вы отправляетесь?
– Завтра, после полудня, – взволнованно пробормотала девушка внезапно осипшим голосом.
В зале шла оживленная беседа, сотрясающая гулким эхом каменные стены. Гвинелан поежилась, услышав властный и громкий голос – дядя был не в лучшем расположении духа.
– Эта провинция всегда была за нами, какое право Шелерт имел на нее?! Не знаю я ни о какой карте семилетней войны. Эти земли никогда не были спорными или приграничными. До границы три сотни миль!
– Он занял его владения, а соседние феодалы послали за помощью. Талорн захвачен, либо он подпишет вассальную, либо голова с плеч.
– Если б только голова, — вздохнул дядя, – Паскаля пытали на площади и рубили палец за пальцем, а потом обе ноги… Когда он запросил пощады, подписывать бумаги было уже нечем, Шелерт рассмеялся и приказал повесить. Феодалы – смелые ребята, пока за своими стенами… Но период затишья кончился, и они беспокоятся.
– Мягко сказано. Многие готовы перебежать и просто смотрят, кто сильнее, чтобы перейти, заплатить вассальные и сохранить свой курятник целым, и все части тела – при себе.
Гвинелан долго не могла понять по голосу, кто был невидимым дядюшкиным собеседником. Стражники, стоявшие с пленницей, не решались зайти, ожидая конца разговора, но вошедший начальник охраны очень хотел скорее сдать свою крупную рыбку родственнику. Стражник два раза громко ударил тяжелым кулаком в деревянную массивную дверь и открыл, не дожидаясь ответа.
– Гвен! – дядя был очень зол, об этом говорили его сдвинутые черно-седые брови, – Ты в своем уме?! Ночью! Накануне свадьбы! Ты хочешь к позорному столбу? – Дядя повернул голову к начальнику стражи, – Где ее нашли?
– У Вернина. – Был краткий ответ.
– И что? – правитель сверлил глазами, ожидая подробностей.
– Все сожжено, гадатель на костре, свидетелей нет. – Гвинелан ощутила пропасть, распахивающуюся под ее ногами, настолько не укладывалось в голове, услышанное.
– А что служанка?
– Служанку приставим новую.
– Кхе, – дядя ухмыльнулся уголком губ и повернулся к племяннице. – Ты видишь, чего стоила людям твоя блажь? Зная свою судьбу наперед, Вернин бы тебя не пустил на порог. Иди. Иди и помни, что твоих родителей нет по их собственной глупости, а меня ты обязана слушаться беспрекословно!
Девушка поглядела на второго собеседника, наблюдавшего семейный скандал – это был ее кузен, старший из дядиных сыновей. Его демонический взгляд черно-карих глаз не выражал никаких эмоций. Девушке стало нестерпимо стыдно и обидно, горе поднялось нестерпимым комом к самому горлу. Но особы столь высокого положения не имеют права показывать своих эмоций.
– Мне можно идти? – спросила Гвинелан, и, не дожидаясь ответа, поспешила к дверям. Гадателя и служанку было настолько жаль, что наворачивались слезы.
Дверь в ее покои, мятая подушка и горячая влага… ощущение запертой птицы. Но скоро она улетит отсюда и будет свободной! «Вернин говорил, что я буду счастлива замужем. Нельзя убивать ни в чем неповинных людей за то, что хотели помочь! Вот уж я точно так делать не буду», – мысли в голове сменялись одна другой. Гвинелан представляла, каким будет ее будущий супруг, и что она скажет ему при встрече. Воображение рисовало рыцаря в блестящих доспехах, с белым пером на шлеме, который придет на помощь, как ангел небесный, возможно, защитит ее от внезапных разбойников, а потом посадит на лошадь впереди себя и увезет в свой белый замок.
Дверь открылась, вошел Дивейн и плотно закрыл ее, подперев тяжелым дубовым столом.
– Гвен, красавица моя! – руки подняли девушку, как безвольный мешок, и поставили на пол. – Испугалась? Ничего не бойся. Я с тобой.
Гвинелан вспомнила, как в юности бегала за этим мальчишкой, бывшим на полгода ее старше. Черные волнистые волосы, собранные в тугой хвост кожаным шнурком, прямая спина, широкие плечи и наглый взгляд. Дивейн, заметив симпатию сестренки, не раз говорил ей о том, что они поженятся и сбегут. Прошло лет семь, и вся эта глупость была успешно забыта, но сейчас, увидев кузена, спустя такой большой срок, Гвинелан действительно испугалась.
– Женишка тебе дядька подобрал, не то слово! – мужчина стащил с шеи платок и стал расстегивать пуговицы черного, расшитого серебром камзола, игнорируя испуганный взгляд сестры. – Не бойся, все будет, как мы хотели. – Горячие жадные губы мазнули по виску, догоняя убегающее девичье лицо. – Ну, чего ты боишься, глупенькая? Лизард – доходяга совсем, у него то припадки, то кровавый кашель, он не станет тебе мужем. Мы ему подольем в вино чего-нибудь, проснешься вдовой, а лучше, чтобы спустя время животик стал округляться. Тогда бароны не полезут делить владения.
– В смысле больной? Говорили же, что он добрый и весьма красивый? – у Гвинелан в голове не укладывалось. – А как же предсказание?
– А! Эта бумажка? Я отобрал ее у стражников. Гвен, отец не отпустит тебя. Лизарда прикопают по-тихому, а старый хрыч хочет прибрать к рукам его земли. Ты всего лишь разменная монета. Но… с тобой буду я, моя красавица, и вместе мы прижмем старика, вот поверь!
Гвинелан отстранилась, полученную информацию надо было осмыслить.
– Ты предлагаешь заговор? Но, ведь это же твой отец!
– Он мог бы и подвинуть свой зад, уступив мне место на золоченом стуле. – Сплюнул на пол Дивейн. – Говорят, что он хочет Асгара посадить туда. Мальчик в свои четырнадцать хитер и льстив, как южная кошка! Я завтра отвезу его на охоту, он так с ума сходит по ней! Знаешь, не всегда стрелы попадают в указанную цель, он не вернется.
– Дивейн, ты изменился. И сильно. – Девушка отчаянно сражалась за шнуровку своего платья. – Это все неправильно.
– Гвен, ты же сама так хотела, – его руки дотянулись до шнуровки и рванули корсет. Вид упругой девичьей груди под полупрозрачной расшитой сорочкой заставил егоухмыльнуться. – Милая, ты же сама хочешь!
Гвинелан чувствовала страшную дрожь и скованность во всем теле, чего ей сейчас хотелось больше всего, так это остаться в комнате одной и не чувствовать больше этой животной опасности себе и своей чести.
Гвинелан любила вставать рано, когда небо еще не было расчерчено первыми лучами холодного серо-голубого светила. Темный прохладный сумрак, спящие стражники, не сотрясающие воздух своими пошлыми шуточками или скрежетом железок.
В эту ночь ей почти не спалось. Раз за разом повторялся кошмар: Дивейн, горячие губы, руки, слишком сильные, чтобы от них отбиться… девушка еще раз глубоко вздохнула, отгоняя столь реалистичные ужасы.
Широкий подоконник, всегда пустой, по прихоти своей хозяйки, принял в каменные объятья тонкую дрожащую фигурку. Укутавшись в одеяло, Гвен внимательным взглядом прошлась из стороны в сторону: возможно, она больше никогда не увидит этот замок, ставший ей домом и темницей, на три долгих года. Здесь она никогда не чувствовала себя в безопасности.
Ее родной город был совсем другим: несмотря на готовность к битвам и осаде, белые стены Эрмедала не казались такими угрюмыми, как серые гранитные глыбы Люберга; по изгородям с внутренней стороны росли гроздья винограда, вызревавшего в их южной части королевства и служившего лакомством для всех детишек, под окном замка был развит небольшой сад, где желтели груши, айва и фиолетовым носом садовника, выглядывали из-за блестящих масляных листочков огромные сливы. У парадных дверей, золотых, самих по себе, а не от пошлой глупой краски, выполненных из чесарского золотого дуба, в форме пушистых могучих львов, скаливших свои огромные пасти, росли розовые цветки линдара, растения красивого, но весьма ядовитого.
Мамушка-домохозяйка, любившая водиться с высокопоставленной девочкой, рассказывала, что в их землях линдаром часто травили своих неверных мужей: сначала рядом с тарелкой клали розовый, вкусно пахнущий цветочек, с намеком: «Я все знаю», а если муж продолжал свои похождения, то в следующий раз мог съесть супчика с линдаром. Маленькая Гвен слушала жуткие истории с ужасом, но каждый раз, увидев домохозяйку, бежала к ней обниматься и просила рассказать еще чего-нибудь интересного. Множество преданий, сказок и легенд – ощущение тайны, хрупкой гармонии и справедливости окутывали воспоминания о том счастливом детстве…
Гвинелан всегда удивлялась, почему такие опасные деревья растут прямо у парадного входа, не из-за одной же красоты! Разгадка оказалась печальной. Дядя говорил, что ее мать отравилась, чтобы избежать жестоких пыток и унижения. Отравилась линдаром, росшим столько лет в двух шагах от нее…
Гвен до сих пор не понимала, что значит: «спаслась бедная», – если ее мать не была ни бедной, ни спасшейся…
Перед глазами снова вставала картина того ужасного дня: белые стены города, почерневшие, после шести часов жутких боев, покрытые кровью, смолой и кусками отлетевшего мяса, выжженный черный сад, линдары, смоляными факелами розовевшие у разбитых в щепки ворот. Цветы – единственное яркое пятно, вянущие, на тлеющих стволах, они поражали своей неуместностью, будто их оставили стоять здесь специально.
Мать лежала на полу, на верхнем этаже. Комната с перевернутой мебелью, следы драки по стенам, стража, без единого живого места на теле, пол, равномерно покрытый слоем крови, напоминал адское озеро. На матери был чистый изумрудно-зеленый, расшитый золотом, халат, плечи были не на месте, а одна задранная пола обнажала изодранную кровавую нижнюю рубашку.
– До нее не добрались, – сказал дядя, заставляя плачущую девчонку смотреть и не отворачиваться, – и Гвен смотрела, смотрела во все глаза, представляя бездыханное тело мамы снова живым, замечая розово-зеленые пятна на щеках и шее, плохо вытертых грязными тряпками, брошенными тут же в углу. Мать не сама съела эти злосчастные цветы! Ее убили и переодели. Гвен смотрела на отравленную руками не врагов мать и задыхалась от осознания своей беды и того, что поделиться было совершенно не с кем. Так тринадцатилетняя девочка перешла под опеку своего дяди…
Шуршание вывело Гвинелан из печальных воспоминаний. Кто-то подкрадывался к восточной стене. Девушка схватила свой кинжал и сунула в ножны. Только что начищенное оружие придало уверенности, оказавшись на поясе, девушка предпочитала с ним даже мыться, с тех пор, как ее мать так удачно «избежала позора, отравившись линдаром», уступив трон хитрому брату, считавшемуся регентом, до свадьбы Гвен.
«Если они решили меня убить, или, Дивейн собрался ко мне в гости, – думала девушка, все-таки сомневаясь, с какой стороны стены слышался шум, – то, искать меня будут в покоях, а значит, самой спуститься и поглядеть – куда безопаснее!». Она, перекинув веревку, завязанную узлами через каждый ярд, слезла прямо босиком, как была. Ночная рубашка виднелась из-под коричневого льняного халата, не имевшего пуговиц, лишь завязанного поясом на запах.
Среди колючих кустов бруниски послышался звук сдвигаемых камней. Гвинелан уже хотела будить мирно почивавшую стражу, когда услышала еще один звук – стон бессознательного человека, стон мучений, никак не связанный с желанием проникнуть в защищенную крепость беззвучно. Довольно странно брать замок, громко постанывая при подкопе, тем более, таща за спиной раненного или вусмерть пьяного товарища. Еще один камень сдвинулся, сдвинулся легко, если так можно сказать, учитывая его вес, но лезжий не разбивал глину, служившую сцеплению булыжников в стене, а значит, камни были сложены так специально! Гвен еще раз пригляделась: эту стену она помнила такой все три года, значит, это не подкоп, а тайный ход…
Пока девушка размышляла, в дырке показалась черная грязная перчатка. Железные пальцы схватили еще один булыжник, размером в целый ярд и оттолкнули его внутрь. Появившаяся чумазая рожа не обрадовалась случайной свидетельнице и скривилась.
– Помоги его втащить! – приказал мужчина, с трудом протиснувшись через дыру, его доспех не был полным, как у стражи, (только кираса и налокотники, а все громыхающие детали были сняты), спереди сквозь смазанную черную краску виднелась блестящая золотая окантовка, а посередине, морда какого-то, еще непонятного из-за грязи, животного. Перед ней точно был рыцарь!
Полчаса прошли, как во сне. Смесь эмоций: страх окруживших город врагов, предвкушение опасного путешествия, стыд от своих грязных ног и волнение, подкатывающее к горлу комком втискивающегося в напряженные легкие воздуха. Волнение от предстоящих перемен, от странного рыцаря, который выказал ей так много почтения и вызвал гнев дяди. Почему-то, Гвинелан волновалась за него, а вдруг ее злопамятный и мстительный родственник обманом что-нибудь сделает этому человеку? Странная встреча ̶ секунда за секундой повторилась в ее голове. Девушка вздохнула, успокаиваясь: рыцарь, не побоявшийся пройти сквозь окружение и вынести раненого, знающий тайный ход и рисковавший целым городом, ради коня… вряд ли, он боится ее дядю. За его плечами сила намного больше. Либо в его плечах.
Новая девка была отвратительна. Вода в тазу обжигала до слез, а ноги ей служанка натерла, наверное, до самых дыр. Гвинелан молча снесла все эти издевательства, закусив губу. Она считала, что очень виновата в смерти ни в чем не повинных людей из-за ночного гадания. Завтра, или даже сегодня, этот замок останется навсегда в прошлом, и эта подосланная тварь ̶ тоже.
̶ Надо вещи собрать по-другому. ̶ Строго приказала бесправная хозяйка.
̶ Вещи собирать не нужно. Все сундуки давно готовы. ̶ Русая наглая бестия села напротив и стала смотреть в упор, как охранница на заключенную.
̶ Мы сейчас отправимся в путь. Нужно только два-три платья, смена белья и немного еды у кухарки.
̶ Вы никуда не поедете. Распоряжений не поступало, госп-жа! ̶ Последнее слово прислуга выплюнула с презрением и взяла в руки шелковую бечеву с кистями, которой подвязывался балдахин на постели. Гвен проследила этот жест, и он ее разозлил.
– Ты смеешь мне угрожать, дрянь?! – ножны опустели, а не ожидавшая подвоха, девка была прижата к стенке, вместе со своей веревкой, почти как она сама давеча, нож подрагивал в нервной руке, но зато смотрел прямо в сторону горла, почти касаясь желтоватой грубой кожи в пупырышках. – Пойди и выясни насчет распоряжений, и брысь на кухню!
Суровое выражение на лице девки сменилось сначала страхом, затем молчаливым уважением к врагу. «Она меня задушит во сне» – Гвен поняла это с точностью, а пока, служанка решила выполнить то, чего от нее требовали, может, вспомнив, что перед ней будущая королева, а может, потому, что дядьку любила не больше. Либо сделать вид, что выполняет.
Как только дверь закрылась за ее спиной, и раздался звук подставленной под створку каменной скамьи, Гвинелан кинулась к комоду. Два самых простых платья на частых пуговках нашлись в верхнем ящике: коричневый крашеный лен, узкие рукава, воротник, как у прислуги – стойка с палец высотой под самым горлом. Третье платье взяла, на секунду задержав дыхание: глубоко в самом верхнем углу лежал тугой сверток из пергамента и рогожки, в нем до лучшего дня был спрятан самый дорогой сердцу наряд. Принцесса не дала его просто убрать со всеми
остальными в сундуки, хотела везти его в руках, рядом с собой. Надкусив тугой узел и раскрыв сверток, она вдохнула тонкий аромат яблок, жасмина и гиацинта – так пахла ее мама.
Это было единственное ее платье, которое она смогла сберечь. Ярко-синий сарсенет, плотный и легкий. Все платье было сшито из этой дорогой и невероятно прочной материи, а не как те наряды, что ей выдавал дядька, где шелком блестели лишь видимые участки одежды: ворот и рукава, а далее, под вторым слоем, дорогостоящий шелк заменялся более дешевым льном. Гоун же здесь и вовсе был шелковым, нежно голубым и полупрозрачным, как облако. К платью тут же лежали новые туфли из дамаска, их тканый узор напоминал стены комнаты, где она выросла. Их, в тон платья, заказала у портного намного позже.
Бархатная жилетка была тяжелой, и Гвен ненадолго задумалась. Ее синева так подходила к маминым глазам, ее мама надевала, когда носила дочь под сердцем. Времени на воспоминания не было, Гвен накинула теплый и мягкий материал на плечи, а сверток затянула потуже и положила с платьями в холщовую сумку на двух лямках. Туда же отправился дворовый плащ, в котором она бегала по нужде, он защищал от влаги и ветра и был еще неплох. Надев его, она будет похожа на крестьянку, наверное, это то, что действительно нужно… кошель имел всего пять монет, и, зашвырнув его внутрь, Гвен пожалела, что не умела ластиться к дядьке и лучше спланировать бегство.
Зато была еда. Кухарке было велено кормить это «бледное убогое создание» до «приличного вида», и она часто приносила хлеб, сухофрукты и вяленое мясо, не гнушаясь разделить пару кружек разбавленного вдвое вина для прислуги. На свадьбу она подарила Гвен особенный напиток, открыв и принюхавшись, та звонко чихнула. В железной плоской бутылочке было что-то явно очень крепкое. Сунула и его. Скрежет за дверью велел поторапливаться. Зятянув, Гвинелан кинула суму прямо из окна, надеясь, что она не укатится из кустов и не попадется на пути кому-нибудь из стражников.
Девка молча вошла, застала принцессу запыхавшейся, но стоявшей смирно, и без каких-либо запрещенных действий. Комод был открыт, на ней был жилет, но девка точно не знала, что из него еще пропало. В конце концов, размышлять было не велено, а велено тащить госпожу к дяде Тюдору.
Простые черные туфли на мягкой кожаной подошве шагали бесшумно. Мы подходили к залу, Гвен уже разбирала, о чем своим громким голосом говорит ее дядя.
– Черта с два я отпущу ее с маленьким отрядом через окружение! И Шелерту в открытую пасть! Она наш козырь… наш главный ключ к казне. К Трону! О чем там думает ваш драный орден?!
– Шелерт выкурит вас из замка, и все равно возьмет то, что ему нужно. Здесь и она, и вы, и ваш наследник. Остальная родня слишком далеко или слишком дальняя, чтобы предъявить права. Вы сами заперли себя в ловушку.
– Чертова девка! Шило в мешке не утаишь. Но мы можем пройти по тайному ходу и выйти у моря. Если повезет, то окружение будет далеко позади.
– Или прихлопнет, как крыс в сточной канаве.
Охрана в зале медлила пару мгновений, как раз для того, чтобы не выказать неповиновения, но и обозначить свое личное отношение к происходящему. Лэнрих взял храмовника под правую руку, а второй помощник под левую. Оружие, скрытое под дорожным плащом, забрать просто «забыли».
Дядя багровел и багровел, злясь на то, как его оскорбили только что, и, осознавая всю шаткость своего положения. «Определенно, к этому разговору еще стоит вернуться, но спустя пару часов, и, один на один с плененным рыцарем. Там-то с него живо сдерут лишнюю спесь!» – думал регент в отставке. На глаза бросилась никчемная родственница. «В подвал! – рубанул дядя, не желая разговаривать с дрянью: «Иш, какой взгляд гордый!».
Под замком было не меньше двадцати ходов вниз. В подвальных помещениях располагалась добрая часть тайных лабораторий, от алхимической, до той, которая по ядам; там же были хранилища, клетки с дикими зверями, подопытными пленниками и пыточные с тюрьмой. Трюдор не соизволил дать пояснений, в какой именно из уголков этого славного местечка спрятать свою племянницу, и девка стояла в нерешительности. Потом заметила движение руки – Лэнрих звал ее за собой.
Темный молчаливый отряд конвоя, движущийся по узкой винтовой лестнице вниз, тусклые свечи, для пущей «полезности», помещенные в красные слюдяные лампы с бронзовыми почерневшими ручками. Прислуга вцепилась в руки госпожи, как клещ, сама боясь остаться в застенках навсегда. Гвинелан тяжело вздохнула, дернула кистью, пытаясь восстановить хоть какую-то чувствительность, и получила ощутимый тычок под ребро. Ступенька, стертая за века, округлая и блестящая от своей гладкости, нежно коснулась ноги пленницы, чтобы через долю секунды выскользнуть, подобно неверной уползающей змее. Гвинелан полетела вниз, испуганно задрав подбородок, и, рискуя свернуть себе шею и проломить голову, не считая десятка костей. Лэнрих, идущий перед ней, остановился, прислушиваясь, дернул острыми ушами и развернулся. Госпожа упала прямо на него, снеся с ног…
Охая и кряхтя, управляющий поднялся и осторожными движениями передал принцессу страже.
– Шли бы вы отсюда! – рявкнул, уже совсем другим голосом, на служанку. Из руки торчал кроваво-белый огрызок кости. Дворовая девка, с широко распахнутыми глазами, то ли кивнула, то ли поклонилась и поспешила наверх, не проронив ни слова.
– Ловушки? – шепотом поинтересовался стражник, придерживающий госпожу.
– Пусть. – Выдохнул Лэнрих и махнул второй рукой дальше.
Гвинелан сглотнула, верхняя губа начала предательски дрожать. Украдкой она поглядела на рыцаря: он выпрямился и поглядел на Лэнриха с интересом и, как будто, с немым одобрением. Девушка вжала голову в плечи, вспоминая о свойственной воинам храбрости, на пороге неминуемой смерти. О своей судьбе она предпочитала не думать: убить и предоставить Шелерту тело – вполне в дядином духе, но, пока есть надежда, что найдется более выгодный вариант…
Лестница петляла то вниз, то вверх. Иногда идущие впереди нажимали какой-нибудь ничем не примечательный кирпич, или выступ, затем слышалось шершавое каменное движение и резкий щелчок. «Отключают ловушки, – подумала Гвэн. Стражники, иногда менялись, уступая первое место. – Никто из низших чинов не знает подвал целиком», – пронеслось в голове принцессы.
Иногда ступени вели вниз, но последние пять минут все чаще поднимались вверх, становясь высокими, грубыми и трудными. «Странно, можно подумать, что мы в южном крыле – огляделась принцесса. Южная часть замка чаще страдала от морских набегов, и ее не раз приходилось отстраивать практически из руин. Воздух здесь также отличался – он был сырым, свежим, пах водорослями и йодом. Гвэн сделала глубокий вдох. Нос напрочь отказался отличать какие-либо запахи.
Внезапно отряд остановился. Причиной была массивная дубовая дверь, обитая черным массивным железом. Лэнрих постучал определенным образом, и за глухой непробиваемой дверью послышалась возня.
– Доброй ночи, брат! – Шепотом поприветствовал стражник и подал руку храмовнику.
– Во имя святой Магды! – тихим голосом поприветствовал Лэнрих.
Ничего не понимающую девушку подняли за руки из погребка на задней южной кузне. Пятеро слуг молча осенили себя крестным знамением и преклонили колено перед плененным рыцарем. Тот благосклонно кивнул. Управляющий одной рукой притащил суконную болотно-зеленую сумку, в которой Гвэн, с удивлением, осознала свою собственную. Второй стражник двумя руками нес черный заплечный мешок и, поставив перед собой, с поклоном пододвинул его рыцарю. Этот принцессе явно не понравился. Что-то было в нем не так, то ли брезгливость, то ли излишнее преклонение? Жест был каким-то негармоничным. Алан взял мешок и подвинул, также, не поднимая с пола, к своей ноге.
– Это все, что мы могли сделать в создавшихся условиях, – прошипел управляющий, кривя рот от боли. – Пятеро лично моих людей и еще двое из владения принца. Вооруженные мечами и кинжалами. К сожалению, без доспеха.
– Благодарю, почтенный, – рыцарь поклонился управляющему, выказав уважение, не свойственное для стариков пришлой расы. Лэнрих поклонился еще раз. – Будьте аккуратны с принцем. – Совсем тихим шепотом сказал он в самое ухо. И уже громче, – я не могу пойти с вами, в связи с… неожиданной травмой… но вы всегда можете положиться. В замке есть ваш человек.
Через пару минут двое крепких ребят в полном обмундировании принесли подносы с готовыми бутербродами и кувшин молодого вина.
– Ужин для самого смелого отряда! – радостно воскликнул Дивэйн, спускаясь вразвалочку по ступеням, и, на ходу надевая перчатки.
– Благодарю. – Ответствовал храмовник и поставил ладонь вертикально, – у меня пост. Гвэн с аппетитом оглядела буквально сочащиеся жиром бутерброды, кусочки ветчины, спускающиеся толстыми ломтями, зеленый лист салата и хрустящие корочки белого хлеба, сглотнула и поняла, что ее слишком тошнит от пережитого волнения, чтобы спокойно это съесть.
– Благодарю, – кивнула она и взяла бутерброд, намереваясь спрятать в рукав плаща.