Это произошло на севере. Не просто севере — том самом, бескрайнем, где тайга уходит за горизонт, а зимы длятся полгода. В одном из затерянных районов, среди деревянных домов, туманных дорог и запаха хвои, в неприметный день в местном роддоме на свет появился мальчик. Крупный, крепкий, будто заранее готовый к суровой жизни. Назвали его Фёдором — без долгих споров, просто и по-русски.
С детства Федя был особенным. Не в плане характера — нет, обычный мальчишка: бегал, играл, вляпывался в драки. Но отличался — размерами. В детском саду его невозможно было не заметить: рослый, тяжёлый, плотный, будто собранный из кирпичей. На общем фоне детсадовской группы он выглядел, как трактор на парковке легковушек.
В школе дела шли ровно. Учился без блеска, но и не отставал. На уроках сидел молча, отвечал по минимуму, но с математикой дружил, как с хорошим ножом — надёжно. За школой, как водится, начались драки. То из-за девчонок, то просто так, ради проверки — кто кого. Отец частенько водил с ним разговоры под аккомпанемент ремня, но это Федю не останавливало. В каждом бою он чувствовал вкус победы. В шестнадцать он выглядел так, будто отслужил в армии — широкие плечи, тяжёлые кулаки и спокойный взгляд.
Шли лихие девяностые. Все вокруг сходили с ума по боевым искусствам — карате, тхэквондо, ушу. Мода на кимоно и резиновые нунчаки добралась и до их городка. Федя выбрал бокс — секция была ближе всего к дому, да и тренер слыл человеком серьёзным. Каждый вечер, наскоро поев, он швырял спортивную сумку за спину и шёл в зал. Бил по мешку, пока руки не отнимались. В спарринги его ставили редко — сложно было найти равного по габаритам, а против мелких Федя просто ломал игру. Зато тренер уделял ему много личного времени. «У тебя кулаки — как у медведя. Тебе только научиться — и снесёшь любого», — говорил он.
Шёл год за годом. Федя окончил десятый класс, и перед ним, как перед всеми, встал вопрос: что дальше? Поступать в институт? Идти в армию? Родители решили — пусть доучивается, а потом посмотрим. Федя не возражал. Тем более было лето — жаркое, редкое для этих краёв. Лето, которое звало к реке.
На окраине города была река — широкая, с ледяной водой, и одно особенное место: железнодорожный мост, уходящий бетонными опорами в глубокую воду. Там было всё: тень, холод и настоящий экстрим. Подростки приходили туда по очереди: одни ныряли с «буя» в ледяную пучину, другие разводили костёр, чтобы потом греющимся, с синими губами, рассказывать байки и анекдоты. Иногда кто-то с разгона въезжал в реку на велосипеде — зрелище, от которого смех стоял до берега. Велосипед потом дружно искали: сверху, с моста, один указывал на блестящий руль под водой, другие ныряли и пытались достать.
В тот день дежурство с верёвкой выпало Феде. Работа простая: по команде сверху нырнуть, зацепить петлёй велосипед и всплыть. Он делал это не раз. В воде чувствовал себя иначе — будто входил в собственную стихию. Свобода. Тишина. Вес тела исчезал, и оставалось только движение.
Федя сделал глубокий вдох, прижал верёвку к груди и нырнул. Вода моментально схватила его, закружила, потащила к цели. Велосипед оказался прямо перед ним — хром блестел в зелёной мутной толще. Одно движение — и петля на руле. Оставалось всплыть.
Но в этот раз всё пошло не по плану.
Река — она с характером. Особенно в северных краях. Где-то под мостом, в тени, образовалась воронка. Подводный водоворот. Федя знал их, попадал не раз. Техника простая: сжаться, дать воде себя закрутить и резко нырнуть вбок — и ты спасён. Но эта воронка была особенная. Словно ждала его.
Он пытался. Снова и снова. Сжимался, рвался в сторону — ничего. Сила воды держала его, как лапа зверя. В лёгких заканчивался воздух. Паника приходила внезапно — словно кто-то сжал горло изнутри. В голове мелькали обрывки мыслей: дом, мать, отец, крики друзей с моста, синее небо. Всё короткое, как вспышки.
Перед глазами прошла вся его, пусть и недолгая, но яркая жизнь.
***
Когда Фёдор пришёл в себя, первым, кого он увидел, была его мама. Она сидела у его больничной койки, сгорбленная, словно под тяжестью всех прошедших ночей. Её глаза были опухшими, иссохшими от слёз и бессонницы, а губы едва заметно шевелились — она что-то тихо читала вслух, не замечая, что сын уже очнулся.
— Ма…ма… — прохрипел Фёдор, едва размыкая слипшиеся губы.
Как по команде, в палату вбежали люди в белых халатах. Завертелась карусель голосов, шагов, стуков ручек о блокноты — возле его кровати образовался консилиум. Молодые и пожилые врачи, с серьёзными лицами и глазами, наполненными сосредоточенностью, делали пометки, отдавали распоряжения медсестрам. Казалось, его пробуждение было долгожданным чудом.
Когда всё стихло, и в палате вновь воцарился полумрак, Фёдор, глядя в уставшее лицо матери, тихо спросил:
— Что… произошло?..
Мама разрыдалась, уткнулась в его ладонь и сквозь слёзы прошептала:
— Вот поправишься, ремешком пройдусь по заднице, чтобы знал, как мать пугать.
Когда слёзы сменились улыбкой, в голосе её появилась нежность:
— Отдыхай, сынок. Всё потом расскажу.
Когда Фёдор снова открыл глаза, в палате было темно. Горло жгло от жажды. Он позвал маму, но в ответ — тишина. Собрав волю в кулак, он медленно сел на кровати. Голова кружилась, тело казалось чужим. В проёме двери пробивался слабый луч света. Пошатываясь, он направился туда.
Пахло асфальтом и свежестью раннего лета. Фёдор ехал домой на автобусе, откинувшись на сиденье, и мысленно возвращался к словам главврача. «Дар» — так он назвал то, что скрывалось у него в руках. Непонятная тяжесть, странная сила, пробуждающаяся будто по щелчку в моменты боли или угрозы… Эти слова не отпускали. Они осели в голове, как семена, ждущие своего часа.
Прошла неделя. Тело окончательно пришло в форму, шрамы затянулись, но в душе у Фёдора всё ещё оставались незажившие вопросы. Он соскучился по ребятам — своим спасителям, друзьям. В тот день он решил: пора бы их навестить.
Сначала он зашёл к Сергею, крепкому, с короткой стрижкой и вечной искоркой в глазах. Потом вместе отправились к Андрею — худощавому и вечно вдумчивому наблюдателю, который в тот злополучный день был на мосту и первым заметил беду. Один за другим, друзья собирались, как и в тот день — шумно, с шутками, будто и не было всей этой боли и реанимаций.
– Ты долго не выныривал, – сказал Сергей, почесывая затылок. – Велосипед зацепили и вытащили, а тебя всё не было. Я уж думал — всё...
– А я с моста всё видел, – подхватил Андрей, присаживаясь на перила. – Твои красные плавки спасли. Сначала просто крутить начало, потом — воронка. Живая, мощная. Никогда таких не видел. Я сразу заорал, ребята бросились в воду. И как плыл Серёга! Любой спортсмен позавидовал бы.
– Когда вытащили тебя, ты был как тряпичная кукла, – голос Сергея стал тише. – Без дыхания, с синими губами... У меня брат в МЧС, он учил, что делать. Я сначала давил на спину, пока вода не пошла. Потом кулаком в грудь... Прости, но я паниковал. Кричал, бил... а потом вдруг — вдох. Еле слышный. Мы тогда все как замерли.
– А я, как дурак, летел на велике, – усмехнулся Андрей. – Ни одной машины! Потом всё-таки тормознул кого-то... И вот ты здесь.
Фёдор молчал. Сердце сжалось. Он обвёл взглядом своих друзей, и глаза защипало. Впервые за долгое время он почувствовал, что живёт не зря.
– Спасибо вам, пацаны. Вы — мои ангелы. Только без крыльев, но с кулаками и великом.
Смеялись. Громко, от души. Как раньше. Разошлись поздно вечером, договорившись, что на следующий день снова идут на речку — не купаться, конечно, а просто полежать на солнце, вспомнить детство, поболтать.
На следующий день, ближе к обеду, они снова были там. Камни прогрелись под июньским солнцем и приятно обжигали спины. Река играла бликами, парни плескались, как щенки. Один Фёдор держался в стороне. Ему нельзя в воду — он пообещал матери. А главное — страх. Призрак воронки всё ещё жил в его памяти.
Он отошёл вдоль берега, босиком, чувствуя песок под ногами. Вдруг из воды вышла девушка. Красивая, стройная, уверенная. Бирюзовый купальник облегал её фигуру, как будто был сшит специально под неё. Фёдор замер. Он узнал её. Катя.
Катя. Та самая медсестра. В халате и шапочке она казалась незаметной, почти обыденной. Но здесь, на солнце, с мокрыми волосами, свободной улыбкой — она была настоящей. Живой. Прекрасной.
Он окликнул её. Катя обернулась, и в её взгляде промелькнуло узнавание.
–Фёдор?
– Ага. Ты одна?
– Да, решила немного развеяться. А ты?
– С друзьями. Хочешь присоединиться?
Катя улыбнулась, и её тень заскользила за ним по песку.
Фёдор представил её ребятам. С этого момента он почти не отходил от неё. Даже нарушил своё обещание: когда Катя захотела освежиться, он первым шагнул в воду, не выдержав. Сердце билось, как у подростка. Она смеялась, брызгала в него водой, и он чувствовал — жить хорошо.
Вечер принес лёгкую прохладу и прощания. Катя жила в другом районе, и ребята — Фёдор, Сергей и Андрей — вызвались проводить её пешком. Путь был долгим, но разговоры и шутки не прекращались.
– Завтра суббота, – вдруг сказала Катя, небрежно поправляя волосы. – В клубе дискотека. Приходите. Все.
Фёдор кивнул. Кто бы отказался?
У её дома они задержались. Катя уже поднялась на крыльцо, но обернулась:
– До завтра, Фёдор!
– Я не усну, – театрально заявил он. – Буду считать минуты.
Смех Кати отразился в тишине двора. Ребята пошли к остановке, но день ещё не кончился.
На остановке их поджидал неприятный сюрприз — пьяная компания с девушками. Один из них, здоровяк с прозвищем «Кран», решил, что трое парней — легкая мишень. Сначала кинул в них окурок. Потом второй. Смех, ухмылки, подход. Угроза.
– Не лезьте, – коротко сказал Фёдор, глядя на приближающегося хулигана.
Кран выругался и метнул кулак, но попал в пустоту. Фёдор, будто проснулся. Руки налились тяжестью. Он шагнул вперёд — и ударил. Удар — прямо в нос. Хруст. Кровь.
Потом началось месиво. Сергей и Андрей не отступили. Один — в солнечное сплетение. Второй — в челюсть. Упавшие враги стонали. Кто-то пытался угрожать, но их остановил прохожий. Всё. Конец спектакля.
Автобус подошёл как раз вовремя. В нём — тишина, как в храме. Девушки из вражеской компании сели подальше, в конце салона. Фёдор смотрел в окно и думал. Руки. Они снова наливаются тяжестью, когда наступает опасность. Главврач предупреждал. Значит — не показалось. Это нечто. Дар?
Проснувшись около одиннадцати утра, Фёдор лежал в кровати, глядя в потолок. Внутри уже кипело решение — сегодня он вернётся в спортзал. Мысль эта, как искра, моментально зажгла его тело, и вот он уже наспех закидывает в сумку перчатки, форму и бутылку воды. В квартире тихо — родители на работе, и никто не остановит его или будет что-то спрашивать. Завтрак — формальность: бутерброд, глоток чая, и дверь за ним захлопнулась.
Когда Фёдор вошёл в зал, его накрыл знакомый, до дрожи в позвоночнике родной запах — смесь резины, пота и металлического привкуса железа. Пространство будто замерло во времени. Всё было на своих местах: тренажёры, снаряды, гантели... А главное — ринг, венец зала, обрамлённый тяжёлыми грушами на цепях, словно гроздья боевых колоколов. У зеркальной стены уже кто-то работал по тени, создавая иллюзию боя с невидимым соперником.
Федя переодевался и краем глаза уловил взгляд тренера. Евгений Сергеевич, его наставник и пример, смотрел внимательно, но без упрёка. За плечами у него был целый арсенал боевых шрамов и сломанный десяток раз нос, но внутренний огонь и молчаливое уважение, которое он вызывал, ощущались в каждом его движении.
— Ну и где ты пропадал? — хмыкнул тренер, крепко пожимая руку. — У нас, между прочим, соревнования на носу. Что-то случилось?
Фёдор отвёл взгляд. Он не мог солгать этому человеку. Рассказ получился коротким, без лишних подробностей — за исключением одного: о странной, пугающей и загадочной силе, пробудившейся в нём после остановки сердца, он умолчал.
— Ну и история... — протянул Евгений Сергеевич, откидываясь на спинку стула. — Раз так, будем работать индивидуально. Ты ведь и до этого был на две головы выше всех остальных. Доктор запретил тебе бокс?
Фёдор кивнул, пряча глаза. Голос дрогнул.
— Запретил… сказал, сердце может не выдержать...
— Мы не будем рваться в бой, — успокоил его тренер. — Будем действовать с умом. Я поговорю с твоим врачом — главврачом, говоришь? Отлично. Всё узнаю. А пока — разомнись. Без фанатизма. До соревнований два месяца, и они — на выезде.
Когда тренер ушёл, Фёдор остался с грушей наедине. Сначала всё шло как обычно: разминка, бой с тенью, серия джебов. Но потом... руки налились тяжестью, стали будто чужими. Мышцы ныли, плечевые суставы отзывались болью. Он сжал зубы, стиснул кулаки. «Не отступать и не сдаваться», — повторил про себя, как заклинание.
И вдруг, в какой-то момент, когда он почти терял контроль, всё вспыхнуло внутри — будто прорвался потаённый источник силы. Разворот бедра, рывок... и грушу вместе с креплением вырвало из потолка. Она рухнула с грохотом, и зал застыл.
Евгений Сергеевич быстро оказался рядом, не говоря ни слова, взял Федю за плечо и повёл в сторону раздевалки. Там, сев на лавку, он посмотрел на парня долгим, пронизывающим взглядом.
— А теперь расскажи мне всё. До последней детали.
Когда Федя выложил ему правду — о клинической смерти, о «каменеющих» руках, о непредсказуемой силе, — тренер только присвистнул.
— Побочный эффект, говоришь? Сила такая, что грушу вырвало… А если бы это был человек?
Тренер долго молчал. Потом резко встал.
— В понедельник приходи. Завтра зал закрыт, а я к этому времени уже поговорю с врачом. И вместе решим, что с тобой делать. Но одно я знаю точно — ты не просто парень с хорошими данными. У тебя в глазах — тот же огонь, что был у меня, когда я мечтал стать чемпионом. Только ты свой шанс не упустишь.
Он ушёл, а Фёдор остался сидеть на лавке. Сердце стучало. В голове звучали слова тренера — как обещание, как вызов и как начало новой, ещё неизведанной главы его жизни.
Вечер в городе начался с огоньков витрин, шороха шин по влажному асфальту и того неуловимого ощущения, когда в воздухе витает предвкушение. Фёдор, как и договаривались, подъехал в центр. Его уже ждали — Андрей и Сергей, привычно стоявшие на ступеньках перед клубом, медленно выпускали сизый дым сигарет, переговариваясь меж собой. Вход в клуб был буквально в нескольких шагах, но идти внутрь они не торопились. Ждали Катю.
— Если бы мы опоздали, — пробормотал Сергей, стряхивая пепел, — она бы уже тут стояла. А раз мы раньше, значит, ждем мы.
Автобус, вздохнув тормозами, остановился у тротуара. Из дверей с лёгким движением спрыгнула Катя. Уже издали было видно — сегодня она выглядела иначе. Платье цвета бирюзы, чуть выше колен, обтягивало её фигуру точно и лаконично, подчеркивая всё, что нужно. Волосы были уложены непривычно — объёмно и дерзко. Глаза светились озорством.
Когда она подошла ближе, взгляд её скользнул по троице парней. Особенно — по Фёдору. Он был в отглаженных чёрных брюках и белоснежной рубашке с закатанными рукавами. На плечах — чёрная кофта, завязанная рукавами на груди, придавая образу небрежную элегантность. Андрей и Сергей тоже выглядели достойно — один в тёмно-синей рубашке, другой в бордовой.
— Я, кажется, не сильно опоздала? — улыбнулась Катя, глядя на них оценивающе.
Она подняла руки — лёгкий жест принцессы, приглашение. Андрей и Сергей подхватили её под локти, и втроём они вошли в клуб. Фёдор последовал следом, чувствуя, как внутри растёт лёгкое волнение.
Вход был свободным — как всегда. Молодёжь стекалась со всех четырёх районов города, и вечер обещал быть бурным. Возле клуба стоял серый «уазик» с четвёркой милиционеров — скучающих, но внимательных. Их присутствие было привычным и даже ободряющим. В этом клубе порядок был железным.
Фёдор знал клуб, как свои пять пальцев: просторный холл, оглушающая музыка, двери, ведущие в главный зал, возле которых два милиционера в гражданском дотошно обыскивали всех — независимо от того, только ли ты пришёл или просто вышел покурить. Водка, разбавленная в лимонаде, — стандартная уловка, но охрана не дремала. И если ловили — алкоголь исчезал в недрах охраны, а нарушитель получал последнее предупреждение. Повтор — и вылетишь, как пробка из клуба.
В самом зале — танцпол с лавками по периметру, сцена с колонками и диджеями. Молодые парни в наушниках принимали записки с заказами песен. В зале курсировали милиционеры в штатском — следили за порядком. Курящих без церемоний выводили.
В этот вечер всё было, как обычно. Светомузыка выстреливала разноцветными лучами. Воздух был насыщен ароматами духов, пота и раскалённой юности. Катя, Фёдор, Андрей и Сергей прошли досмотр и оказались в центре бурлящей молодёжной энергии.
Фёдор стоял немного в стороне. Под динамичные ритмы девяностых он чувствовал себя чужаком. Танцевать он не умел — особенно быстро.
— Ты чего стоишь? — закричала Катя ему на ухо, танцуя рядом.
— Я… ну, не умею, — признался Фёдор, ловя тонкий запах её духов.
Катя кивнула, как будто запомнила.
Когда включилась медленная песня, Фёдор наконец решился — пригласил её. Их тела слились в ритме, он обнял её за талию, она — за шею. Всё происходило будто вне времени.
— Почему ты не сказал раньше, что не умеешь? — прошептала она.
— А что бы это изменило? — усмехнулся Фёдор. — Ты бы повела меня в кино?
— Нет, — рассмеялась она, — но теперь придётся учить. Покажу тебе пару движений. Чтобы не выглядел глупо.
Она прижалась щекой к его плечу, и на миг Фёдор забыл обо всём. Забыл даже о недавней драке, о странных силах в своих руках. Был только момент, Катя и музыка.
Позже в зал ворвалась компания девушек. Они не пошли, а буквально влетели на танцпол, отчаянно прыгая в ритме трека. Катя узнала их и с визгами кинулась обниматься. Фёдор отошёл в сторону, сел на лавочку. Он смотрел, как Катя смеётся, танцует, как её платье мерцает в светомузыке. И вдруг понял — он видел этих девушек вчера. В автобусе. Те самые взгляды, настойчивые, изучающие.
Катя подошла вместе с ними.
— Познакомьтесь, — сказала она, представляя подруг. Девушки тут же узнали Фёдора.
— Это он! — воскликнула одна. — Тот самый парень с остановки!
Катя замерла. Девушки наперебой стали рассказывать ей о вчерашнем — как трое ребят дали отпор «Крану» и его дружкам. Катя слушала, и по её лицу пробежала тень.
— Это ты вчера сломал «Крану» нос? — холодно спросила она и, взяв Фёдора за руку, вывела его в холл.
Там было тише. Она села на лавочку, а он остался стоять.
— Нет, у меня все краны дома целые, — пошутил он, но голос дрогнул.
— Его зовут Костя. Прозвище — «Кран». Он… он мне раньше нравился. Ну, чуть-чуть. А он всё время… — Катя нервно оглянулась. — Он отмороженный, понимаешь? Он уже ищет вас. Девчонки слышали: он собрал ребят, выясняет, кто вы такие и где живёте. Я… Я была дурой. Не надо было провожать меня.
— То есть что? Посадить тебя в автобус и махнуть платочком? — снова усмехнулся Фёдор, хотя в голосе уже звучала настороженность. — Случилось — так случилось. Разберёмся. А пока его тут нет — пойдём танцевать.
Ночь дышала прохладой, клуб гремел позади, а на стоянке в напряжённой тишине стояли две машины. В свете фонарей блестели кузова, будто звери, готовые к прыжку. Катя остановилась на пороге клуба и сжала Федю в объятиях — сильнее, чем обычно, почти с мольбой.
Она заметила их сразу. “Семёрка” Крана стояла, как выстрел в воздух. Рядом — матовый «бочка» Матвея. Да-да, того самого Матвея, про которого подруги шептались с трепетом: «он бьёт как медведь и смотрит, как суд». Катя почувствовала, как холодный страх пронзил её спину.
Она сделала шаг в сторону, повернула Федю к себе спиной к площади, обняла его — почти притянула к себе, будто прятала.
— Что-то не так? — спросил он вполголоса.
— Не знаю… — она пыталась улыбнуться. — Просто хочу обнять тебя.
Но в голове у неё кружился один-единственный вопрос: что делать? Тучи над этим вечером сгущались — и сгущались стремительно. На площади с милицейским «уазиком» пока было спокойно — форма сидела в машине, лениво разглядывая проходящих девушек. Это был шанс.
«Надо задержаться тут. Где на виду. Где никто не посмеет сунуться…»
В этот момент из клуба вылетел “Кучерявый” — один из тех, которого Андрей уложил одним ударом на остановке. Его лицо было напряжённым, губы сжаты в тонкую линию. Он шёл прямо на них.
Федя молча, но резко отстранился от Кати. Его глаза вспыхнули — не страх, нет. Это был холодный, почти профессиональный расчет. Рефлекс. Он уже сжал кулаки. Но не успел.
— Слышь, тебя там зовут, — сказал Кучерявый, мотнув головой в сторону площади.
Федя медленно повернулся. Вдали, у машин, он увидел знакомую фигуру. Кран, с перебинтованным носом и застывшей ухмылкой. Рядом с ним стоял второй, высокий — Матвей.
— Я тебя никуда не отпущу, — прошептала Катя, вцепившись в его рукав. В голосе была паника, почти детская. — Я пойду с тобой. Он меня не тронет…
Федя вдруг выдал строчку из песни, которую крутили на дискотеке:
— Катя-Катерина, маков цвет… Без тебя мне сказки в жизни нет…
Катя растерянно улыбнулась сквозь слёзы.
— Ты останешься тут. Позовёшь Андрея и Сергея. Поняла?
Она кивнула, и слеза скатилась по щеке. В груди у неё всё сжималось. Интуиция кричала — что-то случится.
Федя шёл медленно, но уверенно. Впереди, возле машин, Кран будто готовился к спектаклю. Матвей стоял чуть сбоку, опершись на капот.
Когда они заметили его лицо, на секунду повисла мертвая тишина.
— Ты его знаешь? — спросил Кран шепотом, не отрывая взгляда.
Матвей не сразу ответил. А потом выдохнул:
— Я тебе только что рассказывал про парня с тренировки, помнишь?
— Конечно.
— Это он.
И, не дожидаясь реакции, Матвей оттолкнулся от капота и сделал шаг навстречу.
— Привет, Федя, — сказал он спокойно, протягивая руку. — Расскажи, как ты вчера оказался в районе Крана?
Федя пожал руку. Крепко, по-мужски.
— Девушку провожал. С друзьями шли. Он нас провоцировал, окурками в нас кидал. Ну а потом…
Матвей медленно перевёл взгляд на Костю. В глазах его появилась сталь.
— Подожди здесь, — коротко бросил он Феде и шагнул к Крану.
- Ну и что ты мне поешь, что вы бедные и несчастные? - с отвращением сказал Матвей «Крану». Я считаю, что по морде получил ты заслужено, пацаны ни в чем не виноваты. Мой тебе совет, давай замнем это дело и отпустим пацана.
— Ты что говоришь? — фыркнул Кран. — Бедные-несчастные? Этот сопляк мне нос сломал. Я его, мать твою, наказать хочу.
— Нет, — отрезал Матвей. — Этого парня ты не тронешь. Он мой. Я его к себе забираю. И компенсирую тебе всё — морально и физически.
У Крана дёрнулся глаз.
— Может, мне ещё извиниться перед ним? — хрипло бросил он.
— Нет, — сказал Матвей спокойно. — Просто садись в тачку. И уезжай.
В этот момент из клуба вышли человек пятнадцать. Толпа быстро двигалась в их сторону.
— Свои, — буркнул Федя.
Матвей вскинул брови, узнав лица — пацаны с его района. Он шагнул вперёд, встал между Федей и надвигающейся толпой и крикнул:
— Все свободны.
Толпа остановилась, замерла, и, не задавая лишних вопросов, начала рассасываться. Андрей и Сергей встали рядом с Федей, молча, будто не собирались отступать ни на шаг.
— Он с моей телкой, — тихо, но зло сказал Кран, глядя на Катю, стоявшую у дверей клуба.
— Не ври себе, Кран, — устало ответил Матвей. — Она никогда не была твоей телкой.
Финальная пауза повисла в воздухе. Кран шагнул к своей «семёрке», сел в неё и, хлопнув дверью, процедил сквозь зубы:
— Повезло тебе, молокосос. Не попадайся мне больше на глаза.
Колёса взвизгнули, асфальт вздрогнул. Машина сорвалась с места и исчезла в ночи.