Глава 1. Жизнь на обочине

Анклав — территория или часть территории одного государства,

окруженная со всех сторон территорией другого государства…  

(Большой Энциклопедический словарь)

 

 

Главный урок истории заключается в том, что человечество необучаемо.

Уинстон Черчилль

 

If you're going through hell, keep going

Если вы идёте сквозь ад, не останавливайтесь.

Уинстон Черчилль

 

 

Кошмарный сон Насти 

 

Девушка устало брела по узким мощёным улочкам средневекового города, а стены мрачных серых каменных домов словно молчаливо поворачивали её не к выходу, к которому она изо всех сил стремилась, а внутрь замкнутых кварталов. Чем больше она хотела выйти хоть на какую-то окраину или открытую площадь, тем больше запутывалась, погружаясь в пучину отчаяния.

Пройдя в очередной раз по кругу, она поняла, что заблудилась в лабиринте проклятого города, как её смятенная душа заблудилась в лабиринте Вселенной, постигая непостижимость вечного движения от жизни к смерти и от смерти к возрождению, тайну пространства и времени, и древнюю, как этот мир, загадку противоположных по сути человеческих душ, которые вдруг, по какому-то сверхъестественному импульсу выбирают друг друга из миллионов других подобий божьих и сливаются воедино, связанные бесконечной любовью и преданностью.

Наконец, в каком-то отчаянном озарении девушка поняла, что выход из лабиринта находится в самом его центре, там, где затаилось неведомое зло.

В ужасе она остановилась. И вдруг, прищурив глаза и распрямившись, задыхаясь от отваги и ярости, сжала кулаки и двинулась к центру. От неё в небо взмыл ввысь яркий столп света, на краткое мгновение осветив и крошечную фигурку в центре лабиринта на земле, и бесконечную звёздную бездну над ней. Соединив небо и землю через человека, белый луч словно рассёк мир надвое, пролив на одно мгновение свет на все его тайны, а затем всё снова поглотила беспросветная тьма, в которой раздался громовой угрожающий хищный рёв… 

 

 

Глава 1. Жизнь на обочине

 

Мои вкусы просты. Я легко удовлетворяюсь наилучшим.

Уинстон Черчилль

 

Лета ждут, а к зиме готовятся. Так и с гостями – кого-то ждут с нетерпением, а к чьему-то приезду готовятся, как к прокурорской проверке. Зима испытывает нас на прочность и стойкость, умение укротить природу, а некоторые люди – на выдержку и умение владеть собой. В ожидании зимы утепляем дома, покупаем тёплую одежду и обувь, запасаем овощи и зерно, мясо и дары леса. Готовясь к приходу гостей в первую очередь убираем дом, накрываем стол, придумываем, чем развлекать. В последний момент думаем, что наденем.

Мы живём, постоянно чего-то ожидая и к чему-то готовясь, и всё время опаздывая с приготовлениями или вообще не угадывая с ними, потому что и природа, и люди бывают капризны и непредсказуемы, иной раз и не подготовишься как следует, а люди в отличие от климата бывают и злонамерены…

Настя ещё раз оглядела стол. Всё как всегда. Два больших стола в просторной столовой сдвинуты и накрыты особой длинной скатертью – белоснежной, как молоко. Сервирован составной стол на тринадцать персон.

Настя ещё раз посчитала их про себя: «Я, дядя Моня, Ниночка с Юляшей, Дед Василий, мальчики – Саша с Серёжей, Машенька, девчонки – Леночка с Лизанькой, Светлана Афанасьевна, Игорь Будников, майор Сивцов. Вот и все. Все, кто придут помянуть папу, Володю и Витеньку. Все, кто остались…»

И она укутала опущенные плечи в вязаную чёрную шаль.  

Олеся передёрнула плечами. Чёртова дюжина придурков! Сядут опять перебирать воспоминания, как драгоценные бусины лопнувшего жемчужного ожерелья, а это всё просто бабьи сопли и больше ничего. А её опять за стол не пригласят – не член семьи, видите ли! А она живёт с ними пятнадцать лет, всех детей семьи подняла, свою жизнь не устроила! Хозяйка ей всё: «Олесенька, дорогая», то денег подкинет, то шмотку подарит, а вот как за такой стол, так вся семья за столом, а Олеся за углом! В такие дни с таким вот застольем она ясно понимала свой статус – прислуги, посторонней, чужачки, работающей по найму.

- Что-нибудь ещё, Анастасия Михайловна? – вошла она в столовую.

- Зажигалку надо найти и положить возле канделябра.

- Хорошо.

- И принесите в коридор несколько мокрых тряпок и несколько сухих. На улице опять моросит, а я не хочу, чтобы они разувались. Это смущает, особенно мужчин. И, наверное, надо найти стойку для зонтиков. Она была, я помню.

- Я поищу, Анастасия Михайловна, не волнуйтесь.

- Я никогда не волнуюсь. Больше ничто в мире не может меня взволновать. Разве только Саша.

- Да уж, от их затей с этим баламутом Серёжкой Зайцевым только и вздрагивать!

Глава 2. Ночной разговор

Тот, кто рассуждает о революции, должен готовиться к гильотине.

Уинстон Черчилль

Есть много способов освоить мирные профессии, но научиться мгновенно просыпаться от любого звука, падать и откатываться в сторону при угрозе нападения и превратить любой предмет в оружие можно только на войне. Есть много мирных способов добиться своей цели в политике, но самый быстрый – это самый кровавый – восстать, и добиваться своего с оружием в руках. 

Сивцов проснулся мгновенно, как только в пять утра кто-то поскрёбся в дверь к ним с Игорем в комнату.

- Ты? – он распахнул дверь по пояс голым, успев натянуть джинсы.

- А ты кого ждал? – хмуро спросил Сергей Зайцев, представший перед ним в таком же виде.

Майор вышел к нему в коридор, прикрыв за собой дверь.

- Давай на кухне перетрём, - предложил Серый Сивцову, - а то вчера с этими потрясениями пожрать толком не дали.

Они бесшумно прошли босиком на кухню и включили свет.

- Опа-на! – по-пацански сказал майор.

- Кран тебя забери, Санёк! Напугал, блин! – прошипел Сергей, - извините, Моисей Израилевич, вас не заметил.

- Зовите уже все меня дядя Моня. Вам можно, - махнул рукой Главный Распорядитель, - да садитесь уже и не шумите. Пусть девочки поспят.  

Оба Сергея присоединились за кухонным круглым столом к Сашке и старику Герцу, которые уже успели настрогать сыр с колбаской и огурчиками, порезали хлеб, включили чайник и вытащили шашлык.

- Разогреем? – спросил Сашка.

- Не надо, - запретил Сергей, - микроволновка пищит громко. Так умнём. 

Они молча разобрали оставшееся с вечера мясо по тарелкам, заварили чай.

- Ну, и чего вам не спится? – спросил Саша, - что происходит в моём доме? И кто этот наглый перец, за секунду отжавший дом у моей сестры? Он правда ей дядя? Реально брат её отца?

Майор и дядя Моня переглянулись.

- Хорош переглядываться, старая гвардия! – осёк их Сергей, - чё это за обрубок, который грозит вас в землю вогнать?

- Подслушивал?! – изумился старик.

- Ленка, краса моя, спугнула. Так откуда он взялся, а то я не сразу сообразил к кабинету метнуться из гостиной и конца беседы не услышал – только середину.

Мент и Главный Распорядитель снова переглянулись, но уже как будто что-то между собой решая – брать парней в дело, или не брать.

- Да рожайте уже, кран вас забери! – рявкнул Сергей.

- Полегче, Серый, - сказал Саша.

- Это на самом деле Богданов-младший, - наконец решился Моисей Израилевич, - я бы сказал, единственный настоящий Богданов. Лёша-то, дружок мой, Володю усыновил, женился на его маме, когда она с первым мужем развелась. А потом у них Димка родился. Так что он на самом деле дядя Лены по бабушке, и он точно Богданов. И, к сожалению, действительно имеет права на наследство покойного Богданова Алексея Дмитриевича.

- Которого он же и убил? – спросил Сергей.

- Как это?! – воскликнул Сашка, устремив пронзительный взгляд зелёных глаз на старика.

- Расскажи им всё, дядя Моня, - вдруг сказал майор, - если он меня сольёт, они должны будут защитить женщин.  

И старик рассказал мальчишкам историю двадцати пятилетней давности.

- Володе тогда двадцать восемь лет было, Димке двадцать пять. Кровь кипела, оба хотели большого дела, а Лёша тогда ещё сам был в силе. И тут этот проклятый тендер на застройку Ножика, который мы благодаря Мишаниным проектам выиграли! Димка тогда Володе и предложил сместить отца, чтобы тендер на своё имя переписать – это ж по тем временам Клондайк был – застройка такого района. Володька отказался, а потом всё же решился, но не с братом, а с Серёгой вот с Сивцовым, который тогда инструктором в пейтбольном клубе работал. Они в пять утра с бригадой идиотов из охраны Холдинга и из пейтбольного клуба в дом ворвались с пейтбольными автоматами, красной краской заряженными, чтобы Лёху пугнуть и бумаги забрать. Дальше, наверное, ты, Серёжа, - передал старик слово майору, - ты там был.

- Лучше бы не был. Вошли мы с Володей в кабинет, а там на полу старик лежит, а в столе какой-то гад в маске роется. Из-за этой маски всё! Володя брата не признал, и когда тот в него выстрелил и промазал, выстрелил в него и попал. Мы маску сняли, а там Димыч. Володька аж затрясся весь, заревел. Потом вызвал дядю Моню. Тот предложил всё скрыть, вывез в город, оставил у приёмного отделения.

- Да, - снова вклинился в разговор дядя Моня, - Лёшу уже было не вернуть, а он всегда Володю выделял, хоть тот и был приёмным сыном. Да и не было в Митьке той хватки, что была в отце и в Володе. На пакости он был способен, а на большое дело – нет. Я и встал на строну сильного, тем более, что они без оружия приехали, только клоунаду бутафорскую устроили. Этот вот, дебил, ещё и в тело умудрился пальнуть, пар ему надо было выпустить, идиоту! Только с Володей отношения испортил! Ну, а я потом бабу знакомую вызвал, она Лёшу отмыла, переодела, а мы скорую вызвали и получили официальное заключение о смерти в результате инсульта. Только не от страха умер мой друг, Лёха Богданов, а от удивления горького, от того, что родной сын на него пушку наставил. Вот душа и не выдержала!

Глава 3. Обломки империи

Если одинокое дерево выживает, оно вырастает крепким.

Уинстон Черчилль

 

Восточный философ Омар Хайям стал популярен в современной Европе за то, как точно определил одиночество: «Ты одинок без сотен тысяч лиц, ты одинок средь сотен тысяч лиц». Одиночество не случается, оно ощущается, и ощущается каждым по-своему. Иногда люди, окружённые десятками близких, люди с многочисленными семейными кровными узами вдруг оказываются в бездне одиночества – и не потому, что от них все отвернулись, а потому, что они сами вдруг по какому-то неведомому импульсу отвернулись от всех…

Лиза проснулась как обычно в семь утра и потянулась. Быстро пролистала в голове невидимый ежедневник. Сегодня у неё в списке дел стоял «отдых», и она решила поваляться пять минут до пробежки. Вчера она не особо прониклась ни тем, что у Маши оказалась сестра, ни тем, что у Лены неожиданно объявился дядя. Она росла с племянницей как с подружкой, воспитывалась старшей сестрой вместо матери и двумя стариками вместо отца. Ей было около восемнадцати, когда она осознала, как странно сложилась её судьба и как странно она живёт. Почти в то же время мальчиков забрали в армию, и они остались совсем одни. Тогда она впервые в жизни сделала самостоятельный выбор, решив лечить не зверей, а людей, и подала документы в медицинский, никому ничего не став объяснять.

Она вдруг замкнулась в себе, решив стать самостоятельной и независимой, и решила, что очень похожа на мать, ведь та тоже никому ничего не говорила, замкнувшись в своём горе, и на сестру, которая никому ни на что не жаловалась.  

«Так лучше, - решила она тогда, - ни от кого не зависеть, никому не открываться, а просто делать своё дело, как делал папа. Папа всегда мечтал, чтобы Настя стала врачом, а она не стала. А вот я стану! Самым лучшим доктором! Зачем-то же он хотел дочку-врача!» И Лиза стала не просто учиться, а записалась в научный клуб и выбрала специализацию по гастроэнтерологии и диетологии, решив добиться вершин в профессии. Ни о своих успехах, ни о проблемах она больше никому не рассказывала. Мать жила своей жизнью, Настя поднимала холдинг и своих детей, и Лизе показалось, что она никому не нужна.

«Ну, и мне никто не нужен. Кстати, теперь я точно знаю, что лечить нужно не больного, а болезнь. Личные отношения только всё портят!»   

Она вполне комфортно жила в отчуждении от семьи, чувствуя себя этакой Снежной королевой, и только зеркала раздражали её в её ледяном спокойствии.

В зеркалах отражалась не молодая дама-учёный, доктор и независимая личность, а абсолютная Юляша в молодости: очаровательная нескладёха.

«Ужас какой-то!» - думала она про себя. 

Всего в ней, как и в матери, было или перебор, или недобор. Рост ниже среднего, в бюсте и на бёдрах чуть больше нужного, размер ноги чуть больше при таком росте положенного, да и икры слишком крутые – импортные сапоги не натянешь; и глаза серо-голубые, непонятные, не то, что у сестры Насти – колдовские зелёные! Зато волосы у Лизы были хороши: густые, тёмно-русые, они тугими кудрявыми волнами выбивались из шпилек и падали на пышный бюст.

«Не врач-специалист, а секси-медсестричка какая-то!», - и она мучила себя диетами и пробежками, поддерживая вес и объёмы, чтобы они хотя бы не росли.

Единственное, что её вчера тронуло в общей беседе, это то, что Машина объявившаяся сестра оказалась фитнес-тренером и перевелась в их город на второй курс Физкультурно-спортивного факультета пединститута.

«Стоит пообщаться, раз она говорит, что у неё стаж уже два года в должности индивидуального тренера», - записала в голове Лиза и встала.

Нельзя было откладывать пробежку – килограммы наступали…

***

Маша плохо спала ночью и проснулась ни свет – ни заря. Когда вчера перед ней на лестничной площадке предстала её сестра, весь её мир, который она с таким трудом выстраивала и упорядочивала, оставшись сиротой, вдруг рухнул прямо ей на голову. Она на секунду оглохла и ослепла.

«Выдержка, моя дорогая! Выдержка прежде всего! Кисейные барышни, не умеющие держать себя в руках, не смогут удержать в руках и других», - словно послышался ей голос Главного Распорядителя.

Она очнулась и приподняла серые дымчатые очки на голову, аккуратно пристроив их надо лбом.

- Могу я взглянуть на ваш паспорт, сестра Женя? – холодно спросила она.

- Да, конечно, - и девица, неожиданно возникшая в её жизни, порывшись в сумке, протянула ей документ.

Маша повертела его в руках, уже сообразив, какую глупость сморозила.

- У меня есть свидетельство о рождении, - тихо сказала девушка, - вот. Тут вписаны родители.

Маша прочитала. Снова посмотрела на девчонку. Не нужно было никакого свидетельства. Перед ней стояла ожившая фотография матери, которую сохранил для дочки Виктор Корягин. Их всё ещё разделяли дверной проём и целая жизнь.

- Входи, - сказала Маша и тут же позвонила Игорю, сказать, чтобы за ней не заезжали, - чай будешь? – обернулась она к родственнице.

- Нет.

- Тогда рассказывай, - и Маша показала сестре на диван.

Глава 4. На траве дрова

У Бога работа ещё хуже, чем у меня,

и, увы, он даже не может уйти в отставку.

Уинстон Черчилль

 

Бывают такие сволочные дни в жизни, про которые мы с изумлением и горечью спрашиваем самих себя и всех окружающих: «Сегодня что – день открытых дверей в психушке?» Как будто весь мир сошёл с ума и даже не сошёл, а сорвался с цепи, слетел с оси и мечется, как частичка атома, разрушая всё на своём пути. И мы, попадая в этот стихийно возникший хаос, начинаем метаться тоже и сталкиваться даже с самыми близкими. В такие дни хочется всё к чёрту бросить, да не просто бросить, а разметать, снести, разрушить и уйти, не оглянувшись. И не дай Бог кто-то попробует нас успокоить – ох, он и нарвётся! Вот на ком можно будет сорвать злость! Бессильную ярость от того, что как бы всё ни было паршиво, бросить ничего нельзя, да и уходить особо некуда…

- Даже не спорьте, Иван Денисович, - отмела Настя все возражения водителя, - вы нас выручили и останетесь с нами обедать. Моя дочь учится на ресторатора. Вы не можете не попробовать её кулинарных шедевров! Проходите, - и Настя решительно провела Защитника в гостиную.

- Здравствуйте, - приподняли головы от газет Игорь и майор, решившие отдохнуть от дров перед обедом.

- Здравия желаю, - ответил Иван Денисович.

Настя улыбнулась, Нина закатила глаза.

- Игорь, Сергей, это Иван Денисович, новый водитель Ниночки.

- Знакомьтесь тут сами, а мы разберём покупки, - буркнула Нина и увела подругу на кухню.

Сивцов и Будников отложили газеты и встали.

- Сергей Сивцов, майор милиции, - протянул руку Мент.

- Игорь Будников, капитан в отставке, начальник службы безопасности Холдинга «НовоГрад-СтройСпектр», - протянул руку Телохранитель.

- Иван Щукин, полковник войск специального назначения Российской Федерации в отставке, личный водитель директора, - ответил Защитник.

Мужчины коротко переглянулись.

Игорь Будников чуть отошёл назад, а Сергей с Иваном смерили друг друга взглядами. Оба были среднего роста, крепкими, жилистыми, широкоплечими, с огромными кулаками и седыми висками. Обоим было под пятьдесят, и оба были одеты в серые свитера и синие джинсы.

«Калибровали их раньше, что ли? - подумал Игорь, - старую-то гвардию?»

- Чем ты думала, когда в дом его тащила, Настя?! – ругалась на кухне Нина, - это же крушение моего авторитета! Нарушила нам всю субординацию!

- Не бузи. Классный мужик: и сумки донёс, и нас подвёз. Пусть пообедает!

- Дома бы пообедал.

- Дома поужинает. Вот это сунь в морозилку. Кто он вообще?

- Солдафон, не видишь? – вздохнула Нина, - обломок империи СССР…

***

            Главный Распорядитель досмотрел запись и прикрыл глаза. Боже ты мой! Всю жизнь он боялся этого и мечтал об этом, и вот это свершилось. Видеозаписи, которые он много лет мечтал найти и наконец отчаялся, наконец нашлись.

«Ну, Лёха, ну, подонок! Так вот за что мы тогда отсидели, вот за что погибли мои мальчики! И Мишаня был прав, когда говорил тогда в СИЗО, что у такой мерзости нет срока давности, за такое мстят, оставив все дела! А Лёха нашёл доказательства и спрятал! Вот за что его родной сын до смерти запугал, вот что Димка в ту проклятущую ночь в его письменном столе искал! Ему не тендер чёртов нужен был, а вот это! Потому что это смертный приговор для…»

Даже наедине с собой мысленно старик побоялся додумать имя и должность. Зато прошлое живо встало перед его глазами…

…В СИЗО они в первый же день подрались. Лёха, Мишаня и он сам устроили кучу-малу к удовольствию сокамерников, обожавших такие дешёвые зрелища, скрашивающие серые будни подследственных.

- Сволочь! Это ты украл!

- Урод! Ты это спрятал!

- Подонок! Верни им это и всё закончится!

В воздухе раздавались ругань с отборным матом и пыхтенье. В итоге их растащили и пошвыряли в карцер и одиночки. Но через две недели они встретились и снова уселись в углу камеры, чтобы спокойно поговорить.

Всё началось с аварии. И даже ещё раньше – с личного крушения каждого из них. Словно всех их Свыше или уж снизу одновременно прокляли и послали в одно место и время, чтобы уничтожить всех разом.

Мишаня, самый зелёный из них, в тот день вернулся из Питера с дипломом инженера-архитектора, но вместо поздравлений нарвался дома на отповедь отца, который мечтал видеть сына военным. Он пил в мотеле на выезде из города с какой-то компанией, вышел покурить, и чёрт понёс его прогуляться вдоль трассы чуть дальше от той придорожной забегаловки.

Лёха ехал из соседнего города с похорон брата, был уставшим и измотанным и решил в той самой забегаловке купить шашлык и салат в контейнерах, чтобы дома не готовить, – на следующий день у него были назначены важные встречи в банке – он готовился открывать своё дело, брать кредит с братом, а брат умер, и у него не было поручителя.

Загрузка...