Эштар проснулся с таким чувством, как будто только что закрыл глаза. Он сделал глубокий, медленный вдох и на несколько секунд растерялся.
У него болела грудь.
Либо он выздоравливал от тяжёлой респираторной инфекции, либо совершенно измотал себя тренировкой. Кровать казалась слишком удобной для палатки целителя, так что…
Он переместил руку, чтобы потереть глаза, а затем резко застонал от острой боли, которая вспыхнула мгновенно и повсюду, извлекая за собой воспоминания о прошлой ночи. Плеть. Анника. Анника с плетью в руках. Анника говорит ему, что он справился «очень хорошо».
- Источник… - простонал Эштар и замер неподвижно на несколько секунд.
Это было совсем не похоже на то, что делал с ним Данай. Тогда синяки оставались только на некоторых местах, самой большой проблемой были разрывы кожи, потому что растяжение мышц при движении и трение доспеха о тело могли заставить их снова кровоточить.
Но сейчас он чувствовал себя так, как будто вся спина выше лопаток была покрыта плотным слоем синяков, и судя по тому, что ему удавалось вспомнить, это, вероятно, было действительно так. Подумать только, что он хотел большего, прежде чем ночь закончилась… Что ему нравилось, когда Аника скребла ногтями по этой испоротой спине.
Разумнее всего было бы сделать два глотка эльфийского зелья и тем ускорить процесс заживления. Но Эштар не мог этого сделать. Во-первых потому, что он отчаянно хотел знать, сможет ли справиться с задачей и пережить день вот так. А во-вторых, потому что он чувствовал себя цельным только когда чувствовал боль.
Его недугу было труднее взять над ним верх, прошлому было труднее вцепиться в него. Он не понимал, почему это работает так, только то, что это действительно работает. И он держался за это знание так крепко, как только мог.
И в-третьих, потому что у него было тайное подозрение, что Анника ждала, что он выпьет немного зелья. И Эштар решил, что это уже принцип. Он в этом не нуждался.
Он чувствовал, что ещё рано. Годы привычки чувствовать время без часов были так сильны, что он просыпался вовремя даже во время болезней или после травм. Итак, несмотря на то, что он знал, что может заснуть в считанные секунды, Эштар медленно повернулся на бок, а затем, стараясь не тревожить плечи, аккуратно оттолкнулся от матраса бёдрами и встал на ноги. Он потрогал кожу на плече и ощутил на пальцах знакомую липкость целебной мази.
Его пальцы всё ещё казались деревянными, хотя и не болели настолько, чтобы он не мог их согнуть. Кожа на его спине горела огнём, но он не ощущал режущей боли там, где могли бы быть разрывы, и несмотря на чувствительность, от которой у него перехватывало дыхание, прикоснуться к ней казалось невозможным.
Осторожно, медленно он повёл плечами. Потом зажмурился, сжал губы и сделал глубокий вдох. Пять раз повернулся в одну сторону, пять в другую. Было больно, но это помогало разогнать кровь в мышцах, а значит дало бы возможность легче двигаться потом в течение дня. И когда потребуется он сможет повторять эту разминку и получит двойную выгоду: переживёт боль по-новой и в то же время поможет своему телу.
Эту часть он всегда переживал в одиночку. Эштар никогда не хотел, чтобы Данай видел его таким довольным после того, что они сделали. Не хотел он и теперь чтобы это видела Анника. Не хотел, чтобы они видели, как он изо всех сил пытается сдержать свою реакцию на боль. Как сжимаются его мышцы, когда он обещает себе, что ему осталось выдержать ещё один поворот плечом, фокус, которым он успешно обманывал себя снова и снова. Он не хотел, чтобы они видели, что иногда между вдохами на его лице появляется слабая улыбка. Эштар не был уверен, можно ли было назвать это удовольствием, но на самом деле слова не имели значения. Эта часть была для него и только для него.
Прежде чем натянуть рубаху и начать застёгивать доспех, он долго разглядывал в зеркале синяки на своей спине. Это выглядело пугающе, но на поле боя он выдерживал и худшее. Синяки чернели толстыми, широкими мазками, а не просто пятнами тут и там.
Большинство людей увидев нечто подобное пришло бы в ужас. Но не он. Так что, хотя иногда было трудно сделать вдох и даже одевание доставляло боль, и было не очень понятно, как он станет спускаться по лестнице – Эштар начал дрожать ещё до того, как его ноги коснулись пола – на самом деле он чувствовал себя более подготовленным к этому дню, чем к любому из прошедших десятков дней.
Пока день медленно перетекал к вечеру, Эштару удавалось справляться со всеми своими задачами, за исключением боевых тренировок, которые, как он здраво рассудил, могли подождать до завтра. Если иногда он покрывался холодным потом в попытках преодолеть боль, то это было даже хорошо, всяко лучше, чем пытаться скрыть последствия разрыва связи, которые терзали его изо дня в день.
Вместе со стопкой обычных вечерних донесений он получил простой, сложенный вдвое листок бумаги, покрытый летящими строчками знакомым подчерком:
«Я задала два вопроса, на которые мне нужно получить ответ сегодня. Поверь мне, это действительно необходимо. Аника»
Эштар покраснел, и бумага прилипла к его мгновенно вспотевшим пальцам. Сообщение было достаточно обтекаемым, чтобы никто не смог понять, что между ними произошло. Но небольшой намёк на то, что она назвала «мантрой Эштара», заставил его покачать головой, а затем пожалеть об этом, потому что малейшее напряжение мышц тут же отозвалось болью.
Прошла ещё одна неделя, когда Эштара замучила бессонница. Около часа ночи он спустился на кухню, как часто делал в таких случаях. Проулки и простенки, которые он миновал на этом пути, обычно были пустынны, да и на кухне обычно было тихо и темно. Он слышал по дороге сопение и вздохи спящих драколисков в загоне.
Эштар рассчитывал, что найдёт что-нибудь, чем можно утолить голод, и запасётся продуктами, чтобы на утро позавтракать в кабинете. У него был слуга, который приносил ему готовую еду, но ему было удобнее справляться с этой проблемой самому. Временами вся его жизнь сводилась к бесконечному круговороту тренировок, спаррингов, кабинета, бумаг и совещаний, и даже простой выход на кухню вносил в неё толику разнообразия.
Он открыл тяжёлую деревянную дверь и остановился, подняв брови.
- Хорошо, - сказал Эштар. – Смешно.
- Ты поверишь, если я изреку какое-нибудь собачье дерьмо типа того, что мы случайно оказались в одном месте в одно и то же время?
- Ты сама упомянула «собачье дерьмо», и всё это без моей помощи, - откликнулся Эштар, закрывая за собой дверь.
Аника сидела на кухонном столе и жевала какую-то булочку со сладкой начинкой, которая распускала соблазнительный запах абрикосов по всей кухне. Её рога поблёскивали в свете очага, как будто она недавно натёрла их воском, что заставило Эштара впервые в жизни задуматься о технических особенностях ухода за этой частью тела и понять, что он совсем ничего об этом не знает. Эштар остро ощутил синяки на спине, которые теперь как будто бы стали намного больше. Боль разливалась по мышцам горячей волной.
- Ты знаешь мои привычки, - сказал он вслух.
- Ага, - созналась Аника.
- Ты знала их до того, как я заключил с тобой это соглашение?
- Да, - отозвалась демоница. – Ну, типа того. Это вроде как моя работа, ты же в курсе? Знать тут всё и обо всём.
- Да, ты ведь демоница, способная убедить кого угодно в чём угодно, при этом не поколебав его уверенности в том, что он находится в абсолютной безопасности рядом с тобой. И тебе для этого вообще не требуется колдовство.
- Да, - согласилась Аника, не переставая жевать, и губы её расплылись в улыбке. Затем улыбка вдруг застыла и взгляд уставился вникуда. – Ну, по крайней мере, было бы замечательно, если бы это было так, - закончила она.
- Я полагаю, врождённые таланты никуда не деть, - сказа Эштар без всякого сочувствия. Но часть его разума, та часть, которая никогда не переставала анализировать ситуацию, недвусмысленно подсказала ему, что Аника решила поделиться с ним этой секундой слабости. Умело просчитала, какую степень уязвимости можно показать. Конечно, именно так.
Эштар подошёл к плетёной корзине с чёрствыми булочками, которые остались со вчерашнего обеда. Выбрал одну и пошёл в противоположный конец кухни, нашёл там маленький нож, рассыпая повсюду крошки принялся нарезать этот чёрствый хлеб.
- Ты здесь нарочно.
- Я здесь, потому что хочу есть, - отозвалась Аника. – Ну, и потому что хотела посмотреть, как у тебя дела.
- Ну, как ты можешь видеть, я тоже голоден и чувствую себя хорошо. Если бы происходило что-то серьёзное, я бы тебе сказал.
Эштар готов был поклясться, что в его глазах читается слово «лжец», когда Аника посмотрела на него как… как на лжеца. Но это не помешало ему почувствовать раздражение по этому поводу. Особенно потому, что это было правдой и ничего серьёзного НЕ происходило. Неделя была такой же рутинной и бестолковой, как и любая другая неделя в крепости, на которую никто не нападает. В большинстве случаев он заранее знал, чего ожидать, что пойдёт не так, и как это исправить.
Сложив вместе кусок солёной говядины и несколько зёрен горчицы, он завернул получившееся произведение искусства на манер рулета и откусил, поцарапав дёсны о сухую корочку. Затем сделал паузу и уставился на то, что ел. Это была обычная закуска, которую он готовил для себя со времён Небесного Свода, поскольку семена горчицы и солёная говядина часто были под рукой, а чёрствые булочки всегда оставались с обеда в изобилии. Ему всегда было больно их есть. Немного. Но дёсны быстро заживали. И всё же стоя сейчас на кухне со спиной, всё ещё покрытой пожелтевшими синяками, он внезапно осознал, что это была ещё одна вещь, которую он делал специально, чтобы навредить себе.
Он откусил ещё один кусок этой булочки, чтобы скрыть свои мысли.
- Я не знаю всех твоих передвижений, - тем временем призналась Аника. – Ты не придерживаешься регулярного графика. Это преднамеренно?
- Старая привычка, - отозвался Эштар.
Так было не всегда. Было время, когда его дни были расписаны так точно, что он почти всегда мог сказать, сколько сейчас времени с точностью до минуты не глядя на небо.
Леди Астарта, его последний командор, поощряла своих доверенных лиц придерживаться хаотичного графика, чтобы легче было предотвращать заговоры и интриги. Поначалу Эштар сопротивлялся, но она настаивала, пока он не повернул свои взгляды на сто восемьдесят градусов и не решил стать настолько хорош в этом, насколько возможно. Ему всегда хотелось заслужить её похвалу. Он разбил свой просчитанный до мелочей график, и это было неудобно, но небольшой его злорадной части по сей день нравилось, что теперь никто не знал, в какой час и где можно будет его встретить.
Глава 3
- Но ты доверяешь Лавине, - заметила Аника.
Эштар сделал глубокий вдох.
Лавина была одной из приближённых помощниц госпожи. У неё был свой отборный отряд тех, кого Лавина называла «карателями». И ещё Лавина была… ангелицей.
Её крылья стали чёрными, когда она отказалась от своей связи и переплела свою судьбу с камнем дома Нар-Шах. Это была не личная связь через печать наподобие той, которой был прикован Раймир, но в чём-то эта связь была более страшна, потому что независимо от того, кто был главой дома, Лавина никогда уже не смогла бы покинуть его. В некоторым смысле это обеспечивало большую преданность Анике с её стороны, чем если бы она была подвластна лично ей.
Поначалу, оказавшись в новом доме, Эштар избегал каким-либо образом вступать в контакты с Павшей. Таких как она ненавидели и презирали на небесах. И хотя в тот момент у Эштара в доме абсолютно не было друзей, сблизиться с ней означало признать, что теперь он – такой же как она.
Эштар, в отличии от Падших, не выбирал свою судьбу. Он не отказывался от Источника – Источник отказался от него.
Но время шло и оказалось, что у них с Лавиной больше общего, чем он думал.
Лавина была спокойной. Она ничем не походила на яростных, склонных к перепадам настроения демониц. Лавина всегда была собой и никогда не лгала – даже выполняя поручения госпожи. И Лавина была воином, таким же как он. Поэтому с какого-то момента само собой стало получаться, что они пересекаются на тренировочной площадке едва не каждый день, и спарингуют между собой каждый второй день.
Поначалу это была в большей степени злость. Эщтар хотел доказать Павшей, что он не хуже неё, несмотря на выбор, который их разделил. Но постепенно злость стала переходить в азарт, а за ними последовала привычка. И хотя Эштар никогда не рассматривал Лавину как женщину, сейчас он сказал без единого сомнения:
- Её я знаю намного лучше, чем тебя.
- Ты странный, - призналась Аника, поудобнее устраиваясь на столе и потягиваясь, по кошачьи прогибаясь в спине, прежде чем снова поставить ладони по обе стороны от бёдер и наклониться к нему, явно не обращая никакого внимание на своё не по-домашнему откровенное декольте. Кровь прилила к шее Эштара, заставляя её краснеть. Источник, она точно делала это специально. Изгибалась вот так прямо перед ним. – Учитывая, что мы знакомы не так уж хорошо… Ты не волнуешься? Ты уже дал мне слишком много поводов для шуток.
- Как я уже сказал, ты проницательный и умный человек, - отозвался Эштар, хмуро глядя на неё.
- Только не рассказывай об этом никому, - Аника ухмыльнулась. – Или знаешь, если захочешь посмотреть, как кто-то смеётся десять минут безе перерыва… можешь рассказать. Во время боя, к примеру, неплохо отвлечёт.
- Я буду иметь это ввиду, - откликнулся Эштар, продолжая наблюдать за плавными движениями её рук, когда Аника чуть качнулась в сторону, перенося вес.
Потом он перевёл взгляд на её лицо, и они оба улыбнулись. Эштар вернулся к наполнению корзины, которая висела у него на руке. Тишина, воцарившаяся между ними, теперь была дружеской, и Эштар чувствовал, что худшие его сомнения стали утихать. Он не был уверен, в какой момент это произошло, учитывая, что близость Аники в определённые моменты делала ситуацию только хуже, а его самого – откровенно более напряжённым. Бросив косой взгляд на демоницу, он обнаружил, что Аника с любопытством наблюдает за ним – но спокойно, без прежнего напряжённого ожидания.
- Проницательный и умный, - задумчиво повторила Анника, как будто наслаждаясь каждым звуком. – Большинство людей обычно называют меня взбалмошной и непоследовательной. Ещё - горячей и ненасытной иногда. Если ты понимаешь о чём…
- Да, Анника, - Эштар закатил глаза. – Все в Бездне понимают, что ты имеешь в виду.
- Да, но не все так красиво краснеют.
- Я знаю, что ты просто издеваешься! – произнёс Эштар, хотя его щёки запылали ещё сильней. Он направился к выходу, ведущему на лестницу, и уже положил ладонь на дверную ручку. – Ну, теперь, когда ты знаешь, что со мной всё в порядке, и с нами обоими всё в порядке, я полагаю, что могу идти?
- Ты всё ещё перебиваешь меня, - со вкусом заметила Аника. – Хотя сегодня не так часто, как всегда.
- Спокойной ночи, госпожа! – Эштар поймал себя на том, что улыбается, оглядываясь на неё через плечо, и поспешил плотно закрыть за собой кухонную дверь.
Он всё ещё не мог избавиться от тепла, которое поселилось в его груди даже теперь, когда его окружала беспросветная вечная ночь Бездны. Не мог избавиться от отголосков улыбки, которая продолжала искриться на его губах, даже когда он наконец вошёл в свой кабинет и обнаружил, что у него трясутся руки. Это случалось с ним временами, так что он не всегда замечал, когда это начиналось, если только в этот момент ему не приходилось делать какую-то особо тонкую работу – например, писать.
Он поставил корзину с едой на маленький приставной столик, затем сел за свой стол и откинулся на спинку кресла. Сегодня руки холодели больше, чем обычно. Симптомы «разрыва» никогда не проходили целиком, но последние недели его спасала боль. Теперь синяки почти сошли, и он уже не мог просто расправить плечи и попытаться отвлечься. Он посмотрел на свои дрожащие пальцы и задался вопросом – заметила ли это Анника? Что она подумала? Нервы?
Эштар мог бы попросить о следующей встрече через неделю после того, как его синяки сошли. Это было бы через несколько дней после того, как он встретился с Анникой на кухне.
Но он сказал себе, что будет выглядеть слишком отчаявшимся.
Прошла ещё одна неделя, и Анника со своей командой отправилась в один из срединных миров, обследовать новый свободный домен. Эштар сказал себе, что всё в порядке. Что он долгое время обходился без этого и сможет обойтись ещё сколько-то дней.
По вечерам теснота в груди стала его постоянным спутником. Пальцы всё время были холодными, они дрожали и казалось, что все симптомы, которые он успешно сдерживал в течение дня, обрушивались на него с удвоенной силой. Сначала перед глазами начинало расплываться, и это затрудняло работу с донесениями после третьей смены Пламени. Затем его руки начинали коченеть, какую бы задачу он не пытался выполнить – полировать доспех, точить меч, относить грязное бельё в прачечную, получать на складе новое или просто упражняться с мечом – чем бы он не занимался, ему приходилось это отложить.
Поскольку к этому времени он всё ещё был далёк от усталости и ненавидел себя за эту слабость, он брался за упражнения, которые должны были поддерживать тело в форме – отжимания, приседания, всё то, что можно было делать прямо в его комнатах, и что не требовало особой ловкости или остроты зрения. Это продолжалось до тех пор, пока ему не начинало казаться, что потолок падает на бок.
Его учили техникам, которые должны были успокоить разум и сосредоточить внимание. Эштар использовал их так часто, что мог вспомнить любую без раздумий. Если его дыхание сбивалось, он тут же выравнивал его. Если мысли начинали ходить по спирали, он быстро сужал внимание до конкретной задачи. Когда это не срабатывало, он начинал думать о том, чтобы просто получить зелье, которым пользовалось большинство. Зелье, которое могло вызвать привыкание и навсегда подчинить его дому Нар-Шах, но всё равно – в эти мгновение казалось, что это так легко. Это было бы также просто, как найти любого из Падших и соврать, что он потерял свою дозу. Так же просто, как спуститься по лестнице и…
Спокойное выражение лица, которое он демонстрировал подчинённым в течении дня, в такие вечера давало трещину. Он прислушивался к собственному прерывистому дыханию, к ощущениям в вечно сдавленной груди, и мечтал о невозможном. От желаний, чтобы небо оставалось на месте, до размышлений о том, будут ли его руки когда-нибудь тёплыми и послушными, если он продолжит заставлять их выполнять упражнения, до мечтаний о плети, о ровных прикосновениях кожаных ремешков к своей спине, пока боль не заставит его разучиться дышать по другой причине. Пока его разум не откажет настолько, что он перестанет пытаться сосредоточиться, и плеть сделает для него то, чего не смогли все техники, которым обучали его Орден и Небеса.
Прошло три недели прежде чем Анника вернулась, и к тому времени ощущения Эштара перевалили гребень отчаянья… и он понял, что снова начинает к ним привыкать. Такова была его жизнь до Анники, и он мог справиться с этим снова. Он сказал себе, что на самом деле вообще не скучает по её обществу. Было много других способов справиться с тем, что его мучало. Если ни один из них не сработает, тогда он может просто попросить убрать его с этой должности. По крайней мере, никто не пострадает от его неспособности держать себя в руках.
Случались дни, когда он не хотел использовать то, чему его учили на Небесах. Это был своего рода бунт. Были песнопения, от которых он намеренно уклонялся. Мантры и заповеди, которые старался выбросить из головы. В конечном счёте это был опасный путь, который вёл к непредсказуемому результату, и он всё ещё знал, что те, кто отправил его сюда, хотели миру добра. Он изо всех сил старался не показывать свою преданность им каждый раз, когда Анника спрашивала его мнения на военном совете. Как бы там ни было, они всё ещё были его жизнью, и навыки, которыми он обладал, и от которых теперь зависели жизни множества людей, у него были только благодаря тому, что его этому обучили Небеса.
Но была часть его, которая хотела забыть это, которая избегала воспоминаний, и отвергала всё, чему они его научили, потому что это ушло. И у него в любом случае не было дороги назад.
В воскресенье вечером, когда он вошёл в подсобку, закончилась нулевая смена Вечного огня – по земному отсчёту было три часа ночи. Он практически не чувствовал своих рук. Эштар так старательно сжимал лампу, что на пальцах остались бороздки от кольца на его ручке. Он сел на тот же стул, на котором в прошлый раз сидел сам и который мысленно уже называл «своим». Посмотрел на стол, на котором теперь не было никаких инструментов для бичевания, опустил на него руки ладонями вниз, положил лоб и прислушался к тому, как его дыхание отражается от дерева.
Наверху приближался месяц Облачного предела. Здесь, в Бездне, заканчивалась триада Дракона. Его уже спрашивали о дне середины лета, когда на Небесах проводилась церемония посвящения в рыцари. Здесь, в Бездне, не знали ничего подобного, но те, кто пришёл сюда со светлой стороны, хотели сохранить обряды и традиции, которые у них пока ещё оставались. Воины и разведчики спрашивали его, будет ли он участвовать в них, поскольку он был старшим среди воинов и их командиром, а когда-то был ангелом-командором, и по-видимому, это означало, что старшая жрица Заварель сочла его подходящим для присмотра за мальчишками и девчонками, которые оказались здесь не достигнув совершеннолетия, но которые по-прежнему хотели стать Рыцарями Серебряного Крыла. Они ждали этого дня и проходили испытания, которые должны были подготовить их к нему.