Анжелика и принц

Часть первая. Дурная девка. 01. Лика. Мартовская полночь

Лика – студентка педколледжа из маленького городка, которая мечтает о лучшей жизни.
Анри – принц крови, наследник титула и состояния из почти-ренессансного почти-Парижа, которому срочно нужна жена, не задающая лишних вопросов.
Казалось бы, они живут в параллельных вселенных. Но что-то пошло не так, причём у обоих, и они встретились.
Лика как две капли воды похожа на покойную невесту Анри, но она – совсем другой человек. Она не готова подчиняться тому, чего не понимает, и выходить замуж за того, кто не вызывает у неё тёплых чувств.
Только о её желаниях никто не спрашивал.

— Пошёл нах, урод!

Чумка пнула пьяного отчима в колено, подхватила рюкзак, мгновенным отточенным движением отперла замок и вылетела на площадку. Успела изо всех сил хлопнуть за спиной дверью. Услышала, как заплакал, проснувшись, младший брат, как заорала мать — на них на всех. И хер с ними, пусть орут. Скатилась по лестнице вниз, подъездной дверью тоже хлопнула со всей дури.

Вообще, было два способа если не спастись, то хотя бы временно спрятаться от того кошмара, что творился у них дома. Оба так себе. Первый — забиться в свою комнату и делать вид, что ничего не происходит. Но ведь всё слышно — и какими словами отчим с пьяных глаз поливает мать, и как мать ему отвечает, и как она у него бутылки пытается забирать и выливать, и как он потом бьёт сначала посуду, потом стёкла и кафель — ну, пока в доме ещё оставались непобитые стёкла и кафель, ясное дело, — а потом и её саму. Чумка уже сто раз пыталась его оттащить — только получала в ответ на орехи сама и ходила потом с синяками, вот и весь результат. Даже если музыку врубить на всю катушку, всё равно слышно, и ни хера делать не получается, даже если в наушниках.

Второй способ — пойти на улицу и тусить там с пацанами — тоже не торт, потому что на улице дубак, а время к полуночи, и даже самые отмороженные из их компании уже расползлись по домам. Ключей от гаража, где обычно собирались и где можно было бы даже переночевать, у Чумки не было, а бродить по улицам ночью в марте — дурь несусветная. Но Чумка размазывала по лицу слёзы и шла — и хер с ним, что ночь, и что улица — тоже. Сил уже нет это терпеть, а дома даже прореветься не дадут, скажут, что спать ребёнку мешает. А этот бухарик ни разу не мешает, конечно.

Да ещё и снег пошёл, вот засада! Уж если не везёт, то со всех сторон не везёт. Чумка зашла за дом, потом сообразила, что если её пойдут искать, то дом-то обойдут со всех сторон стопудово, и почесала за гаражи. Дом Чумки и ещё несколько аналогичных пятиэтажек стояли на самой окраине города, за соседним, девяносто третьим, шла дорога, за дорогой — теплотрасса, за теплотрассой лесок и гаражи. От тех гаражей, конечно, за последние годы мало что осталось, их сносят и строят на этом месте какие-то склады и магазинчики, но это напротив соседних микрорайонов, а у них пока всё по-старому.

Чумка посмотрела в чатик их компашки — о, кто-то онлайн. Был шанс, что кто-нибудь есть и в заветном гараже.

Ответил Дюша — и точно, он там. Написал — иди, Чумка, сюда, покемарим вместе. У Дюши тоже дома херня, но другая — старший брат отсидел за кражу и недавно вышел, и у них тусуется с друзьями, приятного мало.

А Чумка она потому, что Чумакова, не только оттого, что ходячая беда и тридцать три несчастья. А вообще, она по паспорту Анжелика, мать кино смотрела про эту долбаную Анжелику и с дуба рухнула, не иначе, когда решила, что так можно живого ребёнка назвать. Анжелика, блин, Чумакова. Хоть бы Настя, Лена или Оля. Брат-то просто Ваня, без этой придури, и то она хотела назвать его Эрастом, как, нахрен, Фандорина, отчим не дал.

В мокрой метели было ни хренашечки не разглядеть. Даже теплотрассу на той стороне дороги. Чумка оглянулась — вроде никто не едет, и ступила на проезжую часть.

Она успела увидеть свет фар, и то в последний момент. Услышать визг тормозов. Ощутить удар. И больше не видела и не ощущала ничего.

02. Орельен. И все за одного

— Господа, пьём за нашего друга! Анри! Выше голову! Ты не сдавался двум десяткам еретиков, и головорезам в переулке Сен-Поль тоже не сдавался, ты не сдашься и теперь! — голосил Огюстен де Бар.

Он попытался налить из бутылки в бокал, но никак не мог попасть, и вино лилось на стол, со стола и на пол, а его бесцветные глаза всё время съезжались в кучу.

— Анри! Ты победишь и тут! — подхватил белокурый красавчик Луи д’Эме.

Этот уже почти спал, сложивши голову на руки, а руки — в хлебную тарелку.

Ещё двое приятелей пытались призвать слугу, чтобы им подали что-то ещё, но слуги ожидаемо не отзывались. Когда Жан-Филипп де Саваж принимает гостей — прячься-всё-живое. Живое и пряталось.

Орельен, виконт де ла Мотт, трезвыми глазами оглядел стол и столкнулся с таким же трезвым взглядом Жана-Филиппа, хозяина дома. Тот смотрел вокруг, щуря свои странные желтовато-зелёные глаза, глаза лесного хищника, нюхал воздух над столом — что там нюхать-то, но ему виднее, конечно, он и воин, и охотник, и маг. Подумав, подлил Огюстену в бокал — пусть пьёт себе дальше и ничего не помнит поутру.

Третий трезвенник — тот самый упомянутый Анри, за которого пили — таращился в стену перед собой, и взгляд его ярко-синих глаз был унылым и безнадёжным, а переплетённые пальцы были напряжены так, что побелели ногти.

— Анри, не вешать нос. Жан-Филипп, мне кажется, время пришло, и мы можем отправиться… туда, куда собирались, — тихо сказал виконт де ла Мотт.

— Ладно, покажешь, что ты там придумал, — Анри поднялся из-за стола и впился взглядом в Орельена.

Орельен подмигнул — чего вы, ерунда, прорвёмся! — и достал из поясной сумки артефакт портала. Активированный, тот создал мерцающую перламутровую пелену в форме овала, с колеблющимися краями. Он прошёл первым, друзья — следом за ним.

Они оказались в месте мрачном и таинственном. Жан-Филипп перекрестился, Анри глубоко вздохнул и зажмурился, а Орельен, наоборот, открыл глаза пошире.

Склеп — а это был именно склеп — осветился небольшим магическим шаром, выпущенным Жаном-Филиппом, и друзья увидели знакомые стены, горки черепов, пирамиды костей, а посреди всего этого — каменное возвышение, на котором под магическим куполом лежало тело девушки. Глаза её были закрыты, она не дышала. Девушка была мертва уже третьи сутки.

— Что ты хотел сделать, рассказывай, — зашептал Анри.

— Мэтр Рене, парфюмер её величества королевы-матери, однажды дал мне почитать одну интересную книгу — о переселении душ и замене тел. В той книге говорится, что наш мир не одинок, миров много, и при определённых условиях миры сопрягаются. Конечно, это небезопасно, но можно приманить к нам сюда, в это тело, неприкаянную душу из другого мира. Сколько людей гибнет почём зря на парижских улицах каждодневно? Помните тот доклад в совете его величества, так ведь? Наверное, в других мирах так же. И мы сможем приманить сюда душу девушки, которой в её родном мире суждено погибнуть. Понимаете, да — сюда, в это тело! И прекрасная Анжелика снова будет с нами, и в первую очередь — с тобой, Анри! Ты спокойно женишься на ней, заделаешь ей наследника, а потом, когда родит… стать вдовцом невелика задача, если тебе того захочется. Наследство твоё, все счастливы.

— И ты знаешь, как провести обряд призыва души? — нахмурился Жан-Филипп.

— Тут всё написано, — Орельен извлёк из-под плаща и показал друзьям небольшую книжицу в тонком кожаном переплёте. — Ничего сложного, поверь. Немного силы, немного крови, прядь волос Анжелики и соответствующие слова. Правда, мне понадобится ваша поддержка, один я не сдюжу.

— Начинай, — выдохнул Анри. — Я поддержу.

— Я тоже, мы же клялись стоять друг за друга! — поддержал Жан-Филипп.

— Давайте руки, — Орельен взял друзей за руки, сосредоточился и начал обряд.

В описании всё было предельно ясно — сколько силы вложить, какой и куда. И кажется, у него начало получаться — он не глазами, но сознанием увидел сначала точку, потом отверстие — оно мерцало подобно порталу и увеличивалось. В нужный момент Орельен убрал купол с тела мёртвой девушки, оно поднялось и стало медленно двигаться к тому отверстию.

А потом что-то случилось, он не понял, что именно. Вдруг поднялся ветер, отверстие смазалось, края его заколебались. Неужели не вышло? Нет, он хочет, чтобы вышло! Пусть будет!

Орельен вложил в свой посыл почти всю оставшуюся силу — остаток нужен, чтобы сохранить сознание, мало ли что там! Края отверстия — да какого отверстия, это уже целый пролом, — так вот края того пролома вспыхнули, и он ясно увидел летящий прямо в лицо снег, невероятно яркий свет, неприятный нечеловеческий скрип и девичий крик. Что-то дохнуло на Орельена из пролома — не иначе, могильной сыростью, и пролом схлопнулся.

Орельен успел услышать слабый стон и удар тела о поверхность, а потом сознание покинуло его.

03. Лика. Бывшая хорошая девочка

Лика-Чумка пришла в себя и ничего не поняла. Она открывала глаза и ни хренашеньки не видела, как так-то, блин его нафиг! Как будто какой плёнкой глаза прикрыты, как третье веко у кота, но она же не кот! Как она поймёт, сколько сейчас времени и не пора ли уже вставать? Нет, наверное, не пора, тихо бывает только ночью. Утром отчим орёт, что ему всё не так, тарелку не ту подали и чай не той температуры, а братик Ваня вообще умеет только орать, он всегда орёт, и когда плачет, и когда радуется. Ну и мать с ними за компанию. Значит, ещё ночь. Тем более что рук-ног и прочего Лика не ощущала, вот совсем не ощущала. Наверное, она спит, и это всё ей снится.

И ещё завтра на учёбу к первой паре, вот радости-то! Тест по педагогике, а педагогику она видала в гробу — и детей, и всё, что с ними связано. Но ничего лучше педколледжа Лика не осилила, а пойти работать в маленьком городке молодой девке без образования было тупо некуда.

Ну то есть как, если сесть и подумать — было куда. Наверное. Где-то можно мыть полы или посуду, где-то что-нибудь продавать, или ещё там как. Иногда они с пацанами даже пытались что-то такое делать — типа, пойти на рынок, там попроситься подработать. Парни таскали ящики, Чумка и её подруга Оксанка стояли за прилавком. И даже какие-то копейки зарабатывали. Но потом Лику увидела за этим делом материна знакомая и всё матери рассказала. Та взбесилась — чего это Лика вместо колледжа хер пойми чем занимается, и жестоко Лику побила. Типа, иди учись, дура, работать будешь потом, никому на хер не сдалась твоя копеечная работа. Может, и так, конечно, но чтобы была не копеечная, надо или чтоб родня устроила на хорошее место, или валить из города. Валить Лике было страшновато, здесь-то и она всё знает, и её все знают. А в городе побольше придётся начинать всё сначала. Может, у неё бы и вышло — в областном центре, если что, тоже есть педколледж, и общагу, скорее всего, дадут, но Лика не верила, что у неё получится. Потому что обычно ни хера у неё не получалось.

Она очень хорошо училась — до восьмого класса. А там мать сначала вышла замуж за отчима, а вскоре после того и родила. Отчим впервые напился и откровенно рассказал матери, что о ней думает, ещё до свадьбы, но мать уже была от него беременна, так что — поздняк метаться. Это мать так думала, не Лика. Лика в ступор впадала, когда это всё видела и слышала, потому что изменить она ничего не могла. Даже когда мать спросила Лику, что та думает о её грядущем замужестве, и Лика честно сказала — это дрянной человек, зачем он тебе? Мать-то, конечно, не о себе и беременности стала говорить, а о том, какая Лика эгоистка, и не желает матери счастья, а только бы вокруг неё прыгали.

Лика ничуть не хотела, чтобы вокруг неё прыгали. Она хотела тихо-спокойно ходить в школу и музыкалку, и читать книжки, и ещё чтоб друзья-приятели не забывали. В итоге эгоистке-Лике пришлось заткнуться и молча терпеть — свадьбу, потом пьянство и скандалы, а потом всё то же самое плюс младенец. Ясное дело, никакого счастья в их двухкомнатной хрущёвке не наблюдалось. И в один прекрасный вечер Лика в первый раз послала всех домашних на все возможные буквы русского алфавита и пошла реветь на улицу. Забилась между двух гаражей, где никто не ходил; там её и нашли одноклассники Лёха и Виталя.

Пацаны охренели от того, что Лика-Анжелика, типа первая ученица и все дела, ушла из дому, потому что там пьяный скандал, и ревёт за гаражами. Она же всегда приличная, и мать у неё строгая, у каких не бывает дома пьяных скандалов и беременностей от алкашей в возрасте под сорок. И поняли её, и пожалели, да так душевно, как дома никто не жалел никогда. Пива опять же дали, курить тоже предложили, но Лика не хотела — дома курил отчим, и её с того запаха выворачивало. С парнями она тогда просидела за гаражами до поздней ночи.

С тех пор понеслось. Музыкалка пошла по бороде первая — потому что да ну её на хер, за гаражами интереснее. Опять же музыкой надо заниматься, и Лике даже выделяли время, чтоб играть на пианино, пока брат не спит, но сидеть в их комнате и слушать комментарии отчима о том, что играет она херово, потому что и сама херовая, и мать у неё такая же, было капец как неохота. Мать ругалась, тыкала Лику носом в то самое пианино и в то, что его в кредит покупали и что там ещё, но Лика только дёрнулась — тебе надо, ты и играй. А не хочешь — продавай.

Правда, у пацанов за гаражами была гитара, и Лика довольно быстро разобралась, какие пальцы куда ставить, — со слухом у неё было всё в порядке, и с основами музыкальной теории тоже, уж на трёх-то аккордах она могла почти что угодно сыграть, а потом и более навороченное удавалось. Намекнула матери про продать пианино и купить гитару, но была обругана и заткнулась.

В школе она тоже съехала на тройки довольно быстро. О нет, мать пыталась её контролировать и заставлять. Но Лика навострилась сбегать из дома, и ищи её там. С младенцем и алкашом не очень-то побегаешь по улице, и это прекрасно.

У Лёхи был старший брат, а у того — гараж. Брат уехал из города, а ключи от гаража оставил Лёхе, там в итоге компания и собиралась. Пели, пили, кто-то и травку покуривал, а кто-то и более специфичные вещи делал, Лика этого не касалась. Пить — пила, трахаться — трахалась, а наркотики пробовать побоялась.

Они мечтали о лучшей жизни, но не очень-то понимали, что вот прямо сейчас могут сделать для этой лучшей жизни. Наверное, надо было дотянуть до восемнадцати и уезжать туда, где больше людей и работы, но так могли не все. Подружка Оксанка поступила в универ, одноклассник Мишка — в политех. Трое парней ушли в армию. А остальные так и тусили в городе, перебиваясь случайными заработками и какой-никакой учёбой.

Лика фигово сдала ЕГЭ, с такими баллами поступить в приличное место можно было и не мечтать. Поэтому, когда мать сказала — иди хоть в педколледж, лентяйка, Лика и пошла. А чего делать-то?

Поступила на учителя начальных классов. Скука смертная — педагогика, психология и вот это всё. Интересно было на мировой культуре и философии — вела классная молодая преподша, она много знала и могла не только докапываться, но и посмеяться с ними, и работу интересную придумать. А остальное Лике не заходило вот никак.

04. Анри. Прелестная Анжелика

Анри пришёл в себя от визга, от дикого женского визга такой силы, что уши закладывало. Ох, Орельен же пытался оживить его Анжелику, и что там? Неужели это Анжелика, прелестная графиня Анжелика де Безье, так оглушительно визжит?

Он с трудом сел, открыл глаза, поморгал немного и оглянулся. Склеп, всё верно, они тут и были. Только через отверстие в куполе проникает свет, это что, значит, утро настало? Сколько времени они уже тут?

Друзья — Орельен де ла Мотт и Жан-Филипп де Саваж — лежали рядом на полу. Точно, они стояли вокруг постамента, держались за руки и делились силой с Орельеном, который проводил обряд. А потом что случилось? И откуда такое ощущение, что он, Анри, или пил всю ночь напролёт, или дрался с десятком противников разом, почему сил-то нет?

И почему ж она визжит-то?

Анри поднялся, опёрся на постамент и взглянул на девушку.

Но это была вовсе не Анжелика!

Нет, девушка была похожа, очень похожа, лицом — как две капли воды. Но его Анжелика была пышнее телом, у неё были длинные каштановые волосы, и одета она была в сорочку, просто в сорочку.

Девушка, сидящая на постаменте, оказалась одета в какой-то странный чёрный кожаный дублет с капюшоном и непонятной застёжкой, в длинные и узкие синие штаны, а на ногах у неё чёрные кожаные сапоги со шнуровкой. Зелёные глаза — точь-в-точь, а вот волосы короткие и торчат в разные стороны. Она в панике оглядывала склеп, шевелящихся Орельена и Жана-Филиппа и стоящего Анри. А взгляд у неё был — невероятный. Исподлобья, тяжёлый, будто орудие наставила. И она всё ещё визжала.

Господи, кто же это такая и что с ней теперь делать?

— Сударыня, перестаньте же, перестаньте, пожалуйста, — у Анри не было сил крикнуть, он подумал даже, что его еле слышный шёпот она не услышит вовсе.

Но она услышала. Визг прекратился — кто-то за его спиной облегчённо вздохнул, а потом она подняла на него прекрасные зелёные глаза и прошептала:

— Господи, у меня глюки. А-а-а-а, у меня глюки. Мы что, наклюкались вчера с Дюшей? Что мы пили-то? Дюша, ау, хер ты собачий, что ты мне налил вчера? Или мы не пили, а нюхали? Или не дай бог кололись?

После этой абсолютно непонятной фразы (каждое слово в отдельности — ну, почти каждое — вроде понятно, но все вместе — вовсе нет) девушка принялась сдирать с себя свой дублет, под ним была какая-то очень странная цветная сорочка, закатывать рукава и осматривать свои руки.

— Как вас зовут, сударыня? — попытался спросить Анри. — Кто вы?

Она как будто вот только заметила его. Остановилась взглядом на его лице и прошептала:

— Чумка, — он не сообразил, при чём тут собачья болезнь, и продолжал неотрывно на неё смотреть; тогда она продолжила: — Лика. Ну, Анжелика. Анжелика Алексеевна Чумакова.

Анри понял из всего только одно — её зовут Анжелика. Когда она не визжала, то походила на его покойную невесту ещё сильнее, прямо одно лицо. Он оторвал правую руку от постамента — его всё ещё шатало, сил не было — взял её за кончики пальцев и хотел поцеловать.

Дева ойкнула и отдёрнула руку.

— Эй! Не трогай! Ты кто? Ты кто вообще? Ты сатанист, да? Или косплеер? Или рекон? Ты поэтому так нарядился? И вот эта вся херня вокруг — она же ненастоящая? Это же этот, как его, ну, стафф?

Она говорила очень быстро, и он снова не понимал добрую половину слов. Раньше Анжелика — его Анжелика — говорила неспешно, взвешивая каждое слово, очень нежным тихим голосом. Что с ней сделал Орельен?

— Я Анри, я ваш наречённый Анри, вы не помните меня? Мы праздновали помолвку неделю назад, а потом вы заболели.

— Анри? Помолвка? Что за херня? — нахмурилась девушка. — Ты прикалываешься, да? Это вы с Дюшей гараж разукрасили, пока я в отрубе была, да? А Дюша где? А сколько времени? Мы все, по ходу, проспали, и я в педуху, и он в фазанку, да?

Девушка надела свой дублет обратно, слезла с постамента, огляделась, принюхалась. Оказалось, что рядом с ней лежала сума вроде дорожной, с виду — удобная, с карманами и с чем-то ещё, довольно большая. Она схватила суму за одну из двух длинных лямок и уже было собралась выскочить наружу, но окончательно пришедший в себя Жан-Филипп схватил её за то, до чего дотянулся — то есть за ногу.

Однако она успела приотворить дверь и выглянуть наружу — на семейное кладбище. Изумлённо захлопала глазами, разинула рот и произнесла:

— Ой, мля… — повернулась к ним, не глядя стряхнула с лодыжки руку Жана-Филиппа и грозно глянула на Анри. — А ну говори, мать твою во все дыры, где я, кто вы такие и что тут устроили!

05. Лика. Кто эти люди и где мои вещи

Чумка смотрела вокруг и, мягко говоря, охреневала. Да где же она, мать-мать-мать, куда ж её занесло!

По размерам на гараж похоже, да, но гараж металлический, из листов железа, а эта херь каменная. Ну и в гараже стол, полки и инструменты, и ещё крышка от люка, который в подвал, где картошка с морковкой и солёные огурцы. И их имущество — чайник там, посудка, чтоб пожрать, обогреватель — зимой без него никуда, гитара, диван, который прошлым летом на помойке нашли и притартали, хороший диван, между прочим, большой, и спальники. А тут какой-то стафф из ужастика, или из анимешки — черепа в углу, кости, ещё байда какая-то, а в середине типа стола, только он каменный. И трое пацанов, если и старше Чумки, то ненамного. Правда, одеты как-то странно, как косплееры или реконы какие-нибудь, Чумка знала, что такие есть, но не больно-то в них разбиралась. Вроде одни делают себе костюмы из анимешек и сами хлипкие, а вторые типа за историю, и к ним лучше не задираться, но это не точно, хер там их знает на самом-то деле.

Один из пацанов, который первый себя с пола отодрал — тоже, что ли, бухали, как не в себя, — всё бормотал что-то, что она его невеста. Какая, к херам, невеста, она его видит первый раз в жизни! Он так-то ничего, волосы чёрные, глаза синие, высокий, ещё одеть бы по-людски, и даже красивый был бы.

Второй, который за ногу схватил, вообще никуда не годится — у него же в ухе здоровенная серьга! С каменюкой прозрачной, и та каменюка прямо болтается! Ладно, если ещё маленькое колечко, ну, бывают идиоты, но не вот прямо серьга же! И подстрижен не под ноль, но под ноль три, наверное, и глаза какие-то стрёмные, нечеловеческие, желтоватые. Такой в рожу даст и не поморщится.

А третий поднялся с пола и принялся её рассматривать. Чумка тоже в долгу не осталась, выпялилась на него, потому что там было на что посмотреть! На всех троих, между прочим!

Одеты они были в какие-то куртки, типа из велюра, что ли, вышитые, и с пришитыми бусинками, и с тесёмками какими-то, или как там эта херня называется. Только почему-то куртки все порезанные на полосочки, а между полосочками типа рубаха торчит. У них так модно, что ли, это типа как джинсы с дырами носят? Везде пуговицы и завязки, ни одной молнии нет, неудобно же.

А штаны… ой, мля! У одного прямо шары вокруг жопы. Тоже с полосочками. У того, который сказал, что жених, мать его за ногу. У второго, с серьгой, и третьего, просто какие-то типа шорты, или бриджи, или как они там называются, когда до подколенок, короче. А ниже — ой, уржаться же можно. Колготки. Ну натуральные простые колготки. Как у бабы какой-нибудь. Ой, а это ещё что? Это чтобы с бабой не перепутали, да? Специальный мешочек, куда хер складывать? Умора.

Когда Чумка разглядела этот пикантный момент, то не смогла удержаться от смеха. Тьфу, блин, а ещё — кружавчики, бантики, ленточки какие-то. Зато на пальцах — кольца, на шее — цепи, и там, поди, золото, хотя может быть и китайская подделка, золота такой толщины и такого замысловатого плетения не бывает, даже у крутых авторитетов. Не то чтобы Чумка видела в жизни много настоящих авторитетов, но двух — да, сильно издали подглядывала. Не было у них такого.

— Чему вы смеётесь, сударыня? — третий, который её рассматривал, наконец-то открыл рот.

А он ничего, не стрёмный и не смазливый, такой, нормальный, короче. Карие глаза смотрят весело, нос курносый и задорный, волнистые волосы и не длинные, и не короткие, а как у самой Чумки — серединка на половинку. И ростом с Чумку, а то и пониже будет. Короче, пацан пацаном. Только кружавчики с него ободрать, конечно.

— У вас тут что, тусовка какая, что вы так вырядились?

— Простите, как мы вырядились? — не понял тот, что хватал Чумку за ногу.

— А ты в зеркало-то на себя давно смотрел? — спросила Чумка. — И это, ты пират или голубой?

— Я — пират? — не врубился тот. — Или — кто?

— Кто-кто, конь в пальто! Который по мужикам, а не по бабам.

Двое других тоже ржали потихоньку, а этот так на неё уставился своими кошачьими глазами, что Чумка даже немного испугалась. Самую малость, потому что настоящей угрозы она не ощущала, а в таком деле знала толк. Настоящую угрозу — её даже высказывать не надо, её все почуют — ну, кто не совсем долбанутый и чуйку себе ещё не пропил.

— Сударыня, а почему вы заподозрили нашего друга в такого рода симпатиях? — это тот, что помельче, мля, и говорит-то так, что без бутыли не разберёшь.

А на рубахе — брошка! Вот прямо брошка, с большим красным стеклом!

— А чего он серьгу в ухо засунул и колготки надел? — поинтересовалась Чумка. — Вы это, давайте уже, колитесь, что за херня происходит. Я, конечно, домой не тороплюсь, но если прогуляю не только первую пару, а вообще весь день, то меня потом задолбают с отработкой.

— Нам тоже надо понять, что случилось. Вас зовут Анжелика?

— Ну, — кивнула Чумка. — Мама, блин, не могла имя придумать человеческое. — А тебя как зовут? И это, не надо мне выкать, я вроде пока тебя ничем не обидела. И я тебе не бабка-соседка и не препод.

— Меня зовут Орельен де ла Мотт, — ой всё, он ей даже кланяется, охренеть можно.

— Я не запомню, — помотала головой Чумка. — Будешь Брошкой. А тебя как звать? — спросила у желтоглазого пирата.

— Жан-Филипп де Саваж, сеньор д’Валантэн, — тот сощурился и смотрел недобро.

— Тоже много букв. Ты будешь Пират. А ты, жених? Ты вроде назывался, но я уже забыла.

— Анри де Роган, герцог де Лимей, — выпрямился, а потом тоже поклонился.

— Герцог — это же между графом и принцем, да? — Чумка вспомнила, что когда-то училась в школе.

— Герцог — в нашем случае принц, — подмигнул Брошка. — Его дед был сыном короля, а он — потомок младшей ветви, но всё равно его высочество. Или монсеньор. А зовут его Анри.

— Значит, будешь Принцем. И ты чего, вот прямо готов на мне жениться? А с хера? Или это просто прикол такой? Колись давай, да я домой пойду. То есть не домой, а на учёбу поеду, пока меня там не начали с собаками искать.

06. Орельен. Загадка для мага

— Госпожа Анжелика, — начал было Орельен, но был остановлен наморщенным носом девицы и тяжёлым взглядом исподлобья.

Девица де Безье разительно изменилась. Не только другая одежда, всё стало другим — и в первую очередь как раз взгляд. Что он с ней сделал? Что случилось во время обряда? Неужели священники правы и душа так влияет на то, что видно снаружи?

— Я тебе не госпожа, — помотала она головой. — Я, конечно, могу тебя плёткой побить, но пока на такое не договаривались.

Говорила она престранно: вроде бы каждое слово в отдельности понятно, но общий смысл нередко ускользал. Впрочем, дева определённо не могла понять, что с ней произошло и где она находится. К слову, книга обещала Орельену, что призванная душа будет говорить на одном с ними языке. Это было очень важно — кто ж её знает, ту душу, и тот язык, на котором она говорила дома! А девица де Безье им нужна точно такая же, как прежде, то есть — говорящая.

— Хорошо, — не стал спорить он. — Просто Анжелика. Давайте договоримся так: сейчас мы отправляемся в более приятное место, и там я всё расскажу. Я тоже ещё не вполне понял, что случилось. Я знаю, что я хотел сделать, но вышло иначе, и я не знаю, почему так. Но вы оказались с нами, и, я боюсь, вернуться домой вы уже не сможете.

— Как это не смогу? Почему это? — нахмурилась девица.

— Потому что ваш дом остался в другом мире.

— Чего? Ты гонишь, так не бывает.

— Я — что делаю? — сейчас она говорит разборчиво, но очень забавно, какие-то слова у неё означают вовсе не то, что у них здесь.

— Ерунду ты говоришь, вот что. Херню порешь — так понятнее? Других миров не бывает. Ты, поди, пересмотрел сериалов, да? И вы с друганами стали вот в это всё играть?

— Почему вы думаете, что других миров не бывает? — ну это ладно, это нормально.

— Да потому, что тогда бы все шастали туда-сюда, только свист бы стоял!

— Все не могут, как вы говорите, шастать, потому что для этого нужен мощный магический обряд. Понадобились силы нас троих, а мы кое-что знаем о магии, чтобы открыть портал в ваш мир.

— А на хера вы его открывали-то?

Похоже, доставшаяся им душа принадлежала дочери конюха. А вовсе не знатной даме. Поэтому так и говорит. И некоторых её слов, Орельен мог бы поклясться, не знает даже конюх. Но другой у них нет…

— Вот об этом я и хочу вам рассказать. Просто это лучше делать не в склепе Роганов, а в доме, и, может быть, за едой.

— Еда — это супер, жрать сильно хочется, — кивнула Анжелика. — Ок, пошли.

Она подхватила с пола свою… сумку? Мешок? В общем, там явно лежали какие-то вещи, и она ловко надела лямки на плечи. И двинулась к выходу.

— Стойте, — Жан-Филипп успел схватить её за руку, впрочем, она тут же вывернулась. — Мы не пойдём на улицу.

— А куда мы пойдём? В небо улетим?

— Нет, — улыбнулся Орельен. — Портал. Анри, мы ведь отправляемся к тебе, правильно? И уже оттуда Жан-Филипп сходит к себе и узнает, как там дела?

— Да, так будет лучше всего, — согласился Анри.

Орельен достал артефакт и активировал его.

— Анри, приглашай даму к себе, — он подтолкнул друга в бок.

— Госпожа, прошу вас, — Анри не мог не быть вежливым даже с этой удивительной особой.

Тем более что она была очень похожа на умершую Анжелику. Забавный эффект: то же лицо, но когда она открывает рот или движется — ты тотчас понимаешь, что это совсем другой человек.

Вот! Совсем другой человек. Тело их Анжелики каким-то образом заменилось на это тело, вместо того чтобы заменить душу, как они хотели. Впрочем, если бы в их Анжелику вселилась вот эта душа, им сейчас не стало бы легче.

Значит, с ней придётся как-то договариваться. Потому что пути назад нет.

— Охренеть технологии, — девица только что рот не разинула, увидев портал.

Тем временем Анри попытался взять её под руку и провести в портал, но она дёрнулась, будто её кинжалом укололи, и сама заскочила туда за ним следом. Потом прошёл Жан-Филипп, последним — Орельен. Закрыл портал за их спинами и огляделся — всё хорошо, они ради разнообразия попали туда, куда нужно, то есть в гостиную замка Анри, и без потерь.

Анри вышел и распоряжался об обеде, Жан-Филипп попросил артефакт, чтобы сходить к себе проведать вчерашних пьяниц, а Анжелика во все глаза разглядывала обстановку и вид из окна. И то, и другое были весьма неплохими, то есть посмотреть было на что. Сумку свою она не снимала с плеч.

— Располагайтесь, — Орельен кивнул на кресло. — Сейчас нам подадут обед, и мы поговорим.

Анжелика осторожно сняла с плеч сумку, обхватила её руками и села прямо на ковёр возле стены. Посмотрела ещё — нет ли чего за спиной, неужели опытная во всяких тёмных делах?

— Анжелика, я прошу вас сесть в кресло. Возможно, у вас дома и принято сидеть, как у неверных, на ковре, но мы садимся на стулья или в кресла.

— У кого? — она опять взглянула исподлобья. — Кем ты меня назвал?

Орельен усмехнулся — но про себя.

— На полу сидят неверные. Мусульмане.

— Хачики, что ли? У вас они тоже есть? — дева подскочила, не выпуская из рук своего мешка с лямками, огляделась, осторожно села в кресло у стены.

— У нас нет, но я бывал там, где встречаются, — Орельен сел напротив неё.

Анжелика молчала и продолжала разглядывать гостиную — высокие канделябры, фрески на стенах, мелкие стёкла в окнах.

— Ты скажи, — вдруг начала она, — это правда, я не вернусь домой?

— Я не вижу возможности сделать это, — покачал головой Орельен.

— Ну и слава богу, — неожиданно сообщила она.

— Так ты хочешь домой или нет? — не понял он.

— Домой я не хочу никогда. Но это всё без пользы дела, потому что, если я уйду и буду где-то там ночевать, меня станут искать и, скорее всего, найдут. А здесь у вас меня никто искать не станет и вообще обломится.

— Что сделает?

— Ну, не найдёт.

— Если маг, то может отследить и найти.

— А у нас нет магов. Ни одного. Только в кино и в сказках.

07. Жан-Филипп. Наследственный вопрос

Жан-Филипп де Саваж был старше и Анри, и Орельена, они познакомились при дворе. У него было больше титулов, чем владений и дохода с них, поэтому следовало очень тщательно выбирать себе друзей и покровителей. Анри де Роган выглядел вовсе не худшим из многочисленного выводка принцев — не жадный, не обманщик, не трус. Его воспитывали как большого влиятельного вельможу, поэтому он не суетился по пустякам, не принимал торопливых решений, о которых потом мог бы пожалеть, доблестно сражался с врагами престола и веры, и за все свои двадцать лет не попадал в неприятные истории — до самого последнего момента.

В отличие от Жана-Филиппа, Анри всегда был единственным наследником своего отца — две его сестры и брат умерли во младенчестве. И никто никогда не сомневался, что он унаследует и земли, и титулы, да и в принципе там было что наследовать. Когда скончался старый герцог Франциск, Анри уже шёл девятнадцатый год, и он к тому моменту успел показать себя как военный, как командир, пусть и небольшого отряда, и как перспективный маг. Отчего бы не подружиться с таким достойным молодым человеком?

Сам Жан-Филипп был единственным сыном, но у него имелся выводок старших сестёр. Девиц нужно было пристраивать, и родители перекраивали материнское приданое и наследственные владения до тех пор, пока от всего имущества не остался только старый замок, построенный лет двести назад и по тем временам считавшийся удобным и комфортным, и дом в столице. Более того, Жан-Филипп надеялся стать графом лет в сорок, не раньше, ибо отец отличался завидным здоровьем. Но увы, отца убили еретики — отказались подчиниться своему сеньору под тем смехотворным предлогом, что он, видите ли, запретил им собираться и петь свои молитвы на его землях. Впрочем, Жан-Филипп был почтительным сыном и, прослышав о такой беспримерной наглости, нагрянул домой, да не один, а с друзьями, и перебил заводил без малейших сомнений. Их тела развесили по деревьям на дороге, ведущей к замку, для острастки всех прочих.

Матушка была весьма рада видеть сына и горячо приветствовала его способ объяснить зарвавшимся, кто тут хозяин. Потому как нечего смотреть на соседей из-за гор — ни на восточных еретиков-гугенотов, ни, тем более, на южных еретиков-солнцепоклонников. Родились добрыми католиками — таковыми и следует жить и помирать. Она уже видела его в мечтах остепенившимся, женатым и лично стерегущим близкие горные перевалы от врагов, но Жан-Филипп никак не хотел оставаться дома. В свите Анри было намного веселее. Да и отвык он от дома — как стал в десять лет пажом, а после оруженосцем, так и болтался с тех пор по свету, и ему, страшно сказать, это нравилось. В замке остались матушка и её управляющий, а он отправился к Анри. И вовремя — там как раз завертелось такое, что без подмоги не обойтись.

Анри исполнял обязанности сеньора на своих землях уже почти два года, и король был доволен им, ну, или королевские советники и королева-мать, а это, считай, одно и то же. А полгода назад вдруг объявился младший брат его отца, которого уже лет пятнадцать никто живым не видел, и мёртвым тоже, и никаких слухов о нём не ходило. И этот самый Жиль де Роган затребовал себе если не титул герцога де Лимей, то часть владений и приличное содержание. Он утверждал, что в завещании его брата так записано, но никакого завещания не осталось, и Анри, как единственный сын, унаследовал всё согласно обычаю и волей короля.

Тот Жиль много лет назад отправился в путешествие на Восток, к неверным, и, по слухам, где-то там и сгинул. Во всяком случае, из всех, кто отправился вместе с ним, вернулся только один старый слуга и рассказал, что остальные либо погибли, как его хозяин, либо в плену. Из плена спустя лет пять или семь вернулись двое — близкие друзья Жиля, но они ничего не знали о его судьбе. А Жиль-то был не так прост — могущественный маг, по слухам, практиковавший некромантию, кроме того, изучавший так называемых тёмных тварей, в которых верили живущие на Юге, у Срединного моря и его заливов еретики. Воротившись домой, он вёл себя как самый обычный подданный его величества — разве что королю не глянулся, и во всей этой истории его величество был определённо на стороне Анри, которого знал с детства.

А потом этот самый Жиль, судя по всему — пройдоха из пройдох, предоставил его величеству при свидетелях некий документ, якобы — то самое завещание. И в нём было сказано, что наследство делится пополам между его братом Жилем и его сыном Анри, а титул перейдёт к тому из них, у кого будет крепкая семья — жена и наследники, хотя бы один. Анри к тому моменту не был женат по молодости, но и Жиль не был женат тоже, кажется — ни разу в жизни. А на этот случай, как оказалось, в завещании есть соображение — жениться нужно на деве из семьи де Безье, потому что они дальние родичи, и просить за ней в приданое замок Вилль, что в Безансоне, который вместе со своими землями торчит среди владений Роганов, как бельмо на глазу. Жан-Филипп завещания не видел и знал о нём только со слов Анри.

У нынешнего графа Безье была одна-единственная дочь. И один сын, но сын тут без надобности, ему уже под тридцать, он сам давно женат и с детьми. И вот эта единственная дочь, прекрасная Анжелика, как раз достигла возраста шестнадцати лет и могла быть просватана. К ней посватались как Анри, так и Жиль. Далее события пошли совсем плохо, и сначала помер старый граф Безье, отец Анжелики. Да как-то нехорошо помер — говорили, будто отравили чем-то, потому что он полночи бегал по замку в чём мать родила, орал нечеловеческим голосом, а потом упал и испустил дух. Тело за час после смерти почернело и едва ли не развалилось на куски, поэтому его пришлось хоронить очень быстро и с минимальными церемониями.

Далее прекрасная Анжелика приняла сватовство Анри, и в этом Жан-Филипп её понимал — Анри был молод, хорош собой и хорошо принят при дворе, в отличие от дяди. Но свадьба должна быть очень скромной, потому что после ужасной смерти её отца прошло совсем немного времени.

Помолвку торжественно праздновали в Лимее, замке Роганов, немногочисленным кругом близких людей. Со стороны каждого — ближайшие сородичи и друзья, и даже младший брат его величества, принц Франсуа, оказал честь и почтил помолвку своим присутствием. Свадьбу назначили через две недели.

08. Анри. Не та Анжелика

Анри сам взял из рук слуги поднос и поставил его на стол. Слуга только кивнул — мало ли что там у господ за секреты. Правильно, такие секреты, что лучше не знать, целее будет.

И главный секрет — что они наделали? И не покарали ли высшие силы их таким образом за самонадеянность? Что они знают о других мирах? А о душах в них? И о телах? То-то же, ничего.

Он оглянулся на Анжелику — вот ведь, бывает так, что в двух мирах живут две необычайно похожие девицы, но одна из них — дочь графа и благородная дама, а кто вторая? И можно ли вообще представить эту особу вместо благородной дамы? Ей же стоит рот открыть, и все сразу же поймут, кто она такая! И взгляд — исподлобья, недоверчивый и суровый. Его Анжелика была нежна и ласкова во всём — и во взглядах, и в словах, и в лёгких стеснительных прикосновениях. Эта же — колючая, точно ёж, и недобрая. Но по повадкам она никак не похожа на простолюдинку — смотрит прямо, не смущается, говорит дерзко, будто привыкла, что её слушают. Хотя что там слушать-то!

Вправду нужно поесть и выпить, со вчера маковой росинки во рту не было. А сил ночью потеряли изрядно. И там уже соображать, что дальше.

Анри пригласил друзей и девушку располагаться вокруг стола. Анжелика по-прежнему смотрела настороженно — теперь на все блюда и тарелки, стоящие на столе.

— А что, руки перед едой мыть вас тут никто не учил? — вдруг хмуро поинтересовалась она, глядя на Жана-Филиппа, который уже взял было кусок хлеба.

Так смотрела, что бедняга едва не поперхнулся.

— Момент, госпожа Анжелика, — Анри поднялся, выглянул в коридор и велел принести воды и таз.

Конечно, можно и обойтись. Но можно и помыть. Он сам предложил ей полить воды на руки, она кивнула. Мыло осмотрела и обнюхала, будто это какая-то диковинка. Мыло да и мыло, у его Анжелики вроде бы были даже какие-то предпочтения в запахах, наверное, у этой тоже есть. Руки вытирала тщательно, пока не стали совсем сухими. Обвела тяжёлым взглядом их троих.

— А вы чего расселись? Быстро сюда, пока я стою, — и легко подхватила тяжёлый кувшин.

— Благодарю вас, — опомнился Анри и подставил ладони.

Жан-Филипп кивнул и тоже подставил руки, а Орельен прямо рассыпался в благодарностях.

— А что, водопровод-то ещё не изобрели? — она поставила кувшин и села в кресло.

— Вы о чём? — хмуро спросил Анри.

Тяжёлая ночь давала о себе знать.

— Ну, вода у вас тут откуда? Раз её в кувшине принесли?

— Из колодца. В замке три колодца, у нас не бывает недостатка воды.

— А если помыться? Это что, целую ванну воды таскать и греть?

— А как ещё-то? — хмыкнул Жан-Филипп, его этот допрос тоже раздражал.

— Нормально, — пожала она плечами. — Когда приходишь в ванную, открываешь кран, и вода течёт. Какая нужно — горячая, тёплая, холодная.

— Ну, это только королевские маги во дворце делают такие купальни, — заметил Орельен.

— Ты же маг, — она впилась в него взглядом.

— Да, и что?

— И чего ты не провёл сюда нормальную воду?

— Анжелика, нам и в голову не приходило, что так — нехорошо. До сегодняшнего дня, — улыбнулся он. — Но в подвале есть купальня с подогревом.

— Оно и видно, что не приходило, — пробурчала девушка и взяла себе на тарелку мясо, сыр и хлеб. Понюхала воду в кувшине, снова наморщилась. — А я-то, блин, не верила, когда мне говорили, что вода везде, кроме как у нас, хреновая.

Откинулась на спинку кресла и тут же сложила одну ногу на другую, тарелку поставила сверху. С вилкой она управлялась легко, но держала её в правой руке, а чтобы отрезать себе кусок холодной свинины, ненадолго переложила в левую.

Ей пытались предлагать помощь, но она делала вид, что больше никого, кроме неё, за столом не существует. Бред какой! Сидит за столом, ест, разговаривает. И даже голос немного похож на его Анжелику — когда не вопит. Она вообще умеет говорить тихо или нет?

— Расскажите о себе, госпожа Анжелика, — холодно попросил Анри.

Она выводила его из себя одним своим видом, а благородному человеку не следует выходить из себя по пустякам.

— А нечего особо рассказывать. Родилась, училась, подохла. Да и всё. Лучше вы мне расскажите, что за херомантию тут устроили.

— Анжелика, сколько тебе лет? — прямо спросил Орельен.

— Восемнадцать, а что? Паспорт надо показывать? У меня с собой, если не веришь.

Ещё и на два года старше!

— Что такое паспорт? — тут же спросил Орельен.

— Сейчас, покажу, — она взялась за свою суму, открыла странную застёжку сбоку и достала маленькую книжечку.

— Ух ты, — Орельен взял, открыл и стал смотреть. — Это твоя миниатюра? А как её рисуют?

— Не рисуют, фотают. Фотографируют, — девица достала ещё из одного кармана небольшой прямоугольный предмет и принялась давить на него пальцем. — С*ка, не включается!

Она потрясла рукой с этим самым предметом, потом ещё раз потыкала. Тем временем Орельен передал Анри ту самую красную книжечку.

Обложка из непонятного материала — не кожа и не бумага, а неизвестно что. Золотой краской нарисован герб — приличный такой герб, с двухголовой птицей и коронами. Внутри какая-то блестящая страница, и написано так, что не прочитаешь ни слова. Только её миниатюру и можно посмотреть, остальное не понятно совсем.

— Что здесь написано? — спросил Анри.

— Что я, Чумакова Анжелика Алексеевна, являюсь гражданкой Российской Федерации. Что день рождения у меня тридцатого июля. Ну и где живу.

— А где вы живете?

— В Мухосранске Задрищенской области, — поджала губы девица.

И такое у неё при этом стало лицо, что Анри не усомнился ни на мгновение — что-то не так. Ну да неважно.

Тем временем Орельен изучал тот самый продолговатый предмет, который «не включается».

— Для чего это?

— Вообще, для связи, ну, на расстоянии.

— Магическое зеркало, что ли?

— Нет, какое нахрен зеркало! Просто смартфон. Он, наверное, разрядился. А электричества у вас, поди, нет, и слова-то такого не слышали, глухомань!

09. Лика. Попала так попала

Чумка продолжала охреневать от того, что видела вокруг. Замок, хрена ли, настоящий замок, как на картинке в сети! Электричества нет, водопровода нет, а одеваются они тут, как музейные экспонаты! И это она ещё про толчок не спросила, его, поди, тоже нет, а срут где-нибудь во дворе под кустиком! Не, когда они с пацанами ночевали в гараже, то до ветру тоже ходили на улицу под дерево, не вопрос. Но тут-то они вот прямо живут, а не только ночуют! И по всему — огроменный домина, не хрущёвка в сорок квадратов, куча народу помещается!

Жрачка, правда, вкусная. Дома такого сыра и таких копчёностей нет, или, может, есть, но стоят они как тот сбитый боинг. Хлеб тоже норм, свежий, корочка хрустит. Масло хорошее, сразу видно — никакого растительного жира или какая ещё там херня в нём встречается. Но остаться жить в этом навсегда? Хер там! Может, того, они нагнали, и получится как-то вернуться? Она бы даже, может, постаралась получше сдать годовые экзамены и перевестись во что поприличнее?

Но то, что Чумка слышала, не оставляло никаких надежд на получше. Как там им говорили на художественной культуре? Оставь надежду навсегда? Во-о-о, тот самый вопрос. Сейчас она бы привела преподше Олечке Михалне пример с полпинка.

Принц — а вообще он красивый парень, что уж, вообще все они ничего так — говорил, и ей капец как не нравилось то, что именно он говорил.

— Госпожа Анжелика, три дня назад я потерял невесту, её звали так же, как и вас, и она была очень на вас похожа. Мы подозреваем насильственную смерть. Когда виконт де ла Мотт проводил свой обряд, мы хотели всего лишь призвать в тело Анжелики какую-нибудь бесприютную душу, тело которой погибло, и которая смогла бы вдохнуть жизнь… да во всё она бы вдохнула жизнь. Потому что мне очень нужно жениться на Анжелике де Безье. Вы похожи на неё как две капли воды, и отныне вас зовут Анжелика де Безье. У вас есть камеристка, её зовут Жакетта, и тётушка, Антуанетта де Безье. Они пока не знают о вашем… чудесном исцелении, но как только мы закончим разговор, я извещу их. Мы скажем им, а потом и всем остальным, что вас исцелило чудо господне и что свадьба состоится в срок, как и было объявлено. Вы слышите меня?

— Слышу, так-то не глухая, — пробурчала в ответ Чумка.

Сказанное надо было переварить. У него кокнули невесту, и эта невеста была одно лицо с Чумкой. Они хотели оживить ту невесту, а вместо неё призвали Чумку сюда, призыватели хреновы. И теперь труп невесты где-то дома на дороге валяется, а Чумка сидит вот тут, как живая, глазами лупает, еду жрёт и на толчок хочет. Оймля.

Когда Чумка видела такие вот страсти в кино, она не верила, потому что так не бывает. А выходит — бывает, ещё как.

— Погодь, Принц. Скажи, только честно: твою невесту кокнули, да? Она не сама коньки отбросила?

— Э-э-э… видимо, нет, не сама. Незадолго до того отравили её отца, вероятно, так же случилось и с ней.

— И ты решил, что я буду хорошо смотреться на её месте? Чтобы меня кокнули следующей? — надо же сразу понять, чё-кого.

— Мы будем защищать вас ценой своей жизни, — сообщил Принц.

— Хер там, — не поверила Чумка. — Ту-то, поди, тоже типа защищали. И сдаётся мне, предыдущая версия тебе нравилась сильно больше, чем нынешняя, и то ты её не уберёг.

— Кто предупреждён, тот вооружён, — ответил Принц. — И раз вы услышали меня, то я продолжаю. Не знаю, где вас воспитывали, может быть, что и нигде. Но моя невеста не может говорить так, как вы. Поэтому настоятельно рекомендую вам закрыть рот и не болтать лишнего.

— Что это меня не воспитывали-то? Только и делали, что воспитывали, все восемнадцать лет, — вскинулась Чумка.

— Если я пойму, что вы умеете говорить по-человечески, тогда поверю, — усмехнулся он. — А сейчас повторяю: вы очнулись после болезни, ничего не помните. Это вызовет меньше вопросов, чем ваша изысканная речь, — он скривился, прямо как Зося, завуч из колледжа, когда слышала от студенток мат или что-то в этом роде.

— Если я тебе так противна, то хера ль ты вообще сейчас что-то от меня хочешь? Отпусти, да и ладно.

— А у меня теперь нет другого выхода, — сообщил он.

И Пират поддакнул:

— Мы не сможем отправить вас обратно, разве что убить — если не получится убедить, — и усмехается так мерзотно, гад. — Умерла так умерла. Пусть тело хоронят, а Анри найдёт другую невесту. Крошку Жанну, в конце-то концов. Ну подумаешь, придётся десяток лет подождать, пока она созреет до постели, ну да это ж жениться ни на ком другом нельзя, а всё остальное-то можно.

— С этого и начинал бы, что лишь бы потрахаться, — пробурчала Чумка.

— Лишь бы — что? — нахмурился Принц.

— Что-что, сексом заняться! — но это тоже ни хера ему не сказало. — В постель пойти, как говорит Пират.

— А зачем ещё нужна жена, — усмехнулся помянутый Пират.

Принц только вздохнул. По ходу, Чумка совсем ему не нравилась, и в постель с ней он не хотел. И ладно, это ж только после свадьбы, а та свадьба когда ещё будет.

— Ладно, ты — жених. А они кто такие? — кивнула Чумка на двух других парней. — Твои друзья?

— Именно так, госпожа Анжелика. Мои друзья. И я буду вам очень признателен, если вы станете говорить о них с уважением, — сказал как отрезал.

Может, они не сделают ей ничего плохого? Может, к ним как-то можно привыкнуть? Те её друзья, что остались дома, тоже всем обычно кажутся дикими и дебильными…

— Мне видится некая проблема, — начал третий, Чумка сначала назвала было его Брошкой, но раз он смог оживить её телефон, то он реально маг.

Колдун, короче.

— Какая? — спросил Принц.

— Покойная девица де Безье была в сорочке. Если мы позовём Жакетту и покажем ей нашу гостью, она не поверит. Её надо переодеть. Ты знаешь, где лежит одежда твоей невесты?

— Представления не имею. Наверное, где-то в сундуках. Надо искать.

— Надо просто пригрозить девке хорошенько, — Пират отхлебнул из бокала. — Точнее, обеим девкам. И пусть Жакетта сама ищет ей одежду.

10. Тайны Жакетты

Жакетта ле Пти появилась на свет и прожила все свои шестнадцать лет в замке Безье. Она родилась вне брака, и всякая собака знала, что мать её, Кати, родила Жакетту от благородного — когда в замок приезжали гости праздновать вторую свадьбу сеньора, то к кому-то из именитых друзей господина графа Кати и пробиралась в комнату всякую ночь, что они оставались в замке. Девочка родилась аккурат через девять месяцев после свадьбы и была так пригожа лицом, что все сразу понимали — Кати ей мать, конечно, куда уж деваться, но отец — кто-то, кто очень хорош собой.

Более того, девочка оказалась слабеньким, но магом. Это, с одной стороны, было хорошо — без работы не останется, такая прислуга ценилась вдвое против обычной. С другой же — магам в нынешнее время ой как непросто живётся, если они не знатны, не богаты и не при королевском дворе, того и гляди, обвинят в ереси. Это благородные дворяне могут быть магами и разить врагов направо и налево хоть огнём небесным, хоть водами текучими, хоть твердью земной, а с простым человеком всё не так, пойди докажи, что не еретик, что ходишь к мессе и что выполняешь всё, что положено доброму католику, и не больше, и не меньше! Там сам епископ запутается во всём, что хочет от своей паствы, простым-то людям вообще деваться некуда.

Жакетту учил применять её нехитрые способности сам господин граф. Тот был магом хоть куда и очень огорчался, что ни сын его, господин Антуан, ни дочка, госпожа Анжелика, способностей ни на крошечку не унаследовали. Жакетта научилась греть воду, зажигать огонь — в камине, свечку и просто шариком, открывать-закрывать окна-двери на расстоянии, искать предметы в комнате. Позже, когда дочка господина графа ездила в монастырь святой Гертруды, её тоже взяли в числе другой прислуги. Там монахини научили Жакетту использовать магию в уходе за вещами — мол, они всё это делают, только тихо. И вообще, для магически одарённой девушки обитель святой Гертруды была самым тем местом, где жить — и поучат, и к еретикам не причислят. Да только не хотел господин граф отпускать ценную прислугу, уговаривал Жакетту — мол, останься, тогда матери твоей пенсион пожизненный будет, а уйдёшь — я её на улицу выгоню. Кати к тому времени была уже стара и нездорова, у неё страшно болели суставы на пальцах рук и её всё время колотил кашель. Постирай-ка бельё в холодной воде, ещё и не то себе заработаешь, — а Кати была именно что прачкой, и стирала не тонкое господское бельё, а скатерти, простыни и прочее подобное. Что ж делать, выбора-то и нет, вот Жакетта и осталась. На материных руках училась унимать боль, и у неё понемногу выходило.

А потом она случайно узнала страшную тайну господина Антуана, сына господина графа. Подслушала. Шла потайным коридором, каких во всяком порядочном замке — как в муравейнике, и услышала. Как ему угрожал незнакомый человек, и как господин Антуан сначала бодро защищался и на врага своего призывал громы и молнии. А потом тот человек возьми и скажи — а я-то, мол, знаю, что ты на самом деле не сын хозяину замка, ибо мать твоя родила тебя не от графа Безье, а от любовника, и имя его знаю тоже, и это покойный король, который ни одной юбки не пропускал. Жакетта прямо заслушалась, так ей интересно стало, даже забыла, как дышать, чтобы её, ни дай господь, не учуяли. И узнала, что враг господина Антуана зовётся Жиль де Роган, и ещё услышала, что этот господин много лет почитался покойным и вдруг появился откуда ни возьмись. И он обещал, что если господин Антуан не сделает того, что ему требуется — то он предоставит доказательства его незаконного происхождения, и тогда у господина графа останется одна наследница — госпожа Анжелика, к которой сватается его, Жиля, племянник. Но он сам тоже не против жениться на госпоже Анжелике и будет весьма благодарен господину Антуану, если тот склонит свою даже, как оказалось, не сестру к правильному решению. И добавил, что сроку господину Антуану — неделя, а потом он снова придёт.

Жакетта не придала значения этому разговору — ну, наверное, господин Антуан что-нибудь придумает, он взрослый, ему уже тридцать лет, у него супруга и дети!

Но дальше события пошли так, что только убегать и прятаться.

Сначала помер господин граф, да так паршиво, что впору звать самого упёртого священника из католической Лиги и освящать замок. Потому что отравили какой-то чёрной магией высокого разбора, так сказал господин доктор, которого привели порталом из столицы. После оказалось, что госпожа Анжелика всё равно выходит замуж, и не за Жиля этого непонятного, а за молодого красавчика-принца Анри де Рогана. И, стало быть, её нужно собирать и везти к жениху.

Ну а что значит — графскую дочку замуж собрать? Это не девка дворовая, у неё одних платьев пять сундуков, и ещё украшения, посуда и постельное бельё!

Незадолго до того, пока ещё господин граф был жив, вскрылось, что Сюзетт, молочная сестра и камеристка госпожи Анжелики, умудрилась забеременеть. И ладно бы от кого приличного, а то — от смазливого красавчика Клода, замкового управляющего, вдовца с четырьмя малыми детьми. Он-то был только рад взять её за себя, ему надо, чтоб за его оравой кто-нибудь присматривал, а госпожа Анжелика осталась без камеристки. Тогда вспомнили, что от Жакетты вроде был толк, и господин граф распорядился приставить её на место Сюзетт, а матери дать-таки пожизненный пенсион. Жакетта, правду сказать, только рада была убраться из замка Безье со всеми тайнами его хозяев, тем более что матери можно было теперь не работать, значит, одним беспокойством меньше.

Но и это было ещё не всё!

Жених очень хорошо принял госпожу Анжелику, и помолвку отпраздновали, и дату венчания назначили. Но на следующий день после помолвки госпожа Анжелика занемогла. Да так, что на третий день отдала богу душу — никто и пикнуть не успел.

А дальше всем пришлось несладко — и Жакетте, которой очень уж не хотелось возвращаться в Безье, и госпоже Антуанетте, тётке госпожи Анжелики и дальней кузине господина графа, которую назначили за госпожой Анжеликой присматривать, и жениху — господину Анри, потому что в этой свадьбе для него было очень много разных интересов. И если бы не друг господина Анри, господин Орельен, тот бы вообще с ума сошёл, наверное. Но этот друг, и ещё один — господин Жан-Филипп, взяли господина Анри в оборот и сказали, что непременно найдут выход. Только надо факт смерти скрыть и всем сказать — госпожа нездорова, лежит в забытьи. А какой выход здесь можно найти, ну скажите?

11. Жакетта. Туалетные вопросы

Жакетта подошла к госпоже Анжелике и поклонилась.

— Госпожа Анжелика, пойдёмте в вашу спальню. Я помогу вам переодеться.

Та встала и подхватила с пола какую-то круглую торбу из непонятной ткани и непонятного цвета.

— Куда идти-то?

— Я провожу, госпожа, — Жакетта попробовала взять у неё ту торбу, негоже ведь, когда госпожа сама торбы какие-то непонятные таскает, но была посрамлена.

— Не отдам! — сообщила новая госпожа Анжелика и вцепилась в свои вещи обеими руками.

Не очень-то и хотелось. Пусть сама тащит, раз ей так надо. Но только сейчас, потому что прежняя госпожа Анжелика ничего тяжелее платочка в руки отродясь не брала. И тут же морщила нос, если её вещи ей несли недостаточно быстро. А новая госпожа Анжелика должна походить на прежнюю во всём.

Идти до отведённых им в замке Лимей покоев было недалеко.

— Прошу вас, госпожа, — Жакетта отворила дверь и пропустила госпожу Анжелику внутрь.

Та вошла и уставилась на убранство комнаты, как будто жилья нормального раньше не видела.

— Это что, всё мне?

— Да, госпожа, конечно. Гостиная, гардеробная, спальня. Его высочество Анри очень вас любит, — Жакетта закрыла дверь на засов — мало ли.

И ещё немного прикрыла от подслушивания — господин граф научил её этой полезнейшей штуке незадолго до смерти. А потайных ходов замка Лимей Жакетта пока не знала, и откуда здесь можно подслушивать, не представляла совсем.

— Хрена собачьего он меня любит, — сообщила госпожа Анжелика, — сам сказал. Он ту любил, наверное, которая померла. Ты тоже её любила, а?

— Меня взяли служить госпоже Анжелике совсем недавно, когда отправляли из Безье, потому что её камеристка, она, ну, оказалась в тягости.

— Чего она? — не поняла госпожа Анжелика. — А, залетела, что ли? И осталась дома?

— Да не дома, её замуж выдали тут же, как вскрылось.

— И её парень не слился?

— Её парень не — что?

— Ну, не сказал, что это не он и вообще.

— А, вот вы о чём! Нет, да и не парень то был вовсе!

— А кто? — госпожа Анжелика вытаращила глаза. — Кто ещё это может быть? Не того же, как это, дух святой?

Жакетта захихикала. Тут же одёрнула себя — как разозлится сейчас госпожа, мало не покажется! Но госпожа ждала ответа.

— Я сказала, что он не парень, потому что ему уже тридцать лет, он вдовец и у него четверо детей мал мала меньше! Уж конечно, он хотел взять Сюзетт в жёны, чтобы было кому за малышнёй смотреть, но если бы он просто посватался — ему бы её ни за что не отдали, а так — пришлось отдавать! И не просто отдавать, а ещё и с приданым!

— Во попала девка, — госпожа Анжелика неожиданно прониклась обстоятельствами бедняги Сюзетт. — А аборт у вас, поди, и не сделаешь?

— Что не сделаешь? — пришёл черёд удивляться Жакетте.

— Ну как, если не хочешь рожать, а залетела, у нас надо пойти к врачу, пока срок маленький, и тебе дадут таблетку, ну, не сразу, ясен хер, сначала мозги пополощут, но потом дадут, а если срок уже побольше — то будут под наркозом выскабливать. Это хуже, но если самим жрать нечего, то куда деваться, пойдёшь и сделаешь. Меня бог миловал, но подругам доводилось.

— А, избавиться от ребёнка! Ну да, есть такие женщины, к которым можно пойти и попросить средство, и тогда выкинешь. Но если тебя за этим поймают и докажут, то потащат к судье, а то и к палачу, и дадут плетей, поэтому все, кому надо, стараются сделать тихо, — сказала Жакетта, а потом подумала — ну ничего себе она с госпожой-то разговаривает!

Прежняя госпожа Анжелика о таком и помыслить не могла.

— Тогда жопа, да. Только рожать. А ей сколько лет-то, той девке?

— Шестнадцать, как прежней госпоже Анжелике, они молочные сёстры.

— То есть, она ту Анжелику хорошо знала? И может, в случае чего, заметить подмену?

— Да, она знала её хорошо. И наше всеобщее счастье, что её здесь нет.

— Были бы проблемы? — ухватила суть вопроса госпожа.

— Скорее всего, — кивнула Жакетта.

— Значит, пусть там, где есть, и остаётся, и рожает, и чужим детям сопли вытирает, — припечатала та. — А зовут-то тебя как, я не помню, Принц говорил или нет?

— Жакетта, госпожа. Жакетта ле Пти.

— Что за имя такое странное? Жакет — это как пиджак. Пиджак у мужиков, а жакет у женщин.

— Обычное, — удивилась Жакетта. — Я родилась в день святого Иакова, был бы мальчик — тогда назвали бы Жак, а случилась я.

— Надо запомнить, что не пиджак и не жилетка, — сказала странное госпожа. — А я Чумка, то есть Лика, если по-цивильному. Скажи, толчок у вас где? Сил нет терпеть уже.

— У нас — что? — опять не поняла Жакетта.

Но госпожа пока не бьёт и иголками не тычет, так что живём.

— Ну, туалет. Поссать хочу, сил нет.

— Момент, — Жакетта метнулась в спальню и принесла ночную вазу.

— Что-о-о-о-о? Горшок? Как у младенца? — вытаращилась госпожа.

Где она жила-то, что от обычной ночной вазы её так перекорёжило!

— Я не знаю, госпожа, как у вас дома, но здесь — так. У хозяев, я слышала, прямо отдельные комнаты под это дело есть, они специально построены над замковым рвом, чтобы, ну, туда всё стекало и валилось, — Жакетта не смогла не рассмеяться — представила.

Но госпожа не сердилась и тоже рассмеялась.

— А если в том рву кто-нибудь окажется? Прямо на него и насрут? — поинтересовалась она, расстёгивая свои удивительные синие бриджи из хорошей плотной ткани.

— Ну откуда там кому-нибудь взяться, — рассмеялась Жакетта.

А потом вспомнила историю, которую рассказывали на кухне, о том, как из замковой темницы лет десять назад сбежал какой-то враг покойного господина герцога, отца господина Анри, и бежал как раз через тот самый ров с нечистотами. Никто не думал, что беглец будет там прятаться, а он так и сделал и убежал. Ну и воняло от него, наверное!

Жакетта рассказала эту историю и посмеялась вместе с новой госпожой.

— Ни хера себе он вонючий-то потом был, — смеялась госпожа.

12. Лика. На новом месте приснись, жених, невесте

Чумка проснулась в полной темноте от холода. А потом вспомнила, где она есть и что с ней сталось. Попала так попала, что уж тут, как лохушка последняя. Кажется, для таких, как она, даже слово специальное было — попаданка. Вот реальная попаданка, надо ж было так встрять! Как там Лёха пел песню, что его отцу сильно нравилась? «Ты даже сдохнуть не сумел как полагается»? Вот, это про Чумку. И она не видела для себя никакого способа вернуть всё обратно.

Правда, следовало подумать, причём хорошенько. А так ли ей надо обратно? Может, тут не хуже? Пока, во всяком случае, точно было не хуже, вон ей три какие комнатищи отвалили, в замке-то! И стены не картонные. И вещей пять сундуков, у неё дома столько не было.

Дома, конечно, столько и не надо, дома она Лика-бестолковка, а вовсе не графиня какая-то там. Двух штук джинсов на год хватает, плюс цивильное платье и мини-юбка. И шорты на лето. И блузки-футболки-водолазки. А здесь если одно платье — это куча каких-то непонятных штук, вот нахрена они нужны? — то уж, конечно, под них надо сто сундуков.

Вообще если уже смириться с тем, что вернуться нельзя, то жальче всего Лике было не одежды, и даже не ноута и крутых наушников, которые тоже остались дома. И не сети, и не удобной кровати. Жальче всего было — друзей. Их компашки, в которой её всегда поддерживали и были готовы выслушать, с какой бы нереальной хернёй она туда ни свалилась. И смеялись они все примерно одному и тому же, и пацаны, и девчонки, и грустили о похожем. А здесь теперь что? Что-то не похоже, что у их покойной невесты тут было много друзей, если бы так — то о них бы сразу сказали. Уж конечно, если бы вместо неё, Чумки, пацанам в гараж подсунули бы какое-то чудище, которое выглядит так же, а говорит по-здешнему, — те не повелись бы и не купились бы вот никак. А тут — эту их Анжелику толком-то и не знал никто, получается, кроме служанки да тётки. Тётку, кстати, утром покажут, и придётся знакомиться. То есть, тьфу, делать вид, что она тут в доску своя, только память потеряла.

Лика видела несколько фильмов, где герои теряют память, и вели они себя по-разному — кто-то тупил, кто-то вопил, кто-то молчал. Лучше, наверное, молчать, поистерить-то всегда успеется. Надо спросить, была ли покойница истеричкой. Почему-то Лике казалось, что была. Наверное, служанка расскажет — как там её зовут-то?

Служанка казалась нормальной девчонкой, и ещё Колдун — нормальным пацаном. В отличие от Принца и Пирата — те важные, чуть что — кривятся, будто таракана проглотили или червяка какого. И что — вот за этого Принца придётся выйти замуж? С ним спать? А он ещё, поди, захочет с ходу размножаться — в исторических сериалах все герои были помешаны на наследниках. Хер ему, а не наследника. Они ж тут, зуб можно дать, про предохраняться и не слышали, ну да у Лики был некоторый запас презервативов в рюкзаке — на всякий случай, и пусть только попробует отказаться, скотина зазнавшаяся, быстро по яйцам получит.

Но вообще уже просто сил нет терпеть, как холодно. У Лики застучали зубы — одеяло тоненькое, а про отопление здесь, по ходу, тоже не слышали, во всяком случае, никаких батарей Лика в комнатах не разглядела. На её исторической родине жить без отопления можно было, только если ты мебель в сарае, и то первую зиму, а потом уже невосполнимые потери и хана. Если в доме нет отопления, то в нём есть печь, как у бабушки на даче. Или хотя бы обогреватель, как в гараже. Совсем в морозы, конечно, обогревателя не хватало, тогда завешивали дверь изнутри старым одеялом, чтобы не терять тепло, если бегать наружу, и спали в одежде, все под одним толстым спальником, и сбившись в кучу, чтоб тепло. А у этих придурков тут что?

Лика встала и поняла, что не представляет, как добыть свет. Ну то есть вроде ей помнились свечки в большом канделябре, а канделябр на столе. В рюкзаке были и спички, и зажигалка, а сам рюкзак Лика оставила возле кровати — широченной, как заправский траходром, и спать на ней в одиночку было капец как холодно. Хоть носки надеть, что ли.

Рюкзак не находился, как пропал куда. Очертания мебели не походили вот вообще ни на что из того, что Лика помнила. Блин, куда её занесло-то опять?

И где служанка? Она же вроде сказала, что спит где-то тут, рядом.

— Жилетка… Одёжка… нет, Жакетка! Жакетка, ты где? — тихонько позвала Лика.

Ответа не было, и Лика двинулась на поиски. Встала, сделала три шага, запуталась в длинной ночнушке, запнулась о какую-то деревянную херь и с грохотом завалилась на пол.

— Госпожа Анжелика! — испуганный голос Жакетки донёсся откуда-то сбоку, потом вспыхнул свет. — Где вы?

Мягкий и неяркий, из магического шарика.

— Я здесь, — Лика попыталась встать, но у неё не вышло.

Насмерть, блин, запуталась.

Жакетка подбежала и помогла ей подняться.

— С вами всё хорошо? Вы не ушиблись?

Нет, мать твою, не ушиблась. Так просто, полетать в темноте захотела. Но девчонка испугалась — смотрит, глаза вытаращила. Глаза у неё голубые, с красивыми длинными ресницами, и светлые кудряшки из-под чепчика торчат. То есть — сейчас нет никакого чепчика, а есть коса — толстая светлая коса. И такая же ночнушка, как у Лики, тоже до пят, только без кружавчиков и вышитых цветочков. Холодно в такой ночнушке-то!

— Я замёрзла. Здесь вообще есть какое-нибудь отопление? — Лика огляделась, увидела рюкзак сбоку от кровати.

Взяла его, нашла зажигалку и положила возле подушки.

— Что значит — отопление? — не поняла Жакетка.

— Ну чтоб в комнате тепло, а не вот этот дубак! Холодно тут, понимаешь? Или у вас у всех подкожный жир? Или вы храните себя при низких температурах, чтобы не испортиться? — Лика гнала, она прекрасно понимала, что гонит, но ей было море по колено.

— Печи нет, и тёплый воздух из кухни сюда не попадает, кухня в другой башне. Есть камин, но его лучше протапливать с вечера, а я ещё не знала, что он понадобится. Завтра непременно сделаю. Можно было нагреть кирпич и положить в вашу постель, чтобы было теплее, но его взяла Мари для вашей тётушки госпожи Антуанетты.

13. Жакетта. Начинается утро

Жакетта проснулась от громкого стука в дверь.

— Жакетта, ты там? Жакетта, отзовись!

— Мать вашу три раза, кто там долбится? — пробормотала, просыпаясь, госпожа Анжелика.

Ох, спаси господи, у неё, у них же всех со вчера новая госпожа Анжелика! Совсем не такая, как прежняя.

И прошедшая ночь показала, что, может быть, даже и получше прежней.

— Сейчас, госпожа Туанетта, подождите минуточку, — Жакетта сползла с кровати и пошла отпирать дверь.

Госпожа Туанетта упорная, она будет стучаться, пока ей не откроют. Придётся открывать.

— Что ты тут делаешь, Жакетта? А это ещё кто? — нахмурилась, входя, и заперла за собой дверь.

О, сейчас будет весело, Туанетта увидела госпожу Анжелику.

— Госпожа Антуанетта, у нас снова есть госпожа Анжелика! — радостно сообщила Жакетта. — Господин Орельен решил это дело, как и обещал.

Госпожа Туанетта пялилась на кровать, будто увидела привидение. Впрочем, так ведь оно и есть! Она сидела у постели умирающей и лучше всех знала, что с той случилось.

— Как так? — произнесла госпожа Туанетта дрожащим голосом и схватилась за стенку.

— Но похожа ведь, правда? — улыбнулась Жакетта и подмигнула из-за плеча Туанетты новой госпоже.

— Как две капли воды, — пробормотала Туанетта. — Девочка, ты кто?

— Как кто — Анжелика, — сообщила новая госпожа. — Это вы — моя обещанная тётка? Жакетка, она в курсе дела, да?

— Да, госпожа Анжелика, госпожа Туанетта всё знает.

— А чё она такая молодая? Она чья сестра — отца или матери?

— Госпожа Антуанетта — троюродная кузина вашего отца, — Жакетта вежливо поклонилась.

Ну да, Туанетте едва двадцать исполнилось, она не сказать, что юная, но молодая, и красивая очень, и замуж бы могла, и деток родить, но кто ж её возьмёт без приданого-то, если из ровни? А за неровню она сама не пойдёт, больно гордая.

— Ну привет, тётя, — кивнула госпожа Анжелика. — Как это — рада знакомству.

Она по-прежнему полулежала, закрывшись всей кучей одеял до подбородка. Только глаза зелёные и сверкали.

— Вы здоровы? — госпожа Туанетта приблизилась к кровати и попыталась потрогать госпожу Анжелику за руку, но та дёрнулась и спряталась под одеяло.

— Эй, не надо меня хватать! Ещё и холодными руками, хер вам в задницу!

Жакетта едва удержалась от смеха, увидев изумлённое лицо Туанетты. Ещё бы, та, наверное, отродясь и слов-то таких не слышала, тоже тот ещё цветочек. Ничего, новой госпоже хоть будет с кого пример брать.

— Откуда вы взялись? — проговорила изумлённая Туанетта.

— Из дома, ясен пень, — донеслось из-под одеяла.

— Госпожа Анжелика, выбирайтесь, пожалуйста, — Жакетта решила попробовать позвать.

— Только пусть она холодными руками не хватается, — голова госпожи Анжелики осторожно высунулась наружу. Блеснули глаза.

— Госпожа Анжелика, вообще, пора вставать, я принесу вам сейчас воды умыться.

— Угу, только пусть эта… тётя выйдет. Она ж мне не камеристка!

— Она ваша ближайшая родственница. И знает нашу общую тайну. И поможет вам одеться и вести себя, как надо, чтобы никто ничего не понял.

— Ладно, — пробурчала госпожа Анжелика.

Выбралась из-под одеяла, и оказалось, что та сорочка, которую она надела ночью, была ярко-розового цвета, с какими-то непонятными пятнами. Ой, это не пятна, это котята! А короткие чулки, прикрывающие только щиколотку — зачем вообще такие? — тоже розовые, и тоже с пятнами, а потом Жакетта пригляделась — мамочки мои, это же черепа! Жакетта зажмурилась и перекрестилась. Ладно, у монахов на чётках, а тут у молодой благородной девицы на чулках!

Госпожа Антуанетта просто смотрела во все глаза. На короткие волосы, на стройную, стройнее прежней, фигуру, на тонкий кожаный браслет с непонятным украшением, обхвативший левое запястье.

— Тётя, может, вы всё же того, выйдете?

— Благородная дама не должна оставаться одна, — покачала головой Туанетта.

Госпожа Анжелика думала-думала, потом выдала:

— И ссать-срать тоже в компании? Не, я понимаю, когда в толчок все вместе ходят, а когда один ходит, а все вокруг пялятся, то это как-то не алё. Не в цирке, короче, ясно вам? А когда и толчка-то нет нормального, горшок приносят, как младенцу какому, или больному лежачему, то и вовсе.

Вообще, конечно, на взгляд Жакетты, госпожа развела какую-то глупость на пустом месте. Ну подумаешь, отлить с утра надо, и что теперь? А как его величество, там вообще сто слуг, наверное, в спальне толчётся? Но пришлось выпроваживать Туанетту, нести ночную вазу и потом выставлять на чёрную лестницу. Заодно и самой по-быстрому, пока никто не видит, утро-то — оно у всех!

Далее госпожу следовало умыть. Госпожа запросила тёплой воды и достала из своей безразмерной сумы продолговатый футляр, а оттуда — щётку с длинной ручкой, тоже ярко-розового цвета, и ещё одну странную яркую штуку. Выдавила немного белого вещества и принялась просто чистить зубы! А потом мыла лицо, шею, уши, а под конец спросила:

— А голову вы тут чем моете? Ну там, шампунь, маски, ополаскиватели?

— Волосы? Есть отличное средство, принести?

— Давай, вода ещё осталась.

Дальше госпожа мыла голову, сбросив свою розовую сорочку. Средство было от королевского парфюмера, то есть — из проверенной лавки, в которую эти средства поставляли. Для прежней госпожи Анжелики годилось, а у той волос было в десять раз больше.

Пришлось подсушить ей волосы магией — потому что в спальне и вправду было холодно. А потом пришло время одеваться, и Жакетта предвидела с этим моментом некоторые сложности.

Но сначала она позвала Берту, местную служанку, чтобы вынесла всю воду и горшок с лестницы заодно. И подтвердила — да, госпожа Анжелика пришла в себя. Пусть носит слухи по замку, это полезно.

Госпожа Туанетта вошла, осмотрела ещё раз госпожу Анжелику, взгляд уперся в тот странный предмет, что госпожа носила на бёдрах и называла… как называла? О, трусы.

14. Лика. Гардеробные трудности

Утро началось примерно как и дома — с воплей и грохота. Лика даже не сразу вспомнила, что она не дома, а хер пойми где вообще. Померла и вознеслась. Или, наоборот, провалилась. Или есть же ещё, как там его, чистилище. Когда ты как не пришей кобыле хвост — ни туда и ни сюда. Может, если она будет здесь вести себя хорошо, то ей предложат что-то ещё?

Дома Лика вела себя совсем нехорошо. Но, по ходу, хорошо дома и хорошо здесь — это какие-то очень разные «хорошо». Дома было — учись, делай по дому что надо и проблем не создавай, а как выучишься — иди работай. А здесь вряд ли ей найдется где работать. Да и учиться — тоже. Вообще, а учатся ли здесь у них? Надо спрашивать. Надо вообще всё-всё спрашивать, чтобы не встревать по-глупому и не выставлять себя круглой дурой.

Итак, вопли и грохот. Долбили в дверь, вопили снаружи. Чтобы Жакетта открывала. Лика повернула голову — ну да, Жакетта. Девчонка как будто помоложе неё, а может, и такая же, шустрая и вроде невредная. Ночью быстро сообразила, что надо, чтобы зубами от холода не стучать.

Жакетта скатилась с кровати и отодвинула нехреновый засов на двери. Вошла ещё одна девчонка, тёмненькая, в навороченном платье. Из ткани типа как для пальто, вроде плаща, которым они ночью укрывались, только какого-то рыжего цвета. Платье в пол, и внизу, по подолу юбки, какие-то полосочки и ленточки, чёрные, красные и ещё какие-то, и что-то нарисовано. Или пришито, хер разберёшь, надо ближе смотреть. Верх у платья тоже мудрёный какой-то, и форма тела нечеловеческая — конус это называется, вспомнила Лика сведения из геометрии. На плечах как валики какие, ну вот на фига они там? Волосы собраны в дульку, а сверху — шапочка, такая же рыжая, как платье. Вот нах ли в доме в шапочке ходить?

И что, на неё, на Лику, сейчас такую же хреновину будут напяливать? Мамочки!

Но сначала пришлось выдержать битву за то, чтобы не устраивать спектакль из туалета. Блин, на толчок не сходишь в одиночестве, как они тут все ещё не свихнулись? Или как раз уже свихнулись, просто сами не поняли?

Чтобы помыться, ещё какая-то девчонка принесла согретой воды. Лика сбросила майку, в которой спала, почистила зубы, умылась, а потом Жакетка притащила ей какую-то фиговину, которой оказалось очень круто мыть голову — Лика прямо пальцами ощущала, как хорошо промылись волосы.

Тётка непонятная ещё спросила про татухи — что это, мол. У них, по ходу, так не делают. Лика набивала всю эту радость потихоньку весь прошлый год — зарабатывала тайком на рынке деньги и ходила к проверенному мастеру. Шифроваться от матери было сложно, она то и дело врывалась в Ликину комнату почём зря, и, конечно же, Лика очень быстро спалилась с самой же первой — с драконом на лопатке. Ох, как мать на неё тогда орала, капец просто. Орала, стыдила, что нормальные люди так не делают, и всё ли в порядке у Лики с головой. Так-то Лика думала остановиться на том драконе, но тут её кто как под жопу подпнул. Так и появились две цепочки — на руке и на ноге, а потом ещё цветочек с листиками на копчике — розочка. Колечко в пупок Лика вставила уже перед последним Новым годом, там всем в колледже отвалили вдруг денег, немного, но всё же хорошо — на рынке не стоять по морозу. Уши-то у неё давно уже были все в металле, и очень ей это нравилось. Хотела ещё верхнюю губу проколоть, чтобы типа родинки, и в бровь вставить маленькое колечко, но не свезло.

Тётка, конечно, на тётку не тянула никак. Девка молодая. Ну, может чуть постарше Лики, а может, и такая же. Надо спросить, сколько ей лет. И не накрашенная совсем. У них тут вообще краситься-то умеют? Ладно, разберёмся.

Жакетта притартала чистую ночнушку — ещё одну, сейчас-то её куда? Оказалось — под платье. Ну да, у тётки — как там её зовут? Госпожа Туанетта. Туалетта, блин её нафиг, если любит смотреть, как люди на толчок ходят. Так вот, у неё из подмышек рубаха торчит. Кстати! Дезодорант-то у Лики с собой, не надо забывать. В такой ночнушке весь день — это уже через час завоняешь.

Местные чулки Лике понравились тем, что в них однозначно тепло. Лучше б колготки, в комнате так-то прохладно, ну да не до хорошего. Колготки у Лики с собой были, и, кажется, ещё есть запасная пара. Надо вообще проверить, что у неё с собой есть.

У чулок, правда, оказалась весьма сомнительная система крепления. Ленточками вокруг колена, да и всё. Даже не резиночки и не пряжки никакие, пояса под те чулки тоже ещё не изобрели. Интересно, а что делать, если такой чулок спустился? Юбки до ушей задирать и поправлять?

Туфли напоминали кеды или балетки со шнурками. Так-то красивые, зелёненькие, зелёный цвет Лика любила.

— Госпожа Анжелика, какое платье вам подать?

— Зелёненькое есть? — первым делом спросила Лика.

— Конечно, — кивнула Жакетта и потащила что-то из сундука.

Точнее, не потащила, а откинула крышку, и держа её одной рукой, пыталась что-то найти внутри. Лика подскочила и придержала ту крышку — и тяжёлая же, холера!

Жакетка подняла голову и вытаращилась на Лику, будто на инопланетянина.

— Госпожа Анжелика, вы что?

— В смысле? — не поняла Лика.

— Я справлюсь сама!

— Да ладно! Если эта херня упадёт тебе на башку, мало не покажется! Я держу, ты ищешь.

— Но…

— Это, вот, мне так угодно! — вспомнила Лика фразочку из какого-то фильма. — Хочу и держу!

Туанетта-Туалетта стояла и таращилась на всё происходящее, и ещё разевала рот — как рыба в аквариуме, мать её. А Жакетта нашла что-то в сундуке и вытащила на свет божий.

Ну да, зелёненькое, цвет красивый. Лика потрогала — точно, как пальто. Ну хорошо, не как пальто, потоньше, но как юбка на зиму — чтобы под неё ещё толстые шерстяные штаны надеть, или даже лыжные. Ещё девчонка достала какие-то левые предметы, наверное, расскажет, зачем они сдались.

А потом Лика всё прокляла. Потому что эта долбанная конструкция была дико неудобной.

Сначала на неё напялили нижнюю — так сказали — юбку и корсет, или как это у них называется. Самой фиг наденешь, там шнуровка сзади. И типа должен держать грудь, но хер там — бюстик в сто раз лучше держит, тут всё проваливается. И верхняя юбка не свалилась на пол только потому, что сначала вокруг жопы завязали толстую кишку с верёвочками. А если та кишка на пол провалится, то что, и юбка тоже? Туанетта ахала, Жакетта что-то подкалывала булавочками.

15. Анри. Договор

Анри пробудился с мыслью, что вчера они вытворили какую-то ерунду. О нет, на самом деле не всё плохо — обошли ведь неведомого отравителя, а он чем дальше, тем больше подозревал, что его невесту — его первую невесту — именно что отравили. Но вторая на вид была ничуть не хуже. Когда молчит. Правда, немного костлявая, но они же не знают, в каких условиях она там жила, кем была, и вообще ничего о ней не знают! Нужно это исправить. И нужно понять, что сделать, чтобы Анжелика новая стала похожа на Анжелику покойную. Не то чтобы кто-то смог слишком хорошо рассмотреть прежнюю за те три дня, что она успела побыть его невестой, но есть какие-то общие моменты, которые сразу же бросаются в глаза.

Та двигалась очень неспешно и плавно, а эту всё время как будто дёргают. У той были прекрасные длинные волосы, а у этой — почему-то короткие, почти как у мальчика. Та была приятно округлая, а эту надо бы откормить, как с ней такой в постель-то ложиться, кости одни. Глаза вроде бы такие же — изумрудные, прозрачные. Красивые. Губы изящные.

Но когда она открывает рот — хоть из комнаты вон беги. Так даже уличные девки в Паризии не разговаривают с возчиками и солдатами. Так не говорят даже солдаты! Кто её вообще учил и чему?

Но ничего, она научится держать себя, как надо. Жить захочет — научится.

Анри поднялся с постели, кликнул слугу Флорестана, чтобы подал умыться и всё прочее, что подобает человеку с утра, и потом ещё побрил. И помог одеться.

По заведённой уже более года назад привычке утренние сборы Анри происходили разом с докладом управляющего господина Греви. Он явился и сегодня — благообразен и сед, голос его звучал бодро и радостно, и даже обычные какие-то слова о привезённых вчера в замок припасах казались исполненными надежды.

Оказывается, слухи о том, что госпожа Анжелика пришла в себя, уже поползли по замку. Пришлось Анри сказать — да, он на это надеялся, и очень рад, что в болезни произошёл счастливый перелом, и слава господу за это. Завтрак? Да, подавать. На сколько персон? На четыре, наверное. Ох, нет, ещё же госпожа Антуанетта. На пять.

По дороге до малой столовой его подкараулила Жакетта и официальным тоном известила, что госпожа Анжелика пришла в себя, но пока ещё очень слаба и не может надолго встать с постели. Но она шлёт самый сердечный привет своему наречённому. Тьфу ты, точно. Если человек был при смерти, ему надо лежать. И лекарю бы показать, для легенды, но, может, не сегодня?

— А ещё, господин Анри, — прошептала Жакетта, — госпожу не во что одеть. Все вещи той госпожи Анжелики ей безбожно велики.

Вот не было печали, ещё о каких-то там бабских тряпках думать!

— Одень её ну хоть во что-нибудь, — раздражённо проговорил он. — И распорядись по дороге, чтобы завтрак подали к ней в гостиную. Мы придём, все трое, мне нужно с ней поговорить.

Друзья ждали в малой столовой — подтянутый и бодрый Жан-Филипп, сонный Орельен. Наверное, ему следовало бы посетить покои невесты самому, но почему-то идти туда в одиночку не хотелось совсем. Эта новая Анжелика — вовсе не та дева, с которой хочется остаться наедине.

— Доброе утро, господа, — кивнул он. — Предлагаю перенести наш завтрак в комнаты госпожи де Безье. Её состояние пока не позволяет присоединиться к нам здесь, но она готова принять нас у себя.

— Да-да, верно, — закивал Орельен. — Дева после тяжёлой болезни. И ещё память потеряла, я верно понимаю?

— Верно, верно, — кивнул Анри со вздохом.

А Жан-Филипп только ухмылялся.

— Чего смеёшься? — Орельен пихнул его в бок, тот в ответ молниеносно вывернул Орельену руку.

На мгновение, и сразу же отпустил.

— Хочу и смеюсь, — добавил, потягиваясь. — Извините, но вся эта затея, если знать подробности, выглядит необыкновенно смешно. Превратить дворовую девку в дочь графа де Безье — такого я ещё не слышал.

— Мы не знаем, кем она была у себя дома и кто её родители, — возразил Орельен. — Её одежда — из хорошей ткани, у неё с собой целая сума каких-то невероятных артефактов, а ты сразу — дворовая девка.

— Я вижу, как она держится и разговаривает, — скривился Жан-Филипп.

— Нагло она держится, дворовые девки не такие. Она как будто вообще ничего не боится. Смотрит в лицо, всех называет на «ты». В ней есть какая-то загадка.

Про загадки Анри с другом не был согласен совершенно, не видел он в свалившейся на них особе никаких загадок. Но вдруг к нему пришла мысль столь странная, что он не смог её тут же не озвучить.

— А её не станут искать? Оттуда, откуда она родом? Увидят, что девка-то не та, и возьмутся искать ту?

— Она сказала, что у них нет магии и магов, — покачал головой Орельен.

— Так не бывает, — не согласился Жан-Филипп. — Маги есть везде.

— А ты много других миров-то видел? — вскинулся Орельен. — И знаешь, как там всё устроено? Я вот — ни одного. И не отказался бы если не посмотреть самому, то хотя бы послушать рассказы.

— Ладно, идём. Если я что-то понимаю, рассказов у нас будет даже больше, чем нам бы хотелось, — завершил Анри.

Эти двое могут бесконечно подкусывать друг друга, даже если к тому нет совсем никакого повода. Если не знать, что они все трое — друзья, то можно подумать, будто наоборот. Но они очень гармонично дополняют один одного — Жан-Филипп из них самый сильный, самый искусный воин и отменный боевой маг, Орельен — просто самый могущественный маг, а на долю Анри всегда выпадали дипломатия и связи, особенно при дворе. То есть — командование. Если Орельена не держать в руках, его унесёт в неведомые магические дали, а Жан-Филипп ленив и сам станет что-то решать только в бою, когда вокруг всё завывает и полыхает. Тут-то он ни за что не растеряется и не дрогнет, за что его Анри и уважал. И ещё за спасённую жизнь — год назад Жан-Филипп вытащил его из схватки тяжело раненым, и если бы не портал Орельена, позволивший быстро доставить его к умелому целителю, не ходить бы уже Анри по этой земле. Поэтому и Жан-Филипп, и Орельен могли делать в его доме что душе их угодно, и говорить тоже что заблагорассудится.

16. Лика. Ревизия

Лика дождалась, пока гости отвалят восвояси, а слуги уберут со стола. Осталась Жакетта, но её никуда не денешь, и Антуанетта, она тут, похоже, тоже вместо мебели. Жакетта попросила позвать сюда портного — потому что надо подгонять весь гардероб. Да, именно что весь — у них тут всё должно сидеть, как влитое, не болтаться и не сваливаться. То есть разожраться можно, затянут, а похудеть — нельзя.

Пока девчонка ходила, тётка — ну, хочет быть тёткой, пусть будет, но тётка из неё никакая — начала выполнять задание сверху, то есть рассказывать об этикете. И это оказалась та ещё херня!

Одной никуда не ходить. Наедине с мужчинами не оставаться. Лика уточнила — даже с женихом? Антуанетта подумала и сказала — с женихом можно. Голоса ни на кого не повышать. Смотреть в пол. Позволять мужчинам за тобой ухаживать — открывать двери, подавать предметы. Если что-то упало — не бросаться поднимать самой, а попросить. Не говорить пошлостей, двусмысленностей и грубостей. И никаких пошлых и грубых шуток. Научиться вышивать — это полезно. И вообще, благородная дама может вышивать, читать книги, слагать стихи, заниматься музыкой, танцевать, прогуливаться в компании камеристки или компаньонки, выезжать верхом с охраной. И ко всем на «вы», иначе трындец, всё, уже не благородная дама.

— Вы умеете танцевать? — спросила Антуанетта.

— А кто не умеет-то? — не поняла Лика. — Только в этом вот, — она показала на серое платье, в которое её обрядила Жакетта, — не потанцуешь особо, в нём ни согнуться и ни повернуться.

А потом оказалось, что танцы тут тоже какие-то замороченные — под их дурные наряды. Нужно учить специальные шаги, знать их последовательности и уметь импровизировать. Короче, как с аккордами в музыке. Ну не должно же быть сильно сложнее? Понятное дело, надо пробовать.

Но сначала хорошо бы одеться. Это серенькое платье её покойная предшественница носила лет в четырнадцать, оно было не только меньше по размеру, но и короче. Антуанетта сказала, что это недопустимо — открывать ноги благородной даме.

— А верхом как? Там хочешь не хочешь, а ноги все увидят? — не поняла Лика.

— А верхом в дамском седле, — сообщила Антуанетта.

Вашу ж мать! Лика видела в кино такое диво — тётка сидит на коне боком, как будто на диван с краю присела, а ноги свешивает на одну сторону того коня. Акробатика, так её растак!

Короче, ещё родная педуха раем покажется по сравнению со всем вот этим.

Пришла Жакетта, привела мужика. Мужик был толст и плешив, и одет в штаны и куртку коричневого цвета, прямо как известный смайлик.

— Госпожа Анжелика потеряла память после болезни, она вас не помнит, скорее всего, — говорила девчонка мужику. — Госпожа Анжелика, я представляю вам господина Кристофа, это замковый портной. У него под началом несколько швей, три белошвейки и даже одна кружевница. И сапожник.

— Очень приятно, — кивнула Лика, надо же когда-то начинать быть воспитанной. — Наверное, мы с вами встречались, но я вас не помню.

— Госпожа похудела после болезни, на ней не держится даже корсет. Юбки спадают, — продолжала живописать масштабы бедствия Жакетта. — Ей не в чем выйти из комнаты, кроме вот этого старого платья, которое ей коротко.

— Сейчас посмотрим, — кивнул господин Кристоф. — Госпожа, извольте встать. Где корсет и прочее?

Жакетта метнулась в спальню и принесла корсет и прочие части зелёного платья. Дальше повторилась процедура одевания, только мужик тщательно осматривал каждый предмет, то и дело прикладывал к ней мерную ленту вроде обычного портновского сантиметра и отмечал себе в маленькой книжечке какие-то цифры — наверное, чтобы подогнать по ней.

— И нам бы ещё каких-нибудь сеточек на голову, понимаете — волосы пришлось остричь, — вздохнула Жакетта.

— О да, их необходимо прикрыть. Госпожа, что это? — бедняга переменился в лице и смотрел на неё, как на таракана в тарелке супа. — Что с вашими ушами?

— Это… того… лекарство, — выдала Лика первое, что пришло ей на ум.

И подумала, что для непривычных здешних мужиков её усаженные металлическими шипами уши могут выглядеть устрашающе.

— Магический амулет, его принёс господин Орельен, и он ускорил выздоровление. Снимать пока нельзя, — подхватила Жакетта.

Умница девка! Надо ей того, премию дать. За сообразительность. Кто там ей вообще деньги-то платит?

Портной изумился, покачал головой, но вроде поверил. А потом он велел Жакетте брать зелёное платье со всеми запчастями и нести в мастерскую, и он сейчас пришлёт своих девушек, чтобы забрали остальное — что там ещё нужно подгонять.

Хорошо, что после завтрака оставили воду — это нужно запить, иначе капец.

— Скажи, сюда могут зайти посторонние? — спросила Лика у вернувшейся Жакетты.

Та выдала пришедшим с ней трём девушкам ворох каких-то одёжек и сказала, что она сейчас принесёт ещё одно платье, и этого пока хватит. А с парадным платьем разберёмся чуть позже: раз свадьба будет не через неделю, то успеется.

— Не должны, — уверенно сказала Жакетта. — В любом случае сначала постучатся и спросят, можно ли войти, — подхватила платье и ушла.

Это вот прямо круто. Тогда можно пока одеться по-людски и сделать важное дело — выяснить, что у неё вообще есть с собой. Конечно, её рюкзак был всегда собран и помогал перекантоваться несколько дней вне дома, но кто ж знал-то, что получится не три дня, а долбанная бесконечность!

Антуанетта вытаращилась на Лику, будто та решила пойти гулять по замку в голом виде. А Лика всего-то сняла ночнушку, отыскала лифчик, футболку и джинсы, и носки, и разве что обувка местная хороша, мягкие, вроде мокасин, из стопудово натуральной кожи, и даже, мать их, с вышивкой! И кстати, толпой-то надышали в комнатах так, что хотелось окна открыть на проветривание. Ладно, Жакетка придёт, обмозгуем вместе, подумала Лика. А пока взять рюкзак и сесть с ним прямо на ковёр.

— Что это? — тёткодевка показывала на футболку.

Что-что, принт красивый, девушка на мотоцикле. На фоне полной луны. И даже никаких надписей. Лика достала из рюкзака ещё одну футболку — та была белоснежная, и написано на ней было «пошли все на х*» — очень красивыми буквами, зелёненькими с чёрной обводкой. Однажды Лика надела её в колледже — ой, смеху-то было! Преподы начинали читать, что написано, а потом — кто краснел, кто бледнел, кто орал, чтоб сняла немедленно, кто хотел её отчислить прямо тут на месте, одна только Олечка Михална рассмеялась и сказала — сними, пока Ирина Изосимовна не увидела, то есть — самый злобный завуч. Та бы точно на месте отчислила. Зато идти в такой футболке по городу в компании пацанов было самое оно. Лика аккуратно сложила её и отложила в сторону. Вдруг и здесь пригодится?

17. Лика. Легко ли быть благородной дамой

Два дня до воскресенья показались Лике ещё хуже, чем дома. Нет, не так чтобы вот уж совсем, дома, ясное дело, временами бывало похлеще. И нет, здесь никто не пил, не орал, не скандалил и не бил посуду, здесь отрывались по-другому.

Туанетта ломилась в дверь на рассвете — мол, пора вставать. Умываться, одеваться, завтракать и заниматься делом. Делом в случае Лики являлось спешное изучение местного образа жизни и местных же манер, мать их так.

Из комнат не выпускали. Выздоравливающая после тяжёлой болезни девица не имеет сил для того, чтобы бегать по замку. Мало было Туанетты, так долбанутый монсеньор прямо снаружи у дверей охрану поставил. Типа — чтобы никто посторонний не проник. Или чтобы Лика к хренам не сбежала?

Куда бежать-то? Это надо представлять, что и как тут устроено, чтобы бежать. Поэтому нет, пока никуда не бежим. Вообще, конечно, халява — кормят-поят, и очень вкусно, тут Лика спорить не станет. Одевают, да ещё и весьма богато по местным меркам. Другое дело, что в такой одёжке только на косплейный фестиваль — там, где ты на сцену вышел и стоишь, не двигаешься, потому что не можешь. И ещё потому, что, если пойдёшь или не дай бог побежишь, всё нафиг развалится. Или сама развалишься. Лика однажды была на таком — подружка Сонька позвала пойти с ней, ей одной ссыкотно было, вот Лика и посмотрела тогда на разные костюмы. Нуачо — теперь она тоже смогла бы выйти там на сцену. Аниме «Невеста принца», только у нас и только один раз, мать их за ногу.

Корсет переделали, теперь он плотно облегал корпус Лики и держал всё, что положено. Эффектно, но ни хрена не удобно. Потому что ни согнуться, ни разогнуться, только в бёдрах, даже туфли сам не снимешь, и с пола ничего не поднять. Сразу ясно, на кой ляд нужна такая орава слуг. Не только потому, что здешние тётки и девки ни фига сами не умеют, но ещё и потому, что попробуй сделать что-нибудь путное в таком убойном прикиде!

А потом ещё принесли мерить вертюгаль. Матюгаль, чтоб его. Подъюбник, обычный подъюбник, какие под свадебные платья надевают, чтобы получилось не платье, а торт. Подружка Дашка в таком замуж выходила. Только тот был из сеточки и лёгкий, а эта хрень несусветная — из плотной ткани, и в ткань уже вшиты кольца, и они не сгибаются, их только в кучу рукой собирать. Сидеть — разве что на самом краешке стула, потому что иначе эта холера задирается, и чуть шевельнёшься, а твои ноги и как бы не жопа уже на всеобщем обозрении. «А на толчок как», — первым делом подумала Лика, как только Жакетка надела на неё эту штуку. Как-как, аккуратно, блин их нахрен. Тебе дают горшок, ты его суёшь под все юбки и там держишь. Ну, или тебе держат, так тоже бывает. Можно, конечно, задрать юбки до ушей, и вертюгаль этот тоже, и он задерётся, но всё равно капец как неудобно. Да с обычным унитазом и то было бы проще, он хотя бы стоит насмерть и не шатается. Ты об него не запнёшься и не снесёшь случайно юбкой, потому что у тебя вдруг другие габариты. Это приятель Колька рассказывал — он всю жизнь на мотоцикле и отцовской «тойоте» гонял, а как-то ему дали попробовать порулить большегрузным «КаМАЗом», что ли. И вот там тоже были совсем не те габариты.

И ходила теперь Лика по комнатам, как тот «КамАЗ». Повернуться куда — это ж надо смотреть, нет ли там чего на полу или какой мебели рядом по курсу. Маленькие табуретки она сносила юбками на раз. За подлокотники кресел цеплялась — юбкой, а потом ещё вышивкой на юбке. Однажды они зацепились рукавами с Туанеттой — у обеих было много пришитых бусин и чешуек типа пайеток, вот и зацепились. Жакетка еле расцепила, чтобы ничего ни у кого не порвать.

Вообще, ходить и не видеть, что там у тебя под ногами, — нехреновый квест, кто не верит, пусть сам попробует. И когда ты делаешь шаг вперёд — а там у тебя юбка. Твоя собственная юбка, которую можно носить длиной только в пол и никак иначе. Но, блин, если не практиковаться, то навернёшься на первой же лестнице, вот Лика и практиковалась. Если Туанетта в таких юбках всю дорогу рассекает, и ничего, не падает, то и Лика сможет, не совсем же дурная, как бы они все ни говорили?

Они все, гады такие, конечно же, говорят, что Лика дурная. Потому что смотрит в глаза, говорит как привыкла и ведёт себя тоже как привыкла. Не, нуачо — она ж всю жизнь жила вовсе не с ними! А дома начни кто-нибудь так выражаться — и тебя в лучшем случае оборжут, а то и побьют. Здесь же всё наоборот — побить могут, если выразишься недостаточно заковыристо, и это вовсе не про мат. Ну то есть, ей, по ходу, повезло, её не бьют, а вот была бы та помершая Анжелика служанкой, то стопудово били бы. Пока она не разобралась, кто есть кто.

Но оказалось просто — со всеми на «вы», со слугами можно на «ты». Принц на «ты» с Пиратом и Колдуном, но они типа друзья. При нём ещё человек пятнадцать ходит, но эти типа близкие, они и его на «ты» называют, а остальные — обычные. Вообще, надо будет сесть и нарисовать, кто есть кто, и кто кем кому приходится, а то ни хрена ж непонятно.

И отлично работает правило — говорить навороченно. Тут Лике в помощь неожиданно оказались прочитанные книги — ведь когда-то она читала книги и очень любила исторические романы. Там же, блин, всё зашибись — на холме древний замок стоит, красивые платьишки у героини, и самый финиш — прекрасный принц в женихи, по уши в тебя влюблённый. Только ни фига в тех книгах не писали ни про ночной горшок, ни про мыться из ковшика — всегда, а не только когда воду отключили, ни про то, как в этом задрищенском замке холодно, ни про тяжеленные неудобные платья, в которых ни согнуться, ни повернуться, ни про то, в конце концов, что принцу-жениху вообще нет до тебя никакого дела, он только знай себе распоряжается. Всё врут в романах, короче. И в сериалах тоже.

За два дня нужно было научиться ходить в платье, смотреть в пол, есть-пить в этом платье — тоже то ещё дело, и выучить слова молитвы — потому что в воскресенье в замок приедет какой-то знаменитый поп, или кто у них тут, и это повод возблагодарить бога за чудесное спасение. Когда Лика заикнулась, что обманывать бога нехорошо и от болезни её никто не спасал, Принц поджал губы и сообщил, что лично её спас Орельен, и спас от кончины неминуемой. А ему это удалось исключительно потому, что было это всё богу угодно. Вот за это и благодарить.