Машина дёрнулась последний раз и устало заглохла. Даша повернула ключ зажигания. «Миленькая, ну пожалуйста! Я куплю тебе новый аккумулятор, обещаю!» – погладила мягкую оплётку руля. Сама её выбирала, разноцветную. Красивая, яркая. Подарочек любименькой машинке. А она что?! Решила подвести в самый неподходящий момент, как не стыдно. «Ну давай, солнышко, последний раз, заведись», – ещё один поворот ключа. Бж-бж-бж… Без толку. Снова на себя, опять вперёд ключ… Всё. Теперь даже ни один огонечек на приборной панели не засветился.
Девушка бессильно откинулась на спинку. В салоне тут же, едва печка прекратила работать, стало холодать. Ещё бы! На улице почти минус 25! Девушка поёжилась. Натянула вязаные перчатки, лежавшие справа на сиденье. И что теперь делать? Как дальше быть? Пройдет ещё пара часов, и она тут заледенеет. Надо скорее выбираться из машины и просить кого-нибудь взять на буксир.
Идея показалась отличной. С надеждой на спасение Даша вылезла. Её ярко-жёлтая Nissan Micra постепенно покрывалась снежком. Тот равнодушно и густо сыпался с низкого неба, которое, казалось, вот-вот огромным мягким покрывалом уляжется на всё вокруг. На эти высоченные ели по обеим сторонам дороги, на саму автомагистраль, тянущуюся на вершину холма. Он не такой уж большой, но вот Micra решила, что её мощности не хватит на него забраться. Потому и заглохла. А может, сломалось что? Даша не могла сказать. Она только в одной технике разбирается – фотографической.
Стоять на заснеженной обочине, которая с каждой минутой превращается в сугроб, было неприятно. Хорошо, сильного ветра нет, иначе бы просквозило сразу. Вот говорила ей мама: Даша, надень под джинсы колготки потолще. Свитер возьми из козьего пуха, который тебе бабушка подарила. Да шапку с помпоном. А ты что придумала? Без колготок на мороз, да ещё в своей пусть и длинной, но всего лишь курточке на синтепоне. Да с капюшоном. «Задубеешь ведь!» – предупреждала мама.
Но Даша – девушка упрямая, с претензиями. Ей всего 23, в такие годы хочется выглядеть молоденькой, свежей и упругой, а не каким-нибудь оплывшим помидором не первой свежести в мешковатой одежде. Потому девушка с улыбкой сказала матери, что не замёрзнет. Ей ведь даже из машины выходить придётся только раза четыре всего, на автозаправке. Да и то – чтобы кофе купить, а бензин зальют сотрудники, она и охладиться-то не успеет.
«Ах, мама, мамочка! Ну как же ты была права!» – суетно перебирая ножками в зимних сапожках на рыбьем меху, приговаривала теперь Даша. Автомагистраль была пуста в обе стороны. Ещё бы! Никому не охота застревать где-нибудь в снежном заносе. И ведь она, Даша, прекрасно была осведомлена о надвигающейся непогоде. Но решила: поеду быстро, домчусь до Ледогорска за десять часов, оттуда ещё пара сотен километров, и я на месте.
Домчалась. Треть пути осталась. До города, судя по навигатору (последний раз смотрела на него полчаса назад), примерно двести километров. Вокруг – сплошной лесной массив. Ни деревеньки, ни городка, ни придорожного кафе. «Господи, какая же я дура», – подумала Даша. Прикусила нижнюю губу. Не расплакаться бы. На морозе-то! Сразу лицо обожжет. Он и так кусается. Колет в носу иголочками.
Девушка укутала мордашку шарфом. Стала дышать в него, так чуть теплее. Снаружи на кашемире стал нарастать иней. Посмотрела на часы. Два двенадцать. Пройдет ещё часа два, и начнёт темнеть. В шесть уже, считай, ночь. Что же делать?! И, как назло, ни одной машины, ни человека! И телефон не ловит. Сигнала нет. Ни единой черточки! Вот хоть ложись в сугроб и смотри последний сон.
Вдруг из-за снежной пелены показались огни. Машина! Даша даже подпрыгнула на радостях. Вышла на проезжую часть. Стала прыгать и отчаянно махать руками: только бы остановили! Но неожиданно прыгнула в сторону, плюхнувшись в сугроб и утонув в нем по пояс: мимо неё, словно локомотив через снежный буран, пронесся, разбрасывая по сторонам могучие потоки ледяного воздуха, огромный грузовик с большущим прицепом.
Отряхиваясь и отплевываясь от снега, который залепил ей всё лицо, Даша добрым словом помянула водителя в той фуре. Стала дальше притопывать, прихлопывая себя по бокам ладошками. Так немного становилось теплее. Потом решила забраться в машину, но там, судя по ощущениям, был уже настоящий морозильник. Закрыла дверь, та жалобно скрипнула оледенелым резиновым уплотнителем.
«Что же мне делать, ну что?! – пребывая на грани отчаяния, думала Даша.
Судьба вскоре подарила ей новую надежду. Опять показались огни, но уже с противоположной стороны. На этот раз – легковушка. Остановилась. Внутри молодой мужчина.
– Девушка, вы что тут делаете? Езжайте скорее! Буря надвигается! Циклон! – сказал он.
– У меня машина заглохла, помогите, пожалуйста, – сказала Даша в приоткрытое стекло.
– Простите, мы спешим! – послышался позади водителя визгливый женский голос. И уже тише. – Ты зачем остановил? Я же тебе говорила!
– Простите, нам нужно ехать, – ответил мужчина, закрывая окно. Машина тронулась и растворилась в снежной мути.
«Подкаблучник несчастный», – подумала Даша вослед.
Темнеет. Скоро ночь. Мороз станет ещё сильнее. Опустится градусов до тридцати. Даша стала думать, как согреться. Ледяные иголки холода подступали к её косточкам.
«Не дрейфь, Дарья, прорвёмся!» – думала она, то стоя на месте и прыгая, как зайчик, то прохаживаясь туда-сюда по тропинке собственного производства. Периодически отряхивалась: не хватало при жизни в сугроб превратиться. Так все мимо проедут: сугробов вокруг и без неё хоть завались. «Можно грандиозную, космических масштабов снежную бабу слепить, – подумала Даша и улыбнулась. – Всё-таки хорошо, что у меня есть чувство юмора. Иначе бы… О!»
Когда Даша пришла домой, её мама Валерия Петровна посмотрела на неё с интересом, надеждой и тревогой одновременно. В семье давно знали, насколько дочь увлечена всем, что связано с фотографированием. Нормальные девочки с куклами играют, а это чудо природы как получило в шесть лет свой первый фотоаппарат, Minolta DiMAGE Z1, так и про все остальные игрушки позабыла. Ни Барби, ни Lego, ничего ей больше было не нужно, кроме как эта маленькая серебристая вещица.
И ладно, если бы в доме ну хоть кто-нибудь этим занятием интересовался. Так ведь нет! Да и откуда? Отец Даши Максим Леонидович – капитан дальнего плавания, вечно пропадает в своих многомесячных навигациях. Он большой поклонник трех вещей на свете: своей коллекции табачных трубок, американской музыки 1950-х годов и жены, в которую влюблен со старших классов. Они как стали дружить в ту пору, так до сих пор вместе, а поженились сразу после школы. Чем вызвали, естественно, бурную реакцию своих родителей. Но преодолели всё и счастливый до сих пор.
Сама Валерия Петровна – домохозяйка, любит смотреть юмористические сериалы и заниматься своей домашней оранжереей, в которой цветов видимо-невидимо. Она их выращивает, продает, обменивается, покупает новые и так далее. «Мой маленький яркий бизнес» – так называет. И вот откуда, спрашивается, в такой семье девочка, которая так сильно увлеклась фотографией?
Она со своей Минолтой снимала всё подряд. Отцовские трубки и мамины цветы стали первыми «жертвами» её художественных поисков. Сначала Даша просто их фотографировала. Затем стала составлять композиции. Кончилось парой разбитых горшков и трубкой, извалянной в земле. Получила по шее, не остановилась. Она вообще всегда была очень упрямая. Втемяшит себе что-нибудь в голову – не остановишь.
Вот и теперь, когда сообщила матери о полученном от HarperCollins Publishers задании, такое придумала, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
– Мамочка, я придумала, кого хочу сфотографировать для издательства! – радостно воскликнула Даша. – Его зовут Бриллиант!
– Как-как? – переспросила Валерия Петровна.
– Бриллиант!
– И что это такое, и это с чем едят? – пошутила мать.
– Ну ты совсем от жизни отстала. Это поп-идол современной молодёжи, рэп-исполнитель, самый крутой из всех! Слышала его композиции «Добраться до неправды», «Между нами войнушка», «Клыкастая ассимиляция»?
Мама отрицательно помотала головой.
– Ай! – дочь разочарованно махнула рукой. – Ты слишком древняя для этого. Тебе лишь бы Валерия Леонтьева слушать или Иосифа Кобзона.
– Ну ты уж загнула, – рассмеялась Валерия Петровна. – Мне все-таки не 62, а 42 года всего. Я вообще-то другие песни люблю.
– Да не о песнях речь, мама! – недовольно заметила дочь. – Ты пойми, насколько сложно мне будет выполнить это задание. Но если получится… Ах… я буду работать в самом крутом издательства мира! Ну… Одном из.
– А что сложного? Поезжай к этому Бриллианту, расскажи, что ты одна из лучших фотографов Москвы, хочешь сделать с ним фотосессию, и куда он денется, – заметила мать.
– Думаешь, это так просто? Бриллиант год назад всё бросил и уехал жить под Ледогорск. Это далеко, почти за Полярным кругом. Где-то около Архангельска, кажется, я точно не знаю. купил там большой участок земли, построил дом и стал жить. Ото всего отказался. От концертов, даже от общения с людьми. Стал затворником, и никто не знает, почему. Говорили, что стал пить. Стал наркоманом, потому что его бросила любимый девушка. Но она дала уже десяток интервью, где говорила, что между ними всё было хорошо, и музыкант неожиданно сам взял и уехал, ничего никому не сказал.
– И что, никакие папарацци не пробовали добраться до него?
– Ещё как! Десятки! Но, во-первых, туда сложно добраться: тайга, горы, снег кругом, а летом – мошкара. Да ещё дорогу толком никто не знает. Так, примерно. Пытались с дронов снимать, но тоже не вышло: никто не видел этот дом. А тайга, ты сама знаешь, она необъятная, – пояснила Даша.
– Ты-то как собралась туда попасть? – спросила мать.
– Сначала до Ледогорска на машине, а там пешком.
– Точно тебе к психологу нужно, солнышко, – прозвучало ироничное в ответ. – Ты ж городская. В трёх соснах заплутаешь. А там девственный лес! Это тебе не лесопосадки в Подмосковье.
– Мама, я знаю. Но ты меня не отговоришь. Я хочу и сделаю. Мне нужна эта работа, понимаешь? Больше всего на свете, – твердо сказала Даша. Понимая, что отговаривать бесполезно, мать лишь покачала головой. Потом помогла укладывать вещи. Теперь они, заледеневшие, лежали в чемодане, а тот – в багажнике ярко-жёлтой Nissan Micra, которая грустно тащилась за «Волгой» под управлением Даши.
Снегопад не унимался. Дорогу в нескольких местах уже замело, пришлось осторожно объезжать заносы, чтобы не застрять. Но «Волга» – машина мощная, потому даже перебираясь через снег, уверенно тащила за собой чудо японского автопрома. Оно явно не было предназначено для здешних мест. «И чем я только думала!» – ругалась на себя Даша, уверенно держа большой тонкий руль. Её-то был маленький, плотный, ухватистый. А этот напоминал штурвал на речном катере. Здоровенный такой, черный и неудобный.
Их маленькая колонна, со стороны едва заметная под порывами наполненного снегом ледяного ветра, продолжала упрямо двигаться на север. Через примерно два с половиной часа впереди показались огоньки, и Даша облегченно выдохнула: наконец-то цивилизация! И это правда оказалось придорожное кафе. Маленькое, полузанесенное снегом. Рядом выстроились четыре огромные фуры.
Но тут Даша вдруг, словно под её пятой точкой распрямилась мощная пружина, подскочила со стула. Да так, что не только священник, но и дальнобойщики, и пышная Марина резко перевели на неё удивлённые взгляды. Глаза у девушки были широко распахнуты, она прошептала: «Вот какая же я дура!» и выскочила из кафе. Как была, в тонкой конфеточке, под которой у неё ничего, кроме лифчика, и не было. И ладно, если б термобельё какое! Но она ведь отказалась утепляться, – «молодёжью, мама, нынче такое не носят!»
Мороз мгновенно обхватил тонкую фигурку и принялся нещадно колоть острыми иголочками, а снег принялся превращать её в сугроб. Даша только успевала перебирать ногами по глубоким заносам, чтобы добраться до своей машины. Там, открыв багажник, вытащила небольшую прямоугольную сумку и поскорее обратно, в тепло, пока не начала стучать зубами от холода. К счастью, успела.
Вернулась, ворвавшись в помещение вместе с облаком холодного воздуха, отряхнулась, снова села за столик. Сумку поставила рядом на сиденье. «Хороший мой, прости меня, дуру», – прошептала, ласково погладив черную ткань.
– Что у тебя там? Зверёк какой? – участливо спросил священник.
– Фотоаппарат, – с гордостью ответила Даша. – Мой любимчик, Canon 5D. И ещё объективы, вспышка, аккумуляторы, зарядное устройство, несколько флэшек. Всё, как полагается. Мой сокровище. Едва не забыла там, представляете? Мозга нет, считай калека.
– Забавная ты, – усмехнулся в бороду отец Серафим. – Я уж подумал, кошка или собака. Хотя будь они там, то на таком морозе всё, почитай отдали Богу душу.
– Разве у животных она есть?
– А как же, – уверенно сказал священник. – Она у всего, что рождается, растет и умирает, есть. Только эти создания говорить не могу на человечьем языке. Потому чаще всего об их уходе и не знает никто. Вот был у меня кот. Барсик. Большой, сибирский, красавец. Так когда старый стал, пропал. Уж искал я его, да толку? А лет через пару полез на чердак, а там он. Лежит, в клубочек свернулся. Вот, понимаешь, ушёл. Чтобы не расстраивать никого. Так ты чего приехала-то в наше захолустье?
– У вас тут живет человек один. Очень интересный. Из Москвы приехал…
– Эй, милая, как насчет выпить с нами? – раздался грубый хмельной голос. Даша посмотрела в сторону – позади священника возвышался здоровенный, метра под два ростом дальнобойщик. Небритый, мятое лицо, а глаза похотливые и злые. – Скучно, поди, с этим старым хреном, а мы – все как есть молодые, – он повернулся к своим, те заржали застоявшимися в стойле конями.
Даша не нашлась, что ответить. Всегда робела перед такими людьми. Как человек искусства, обходила их стороной. А если хотела сфотографировать, то использовала длиннофокусные объективы. Там мощное увеличение, можно не приближаться. Так даже сделала свой цикл «Бомжи всея Москвы», который одно время заслужил немало хороших отзывов. От обычных людей. А уж чиновники и прочие чистоплюи его критиковали, конечно. Мол, опозорила столицу, как не стыдно!
– Мил человек, дай нам отдохнуть с дороги в тишине и покое, пожалуйста, – сказал отец Серафим, не оборачиваясь.
– А ты кто такой, чтоб мне указывать? – распространяя вокруг себя запахи перегара, пота и машинного масла, нагло спросил дальнобой. – Ты ей кто? Дедушка Мороз? Она твоя Снегурочка, что ли?
– Нет, мы вместе путешествуем.
– Слыхали, мужики? – опять вопрос к остальным. – Кто девушку катает, тот её и танцует!
Снова заливистое пьяное ржание. Даша перевела взгляд на отца Серафима. Его лицо было совершенно спокойным. На владелицу Марину. Та ухмылялась половинкой пухлого рта. Ей, кажется, происходящее представлялось забавным.
– Ладно, вставай давай, нам скучно без женского общества, – потребовал мужчина.
– Сын мой, прошу тебя Христом Богом, окстись, – сказал священник, разворачиваясь.
– Какой я тебе сын, хрен моржовый, – насупился дальнобой. И, увидев крест и сутану, воскликнул. – О, мужики, зацените! Это ж поп!
Те уставились с интересом.
– Ты чего тут забыл, преподобный? – издевательски спросил мужчина.
– Меня так называть нельзя, – ответил отец Серафим. – Преподобный – это монах или монашествующее лицо, достигшее святости. Образец для подражания своей братии. А я – иеромонах, скромный служитель Господа.
– Да мне по хрену, монах ты или кто там, – резко ответил дальнобойщик. – Девочка пойдет с нами, посидит, выпьет, а там решим, с кем ей сегодня греться ночью.
– Никуда она не пойдет, – столь же невозмутимо ответил отец Серафим. – Ей и здесь хорошо.
– Слышь, старый хрен, ты ничего не попутал?! – взревел мужчина, протопал к священнику и сгрёб его одежду на груди огромным волосатым кулаком. Притянул к себе и, брызжа слюной, злобно проговорил прямо в лицо. – Да я тебя сейчас по стенке размажу и на мороз выкину!
– Последний раз прошу, уймись, не доводи до греха, – не теряя самообладания сказал священник.
«С ума он сошёл, этот батюшка, ну точно», – подумала Даша.
– Да я тебя…
В следующую секунду произошло нечто фантастическое. Огромный дальнобой взмыл в воздух, словно пушинка. И потом, нелепо барахтаясь в воздухе руками и ногами, совершил полет прямо к своим друзьям-приятелям, рухнув на пол в метре от них. При этом он умудрился не задеть мебель, а целиком своей крупной тушей повалился остальным под ноги. Да и замер там недвижим.
«У меня ведь было всё», – думал бывший музыкант, глядя в окно на падающий снег. Тот не кружился и не падал, как в старой песне. Сыпался с равнодушного серого и очень низкого неба, закрывая всё вокруг белой пушистой пеленой. Это означало: пока не закончится снегопад, из дома выходить даже не думай. Места здесь суровые. Заблудишься, и всё. Никогда не найдут. Разберут тебя дикие звери на косточки. Тряпочки только останутся.
«У меня были женщины. Много. Разные. От глупеньких поклонниц, совсем молоденьких, едва достигших совершеннолетия, до умудрённых опытом дамочек. А у вторых – платиновые карты Visa, бриллиантовые кольца и мужья с огромными связями. У меня было всё. Я был кумиром, а теперь кто? Эх…» – бывший музыкант, известный всей стране и ближнему Зарубежью под псевдонимом Бриллиант, а по паспорту Святослав Южный, теперь сидел у маленького окна. Ему было неизменно скучно, а что поделать? Сам во всём виноват. Память упрямо возвращала его в тот самый день.
В ту субботу концертов не было. Вернее, изначально планировалось целых три. В разных клубах Москвы. Но буквально накануне мэр издал указ, и все развлекательные учреждения из-за пандемии коронавируса позакрывали. Организаторы позвонили менеджеру музыканта и сообщили об этом, принеся кучу извинений.
– Да на хера мне их извинения?! – психанул Бриллиант. – Я столько бабок на этом потеряю!
Он схватил первое, что под руку попалось, – новенький ноутбук MacBook Pro и запустил им об стенку. Красивая и очень дорогая игрушка, врезавшись в твердое, развалилась на части и приказала долго жить.
– Ну зачем же ты так, Славик? – спросил ласковым голосом менеджер.
Только ему одному было позволено так называть музыканта. Хотя и у самого тоже было прозвище – Бутик, потому что обожал шляться по ним и скупать шмотки. Причем вкуса не имел, а любил что поярче. Вот и теперь выглядел, как попугай – весь разноцветный, сверкающий стразами и блестками. Но несмотря на женственные манеры, геем не был. Даже наоборот – в узких кругах считался большим поклонником женской красоты. Правда, с уточнением – категории «50+». Моложе его не интересовали по одной простой причине: редко имели много денег. А Бутик, он же Аристарх Селёдкин (только очень узкий круг знал о такой смешной его фамилии) считал себя к тому же успешным бизнесменом. Ну да, если не думать, что свои первые миллионы, естественно в рублях, он «заработал», встречаясь с одной овдовевшей недавно прокуроршей.
– Не твоё собачье дело, – резко ответил Слава. – Тебе что, ноут жалко? На, – он вытащил из кармана пачку евро и швырнул в менеджера. – Купи новый.
– Так он же был твой, Славик, – ответил тот.
– Наплевать. Какой день испортили, козлы! – музыкант бахнул кулаком по столу. – А! Да пошло оно всё! – подошел к бару, достал бутылку виски и стакан. – Будешь? – предложил менеджеру. Тот помотал головой. – Ну, как хочешь.
Налил себе и, не разбавляя тоником или льдом, выпил. Поморщился. Налил ещё один. Снова опустошил. Затем брякнулся в своё большое кожаное кресло, принялся в нем крутиться. И пока это делал, достал из нагрудного кармана куртки папиросу без фильма и опознавательных знаков. Прикурил от золотой, инкрустированной стразами от Swarovski стразами, глубоко затянулся и задержал дыхание.
– Славик, пожалей свой организм, – слабо возразил менеджер.
– Да пошёл ты, – вяло ответил музыкант. Затем шумно выдохнул. Налил ещё из бутылки. И опять затянулся.
Бутик с грустью смотрел, как его единственный и потому самый лучший на свете клиент губит себя. А ведь талант! Его последняя композиция, «Клыкастая ассимиляция», до сих пор рвёт топы в чартах! Не на центральных телеканалах, конечно. Туда таким, как Слава, дорога заказана. Да и YouTube и даже TikTok стараются иногда подгадить музыканту, блокируя его ролики «за чрезмерную откровенность». Но хотя эти площадки нынче в тренде, менеджер находит другие варианты. Потому Бриллиант, весь такой неоднозначный, яркий, взбалмошный, матерщинник и скандалист, все равно желанный гость на разных передачах, что выходят на кабельных телеканалах. А интервью и просьбы записать вместе видео? Да их вообще не счесть. График до того, как мэр московский придумал всё запретить, был просто безумный. И вот всё в одночасье рухнуло. Музыкант с самого обеда принялся пить. Значит, всё. Пиши пропало, дальше только новые скандалы.
Так и вышло. Допив бутылку, музыкант и её швырнул туда же, вслед за MacBook Pro. Расхохотался, глядя, как его менеджер прикрыл голову руками, боясь оказаться под градом осколков.
– Не бзди, я меткий! – хохотнул музыкант, встал и, покачиваясь, сграбастал со стола ключи от машины.
Увидев это, Бутик, набравшись смелости, перегородил ему дорогу.
– Славик, солнышко, тебе не надо сейчас за руль. Я тебя очень прошу. Давай вызовем водителя.
– Пошёл ты… – и дальше Слава произнес такое, длинное и оскорбительное, от чего любой другой бы на месте менеджера смертельно обиделся, дал ему в морду и уволился.
Но Бутик только жалобно улыбнулся. Он привык к выходкам своего подопечного. Ещё бы! Он звезда, на него в Instagram только пять миллионов человек подписаны, а ещё остальные соцсети… Там вообще… А он, Григорий, кто? Хорошо, конечно, встречаться с дамами за 50 ради финансового благополучия. Но ведь это ненадолго. Ему самому скоро 28, а значит там уже он потеряет свою харизму, и леди переключатся на кого-то помоложе. Потому он так яростно цеплялся за дружбу (так её называл) и контракт с музыкантом.
Слава отвлекся от воспоминаний. Близилась северная ночь, она в этих широтах наступает слишком рано. Он тут чуть больше полутора лет, это его вторая зима. Всё не привыкнет к тому, как рано начинает темнеть. В шесть часов уже, считай, ночь. Хотя какое там! Раньше времени не замечал. Ни месяцев, ни дней недели, ни даже часов. Хотя на руке и носил то Patek Philippe Perpetual Calendar 3974 в корпусе из 18-каратного белого золота, то Grande Date Aqua Lung от Blancpain.
Также в его квартире небрежно валялись где-то Lange & Sohne Tourbograph Perpetual Pour le Merite, которых выпустили всего 150 штук. А однажды он в порыве страсти подарил одной смазливой девчонке, которая классно исполнила его композицию, дорогущие Mark XVIII из коллекции Pilot`s Watches от IWC.
Но самое смешное было в том, что музыкант не умел определять время по стрелкам. Совсем. Не научили. Да и некому было. Он рос, считай, беспризорником. Родители вечно на работе, а он сам по себе. Дедушки и бабушки некоторые умерли, другие жили далеко. Потому часы всегда были для Славы чем-то вроде пафосной игрушки. Показателем его статуса крутого чела, способного купить себе подобную дребедень.
Теперь вот пришлось учиться понимать, что обозначает положение стрелок на циферблате. Часы, которые висели на стене, размеренно тикали, покачивая маятником. Внутри была надпись «Маяк». Старые, их требовалось заводить специальным ключом раз в шесть дней. Сначала открыть крышку, затем держать механизм, чтобы не болтался. После восемь оборотов, готово. Так. Значит, теперь большая стрелка показывает на шесть, маленькая между цифрами восемь и девять. «Сколько ж будет? – задумался Слава. – Половина девятого, кажется».
Задумался, и память услужливо опять унесла его в ту судьбоносную ночь.
Сколько он выпил? Не помнил. Бутылки сменялись одна за другой, как и дорожки на зеркальце. Рядом хихикали, поглаживая музыканта, какие-то две полногрудые девицы в обтягивающих маечках и коротких, по самые стринги, юбочках. Растягивали толстые нафиллерованные губы и пошло строили глаза с огромными наращёнными ресницами. Одна пепельная блондинка, вторая черная брюнетка. Как их зовут, Слава не помнил. Он уже был сильно пьян, так что едва соображал, кто такой и где находится. Музыка гремела, клуб кружился, вокруг дрыгались какие-то разноцветие черти, одетые в разноцветное тряпье.
Этот шум и сверканье лазера по глазам надоели Славе. Он захотел развеяться. Захлебнуться холодным и мокрым воздухом московских улиц. Что его приводит в чувство всегда? Скорость. Яростная, неукротимая. Зря, что ли, новая тачка куплена за бешеные бабки? Музыкант встал, опрокинув фужер. Содержимое выплеснулось. Тёлки сначала взвизгнули, а потом разочарованно захныкали: столько добра пропало!
– А! По херу! – махнул рукой Слава. – Поехали, девчонки, кататься! Я приглашаю!
И, не ожидая, пойдут или нет, направился к выходу. Охрана, пристально наблюдавшая за поведением безбашенного музыканта, поспешила развести в стороны других посетителей, чтобы музыкант не нарвался на кого-нибудь. Он как-то плечом задел какую-то девушку, и хотя сам был виноват, так ей врезал, что та отлетела на пару метров. Чего потом стоило замять скандал. Пришлось оплатить услуги стоматолога и установку трех имплантов – Слава ей зубы выбил. С тех пор его без внимания не оставляли.
Едва он вышел на улицу, как к крыльцу подали его алую Ferrari Daytona.
– О, моя лошадка! – пьяно осклабился музыкант и забрался в салон.
– Ведите осторожно, пожалуйста, – сказал сотрудник клуба, видя, что клиент в почти невменяемом состоянии: глаза в разные стороны, под носом след от порошка, губы перекошены, взгляд сфокусировать не может и на ногах едва держится.
– Эй, где мои тёлки?! – прокричал Слава, обернувшись на выход. Но девицы предусмотрительно за ним не последовали. Музыкант грязно выругался, закрыл дверь и рванул прочь от клуба, ревя мощным двигателем и вышибая резиновый дым по асфальту. Охранники с сожалением и завистью посмотрели ему вслед.
Ferrari Daytona неслась сквозь московскую ночь. Пронеслась по Большому каменному мосту, затем по Боровицкой площади, и там Слава решил свернуть направо, на Моховую. В голову взбрело похулиганить. Он терпеть не мог депутатов любых мастей, вот и надумал пронестись мимо Госдумы и показать неприличный жест из среднего пальца. Машина, с трудом вписавшись в поворот, из-за чего встречные постарались отодвинуться в плотном потоке, влетела на Моховую.
Что Слава вытворял! Он обгонял, резко тормозил, проскакивал на красный свет, чудом увернулся от внедорожника на перекрестке с Тверской, а потом выпрыгнул на Охотный ряд. Когда проносился мимо здания Госдумы, открыл окно, высунулся из него на полкорпуса и заорал:
– Депутаты – козлы!!!
То, что случилось дальше, в новостях рассказывали со страшными подробностями. «Автомобиль Ferrari Daytona, управляемый 24-летним музыкантом Святославом Южным, известным под псевдонимом Бриллиант, вылетел с полосы движения и врезался в обстановку общественного транспорта. В результате аварии погибла девушка 18-ти лет. Ведется расследование обстоятельств произошедшего».
Когда Слава пришел в себя в больнице, рядом стоял Бутик и смотрел на него с таким выражением, словно его любимый и единственный клиент уже умер. И это не больничная палата в элитной клинике на окраине столицы, куда его привезли подальше от вездесущих папарацци и блогеров, а морг.
Закончив с домашними делами, когда дрова в печи снова весело потрескивали, шипя душистой смолой (Слава не ожидал, приехав сюда, что ему этот запах очень понравится и станет одним из самых любимых, скрашивая серые дни), музыкант налил воды в электрический самовар, включил его. У него есть и дровяной, но остался в сарае. Не разжигать же его в доме, для него ведь специальный дымоход нужен. Он в печи есть, только Слава еще не разобрался, как соединить А и В.
Пока вода принялась шуметь, музыкант взял кота и положил на колени. Сатурн, разнежившись, принялся урчать, зажмурив большие желтые глаза. Гроза мышей и птиц, этот зверь теперь казался совершенно безобидным домашним котиком. Но стоило его выпустить наружу, как превращался в хищника с острым зрением и слухом. Слава сам видел, как Сатурн долго выслеживал какую-то пигалицу, а затем совершил прыжок метра на полтора. Правда, только лапой задел её по крылу – той удалось улететь.
Слушая кошачье мурчанье и шумящий самовар, тиканье ходиков, музыкант снова погрузился в воспоминания.
***
Нанятый Бутиком адвокат и впрямь оказался очень пронырливым и с большими связями. Он добился того, что музыканта прямо из больничной палаты не отвезли в следственный изолятор, а позволили остаться в клинике, а позже, когда тому полегче стало, – под домашним арестом. Поскольку делать дома без привычной сутолоки друзей и прихлебателей, постоянных телефонных звонков и переписки в сети было нечего, а о вдохновении и речь не шла, Слава принялся пить.
Каждый день, вставая с жуткой головной болью после предыдущей ночи, он опохмелялся. Дальше больше. Сначала рюмашка, потом вторая, и вот уже к вечеру он опять вдрабадан, и по квартире в элитном доме гремят басы его любимых исполнителей. Конечно, иностранных. Американских прежде всего. Слава принципиально русских не слушал, чтобы не стырить ненароком у какого-нибудь коллеги пару свежих музыкальных идей или текстов. Английский же музыкант практически не знал, а слушал, чтобы проникнуться атмосферой, заложенными в ритм и тембр эмоциями.
Адвокат приходил, задавал какие-то вопросы, подсовывал какие-то документы. Глядя на них мутным взглядом, Слава переводил его на Бутика. Мол, подписывать? Менеджер согласно кивал головой. Музыкант ставил закорючку, потом возвращался к пьянке. Одно его радовало: прежде приставучий менеджер теперь не умолял прекратить пить. Когда же Слава заливался по самые глаза, попросту уходил куда-то.
Расследование автокатастрофы, повлекшее гибель 18-летней студентки, завершилось через четыре месяца. За это время Слава почти окончательно спился. Он сильно похудел, потому что не закусывал почти. От него прежнего, с хорошо прокаченной фигурой, которую он любил выставлять в Instagram, раздеваясь до пояса или оставаясь в одних плавках (это особенно обожали его поклонники, оставляя под такими постами десятки тысяч лайков и возбужденно-радостных комментов), остались только кожа да кости. Глаза провалились, под ними образовались темные круги.
Однажды глянув в зеркало, Слава шарахнулся в испуге: показалось, на него зомбак посмотрел. Зеркало сразу получило пепельницей в табло и рассыпалось.
Всё закончилось как-то внезапно. Приехали адвокат с Бутиком, и менеджер сказал:
– Твоё уголовное дело закрыто. Не спрашивай, как. Но тебе придётся на несколько лет уехать подальше.
– О, норм! – пьяно осклабился Слава. – Всегда хотел в Таиланд, там тёлки классные! Лишь бы на ледибоя, – он усмехнулся, – не нарваться!
– Простите, но выезд за границу вам запрещен, – сказал адвокат.
– С хера ли? – нахмурился музыкант.
– Таково решение суда, – невозмутимо ответил защитник. – Вы не можете покидать пределы Российской Федерации.
– Так мне условку впаяли, я не понял? – мотнул грязной головой музыкант.
– Нет, не условное наказание. Но вам нужно уехать. Как можно дальше. Туда, где вас никто не знает и не будут искать.
– Бутик, чё за фигня? – спросил музыкант у менеджера.
– Так нужно, Славик, ради твоего же блага, – ответил тот. – Вставай, нас внизу машина ждет. Твои вещи я привезу потом, теперь надо поскорее уезжать.
Музыкант сначала хотел возмутиться. Что за спешка такая? Если уголовное дело закрыто, то зачем сваливать? Но вместо этого опрокинул в рот бутылку коньяка, допил остатки, а посуду швырнул куда-то не глядя. Судя по звону осколков, разбилась.
Через полчаса машина несла их в аэропорт. По дороге музыкант вырубился, а когда очнулся, то сначала не понял, почему в уши словно ваты напихали и отчего всё гудит вокруг. Продрал глаза и понял: летит в самолёте. Глянул в иллюминатор – там ночь. Рядом сидел Бутик. Увидев, что музыкант проснулся, он подозвал официантку и что-то ей нашептал. Та вскоре вернулась с подносом. Славе принесли пол-литра бурбона. Он радостно его ухватил и принялся выливать в себя содержимое, пока не отрубился.
В следующий раз он пришел в себя только здесь, в этом доме. И сначала, терзаемый жутким похмельем, не мог понять, как вообще тут очутился. А главное – что за место такое? Выглянул в окно – снег кругом, куда ни глянь, а за ним – черная стена леса. Обнаружил рядом бидон с водой. Выпил его и опять провалился в забытьё.
Ему снился Бутик, который летал над головой, напоминая разноцветного попугая, лыбился фарфоровыми зубами, размахивал руками-крыльями и приговаривал: «Бриллиант дуррак! Он всё просрррал!» и при этом мерзко хихикал.
То ли чудо, то ли правда есть Бог на свете, и это действительно он помог им добраться до Ледогорска, но факт остаётся фактом. Через несколько часов осторожной, а порой почти наощупь из-за снежного бурана, буквально по наитию езды по автомагистрали маленькая колонна из старенькой «Волги ГАЗ-31» и новенькой Nissan Micra прибыла в городок.
Стояла глубокая ночь, и снегопад, словно сам постепенно погружаясь в сон, вроде стал поменьше. По крайней мере, ветер больше не швырял в лобовое стекло снежинки густыми охапками, из-за чего несчастные «дворники» не успевали его разбрасывать. Но теперь стало полегче, поспокойнее. Даша остановила автомобиль священника возле какого-то круглосуточного магазина.
Сама не знала зачем. Подумала, что, может, батюшке захочется выпить после такого опасного рейда? Он ведь наверняка снова продрог в холодной иномарке. Так и вышло: едва отец Серафим с трудом выбрался из крошечной машины, как принялся приседать и прихлопывать себя руками. «Продрог до костей», – догадалась Даша и сказала ему участливо:
– Батюшка, вам бы теперь граммов двести водки.
Закончив вынужденную разминку, священник широко улыбнулся.
– Ты мне что предлагаешь, дочь моя? Остограммиться в Рождественский пост? Ай-я-я-яй, как нехорошо, – и ещё пальцем покачал.
– Так я ведь… чтобы согреться… – растерянно и почувствовав себя виноватой, ответила Даша, опустив глаза.
– Да знаю, знаю, – добродушно ответил священник. – Так, где это мы? Ага, улица Берёзовая. Вот и магазин. Только нам с тобой, милая, нужно в другую часть города. Там у меня живет знакомый, у него своя автомастерская в гараже.
– Так ведь ночь на дворе, – ответила Даша.
– Это ничего, – сказал отец Серафим. – Он бывший запойный алкоголик. Я помог ему вырваться из дьявольских когтей. Теперь по ночам бессонницей страдает, да и машины лечит. Как утро настаёт, идёт спать до вечера. Давай, поехали. Садись, – и священник объяснил, куда ехать. Тут и правда было недалеко: Ледогорск-то городишко маленький, всего тысяч двадцать человек проживает.
Они добрались до места. Обычная сельская улица. Деревянные и кирпичные дома под шиферными или современными металлическими крышами. Собаки облаяли было маленькую колонну, но когда отец Серафим вышел, дружно замолчали, признав своего. «По запаху, что ли?», – подумала Даша.
Священник сказал ей подождать, а сам через калитку прошел к одноэтажному домику. Вскоре вернулся с плотным мужчиной лет сорока пяти. Тот был с покрасневшими глазами, одет в заляпанный масляными пятнами ватник, старые штаны и калоши. Пробормотал что-то в ответ на приветствие и помог священнику затолкать автомобиль Даши в каменный гараж, стоящий возле дома.
– Пойдем, чайку попьём, – сказал батюшка. – Заодно узнаешь кое-что интересное о своем интересном человеке, который из Москвы приехал.
«Надо же, не забыл, а?!» – опять удивилась Даша. Священник был ну просто кладезь с неожиданностями. То помог ей с машиной, рискуя в ней заледенеть. То разобрался с пьяными дальнобойщиками. Теперь вот снова руку помощи протягивает с ремонтом, да обещал что-то рассказать. «Чудеса, да и только!» – решила девушка и поспешила за отцом Серафимом.
Войдя в дом, они в холодных сенях отряхнули снег, сняли верхнюю одежду, зашли в дом. Здесь было очень тепло, жар исходил от протянутых по стенам толстых металлических труб – системы отопления, как догадалась фотограф. Она прежде такой не видела, у них в квартире были трубы тоненькие, спрятанные в стенах, а ещё – система «теплый пол» и плоские батареи. Потому удивленно всё теперь осматривала.
Хозяин пригласил их на кухню, молча включил электрический чайник. Достал чашки, сушки и варенье. Поставил всё, кивнул священнику молча и пробасил: «Я работать». Ушёл.
– Ничего, он завсегда так, – заметил отец Серафим. – Если не станет с железками ковыряться, затоскует. Пить опять примется. Без работы ему никак нельзя.
Они, когда чайник закипел, помогли себе сами. Даше было интересно, надолго ли они в этом доме зависли. Но постеснялась. Священник же, поправив наперстный крест, будто снова прочитал мысли девушки:
– Он сейчас посмотрит, придёт и скажет, что да как, сколько по времени. Послушай, милая, а деньги-то есть у тебя?
– Да, конечно!
– Вот и хорошо. А то здесь многие пытаются с Ростиславом. Кстати, друга моего Ростислав зовут, ну или просто Ростя. Только ты его так не зови, пока не привык. Обидится. Да, о чем я? А! пытаются с ним водкой расплатиться. Но ему же нельзя, сама понимаешь. Вот всем в округе и говорю неустанно: алкоголь Ростиславу не приносить! Иначе останетесь без единственного автомастера на всю округу! Сами его погубите, придётся возить машины в областной центр. А это – далеко, на эвакуаторе сплошное разорение!
Священник, рассказав о своем подопечном, принялся с удовольствием поглощать чай одну чашку за другой. Из чего Даша сделала вывод, что батюшка большой любитель этого напитка. И сластёна к тому же: варенье с сушками уплетал за милую душу, несмотря на Рождественский пост.
– Не смотри на меня так, – усмехнулся священник. – Оно постное, можно мне. Так вот. Твой секретный человек, к которому ты приехала. Знаю о нем. Слыхал. Музыкант бывший. К нам из столицы новости не сразу доходят. То есть у кого интернет, до тех мигом. Но ведь сначала понять надо, что было на самом-то деле. Мало ли, кто чего сказал или написал. Тут, на Севере, простой болтовне не слишком верят. В общем, прознали: поселился в этих краях некий человек. Зовут его Брильянт, что ли.
До деревеньки с фэнтезийным названием Поземье добирались ещё около часа. То и дело отец Серафим сосредоточенно крутил баранку своей «Волги», и та покряхтывала, объезжая сугробы. Наконец, машина остановилась, священник вышел и размашисто перекрестился: «Слава тебе, Господи, добрались!»
Даша осмотрелась: они оказались на широкой улочке, едва освещенной парой фонарей, чей свет едва пробивался через снег. Была она всего домов тридцать примерно, и здание, к которому направился священник, ничем особенным не выделялось. Обычный деревенский дом из брёвен с маленькими подслеповатым окошками, которые к тому же причудливо украсил узорами мороз.
Внутри их ожидала супруга священника Антонина Тимофеевна. Увидев супруга, она досадливо покачала головой. В её взгляде не было злости или осуждения. Скорее, досада.
– Прости, матушка, – ответил на этот взор отец Серафим, – телефон разрядился на морозе. Зато посмотри, какую гостью я к нам привел. Знакомься: Дарья, фотограф из Москвы. Прибыла к нам снимать затворника нашего.
– Здравствуйте, – улыбнулась жена священника. Оказалась она, как Даша её себе и представляла, женщиной полноватой, с добрым круглым лицом. Волосы аккуратно уложены в длинную русую косу, что тянулась почти до пояса.
Поздоровались, познакомились. Уселись за стол ужинать. Священник рассказал, с какими приключениями они добирались домой. Только эпизод с дальнобойщиками оставил в прошлом. Не захотел, видимо, матушку Антонину расстраивать. Даша оценила этот поступок. Правильно: если бы её молодой человек (будь он в принципе) стал рассказывать, как с кем-то подрался, ей бы не понравилось. Даже при условии, что победил. Это мужчинам друг перед другом нравится хвастаться своими битвами. Но здесь таковых, кроме отца Серафима, не было.
– Так вы, значит, задумали затворника сфотографировать? – спросила с улыбкой Антонина.
– Да, есть у меня такая идея, – ответила Даша.
– Ох, нелегко вам придётся, – сказала матушка.
– Почему? Что, кто-то раньше приезжал? – оживилась девушка.
– Конечно. До вас было несколько человек. Правда, ни одной женщины. Мужчины все. С рюкзаками, фотоаппаратами и даже видеокамерами. Но ни одному не удалось даже приблизиться к дому того человека.
– Его Бриллиантом зовут.
– Бриллиантом? Что за имя такое странное.
– Я тебе потом, матушка, расскажу, – заметил отец Серафим.
– А, ну хорошо. Да, ни один не добрался. Вы, верно, спросите, почему? Так я отвечу. Туда есть две дороги. По одной можно проехать на машине даже. То есть попробовать, а уж добраться вряд ли. Что ни дождь – её размывает сразу. Да и местные там иногда ездят. На тракторах. Колеи потому очень глубокие. Там неподалёку лесопилка, вот и проложили путь. Но от неё до дома Бриллианта этого ещё километров пять. Вторая дорога короткая. Не дорога, тропинка скорее. По ней он, кстати, к нам в Поземье и приходит, человек тот. Так вот она через лес идет, потом через болото. Ганюшкина гать называется.
– Странное название, – сказала Даша, ощущая, словно холодным ветром под одежду подуло.
– А у нас тут лет двести тому назад отшельник жил, монах. Исаакием звали. Вот за тем болотом и была у него келья в лесу. Неподалеку от того места, где нынче затворник тот живет, музыкант ваш московский, – ответила матушка Антонина. – Фамилия его была Ганюшкин. Он и принялся дорогу из бревен сооружать. Гатить, то бишь. Да не успел, помер. Ну, а потом уж никому не надо стало. Название одно и осталось. Ну, дорога сгнила. Болото же.
– Да, страшное место, гиблое, это гать, – поддакнул священник. – Со временем и всё болото так называть стали. Там народу сгинуло много. И животных, диких и домашних. Вот смотришь: вроде снег, поле. Летом – зелено всё, травка. А наступишь – и провалишься в бездну чёрную. Затянет, не выбраться. Мы знаем, туда не ходим. И скотину стараемся не пускать. Пропадёт иначе-то.
– Как же он туда ходит? – спросила Даша, испытывая мистический ужас перед болотом. Она только слышала о них, но видела только в кино и по телевизору.
– Тот музыкант, что ли? Так ему, видимо, кто-то рассказал про тропинку, – ответил священник.
– Короче говоря, никто так и не добрался. Которые приезжали, им через болото путь заказан был. Мы тут люди приветливые, но они же все грубые, деньги совали прямо в лицо. Покажи, мол, как Бриллианта найти. Нельзя так. С людьми вежливо надо, обходительно. Ты нас спроси о семье, про здоровье. Поговори уважительно. Так мы тебе и бесплатно покажем. А эти, прости, Господи, купюры суют. Нехорошо, – заметила матушка Антонина.
– А вы мне тропинку ту покажете? Мне очень надо, правда, – стараясь быть ласковой кошечкой, промурлыкала Даша.
– Хорошо, – улыбнулась жена священника, поняв маленькую хитрость юной гостьи. – Завтра поутру пойдем с тобой. Весь путь не пройду с тобой, далеко. Да и хозяйством. Но дорогу обскажу подробно, не заблудишься.
Поужинали, затем легли спать. Даша заснула в маленькой комнатке, которую ей отвели, как ребенок. Стоило закрыть глаза, и всё. Проснулась утром от ласкового шёпота матушки Антонины.
– Вставай, Дарья, пора в путь. Кто рано встаёт, тому Господь подаёт, – сказала.
Умывшись и позавтракав, они выдвинулись в дорогу.
Пробираясь по глубокому снегу, который ей местами доходил до пояса, из-за чего она изрядно промокла и продрогла (благо еще не было ветра и крепкого мороза, как в прошлую метель), Даша вдруг подумала, что фотограф из нее на самом деле никудышный. Ведь если окинуть окрестности профессиональным взором, то сколько невероятной красоты можно заметить вокруг! Как снег серебрится на солнце, укрывая землю пушистым мягким одеялом. Оно лишь кажется холодным и равнодушным, а на самом деле без него почва промерзла бы так сильно, что по весне здесь ничего не выросло бы. А ведь наверняка это огромное поле, через которое теперь пытается пройти она, Даша, с приходом тепла покрывается разнотравьем!
Или вот лес. Пока она шла через него, пусть и не такой густой и страшный, в какие красивые наряды облачились сосны и ели, берёзы и клёны! А еще она видела алые гроздья рябины, над которыми трудились два снегиря. Она впервые видела их вживую и была в полном восторге! Но даже не подумала доставать фотоаппарат, висящий позади в сумке, перекинутой через плечо. Или могущественное болото Ганюшкина гать, которое таит в себе столько мрачных секретов. Разве его можно было не запечатлеть?
«Наверное, да, – остановившись и переводя дыхание, – подумала Даша. – Я портретист, это главное». И, упрямо отправившись далее, вспомнила, что это для большинства людей фотограф – «человек с фотоаппаратом». Раз умеет кнопочку нажимать, то больше ничего не нужно. Тем более техника нынче сама всё сделает. «Выставляешь автоматический режим, и готово», – как советовал один суперпопулярный блогер. Правда, на его «шедевры» без слёз смотреть невозможно. Но подписчики пищали от восторгов.
«На самом деле, – думала Даша, стараясь отвлечь себя от грустных мыслей о том, что она может посреди этой заснеженной целины окончательно замёрзнуть и простудиться, – у каждого фотографа своя дорога. Как у художника. Есть те, кто прекрасно снимает свадьбы, юбилеи, домашние праздники. Близко к ним – репортажники, умеющие выхватывать из потока событий самое интересное. Всего несколько кадров, лучших, и у тебя при взгляде на них ощущение того, как было там. Есть пейзажисты, которые обожают природу. А среди них особая категория – те, кто фотографирует животных и способен двое суток просидеть по шею в озере, чтобы увидеть, как розовый фламинго ловит рыбку на закате. Ну, а я – портретист. Причем не постановочный».
Последним качеством Даша гордилась особенно. Она терпеть не могла заставлять людей как-то по-особенному одеваться, занимать позы и принимать выражение лица, устанавливать свет, – словом, делать всё, чтобы потом оставалось только «кнопочку нажать». Наоборот! Ей всегда нравилось ловить мгновение. Взгляд, мимику, жест, движение. Порой они говорили о человеке больше, чем он мог рассказать о себе сам. Иногда раскрывали такие детали, о которых никто даже и не догадывался. Это было поразительно, восхитительно порой и иногда пугало даже, заставляло крепко задуматься.
Пока рассуждала, Даша добралась до невысокого деревянного забора. Он ограждал довольно большой, в пару десятков соток, участок земли. На них возвышались небольшой деревянный дом, рядом с ним стоял сарай. Все выглядело довольно крепким, не слишком старым. Неподалеку во дворе девушка заметила колодец. На снегу около сарая лежали неубранные щепки, что говорило об одном: хозяин недавно колол дрова. Вдалеке, на окраине участка, возвышалось строение типа «сортир», но дорожка к нему была занесена снегом. «Значит, в доме есть туалет», – догадалась Даша.
И что дальше? Калитка была заперта, причем не на простенькую щеколду, как у отца Серафима, например. А на замок. Навесной, прочный. Девушка подумала, что надо бы позвать хозяина. Только что она ему скажет? «Здравствуйте, я приехала к вам из Москвы, чтобы сфотографировать?» Это нелепо: пошлет подальше, не задумавшись. Даша растерялась. Но чтобы не впадать в панику, достала из сумки фотоаппарат и сделала несколько снимков на широкоугольный объектив. Не удержавшись, встала к дому спиной и запечатлела огромное заснеженное пространство, через которое перебралась. «Потом эту серию фотографий можно будет склеить в шикарную панораму», – подумала.
Сменила широкоугольник на телевик – объектив с большим, 75-300 мм, фокусным расстоянием, дающим возможность многократно приближать объекты. Принялась водить по двору, по окнам домика. Внутри горел желтый свет, но разглядеть детали было невозможно: мороз так сильно раскрасил стёкла узорами. «Жаль, что здесь не стеклопакеты, – подумала Даша. – На них узоров не бывает, только бисерины конденсата». Однажды дома, проснувшись, она увидела, как крупные капли стекают по оконному стеклу. Их тоже сфотографировала. Показалось красивым, как они, будто бриллианты, сверкают на утреннем солнце. «А этот «бриллиант», – вспомнила о цели своего путешествия, – кажется, сегодня из дома не выйдет. И что мне делать? Возвращаться. Блин, как же я продрогла!»
Оставалось три варианта: уходить прямо сейчас, поскольку еще пара часов на морозе, и она точно станет пациенткой отделения женской урологии. Оставаться и подождать еще немного в надежде на судьбу, которая не всегда злодейка, а порой даже очень милая и добрая барышня. Наконец, постараться докричаться до Бриллианта. Даша, глубоко вздохнув, выбрала второе. «Еще полчасика, а потом решу», – кивнула упрямо головой. Навела объектив на входную дверь и принялась ждать.
Время с этого момента потянулось очень медленно. Минуты растягивались в часы, и девушка каждой клеточкой своего тела ощущала, как холод постепенно захватывает ее. Он пробирался через те места, которые больше всего пострадали от снега. Это была область живота и поясницы, куда белая холодная «вата» набивалась во время хождения. И еще бёдра и колени, поскольку снег норовил забраться под валенки. Когда Даша двигалась, согреваясь, это было не так заметно. А теперь чувствовала, насколько промокла: до нижнего белья. Да еще вспотела сильно, и теперь казалось, будто тело покрывается тонкой ледяной корочкой.
Даша плакала от обиды. Из-за того, что ей пришлось несколько километров пройти по снежной целине, через смертельно опасное болото, и всё ради того, чтобы лишиться фотоаппарата! Она в этот момент ненавидела музыканта. А он, глядя на ее слезы, растерянно смотрел и не знал, что ему делать, как быть. Ох, мужчины! Как девушек доводить до такого состояния, – в этом им нет равных! Но большинство, увидев мокрые женские глаза, превращаются в напуганных маленьких мальчиков!
В тот момент, конечно, Даша так не думала. Просто ревела, утирая слёзы, для чего пришлось даже снять варежку. На таком морозе, уже поняла, если сразу не смахнуть влагу с лица, она превратится в ледяную корочку, об которую запросто можно поцарапаться. Вот и усердно убирала ее, не зная, как дальше быть. Вернее, возвращаться конечно. Что ей тут еще делать. «Но я провалила задание!» – эта мысль Дашу добила окончательно. Плюхнувшись на попу прямо в снег, она совсем расстроилась и разрыдалась в голос.
Слава некоторое время стоял и молча смотрел. Но потом вдруг наклонился, просунул одну руку девушке под колени, второй обхватил за талию. Поднял, как пушинку, да и потащил в свой дом. Фотограф была такая расстроенная и уставшая, что даже сопротивляться не стала. Больше того: положила ему голову на плечо, словно маленькое раненное животное, которое ничего не боится больше – сил у него не осталось. Можно теперь только довериться своему то ли спасителю, то ли похитителю.
Музыкант пронес Дашу все расстояние до своего дома. Не выпуская, раскрыл дверь, прошел через прихожую (тут ее называют сенями), а потом бережно усадил на табурет рядом с входной дверью, поставив ноги на небольшой половичок. Гостья откинулась на стену и закрыла глаза. «Будь что будет», – подумала. От усталости и пережитого расстройства на нее накатило безразличие. Не совсем полностью, конечно. «Если станет приставать, дам ему по наглой морде», – решила она. Понимая, впрочем, что силёнок-то не хватит, если что, совладать с таким парнем. Он, Слава, показался ей сначала тщедушным, а теперь, когда пронес столько и не запыхался даже, показал свою силу.
Пока Даша отдыхала, музыкант бережно стянул с нее валенки. Затем теплые шерстяные носки, после тонкие хлопчатобумажные носочки. Всё это было мокрое, пропитанное растаявшим снегом. Затем вдруг взял под мышки и заставил подняться. Девушка возмущенно раскрыла глаза в тот самый момент, когда молодые люди оказались напротив друг друга. Очень близко. Только смотреть на него пришлось снизу, – Слава был на полголовы выше. Их взгляды встретились. Фотограф изучала его зеркала души, он – ее. «А они у него красивые, – подумала. – С длинными пушистыми ресницами, выдают человека умного и доброго. Интересно, что он думает обо мне?»
Пауза продлилась несколько секунд. Они стояли и смотрели, словно заворожённые, а потом Слава, смущенно отведя взгляд, сказал:
– Снимите, пожалуйста, верхнюю одежду. Вам нужно переодеться, иначе простынете.
Отвернулся.
Первым желанием Даши, когда он сказал это всё, было возмутиться. Послать его подальше. Как так? Разбил ее любимый фотоаппарат, а теперь еще заставляет раздеваться перед ним?! Но тут же вспомнила, как вежливо Слава произнес свои слова. То был не приказ, а просьба. Причем на «вы», хотя при первой встрече он фотографу злобно «тыкал». «Ладно, посмотрим, что ты сделаешь дальше, Бриллиант!» – подумала Даша и стянула с себя полушубок, ватные штаны, свитер, оставшись в спортивных брюках и футболке. Всё было и здесь влажное: штанины промокли от снега до колен, футболка пропиталась потом.
Она стояла в одном нижнем белье, поёживаясь от прохлады, хотя в доме и было жарко натоплено, в печи весело потрескивали дрова, от нее исходил густой жар. Но все равно не по себе.
– Я… не могу… дальше раздеваться, – выговорила, смутившись, прямо как хозяин дома.
– Ох, – спохватившись, сказал он. – Простите! Я сейчас! – метнулся к шкафу, достал оттуда какие-то вещи, полотенце, положил все это рядом с девушкой на другой табурет, а сам выскочил в сени. Прозвучали шаги, закрылась дверь. «Элвис покинул здание», – улыбнулась Даша, вспомнив старую присказку. Ее придумали для поклонников короля рок-н-ролла, поскольку многие даже по окончании концертов не желали расходиться. Окружали здание со всех сторон и ждали, когда их кумир появится. Но выходил человек, произносил заклинание, и народ разочарованно разбредался.
Даша посмотрела, что Слава ей приготовил. Ага, подойдет. Там были футболка, спортивный костюм, новенькие носки и мягкие слипоны. «Puma» – значилось на вещах. «Ого, фирменные», – подумала фотограф и принялась переодеваться, сначала тщательно вытираясь полотенцем. Хорошо, дезодорант с собой не забыла прихватить. Вот он, в сумке с фототехникой. Заглянула туда, достала вещицу. Как же пусто внутри! Нет любимого фотика… Снова чуть не расплакалась, пришлось себя сдержать.
Облачилась, уселась на табурет и стала думать, что дальше делать. «Обсохну, да и обратно пойду», – решила. Но, посмотрев на часы, свои любимые беленькие Galaxy Watch Classic, поняла, что ей вернуться сегодня не судьба. Стрелки показывали второй час. Не заметила даже, сколько потратила, пока сюда добиралась! Думала, часа полтора, а вышло целых три, даже чуточку больше. Пока соберется, пока обратно пойдет, возле деревни окажется в полной темноте. Болото в таких условиях переходить очень опасно.
Да и куда она отравится, если валенки мокрые, полушубок тоже вон пропитался влагой, ватные штаны еще хуже. Даша глубоко вздохнула и окончательно расстроилась. Ну что ж за день-то за такой!..
Они сидели в комнате и пили чай из самовара, который после того, как вода в нем вскипела, ещё долго фырчал и потрескивал остывающим металлом. Да водичка из носика капала на маленькое блюдце, специально оставленное для этого.
Даше стало тепло и уютно. Она хорошенько согрелась, даже жарко стало. Стянула куртку спортивного костюма, оставшись в футболке. Выглядела она теперь по-домашнему, но почему-то хозяина дома совершенно не стеснялась, хотя прежде ни один мужчина не наблюдал её в таком виде. Больше того: хотя Даша и усиленно делала при общении с людьми вид, что она человек опытный, на самом деле была в интимном смысле невинной девушкой. Ни разу не встречалась ни с одним парнем, даже не целовалась.
Вообще таких, как она, принято называть домашними девочками. Отчасти Даша такой и была. Стеснительной, робкой, любила читать книжки и смотреть кино. Особенно всё, что касалось фотографирования. Но до конца школы не снимала людей или делала это издалека, чтобы те не замечали. Боялась подойти и попросить сфотографировать. Потому, когда поступила в МГУ на факультет искусств, твёрдо решила менять свой характер. Или же ей придётся ограничиться лишь теми снимками, которые можно сделать с помощью длиннофокусного, то есть с многократным оптическим приближением, объектива. А это не всегда возможно и порой совсем нехорошо.
Чтобы измениться, Даша принялась посещать разные общественные мероприятия. Снимала концерты, выставки, митинги даже. Старалась забраться в самую гущу событий, чтобы набраться смелости. Сначала было очень страшно. От любого косого взгляда или грубого слова расстраивалась, но ночам ревела в подушку. Но постепенно характер приобрёл нужную степень защиты. Чужие грубости перестали особенно волновать. И хотя по-прежнему могли расстроить, но уже не до слёз.
Сегодняшний случай, когда Слава разбил её фотоаппарат стоимостью больше ста тысяч рублей, которые она долго копила, стал исключением.
Но теперь Даша почему-то чувствовала себя уютно. Хотя рядом с ней сидел человек, обвиняемый в убийстве.
– Вы папарацци? Кто вас прислал? – спросил музыкант, когда они принялись пить ароматный чай с мятой.
– Нет, я фотограф. Вольный стрелок, – ответила Даша. – Меня никто не присылал. Просто я хочу получить работу в одном международном издательстве. Они предложили принести им какой-нибудь особенный проект. Я выбрала вас.
– Меня? – удивился музыкант. – С какой такой радости? Сижу тут, никого не трогаю, починяю примус, – усмехнулся он.
– Сама не знаю. Я решила, работодателю это будет интересно. Вы же так внезапно пропали с радаров, всем хочется знать, как теперь живет Бриллиант.
– Можно вас попросить?
– О чем?
– Не называйте меня больше так, пожалуйста, – сказал музыкант.
– Ой… а как тогда? – удивилась Даша. – И почему?
– С моим прошлым покончено. Я больше не хочу о нем вспоминать. И там же, в прошлом, пусть останется тот дурацкий псевдоним. Хорошо?
– Ладно. А как же вас звать? Святослав?
– Да, или можно просто Слава. Так меня зовет мама. Правда, мы уже с ней давно не виделись, – музыкант вздохнул.
– Хорошо, Слава. Может, тогда перейдем на «ты»? – спросила Даша, окончательно набравшись смелости.
Музыкант улыбнулся, обнажив красивые белые зубы.
– Отлично. А я вас Дарья?
– Можно Даша.
– Очень приятно. Ну, за знакомство, Даша, – Слава поднял бокал с чаем, и они шутливо чокнулись. – А все-таки невежливо вот так врываться в частную жизнь, – заметил он назидательно. Как педагог, чей воспитанник нарушил дисциплину.
– Я понимаю, – согласилась девушка. – Просто… никогда не думала, что стану так делать. И тем более не знала, можно подойти, пообщаться или нет. А ты, между прочим, укокошил мой любимый фотоаппарат! Знаешь, сколько он стоит?
– Прости, пожалуйста, – сказал Слава. – Сколько?
– Canon EOS 5D Mark IV, который ты уничтожил, обошелся мне в 155 тысяч рублей плюс объектив 52 тысячи! Вот!
Слава ничего не ответил. Молча поставил бокал на стол. Поднялся и вышел, поскрипывая половицами, в другую комнату. Насколько Даша смогла догадаться, там была крошечная спаленка. Парень вернулся оттуда через пару минут, неся в руках пачку банкнот, примерно сантиметр толщиной, перетянутую банковской лентой. Положил на стол и пододвинул Даше.
– Вот, это тебе.
Девушка смутилась.
– Это… зачем? Там же… Боже!
– Возмещение материального вреда и морального тоже.
– Ты просто так отдаёшь мне полмиллиона рублей? Но это намного больше, чем…
– Бери, это уже не важно, – серьёзно, без улыбки, сказал Слава. – Мне они здесь всё равно ни к чему в таких количествах. Жизнь я веду теперь простую, а тебе деньги нужны. Ведь работы же нет, верно?
– Ну, я делаю разные проекты, – стушевалась девушка, отводя взгляд. Опустила его на деньги, а взять по-прежнему не решалась.
– Проекты – это хорошо, но ведь нестабильно, да? – улыбнулся хозяин дома.
Даша только кивнула в ответ.
Ужин был вкусный. Слава расстарался ради гостьи. Отварил картошку, нарезал купленной у местных солёной рыбки, покрошил туда лучку репчатого, полил маслицем подсолнечным. Вечер удался на славу. Даше показалось, что она в жизни ничего вкуснее не ела. Ей даже захотелось стопочку водки. Но у хозяина дома не оказалось ничего алкогольного. «Я завязал», – коротко пояснил он.
Затем постелил Даше в маленькой комнатке, а сам разместился в большой. Кот Сатурн пришел ночью к девушке. Улегся под бочок и всю ночь согревал своим теплом. Хотя внутри и так было жарко. Перед тем как лечь спать, Слава положил ещё несколько дров в печь, а потом вставал и проверял, хорошо ли горят. Заодно следил, чтобы они не угорели.
Поутру, после сытного завтрака домашней сметаной и блинчиками, они отправились в деревню. Пока Слава ждал на улице, Даша быстренько сбегала домой к отцу Серафиму, сообщила ему и матушке, что с ней всё в порядке. Попросила священника добросить их до Ледогорска. Тот согласился, а уже оттуда они с музыкантом доехали на такси до областного центра.
Там Даша потратила почти половину из тех денег, которые ей дал Слава в качестве моральной компенсации. На них были куплены фотоаппарат и объектив. Затем вернулись обратно, причем такси их довезло до самого Поземья. Благо снегопада не было, грейдеры прошлись, путь был свободен. Правда, пришлось выложить почти пять тысяч за поездку, но зато быстро вернулись.
Вечером они уже снова сидели в большой комнате и пили чай. Причем Даша принялась жарить блинчики из продуктов, купленных в Ледогорске. Слава это время тщательно брился и переодевался – готовился к первой «фотосессии», как назвал это мероприятие. Хотя девушка лишь улыбнулась над этим словом. Какая уж «фотосессия» в таких-то условиях! Ни света нормального, ни интерьера. Всё такое… «Деревенское?» – подсказал Слава. Даша кивнула.
Потом пили чай с блинчиками и вишневым вареньем, а музыкант рассказывал, как начинал свою карьеру. Все было просто: пока родители много и упорно трудились, их сын был предоставлен сам себе. Вот и увлекся западной музыкой. Слушал её, пробовал подражать исполнителям. В какой-то момент наловчился быстро произносить рифмованные тексты. Стал сам сочинять. К концу школы уже был если не продвинутым музыкантом, то близок к этому.
Но мать с отцом хотели видеть сына юристом, успешным адвокатом. Заставили поступить в университет. Промучившись год, он бросил учебу и занялся музыкальной карьерой. Его тексты понравились одному продюсеру, тот вложился в раскрутку молодого таланта, а дальше пошло-поехало. Пока Слава рассказывал, Даша настроила новый фотоаппарат. Достала его и принялась снимать.
Слава остановился, принял позу, застыл.
– Ты чего делаешь? – улыбнулась Даша.
– Как? Ты же фоткаешь.
– Расслабься. Ты не памятник. Чего замер?
– Ну… чтобы рот кривой не вышел на фото. Или глаз. Или поза дурацкая, – пояснил музыкант.
– Не волнуйся. Я плохие снимки удаляю, не храню. Отбираю лучшие.
– Говори тогда, как сесть, куда голову повернуть.
– Никак не надо. Делай, как привык. Будь собой, естественным, – сказала Даша.
Но Слава напрягся. Девушка часто такое замечала: люди, стоит на них объектив направить, деревенеют.
– Расслабься, пожалуйста. Что ты там рассказывал о продюсере?
– Ну… он… хороший человек. Был.
– Почему был?
– Потому что умер. Тромб оторвался. Мы с ним проработали два года, он мне помог стать звездой, а однажды позвонили и сообщили, что всё. Нет его больше.
– И что же было дальше?
Но Слава, пока рассказывал, всё равно был чрезмерно зажат. Потому лицо на фото получалось скованным, неестественным. Даша и так заходила, и так. Всё равно. «Стоит статуя в лучах заката, совсем без… в руках – лопата», – вспомнила вдруг пошлый стишок и хмыкнула.
– Что? Что такое? Крошка прилипла, да? – всполошился Слава. Принялся лицо протирать салфеткой.
Даша взяла, да и рассказала ему стишок.
Музыкант сначала удивленно на неё глянул. Такая милая девушка, интеллигентка, а подобное слышать из её уст! Но улыбнулся. В этот момент Даша сделала кадр.
– И откуда вы, Дарья, только это знаете, – немного укоризненно сказал ей.
– Так это из анекдота. Однокурсник рассказал, я запомнила.
– Какой?
– Про Петьку и Василия Ивановича. Петька приходит и говорит, что стих сочинил. Тот самый. Ну, командир ему: надо, мол, что-то другое вместо плохого слова. Петька вернулся и говорит: «Стоит статуя в лучах рассвета, а вместо …. торчит газета». Потом были варианты «в лучах заката» и «граната», а в итоге, когда Василий Иванович потребовал без того органа, Петька сократил: «Стоит статуя совсем без…»
Слава расхохотался. Его лицо перестало быть деревянным. Оно излучало радость. Но довольно быстро музыкант взял себя в руки.
– Простите, Даша.
– Всё в порядке.
Фотосессия продолжалась. Девушка попросила, чтобы хозяин дома помыл посуду, полил цветок на подоконнике. Почистил от снега крыльцо. Подбросил поленьев в печь. Словом, занялся всем, что делает обычно. Даша сопровождала каждый его шаг и фотографировала. Через часа полтора остановилась.