Алые Души

Пролог

Некоторые истории не начинаются с любви.
Они начинаются с потери. С одиночества.
С тишины, которую никто не замечает,
и боли, от которой не умирают — но которой становятся.

Это не просто рассказ о крови, ночи и желаниях.
Это — исповедь.

Ты ещё можешь закрыть эту книгу.

Но если остался…

Добро пожаловать в мир, где любовь — опаснее смерти.

Глава 1. Жертва

Городок Ноксборн. находящийся в тени Англии. 1981 год.

Сегодня небо звучало гораздо тише чем обычно. Город светился привычной солнечной отвратительностью. Птицы старательно щебетали что-то о любви, но в этом месте это лишь пустой синоним одиночества. Лишь Багровый район, где обитала Кристин Дарктайд, застыл в мёртвом оцепенении, навсегда укутанный ледяным туманом и седым инеем.

Она шла по мокрому, почти обледенелому асфальту, попутно ловя взгляды прохожих — этих вечных пленников рутины, чьи жизни никогда не менялись изо дня в день. Их глаза были холодными и тяжёлыми, словно они кидали в неё булыжники: настороженные, брезгливые, непонимающие… Будто без слов кричали: «Ты не отсюда, тебе здесь не место». И они были правы…

Здесь, в сиянии ослепительных улыбок, среди пестрых волн новейших радиоприёмников, лились хиты, задавая ритм нового времени. Настал век пышных кудрей, варёных джинсов и вечной символики мира, безработицы и забастовок.

Постмодернизм знаменовал смерть устоявшейся классике готической субкультуры и разжёг яростный пожар вокруг самой Кристин — единственной хранительницы готической романтики. Теперь её считали пустой подражательницей, а её внутренний мир методично разрушали молотом иронии.

В левой руке всегда лежал зонт. Не столько от дождя, который ей нравился, только чтобы навремя уберечь её от утомляющего солнца пока она проходила по Светлому району, место, где время никогда не останавливается , неумолимо шагая в счастливое будущее под армейский ритм.

Её стройный силуэт тонул в чёрном платье до пола, украшенном ажурными кружевами. На шее мерцал готический кулон — кинжал, пронзающий сердце. В руках она сжимала потрёпанную антикварную сумку из кожи, покрытую загадочными узорами. В нём хранились рисунки — видения, рождённые её фантазией. Она лишь бережно выводила их на бумагу, давая им жизнь. Дневник — исповедь её души, испещрённая психологическими наблюдениями за одногруппниками.

Кристин любила изучать чужие жизни, такие яркие и так непохожие на её собственную. Особенно её завораживали личные драмы сверстниц — этих неугомонных созданий, что меняли кавалеров как перчатки и прожигали ночи напролёт от заката до рассвета.

Только на Багровом районе, она чувствовала себя не так отвратительно. Это место, где время застыло в объятиях вечного сумрака. Непроглядный туман, словно саван, окутывает его узкие улочки, а мостовые, всегда скользкие от сырости, отражают лишь бледные отсветы редких фонарей. Воздух здесь густ, пропитан гарью былых времён и горечью безысходности.

Дома, выстроенные из тёмного кирпича, стоят, будто надгробия, не выше четвёртого этажа. Их окна — пустые глазницы, затянутые пылью и паутиной. Половина из них давно покинута, и лишь ветер гуляет по опустевшим комнатам, шепча забытые истории. В других ютятся немногочисленные семьи, которым некуда бежать. Некоторые обживают безработные с потухшими глазами, сироты с грязными лицами, банды, что рыщут в переулках, словно голодные тени.

Лишь одно место здесь живёт — «Чёрный Змей», проклятый и благословенный одновременно. Его вывеска, облупившаяся от времени, скрипит на ветру, заманивая тех, у кого за душой лишь глоток виски да горькая исповедь. За его стойкой, заляпанной воском и алкоголем, сменя друг друга, странники, беглецы, убийцы и святые делятся историями, которые лучше бы навсегда остались в темноте.

А вокруг — заброшенные заводы, некогда кипевшие жизнью, теперь лишь скелеты прогресса, ржавеющие под бесконечным дождём. Их станки, покрытые паутиной, будто шепчут, вспоминая дни, когда здесь ещё теплилась надежда. Но теперь их ждёт лишь участь стать очередным банком — холодным, бездушным, где в сейфах хранятся не деньги, а похороненные мечты.

Настоящий Ноксборн — здесь. Он не умирает. Он просто забыл, как жить.

Проходя мимо разбитых витрин, Кристин замерла перед своим отражением. В разбитом стекле смотрелась незнакомка - призрачное существо с мраморной бледностью кожи, кроваво-алыми губами и глазами, густо обведёнными чёрным. В этих глазах не было ни искры жизни - только изнеможение и бесконечная тьма, вязкая и бездонная, как смола забытых склепов. Она всматривалась в призрачный образ, но чем дольше смотрела, тем меньше понимала - кто же эта девушка в отражении, и какое место ей уготовано в этом мире.

Мимо пронеслись мальчишки — совсем юные, но уже успевшие научиться жестокости. Они бросали в её сторону грязные слова, кричали что-то про «падшую» и «уродку», хотя едва ли понимали смысл этих оскорблений. Через мгновение они уже прятались за углом, украдкой наблюдая, как она отреагирует.

Но Кристин даже не дрогнула. Для неё это было привычным ритуалом — каждый выход из комнаты превращался в испытание, где она должна была безмолвно впитывать этот яд, каплю за каплей отравляющий её существование.

Наконец, поднимаясь по обледенелым ступеням своего обителя, она слышала, как битое стекло хрустит под её матовыми каблуками. Стены дома были испещрены надписями - старые банки с краской оставили после себя молитвы-проклятия: "Уйди", "Исчезни", с требованиями покинуть этот мир существующий не для неё, и не нести против их бога колючий венец, своим дьявольским, таким противоестественным видом. Но Кристин уже давно смирилась - эта душевная грязь окружающего мира больше не могла ранить её.

У двери валялась разбросанная почта - соседи в очередной раз не удержались от соблазна потрогать чужое, даже если это всего лишь ничего не значащие бумажки. Кристин молча собрала клочки когда-то бывшие письмами, её пальцы скользнули по помятым страницам, прежде чем отправить их в переполненный мусорный бак, где они присоединились к другим отбросам этого бессмысленного дня.

Поскорее скрывшись с улицы, она переступила порог и, прислонившись спиной к двери, медленно сползла вниз, словно тень, лишенная сил. Холодный паркет встретил ее колени, а в доме воцарилась... тишина. Та самая густая, всепоглощающая тишина, которая звенит в ушах громче любых слов.