Особняк Половцова, Санкт-Петербург, наше время
В великолепии зала, озаренного мягким блеском канделябров, убранство в стиле времен Людовика XVI было оттеснено на второй план ощущением горечи в моей душе. Стены, отделанные мрамором, прежде — символы достатка и великолепия, теперь послужили декорацией к встрече с человеком, которого я видеть не хотела.
Лука Камаев.
Его имя разлилось по моим венам, как тёплая отрава. Четыре месяца назад я вырезала его из памяти скальпелем ненависти. Он не звонил, не писал мне все это время. А теперь стоял в пяти шагах, играя бокалом шампанского так же легко, как играл мной в июне.
Пробираясь сквозь гущу прибывших гостей, облаченных в дизайнерские наряды и сияющие ювелирные изделия, я не могла избавиться от ощущения надвигающейся конфронтации. Устроиться официанткой на время проведения эксклюзивного арт-аукциона казалось мне безобидным способом подзаработать. Откуда мне было знать, что он тоже будет здесь. Я думала, что он до сих пор давится дорогим вином во Франции.
Лука. От одного его присутствия сердце сжалось в тиски, пробуждая похороненные в недрах памяти воспоминания. Мелькнувшее в его глазах узнавание было ужаснее всего. Нет. Я не хотела с ним разговаривать.
Поздно, не успела.
— ...Мелисса? — его голос проскрёб по нервам, раздавшись за моей спиной. — Ты здесь... обслуживаешь?
В его улыбке застрял тот же намёк: «Не удивлен. Ты всегда была ниже меня».
Я сжала поднос, изобразив холодный взгляд.
— А ты здесь тоже продаёшься, как эти картины? — бросила я, глядя на его идеальный костюм и нахальные глаза.
Гости неподалеку замолчали. Виолончель в холле взвыла.
Лука метнул колючий взгляд на стоящих рядом, подходя ко мне вплотную.
— Какого хрена твои друзья распускают обо мне слухи по университету?
— А ты боишься правды? — спросила я, глядя на его сжатые челюсти. — Или просто испугался, что кто-то узнает, какой ты на самом деле?
Его пальцы впились мне в локоть, отводя меня в угол.
— Ты сама придумала себе сказку, — процедил он около моего уха. — Я никогда не обещал тебе настоящих отношений. Сама говорила, что это лишь на лето.
Старая боль ударила с новой силой.
Я гордо встретила его взгляд. Его карие глаза сделались темнее, и от жестокого накала в них у меня заныло что-то в животе. Взгляд парня, которому я когда-то была готова отдать все, стал взглядом незнакомца. Даже хуже. Врага.
— Я не контролирую то, что говорят мои друзья. И, если уж совсем честно, мне нет никакого дела до твоей репутации.
Лука качнул головой. Его черные локоны были уложены назад и зафиксированы гелем. Он был похож на типичного ловеласа. Когда мы были вместе, он постоянно зачесывал их назад. Терпеть этого не могла. Ему больше шли непослушные волосы. Естественные. Но в этом и был весь Лука Камаев. За привлекательной, эффектной внешностью скрывалась внутренняя пустота самовлюбленного, высокомерного парня. Пустышки.
— Я спрашиваю тебя, за каким чертом твои безмозглые подруги промывают мои кости? Мои знакомые сообщили мне, что слышали, как твоя подруга... Как ее там звали? — он делает вид, что пытается вспомнить, и это жалкое зрелище. — Та, что встречалась с богатым стариком. Та самая. — выплевывает Лука с отвращением.
Он знает ее имя. Но всегда делал вид, что не помнил имен моих друзей. Хотя у меня их было совсем немного, они не имели для него никакого значения. Лука всегда ставил себя выше всех остальных.
— Таня. Ее зовут Таня. Может, она и не вписывается в круг твоего внимания, но она тот человек, кто поддерживал меня, когда я в этом очень нуждалась. Поэтому даже не вздумай вякнуть что-нибудь против нее.
Взгляд Луки ожесточился, на лице промелькнула вспышка ярости, но тут же сменилась привычной маской напускного безразличия.
— Мне передали, что она распускает слухи обо мне и моей семье. — произносит он, упираясь рукой в стенку прямо возле моего лица. — Что я якобы их в грош не ставлю, рассекая по Европе с какими-то девками. Меня, конечно, радует, что ты никому не проговорилась, что те "девки", — это ты. Но подружке своей скажи, чтобы следила за своим ртом.
— Да что тебе от меня надо! Ты сам бросил меня, а теперь мне ещё что-то выговариваешь! — восклицаю я, притягивая к нам взгляды немногочисленных зрителей.
Коридор, в котором мы стоим, довольно просторный, но из-за аукциона, который устраивают здесь друзья богатеньких родителей Луки, здесь довольно шумно.
Лука вдруг издаёт сдавленный смешок.
— Окей. Но больше не говори обо мне со своими друзьями. Я не хочу слышать, как они упоминают мое имя.
Теперь настало мое время зайтись от смеха.
— Серьезно?! Не хочешь слышать свое имя? Страшно, небось, стало, да? Любопытно, почему... А может, потому что ты повел себя со мной как последний мудак? И теперь испугался, что другие узнают, какой ты на самом деле? Ты так упорно добивался моего доверия, ждал, когда откроюсь тебе, чтобы ранить меня так, как никто другой больше не сможет?! — мой тон повышается, и это привлекает еще больше внимания.
— Не повышай на меня голос. Однажды я уже предупреждал тебя.
Взгляд его выдавал наличие угрозы, давая понять, что кроется под его невозмутимым обликом.
Блеф. Хочешь припугнуть меня? Хорошо.
— Или что? Не удивлюсь, если поднимешь руку. И тем более не удивлюсь, если опустишься в моих глазах еще ниже.
Лука вскинул подбородок, на его губах проступила язвительная полуулыбка.
— Ты ведешь себя как истеричка, Мелисса. Успокойся.
— Хорошо. Скажу тебе сейчас предельно ясно. Не смей меня ни во что посвящать. Я не хочу слышать твой голос и, честно говоря, ты последний человек на земле, которого я хотела бы видеть! Но раз уж наши пути пересеклись сегодня вечером..... Что уж поделать!
Я передернула плечами, на губах расплылась горькая ухмылка. Видимо, все-таки придется подпортить его идеальный образ жиголо.
Каждое утро, еще до рассвета и задолго до начала занятий в университете, я отправлялась в центр скалолазания. Когда первые лучи солнца только заглядывали в панорамные окна, я уже разминала мышцы, приводя их в готовность.
Спорт, особенно скалолазание, стал моим спасением в один из самых низких периодов моей жизни. Когда опустошение после расставания постучалось в мою дверь, у меня пропал аппетит. От одного только вида еды меня воротило. Я начала бегать и заниматься скалолазанием. Каждая капля обиды и отчаяния выливалась в эти восхождения, и с каждым подъемом с моих плеч сваливался груз.
В каком-то смысле, это заменяло... многое.
Всякий раз все больше убеждаюсь, что люди не способны простить боль, причиненную им кем-то. Они просто со временем забывают о ней.
Сегодня у меня непривычно кружилась голова. Руки не слушались, было странное онемение в мышцах. Наверное, это потому, что вчера мы с Таней устроили небольшую тусовку у нее дома... Но мы не так уж много и выпили.
— Почему всегда в одиночестве, ранняя пташка? — раздался бодрый мужской голос внизу.
Появился Леон. Бельгийский тренер по гимнастике, десять лет назад ставший резидентом России. Если спросить его, почему он переехал, он просто ответит: из-за русских женщин. Всякий раз, когда Леон появлялся в центре, его медовые глаза пробегали по мне, как сканер. Поначалу это интриговало, но потом стало раздражать. Несмотря на его обаяние и настойчивость, мои ответы на его приглашения на свидания стали легендарными по своей креативности.
Я заканчивала тренировку, а Леон уже поджидал меня возле раздевалок с двумя стаканчиками кофе на вынос. Я улыбнулась ему и ускорила шаг, думая, что смогу обойти его, но, увы, он был проворен.
— Я хочу услышать еще одну твою убедительную причину, почему ты не присоединишься ко мне на катке, — заявил мужчина, его французский акцент придавал речи особую изюминку.
— Понимаешь, Леон, мой социальный календарь ломится от мужчин, желающих заполучить меня. Попробую втиснуть тебя между миллиардером-айтишником из Дубая и красавцем-бизнесменом из Москвы. Возможно, на следующей неделе получится.
Леон хмыкнул, и уголки его карих глаз заискрились от азарта.
— А, понял. Значит, у меня есть конкуренты! В спорте это всегда к месту. Что ж, не торопись и дай мне знать, когда будешь готова украсить свой день мной. Уверен, после меня в твоем календаре не будет очереди.
— Почему?... Это угроза?
Леон воззрился на меня с легким неодобрением, хмурясь.
— Никогда не пойму твой язвительный язык. Это что, русская черта?
— Это – женская черта.
Подмигнув, я выхватила кофе из его рук и вылетела на бодрящий сентябрьский воздух.
Частный университет имени Г. Е. Распутина
Я в спешке покинула старинную аудиторию университета после окончания занятий. Устроившись за угловым столом в библиотеке, я погрузилась в страницы книги на английском языке: слова об этических проблемах влияния веры на современное общество так и заплясали перед моими уставшими глазами.
Но стоило мне перевести взгляд на дальний конец зала, где среди книжных шкафов стоял уединенный письменный столик, залитый мягким утренним светом, как мое сердце сжалось от воспоминаний.
Я сокрушенно вздохнула и покачала головой. Проклятье.
Четыре месяца назад
Я сидела у него на коленях за тем дальним столом. Мои пальцы нырнули в его густые волосы, оттягивая их назад. Рассеянный свет от ламп для чтения скользил по его рукам, подчеркивая каждый штрих татуировок.
Был поздний вечер конца мая, и университетская библиотека была пуста. Эту неделю я должна была готовиться к экзаменам, но Лука приходил сюда с одной целью — отвлекать меня. Его руки скользнули под мою юбку и наши губы слились в поцелуе, горячем и влажном, а его язык вторгся в мой рот. Время потеряло смысл, когда он стал медленно расстегивать мою блузку. Его глаза загорелись, а зубы впились в мое плечо, заставляя меня застонать.
И тут — резкий звук.
Дверь библиотеки распахнулась, и в помещение ворвалась рыдающая девушка. Но Лука не остановился. Его руки сжали мои бедра, заставляя меня выгнуть спину.
— Чертов Диев! Ненавижу его!!!
Девушка яростно говорила по телефону в другой части библиотеки, ее голос дрожал от эмоций.
Я привела себя в порядок и слезла с колен Луки, желая пойти посмотреть, что там происходит.
— Она того не стоит. — Лука перехватил мое запястье, притягивая обратно. — Такие, как она, готовы раздвинуть ноги перед любым, кто обратит на нее внимание, — произнес он с ноткой насмешки в голосе. Я почувствовала досаду от его слов, понимая, что они не только грубые, но и высокомерные.
— Почему парни всегда говорят такие вещи о девушках? — возразила я, собирая волосы в хвост. — Она плачет из-за Артема Диева. Он успел переспать почти со всеми хорошенькими девушками в университете. Парни бывают такими же, если не хуже.
Лука усмехнулся, его черты превратились в самодовольную маску.
— Самая симпатичная девушка — моя, поэтому Диев и бесится.
Он взял мою ладонь и нежно поцеловал ее, заставив меня непроизвольно зардеться. Я попыталась отнять руку, но он удержал ее, наслаждаясь произведенным на меня эффектом.
Мое внимание привлекла какая-то странная фигура. Мимо нас проскочил парень. Кажется, его звали Ваня, но фамилию я не помнила. Он был в длинном сером свитере оверсайз и, как всегда, с массивным походным рюкзаком за плечами.
Парень стремительно подбежал к плачущей девушке и чиркнул спичкой перед ее лицом.
Испугавшись, та ахнула. Он поднес спичку к ней вплотную и заглянул через пламя ей в рот.
Девушка отшатнулась в полном недоумении.
— Что за хрень?! Что ты, блин, творишь?! Псих!!!
Ваня проворно отступил, пряча спички в карман.
— Чистая. Молодец. — пробормотал он себе под нос, беспокойно водя глазами по паркету.
Прежде чем умчаться вглубь библиотеки, парень бросил на нас короткий взгляд. У меня по спине пробежал холодок, и я инстинктивно придвинулась ближе к Луке.
Я замерла. Правильно ли я расслышала, что он обратился ко мне?... То есть он знал, что я на него пялилась...
— Что? — нерешительно произнесла я, делая вид, что не слышала его.
Парень лежал, растянувшись на барной стойке, глаза его были плотно закрыты.
— Ты меня расслышала, — пробормотал он, его голос был низким, манящим.
Неожиданно он протянул ко мне свою руку.
Я не отстранилась. Когда его пальцы коснулись моего запястья, по мне пробежала дрожь, на мгновение приковав к месту. Кажется, он тоже напрягся: ощущение легкого покалывания кожи от нашего прикосновения повергло и его в недоумение.
Парень чуть приоткрыл один глаз, и его внимание задержалось лишь на браслете на моем запястье.
— Мелисса... зачем же ты сюда пришла?
Он снова сомкнул веки, словно собираясь вернуться в тот мир, в котором пребывал несколько минут назад.
— Просто праздную жизнь с моей подругой... — ответила я, бросив взгляд на танцпол, где тела хаотично извивались в такт очередной ритмичной композиции.
— Как зовут подругу? Я всех здесь знаю... к сожалению.
— Почему к сожалению?
Я посмотрела на его руки, ища хоть какие-то следы клубного браслета с его именем. Но его не было.
— Потому что большинство людей приносят лишь разочарование.
— ...Знаешь Таню Раневскую?
Он смахнул с лица несколько светлых прядей, и оттого стал выглядеть еще привлекательнее. Но красавчики — это уже не по моей части. Чем красивее парень снаружи, тем уродливее он внутри. Это из опыта.
— Да, знаю... Она пригласила тебя? Уверен, что не видел тебя здесь раньше... Запомнил бы твой голос.
На его губах промелькнула улыбка, заражая меня своим теплом.
Я почувствовала прилив жара на щеках, но поспешно отогнала этот эффект.
— Ага. В общем, я здесь, чтобы развлечься и всё такое... — пробормотала я, чувствуя, как его взгляд скользит по моей шее, ниже, к вырезу платья.
— Возьми. Это подарок.
Его пальцы обхватили бокал, наполненный янтарной жидкостью — густой, как мед, переливающейся в полумраке. Из нагрудного кармана он достал маленькую красную капсулу, не открывая глаз, опустил её в стакан. Капсула закружилась, растворилась, оставив после себя лишь искрящийся след.
Незнакомец подтолкнул стакан ко мне.
— ...И что это?
— Иногда для того, чтобы развлечься, людям нужно что-то большее. Особенно в этом сером мире. Здесь не хватает красок.
Я повертела стакан в руке, и жидкость вспыхнула, как жидкий огонь.
«Чёрт с ним», — подумала я.
Глоток — и мир заиграл новыми оттенками.
Незнакомец замер. Его грудь больше не поднималась. Будто бы он был во сне, только вот... Похоже, не дышал.
Неужели...
Я встала, шагнула ближе. От него пахло табаком и чем-то дорогим — эксклюзивным парфюмом.
Чуть наклонилась к нему. Он дышал.
И вдруг — его глаза распахнулись. Серые, как буря. В них было что-то хищное.
— Я думала, ты не дышишь, — прошептала я в свое оправдание.
— Спасибо, что обратила внимание, — его голос был низким, обволакивающим. — Ну и как?... Дышу?
— ...Ты красивый. — почему-то слетело с моих губ.
Его пальцы скользнули по моему запястью, печальная улыбка промелькнула на лице.
— Это же прекрасно, когда два красивых человека встречаются.
Взгляд мужчины падает на мои губы и я понимаю, что пропала.
***
Его ладонь прижимает меня к холодной поверхности двери уборной, пока другой рукой он достаёт из внутреннего кармана чёрную карту с позолоченным чипом. Металлический блеск мелькает в полумраке, когда он проводит ею перед датчиком, блокируя дверь.
— Откуда?.. — мой голос сбивается, смешиваясь с учащённым дыханием.
— Не спрашивай, — его губы касаются моего уха, а щелчок замка звучит как приговор.
Красивый незнакомец подхватывает меня под колени, сажая на керамический край раковины. Мгновение — и моя спина вжимается в ледяное зеркало, отчего я вздрагиваю. Его пальцы уже скользят по моим бёдрам.
— Думал, этот вечер будет самым обыденным, — его шёпот обжигает, а язык уже скользит по моей шее, — …не знаю, за какие поступки мне послали такой подарок сверху.
— …Кто послал?
— Создатель. Он у каждого свой. И мой часто меня наказывает ни за что.
Я хмурюсь от его странной фразы, но быстро об этом забываю.
Парень отстраняется и его глаза чуть прикрываются, губы растягиваются в довольной ухмылке.
— Боги, ты прекрасна...
Я смущаюсь и пытаюсь сомкнуть бёдра, но его ладони плотно обхватывают их, разводя в стороны. Сам он становится между ними.
Телефон в моем кармане жужжит, как назойливая оса. Достаю его, щурясь на экран.
— ...Мне нужно ответить, — пытаюсь подняться, но незнакомец удерживает меня за талию.
— Подожди. Не торопись.
Он целует меня в лоб, затем шепчет на ухо, горячим дыханием пробегая по мочке:
— Если захочешь закончить то, что мы начали...
Визитка с его номером скользит под лямку моего топика. Его уход сопровождается лёгким запахом дорогого парфюма и чем-то ещё — может, чем-то цветочным, может, моим безумием. Ведь это первый раз… чтобы я так с первым встречным, в уборной… Я точно обезумела. В край.
***
Я не имела ни малейшего представления о том, куда направляюсь, но это меня не остановило. Заметив поблизости коридор, я скользнула в него и устремилась вверх по узкой винтовой лестнице.
Поднявшись на второй этаж, я чуть пошатнулась: в ногах витали тени, а коридор плыл передо мной, как река. Я определенно была пьяна.
Экран засветился в тусклом свете, и на секунду я замешкалась, прежде чем нажать кнопку вызова.
— Пап? — сорвалось с губ редкое слово.
В ответ — тишина.
— Алло?...
Раздался громкий кашель, заставивший меня отпрянуть от телефона.
— Мелисска? — прохрипел сквозь помехи голос курильщика.
Я краем уха услышала, как кто-то разговаривает на повышенных тонах на фоне всеобщего шума.
Решила все выяснить.
С опаской я свернула за угол здания, готовая ко всему. То, что я увидела, было неожиданным — девочка-подросток, которая выглядела так, будто вышла из другой эпохи. Ее волосы были неземного белого оттенка, почти светящиеся под тусклым светом уличных фонарей. Белая курточка выглядела совсем неподходящей для этого места.
Девочка прижималась к стене в переулке, как загнанный в угол кролик, и неотрывно глядела куда-то в полумрак, откуда вскоре послышался мужской голос:
— Вы не можете вмешиваться! Это было решение самого Верховного Магистра. Нам велели действовать. Вспомни и передай всем остальным, что вы не имеете права совать свои невинные носы в ЕГО дела.
— Вы нам угрожаете?
— Тебе послышалось. — заявил мужской голос.
Я наконец распознала его.
Выйдя из тени, Эмиль приблизился к девушке.
— Мы уже предупреждали вас когда-то, не заставляйте нас делать этого снова.
Он остановился и резко повернулся в мою сторону. В одно мгновение его внимание переключилось с девушки на меня.
Я видела, как в его голове закрутились шестеренки.
— Вечер добрый! — насмешливо-бодрым тоном произнес Эмиль, невинно воздев руки.
Я пристально всмотрелась в его лицо. В ответ он преувеличенно удивленно поднял брови и ухмыльнулся, проходя мимо меня.
Когда Эмиль ушел, я направилась к незнакомке.
Почему-то мне захотелось утешить ее.
— Эй...
Она посмотрела на меня огромными серыми глазами, полными печали. В одно мгновение ее силы словно испарились, она сползла по стене, пока не оказалась сидящей на земле.
— Почему ты плачешь? Он сделал тебе больно? — спросила я, доставая из сумки салфетку и протягивая ей.
— Спасибо.
Ее белые волосы рассыпались по плечам, словно занавес, скрывающий ее от мира.
— Нет, не обидел. Мне просто жаль... Тебе не понять... Они погубят его. Еще одну невинную душу. И мы ничего не сможем с этим сделать. Как всегда, у нас связаны руки.
— Ладно... давайте обойдемся без этих странностей. Как тебя зовут?
— Соня, — тихо проговорила она, вытирая глаза салфеткой.
По крайней мере, у нас была отправная точка.
Я протянула руку, и она улыбнулась, ее хмурый взгляд сменился на теплый солнечный отблеск.
— Ты очень мила, что не свойственно людям...
— Не свойственно? Да что здесь не так с верой в людей? Ты уже не первая, кто так отозвался об этом сегодня.
— И уверена, что не последняя.
— Что ж, тогда мне лучше поискать того, кто убедит меня в обратном... — я хмыкнула, поднимаясь на ноги. — Мне пора бежать. Подруга ждет меня.
— Приятно было познакомиться... Мелисса.
Соня кивнула мне с мягкой улыбкой, озарившей ее лицо.
Только когда я обогнула угол, то застыла, ошеломленная. Я не помнила, чтобы говорила ей свое имя.
Я кинулась назад, но переулок был уже пуст. Никого. Та девушка словно в воздухе растворилась.
***
После нескольких часов блужданий по оживленному центру города и бесконечного смеха, мы с Таней очутились в Летнем саду.
— Поздравляю! Мы окончательно разучились гулять! — заявила Таня, слегка покачиваясь, так как будто мир вращался вокруг нее.
— Эээй! Не стрессуй! Мы наверстаем упущенное! У нас еще встреча разводных мостов и рассвета впереди. Забыла?
Я вытащила телефон, вознамерившись определить по навигатору обратный путь к ее дому на Казанской улице. Мельком глянув на карту, я поняла, что мы можем дойти пешком — только если будем идти уверенно. Не так, как сейчас.
Внезапно меня накрыла волна подступившей тошноты.
— Уфф... Мне что-то нехорошо, — простонала я, схватившись за живот.
Таня заметила мой дискомфорт и тактично указала на кусты неподалеку.
— Твой единственный вариант, подруга!
Спрятавшись в тени кустов, я прижалась к дереву спиной. Тошнота прошла.
Мой взгляд скользнул в сторону улицы через дорогу и упал на знакомую фигуру, одетую в ярко-желтую толстовку. Что?... Из всех мест в этом огромном городе Диев оказался именно здесь в два часа ночи?
Он был возбужден, размахивал руками, выкрикивая какие-то реплики в адрес женщины рядом с ним, облаченной во все черное. Та стояла, как статуя, не шевелясь.
А затем, совершенно неожиданно, она заключила его в объятия, но Диев быстро отпихнул ее.
Со своего места я не могла расслышать их слов, но было ясно, что это не какой-то душевный обмен.
Я поспешила вернуться к Тане, которая сидела, скрестив ноги на траве, и смотрела в ночное небо.
— Посмотри, Тань, это же Диев там!
Она посмотрела туда, куда я указывала. Никого там не было.
— Клянусь, там был Диев с какой-то девушкой.
Как раз в тот момент, как я это сказала, через дорогу на большой скорости пронесся красный одинокий Лексус.
— Я тебе верю. Это его машина. — прокомментировала Таня, оглядываясь на небо. — Ненавижу этого придурка. Давай не будем о нем вспоминать, ночь такая классная!
Мы устроились на траве, глядя на усыпанное звездами небо и наслаждаясь шавермой с корюшкой из уличного кафе на Адмиралтейской набережной — там ее делают лучше всего в городе.
— Я так рада, что ты вернулась, Мелисс, — мечтательно произнесла Таня. — А то я думала, ты останешься у родственников в Москве.
— Мне там не особо нравилось. Все слишком суматошно и многолюдно. Мое сердце всегда будет здесь... В Питере.
И вдруг мы услышали рев моторов мотоциклов, раздавшийся эхом по пустой улице.
Таня почему-то вскочила на ноги и замахала руками, чтобы те остановились.
— Ты что делаешь?! — обеспокоенно крикнула я.
Таня твердо заявила, что это наш шанс прокатиться до дома. Она была знакома с этой группой байкеров, потому что ее отец состоял в их рядах.
Не раздумывая, она решительно направилась к ним и поинтересовалась, не подбросят ли они нас.
Таня уже написала мне, что её довезли до дома.
Я же попросила остановить около Исаакиевского собора. Прогулка по ночному городу мне была нужна. Надо было проветрить голову.
— А чем ты вообще занимаешься по жизни? — поинтересовалась я, неловко развернувшись на каблуках, когда Леша снял свой шлем.
— Да ничем в принципе. Просто ремонтирую байки и отдыхаю с друзьями.
— Это уже немало.
Леша замолчал, его взгляд скользнул по ночному Исаакию — и в тот миг казалось, будто гранитные колонны вздохнули в ответ. Золотой купол мерцал под фонарным светом, как зашифрованное послание. Скульптуры апостолов наклонялись чуть сильнее, чем допускала геометрия.
Леша смотрел так, будто видел не здание, а что-то за ним.
— А ты?
Его голос растворился в гуле трамвая где-то на Конногвардейском.
— Я?... Я лишь пытаюсь отучиться на последнем курсе магистратуры. Трудно. Очень трудно.
— Что за специальность такая?
Я сжала в кармане карточку от аудитории. Ну и как мне объяснить ему, что я обучаюсь в самом необычном частном университете нашей страны? И что по специальности я — художник-реконструктор альтернативной истории. Да он просто подумает, что я пьяная или, того хуже — конспирологическая фанатичка. Я бы могла до бесконечности доказывать ему все логичные и очевидные факты о здешней высокотехнологичной архитектуре, об исторических событиях, которые не очень-то и укладываются в официальные учебники по истории, и многое другое... Но это бессмысленно.
Правда звучала бы так: «Я пишу диссертацию о том, что Петербург — это интерференция двух реальностей. Что первый камень заложили не люди, а те, кто напоминал нас, но по разуму и технологиям были в стократ выше нас. Что Петровские болота — лишь метафора, чтобы скрыть следы древнего механизма под Невой...»
Но рот сам выдавил:
— Менеджмент... С креативным уклоном.
Леша кивнул, но глаза его похолодели — точно река перед ледоставом.
Прогуливаясь по ухоженной улице мимо знаменитых отелей «Англетер» и «Астория» с затемненными грандиозными витринами, — старинная архитектура города нашептывала рассказы об ушедших эпохах, скрывая в своих каменных и мраморных строениях тайны неизвестной доселе истории. В моем университете нас — потомков ведающих поколений, пронесших тайные знания через века, — обучали многому, и если бы о нашей программе узнали обычные студенты — решили бы, что это всего лишь очередная заезженная серия RenTV или Х-файлов про летающие пирамиды, вампиров, и залетных драконов. Конечно. Ведь лучший способ скрыть тайное — приукрасить его до абсурдности и подать в массы.
Я вспомнила лекцию профессора Орлова: «Архитектура — это замороженная музыка, а петербургская — замороженная ложь».
— Ты, кстати, отсюда? — спрашивает Леша, когда мы переходим по мосту через Мойку.
Киваю. Незачем ему знать, что я родом из маленькой забытой деревушки в Карелии, о которой здесь никто и не знает.
— А ты?
Он пожимает плечами, поднимая глаза.
— Я из Валдая. Селигер и все такое. Сбежал из дома год назад. Остался, попал бы в очень плохое место. — он невесело усмехнулся, коснувшись шеи. — Ладно, петербурженка, — его голос прозвучал слишком ровно. — Расскажи мне что-нибудь необычное об этом городе. То, чего нет в интернете.
Я замедлила шаг, чувствуя, как гранитная набережная под нами тихо гудит.
— В интернете можно найти что угодно, — мой взгляд скользнул по арочным пролётам Красного моста, — но поверишь ли ты в это всё?... Например, этот мост, — я провела рукой по холодным перилам, — его строили не только люди. Легенда гласит: рабочие заключили сделку с тем, кто не называл себя. Они не успевали достроить мост в срок, пришлось заключить контракт. Мост будет готов за три ночи — но плата... плата была не деньгами. Рабочие подумали, что это лишь шутка. Но в первую полночь после открытия моста все, кто перешёл его, не вернулись домой. С тех пор фонари здесь гаснут ровно в три, а тени на мосту иногда на шаг длиннее, чем должны быть. А вода под ним никогда не замерзает, даже в сорокаградусный холод.
Леша вскинул брови, но уголки его губ дёрнулись — усмешка или признание?
— Ты знаешь это — и всё равно переходишь его ночью?
— Дьявола боишься? — я прищурилась, ощущая, как ветер свистит между арками.
Он рассмеялся, мотая головой.
— Я? Нет. Его-то зачем мне бояться?
Я усмехнулась, лениво потягиваясь, но внутри уже клокотало.
— Думаешь, у тебя ангелы за плечами сидят?
Его взгляд резко стал прямым, с прищуром.
— А ты так не думаешь?
Моя улыбка померкла, пока я вглядывалась в тёмные воды реки.
— Я верю только в то, что могу видеть. Ангелов я не видела.
Но если их не существует, то я не видела бы и других. Антиподов прекрасных существ с белыми крылышками. А в детстве я насмотрелась всякого, чтобы уверовать на всю жизнь.
Ночь растягивала тени по булыжным мостовым, точно чёрные реки, стекающие с парапетов набережной. Фонари мерцали тускло, будто боясь привлечь чьё-то внимание. Леша шёл рядом, но его шаги были неровными — то замедлялись, то ускорялись. Пальцы постоянно тянулись к татуировке на шее, свежей, ещё не до конца затянувшейся.
Мы проходили мимо фасадов, выстроившихся в ровную линию, как солдаты на параде. Дома здесь помнили всё: шёпот заговорщиков в подвалах екатерининской эпохи. Шаги призраков декабристов, так и не нашедших покоя. Тени от фонарей, которые иногда двигались самостоятельно. Но за этой парадной красотой скрывалось нечто иное. Там, где обычный прохожий видел только тёмный парк и заброшенный особняк петровских времён, мои глаза различали истину.
Распутинский университет — не просто здание. Это место, где знание становится ключом в высшие круги общества, а сохранение секретности дороже любой жизни.
— А как ты относишься к нарушениям правил? — с загадочной улыбкой спросила я своего спутника.
Леша взглянул на меня с явным замешательством.