Клара
Песок. Он везде. Впивается в потрескавшиеся губы, скрипит на зубах, слепит глаза, забивается под обтрепанные обмотки на ногах. Он не просто под ногами - он в воздухе, в горле, в самой душе. Ощущение вечной, непроглядной грязи. Я прижалась спиной к шершавой, раскаленной бетонной плите, единственному укрытию на этом участке, и пыталась перевести дух. Воздух был густым и тягучим, пахший озоном после недавней кислотной бури и вечным смрадом гнили и пепла. Сектор семь. Моя родина. Моя тюрьма. Сквозь щель в плите я наблюдала за целью. Развал старого хаб -центра. Когда -то здесь кипела жизнь, текли реки данных, а теперь это была лишь груда искорёженного металла и пластика, усеянная острыми, как бритва, обломками. Но даже здесь можно было найти сокровища. Неприкосновенный блок питания. Кусок медной проводки. А если очень повезет - консервную банку с тушенкой времен До Катаклизма. Легендарная удача.
Сердце колотилось где -то в горле, выбивая нервный ритм. Каждый выход за пределы условно безопасной зоны - это русская рулетка. Не только из -за обвалов и зараженной радиацией пыли, но и из -за них. Других. Голодные, отчаянные, готовые перерезать глотку за пол -литра чистой воды. Я сжала в руке заточку -длинный, отполированный до блеска обломок титанового сплава. Холод металла успокаивал. Он был частью меня, продолжением руки. Инструмент и оружие. Как и я сама. Инструмент для выживания. Резкий порыв ветра донес со стороны трущоб знакомый звук -приглушенные крики, звенящий, металлический скрежет. Стычка. Я вжалась в бетон, стараясь стать еще меньше, еще незаметнее. Выживание здесь - это искусство быть тенью. Невидимкой. Никем.
Именно в такие моменты я особенно остро чувствовала взгляд. Не физический, а тяжелый, давящий взгляд небес. Где -то там, высоко -высоко, за ядовитыми оранжевыми облаками, висел он. Элиум. Остров - ковчег. Рай, отлитый из хрома и стекла, где нет песка в зубах и боли в пустом желудке. Где живут они. Совершенные.
Мы были для них призраками, тенями на руинах их прошлого мира. А они для нас -жестокими, капризными богами, которые лишь изредка напоминали о себе, сбрасывая с неба гуманитарный блок с просроченными пайками или… объявляя Игры.
Мысль об Играх заставила меня сглотнуть комок пыли. Алый Рассвет. Ежегодное кровавое жертвоприношение, призванное поддерживать миф о справедливости. Десять юных и сильных из Секторов. Пять на пять. Победитель -один. Его ждет жизнь в Элиуме. Его ждет все. Все, кроме правды.
У меня была своя причина ненавидеть и бояться Игр. Лиза. Моя сестра. Ее номер выпал три года назад. Ее сияющие, полные надежды глаза в день отбора. Ее последняя улыбка. И ничего больше. Ни имени в списках победителей, ни тела, ни весточки. Она растворилась в сиянии Алого Рассвета, как и десятки до нее. Съедена красивой сказкой.
Внезапно мои мысли прервал шорох справа. Не случайный, не ветром нанесенный. Целенаправленное, осторожное движение. Я замерла, превратившись в слух. Сердце застучало громче, заглушая вой ветра. Из-за выступа выползла фигура. Тощий, как скелет, парень с лихорадочным блеском в глазах. Он не видел меня, его взгляд был прикован к тому же развалу, что и мой. В его руке был зажат самодельный нож - ржавая пила, примотанная к палке. Добытчик. Как я.
Он сделал неверный шаг. Раздался сухой, громкий хруст - он наступил на чей -то высохший череп, присыпанный пеплом. В ту же секунду из-за груды арматуры метнулась тень. Большая, быстрая. Это был Брут. Полубезумный гигант из банды «Костоломов», что промышляла в этом районе. Он не говорил, только рычал. Его мускулы вздувались под грязной кожей, шрамы сливались в единую уродливую маску.
Парнишка даже пискнуть не успел. Брут навалился на него, как бульдозер. Раздался отвратительный, влажный хруст, короткий, обрывающийся визг. И потом… тишина. Прерываемая только тяжелым дыханием Брута и звуком разрываемой плоти.
Моя рука с заточкой дрожала. Я закрыла глаза, прижавшись лбом к горячему бетону, пытаясь загнать обратно подкативший к горлу ужас. Это был обычный день. Обычная смерть. Ничего особенного. Когда я снова рискнула выглянуть, Брут уже ушел, волоча за ногу свою добычу. На песке осталось лишь ржавое пятно и несколько осколков кости.
Пора было уходить. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая ядовитое небо в цвет синяка -грязно-фиолетовый с кровавыми подтеками. Ночь в Секторе принадлежала не людям. А тем, кто похуже. Я оттолкнулась от плиты и, пригнувшись, побежала прочь от этого места, от запаха свежей крови, от воспоминаний. Ноги сами несли меня по знакомым, гиблым тропам, обходя зыбучие пески с ржавыми иглами, торчащими из них, и провалы, на дне которых шевелилось что -то липкое.
Лагерь. Назвать это лагерем было слишком громко. Несколько полуразрушенных труб теплотрассы, накрытых брезентом и кусками рифленого пластика. Дымок от костра, на котором что -то варилось в продырявленной канистре. У входа сидел старик Ефим, чистил самодельную винтовку. Он кивнул мне, его лицо, испещренное шрамами и морщинами, не выражало никаких эмоций. «Костоломы» находились рядом. Брут уже развешивал на просушку окровавленные тряпки. Я прошла мимо, не встречаясь с ним глазами. В нашей трубе было тихо. Я пролезла внутрь, в почти полную темноту, и с облегчением прислонилась к прохладному металлу. Дрожь наконец начала отпускать. Я вытащила из потайного кармана свою добычу -маленькую, помятую банку. Без этикетки. Внутри что -то болталось. Не угадать, что.
Именно в этот момент по всему Сектору, от края и до края, загудели динамики. Скрипучий, шипящий голос, знакомый до боли. Голос диктора, вещавшего с Элиума.
- Внимание, жители Секторов! Внимание! Завтра наступает день Великого Милосердия! День Алого Рассвета! Приготовьтесь к трансляции!
Я зажмурилась, пытаясь заткнуть уши. Нет. Только не это. Не сейчас.
Голос продолжал, слащавый и торжественный.
- Десять из вас обретут шанс! Шанс на жизнь, о которой вы не смеете и мечтать! Шанс войти в ряды Совершенных! И помните…
Дон
Боль была точкой отсчета. Боль в ребрах была первым, что я ощутил, возвращаясь к сознанию. Тупая, разламывающая, с каждым вдохом. Не смертельно. Просто очередной шрам, который скоро станет частью пейзажа моего тела. Я не спал. Дремал, удерживая разум на плаву в ледяной воде усталости. Полузабытье - единственная роскошь, которую я мог себе позволить. Мой отец был солдатом. И дед. Я не знал другой жизни. Меня уважали и боялись. Я лишь выполнял свою функцию чистильщика. Так было проще. Не чувствовать. Не помнить. Не надеяться.
Моя берлога - ниша в бетонной стене на третьем ярусе Блока «Сигма». Сектор три. Не трущобы. Казарма. Воздух впивался в ноздри едкой смесью оружейной смазки, пота и сладковатой лжи дезинфектора. Он никогда не перебивал запах смерти. Лишь маскировал его, как дешевые духи - вонь разложения. Я открыл глаза, отодвинув грубый брезент, служивший дверью. Никакого личного барахла. Весь мой скарб - на мне: потертая униформа, ботинки, в которых можно было раздавить череп, тактический жилет. Винтовка лежала рядом, стволом ко мне, чтобы схватить ее одним движением. Продолжение руки. Надежнее руки. Ребра ныли, напоминая о вчерашнем. Глубины. Встреча с теми, кого мы зовем мутантами. Они уже не люди. Быстрые, зубастые тени. Я прикончил троих. Четвертый успел ударить. Ребра. Моя команда ушла без потерь. Для здешних мерок - праздник.
Спустился вниз, встроился в очередь за пайком. Безвкусная паста, похожая на шпаклевку. Вода, отдающая хлоркой. Я ел, прислонившись спиной к стене, глазами прочесывая пространство. Привычка.
Рядом двое молодых, с еще не потухшими глазами, шептались.
- В Элиуме, слышал, целый модуль на двоих дают победителю…
- Главное - шоу. В прошлом году тот парень с Пятого…
Я отвернулся. Игры Алого Рассвета. Лотерея для идиотов, верящих в сказки. Для меня Элиум - не рай. Он - враг. Самый лживый и ненавистный. Они сидят за своим стеклом, смотрят, как мы горим, и аплодируют. Я видел записи. Это не испытание силы. Это цирк. Психическое растление. Участвовать – значит, признавать их право судить. Я бы предпочел сдохнуть в Глубинах, сражаясь с настоящими чудовищами.
Меня вызвал Гнар. Командир. Его лицо - карта старой войны.
- Дон. Глубины. Сектор Гамма. Пропала группа наших. Найти следы. Вернуть данные. Ликвидировать угрозу. Ты, Рорк, Лиана, - приказал он.
Я кивнул. Лишних слов не было. Глубины. Нижние уровни, где начинается ад. Там свои законы. И свои твари.
Через пятнадцать минут мы уже пробирались по аварийному тоннелю. Свет фонарей на шлемах выхватывал из мрака ржавые балки и лужи невесть чего. Воздух густел, становился влажным, пах плесенью и металлом. Рорк, здоровенный детина с автопушкой, шел первым. Лиан, цепкая и быстрая, замыкала. Я - в центре. Мои глаза, мои уши ловили каждый шорох.
Мы нашли их. Вернее, то, что осталось. Кровавое месиво на стенах. Разорванное снаряжение. Данных нет. Только тишина. Давящая, как свинец.
-Черт! - выругался Рорк, сжимая ствол.
- Тише, - бросил я сквозь зубы.
Нервы натянуты струной. Я не боялся смерти. Боялся бесполезности. Эта смерть была бесполезной.
И тогда мы услышали. Скребущий звук, будто точили когти о бетон. Со всех сторон. Из вентиляции, из проломов.
- Круг! - рыкнул я, прижимаясь спиной к спине с ними.
Они вышли из тьмы. Десятки пар светящихся глаз. Длинные костлявые конечности с лезвиями вместо суставов. Твари – генетические мутанты, смесь приматов со скорпионами. Началась мясорубка. Грохот выстрелов, дикие вопли, крики. Рорк строчил, создавая стену огня. Лиана била короткими, точными очередями. Я работал холодно. Каждый выстрел - в цель. Экономил патроны. Расчет.
Одного достал ножом - тяжелым, с зазубринами. Тварь взвыла, когда сталь вошла в шею, и рухнула, захлебываясь черной жижей. Но их было слишком много. Рорк взревел, получив когтем по руке, и уронил пулемет. Лиана вскрикнула - острый шип пронзил ей плечо. Я остался один. Сжатый в кольце. Дрался молча, с яростью загнанного зверя. Ребра горели огнем. Чувствовал, как когти рвут жилет, как что -то жалит в бедро. Мир сузился до вспышек выстрелов и мелькающих чудовищ, которых нужно было уничтожить.
Не знаю, сколько это длилось. Когда появился свет, я решил, что это галлюцинация. Ослепительный луч, пронзивший тьму. И голос. Чистый, без помех, с небес.
- Сектор три. Идентификационный номер: три – восемь – два – пять – три - семь. Дон. Процедура извлечения.
Голос был так не к месту, так абсурден здесь, посреди ада, что я на миг замер. Это мое имя. Мой номер. Здесь. Твари тоже замедлились, ослепленные.
И тогда я увидел его. На стене возникла голограмма. Человек в безупречном белом костюме. Худое, утонченное лицо. Холодные глаза, которые смотрели прямо на меня, сквозь грязь и кровь. Ведущий игр. Кассиан.
- Поздравляю, боец, - произнес он, и в голосе слышалась язвительная усмешка. - Ты только что выиграл в лотерею.
Сверху что -то щелкнуло. Раздался высокочастотный вой. Мутанты взвыли и, как тараканы, рассыпались по щелям. Наступила тишина. Гнетущая. Свет прожектора все еще держал меня среди трупов. Бедро горело.
Бесшумно, спустился блестящий шар. Из него вышли двое в стерильных костюмах с эмблемой Элиума. Они смотрели на меня как на образец.
- Не двигайтесь. Сопротивление бесполезно, - произнес один из них.
Инстинкт приказал схватить винтовку. Дать последний бой. Но тело не слушалось. Усталость накатывала свинцовой волной. Я весь был в крови. Меня пронзила волна парализующего тока. Я рухнул на колени, мир поплыл. Нож выпал из пальцев. Они подошли. Быстро. Укол в шею. Холод разлился по венам, затуманивая сознание. Меня грубо подняли.
Перед тем как втянуть в шар, я увидел тело Лианы. Ее пустые глаза смотрели в потолок. Она умерла здесь. За ничто. А меня… меня спасли. Для шоу.
Внутри было чисто и тихо. Меня уложили на стол, начали сканировать, обрабатывать раны. Я лежал и смотрел в матовый потолок. Меня не лечили. Меня готовили. Чистили. Как вещь.
Кассиан
Тишина в моем кабинете была абсолютной, если не считать едва слышного, успокаивающего гула систем жизнеобеспечения Элиума. За панорамным стеклом, занимавшим всю стену, простирался идеальный, отлаженный до малейшей детали пейзаж. Изумрудные луга, искрящиеся на солнце водопады, белоснежные башни, упирающиеся в вечно ясное, куполообразное небо. Искусственное. Стерильное. Бесконечно пресное. Я провел пальцем по поверхности идеально отполированного черного камня моего стола, и передо мной ожили десятки голографических интерфейсов. Отчеты. Биометрические данные. Прогнозы. Предварительные ставки. Все уже было подсчитано, взвешено, предопределено. Моя личная симфония контроля.
Скука. Вот истинный враг Совершенных. Не болезни, не голод, не враги. Тотальная, всепоглощающая, разъедающая изнутри скука. Мы победили смерть, подчинили природу, изгнали из своей жизни все неприятное, все случайное, все настоящее. И в этой вакуумной упаковке вечного блаженства мы медленно умирали от духовного голода. Игры Алого Рассвета были моим ответом. Моим гениальным, чудовищным противоядием.
Я коснулся одного из интерфейсов, увеличив изображение. Сектор семь. Грязь, убожество, примитивная борьба за кусок пластика с гнилой органикой. Я наблюдал, как одна из них, Клара, прижималась к бетонной плите. Глаза дикого зверька, полные страха и злобы. Прекрасно. Именно это нам и было нужно. Не предсказуемость дрессированных солдат вроде того животного из Третьего Сектора, а дикий огонь отчаяния.
Мой палец скользнул к другому окну. Сектор три. Там как раз начиналось небольшое представление. Дон. Идеальный продукт своей среды. Мускулы, инстинкты, нулевая рефлексия. Полезный инструмент в определенных сценариях. Предсказуемый в своей прямолинейности. Но публика обожает таких - примитивных, яростных, сексуальных в своей животности. На них можно делать ставки, не рискуя ошибиться.
Я откинулся в кресле из синтетической кожи, которое идеально повторяло контуры моего тела. Мой взгляд упал на центральный экран, где в режиме реального времени транслировалась церемония объявления номеров. Мой заместитель, молодой и кретин, зачитывал заученный текст о «Милосердии» и «Шансе». Его голос резал слух фальшивым пафосом. Невыносимо.
Я легким движением пальца отключил его микрофон и активировал свой. «Коррекция к объявлению, обитатели Секторов». Тишина в эфире стала абсолютной. Я представил их лица - испуганные, ошалевшие. Они ждали завтра. А я подарил им сейчас. Первый сюрприз. Первая ломка шаблона. Игра начинается не тогда, когда мы скажем, а когда я решу. «Система уже ведет подсчет. Номера будут объявлены немедленно. Приготовьтесь». Я наслаждался этим моментом. Моментом абсолютной власти. Я был дирижером, а весь мир - моим оркестром, замершим в ожидании палочки. Последовали цифры. Бездушный электронный голос, произносящий судьбы. Я наблюдал за реакциями. Истерика. Радость. Отчаяние. Такой насыщенный, такой… настоящий коктейль эмоций. Я почти физически ощущал его вкус на языке - горький, острый, пьянящий.
И вот он. Номер семь -девять -ноль -три -ноль -один. Клара. На ее лице было написано чистейшее, неподдельное неверие. Идеально. Я увеличил изображение, поймал крупный план ее глаз. Да, в них было что -то помимо страха. Любопытство? Интеллект? Возможно. Интересно будет это проверить. Развить. Или сломать. Оба варианта казались совершенными.
Я активировал луч целеуказания для команды извлечения. Ослепительный конус света, выхватывающий ее из грязи, как алмаз из навоза. Поэзия. И не удержался. Я включил личный канал, мой голос должен был дойти только до нее, сквозь грохот и хаос.
- Добро пожаловать на Игры, Клара. Не разочаруй меня.
Пусть запомнит. Пусть с самого начала поймет, что внимание богов - штука индивидуальная и очень, очень опасная.
Я переключился на канал Третьего Сектора. Как раз вовремя. Мой будущий гладиатор, Дон, вовсю развлекался с местной фауной. Примитивно, но эффективно. Публика на стадионах Элиума уже начала делать ставки. Я видел, как на его биометрию реагируют дамы из высшего света - учащенное дыхание, вспотевшие ладони. Их возбуждала эта грубая сила. Как вульгарно. И как предсказуемо.
Его извлечение было сопряжено с некоторым… внеплановым действием. Пришлось применить ультразвуковой импульс, чтобы отогнать тварей. Порча имущества. Но зрелищно. Очень зрелищно. Я позволил себе появиться перед ним. Голограмма. Белый костюм на фоне кровавой бойни. Идеальный контраст.
- Поздравляю, боец. Ты только что выиграл в лотерею.
Его ненависть была почти осязаемой даже через экран. Грубая, необузданная, примитивная энергия. Он смотрел на меня так, словно хотел разорвать зубами. Прекрасно. Ненависть - отличный двигатель. Она заставит его драться яростнее, что сделает шоу только зрелищнее. А в финале, когда он будет повержен, его крах будет сладок, как ничей другой.
Когда его парализовали и поволокли в сфероид, я не удержался от последнего послания.
- Впечатляющая демонстрация, Дон. Отдохни. Тебе понадобятся силы. Твои личные агонии только начинаются.
Пусть боится. Страх - лучший соус к мясу.
Я отключил все интерфейсы. Кабинет снова погрузился в тишину. Я подошел к окну и смотрел на искусственный закат, который кто -то из техников выставил сегодня на «оптимальное эстетическое восприятие». Клара. Дон. Две противоположности. Огонь и камень. Инстинкт и ярость. Мне предстояло столкнуть их, наблюдать, как они будут искрить, испепелять друг друга… или, что было бы куда интереснее, найдут неожиданный способ сойтись.
И я буду там. Режиссер этой пьесы. Кукловод, дергающий за ниточки. Я дам им надежду. Я дам им вожделение. Я дам им ненависть. А потом отниму все и посмотрю, что от них останется. Игры Алого Рассвета были не просто развлечением. Они были единственным островком реальности в этом море лживого совершенства. Единственным напоминанием о том, что такое боль, страх, ярость, желание. О том, что такое - быть живым. А я был тем, кто держал в руках ключ от этой реальности. Богом, который дарует не жизнь вечную, а несколько мгновений настоящей, яркой, кровавой агонии.
Клара
Сознание возвращалось обрывками, как сигнал сквозь помехи. Яркий, режущий свет сквозь веки. Мягкость под спиной. Не грубый камень, не холодный металл. Что -то неправильное. Я зажмурилась сильнее, пытаясь поймать остатки тьмы, запах пепла, скрип песка на зубах. Но вместо этого в ноздри ударил странный, чужой аромат. Сладковатый, цветочный, настолько чистый, что аж тошнило. Воздух был влажным и теплым, он не царапал легкие, а обволакивал их, как невидимый бархат. Я рискнула открыть глаза - и тут же захлопала ресницами, ослепленная. Потолок над головой был не из ржавого железа и не из осыпающегося бетона. Он был высоким, гладким, матов -белым, и от него исходил ровный, рассеянный свет, без единого источника. Как небо в ясный день, но без солнца.
Я лежала на чем-то невероятно мягком. Кровать. Настоящая, огромная кровать с белоснежным бельем, которое пахло… ничем. Абсолютной, стерильной чистотой. Я отдернула руку, будто обожглась. Моя кожа, вечно покрытая слоем грязи и сажи, казалась здесь кощунственным пятном. Паника, острая и звериная, сжала горло. Где я? Что это за место? Я резко села, и мир на мгновение поплыл. Голова была тяжелой, мысли - ватными. Наркоз. Меня усыпили. Память нахлынула обрывками: луч света, грохот, холодный голос… «Не разочаруй меня». Элиум. Я в Элиуме.
Сердце заколотилось где -то в основании горла, учащенно и громко, словно барабан, отбивающий такт моего ужаса. Я была не в раю. Я была в клетке. Роскошной, стерильной, но клетке. Комната. Это была целая комната. Для меня одной. Стены - пастельного, успокаивающего цвета. Мебель - плавные, обтекаемые формы из какого -то теплого на ощупь материала. Ни пылинки. Ни соринки. Ни единого признака того, что здесь кто -то жил до меня.
Мое тело дрожало. Я сползла с кровати, и мои босые ноги утонули в чем -то мягком и пушистом. Ковер. Я отпрыгнула от него, как от раскаленного железа, и прислонилась к холодной стене. Дышать стало трудно. Эта тишина… она была оглушительной. Ни ветра, ни криков, ни скрежета металла. Только тихий, едва уловимый гул, словно где -то далеко работал огромный механизм.
Я осмотрела себя. Мою грязную, рваную одежду куда -то дели. На мне было что -то вроде халата - просторное, серое, безликое одеяние из мягкой ткани. Оно было чистым. Чистым! На моей коже не было привычного слоя липкой грязи. Меня вымыли. Пока я была без сознания.
Меня пронзил приступ отвращения и унижения. Они делали со мной что хотели. Как с вещью. В углу комнаты я заметила дверь. Не люк, не проем, завешенный брезентом, а идеальную, гладкую плоскость без ручки. Я подошла, и она бесшумно растворилась в стене. Внутри была маленькая, вся сверкающая кафелем и хромом кабинка. Туалет. Душ. Раковина с зеркалом.
Я застыла перед зеркалом, не узнавая свое отражение. Чистое лицо. Кожа, на которой проступили веснушки, обычно скрытые под грязью. Слишком большие, испуганные глаза. И волосы… они были вымыты, расчесаны и пахли теми самыми цветами, что витали в воздухе. Я была похожа на жертву, приготовленную для жертвоприношения. Причесанную, вымытую, надушенную.
Меня стошнило. Сухими, болезненными спазмами, прямо в идеально чистую раковину.
Внезапно в комнате прозвучал тот самый гладкий, холодный голос. Он исходил отовсюду и ниоткуда сразу.
- Доброе утро, Клара. Надеюсь, вы хорошо отдохнули. Пожалуйста, пройдите в основное помещение. Ваш завтрак подан. И не заставляйте себя ждать.
Голос Кассиана. Он наблюдал. Он видел мой испуг, мое отвращение. Он слышал, как меня рвало. И ему, чертовом палачу, это нравилось.
Я вытерла рот тыльной стороной руки, стараясь дышать глубже. Страх сменился ледяной, острой злостью. Хорошо. Хочешь поиграть? Поиграем.
Дверь в основную комнату уже была открыта. В центре стоял низкий стол, а на нем… я не поверила своим глазам. Тарелка. Настоящая, керамическая. На ней лежали фрукты - яркие, идеальной формы, без единой червоточины. Рядом - стакан с прозрачной жидкостью. Вода. Чистая вода. Мой желудок сжался от голода, слюна предательски наполнила рот. Но я не двинулась с места. Это была приманка. Первая ловушка. Вкусить – значит, признать их правила. Принять их милость.
Я обошла стол, изучая комнату. Ни окон. Ни видимых камер. Но я знала - они здесь. Повсюду. Каждый мой шаг, каждый вздох, каждая эмоция на моем лице - все это было частью шоу.
Внезапно за спиной раздался легкий щелчок. Я обернулась. На стене, где секунду назад была гладкая поверхность, теперь светился экран. На нем - лица. Девять других лиц. Все молодые. Все с тем же испуганным, настороженным или надменным выражением, что, наверное, было и у меня. Мои конкуренты.
Я впилась взглядом в изображение, стараясь запомнить их. Парень со шрамом через все лицо. Девушка с холодными, пустыми глазами. Другой - с вздутыми мускулами и пустым взглядом. И он. Тот самый, из Сектора три. Дон. Его фото было сделано еще до того, как его почистили. Лицо в грязи и запекшейся крови, но взгляд… его взгляд был острым, как лезвие, и полным такой немой, концентрированной ярости, что по коже побежали мурашки. Он не боялся. Он ненавидел.
Голос Кассиана снова заполнил комнату, на этот раз торжественный и насмешливый.
- Знакомьтесь, будущие звезды Алого Рассвета! Ваши соперники. Ваши товарищи по несчастью. Ваши потенциальные убийцы. Наслаждайтесь этим моментом. Скоро вам предстоит узнать друг друга гораздо… ближе.
Экран погас. Я осталась одна, с бешено стучащим сердцем и холодком в животе. Они не просто хотели, чтобы мы дрались. Они хотели, чтобы мы боялись друг друга. Ненавидели друг друга еще до встречи.
Мой взгляд снова упал на фрукты. Сочные, манящие. Я представила, как откусываю кусок, как сладкий сок наполняет рот. А они наблюдают. Фиксируют мою слабость. Мою благодарность. Я медленно подошла к столу. Подняла руку. И со всей силы швырнула тарелку на идеально чистый пол. Керамика разбилась с громким, удовлетворяющим хрустом. Кусочки фруктов разлетелись по безупречному ковру, оставляя липкие пятна. Я стояла, тяжело дыша, глядя на этот маленький хаос, который я сотворила. Это была мелочь. Ничтожный бунт. Но это было мое. Мое решение.
Дон
Сознание вернулось не плавно, а рухнуло на меня, как бетонная плита. Первое, что я ощутил - отсутствие боли. Ребра, которые еще вчера горели огнем при каждом вдохе, теперь лишь ныли глухим, приглушенным воспоминанием. Бедро, пробитое когтем, не горело. Тело было легким, чужим, обманывающим. Я лежал на спине. Не на камне, не на голом металле настила. На чем -то неестественно мягком, что проваливалось подо мной, пытаясь обнять, приручить. Я резко сел, отшатнувшись от этой мягкости. Головокружение. В воздухе стоял густой, сладковатый запах, от которого тошнило. Чистота. Здесь пахло чудовищной, абсолютной чистотой.
Комната. Без углов, без стыков. Свет лился отовсюду, не слепя, но не оставляя теней. Ни щелей, ни трещин, ни клочка грязи. Идеальная ловушка. Я был пойман, вычищен и упакован, как образец для изучения. Вскочил на ноги. Пол был теплым и упругим. На мне не было моей униформы, моего жилета. Надето какое-то мягкое, безликое серое тряпье. Даже мои ботинки куда -то дели. Голая кожа на ступнях вызывала омерзение - такое ощущение было слишком уязвимым, слишком открытым. Они сняли с меня все. Не только одежду. Слой вечной грязи, запах пота и металла, саму кожу Сектора. Они пытались стереть меня и нарисовать нового. Удобного. Послушного.
Я ударил кулаком по стене. Не бетон. Что -то плотное, слегка податливое, поглотившее удар беззвучно. Не осталось даже вмятины. Только слабая пульсация в костяшках пальцев. Я зарычал от бессилия - и этот звук поглотила мертвая тишина комнаты. Здесь нельзя было даже как следует крикнуть. В углу я заметил дверь. Без ручки, без замочной скважины. Я подошел, и она бесшумно отъехала в сторону. Внутри - кабинка. Блестящий унитаз, раковина, душ. Зеркало.
Я замер перед ним. Из отражения на меня смотрел незнакомец. Чисто выбритое лицо. Волосы, коротко и идеально подстриженные. Шрам на щеке, который теперь выглядел как бутафорский, наложенный на гладкую, чистую кожу. Но глаза были моими. Холодными. Полными той самой немой ярости, что копилась все эти годы. Они не смогли их вычистить.
Внезапно в комнате зазвучал голос. Тот самый. Гладкий, как масло, холодный, как сталь.
- Боец Дон. Рад видеть вас в добром здравии. Медицинский осмотр завершен. Все функциональные показатели в норме. Приступайте к утолению физиологического голода. Питание ожидает вас.
Я ощетинился, сжимая кулаки, вращая головой в поисках источника звука. Его не было. Он был везде. Как бог. Как болезнь.
- Выйди и скажи это мне в лицо, ублюдок, - просипел я в пустоту.
В ответ - лишь легкий, насмешливый выдох.
- Всему свое время. А пока - поешьте. Вам понадобятся силы. Для зрелища.
Противная слащавость в его голосе вызывала рвотный позыв. Я вышел из санузла. В центре комнаты на низком столе стояла тарелка. На ней аккуратно разложены куски чего -то, что должно было быть мясом. Рядом - стакан с водой. Все идеально, симметрично, мертво. Голод сводил желудок спазмами. Тело, привыкшее к пайковой пасте, предательски отреагировало на вид настоящей еды. Слюна наполнила рот. Но я не двинулся. Это была не еда. Это была проверка. Первая плата. Вкусить – значит, принять их правила. Согласиться быть их животным, которого кормят перед боем.
Я подошел и взял стакан. Вода была кристально чистой, без запаха хлорки. Я поднес его к лицу, глядя на свое искаженное отражение в поверхности. А потом резким движением выплеснул ее на ковер. Вода растеклась бесформенным пятном. Затем я взял тарелку. Мое отражение кривилось на глянцевой поверхности. Я перевернул ее. Еда с глухим стуком шлепнулась на теплый пол, тарелка разлетелась на несколько ровных осколков. Я стоял, тяжело дыша, глядя на созданный мной беспорядок. Маленький акт вандализма в самом сердце их стерильного мира. Это было ничто. Но это было мое «нет».
Тишина зазвенела. Я ждал его реакции. Гнева. Наказания. Вместо этого зазвучал тихий, одобрительный смешок.
- Прекрасно. Неукротимый дух. Публика обожает таких. Но не забывай, боец, - голос Кассиана понизился, став почти интимным, - Даже у самых яростных зверей есть предел. И мне не терпится найти твой.
На стене напротив вспыхнул экран. На нем - лица. Одно за другим. Соперники. Я пробежался по ним взглядом, оценивая, как угрозы в Глубинах. Хрупкая девчонка с большими глазами. Двое с пустым, тупым взглядом наемников. И она. Та самая, из Сектора семь. Клара. На снимке она была еще грязной, испуганной, но в ее взгляде читалось не только животное отчаяние. Была искра. Осознанность. Опасная.
- Любуйтесь, - голос Кассиана вернулся, томный и язвительный. - Ваша семья. Ваши враги. Ваше мясо. Скоро вы встретитесь. Лично.
Экран погас. Я остался один с грудой мусора на полу и тихой яростью, кипящей в груди. Они не просто хотели, чтобы мы убивали друг друга. Они хотели, чтобы мы это делали с удовольствием. Чтобы мы ненавидели друг друга еще до того, как обменяемся первым взглядом.
Я подошел к месту, где была дверь. Нащупал пальцами почти невидимую линию стыка. Уперся плечом в холодную, гладкую поверхность. Напряг все мускулы. Металл слегка подался, издав тихий, недовольный гудящий звук. Бесполезно. Я отступил, переводя дух. Сила здесь была бесполезна. Это была не та игра. Повернувшись к стене, за которой, как я знал, сидел он, я сказал четко и ясно, вкладывая в каждое слово всю свою ненависть.
- Я не буду танцевать под твою дудку, палач. Я сломаю тебя. Слышишь? Я сломаю тебя самого.
В ответ тишина стала еще глубже, еще напряженнее. Но я почувствовал его улыбку. Он ждал именно этого.
Кассиан
Тишина в операционном зале «Олимпа» была иной, чем в моих личных покоях. Она была насыщена тихим гулом серверов, мерцанием сотен голографических экранов и почти осязаемым напряжением двух десятков техников, боящихся пропустить малейшую мою команду. Воздух пах озоном и страхом. Мой любимый аромат. Я откинулся в кресле, позволяя пальцам скользить по сенсорным панелям подлокотников. На центральном экране, увеличенном до максимума, была она. Клара. Моя новая любимая игрушка.
Она металась по своей клетке, как дикая кошка, впервые попавшая в зоопарк. Каждый ее шаг, каждое движение дышали грацией, отточенной в борьбе за выживание. Это было… восхитительно. Совершенные дамы Элиума, с их выхолощенной пластикой и искусственными ухмылками, вызывали у меня лишь зевоту. А здесь - чистая, необузданная животная энергия.
Я прикоснулся к экрану, проведя пальцем по контуру ее фигуры, застывшей у разбитой тарелки. Худющая, но с упругими мышцами пресса, проступающими под тонкой тканью халата. Грудь, небольшая, но высокая, двигалась от учащенного дыхания. Я представил, как эта грудь будет вздыматься под моей рукой. От страха? От гнева? От неожиданно пробудившегося желания? Неважно. Любая эмоция будет драгоценна.
- Увеличьте фокус на лице, - бросил я технику, и тот вздрогнул, застучав по клавишам.
Ее лицо заполнило экран. Широко распахнутые глаза, в которых бушевала смесь ужаса, ярости и того самого проклятого интеллекта, что делало ее особенной. Взгляд дикарки, который видел слишком много. Я хотел заглянуть в эти глаза, когда буду входить в нее. Увидеть, как в них гаснет последняя искра сопротивления и загорается огонь вынужденного, позорного наслаждения. Легкое возбуждение пробежало по моему телу. Я громко выдохнул. Да, она идеальна.
- Сердцебиение сто двадцать ударов в минуту, кортизол зашкаливает. Прекрасные показатели, - прокомментировал кто -то из биотехников. - Высокая стрессоустойчивость, несмотря на панику.
- Она не паникует, - поправил я его, не отрывая глаз от экрана. - Она оценивает обстановку. Ищет слабые места. Как настоящий хищник.
Мой взгляд скользнул вниз, к датчикам, отслеживающим ее микродвижения. Легкая дрожь в пальцах. Напряженные икры. Сжатые кулаки. Вся она была сжатой пружиной. Как бы я хотел стать тем, кто ее разожмет. Медленно, мучительно, наслаждаясь каждым щелчком, каждой судорогой ее тела.
Я переключил камеру на другую клетку. Тот самый солдафон, Дон. Он вел себя предсказуемо - крушил все, до чего мог дотянуться. Примитивная сила. Грубая мужская энергия, которая, я не сомневался, сводила с ума скучающих аристократок на трибунах. Его ненависть была простой, как молоток. Инструмент. Полезный, но скучный. Но он… он мог пригодиться. В моей игре.
В сознании уже выстраивалась многоходовая комбинация. Столкнуть их. Заставить эту дикую, прекрасную кошку сцепиться с этим грубым псом. Наблюдать, как они будут разрывать друг друга. А потом… потом явиться. Как бог. Как хозяин. И забрать то, что останется. Возможно, даже при нем. Чтобы унизить обоих. Мысль об этом заставила кровь прилить к паху. Представление было до странности эротичным. Ее изможденное, запачканное потом и кровью тело, прижатое к холодному полу. Его могучая спина, покрытая шрамами, напряженная в финальном усилии. И я, стоящий над ними, безупречный в своем белом костюме, наблюдающий, как затухает последняя искра борьбы в ее глазах, прежде чем приказать ему отступить и занять это место мне. Я сглотнул, чувствуя, как учащается мой собственный пульс. Нужно было успокоиться. Слишком сильные эмоции мешали контролю.
- Приготовьте для участницы Клары подарок, - сказал я, не отводя взгляда от ее губ, полных и слегка приоткрытых от тяжелого дыхания. - Вечернее платье. Что-нибудь облегающее. Шелковое. И чтобы цвет был алый. Под стать названию наших Игр.
Техник заморгал, удивленный.
- Но протокол первого дня не предполагает… - начал он.
- Протокол, - перебил я его ледяным тоном, - Это то, что я говорю, когда мне не хочется фантазировать. Исполнить.
Он сглотнул и закивал, застучав по клавишам с удвоенной силой. Да, пусть придет упакованная, как моя личная кукла. Пусть почувствует шелк на своей коже, которую до этого знала лишь грубая ткань и грязь. Пусть увидит себя в зеркале не дикаркой, а потенциальной принцессой. Это сломает ее куда вернее, чем голод и холод. Это посеет в ней сомнение. А из сомнения прорастает самый плодовитый сорняк - надежда. Надежда на мою благосклонность. Надежда, которую я с наслаждением вырву с корнем. Наверное…
Я снова переключился на камеру в ее комнате. Она замерла у стены, прижавшись к ней ладонью, словно пытаясь почувствовать пульс этого искусственного мира. Ее халат слегка распахнулся, открыв длинную линию шеи, ключицы, тень между начинающимися грудями. Мое дыхание на мгновение перехватило. Какая досада, что между нами лежат километры стали, бетона и этики, которую мне же и пришлось придумать для отвода глаз. Как я хотел бы быть там. Прикоснуться к той самой коже, которую они так старательно отмыли для меня. Провести пальцем по ее ключице. Зажать ее подбородок и заставить посмотреть на меня. Не через камеру. Глаза в глаза.
- Скоро, моя дикарка, - прошептал я, и мои пальцы непроизвольно сжались, будто ощущая ее упругие бедра. - Мы сыграем в самую увлекательную игру. И я научу тебя правилам. Лично.
Один из экранов мигнул красным - сигнал от медицинского блока. Один из участников, слабак из Пятого Сектора, не выдержал стресса и впал в кому. Идиот. Испортил статистику. Раздражение, острое и жгучее, сменило приятное возбуждение.
- Уберите это с глаз моих, - бросил я через плечо. - И найдите ему замену. Чтобы к утру все было готово. И чтобы следующий был жизнеспособнее.
Мне было плевать на этого никчемного паренька. Он испортил мне настроение. Перебил мои фантазии своим жалким существованием. Я снова сосредоточился на Кларе. Она села на пол, в позу эмбриона, спрятав лицо в коленях. Защитная реакция. Беспомощность. Это тоже было прекрасно. Я наблюдал, как дрожит ее плечо. Одиночная, предательская слеза скатилась по датчику и упала на пол. Капля настоящей, неподдельной боли в этом море фальши. Я сохранил этот момент. Для личного архива. Завтра начнутся настоящие игры. А сегодня… сегодня была прелюдия. И я наслаждался ею сполна.
Клара
Я не знала, сколько времени просидела на полу, свернувшись калачиком, впитывая холод гладкой поверхности через тонкую ткань халата. Слезы высохли, оставив после себя стянутую, соленую кожу на щеках и пустоту внутри, густую и липкую, как смола. Я позволила себе слабость. Всего на несколько минут. Но и этого, я знала, было достаточно. Он видел. Он все видел. Мысль о его всевидящем оке заставила меня подняться. Ноги дрожали, но я выпрямилась, снова ощетинившись. Я не позволю ему наслаждаться моим страхом. Не позволю.
Внезапно та самая беззвучная дверь снова растворилась. Я вздрогнула, ожидая увидеть техников в стерильных костюмах. Но за дверью никого не было. Только узкий, слабо освещенный коридор.
- Пора выходить из своей скорлупы, моя дорогая. Пришло время знакомства. Проследуйте по коридору. Обещаю, это будет познавательно, - голос Кассиана прозвучал мягко, почти ласково.
Приказ, замаскированный под приглашение. У меня не было выбора. Я сделала глубокий вдох, сжала кулаки и шагнула за порог. Дверь бесшумно закрылась за моей спиной, отрезая путь к отступлению. Коридор был таким же безликим, как и комната. Стены излучали рассеянный свет. Под ногами - та же упругая, теплая поверхность. Я шла медленно, краем глаза пытаясь найти хоть что -то - вентиляционную решетку, стык панелей, хоть какой -то изъян в этой чудовищной идеальности.
Издалека донеслись голоса. Приглушенные, напряженные. Я замерла, прислушиваясь. Мужской бас, раздраженный и грубый. Девушка, отвечающая ему с презрительными нотками. Еще один голос, тихий и плачущий. Мои ладони вспотели. Конкуренты. Те самые лица с экрана. Те, кого мне предстояло ненавидеть. Или убить.
Коридор вывел в просторное, круглое помещение. Сводчатый потолок терялся где -то в вышине. В центре бил фонтан - вода струилась по сложной конструкции из хрусталя и света, не издавая ни звука. Воздух был еще насыщеннее, еще слаще. От него кружилась голова.
Они уже были здесь. Все девять. Парень с голым черепом - огромный, мрачный - прислонился к стене, скрестив руки на груди. Его взгляд, тяжелый и подозрительный, скользнул по мне, оценивающе, и тут же отвел в сторону. Девушка с холодными глазами - стройная, с идеальной осанкой - разглядывала фонтан с невозмутимым видом, но я видела, как напряжены ее плечи. Двое других, похожих на наемников, стояли рядом, тихо переговариваясь. Остальные сбились в кучку, напоминая испуганных овец. И он. Дон.
Он стоял особняком, в стороне ото всех. Его спина была прямой, взгляд уставлен в пустую стену, но все его тело излучало такую концентрацию ярости, что пространство вокруг него казалось более плотным, более опасным. Он был одет в такую же серую униформу, но сидела она на нем иначе. Как броня. Он не смотрел ни на кого, но я чувствовала - он всех видел. Сканировал. Как и я.
Наша маленькая группа замерла в напряженном молчании. Мы изучали друг друга, как звери в загоне, выискивая слабости, признаки болезни, страх. Первой нарушила тишину холодная девушка.
- Надеюсь, они не будут кормить нас той дрянью, что принесли в комнаты, - сказала она, брезгливо сморщив нос. - Это даже ниже стандартов Второго Сектора.
Лысый парень хрипло рассмеялся.
- Мечтаешь, принцесса? Здесь тебя ждут похлебка из крыс и гнилая вода. Как дома.
Они перекидывались колкостями, но это была лишь ширма. Маскировка для страха, который витал в воздухе.
Внезапно зазвучала музыка. Тихое, проникновенное адажио, льющееся отовсюду. Свет в зале смягчился, стал более интимным. Мы замерли в недоумении. И тогда из скрытых ниш в стенах выплыли сервировочные платформы. На них - настоящий пир. Фрукты, которых я видела только на древних картинках, сочное мясо, истекающее соком, сверкающие графины с напитками всех цветов радуги. Некоторые, самые голодные и отчаянные, не удержались и бросились к еде. Они хватали ее руками, жадно запихивая в рот. Это было грубо, животно и… понятно.
Я не двинулась с места. Как и Дон. Как и холодная девушка - «принцесса». Мы понимали. Это была очередная ловушка. Проверка на жадность, на отсутствие самоконтроля.
Я почувствовала на себе взгляд. Острый, колющий. Я обернулась. Дон смотрел прямо на меня. Не оценивающе, как другие. Как будто видел во мне что -то знакомое. Не союзника. Нет. Но что -то опасное. Он кивнул мне едва заметно, и его взгляд скользнул в сторону жрущих участников, а потом вернулся ко мне, полный немого презрения. Я поняла. Он видел, что я не ведусь на эту удочку. И отмечал это.
Музыка стихла. Голос Кассиана наполнил зал, томный и насмешливый.
- Наслаждайтесь, дорогие гости. Подкрепляйте силы. Завтра вам понадобится энергия. А пока… у меня есть небольшой сюрприз. Для одной особенной участницы.
Комок страха снова сжал мне желудок. Я почувствовала, как по спине бегут мурашки. К моим ногам бесшумно подкатилась небольшая платформа. На ней лежала картонная коробка из черного, матового материала, перевязанная шелковой лентой цвета крови. Все взгляды устремились на меня. Кто -то с любопытством, кто -то - с завистью, «принцесса» - с откровенной ненавистью.
- Не заставляйте себя ждать, Клара, - произнес Кассиан. - Откройте его. На людях.
Руки у меня дрожали. Я ненавидела себя за эту слабость, но не могла остановить дрожь. Я потянулась и сдернула ленту. Крышка коробки отъехала сама собой. На мягком черном бархате, лежало платье. Алое, как кровь, как закат над руинами, как само название этих проклятых Игр. Шелк. Идеальный, струящийся, дорогой. Оно выглядело так хрупко, что, казалось, разорвется от одного прикосновения. В зале повисло ошеломленное молчание. Потом кто -то сдавленно ахнул. «Принцесса» смотрела на платье с таким жадным вожделением, что, казалось, вот -вот кинется и вырвет его у меня из рук.
- Примерьте, - голос Кассиана звучал мягко, но в его интонации был стальной приказ. - Я хочу посмотреть, как оно на вас сидит. Мы все хотим.
Я стояла, как парализованная, смотря на этот кусок ткани, который стоил, наверное, больше, чем вся моя жизнь в Секторе. Это было не платье. Это была униформа. Униформа куртизанки. Игрушки. Его игрушки. Я подняла глаза и встретилась взглядом с Доном. В его глазах не было ни зависти, ни вожделения. Только плотоядная усмешка и… понимание. Он видел, что это за игра. И он презирал и меня, и того, кто это затеял. Этот взгляд стал для меня пинком. Я не знаю, что именно во мне сработало - злость, гордость или просто желание не упасть в грязь лицом перед этим солдафоном. Я вынула платье из коробки. Шелк оказался на удивление тяжелым и холодным. Я повернулась спиной ко всем, к камерам, к нему, и сбросила с себя безликий халат.
Дон
Этот сладкий, приторный воздух застревал в горле, как вата. Я стоял, прислонившись спиной к холодной, идеально гладкой стене, и старался дышать ртом, чтобы не чувствовать этого запаха. Рай. Вонь от него была хуже, чем смрад Глубин. Там пахло правдой - гнилью, кровью, потом. Здесь пахло обманом. Они все тут были. Стадо. Испуганные овцы, голодные шакалы и пара ядовитых змей. Я сканировал их, раскладывая по полочкам, как делал с угрозами на патруле. Лысый - бык, сильный, туповатый, опасный в лобовой атаке. Холодная девица - гадюка, яд в оболочке из шелка. Остальные - мясо. Расходный материал.
А потом вошла она. Из того же проклятого коридора. Та самая, с Седьмого. Клара. Выглядела как птенец, выпавший из гнезда - испуганный, но с яростью в глазах. Она замерла в дверях, сканируя зал так же, как и я. Ее взгляд скользнул по мне, задержался на долю секунды. Не испуг. Не вызов. Оценка. Как будто она тоже раскладывала всех по полочкам. Это было неожиданно.
Потом начался этот цирк. Настоящая еда, выставленная как на показ. Проверка на жадность. На слабость. Несколько игроков сразу же кинулись к ней, хватая куски мяса руками, чавкая, облизывая пальцы. Меня затрясло от омерзения. Они уже проиграли. Они показали, что готовы продаться за кусок жратвы. Я не двинулся с места. Как и она. И гадюка. Мы понимали правила этой игры. Не есть - это было нашим первым маленьким сопротивлением. Нашим «нет».
Всего миг понимания. Мы были по разные стороны баррикады, но в этой одной точке - совпадали. Я кивнул ей. Почти незаметно. Не как союзнику. Как равному противнику. Она поняла.
И тогда появился голос. Этот гладкий, масляный голос, от которого сжимались кулаки. Он говорил о сюрпризе. Для «особенной» участницы. Я видел, как она замерла, как побелела. Платформа подкатила к ее ногам. Коробка. Алая лента. Театр.
Когда она открыла ее и вынула это платье, по залу прошел вздох. Шелк. Алый, как свежая кровь. Дорогой. Бесполезный. Идеальное оружие для унижения.
- Примерьте.
Приказ. Публичный и похабный. Я видел, как она замерла, как дрожали ее пальцы, сжимая эту тряпку. Она была как загнанный зверь. Часть меня ждала, что она сдастся. Заплачет. Убежит. И я бы презирал ее за это. Но она посмотрела на меня. Прямо в глаза. И в ее взгляде я не увидел мольбы. Я увидел ярость. Чистую, неразбавленную ярость, которую я узнавал в себе каждое утро.
И она сделала это. Сбросила халат. Встала перед всеми нами, перед камерами, перед ним - голая. Не в физическом смысле - хоть на ней не было белья. Голая душой. Уязвимая. И в тот же миг - абсолютно непобедимая.
Я застыл. Не из-за ее тела - худого, мускулистого, покрытого старыми шрамами и синяками. Тело было нормальным. Реальным. Не таким, как у этих кукол из Элиума. А из-за ее поступка. Она приняла вызов. Не сломалось. Она натянула это проклятое платье, и оно вдруг перестало быть символом ее позора. Оно стало доспехами. Вызовом. Она повернулась. Алое пятно посреди серости. И посмотрела вверх. Прямо туда, откуда шел его голос.
- Доволен?
Ее голос был твердым. Без страха. Без просьбы. С вызовом. Что -то в груди дрогнуло. Что -то старое, давно забытое, что я закопал глубоко под слоями грязи и ненависти. Уважение.
Его смешок, довольный и влажный, прозвучал в ответ. Он был рад. Он получил свое зрелище.
Музыка заиграла снова. Но напряжение в зале сменилось. Теперь все смотрели на нее. Не как на участницу. Как на помеченную добычу. Она стояла одна в центре зала, с высоко поднятым подбородком, принимая их взгляды. Одинокая алая фигура на шахматной доске, которую он расставлял по своему усмотрению.
Я оттолкнулся от стены. Мое движение было резким, неожиданным. Все взгляды, включая ее, тут же переключились на меня. Я прошел через зал, не глядя ни на кого, подошел к столу с едой. Взял яблоко - идеальное, глянцевое, без единого изъяна. Сжал его в ладони. Мышцы на плечах и предплечьях напряглись. Пальцы впились в упругую плоть фрукта. Я не смотрел на камеры. Я смотрел на нее. И раздавил яблоко. Сок брызнул мне на руку, кусочки мякоти упали на идеальный пол. Звук был громким, влажным, окончательным. Я бросил смятый остаток к ее ногам.
- Не стоит того, - сказал я хрипло. - Вся эта… сладость. Гниет изнутри.
Повернулся и пошел обратно к своей стене, оставляя за собой гробовую тишину. Я не знал, зачем я это сделал. Это было глупо. Это привлекало внимание. Но я не мог молчать. Я видел в ней солдата, которого метят для расправы. И я дал ей знать. Я дал им всем знать. Что я это вижу.
Я снова прислонился к стене, скрестив руки на груди. Она все еще стояла там, глядя на смятое яблоко у своих ног. Потом ее взгляд медленно поднялся и встретился с моим. В ее глазах уже не было ни страха, ни вызова. Была усталость. И снова - то самое понимание. Она кивнула. Едва заметно. Почти так же, как я ей до этого. И в этот миг мы заключили молчаливый договор. Не о союзе. Нет. Мы не были союзниками. Мы были двумя одинокими хищниками, загнанными в одну клетку. Мы могли разорвать друг друга в клочья. Но сначала мы разорвем того, кто нас сюда посадил.
Голос Кассиана не звучал. Но я чувствовал его улыбку где -то там, за стенами. Он видел эту вспышку. Видел мой вызов. И ему это нравилось. Он думал, что все это часть его шоу. Пусть думает. Я посмотрел на алую фигуру Клары, а потом на остальных обитателей этого аквариума. Охота только начиналась. Но я уже решил, на кого буду охотиться.
Кассиан
Тишина в операционном зале была взвинчена до предела, как струна перед самым щипком. Воздух трещал от подавленного напряжения техников, от тихого гула машин, от моего собственного учащенного дыхания. На центральном экране, в высочайшем разрешении, застыла она. Моя Клара. В моем платье. Боже правый, как оно на ней сидело. Алый шелк облегал ее бедра подчеркивая каждую линию, каждый изгиб. Ткань была тоньше, чем я приказал - легкий намек на прозрачность при определенном освещении. И сейчас, под софитами, я видел смутный силуэт ее длинных, сильных ног, тень между ними, упругие очертания ягодиц. Она была закутана в мою милость, и это зрелище было слаще любого вина.
Я провел языком по сухим губам. Мое сердце забилось часто и громко, отдаваясь глухим стуком в висках. Я представил, как этот шелк шуршит под моими пальцами. Как он рвется. Как холодная ткань внезапно сменяется теплотой ее кожи, покрытой мурашками от страха и… чего -то еще. Я бы заставил ее испытать что -то еще. Я бы свел ее с ума между страхом и наслаждением, пока она не перестала бы понимать, где кончается одно и начинается другое.
И он… Этот грубый, неотесанный солдафон. Мое возбуждение, такое острое и сладкое, сменилось ледяной волной раздражения. Он посмел. Посмел встать и испортить момент своим примитивным жестом. Я наблюдал, как его мышцы напряглись под серой тканью, как сок яблока брызнул на его ладонь. Грубо. По -скотски. И… черт возьми, до невозможности сексуально. В этом была какая -то животная сила. Ненависть и вожделение - две стороны одной медали, и я ощущал их обе с одинаковой интенсивностью.
Он бросил ей этот смятый плод. Сказал свои ничтожные слова. И посмотрел на нее. Не так, как смотрят на женщину. Как смотрят на равного. На воина. Я громко выдохнул, заставив пару техников вздрогнуть.
- Увеличьте фокус на ней. Только на ней, - бросил я.
Камеры послушно приблизили ее лицо. Капли от яблока, словно слезы или капли крови, застыли на шелке у ее ног. Она смотрела на них, а я смотрел на нее. На ее губы, приоткрытые от испуга и волнения. На грудную клетку, вздымавшуюся под алым шелком учащенно, почти трепетно. Я представил, как мои пальцы скользят по этому шелку, чувствуя под ним бешеный стук ее сердца. Как мои губы прижимаются к ее шее, впиваясь в место, где пульсирует жилка. Как она замирает, затаив дыхание, не в силах пошевелиться, вся во власти смеси ужаса и пробуждающегося желания...
Она подняла на него глаза. И кивнула. Этот едва заметный кивок, молчаливое соглашение между ними, был для меня пощечиной. И самым сильным афродизиаком, который я когда -либо испытывал. Ревность, острая и обжигающая, пронзила меня, как ток. Моя игрушка. Мое произведение искусства. Мое.
Я хотел быть там. Не наблюдать через экран. Чувствовать напряжение между ними физически. Встать между ними, провести рукой по ее щеке, заставить ее смотреть на меня, а не на него. А его… его заставить наблюдать. Связать его, заставить смотреть, как я развязываю пояс этого платья, как шелк соскальзывает с ее плеч, обнажая грудь, как я прижимаю ее к холодной стене, а он бессилен сделать что -либо, кроме как наблюдать, как наливаются кровью ее соски, как ее тело выгибается под моими ладонями…
Я сжал ручки кресла так, что костяшки побелели. Мое собственное тело отозвалось на эту фантазию настойчивым, требовательным пульсом. Нужно было успокоиться. Контроль. Всегда контроль.
- Техник, - голос мой прозвучал как ледяная сталь. - Внесите коррективы в сценарий первого испытания. Я хочу, чтобы они оказались вместе. Дон и Клара. Изолируйте их. Создайте интимную обстановку.
Техник замер, удивленный.
- Но первоначальный план… - начал он.
- Первоначальный план - это то, что я говорю в данный момент! - я не повысил голос, но он прозвучал так, что техник съежился. - Создайте туннель с биологической угрозой. Не смертельной. Дезориентирующей. Вызывающей. Повышенную сенсорную восприимчивость. И киньте их туда. Вместе.
Он закивал и застучал по клавишам, торопясь исполнить. Да. Я хотел видеть их наедине. Хотел видеть, как они будут бороться с угрозой, друг с другом, с самими собой. Хотел видеть, как их тела будут соприкасаться в полумраке, в липком, душном страхе. Как ее шелк будет прилипать к потной коже. Как его грубые руки будут хватать ее, чтобы защитить или чтобы навредить. Я хотел посмотреть, выдержит ли их молчаливый союз испытание страхом и плотью. Или он рассыплется, превратившись в грубый, животный секс. А может быть, и то, и другое. Это было бы восхитительно.
Я снова посмотрел на экран. Они все еще стояли в зале, избегая взглядов друг друга, но связь между ними была уже как наэлектризованный воздух перед бурей. Я откинулся на спинку кресла, наконец позволив себе улыбнуться. Возбуждение медленно отступало, сменяясь сладким, томным предвкушением. Я провел рукой по паху, чувствуя под тканью костюма напряженную плоть. Скоро. Скоро я получу свое личное шоу.
- Принесите мне вина, - лениво бросил я ассистенту. - И отключите звук в зале. Мне не интересно слушать их жалкое бормотание. Я хочу просто смотреть.
На экране Клара машинально поправляла прядь волос. Ее пальцы дрожали.
О, моя дорогая. Трепещи. Скоро ты узнаешь, что такое настоящая игра. И я буду там. В каждом твоем вздохе, в каждом прикосновении этого животного к тебе, в каждой капле пота на твоей коже. Я буду там, как бог, как любовник, как палач. И это будет прекрасно.
Клара
Алое платье жгло кожу, как клеймо. Каждый взгляд, брошенный в мою сторону, был уколом. Я стояла, пытаясь дышать ровно, впиваясь ногтями в ладони. Сжатые кулаки скрывались в складках шелка. Я не смотрела на Дона. Его поступок - тот смятый плод, эти слова - висели между нами тяжелым, невысказанным договором. Он меня не защитил. Он отметил. Как волк метит территорию, предупреждая других. И в этом был свой ужасный смысл.
Внезапно сладкая музыка сменилась пронзительным, тревожным гулом. Свет в зале погас, оставив нас в кромешной тьме. Кто-то вскрикнул от испуга. Послышались нервные движения, учащенное дыхание. Голос Кассиана прозвучал уже без насмешки, с холодной, металлической повелительностью.
- Первое испытание начинается. Проследуйте к мигающим указателям. Не отставайте. Отстающие будут немедленно деактивированы.
В стенах загорелись тусклые синие стрелки, пульсируя в такт моему бешеному сердцу. Они вели к одному из проходов - темному, зияющему пустотой. Движение началось сразу, хаотично и панически. Все ринулись к выходу, толкаясь, стараясь не оказаться последним. Меня оттолкнули в сторону, алый шелк зацепился за чью-то руку, раздался неприличный звук рвущейся ткани. Плечо оголилось, коснувшись холодного воздуха.
Я не видела Дона в давке. Я только старалась держаться на ногах, пропуская вперед самых испуганных, самых слабых. Инстинкт, выученный в Секторе: никогда не беги первым в неизвестность, но и не оставайся последним. Темный проход оказался узким туннелем. Стены были липкими и влажными на ощупь, от них исходил странный, сладковато-гнилостный запах. Воздух стал густым, трудно дышать. Сзади донесся резкий щелчок - выход захлопнулся. Мы были в ловушке. Идти пришлось гуськом, почти на ощупь. Я слышала тяжелое дыхание впереди идущего, сзади на меня наступали на пятки. Платье цеплялось за шершавые стены, с каждым шагом обнажая все больше кожи. Я чувствовала себя абсолютно голой, уязвимой. Взгляд ведущего, невидимый, но ощутимый, казалось, следил за каждым моим шагом, за каждым вздохом.
Внезапно туннель дрогнул. С потолка посыпалась мелкая, липкая пыль. Воздух наполнился странным, опьяняющим ароматом - смесью меда и горького миндаля. Я закашлялась, глаза начали слезиться. Впереди раздался крик, потом глухой удар. Шествие остановилось. «Ловушка!» - кто-то прокричал, и его голос прозвучал странно, замедленно, будто пьяный.
Паника, густая и слепая, прокатилась по туннелю. Кто-то рванулся назад, толкая других. Кто-то упал. Я прижалась к стене, пытаясь избежать давки. Сердце колотилось где-то в горле. Липкая пыль оседала на коже, вызывая легкое, покалывающее жжение. Тело стало ватным, мысли путались. Я чувствовала странную слабость, головокружение. И… жар. Разливающийся по жилам томный, опасный жар. Это был не яд. Это было что-то другое.
Внезапно сильная рука схватила меня за запястье. Грубо, почти больно. Я вскрикнула, пытаясь вырваться, но захват был как железные тиски.
- Не двигайся, дура, - просипел знакомый хриплый голос у самого уха. - Это пси-активный газ. Он бьет по мозгам. Двигаешься быстрее - вдыхаешь больше.
Дон. Он прижал меня к стене, своим телом прикрывая от бегущих в панике людей. Его грудь давила мне на спину, его дыхание обжигало шею. Он был огромным, твердым, реальным в этом опьяняющем хаосе. От него пахло потом, пылью и чем-то простым, мужским. Я замерла, ощущая каждый мускул его тела, каждое движение грудной клетки при дыхании. Жар внутри меня вспыхнул с новой силой. Это был не страх. Это было что-то древнее, животное, разбуженное вонючим газом и близостью этого грубого, опасного мужчины.
- Твое платье… черт, - он просипел с какой-то дикой злостью, и его рука скользнула по моей спине, где шелк был порван, обнажая кожу.
Его пальцы, шершавые и горячие, коснулись меня. Я вздрогнула, как от удара током. По коже побежали мурашки. Между ног предательски сжалось и стало тепло и влажно. Он тоже замер, почувствовав мою реакцию. Его дыхание стало еще более тяжелым. Мы стояли, прижатые друг к другу в липкой, душной тьме, и весь мир сузился до точки соприкосновения его руки с моей обнаженной кожей.
-Он… он это видит? - выдохнула я, и мой голос прозвучал чужим.
Дон хрипло рассмеялся прямо мне в ухо, и этот звук отозвался низким вибрационным эхом где-то глубоко внизу живота.
- Конечно, видит, красотка. Для него это и затеяно. Полюбуйся на свое шоу, ублюдок! - это он уже кричал в пустоту, в камеры, с силой сжимая мое запястье. - Нравится? Нравится, как мы тут пляшем?
Но его другая рука все еще лежала на моей спине. Большая, грубая ладонь. И он не убирал ее. Он водил ею вверх-вниз, по границе ткани и кожи, и это движение было уже не случайным. Оно было исследующим. Присваивающим. И самое ужасное - мое тело отзывалось. Предательски выгибалось навстречу этому грубому прикосновению. Жаждало его. Газ кружил голову, стирая страх, оставляя только обостренные, животные ощущения. Запах его кожи. Жар его тела. Жесткость его мышц под тонкой тканью.
Я повернула голову, и в темноте наши губы оказались в сантиметрах друг от друга. Я чувствовала его дыхание. Ощущала его взгляд, тяжелый и полный того же дикого, запретного влечения, что разрывало и меня изнутри. Он наклонился ближе. Его лоб уперся в мой висок.
- Держись, - просипел он, и в его голосе была не злоба, а какая-то отчаянная решимость. - Не дай ему этого. Не дай ему увидеть, как ты ломаешься.
Его слова были как ушат ледяной воды. Я зажмурилась, пытаясь совладать с телом, с разумом. Он был прав. Это была ловушка. Более изощренная, чем любая яма с кольями. Я кивнула, едва заметно, чувствуя, как его рука наконец убирается с моей спины. На коже осталось жгучее воспоминание о его прикосновении. Пространство между нами стало ледяным от внезапной потери тепла.
Газ начал рассеиваться. Впереди послышались голоса, свет фонарей. Испытание подходило к концу. Мы двинулись вперед, не глядя друг на друга. Его спина передо мной была напряженной, плечи - квадратными. На моем плече краснели следы от его пальцев. А под разорванным алым шелком кожа все еще горела.