Алмазный король

Глава 1. Двадцатилетие компании.

Юра сидит в элегантном, безупречно скроенном смокинге из самой дорогой ткани. Для кого-то — целое состояние, а для него — всего лишь вещь на один вечер. Седые, как платина, волосы тщательно зачёсаны гелем назад. На манжетах белоснежной сорочки горят запонки с бриллиантами. Стиль и изысканность в каждой детали.

Развалившаяся рядом шумная блондинка, новая пассия Артемия, жадно водит глазами по всему залу, предназначенному для руководства Синдиката. Ей явно плевать, к кому подкатывать и кого заполучить, лишь бы фамилия была Юсупов.

На лице Юры застыли смертельная скука и разочарование.
Он медленно и монотонно вращает бокал с выдержанным коньяком и совершенно не обращает внимания ни на кого вокруг.
Когда наш младший сын, Арсений, наклоняется к нему и предпринимает попытку заговорить, отец лишь небрежно отворачивается и смотрит на свой телефон, лежащий рядом на кожаном диване, после чего полностью теряет интерес к происходящему и переводит пустой взгляд уже на меня. Я пытаюсь улыбнуться ему, но губы лишь заметно дрожат. Сил нет ни на что.

Нас изнутри, как кислота, выедает тревога.
Не так мы планировали провести этот день. Двадцатилетие компании, мать его...
Муж сидит мрачный, холодный и опасный. От одного его присутствия рядом мурашки бегут по телу.
А у этой малолетней идиотки, вывалившей грудь наружу из обтягивающего кожаного платья, явно в голове одни опилки, если она не улавливает, что происходит вокруг.

— Вижу, вы крайне увлечены моим сыном? — неожиданно для всех спрашивает Юра, поворачивая к ней голову. Его суровый профиль с насупленными бровями не предвещает ничего хорошего. Но пустоголовой кукле этого не понять.
— Ой, да… Он такой милый, — глупо хихикает она и откидывает тщательно завитые золотистые локоны назад, обнажая великолепную юную шею.

От меня не укрывается то, как хищно трепещут его ноздри и как шумно муж втягивает воздух.
— Это просто превосходно, — лениво и небрежно произносит Юра. — Кстати, я хочу вам кое-что показать. Пройдёмся?
— О, я с удовольствием, — томно мурлычет девчонка, бросая на меня испуганный взгляд.

Я одним большим глотком допиваю до дна красное терпкое вино и отворачиваюсь к стене.
Вот же идиотка…
Сейчас мой муж отдерёт её так, что она неделю не сможет сесть. И не потому, что он хочет это юное, напрочь лишённое интеллекта и инстинкта самосохранения тело, а потому что он мстит Артемию. И ломает всё, что тому приглянулось.

Не думала я, что когда-нибудь доживу до этого.

Юра галантно подаёт наивной дуре руку и выводит из зала под локоть в ту часть особняка, где находятся уборные.
Я прекрасно понимаю, что именно там сейчас произойдет.
Муж намотает её гладкие ухоженные волосы на кулак, заставит упереться руками в бочок унитаза, без церемоний задерёт её дизайнерское платье, грубо раздвинет коленом её ноги и войдёт сзади со всего маху, без какой-либо жалости и сочувствия. А потом оставит её там одну подтирать слёзы, слюни и прочие выделения клочком туалетной бумаги.

Игорь, самый приближённый и верный пёс Юры, и по совместительству друг Артемия, кидает на последнего сочувствующий взгляд и коротко кивает в знак понимания. Сын опускает глаза и отворачивается. Игорь выходит вслед за Юрой, прикрывая его тыл.

Он будет верно стоять за дверью туалета и следить, чтобы никто не потревожил хозяина. А после зайдёт к девчонке и прикажет молчать о случившемся и быстрее делать ноги, если она не хочет повторить печальный опыт ещё и с ним.
А она точно не захочет, глядя на Игоря.

Мало того, что он сейчас совсем не в духе, — вчера он потерял двоих лучших людей в бредовой, абсолютно бессмысленной заварухе, устроенной Артемием по глупости и неопытности, за что Игорю влетело по первое число: не усмотрел и не предупредил. Так он ещё и по телосложению не уступает бетонному блоку.
Хотя лицом красив. Этого у него не отнять. Мне всегда нравилось смотреть в его глубокие зелёные глаза, любоваться тёмными густыми ресницами.
Я провожаю его сочувствующим взглядом. Вот кому точно не повезло с работой и начальством, так это ему.

Но я понимаю: такой уж у всех нас образ жизни. За большие деньги и влияние полагается платить — работа не из приятных. И это самое влияние нужно отстаивать порой самыми жестокими и варварскими методами.

Наш мафиозный синдикат отличается от тех версий, что изображают в кино и сериалах. Никаких грязных перевалочных квартир, наркоманов и эпичных сражений с представителями закона.
В наше время всё вертится вокруг отмывания денег, черного рынка драгоценных камней и металлов, поглощения компаний, а также нелегального трафика оружия. Юра не привык быть в тени и дружит с наивысшими представителями власти, вращается в кругу высокопоставленных политиков, ездит с ними на рыбалку, парится в одной бане, ходит на приёмы.

Нарядные и уже захмелевшие гости и сотрудники компании рядом со мной общаются и смеются. Все, кроме моих сыновей. Они словно не замечают веселья вокруг и вместо этого лишь тихо попивают из стаканов виски.
Артемий водит безразличным взглядом по телефону, на экране которого вспыхивают новые уведомления. Теперь же, взглянув в мою сторону, он будто смотрит сквозь меня. Его взгляд теряется, словно в тумане, и мне становится его очень жаль.

В комнату возвращается Юра.
На его губах играет хищная полуулыбка. Он бросает короткий, но весьма тяжёлый взгляд на старшего сына и торжественно произносит в толпу:
— Дамы и господа, прошу всех к столу!

Глава 2. Время для танцев.

А после ужина приходит время танцев.
Первым меня приглашает Артемий. Он пьян и с трудом стоит на ногах, так что мне приходится вести его, с трудом перемещая увесистое непослушное тело сына по залу.
Он тяжело дышит мне в ухо.
— Думаешь, он скоро успокоится? — спрашивает Артемий, косясь на отца, закуривающего толстую сигару «Коиба» в дальнем углу зала. Вальяжно развалившись в кресле и вытянув длинные стройные ноги, он исподлобья контролирует всех в зале.
— Не знаю, — обманываю я сына, зная, что так сильно Юра ещё не злился никогда.
И мой инстинкт мне подсказывает: он пойдёт до конца. Потому что в этот раз он почувствовал, что может потерять власть и авторитет. А это самое страшное для него. И он не остановится ни перед чем. Он пойдёт по головам, и ему все равно, даже если это будут головы его сыновей.

Когда музыка стихает, муж оставляет тлеющую сигару в массивной хрустальной пепельнице, лениво встаёт, разминает шею и направляется ко мне бесшумной звериной поступью, не сводя глаз. Артемий слишком быстро и ловко для выпившего отскакивает от меня, почуяв приближение вожака стаи.
— Моя королева, подаришь мне танец? — горячо шепчет мне в ухо муж, властно прижимая меня к себе за талию.
Тревога сменяется ужасом. В его стальных глазах непередаваемый холод, ненависть. Я с трудом заставляю себя улыбнуться и кивнуть.
— Конечно, дорогой.

Невероятно, чёрт его побери. Мы тридцать лет в браке, мне сорок девять. Но я до сих пор таю от его голоса и запаха.

Юра вальсирует великолепно. Все его движения техничны и выверены. Он уверенно притягивает меня к своему крепкому жилистому телу и прижимает ладонь к моей спине чуть ниже приличного уровня, практически лапая меня за задницу при всех.
— Притормози. Ты вроде уже спустил пар с той потаскухой, — шиплю я и одариваю его ехидной улыбкой.
Он скалится, обнажая ровные белые зубы.
— Ревнуешь?
Я хмыкаю, улыбка стирается с моего лица, и я пытаюсь выпутаться из его объятий, но муж дергает меня назад, жёстче прижимая к себе, и притирается щекой к моей. Кожа сухая, с колючей щетиной.
Наедине со мной он ведёт себя ещё грубее.
А здесь, в обществе, среди сотрудников, держит лицо.
— Ты воняешь, — я морщу носик, — той дешёвкой.
— Хочешь, выйдем сейчас? Я могу хорошенько оттрахать в зад и тебя, — низко клокочет прямо в ухо и шумно вдыхает запах моих волос. — Ты-то пахнешь великолепно, моя королева.
— Перебьёшься, — глухо отзываюсь я, одаривая его высокомерным неодобрительным взглядом.
Я смотрю мужу прямо в глаза.
Отец научил меня, что лучший способ справиться с подобным человеком — отразить удар, а не убегать. Потому что такие, как Юра, догонят и растопчут. И у меня никогда не было выбора, если я хотела выжить и сохранить достоинство.
Музыка стихает, и мы возвращаемся за стол, где сидят наши сыновья, понуро опустив головы.
Я смеряю их мрачным молчаливым взглядом.
Щенки… Нашкодившие щенки, трусливо поджавшие хвосты, когда запахло жареным. Не тому я их учила все эти годы. За свои поступки нужно уметь отвечать достойно. Либо не рыпаться и не косячить.
Юра замечает, как я смотрю на детей, и впервые за весь вечер на его лице мелькает нечто, напоминающее улыбку. Он, видимо, решил, что я встану на его сторону в этой безумной войне.
Но он ещё не знает, что такое материнская любовь. И на что она способна, когда дело доходит до детей.

После этих проклятых танцев вечер становится ещё хуже, хотя, казалось, хуже уже некуда. Юра сидит за столом в компании подчинённых и главных «решал», занятый жаркими спорами. Коньяк течет рекой. А мне приходится улыбаться и поддерживать беседу с главами управлений, делая вид, что всё нормально и всё под контролем. Как было всегда в нашей семье. В нашем Синдикате.
Но абсурдность ситуации не даёт мне покоя, сжимая виски стальным обручем.
Всё началось с сообщения, которое Артемий получил месяц назад. Каким-то клятым образом на него вышли те самые пакистанцы, что уже несколько лет пытались влезть в наш бизнес. Предложили сто рубинов высочайшего качества, от пяти каратов каждый, по цене, которая и не снилась. «Срочный вывоз, никаких документов, только наличные». Самая примитивная, казалось бы, подстава. Но мой старший сын — которому уже двадцать девять лет, а в голове, похоже, совершенно пусто — клюнул.
Он решил, что это его звёздный час. Что он одним махом совершит сделку века и наконец-то докажет отцу, что он уже не мальчик. Такие перспективы виделись Артемию, но что же он доказал в сущности? Что он — баран? Что они оба — бараны?
Артемий даже не проверил толком каналы, не посоветовался с Игорем. Он просто влетел к Арсению с криками «Надо ехать!», воспользовавшись тем, что младший отучился на геммолога и может оценить камни.

И они рванули. Утром, на частном джете, под предлогом осмотра новых рудников. Прихватили с собой лучших бойцов — тех самых, которых мы растили годами, кому доверяли жизни.
Пакистанцы легли почти все. И несколько человек со стороны органов, которые, как выяснилось, вели слежку. Остальных, включая моих мальчиков, — уложили лицом в пол.

Всё это они провернули без нашего ведома. Даже Игорь, вечно держащий нос по ветру, не учуял беды. За это он поплатился жестоко, чудом голову не потерял. Теперь ходит как по струнке.
Юре пришлось срочно искать джет и вылетать с чемоданом денег, чтобы выкупать собственных детей у системы, которую он же и прикормил. А в тех краях у нас никогда не было нужных подвязок…
Сейчас формально ситуация улажена. Трупы в мешках. Сыновья дома.
Но репутация, выстроенная годами тяжкого труда, потом и кровью на руках, подмочена основательно. И у Юры больше нет доверия к нашим детям. Более того… Алмазный Король объявил войну собственным наследникам.
И я чувствую, как земля уходит из-под ног. Эта война не оставит камня на камне. Ни от Синдиката. Ни от нашей семьи.

Через три часа после начала этого маскарада мне удаётся улизнуть на балкон.
Я достаю сигарету из серебряного портсигара, чиркаю золотой, инкрустированной колумбийскими изумрудами зажигалкой и глубоко затягиваюсь.
По узкой улочке лихо мчится такси, редкие прохожие скрываются в тени пушистых деревьев со слегка желтеющей листвой.
Это болезненно красивый вид: яркий полумесяц освещает город, а одинокие уличные фонари добавляют драматичных теней.
Слышу скрип открывающейся балконной двери, затем — стук щеколды.
Не оборачиваюсь.
Затягиваюсь ещё раз и выпускаю тонкую струйку дыма в уже прохладный октябрьский воздух.
Я чувствую, как мою талию сзади обхватывают сильные тёплые руки. Прикосновение уверенное, но его пальцы слегка подрагивают от близости наших тел.

Глава 3. Утро и сигареты.

Утром, лёжа в ванне, куря сигарету и изучая причудливую лепнину своей ванной комнаты, я чувствую, как внутри у меня всё клокочет от гнева.
Почему всё вышло так глупо? Наша жизнь только устаканилась, на самых высоких постах сидели правильные люди, дела шли гладко, мы наладили все поставки и прикрыли все дыры.
Мы даже смогли договориться с питерцами и заключить какой-никакой мир.
Октябрь. В этом месяце будет много свадеб, празднований и общественных мероприятий, на которых нам предстоит присутствовать всей семьей и держать марку.
Удивительно, как один глупейший поступок сыновей может стереть труд трёх десятилетий.

Мне даже не удалось в полном объеме вообразить разочарование и ненависть мужа, когда он узнал, что натворили его дети, мечтавшие выглядеть в его глазах профессионалами с деловой хваткой.

Это всё какой-то сюр…

Я тушу сигарету и следом закуриваю следующую, еле сдерживаясь, чтобы не схватить телефон и не отправить Артемию чересчур злобное сообщение. Самой хочется придушить его голыми руками.

Мне нужно обсудить случившееся со своим отцом.

Он всю жизнь остаётся для меня единственным наставником в вопросах отношений с Юрой. Папа единственный, кто может встать на мою сторону, несмотря ни на что.
Я устремляю обречённый взгляд в большое окно в ванной комнате, выходящее во внутренний двор нашего роскошного загородного дома из белого камня. Небо заволакивает розово-жёлтая завеса.

Уныло и печально.

На душе еще хуже.

Я прикрываю глаза рукой и горестно кривлю губы. Во рту стоит привкус пепла и разочарования. Столько лет я пыталась вбить детям правильные мысли, а теперь всё трещит по швам. Они так и не смогли понять, что самый опасный их враг — родной отец. Так рьяно и остервенело держащийся за свой трон.

Я выныриваю из воды, наспех обтираюсь полотенцем и накидываю лёгкий шёлковый халат на голое тело. Спускаюсь на кухню, вытаскиваю из пачки сигарету и закуриваю вновь, после чего глотаю таблетку обезболивающего и распоряжаюсь домработнице сделать мне американо. Изо рта к потолку поднимается струйка сизого дыма. Я нервно стучу длинными острыми ногтями с кроваво-красным маникюром по обеденному столу из чёрного мрамора, подгоняя свой утренний кофе.
В гостиной сидит Игорь и скользит взглядом по всем выпуклостям моего тела под тонкой струящейся тканью. Я выгибаю тёмную бровь и раздраженно откидываю мокрую чёлку со лба. Не нужно меня раздевать взглядом, тем более когда я злая.
Это можно только Юре. Точнее, ему никто ничего не может запретить.

Вчера в машине по пути домой подвыпивший муж имел дерзость обвинить меня в том, что я не так воспитала наших сыновей. Ему даже в голову не пришло, что, быть может, они всего лишь не смогли примириться с подобным существованием, вынужденные вечно находиться в его тени, и попытались ему хоть что-то доказать?
Да, как идиоты. Да, как два абсолютно безмозглых болвана. Но это же его сыновья. Если бы он всю жизнь не был с ними так суров, этого бы не случилось. Я точно знаю.
Я слышу, как мечется наверху Юра, громко топая ногами, и как открывается и закрывается дверь в его кабинет. Вскоре муж спускается вниз и рявкает Игорю, чтобы тот метнулся проверить, где Арсений. Он не склонен говорить на повышенных тонах, его голос всегда остаётся тихим и властным, и именно поэтому все прислушиваются к каждому его слову, затаив дыхание. Но сегодня он не сдерживает себя. Игорь коротко кивает и стремительно покидает дом. Так даже лучше. Не могу находиться в помещении с ними двумя одновременно. Слишком много тестостерона. И мне слишком страшно за Игоря. Двадцатидевятилетний парень ещё не стал мужчиной — только лишь заготовкой. Как обрубок от Буратино. Ещё столько испытаний и ужаса должно взвалиться на его широкие сексуальные плечи, чтобы он смог хоть на миллиметр дотянуться до уровня моего Юры, который был рождён альфой, сильнейшим лидером.
И самку он выбрал себе под стать. Я гляжу на своё отражение в стекле кухонного гарнитура. Тёмные тяжёлые волосы ниже плеч, светлая, почти прозрачная кожа, большой чувственный рот без капли новомодных препаратов и яркие, словно сапфиры, голубые глаза. На меня смотрит взрослая, надменная женщина, знающая себе цену. И цена моя непомерно высока. Ведь и десятой доли того, что стоит за моими хрупкими плечами, не вывезет ни один нормальный мужик.

Домработница подаёт ароматный кофе, и я вежливо киваю в знак благодарности.
Смотрю на часы под потолком. Ещё нет даже одиннадцати. А все стоят на ушах с самого утра.
Теперь мне знакомо ощущение приближающейся катастрофы. Первый пропущенный удар сердца, когда наши с мужем взгляды столкнулись. Он что-то задумал… И это пахнет неминуемым крахом всего, что мы создавали столько лет.

— Дорогая, оденься. Мы ждём гостей, — окинув меня суровым взглядом, цедит сквозь зубы Юра.
Надменный и раздражающе элегантный в своём строгом сером костюме и сшитом на заказ блейзере, он подходит к столу, за которым я потягиваю свой утренний кофе, и, выхватив из моих пальцев сигарету, делает глубокую затяжку, почти до самого фильтра, а затем тушит окурок прямо о столешницу.
— Быстро. — Он сдвигает брови, давая мне понять, что не шутит и мне следует быть послушной.
Я коротко киваю и выскальзываю из-за стола. Взлетаю по широкой мраморной лестнице на второй этаж и скрываюсь за дверьми гардеробной комнаты.