Алхимия сердца бога

Нигредо

Часть первая

Ритуал

Глава 1

Небо умирало.

Не как в час заката – медленно и с достоинством. Нет. Оно разрывалось. Черные облака, густые, как вязкая смола, закручивались в воронку над утесом, будто небеса выворачивали себя наизнанку, словно пытаясь вырвать с корнем и унести с собой все светлое из мира и оставить только гниющую тьму.

Ветер не дул – он кусал. Ледяными когтями хлестал по щекам и рвал плащ на худенькой фигурке девушки, что застыла в позе покорности. Будто пытался отобрать у нее последние крохи тепла. Как голодный зверь рвет плоть с костей.

Каждый вдох резал легкие, как будто в грудь врывался дым, застывший в мертвые осколки.

Ветер ярился, то выталкивал ее к самому краю обрыва, то отшвыривал назад, будто сама земля отговаривала от безумного поступка или отвергала как нежеланное приношение.

Эрис стояла на краю утёса — тонкая фигурка в чёрном плаще, завязанном у горла бечёвкой из высушенных корней, как того требовали условия древнего, почти забытого всеми ритуала.

Под ногами раскинулась пропасть. Не просто пустота и неизвестность. Нет.

Внизу дышала тьма. Густая, маслянистая, с переливами тусклого фиолетового оттенка, будто там, за гранью обыденности, бился в судорогах самый страшный сон, соткавшийся из полуночного кошмара.

Эрис Торан стояла на краю бездны.

Не как героиня.

Не как алхимик.

Как жертва, которая сама привела себя к алтарю.

Все эти годы – ничто. Годы обучения у лучших мэтров, специалистов своего дела. Годы проведенные над горнами, где пар от кипящих колб обжигал лицо, и застывал на щеках, как слезы, которые она не позволяла себе пролить.

Годы, когда она читала древние рукописи до рассвета, пока глаза не казались наполненными песком от усталости, в поисках хоть намека на болезнь, что не имела названия.

Годы споров с мудрыми благородными учителями, которые один за другим повторяли: «Некоторые тела просто не хотят жить».

Она хотела помочь. Победить страшную болезнь…

А теперь. Теперь все это было просто пылью, ненужной тратой времени.

Эта болезнь забирала самое дорогое существо Эрис. Ее сестру Раину.

Все формулы, все эликсиры, все клятвы, принесенные в светлых залах академии алхимиков. Подумать только… «Высшая Академия Великого Камня».

Всё рухнуло.

Оказалось бессильным перед одним единственным фактом: Раина каменела.

На секунду слезы, горячие, горькие, предательские, затуманили взгляд девушки.

Эрис увидела ее: ту самую Раину, какой она была еще недавно. Ту, что жмурилась в солнечном свете, что плела венки из полевых цветов и со смехом надевала их на голову Эрис, шепча: «Ты – настоящая королева. Госпожа алхимии».

Ту, чьи пальцы, еще неделю назад, нежно перебирали струны арфы, и выводили мелодии, от которых оживало сердце даже у статуй в саду.

А теперь эти тонкие пальцы стали белыми. Холодными. Немыми. Как мрамор. Как статуя в том самом саду, что когда-то украшали их дом, теперь насмехались над своей вечной, безмолвной и безликой красотой.

Да пусть будут прокляты эти статуи!

Пусть рухнут все сады!

Пусть мир обратится в пепел – лишь бы она снова дышала!

А теперь Раина каменела. Медленно. Неотвратимо. Сначала изменения коснулись пальцев. Потом перешли на запястья, скоро они доберутся до плеч. Ее кожа становилась мраморной, взгляд все больше напоминал застывшие стеклянные глаза куклы, а голос – эхо в пустой комнате.

Каждое утро Эрис преследовала одна и та же страшащая ее мысль, что сегодня болезнь может добраться до сердца. И тогда сестра перестанет дышать и станет всего лишь бездушной статуей.

Нет.

Нет! Она не могла этого допустить. Не собиралась просто ждать, когда все кончится.

Эрис не могла понять, что движет ею. Обещание, что дала матери. Да, оно жгло, как раскаленное клеймо на душе. Или вина. Да, она не переставала шептать каждую ночь: «Если бы тогда поступила иначе… Если бы только была умнее, смелее…»

Но глубже всего. Самой сутью и истиной, было простое, безусловное чувство: Любовь.

Эрис никогда не была идеальной. И уж точно не отличалась смирением. Но она была той, кто готов продать душу, сжечь небеса и обнять демона ради счастья любимого человека.

Именно эта любовь. Неправильная, отчаянная. Заставила ее поднять нож. Именно она, а не честь, не разум, не совесть, не долг толкнула ее на край этого проклятого утеса, где даже ветер был неживым, потусторонним.

Потому что лучше быть проклятой, чем одинокой.

Лучше самой стать чудовищем, чем смотреть, как угасает свет в родных глазах.

Каменное крошево опасно осыпалось под ногами девушки. Словно это была не горная порода, а хрупкая черепица времени. Трещины в скале были покрыты красноватым налетом, который местами становился фиолетовым, как болезненные отметины на теле смертельно больного.

Сны и явь

Глава 2

Свет.

Тонкие золотистые лучи, которые смогли просочиться даже под закрытые веки.

Теплый, согревающий, такой, что кажется, будто сам воздух соткан из меда и солнечной пыльцы.

Светлый цветущий луг раскинулся перед глазами Эрис. Бескрайний, как детство. Мягкая трава под босыми ногами, цветы такие яркие, как детский смех.

Эрис – двенадцатилетняя девочка, а Раине – десять.

Как давно это было, целых семь лет назад.

Они бегут по траве, не зная усталости, не ведая страха, не догадываясь, что время – коварный вор, который уже крадется за их спинами.

Раина смеется. Ее голос звонкий, как колокольчик на утреннем ветру. Она ловит бабочку, чтобы тут же отпустить ее: «Она должна летать свободно, сестренка!»

Потом собирает полевые цветы. В ее букете ромашки, васильки, колокольчики – все, что попадается под руку, - и плетет венок. Немного неловко, стебли остаются торчать в разные стороны, но с такой любовью, что он кажется королевской короной.

- Это для тебя! – говорит она, протягивая букет Эрис. Глаза ее сияют, как два осколка летнего неба.

Эрис улыбается. Осторожно берет в руки цветы. И этот миг, словно грозовые тучи покрывают небесную синь. Словно мир на миг гаснет.

Не взрывом боли. Не криком отчаяния. А тихим шелестом обугливающейся жизни.

Лепестки чернеют. Не просто увядают. Сгорают. Прямо в ее руках. Как будто ее прикосновение – это проклятие.

Пепел осыпается по пальцам. Еще горячий, пахнущий прошлым, словно душа цветов вырвалась наружу и умерла от боли.

Эрис не может пошевелиться. Не может отвести взгляд. Она завороженно смотрит, как красота превращается в прах. И понимает: это всегда было именно так. Все, к чему я прикасаюсь… гибнет.

И тогда луг меркнет. Растворяется, как утренний туман над рекой. А перед глазами встает стена огня.

Нет, это не уютное пламя камина. И не алхимический горн, за которым Эрис провела много часов, изобретая новые формулы.

Это пожар.

Их дом стремительно превращается в пылающий скелет обугленных балок. Окна его – глазницы, полные дыма и непролитых слез. Дверь словно пасть, из которой вырываются злые языки пламени, жадные, как змеи.

Эрис стоит в этом аду, крепко удерживая за руку младшую сестру. Они обе босые, в тонких ночных рубашках, испачканных сажей. Раина плачет.

Эрис хочет закрыть уши. Прижимает ладони к вискам. Но голоса просачиваются сквозь плоть, как горький дым сквозь щели.

- Они просто сгорели…

- Не надо было оставлять девочек одних…

- Кто-то видел, как Эрис играла с огнем?...

- Может, все случилось не просто так…

Обвинения льются из ниоткуда. Шепоты долетают со всех сторон. Взгляды, полные молчаливого «ты сама виновата», жалят больнее диких ос.

Она кричит. Ни слова не вырывается из ее горла. Содрогается все ее тело. Кричит так, что, кажется, мир разорвется пополам.

И вдруг опускается тишина. Абсолютная. Звенящая. Как будто мир оглох от ее боли.

Но один голос все же смог пробиться.

Тихий. Ломкий. Умирающий.

- Позаботься о ней… Не бросай… Прошу…

Так говорила мать. Это были ее последние слова. Произнесенные сквозь дым, кровь и боль. Когда Эрис уводила, держа за руку, младшую сестру из горящего здания. А мать уже с трудом различала их лица.

Слеза покатилась по щеке. Эрис поймала ее пальцами и замерла на мгновение.

На кончиках пальцев не прозрачная влага. Кровь. Темная, густая, уже не похожая на что-то живое.

В голове раздается новый голос. Это голос старого учителя, сухой, как пергамент:

- Алхимия – это не власть над веществом. Это, прежде всего, уважение к его природе. Ты не сможешь заставить огонь стать льдом. Ты можешь лишь помочь ему стать тем, чем он должен быть… Только не навреди. Никогда не навреди

- Не навреди… - повторяет Эрис про себя, как молитву.

И тут перед глазами встает новый образ. Это Раина. Но она уже не та, что смеялась на лугу. А та, что стоит в затемненной комнате, дрожащая, с руками, превращающимися в неживой мрамор. Ее кожа белая, как лунный камень. Суставы – хрупкие, как тонкий фарфор. А в глазах – обида, острая и болезненная, как осколки стекла.

- Это все из-за тебя! Твои зелья, твои книги, твои эксперименты… Ты только вредишь!

Эрис отшатывается, как от удара. Хочет спрятаться от горьких слов. Убежать. Стереть это из памяти.

Но вдруг. Словно луч. Словно вспышка.

Настоящая память. Не искаженная страхом. Не отравленная чувством вины.

Раина, сидящая у окна, пока Эрис колдует над колбами.

- Ты справишься, сестра. Я верю в тебя.