Аптекарский огород попаданки

Глава 1.

Апрель 1877 г., Рязанская губерния, усадьба Демидовых

—

Груня постучала в покои княжны Александры трижды, как было велено — два быстрых удара и один с промежутком. Служанка очень старалась не перепутать последовательность и волновалась всякий раз, когда доставляла секретные послания для барышни. Знамо дело, не к добру такие переписки вести, не к добру. Однако Груня любила княжну всем сердцем, и сердце подсказывало ей, что наказ следует исполнять твёрдо, дабы и на себя беду не накликать.

Дверь распахнулась. Александра появилась на пороге, нетерпеливо пожимая коралловые губы.

— Не видал тебя папенька?

— Не видал, сударыня, не видал, — поспешно закивала Груня.

Княжна быстро впустила её в свою опочивальню, затворила вход. Немедленно схватила протянутый конверт с алой сургучовой печатью, на которой остался оттиск знакомого герба — скрещенные стрела и сабля на прямоугольном щите. Александра вскрыла депешу при помощи ножа для бумаг и извлекла прекрасный фолиант под обложкой из чёрной кожи. Открыла на первой попавшейся странице, чувствуя, как сердце её заходится от радости и довольства.

— Ох, опять ваша латынь, — вздохнула Груня, глянув через плечо сударыни. — А письмецо-то? Письмецо-то имеется?

— Имеется, — отозвалась Александра не в силах оторвать взор от страниц, будто блестевших золотом при свете горящей свечи.

— Ну, читайте ж, читайте, — настаивала Груня.

До дрожи хотелось ей услышать, как княжна станет зачитывать весточку. И княжна не преминула доставить удовольствие служанке, а заодно и себе.

— «Милостивая Государыня! Посылаю вам учёный труд, способный пролить свет на множество вопросов, что интересуют вас, и даровать ответы, которые вы ищите. Мне пришлось позаимствовать его в библиотеке Университета, но уверен, что в ваших руках ему будет милее и надёжнее. А пытливый ум ваш найдёт достойную пищу и возрадуется. Как бы мне хотелось вручить сей подарок лично в ваши прекрасные руки, но, увы, судьба распорядилась по-своему, разделив нас по разным губерниям, а теперь ещё и по разным землям…»

Александра прервала чтение и тяжело осела на стул.

— Ну, что ж там?.. — взмолилась Груня, в который раз жалея, что не состоянии самостоятельно прочесть ни строчки.

Княжна набрала побольше воздуху в лёгкие, ей стало дурно, но она постаралась удержать себя в руках, не поддаться нахлынувшим чувствам. Переведя дыхание, Александра продолжила:

— «…Я вынужден отправиться на Балканский фронт. Долг чести зовёт меня встать на защиту Отчизны от посягательств турок. Как только вернусь, обещаю, что откроюсь Вам, дражайшая Государыня. Помолитесь обо мне. Бесконечно преданный вам, В. Б.»

— Как же это за него молиться, коли имени своего не назвал? — с досады Груня аж руками всплеснула.

А вот княжна не пошевелилась, да и дышать уж не могла.

Война… Он отправился на войну…

Листок с посланием, выполненным красивым элегантным почерком, опустился к полу в ослабевшей руке.

— А больше ничегошеньки не написал? Совсем ни строчечки? — не отставала служанка, но Александра не слышала её.

Одна лишь мысль билась в ней раненной птицей: таинственный В. Б. может не вернуться с войны, как не возвращались многие, кто уходил на защиту Родины. Иные возвращались калечными, а про кого-то и вовсе вестей больше никаких не поступало. Всё, что княжна знала о загадочном благодетеле, что проживает он в Московии, и что вхож в Императорский Университет. Должно быть, врач или же просто человек любознательный с энциклопедическим кругозором.

Отчего прятал он себя, Александра не знала. Да и как в переписку с ней смог войти, понятия не имела. Ни ответить на письма без адреса, ни даже просто поблагодарить не оставил он возможности. И что же это? Вот так и сгинет всё одним махом? Так и не дано будет им свидеться?..

Глава 2.

Александра настолько углубилась в пугающие мысли, что не заметила, как дверь, которую она по спешке забыла запереть на ключ, снова открылась. Груня охнула и побледнела, тотчас отошла в тень у занавески. Княжна не пошевелилась, уставившись в суровое отцовское лицо.

— Опять?! — вскричал Иван Ипатиевич, завидев на столе оставленную книгу. — Опять ты свои глупости чинишь?!

— Папенька… — выдохнула растерянно княжна, но тут же собралась, чтобы дать отпор: — Папенька, это никакие не глупости! Я хочу и буду заниматься наукой!

— Да кто ж тебе в голову такое вбил?! Какие же бесы тебя обуяли?!

Он уже было метнулся к столу, намереваясь разорвать проклятую книжицу. Однако Александра поспела вперёд отца и преградила ему путь.

— Прошу вас, папенька! Христом Богом заклинаю! Не троньте! Не троньте!

— Что бы сказала твоя мать, покойная Надежда Осиповна? Царствие ей небесное… — князь торопливо осенил себя крестом. — Каково было бы её мнение, Александра? Обо мне не думаешь, так хоть о светлой душе матушки своей подумай!

— А я и думаю, — княжна обняла книгу, прижала к юной груди, будто только-только рожденное дитя. — Думаю, матушка бы благословила меня.

Иван Ипатиевич скорбно покачал заметно полысевшей за последние годы головой. Из пышных богатств у него остались только бакенбарды, которые от гнева растопорщились в разные стороны.

— Прекращать надо всю эту дуристику, Александра, — заявил князь, точно моментально постаревшим голосом. — Замуж тебе пора. Как Софья наша замуж пошла, так и ума в ней сразу поприбавилось. А ты всё маешься глупостью, не тем голову забиваешь.

— Ни в какое замужество я не желаю, — отрезала княжна. — Я учиться хочу. Слышала, в Англии в Университеты можно слушательницей устроиться…

— Да какая Англия?! — затопотал ногами Демидов. — Слышать больше ничего не желания ни про какую Англию! Завтра же напишу Ставрогину, что принимаю его предложение!..

— Что?! — руки у Александры так и задрожали, она едва удержала книгу. — Ставрогину? Помещику? Да как же вам не стыдно, папенька?..

— Мне стыдиться нечего, — осёк её отец и как-то посерел лицом. Не глядя, придвинул к себе стул, на котором княжна прежде зачитывала тайное послание, и грузно опустился на сидение. Вздохнул, утёр взмокший от волнения лоб кружевным платком. — Мы разорены, Александра. Скоро житья нам не станет совсем. Долги только растут, а продавать нам уж нечего.

Дочь поджала губы, слушая его речь. Она догадывалась, что дела их плохи, но не знала, что настолько.

— У Ставрогина есть деньги, — продолжал князь Демидов. — С ним ты как у Христа за пазухой жить будешь. А для меня, как для отца, это самое главное — чтобы дочери мои пристроены были.

— Но ведь я не люблю его, папенька… — сделала ещё одну попытку объясниться Александра, даже понимая, что аргумент этот откровенно слабый.

Иван Ипатиевич поднял к ней глаза:

— Стерпится — слюбится, душа моя, — он с трудом поднялся, глянул с отвращением на книгу, которую дочь по-прежнему держала в объятьях. Однако подымать новый скандал передумал, а лишь ещё раз заключил: — Свадьбе быть. И чем скорее, тем лучше. Это моё отцовское слово.

Он поцеловал Александру в лоб и вышел прочь. Как только в спальне воцарилась тишина, из-за шторы показалась Груня. Она так и простояла всё время диалога, прижавшись к стене и трясясь от страха. Княжна поглядела на служанку обречённо.

— Что же мне делать, Груня?.. — спросила она, не особо-то рассчитывая на дельный совет.

— Так замуж идти! — тут же нашлась с ответом Груня.

Александра повернулась к окну. Где-то там, в двух днях пути отсюда лежала Московия. А в Московии находился тот, кто дал Александре самую главную надежду в жизни — надежду стать той, кем ей всегда хотелось стать. То есть — самой собой. А настоящая она, настоящая Александра Демидова, больше всего на свете желала изучать науки, в особенности — медицину, врачевать людей, делать большое доброе дело. Неужели все эти мечты канут в небытие?.. Все до единой?..

— Решено, — сказала Александра своему отражению в стекле.

Груня вздрогнула от неожиданности.

— Свадьба? — спросила она с неподдельной радостью.

— Побег, — заявила княжна.

Улыбка служанки мигом погасла. Если барышня шутит изволит, то шутки у ей несмешные нисколечко. Однако Александра не шутила и не думала даже.

— Груня, — скомандовала она с лицом, полным непоколебимой серьёзности. — Беги в конюшню, подымай Антипа. Пусть запрягает экипаж. Едем немедля.

— Куда ж это? — взмолилась несчастная служанка. — Посредь ночи-то?!

— В Москву. Едем в Москву.

— Так ведь батюшка ваш дом запер, не пустит ни вас, ни меня.

— Ах, так? — Александра горделиво вскинула подбородок. — Значит, так тому и быть. Сама найду выход, и сама всё решу.

Груня не успела ничего предпринять, когда барышня распахнула створки настежь.

— Да что ж вы делаете-то?! Убьётесь!

Девушка кинулась к княжне, но та лишь зашипела в ответ:

— Тихо ты! Молчи! — Александра мигом прикрыла ладонью рот Груне. —Не хочешь со мной бежать, так и не надо. Мне только не мешай.

— Да как же это?.. Да зачем?.. С ума сошли, что ли?.. — причитала служанка, но всё-таки заметно тише.

Княжна глянула вниз — второй этаж, не очень высоко, но прилично.

По детству, было дело, сбегала они неоднократно с Соней, сестрицей её старшей, и младшим братиком Николашей. Соня первая попалась при побеге и больше чудить не желала, а вот Сашенька и Николаша продолжили проказничать. Однако время проказ давно уже кануло в Лету. Николаша тоже однажды ушёл на поля сражений, да и не вернулся боле. Такова судьба — говорили все.

Но теперь Александра решила взять судьбу в собственные руки. Ей одной строить свою жизнь, самой прокладывать дорогу к счастью. И счастье это вовсе не в замужестве за Арсением Ставрогиным. Нет. Этот прохиндей — точно не тот, кто ей нужен.

Действовать надо было незамедлительно, на сборы и приготовления времени не осталось. Княжна захватила лишь самое необходимое: присланные книги и письма В. Б., кое-какие фамильные украшения, а главное — крестик покойной Надежды Осиповны. Всё уместилось в небольшой саквояж, который Александра скинула из окна первым.

Визуализация Александры

——————————————

Дорогие читатели!

Добро пожаловать в мою новую историю! Совсем скоро вам предстоит окунуться в уникальную атмосферу дореволюционной России и стать свидетелями становления главной героини моего романа Александры Ивановны Демидовой.

А вот, собственно, и она:

—————————————

Дорогие читатели!

С радостью зову вас в свою фэнтези-новинку!

“Хозяйка медовых угодий”

Потеря близких оставила в моём сердце пустоту. Но новый мир подарил мне цель.

И пусть я теперь всего лишь нищая батрачка в суровом краю, где жадный барон выжимает всё из своих земель и подданных. Я найду способ всё исправить.

Высажу клевер, подсолнухи, лаванду, и пасека снова оживёт. И, конечно, поставлю на ноги несчастную сиротку. Защищу её и от подлого барона, и от его злой экономки, добьюсь нашей свободы и, кто знает, может даже растоплю сердце сурового нелюдимого лесничего, в чьих глазах будто бы скрывается какая-то тайна.

Я возрождаю пасеку и верю: этот мир может стать моим домом…

https://litnet.com/shrt/P9qJ

—————————————

ПРИЯТНОГО ВАМ ЧТЕНИЯ!

Глава 3.

МГУ, факультет фундаментальной медицины, наши дни

— При новейшем сравнительном исследовании ДНК найденных древнегреческих лекарств с современной генетической базой данных выяснилось, что в состав многих препаратов входили морковь, редька, сельдерей, дикий лук, дуб, капуста, люцерна, тысячелистник и другие травы. Экстракт гибискуса, скорее всего, импортировался греками из Восточной Азии, Индии или Эфиопии, — я сделала паузу и оглядела аудиторию.

Кто-то зевал, кто-то сидел, уткнувшись в телефон, кто-то внаглую переговаривался на темы, вряд ли касающиеся моей лекции. Современное студенчество — это совсем не те мальчишки и девчонки с горящими глазами, которые каждый день рвутся грызть гранит науки всеми возможными способами. Даже если это студенты-медики, которым предстоит когда-нибудь спасать чьи-то жизни. А ведь когда-то право получить такое образование было лишь у привилегированного сословия. Девушкам так и вовсе путь в науку был практически закрыт.

Что ж, времена изменились, изменились и нравы. Теперь у каждого был шанс стать тем, кем он хочет, но ценность возможности это только уменьшило. Как говорится, что имеем — не храним, потерявши — плачем.

Меня тоже не минула чаша сия…

Надавив на рычаг управления электрическим инвалидным креслом, я отъехала от кафедры, чтобы записать на доске некоторые тезисы. Сомневаюсь, что кто-то записывал вместе со мной, но работу свою я старалась выполнять добросовестно. Несмотря ни на что.

Ещё год назад я также не придавала значения самым простым вещам. Они мне казались, как и многим другим людям, обыденными, само собой разумеющимися. Например, ходить на собственных ногах, бегать, прыгать… Да банально (простите за подробности) сходить в туалет было самым обычным делом, на которое я не обращала внимания. А потом всё изменилось. За одну секунду…

В тот день мы с тогда-ещё-мужем Георгием ехали на дачу. Припозднились из-за того, что меня задержали на срочном вызове. Тогда я ещё в больнице работала, покуда умела ходить. Летела домой счастливая, радостная… А как же? Грядки ждут, садово-огородный сезон стартовал. Пора сажать свеклу, морковь, капусту, зеленушку. Собственный мини-оазис сельского хозяйства. Гоша тоже пришёл только часам к десяти. Пока перетаскали все сумки, пока погрузили всё в багажник нашей новенькой машинки.

Зато дорога в пятницу оказалась почти свободной. Гоше не терпелось «притопить», чтобы напрячь все лошадиные силы под капотом на максимум. Он вообще казался на взводе, только я не понимала, почему.

— Саш, тут такое дело… — начал муж, поглядывая на мобильник. — Короче, завтра мне бы умотать ненадолго…

— А что такое? — поинтересовалась я, мельком разглядев на спидометре значительное превышение скорости. — Гош, ты не гони, пожалуйста.

— Ну, не начинай, — скривился он.

— Ну, что «не начинай»? Мне как раз сегодня привезли парня после аварии. По частям собирали…

— Саша! — раздражённо перебил супруг. — Да не хочу я про твои больничные дела ничего знать!

— Ты чего кричишь?..

— А ничего! — он распалялся только сильнее. — Надоело мне! Вот чего!

— Что надоело?

Тут затренькал его телефон. Гоша как раз выехал на встречку, чтобы обогнать грузовик. Солнце уже опустилось, видимость на трассе стала минимальной. Но даже при всех этих условиях, муж не вернулся обратно в попутную полосу. Более того — схватил мобильник и стал читать пришедшее сообщение.

— Гош, положи телефон, — осторожно, но вкрадчиво попросила я.

— Да-да, — кинул он, не отрывая взгляда от экрана.

— Гош, там встречная машина…

— Она далеко.

— Гош…

— Саш! — выкрикнул муж моё имя, как будто облил последними словами. — Вот никогда ты не даёшь мне сказать! Именно поэтому я!..

Он не успел договорить. Встречные фары приближались очень быстро. Настолько быстро, что я не успела обидеться за тон Гоши.

А дальше случилось то, что часто показывают в кино, но едва ли кто-то бы хотел увидеть в жизни. И уж точно вряд ли кому-нибудь захотелось бы поучаствовать.

Гоша сделал всё, чтобы избежать столкновения. По крайней мере, с водительской стороны. Не знаю, может, это было не нарочно. Говорят, в такие моменты преобладают инстинкты, главный из которых — инстинкт самосохранения.

Встречный пикап протаранил переднюю пассажирскую дверь. Наша легковушка в одночасье превратилась в металлолом, а я — в инвалида. Гоша сломал руку. Тоже, конечно, неприятно.

Но куда неприятнее было мне очнуться в больнице уже не в качестве врача и узнать, что больше никогда не смогу ходить. А сразу после этой новости последовала ещё одна. Трудно сказать, какая из них стала моей второй катастрофой.

— Саш, ну, ты пойми… — бормотал себе под нос Гоша, глупо ёрзая на стуле возле моей койки. Я заметила, что на гипсе у него нарисовано сердечко. Губной помадой. — Знаешь, мне кажется, это прям был знак…

— Знак?.. — еле-еле выдавила я.

— Ну, да. Что нам расстаться пора. Что… Ну, плохо ты на меня влияешь. Видишь, вот даже руку сломал. Да и машину жалко. Новая же ещё была…

Честно, я даже расплакаться не смогла. Просто не верила собственным ушам в тот момент. Не верила, что когда-то умудрилась выйти замуж за человека, которому кусок металла жальче, чем меня. Гоша разговаривал тихо и сбивчиво, что-то бубнел, мялся, то и дело перескакивал с одной мысли на другую. Впрочем, все его мысли сводились преимущественно к одному:

— Слушай, нам просто давно не по пути. Вот.

— Ты… меня… бросаешь?..

Странно было спрашивать очевидное, но и не спросить не могла.

— Честно говоря… — начал он и снова запнулся.

Честно говоря, у него давно уже была другая — вот, что муж хотел сообщить сразу после того, как мне объявили о переломе позвоночника. Шах и мат, как говорится. В моём случае мат ещё и словесный бы не помешал, чтобы выразить хоть толику того ужаса, с которым я столкнулась.

Глава 4.

Стыдно признаться, но меня неоднократно посещали мысли о том, чтобы закончить все свои страдания одним махом. Ну, зачем мне такая жизнь? Для чего? Какой в ней смысл?

Муж ушёл. Работу потеряла. Друзья ещё приходили какое-то время, делали вид, что поддерживают, но довольно быстро отвалились один за другим. И мне сложно было их винить. Видеть молодую, но уже обречённую женщину непросто. Никому не хочется лишний раз обременять себя.

Раньше я была всем и всюду полезной: «Саш, а в больничку пристроить как-нибудь можно, чтоб к врачу получше? Саш, а можно рецепт выхлопотать? Очень надо… Саш, а лекарство такое есть редкое…». И я помогала по возможности — хлопотала, выпрашивала, вызнавала, вызванивала. Да и сама готова была прийти в любой момент на помощь. Я же врач. Я же клятву давала. Но теперь от моей пользы осталась сплошная бесполезность. Даже хуже того — я превратилась в обузу, которой требуется постоянная поддержка со стороны.

Поэтому мысли о смерти витали в воздухе, я будто читала их в сочувственных глазах других людей и в собственном отражении в зеркале: «Зачем ты живёшь, Саша? Какой теперь с тебя прок?».

Но затем одумалась. Не сразу. Постепенно. Как, наверное, часто бывает в патовых ситуациях, обратилась к богу и вдруг поняла, что жизнь мне дарована не просто так. У неё есть смысл, даже если мне он непонятен. Надо жить, надо стараться, надо бороться до конца. Искать выход, искать пресловутые плюсы даже в таком ужасном положении.

С Гошей мы развелись, и он резво ускакал к своей любовнице. Имущество не делили, не до того мне было. Да и что там было делить? Ипотечную однокомнатную квартиру? Машину в кредит, которую списали на свалку? Дачу, доставшуюся по наследству от моих покойных родителей? Дача, конечно, осталась мне, но как я теперь могла за ней ухаживать? Пришлось продать. А жить мне отныне предстояло вместе со старшей сестрой. Раньше я её постоянно жалела, а теперь пришёл её черёд.

— Да уживёмся, Саш, — говорила она, непрерывно вздыхая. — В тесноте, как говорится, да не в обиде. И этаж первый, попроще с коляской-то будет…

Надя никогда не была замужем. Все её за глаза звали старой девой. А она просто однолюбка. Когда-то встречалась с парнем, замуж за него собиралась, детей рожать и всё остальное. А он её бросил, нашёл другую. С тех пор Надя полностью посвятила себя работе. Она педагог в ВУЗе.

Вот она-то по своим связям и нашла мне место на медицинской кафедре МГУ в качестве лектора. А моими отступными при разводе стала вот эта электрическая инвалидная коляска — Гоша расщедрился. Вручал с таким видом, будто дарит «Порш». Хотя в моём случае это было даже лучше, чем «Порш». Так и началась моя вторая жизнь. И она у меня хотя бы была. В отличие от водителя пикапа. Вот видите, я всё-таки научилась находить плюсы.

Закончив лекцию, осторожно съехала с единственной ступеньки. Моя модель умела преодолевать небольшие препятствия, а я приноровилась к некоторым неровностям своего маршрута в ВУЗе, всегда одного и того же. Мне выделили аудиторию, в которую можно было добраться без особых хлопот. Направилась к двери.

— Александра Михайловна! — раздалось позади.

Я оглянулась. Машенька Минакова, одна из немногих студенток, кто действительно интересовался моим предметом, спешила следом.

— Что такое? — спросила у неё, почему-то уже чувствуя себя неловко.

— Александра Михайловна, у вас же сегодня День рождения? — просияла Маша своей тихой смущённой улыбкой.

— День рождения?.. — я точно помнила, какая сегодня дата, но напрочь забыла, что такого особенного в этом дне, кроме трёх утренних лекций и педагогического собрания в четыре часа. — Ох, да, наверное…

— Поздравляю вас от всей души! — стала тараторить Маша с удивительной быстротой. — Желаю вам много-много лет жизни! Здоровья! Счастья! И всё такое!

— Спасибо, Машенька, — я улыбнулась.

Хотя в душе тут же разлилась печаль. Мой первый День рождения в инвалидном кресле. И впервые каждое из пожеланий теперь воспринималось совершенно иначе.

Счастье?.. Да, наверное, какое-то новое счастье…

Здоровье?.. Только если с точки зрения того, что всегда может быть хуже…

Много-много лет жизни?.. Да сколько бог положит…

— А это вам подарок, — неожиданно заявила студентка и протянула мне какой-то свёрток в праздничной бумаге.

— Ох, Машенька, не стоило…

Мне было боязно прикасаться к дарёной вещи, тем более, что я знала: Маша не из тех «блатных» студентов, которым мама-папа-дядя подарили место в МГУ. Минакова собственным умом добилась этой учёбы. Приехала откуда-то с Урала, семья у неё небогатая, живёт в общежитии, лекции посещает исправно, да ещё и подрабатывать иногда умудряется где-то.

— Берите-берите, — подбодрила Маша. — Мне зарплату как раз выплатили. Надеюсь, вам понравится.

— Спасибо…

— Не за что.

Она посмотрела на меня так, как смотрят на очень дорогих и важных людей. Возможно, впервые за этот год я разглядела в чужом взгляде не жалость, а… даже боюсь озвучить.

— Вы такая сильная, Александра Михайловна, — выдохнула студентка. — Я вами восхищаюсь.

Маша торопливо кивнула, быстро чмокнула меня в щёку и тут же сбежала. А я осталась сидеть с её подарком в руках. Уже хотела было развернуть его, но тут затренькал мобильник.

— Сашка! — выпалила Надя. — Ты уже слышала новость?!

Почему-то дыхание прервалось, а стук сердца автоматически ускорился. Если моя сестра звонит во время рабочего дня, значит, новость и впрямь очень важная и серьёзная.

Глава 5.

Зажав телефон между плечом и ухом, я одной рукой нажала на рычаг управления своим передвижным средством, чтобы отъехать в дальнюю часть аудитории, а второй стала укладывать праздничный свёрток. Одновременно вслушивалась в нервное дыхание Нади на том конце соединения.

— Какую новость?

— Придурок тебе разве не звонил?

Кто не понял, «придурок» — это мой бывший муж Гоша. Надя величала его так, когда была в хорошем настроении. А вот в плохом употребляла иные выражения, непечатные.

— А зачем ему мне звонить? — я сама себе пожала плечами и уставилась на таинственный предмет, который примостила сбоку от себя. Однако думала сейчас совсем не о том, что скрыто под цветной подарочной бумагой. — Надь, да то случилось-то?

— Да дело его снова возобновляют! — взвизгнула от радости сестра.

Давненько я не слышала её в настолько весёлом расположении духа. Не удивлюсь, если в тот момент она ещё и пританцовывать начала. А у меня тотчас похолодели пальцы.

— Как возобновляют? — еле выговорила в трубку и переложила к другому уху мобильник. — Дело давно закрыто. И… С чего ты вообще это взяла?

— Ох, Саша-Саша, моя ты святая простота. У всех же свои связи! А у меня даже собственные информаторы есть, — заговорщицки сообщила сестра.

Кажется, она просто сияла от всего происходящего, а вот в моей душе поднялось столько различных чувств, что выделить какое-то одно или хотя бы определить их характер, пока не получалось.

— Так, Надь, давай уже выкладывай, что случилось.

— Да всё просто! Студент у меня есть, Витя Петров. Ну, это тот, что прокурорский сын, я тебе рассказывала.

— Да-да, и что?

— Так вот, у него девушка появилась. Влюбился парень! Прям по самое «не балуйся».

— Очень за него рада, — без тени улыбки отчеканила я. — И дальше что?

— Ну, Са-а-аш… — разочаровано протянула Надя. — Ну, угадай с одной попытки, кто его новая девушка?

— Не имею ни малейшего представления.

— Так себе у тебя с теорией вероятности, — буркнула сестра и вздохнула. — Ну, так дочка же. Того самого водителя пикапа.

На несколько секунд я закрыла глаза. Сердце так больно сжалось, что невольно вырвался тихий стон.

С первой минуты своей новой жизни я старалась не лезть в те события, которые к этой новой жизни привели. Гоша был, конечно, виноват. В очень многом. Но меня заполняла лишь горечь по собственному утраченному существованию. Не осталось сил ни для любви, ни для ненависти. Где-то однажды прочла, что это называется эмоциональный паралич. Стало быть, паралич случился не только у моих нижних конечностей, но и у моей души. Настоящие эмоции требуют внутренних ресурсов, а у меня они начисто иссякли. И по сей день я не могла вернуть себе прежнюю себя — умеющую открыто радоваться, мечтать, испытывать целую гамму чувств. Разве что перманентная тревога стала моей постоянной спутницей.

— Саш, ты меня слушаешь? — проворчала сестра.

— Да-да, конечно.

— Неужели ты не рада? — недоумевала она.

А я терялась, что ответить, потому просто молчала, поглаживая глянцевую яркую плёнку на своём подарке.

— А что тут радостного?.. — спросила растеряно.

— Ну, как что?! Придурка посадят! Теперь он ни за какие коврижки не откупится! Справедливость восторжествует! Так ему и надо!

— Наверное, — я вздохнула и глянула на часы в аудитории. — Надюш, у меня лекция через три минуты.

— У меня как бы тоже, — деловито заявила сестра. — Ладно, дома поговорим. Отпразднуем как следует! И твой День рождения, и кармический бумеранг! Всё! Целую!

Надя повесила трубку, а я покатила к доске, чтобы очистить её для новой лекции. Я говорила, что сестра у меня преподаёт физику? Да, мы настолько с ней разные. Она — технарь от бога, а я — скорее гуманитарий. Но даже все научные познания не мешали верить Наде в карму, бумеранги судьбы и много во что ещё. Она всегда находила, во что верить. У меня же пока была только вера в бога и в то, что лучшее, конечно, впереди. Однако что меня ждёт в этом самом «переди», пока не имела ни малейшего представления.

—————————————

Дорогие читатели!

У меня для вас есть и другие книги, которые наверняка вам придутся по вкусу. Приходите почитать мою невероятную историю о попаданке в Империи Драконов

“Соленья и варенья от попаданки, или новая жизнь бабы Зины”

В прошлой жизни не сложилось у меня ни с мужем, ни с детьми. Зато воспитала не одно поколение детишек и закатала целый батальон солений.

И вот, надо же, попала! Да ещё в Драконью империю, и муж у меня теперь имеется, тоже дракон.

Что значит неугодная жена? Я что ли?

Решил меня загубить? Я ему покажу Кузькину мать! Всей Драконьей Империи раздам на орехи и… по банке варенья.

Я вам не тут, я женщина с опытом, могу и контрабандой заняться, и контрабандистом тоже... если симпатичный...

https://litnet.com/shrt/P98V

—————————————

ПРИЯТНОГО ВАМ ЧТЕНИЯ!

Глава 6.

Каждая дорога на работу и обратно означала для меня отдельный квест. Хорошо, что в московской подземке организовали социальную службу помощи, иначе бы, кроме такси, вообще не было бы никаких вариантов. А сами понимаете, какое такси с моей-то зарплатой. Разумеется, всякий раз приходилось ждать специальных работников, которые встречали меня на одной станции и провожали до конечного пункта. Поначалу стеснялась, а потом привыкла. Почти всех уже знала в лицо, по именам, даже кое-какие личные подробности, а они знали меня, но о своих личных подробностях я предпочитала молчать.

Да и что мне было рассказывать? Серая ничем непримечательная жизнь, крошеная зарплата, никаких перспектив на будущее. Семья моя теперь состояла из Нади и её кота Филимона, с которым у нас и раньше отношения не ладились, а как только я переехала на постоянной основе, вошли в стадию «холодной войны». Филя делал вид, что не замечает меня, пошикивал на коляску, а я иногда пыталась дать ему взятку в виде кошачьих паштетов. Паштеты он, конечно, ел, но с таким видом, как будто делает всему миру нереальное одолжение.

Набрав код на подъезде, я подождала, когда дверь медленно откроется. Надя умудрилась выбить у коммунальщиков специальное разрешение, чтобы здесь установили автоматическую дверь и пандус. Если бы не Надина протекция, не знаю, что бы я делала. Это она была сильной, а от моей силы осталось только воспоминание, которое мне иногда удавалось выдать за действительность.

«Я вами восхищаюсь», — прозвучали в голове слова Машеньки Минаковой, отчего я только вздохнула.

Мне совсем не хотелось, чтобы кто-то восхищался мной, когда я этого совершенно не заслуживаю. У меня не хватало сил даже на то, чтобы винить кого-то в случившемся, хоть я и знала в точности, кто в этом виноват. Но ни ликования, ни злорадства Нади разделить не могла.

Не знаю, как Гоше удалось тогда закрыть дело. Чем он откупился, кого привлёк — без понятия. Знаю лишь, что далось ему это нелегко, но в итоге как-то выкрутился. А теперь, по словам Нади, процесс возобновят…

— И светит ему вся пятнашка! — искрилась радостью сестра, открывая шампанское.

Кажется, этот праздник её вдохновлял куда больше, чем мой день рождения. А меня так и вовсе никакой из этих поводов не воодушевлял.

— Почему пятнашка? — уточнила, наблюдая за тем, как красиво переливаются пузырьки игристого вина в прозрачном бокале. — Это вроде причинение смерти по неосторожности, там меньше срок…

— Ну, здра-а-асти! — всплеснула руками Надя. — А нанесение тяжкого вреда здоровью, повлекшего к инвалидизации? — она красноречиво поглядела на мою коляску.

— Но… — я откровенно растерялась. — Я бы не хотела…

— Что бы ты не хотела? — насторожилась сестра, улыбка начисто стёрлась с её лица.

— Ну… Никак этого касаться, — договорила я с трудом.

— Что? — Надя вроде бы спросила негромко, но по её лицу стало понятно, насколько она взвинчена. — Это ещё как понимать?

— А так и понимать, — я схватила бокал, но тут же поставила обратно. Шампанское показалось совершенно неуместным. — Надя, я не хочу всё это вспоминать. У меня только-только стало что-то получаться… Только-только жизнь новая началась…

— Что начало получаться, Саш? — Надя села на табуретку напротив меня и уставилась в упор. — Какая новая жизнь? Ты хоть понимаешь, что ты больше никогда не будешь ходить? Понимаешь, что останешься инвалидом до конца своих дней? Твой… придурок счастливо проживает в вашей, между прочим, квартире с какой-то кралей. Она ещё и беременная у него!

Беременная… Сердце ухнуло куда-то под колёса инвалидного кресла. Я думала, я была уверена, что подобные новости уже не смогут меня задеть. Но я жестоко ошибалась.

— То есть тебя устраивает, что урод, который загубил две жизни, сам теперь живёт припеваючи? Растит детей, милуется с молодухой…

— Хватит, — оборвала я.

Уйти быстро не получилось. Несколько раз коляска стукнулась колесом о дверную коробку. Я всё никак не могла справиться с управлением, разнервничалась. Коридор от кухни до комнаты был узким, пришлось выбираться задом, наткнулась на стену. Кажется, содрала обои. Но мне было не до того. Я бы и вовсе вылетела пулей из квартиры и убежала бы, куда глаза глядят. Хм… Убежала бы… Смешно.

Чтобы дохнуть немного свежего воздуха, выехала на балкон, заперла дверь и уставилась на вечерний город, глотая немые слёзы.

Глава 7.

Прекрасный день рождения… Просто восхитительный… И вряд ли подобные дни ещё когда-нибудь будут другими.

Давайте будем честны: быть здоровым и богатым в разы лучше, чем бедным и больным. Может, кто-то действительно может быть по-настоящему счастливым, когда вся жизнь переворачивается вверх дном. Но лично у меня пока получалось лишь окончательно не скатиться в пропасть отчаяния. И то — не всегда. Вот прямо сейчас не получалось нисколечко.

— Саш… — раздался стук и приглушённый голос сестры по другую сторону стекла.

Она дёрнула ручку, но, конечно, открыть не смогла.

— Саш, открой.

— Уходи. Мне надо побыть одной.

— Нет, не надо, — настаивала Надя. — Там холодно. Ты что, ещё простыть решила до кучи?

— Хуже уже не будет.

— Саш…

— Надь, отстань.

— Саш… — снова позвала сестра. — Ну, прости. Там шампанское греется.

Я ничего не ответила, но Надя не сдавалась:

— И торт ещё. Твой любимый. Наполеон. Со свечами. Ну, пожалуйста…

Закрыв глаза, я представила себе, что нахожусь сейчас не здесь. Не в этом теле. Не в этом мире. Не в этой жизни. А где-то, где я ещё на что-то могу повлиять. Только не на то, чтобы сделать кого-то несчастным, сломать чужую судьбу, а наоборот — спасти, подарить надежду, прибавить радости, а не отнять.

Да, Гоша заслужил наказания. Не спорю. И по человеческим законам, и по законам божьим, и по каким-нибудь кармическим понятиям. Но что мне с его наказания? Если его новая пассия и правда беременная, а его в самом деле упекут в тюрьму, мне что, легче станет?

Да, мы мечтали о детях. Я, по крайней мере, мечтала. Гоша вроде бы тоже, хотя сейчас я ни в чём не могла быть уверена на его счёт. Но у нас не получалось. Вроде по всем медицинским нормам мы оба были здоровы, а беременности так и не наступало. Не судьба? А как ещё объяснить? Может, потому он и полез в постель к другой?..

— Саша-а-а… — не унималась Надя. — Я иду за отверткой.

Мне оставалось только усмехнуться самой себе и всё-таки открыть дверь. Надька же мёртвого достанет. А я пока что была живая.

— Ну, слава богу! — расплылась сестра в улыбке и тотчас схватилась за руки на кресле, чтобы скорее транспортировать меня обратно на кухню. — Вот всегда считала, что ты обидчивая, но отходчивая!

— Если что, я ещё не отошла, — предупредила я, пряча улыбку.

— Шампанское и «Наполеон» творят чудеса!

— Только о Гоше больше ни слова.

— Да я уже забыла о нём! Кто, вообще, такой Гоша? Не знаю такого! Придурок, наверное, какой-то!

Я всё-таки не удержалась и прыснула. А Надя успела подкатить коляску к столу, на котором так и дожидалось шампанское и квадратный слоёный пирог с заварным кремом, в который были воткнуты тридцать три свечки. Из-за этого «Наполеон» скорее напоминал ежа или дикобраза.

— Так, давай! — подбодрила сестра и вручила мне бокал. — За тебя! За лучшую жизнь!

— Да, за лучшую жизнь, — повторила я эхом за ней.

Надя тут же принялась поджигать свечи, одну за другой. Получалось небыстро, некоторые зажигаться не хотели, другие сгорали почти моментально.

— Могла бы ограничиться фигурными цифрами, — заметила я, видя, что сестра уже нервничает.

— Так не положено, — проворчала Надя, стараясь изо всех сил успеть запалить все фитили, пока другие не прогорели напрочь. — Так, давай быстрей! — у неё наконец получилось. Она схватила торт и поднесла ко мне. — Давай, Сашка!

— Что давать?

— Желание загадывай! Только быстро! И самое заветное!

Заветное… Заветное желание… Да какое же оно у меня заветное?.. Очевидно, что одно точно есть. Только оно неисполнимое… По крайней мере, в это жизни…

— Саша-а-а!.. — поторапливала Надя, кажется, уже готовая сама задуть эти свечки.

Я сосредоточилась и мысленно произнесла:

«Хочу другую жизнь, где я буду снова молода и здорова».

Глубоко-глубоко вдохнула и… выдохнула с усилием. Последняя, тридцать третья свеча ещё немного посопротивлялась, но затухла.

— Ура-а-а! — возрадовалась сестра. — Сбудется! Обязательно сбудется!

А я только усмехнулась, подумав:

«Да-да, конечно…».

— А теперь подарки!

Надя ускакала в комнату и через секунду уже неслась обратно. Она протянула мне свёрток, ужасно похожий на тот, что подарила мне студентка Машенька. Я о нём всё помнила-помнила, а потом бросила в сумку, да и забыла.

— Надюш, а принеси мне, пожалуйста, мою сумку из прихожей. Там ещё один подарок.

— Ага, чичас, — сказала Надя и побежала исполнять мою просьбу.

А я тем времен аккуратно распаковала цветную обёртку с яркими цветами и сердечками. Осторожно извлекла приятную на ощупь книгу с шероховатой текстурой обложки и минималистичным оформлением. Провела рукой по буквам и рисунку, будто бы написанным акварелью, прочла название: «Княжна», Александр Амфитеатров.

Тут подлетела Надя и отдала мне презент Минаковой. Там тоже была книга. И я с замиранием сердца разложила на коленях обе, вглядываясь в такие разные, но будто бы знакомые названия.

— «Аптекарский огород. История сквозь века», — прочла вслух Надя заглавие второй книги. — Ну, как раз к твоему лекционному курсу… — кажется, она слегка приревновала.

Я поспешила её успокоить:

— Это именно то, что я хотела. Даже не знаю, как вы угадали. Можно сказать, одна книга будет для дела, а вторая для души.

— Во-во! — немедленно поддержала сестра. — Моя ведь для души, да? А я, между прочим, за этой книженцией пол-Москвы исколесила. Её днём с огнём не сыщешь, но я же знаю, как тебе нравятся романы этой эпохи.

— Спасибо тебе, дорогая.

Я поцеловала сестру в щёку, и мы приступили к поеданию торта. Попутно болтали ни о чём и обо всём. Слава богу, Надя сдержала слово и больше никаких неприятных тем не подымала. И мне удалось отвлечься, даже настроение немного поднялось, стало хоть отчасти праздничным. Ну, или шампанское с «Наполеоном» так благотворно подействовали. Да без разницы. Главное — что вечер закончился на позитивной ноте.

Визуализация Саши и маленькая историческая справка

Дорогие друзья-читатели!

Спасибо вам, что вы вместе со мной путешествуете по этой книге! Ваше живое внимание и обратная связь очень помогают мне в работе! Благодарю от всей души!

А сейчас хочу показать вам кое-какие иллюстрации к моему роману.

Начнём, пожалуй, с реально существующей книги — "Княжна" Александра Амфитеатрова:

Александр Валентинович — один из величайших прозаиков своего времени. Если увлекаетесь литературой конца 19 - начала 20хх годов, обязательно обратите внимание на его творчество.

А так выглядит современный Аптекарски огород при МГУ:

И напоследок визуализация Саши в день её рождения:

—————————————

Дорогие читатели!

У меня для вас в запасе всегда масса интересных и удивительных историй!

Одна из них

“ТЕНЬ ЯНВАРЯ”

Погибнуть от рук негодяев в своём мире, чтобы очнуться в другом в теле ведьмы, которая умерла 200 лет назад? Не лучший сценарий, но делать нечего, когда приходится спасать всё живое. Теперь меня зовут Адалена. И первое, что я увидела в своём новом воплощении, двух свирепых и безжалостных мужчин — Хранителя Араса и главнокомандующего Рэагана. Они убеждены, что именно во мне есть некая магия, способная остановить надвигающуюся Тьму. Но перед этим они подвергнут суровому испытанию не только моё тело, но и душу…

https://litnet.com/shrt/P93i

—————————————

ПРИЯТНОГО ВАМ ЧТЕНИЯ!

Глава 8.

Апрель 1877 г., Рязанская губерния, усадьба Демидовых

—

— Барышня! Барышня! Александра Ивановна! Сашенька!!! Ой, Иисусе Христе, что ж это делается-то?.. Барышня!..

Чей-то жалостливый голосок рыдал мне прямо в ухо. Наверное, Надька опять включила телевизор на полную громкость, а сама пошла в ванную чистить зубы. Вот сколько раз я её просила так не делать? Ей до ВУЗа добираться дольше, соответственно, вставать раньше. Но зависть, вообще-то, плохое чувство. С радостью бы махнулась с ней маршрутами, если б ходить могла. Хоть один маленький бонус у меня был — поспать на час дольше, и тот отбирали.

— Александра Ивановна! Миленькая! Бога ради, очнитесь же! Не то ж князя зазову!..

Кто-то потряс меня за плечи, и пришлось всё-таки открыть глаза.

— Надь, ну, имей со… ве… сть… — последнее слово еле договорила, потому что передо мной была вовсе не Надя, а какая-то совершенно незнакомая мне девушка в старомодном чепце и платьишки «олдскульного», как говорит нынче молодёжь, фасона. — Вы… кто?

— Ой, горе-то какое… — всхлипнула незнакомка. Её молоденькое лицо сморщилось, как курага. — Александра Ивановна, родненькая…

Я села на кровати и задумчиво посмотрела на странную девушку. Она всё крестилась и причитала, а я никак не могла понять, где я её уже видела. Вот прям точно видела, но не могла вспомнить, где. Возможно, потому и не могла, что она постоянно сбивала меня с мысли своей непрерывной истерикой.

— Ну, во-первых, я не Ивановна, а Михайловна, — осторожно ответила ей. — А во-вторых…

Тут я прервалась и осмотрелась по сторонам. После чего странная девица уже не показалась настолько странной, потому что сидела я не в кровати, а на земле, а точнее — в сугробе. Что, в Москве опять выпал снег в апреле? Ну, что ж, с этим глобальным потеплением чего только не случается, но почему я вообще оказалась на улице?

— Барышня, вставайте, вставайте ради Христа! — опять закудахтала незнакомка и схватила меня за руку, пытаясь приподнять. — Не то ж папеньку вашего покличу, вот вам крест!

— Да хоть кого зови, а встать я…

Девушка вдруг дёрнула меня со всей мочи, что я как-то рефлекторно подскочила и… встала на ноги!..

Первой реакцией был шок. Я резко замолчала, тупо уставившись вниз, не понимая, что тут происходит.

— Идёмте в дом барыня, — стала упрашивать девчонка в наряде из исторического музея. — Вам прилечь надобно…

— Это что такое?..

Я попробовала сделать крошечный шажок, и… ПОЛУЧИЛОСЬ! Правда, тут же наступила на подол длинного платья, покачнулась. Но девчонка мгновенно среагировала и схватила меня под локоть.

— Убились всё-таки, Александра Ивановна. Убились, — заныла она. — За дохтором бы послать, да папенька ваш…

— Ещё раз тебе повторяю, — уже немного твёрже заявила я, — не Ивановна, а Михайловна. И нет у меня никакого папеньки.

— Как же это нету? — девушка замахала руками на меня. — Не шуткуйте так, барыня. Грешно же. Боженька покарает.

Она торопливо перекрестилась, а я постаралась сообразить, в чём тут дело. Снова пошевелила ногой — одной, второй, и неосознанно улыбнулась. Даже чуть не рассмеялась на радостях. Нет, я же правда стою! А как это может быть?..

Приложила ладонь ко лбу, проверяя температуру.

— Болит? — жалобно поинтересовалась девушка. — Вона-то рана какая у вас скверная…

Я действительно ощутила что-то влажное в районе виска и поднесла руку к глазам. Похоже, кровь. И только я подумала об этом, как голова стала просто раскалываться. В один миг одолело такой мигренью, что я чуть во второй раз не брякнулась в сугроб.

— Да идёмте же, барышня, миленькая, — завыла девушка, пытаясь то ли удержать меня, то ли утянуть прочь отсюда. — Иван Ипатиевич же как хватится, так и со свету меня сживёт!

Кое-как справившись с приступом мигрени, я вновь обрела шаткое равновесие и огляделась по сторонам: ночной пейзаж был освещён бледной луной, рядом высилось какое-то здание, что-то смутно напомнившее, мы стояли на лужайке, вокруг которой были посажены густые деревья.

— А Иван Ипатиевич — это кто? — поинтересовалась я мимоходом.

— Опять вы капризничать изволите, матушка…

— Да какая я тебе «матушка»? — я недоумённо поглядела на несчастную девушку. — Тебя, кстати, как зовут?

— Груня… — обронила она тихо.

— Груня, — повторила эхом и задумалась. — Ну, предположим. А Иван Ипатиевич — это, стало быть…?

— Папенька ваш… — Груня шмыгала носом и смотрела на меня, как на безумную.

Впрочем, кто из нас безумен, ещё предстояло разобраться.

— Ладно, Груня, — решила я наконец. — А теперь можешь мне просто объяснить, что тут происходит?

Глава 9.

Вместо хоть сколько-то вменяемого объяснения Груня принялась выть и непрерывно креститься. Я была знакома с этой девушкой всего пару минут, но уже поняла, что это её естественная реакция на любое событие.

— Господи помилуй… Господи помилуй… — умудрялась она вставить в короткие промежутки между завываниями.

— Не поминай Господа всуе, — решила я её немного приструнить, и Груня в самом деле чуть стихла.

Кажется, нужно было самой что-нибудь соображать, но любая попытка выстроить логические цепочки в голове наталкивалась на новый приступ боли. Вроде я всё помнила… Да…

У меня был день рождения… Мы поссорились с сестрой… Потом помирились… Потом… Потом… Книги, да… Мне подарили книги, я легла спать…

Резко замутило, и я снова чуть не потеряла равновесие. Словно мои собственные воспоминания настолько перегружали нервную систему, что она отказывалась их воспринимать. Так бывает с неприятным сном, который как бы помнишь в деталях, но как только пытаешься заново проиграть его в воображении, картинка рассыпается.

Я поглядела на свои руки — повертела и так, и эдак… Мои руки, точно мои, но… не мои. Их как будто подменили, сделали вновь молодыми и холёными, словно они ничего в жизни тяжелее томика стихов не держали. Ни вздутых вен, ни мозолистой корки, гладкая бархатистая кожа…

Что со мной? В самом деле сплю?

Взгляд зацепился за нечто, показавшееся совсем уж вопиющим: прямо надо мной на уровне примерно трёх метров виднелось распахнутое окно, из которого высовывался наружу белым языком кусок какой-то тряпки. Я несколько раз моргнула, и в памяти всплыл момент, как мои собственные руки, не те, что раньше, а те, что наблюдала сейчас, берутся за эту ткань, сворачивают её в жгут и…

Воспоминание резко померкло. Я уставилась на Груню.

— Барышня… — проронила она. — Знала ж я, что убьётесь… Знала ж, что не должно вас пущать…

— Груня, я что, выпала из окна?

Та кивнула и опять разрыдалась.

Так, это уже не смешно. Похоже, я сплю. Ведь сплю же? А как иначе объяснить?..

Колющая боль мгновенно прошибла голову. Я едва удержалась на ногах, на которых теперь мне хотелось стоять вечно, даже если это всего лишь сон.

Мне и раньше снилось что-то подобное — что вновь стою, но затем и сон обрекал меня на неподвижность. Я замирала, не в состоянии сделать шаг, иногда падала и тут же просыпалась. Повреждённый спинной мозг не подавал никаких сигналов в нижние конечности даже с помощью воображения, оставляя меня инвалидом и в грёзах.

Но этот сон значительно отличался. Во всём. Я не только смогла пойти за Груней, когда она всё-таки потащила меня прочь с улицы, но также боль, которую я испытывала, ощущалась слишком настоящей, доподлинной.

Рыдающая девушка провела в дом. Пока мы шли, всё настолько путалось и смешивалось в моём сознании, что я одновременно узнавала пройденный маршрут, но при этом знала наверняка, что вижу эти интерьеры впервые.

Надька мне как-то рассказывала про осознанные сновидения, в которых можно как бы «путешествовать», если вспомнишь, что спишь, осознаешь себя спящим. Тогда появится возможность управлять происходящим — делать то, что хочется, видеть то, что нравится. И то ли я как раз попала в такой осознанный сон, но ещё не научилась им управлять, то ли происходило нечто совсем другое.

— Вот, барышня, выпейте водички, — протянула мне стакан Груня после того, как усадила на стул.

Мы очутились в комнате с открытым окном. Теперь я видела тот же кусок тряпки уже с того края, за который он был привязан. И могла поклясться, что сделала это я. Но зачем мне это понадобилось?..

Снова потрогала свою рану на виске. Она неприятно пульсировала, и вполне возможно как раз стала причиной ужасной мигрени. Даже не видя повреждения, я поняла, что травма весьма неприятная. Теоретически от такой и помереть можно, если не повезёт.

— Что ж делать-то?.. Что ж делать?.. — заламывала руки Груня, наматывая круги вокруг меня.

— Принеси перекись водорода и вату, — устало пробормотала я, хлебнув немного воды. Чуть отпустило, но не до конца. — И таблетку анальгина захвати.

Груня не пошевелилась. Она враз замолчала, побелев ещё больше.

— Что, анальгин закончился? — уточнила я.

— Не пристало-то вам глумиться над сирой, — проблеяла Груня. — Сроду латыни вашей не знавала, так же ж не по чести мне. Да и вам тоже. Не зря папенька ваш говаривал, что помешаетесь на своей латыни, хворью душевной захвораете, не иначе. И вона тебе — схворили…

Девушка вновь пустилась в слёзы. А мне как-то неловко стало, будто бы только что оскорбила её. Только вот чем?..

Про то, что говорила она как-то уж заковыристо, вообще молчу. Язык вроде русский, а как будто бы старинный. То ли Груня перечитала романтических книжек девятнадцатого века, то ли я. А, ну, да, это же мой сон…

— Груня, Груня, не плачь, — попыталась я её утешить. — Я же не со зла… Я же головой повредилась…

— Знамо дело, повредилася! — всхлипнула Груня. — Простынку-то повязали да шасть в оконце. А простынка-то хлипенькая сдалася. Вы головушкой-то — БАЦ! — и до низу самого упали. Я вама-то кликала-кликала. Не отзываетесь. Побегла сама. Слава тебе боженька, Иван Ипатиевич Ле Морту на сон принял да и не слыхивал ничего…

— Подожди, как ты сказала?.. — уцепилась вдруг я за смутно знакомое слово. — Ле Морт?.. Ты имеешь в виду эликсир Ле Морта?

— А чего ж иное-то? — удивилась Груня.

Меня в тот момент будто бы хорошенько тряхнуло от волос до пят. Эликсир Ле Морта, он же — парегорик, широко применялся в лечении разных болезней аж с начала восемнадцатого века. Его изобрёл голландец Якоб Ле Морт. Назвать такое средство безобидным довольно трудно, по современным меркам. В его состав входили мёд, солодка, цветы бензоина, камфора, масло аниса, соль зубного камня, винный спирт и опиум. Тем не менее, люди действительно раньше именно так и лечились, а парегорик применяли и при бронхите, и при бессоннице.

Историческая справка

Дорогие читатели, продолжаю знакомить вас с историческими фактами о жизни в 19 веке.

Примерно так мог выглядеть пузырёк с лекарством, который принимал Иван Ипатиевич.

В России такие пузырьки продавались повсеместно и почти все лекарства имели либо капельную, либо порошковую форму. Но подробнее Саша сама расскажет позже. Ведб её специализация в университете как раз была посвящена истории фармацевтики.

—————————————

Дорогие читатели!

Если вы любите доброе и юморное фэнтези о попаданках, обязательно заходите в мою книгу

“Наследница (не) счастливой сыроварни”

Была пенсионеркой, а стала попаданкой.

Была Юлия Анатольевна Мухина, а стала Джульетта Левальд.

Была бухгалтером, а стала… графиней?..

Да если бы!

А ведь просто повелась на рекламу какого-то агентства «Не та дверь», где мне пообещали новую жизнь. Вот только никто не объяснил доверчивой старушке, что новая жизнь будет ничем не легче прежней.

Эх, ладно. Куда, говорите, идти? В ту дверь? А, без разницы! В любом случае выберусь.

Спасу подслеповатую козу и девочку-сиротку, поставлю на место заносчивого дракона и всем раздам… по куску сыра. Я же нынче сыровар!

А проблемы?.. Да в какой жизни их не было?!

https://litnet.com/shrt/P9KS

—————————————

ПРИЯТНОГО ВАМ ЧТЕНИЯ!

Глава 10.

Господи!.. Господи!.. Господи!.. Это точно сон! Точно сон!..

Может, я и заработала инвалидность в той злосчастной аварии, но голова-то уцелела! Иначе б меня на должность педагога ни за что не приняли.

А что, если травма была скрытой и проявилась только сейчас?.. Ну, нет, мне же МРТ делали. А если чего-то всё-таки не разглядели? Опухоль там… Или…

Нет, тоже вряд ли. Остаётся только один вариант — сон.

Я подскочила со стула и начала вышагивать по комнате, уже не обращая внимания на почти потерявшую сознание Груню. Взгляд зацепился за металлический предмет на столе — нож для бумаг с красивой резной ручкой в виде двуглавого орла. Металл напоминал серебро, а края изделия были аккуратно скруглены, дабы не пораниться. Разрезать что-то таким ножом практически невозможно, но разделить слипшиеся страницы в книге или аккуратно вскрыть конверт с посланием вполне можно. Так что я понимала, что ничего мне не сделается, когда схватила вещицу и ткнула себе в ладонь.

— Матушка, пощади! — тут же бросилась на колени Груня и вцепилась в подол моего платья. — Что удумала-то?! Что удумала?!

А я тем временем еле подавила вскрик и уставилась на покрасневшую кожу. Новой травмы я себе, к счастью, не нанесла. Но последовавшая реакция оказалась вовсе не той, на которую я рассчитывала. Сон не исчез, вокруг ничего не изменилось, кроме психического состояния Груни.

— Коли так противитесь папенькиной воле, то и не ходите в замуж! Бог с вами! Да убиваться-то так почто?!

— Груня… Груня… — тихо позвала, глядя не на девушку, а на свою ладонь. — Груня, всё хорошо. Ты не переживай. Я больше так не буду.

— Ой, Александра Ивановна… Родненькая, неужто така тяжесть вам на сердце, что вы в окошко кинулись, а теперь уж и ножичком тычитесь?..

— Груня, ну, вставай, пожалуйста.

Еле поняла её с колен. И ощутимая тяжесть в который раз убедила в абсолютной реальности происходящего. Ну, не бывают сны настолько детальными. Не бывают. Но ведь и иного объяснения пока не нашлось. А между тем голова моя только сильнее пухла и звенела.

Я всё-таки заставила Груню подняться на ноги, а сама вновь присела на тот же стул. Нехорошо мне стало, ох, и нехорошо…

Мысли ползли то слишком медленно, то чересчур быстро. Сменяли друг друга беспорядочно. Что-то вспыхивало в памяти, но тут же перебивалось другой картинкой, третьей, четвёртой, двадцатой, сотой…

Такое ощущение, что я забралась на крутилку и не рассчитала силы. Ну, у всех же были во дворе такие металлические штуки с двумя сидениями и колесом по середине? Думаю, многие пробовали на такой шайтан-машине повертеться, а потом пройтись по ровной линии. Может, космонавтам данный финт и удавался после сотни часов тренировок, а у обычных людей вестибулярный аппарат отправлялся в космос и ещё долго не возвращался обратно.

Нечто подобное происходило и сейчас. В какой-то момент я даже перестала слышать жалобные завывания Груни и полностью ушла в адскую карусель в своей голове.

Вот я бегу по полю… На мне платье с рюшами… Зову какого-то мальчишку: «Николаша! Николаша, стой!..», и знаю точно, что это мой братик.

А вот Николаша уже одет по-военному, стоит навытяжку, гордый и серьёзный, а я почему-то плачу, и девушка рядом… её зовут Софья, она сестра моя… тоже почему-то плачет…

А вот письмо с красивой печатью, которую я вскрываю тем самым ножом, трогаю шершавые желтоватые страницы, любовно приглаживаю пальцем каллиграфические буквы с размашистыми завитками — «В. Б.»…

Что это?.. Мои воспоминания?.. Или не мои?..

Осколки чьей-то жизни впивались в моё сознание иглами. Я не могла ни остановить это, ни каким-либо иным способом препятствовать. Меня всё кружило и мотало. Карусель вертелась безостановочно, быстрее и быстрее, быстрее и быстрее… Неслась, скручивала до предела, заставляя мозг нагреваться до немыслимых температур…

Похоже, я повторно лишилась чувств. Потому что, вновь открыв глаза, опять обнаружила себя лежащей. На сей раз — на полу. Груня обмахивала меня платком, тараторила молитву и, разумеется, ревела.

— Груня… — позвала я и встретилась с ней взглядами, отныне взирая на бедную девушку совсем иначе.

— Что, барышня? Плохо всё-таки? Плохо? Антипа-то звать надо, чтоб за дохтором гнал…

— Не надо… Антипа… — простонала, пытаясь оторвать голову от дубового паркета. Груня помогла мне сесть. — Я вспомнила…

— Что вспомнили, барышня? — она посмотрела на меня с надеждой и смятением.

— Всё, — выдохнула обречённо. — Я вспомнила всё.

Глава 11.

Вспомнить чужую жизнь — что может быть страннее?

Описать это чувство практически нереально, не говоря уж том, чтобы объяснить. Я будто вторглась в сознание другого человека, нырнула в бесконечную вселенную души и теперь могла разглядеть там мельчайшую деталь — мысленно потрогать, нащупать любой, даже самый сокровенный уголок. Все помыслы, страхи и чаяния, некогда заполнявшие сердце Александры Ивановны Демидовой, открылись мне. И я бессовестно бродила по этому бесконечному музею, как в собственном доме.

Однако дом этот не был моим. Я попала сюда по ошибке. Каким же образом?.. И где сама хозяйка этой галереи и этого тела?..

Неловко поднявшись со стула, я побрела к большому зеркалу в резной золочёной раме. Уже безошибочно определила, где и что находится в усадьбе, хотя до сих пор ощущалась себя будто бы в воде — скорее не шла, а тихо плыла по незримым течениям, которые образовывали воспоминания настоящей хозяйки.

Наконец, я встретилась с ней лицом к лицу. Из зеркала на меня смотрела юная нежная девушка из благородного сословия. Об этом свидетельствовали не только наряды и украшения, но и стать расправленных плеч, отточенное направление чуть вздёрнутого подбородка — тело помнило, как ему должно держаться, даже в столь вопиющей ситуации. Я бы вряд ли сумела проявить такую выдержку, а молодая княжна Александра могла.

Что стало с ней? Почему я разгуливаю в её доме, в её воспоминаниях, в её теле, однако себя я осознаю собой, а всё, что вижу, чувствую и помню, ощущается точно приход к кому-то в гости — реальным, увлекательным, но не собственным?..

— Барышня, — тихо позвала Груня, встав рядом с зажжённой свечой, в другой руке она держала маленький стеклянный пузырёк, — вот уксусу вам принесла. Давайте ж ранку вашу смочим?

Я глянула на крохотную бутылочку с туалетным уксусом и отрицательно покачала головой.

— Лучше принеси водки. И бинтов. Только чистых. Не с сулемой. И тазик с тёплой водой.

— Сделаю, сделаю, барышня, — торопливо ответила служанка и оставила меня одну.

Я повернулась повреждённым виском к отражению и аккуратно оглядела рассечение. Оно было неглубоким, но проходило точно по височной кости — самой тонкой и уязвимой в человеческом черепе. Порой достаточно даже лёгкого удара, чтобы нанести человеку непоправимый урон.

Кажется, это и был ответ на мой вопрос: княжна Александра Ивановна Демидова погибла, упав с высоты. Сейчас Груня должна была рыдать над уже остывающим телом. Но каким-то образом тело вновь ожило. Потому что в него переселилась я.

И, да, так бывает лишь в фантастических фильмах, которые я никогда не любила, потому что считала откровенной чушью. А вот Надька обожала. Особенно разные истории про временные петли, смещения пространства и прочую ерундистику, от которой мозги в дудочку сворачиваются.

— Надя, ну, зачем ты это смотришь? — спрашивала я у неё. — Ты же разумная женщина, физик, кандидатскую вон пишешь…

— Между прочим, — возражала сестра, — писатели-фантасты — это как Нострадамусы от литературы. Они часто предсказывают то, что не в состоянии предугадать даже учёные. А знаешь, почему? Потому что не зацикливаются на только известных фактах. И вообще, даже в глупых фантастических фильмах бывают интересные идеи. Пусть они маловероятны на практике, но как любопытные гипотезы вполне имеют право на жизнь. Вот, например, классическая история про попаданцев во времени. Ты знаешь, что это, по сути, единственный способ перемещаться в истории? Частицы грубой материальной энергии слишком трудно перенести сквозь разные пространственные слои, между которыми десятки лет или даже веков. Но, то, что иногда называют «частицей Бога», способно и не на такое. И, кстати, реальные случаи уже были зафиксированы.

— Ох, Надька, — качала я головой и махала на неё рукой, не желая больше слушать сестру с её межпространственными теориями.

А сейчас многое бы отдала, чтобы Надя рассказала мне всё-всё, что ей известно от таких явлениях. Да и вообще — хоть ещё раз услышать… Ведь по всему выходит, что сестра моя осталась где-то в двадцать первом веке, а меня каким-то Макаром переместило в девятнадцатый. Между нами пролегала пропасть в сто пятьдесят лет! И что же?..

Я больше никогда не увижу Надю?.. Я больше никогда не вернусь в своё тело?.. Никогда?.. Никогда?..

Глава 12.

По-хорошему, рану мою требовалось не только продезинфицировать, но вдобавок неплохо бы сделать прививку от столбняка и сшить медицинскими нитями. Однако до появления первой противостолбнячной вакцины оставалось ждать лет так пятнадцать, а шить шёлковыми нитями я не решилась. Зато Груня додумалась принести пластыри, которые оказались в доме. С их помощью мне удалось стянуть края рассечения. Так было даже лучше — меньше вероятность, что останется шрам. А шрамы женщину не украшают, тем более — в девятнадцатом веке и на лице благородной княжны. В общем, пластыри оказались кстати, а я про них совсем забыла…

Точнее не я, а княжна Демидова. Удивительно, что её, как бы это назвать, «ячейки памяти» располагались так, что мне вспоминалось первым делом именно то, о чём могла бы подумать сама хозяйка. Без понятия, как это устроено, и почему так. Но выходило, будто именно тело хранило и подбрасывало мне какие-то фрагменты прожитой жизни. Тело без души… Или правильнее сказать — с чужой душой?..

— Барышня, давайте спать ложиться… — упрашивала Груня. — Светать уж скоро будет, а вы ни часику не спамши…

— Груня, а где мой саквояж? — спросила вдруг я.

— Так вон он, — служанка указала в угол комнаты, куда кинула сумку, которую я (блин, не я, а Александра Ивановна) планировала взять с собой в дорогу.

Я пересмотрела заново содержимое поклажи, вспоминая последние минуты жизни княжны. У неё не было никакого плана. Она собиралась второпях — жаркая, импульсивная натура с большим горячим сердцем, пылающим любовью и тягой к жизни и знаниям. Теперь это сердце стучало в моей груди, однако пыл заметно поутих.

Обо мне никогда невозможно было сказать, что я порывистый человек. Гоша иногда называл меня занудой, потому что при тех же сборах я не только всё готовила заранее, но и затем несколько раз тщательно проверяла — всё ли взяла с собой, ничего ли не забыла. Бывший муж только закатывал глаза и просто терпел мой скучный педантизм. Зато можно по пальцам рук пересчитать случаи, когда я действительно что-то упустила из виду.

И, конечно, ни за что на месте Александры Ивановны не полезла бы в окно. Маленькая Саша так когда-то баловалась вместе с младшим братом Николаем. Вот только она не учла, что тогда весила двадцать килограмм, а сейчас сорок пять. Простынка не выдержала даже её дюймовочного веса. Да и вообще, выйти из дома незамеченной можно было через дверь. Княжна поддалась романтичному порыву, за что поплатилась собственной жизнью.

Я же свою жизнь ценила и берегла всеми силами, лишь после аварии пала духом и предалась греху уныния. Но сейчас… Сейчас, когда жизнь моя началась заново, практически с чистого листа, я поняла, что просто не имею права упускать свой шанс.

Сколько раз я молила бога даровать мне исцеление? Сколько раз я тайно мечтала очутиться в другом мире в новом теле? Сколько раз просила судьбу сделать так, чтобы начать всё сначала?..

И всё это я получила. Прямо сейчас. Не так, как представляла, не так, как укладывалось в моей голове, не так, как можно было бы объяснить логикой или научными знаниями. Однако получила. Это ли не чудо? Спаситель тоже совершал множество чудесных вещей. Может, так и были услышаны мои молитвы?..

Можно бы снова начать роптать на судьбу и погрузиться в горькое страдание. Но вместо этого я выбрала идти до конца и не сдаваться. Тем более, что для этого у меня имелось всё необходимое — и голова, и руки, и даже здоровые ноги.

— Груня, — решительно сказала я, — мне нужна ещё одна дорожная сумка.

— Зачем же это?.. — дрожащим голосом спросила уже исстрадавшаяся за эту ночь девушка.

— Я еду в Московию, Груня.

— Опять вы за своё, Александра Ивановна! Да что ж вам там мёдом намазано поди?! — зарыдала служанка.

Я подошла и крепко обняла её. Груня содрогалась от слёз в моих объятьях, снова умоляя передумать. Я утешала её, но для себя уже всё решила.

Княжна Александра не просто так не желала выходить замуж за богатого помещика Арсения Ставрогина. Это был человек, которого в современном мире назвали бы больным садистом — он славился тем, что жестоко обращался со своими наёмными работниками и не брезговал прибегать к разного рода наказаниям за малейшую провинность. Княжна понимала, что и с женой своей такой человек вряд ли будет милосерден. Да и не хотела она тратить свои молодые годы на пустое прозябание помещичьей супруги. Ей хотелось от жизни большего, гораздо большего. Я её в этом прекрасно понимала. И поддерживала.

— Груня, теперь со мной будет точно всё хорошо, — пообещала я. — Не волнуйся так. А папеньке скажешь, что не знала ни о чём, что сама я побег устроила. Иван Ипатиевич добрый человек. Я ему записку оставлю, что решение это только моё…

— Пощади, пощади, матушка! — взмолилась Груня. — Как мне одной без вас? Умру же!

— Не умрёшь, — я мягко улыбнулась. — Ты оставайся в имении, а я как-нибудь разберусь…

— Не пущу!

— Груня, — тихо, но вкрадчиво пресекла я, — ты меня не остановишь.

— Тогда с вами пойду. Не брошу вас, барышня. Возьмите с собой в Московию. Христом-богом прошу, возьмите!

Поразмыслив, я всё-таки согласилась. В конце концов, Иван Ипатиевич, хоть и не убил бы Груню, но, скорее всего, уволил бы с работы. Об этом прежняя хозяйка тела тоже забыла подумать, что своим поступком обрекает бедную служанку на мытарства. Мне же было совестно подставлять преданную девушку. Да и помощь её могла мне пригодиться.

— Значит так, Груня, — сказала я, когда служанка немного успокоилась после нашего уговора, — собери свои вещи, какие сможешь унести сама. Мне тоже кое-что прихватить надо. А потом идём на станцию. Едем в Москву первых поездом.

— Поездом!.. — испугалась Груня и перекрестилась. — Как же это?.. Поездом-то?.. Как же?.. Страху-то сколько…

— Нечего бояться, — улыбнулась я. — Так будет быстрее и безопаснее.

Служанка закачала головой, давя новый приступ рыданий. А я отправилась укладывать в багаж то, о чём юная княжна совершенно не подумала.

Глава 13.

До вокзала мы добрались пешком. Часы на железнодорожной станции показывали половину шестого, а первый поезд до Москвы отправлялся в семь. Я взяла нам с Груней билеты во второй класс. Не только с целью экономии, но и дабы не привлекать к нам лишнего внимания. Опасалась, что в пути меня может кто-то узнать, потому надела шляпку с вуалью, самое простое, по моим представлениям, платье в зелёную шотландку и лишний раз старалась не встречаться глазами с окружающими.

Груня, понятное дело, сидела, как на иголках. Она ещё никогда не ездила на поезде. Что ж, я могла отчасти понять её чувства — мне тоже впервые в жизни предстояло путешествие на поезде девятнадцатого века, хотя в (теперь уже моей) памяти сохранились воспоминания и о поездках в столицу, и в Московию, и в другие губернии. Но одно дело видеть застывшие кадры чужого опыта, совершенно другое — пройти через что-то самостоятельно.

Я тоже слегка нервничала. Рука так и тянулась залезть в карман, чтобы достать мобильный телефон и чем-то убить время. Представляете, насколько въедливая привычка, раз я сохранила её, даже переместившись в пространстве на полтора века назад? Вместо игр на телефоне, я вытащила из саквояжа книгу, которую последней прислал загадочный В. Б. В своей прошлой жизни я не умела так легко читать на латыни, поскольку этот язык современные врачи используют в основном для специфических терминов — названий болезней, лекарств, рецептур, анатомических обозначений. Но чтение книги полностью на другом языке — занятие не такое уж простое. Я несказанно обрадовалась, когда поняла, что с лёгкостью воспринимаю текст и могу запросто прочесть всё, что там написано.

В. Б. выбрал книгу о великих врачах древности. Их дорога в медицине, становление и трудности, с которыми пришлось столкнуться. Гиппократ, Авиценна, Парацельс — практически всем приходилось порой несладко, а путь их был во многом тернист и сложен. Что же хотел мне таким образом сообщить В. Б.?..

«Посылаю вам учёный труд, способный пролить свет на множество вопросов, что интересуют вас, и даровать ответы, которые вы ищите…» — снова прочла я в приложенном письме.

Ответы…

Если я хоть что-нибудь понимала в психологии мужчин девятнадцатого века, так это то, что им свойственно выражаться экивоками, а не говорить прямо. Княжна никак не могла адресовать В. Б. никаких вопросов, соответственно, он без её участия каким-то образом что-то знал о ней, ну, то есть обо мне. Знал, что Александра мечтает стать врачом больше всего на свете. Однако девушке в её положении и при текущем периоде времени сделать это было практически невозможно.

«Нет ничего невозможного…» — вот, что на самом деле хотел сказать В. Б.

По крайней мере, мне нравилось так думать.

«Мне пришлось позаимствовать его в библиотеке Университета, но уверен, что в ваших руках ему будет милее и надёжнее…»

Университет…

Несомненно, речь шла об Императорском Университете, который в моё бывшее-будущее время называют МГУ — место, где сто пятьдесят лет спустя я преподавала историю фармацевтики…

Всё-таки как странно звучит в одном предложении: «сто пятьдесят лет спустя» и «преподавалА» — прошлое и будущее в какой-то момент сошлись в единой точке. И почему-то совершенно не удивляло, что меня забросило именно в эту эпоху. Но по-прежнему удивляло то, почему именно я стала краеугольным камнем двух реальностей. Как бы то ни было, свой подарок судьбы я не уставала благодарить, несмотря на всю вопиющую нелогичность и странность.

Я неосознанно прижала к груди желтоватый листок с каллиграфической вязью и улыбнулась собственным мыслям.

— Ну, вы-то уж в голос бы читали, барышня, — обидчиво пробормотала Груня. — Страсть же, как красиво…

Я засмеялась:

— Груня, но я ведь уже читала тебе это послание.

— Так сами ж тоже читали. А сейчас сызнова читаете, — она посмотрела на меня большими жалостливыми глазами кота из «Шрека». — Мне тоже, поди, хочется…

— Давай лучше ты сама читать научишься, и, обещаю, дам тебе прочесть письма В. Б., сколько захочешь раз.

— Бог с вами, Александра Ивановна! — замахала руками служанка. — Опять шутить изволите!

— Тише-тише, Груня, — я быстро привлекла её к себе и зашептала на ухо. — Не зови меня так при людях. А то узнают нас, и проблемы будут у обеих.

— А как же вас звать-то?..

— Зови просто Саша. И на «ты», как равную.

— Но, барышня!..

— Тс-с-с! — мне пришлось заткнуть ей рот и ещё раз вкрадчиво повторить: — Саша. Просто Саша.

Я медленно разжала ладонь. Груня хлопала густыми ресницами и хлюпала носом.

— Боязно-то как, ба… — она быстро прочла мой недовольный взгляд и поправилась: — Саша.

— Молодец, — я погладила её по руке и показала заветное письмо. — А учиться тебе и правда надобно. Грамота в жизни пригождается.

— Помилуйте, где ж она мне пригодится? Крестьянская я, сроду никакой грамоты не знамши.

— Ничего, Груня. Ты сообразительная, всё быстро схватываешь. И буквы все легко выучишь.

— И сама-то читать стану? — недоверчиво переспросила девушка, хмуря брови.

— Станешь, — пообещала я.

В этот момент со стороны перрона послышался свист и металлический грохот. Груня аж уши со страху заткнула. Мне тоже на мгновение стало не по себе, но я быстро смекнула, что значат эти звуки.

— Наш поезд, — подскочила со скамейки, схватила два своих саквояжа и направилась к выходу из зала ожидания.

Служанка поспешила следом. Ещё стояла темнота, но станция была освещена газовыми фонарями. Станционный смотритель с пышными усами деловито прохаживался вдоль перрона. Один раз он задержал взгляд на моём лице, но я тут же опустила голову, и работник побрёл дальше.

Мы с Груней нашли вагон нужного класса. Ни номера места, ни номера купе в билете указано не было. Поэтому мы заняли отсек, который был полностью свободен. В данный момент поезд был полупустым, но по дороге ещё предстояли остановки. Я поглядела на кружащие за окном снежинки: в желтом свете фонаря они выглядели почти сказочно. Что ж, в каком-то смысле я и попала в сказку…

Визуализация

Дорогие читатели!

Я попросил нейросеть нарисовать двух наших милых спутниц, вагон второго класса и то, как мог бы выглядеть вокзал в Рязанской губернии того времени. Давайте вместе посмотрим получившиеся иллюстрации.

Разумеется, вокзал представлял собой самое простое строение и не отличался роскошествами.

Поезда в те времена, как вы понимаете, возглавлялись паровозом, работавшем, как правило, на угле.

Примерно так могло выглядеть купе второго класса, хотя, сдаётся мне, что всё-таки поскромнее.

А вот и наши путешественницы, которые, возможно, скоро окажутся в Московии, ведь ехать от Рязани до Москвы всего ничего — буквально 190 вёрст...

—————————————

Дорогие читатели!

Всех поклонников юмористического фэнтези с удовольствием зову в свою книгу

“Тортерия попаданки, или, Дракон, будь человеком!”

Полвека вкалывала, как папа Карло, пытаясь поднять сына в одиночку. И тут на те — нож в спину! Оказывается, меня уже списали со счетов и только ждут, когда я откинусь и освобожу квартирку. А нынче так вообще: закинуло меня в сказочную передрягу! Бросили прямо в пасть дракону! Но не на ту напали! Тётя Женя со всем справится. Если у вас проблемы с драконами, я иду к вам! Попутно разберусь с новыми зарвавшимися родственничками, найду применение своему давнему хобби и поставлю на место чешуйчатого. Эй, дракон, чего уставился? Ах, тортика моего захотелось? Ну, тогда хоть веди себя, как человек, ё-моё!

https://litnet.com/shrt/P9rx

—————————————

ПРИЯТНОГО ВАМ ЧТЕНИЯ!

Глава 14.

Ну, вот, не успела похвастаться, какая я вся из себя дотошная и внимательная, как тут же оплошала. Драгоценное письмо навсегда затерялось где-то в Рязанской губернии, в то время как сама я на предельных для текущего момента истории скоростях неслась в Московскую. А ведь это была чуть ли не единственная моя возможность отыскать загадочного отправителя.

Вне всяких сомнений, мне хотелось найти В. Б. Хотя бы с целью отблагодарить его за поддержку и внимание к моей скромной персоне. Любопытство тоже играло свою роль. Всё-таки найти чьи-то контакты в девятнадцатом веке — не такая уж простая задачка. Это вам не двадцать первое столетие, где в два щелчка «мыши» интернет выдаст практически любую информацию практически о любом человеке. В. Б. получил адрес княжны Демидовой от кого-то знакомого, по крайней мере, с Иваном Ипатиевичем.

Что странно, таинственный адресат нигде ни разу ни намёком не заявил о каких-либо своих намерениях в отношении Александры. Даже с помощью экивоков никогда не перешёл грань дозволенного в общении с девушкой, принадлежащей к дворянскому роду. Это могло означать, как минимум, то, что В. Б. и сам был дворянином. О том же свидетельствовал и герб на его печатях, и умение складно, даже поэтично выражать свои мысли в посланиях.

А ещё его странные письма и подарки могли говорить об одном из двух: либо В. Б. всерьёз увлечён Александрой, либо просто развлекался от скуки в своём родовом имении. В конце концов, даже жизнь высшего света иногда бывает ужасно скучна. А поскольку игровых приставок и онлайн-шуттеров ещё не изобрели, мужчины развлекались, как умели. В пользу такой версии говорило и то, что В. Б. упорно скрытничал. Возможно, он вовсе не имел в планах раскрывать свою личность. Однако я вс ё-таки надеялась найти его в Москве. Это будет непросто, но увлекательно. Его инициалы и герб на печати могут помочь, если, конечно, В. Б. не подделал и то, и другое.

Я порадовалась, что в сумке ещё оставались предыдущие письма. Бывшая хозяйка моего нынешнего тела в первую очередь захватила их с собой. Прошлая Саша также намеревалась встретиться в В. Б. лицом к лицу. Так что наши планы в данный момент совпадали во всём. Проблема оставалась лишь в том, что в данный момент В. Б., скорее всего, уже отправился на поля сражений.

Хм… 1877 год… Апрель… Начало русско-турецкой войны на Балканах…

Если я правильно помнила историю, то уже через год эта военная кампания должна завершиться. Ждать осталось относительно недолго. Главное, чтобы В. Б. вернулся оттуда живым, не погиб, как это случилось с Николашей…

Мои мысли прервал грохот двери, когда в купе заглянул статный худощавый мужчина в высоком цилиндре. В руках он держал трость с металлическим набалдашником. Белые перчатки свидетельствовали о том, что господин не из простого сословия.

— Ох, великодушно прощу прощания, сударыни, — со смущённой улыбкой проговорил он и приподнял головной убор. — Я полагал, что здесь свободно. В который вагон ни зайду, везде занято. Ещё раз прошу меня покорнейше извинить…

— Нет-нет, — спохватилась я. — Здесь вполне найдётся место. Прошу вас, сударь.

Ума не приложу, как мне удалось так складно сложить слова. Видимо, вымуштрованные дворянским воспитанием рефлексы сработали сами собой. Неизвестный господин одарил меня благодарной улыбкой и присел напротив, положив руки поверх трости.

— Граф Илья Петрович Загибин, — представился он и глянул на нас с Груней, очевидно, в ожидании, что мы также назовём свои имена.

Глава 15.

Вот и первая серьёзная задача подоспела…

Но ведь мне нужно было немного попрактиковаться в своём нынешнем положении и без особого риска. Тем более, что, не успев привыкнуть к статусу княжны Демидовой, мне предстояло скрывать свою личность, если я не хотела первым же обратным поездом возвернуться к папеньке в Рязань. Потому-то я и предложила незнакомцу остаться в нашем отсеке.

Итак, граф… А кто же я?..

— Александра Ивановна… Дёмина, — само как-то вышло, что я озвучила имя-отчество княжны, но с фамилией уже намеренно «промахнулась». И, конечно же, не упомянула титул. При этом Груня уставилась на меня, как на врага народа, или, скорее, как на чёрта из табакерки. Я поспешила представить и её: — А это — моя двоюродная сестрица, Агриппина Дёмина.

Глаза у служанки достигли размеров теннисного мяча. Груня уже вознамерилась что-то сказать, как я тотчас её перебила:

— К сожалению, Агриппинушка не разговаривает. Немая от рождения.

Граф Загибин ещё раз вежливо приподнял свой цилиндр в знак произошедшего знакомства и краем глаза зацепил два моих саквояжа, стоявших на полу. Свою сумку Груня держала строго при себе, а я поленилась закинуть багаж в соответствующий отсек. Возможно, Илья Петрович что-то заподозрил, но виду постарался не показать.

— Очень рад, сударыни, скрасить часы дороги в столь приятной компании. Вы, стало быть, едите с кузиной в Москву?

— Совершенно верно, граф, — улыбнулась я. — Хотим устроиться на работу. А вы? Судя по всему, отправились по срочным делам?

— С чего же вы это так решили? — удивился попутчик.

— Ну, как с чего? Едите налегке и первым поездом…

— Вы весьма наблюдательны для простой девушки, — заметил граф.

А я прикусила себе язык. Кажется, это мне нужно было сослаться на немоту. И впредь быть аккуратнее с выражением своих мыслей. Впрочем, сейчас это не имело критического значения. Я ведь и собиралась лишь порепетировать свой новый образ.

— Мой отец земский староста, — решила сочинить отговорку.

— Вы, наверное, хотели сказать, бурмистр? — поправил Илья Петрович.

Вот, блин. Иногда вредно читать слишком много исторической литературы — начинаешь путаться в эпохах. Должность земского старосты к текущему моменту отменили уже как два века назад.

— Именно так я собиралась сказать, граф, — улыбнулась жеманно, чтобы отвлечь его от подозрений. — Бурмистр. Бурмистр Дёмин Иван. Вы наверняка знакомы?

— Что вы, что вы, — отмахнулся собеседник. — Я не местный. Приезжал в Рязанскую губернию по делам и теперь возвращаюсь обратно в столицу.

— Значит, едите в Петербург?

— Так точно, сударыня.

— И чем же вы торгуете?

— Разным, — как-то расплывчато ответил Загибин. — То одно, то другое… Сейчас в цене сукно. Война, знаете ли-с.

— Да, наслышана. Очень печально.

— Очень-очень печально, сударыня, — без тени сожаления ответил граф и прищурился. — А скажите мне, как на духу, могли ли мы с вами прежде встречаться?

— Маловероятно, — я поскорее убрала взор.

Однако граф решил не отставать:

— Нет-нет, постойте… Да, мне определённо знакомо ваша лицо…

Да что ж такое-то?.. Неужели меня в первые же часы новой жизни угораздило встретить кого-то, кто знал княжну Александру? Правда, в памяти у меня не сохранилось никаких воспоминаний о сидящем напротив человеке.

Глава 16.

— Ну, что вы, граф? — убедительно возразила я, стараясь держаться непринуждённо. — Вероятнее всего лицо моё столь обыденно, что легко спутать при первом взгляде.

Загибин вежливо и наверняка лживо улыбнулся.

— Вы правы, сударыня, — деликатно ответил он и снова чуть наклонил голову. — Красота порой ослепляет. Особенно красота юной девушки.

— Благодарю вас, — ответила на комплимент, но лишь из вежливости.

В душе у меня засела какая-то червоточинка, хотя повода для паники вроде бы не имелось. Граф замолчал и уставился в окно.

Разговор оборвался, и даже с Груней я теперь поговорить не могла — она ведь по моей версии немая. К счастью, она тоже помнила об этом нюансе и прилежно молчала. Но я уже пожалела и том, что позвала в наше купе незнакомца, и том, что обрекла Груню на безмолвие до конца маршрута, и том, что не сочинила складную историю о себе до того, как начать с кем-то беседу.

Поезд летел сквозь снежную мглу, и я не переставала удивляться, насколько изменился климат за последние полтора столетия. Всё-таки глобальное потепление — это вам не шутки, и в мире будущего стало действительно намного теплее. Всё прочее, конечно, тоже успело здорово перемениться. Пожалуй, никогда человечество не шагало настолько далеко в прогрессе, как за тот период, который перешагнула я. Меня занесло в эпоху, когда то, что мы называем современной культурой, только-только зарождалось. Это касалось всего, в том числе и медицины.

Я лишь в теории представляла, как люди справлялись с болезнями и эпидемиями, ещё не имея привычных в двадцать первом веке лекарственных форм и препаратов. Но, как это происходило на практике, только предстояло узнать. Те лекарства, которыми лечились в моём текущем времени, имели исключительно растительное происхождение, а ассортимент аптеки полтора столетия спустя будет состоять уже на девяносто процентов из химически синтезированных веществ. А такие жизненно важные вещи, как, например, вакцины и антибиотики ещё не были изобретены.

Да даже банальный анальгин, который состоит по большей части из метамизола натрия, пока оставался неизвестен. Только в 1920 году немецкий учёный Людвиг Кнорр получит это вещество в своей лаборатории, и мне на тот момент будет уже больше шестидесяти. Если вообще доживу при нынешних условиях. Корь, оспу, дизентерию, туберкулёз и даже чуму, увы, никто не отменял…

Заскрипели тормозные колодки. Поезд остановился на станции «Луховицы». Удивительно было наблюдать этот милый город сейчас, когда он выглядел совершенно по-деревенски. Однако появившаяся не так давно железная дорога уже внесла свою лепту в экономический рост этого места. Здесь торговое дело шло полным ходом, и даже имелся местный кирпичный завод, которым как раз владел Арсений Ставрогин. Собственно, это производство и стало для помещика настоящей золотой жилой.

Вспомнив о нём, меня слегка передёрнуло. Княжна Александра не раз встречалась с Арсением, который давно, выражаясь привычным мне языком, подкатывал к девушке. Княжна не тешила его надеждами, но Ставрогин не отступал и не сдавался. И наверняка знал, что у князя Демидова случились серьёзные финансовые проблемы. Возможно, даже как-то смог надавить на Ивана Ипатиевича. И я не знаю, какой вариант лично для меня оказался бы морально легче: если бы узнала, что Арсений предложил выгодную сделку с браком, или если бы поняла, что папенька сам додумался найти такой выход?..

— Прощу прощения, барышни, — вдруг поднялся со своего места граф и прошёл к выходу.

— Вы на станцию? — спохватилась я, поняв, что моя служанка смотрит на меня с жалостью не только из-за её вынужденной немоты, но и потому что уже хочет есть. — Ваше сиятельство, вы не могли бы приобрести для нас чего-нибудь съестного? Пирожков или… — я полезла в кисет за деньгами.

Однако Загибин лишь снисходительно улыбнулся.

— Куплю, сударыня, не извольте беспокоиться, — стукнув тростью по двери, Илья Петрович покинул купе.

Груня тут же выдохнула с облегчением.

— Ну, барышня! Ну, как же это вы!.. — пустилась она опять в причитания. — Не предупредимши меня даже! А ежели б я сболтнула чего не то!

— Поэтому я и сказала графу, что ты немая, — объяснила я, хотя мысленно попрекнула себя за то, что и мой экспромт не был идеален.

— Так чего же мне?.. Совсем всегда тапереча молчать? — чуть не зарыдала Груня.

— Нет-нет, — заверила я. — Доедем до Москвы, попрощаемся с графом и договоримся, как следует в дальнейшем представляться незнакомым людям и что требуется говорить.

Моя спутница вроде бы успокоилась, а я глянула в окно. Нашла глазами уличную торговку, которая продавала бублики и пирожки с какими-то начинками. Вокруг неё уже собрались пассажиры, чтобы приобрести еду в дорогу, однако графа Загибина среди них не наблюдалось.

Да где же он?..

Глава 17.

Прошло ещё около получаса. В Лухавицах люди активно выходили и заходили в поезд. Всё-таки это была одна из важнейших развязок. То и дело в соседних вагонах раздавались всякие голоса. Один раз к нам в купе попытался зайти какой-то мужичок с мешком, но я сказала, что тут уже занято, и он ушёл.

Почему-то беспокойство не покидало меня всё время стоянки. А уж когда с платформы донёсся свисток дежурного, означающий отправление, ещё сильнее разволновалась.

Масла в огонь подлила и Груня:

— Хде ж господин-то? — испуганно пробормотала она, как и я, стараясь что-нибудь рассмотреть через окно. — Опоздает же…

— Уже опоздал, — ответила я упавшим голосом, но постаралась собраться и мыслить критически: — Ничего страшного, Груня. Билет-то у него есть. Сядет на следующий поезд.

— А пирожки? — обиженно скривилась спутница.

— М-да, пирожки бы сейчас не помешали… — согласилась с ней, чувствуя, что голод стал и меня уже потихоньку одолевать.

Поезд тронулся.

Я так и не увидела больше Илью Загибина и не поняла, что с ним сталось. То ли правда куда-то ушёл и не успел вовремя возвратиться, то ли решил сесть в другое купе. Всё-таки моя не слишком искусная ложь могла смутить графа. Мало ли, что он там себе вообразил…

Мог решить, что я какая-нибудь аферистка или вообще дама с «жёлтым билетом», который выдавался девушкам древнейшей профессии. Это бы могло объяснить, на какую работу я рассчитываю в Москве и почему не горю желанием посвящать незнакомого господина в такие подробности. Может, его светлость решил, что не пристало ему сидеть поблизости с сомнительными барышнями.

В конце концов, кто их разберёт — этих мужчин из позапрошлого века. Я и со своими прежними современниками не особо разбиралась. И от воспоминаний о бывшем муже сердце моё болезненно сжалось…

Нет, я вовсе не жалела, что мы вероятно больше никогда не свидимся с Гошей. Подобные мысли о сестре действительно причиняли мне боль, но с моим экс-супругом всё обстояло иначе: что называется, с глаз долой из сердца вон. Я и в прошлой жизни почти отпустила его. Почти… И теперь скорее должна была благодарить судьбу за такой подарок. Однако, видимо, сердечные раны не лечатся по щелчку пальцев с помощью путешествий во времени…

— Саша, чего это вы? — заметила моё упадническое настроение Груня. — Неужто так голодно? Господи, что ж делать-то…

— Всё в порядке, — с мягкой улыбкой объяснила я, стараясь говорить искренне. — На следующей же станции купим себе сами пирожков.

— Да что вы, барышня?! Что вы! — снова забеспокоилась Груня. — Чего доброго, и вы пропадёте без вестей!

Я засмеялась:

— Груня, да не бойся ты за меня…

— Нет-нет-нет! — резко оборвала служанка. — Не пущу вас никудысь одну-одинёхоньку! Видала уж, как один ушёл за пирожками, да сгинул!

— Ладно-ладно, — пошла я мировую. — Значит, сделаем ещё лучше. Приедем в Москву и пойдём вместе в ресторацию.

— Да бог с вами! Чего удумали-то! По ресторациям ходить! Сраму-то скока!

Я уже намеревалась поспорить насчёт того, что женщина вправе ходить, куда угодно. Но вовремя смолчала. Перестроиться на совершенно иные нравы за один день у меня пока совершенно не получалось. А ведь в девятнадцатом веке благородная дама просто не могла себе позволить подобного. Даже просто зайти в ресторан и отобедать в одиночестве значило подпортить себе репутацию.

Стоп. Так я ведь и не собиралась себя выдавать за дворянку…

Но по факту это было ещё хуже. Появись я в любом заведении нынешнего времени, и «жёлтый билет» мне припишут без всяких сомнений.

Я вздохнула и взяла за руку Груню.

— Ты права. Но мы обязательно устроим прекрасный ужин в нумерах. И вообще, всё у нас будет прекрасно. Только перестань звать меня на «вы», пожалуйста.

Улыбнувшись девушке, я постаралась одновременно ободрить себя. Трудности ждали только впереди, но уверенность в том, что никакие преграды не в силах встать на пути к моей цели, была мне жизненно необходима. И, конечно, стоило почаще вспоминать, в каких обстоятельствах я нахожусь, дабы не накликать ещё больших бед.

—————————————

Дорогие читатели!

Скорее зову вас в свою новинку!

“Мастерская попаданки”

Я потеряла всё — сына, мужа, веру в любовь. Но в гончарной мастерской, среди глины и детских улыбок, обрела новую мечту. Спасая ребёнка из огня, я пожертвовала собой — и очнулась в теле Эйлин Келлахан, невесты могущественного Бертрама О’Драйка, предводителя клана Драконов. Он жаждет поработить меня, но я не та, кто легко сдаётся.

В суровом мире, где Ирландское море шепчет древние заклинания, а кланы Волков и Драконов ведут кровавую войну, я буду бороться за свободу. Своими руками я попробую вылепить собственную судьбу. Смогу ли я спасти маленькую сироту, остановить войну и защитить своё сердце от таинственного воина, чьи глаза скрывают волчью душу?

https://litnet.com/shrt/qOyp

—————————————

ПРИЯТНОГО ВАМ ЧТЕНИЯ!

Глава 18.

Выйдя на вокзале, я первым делом отметила, что не узнаю ничего из того, что мне было когда-либо известно о городе, где родилась. Дома, улицы, люди — всё выглядело иначе. Я словно смотрела исторический фильм с превосходными декорациями и никак не могла осознать эту реальность действительной. Вроде бы и сжилась с мыслью, что каким-то образом перешагнула через время и пространство, но видеть привычные панорамы в необычном антураже оказалось особенно волнительно и непостижимо.

— Куда ж теперь, Саша? — задала резонный вопрос Груня.

Я и сама думала об этом весь последний час дороги и поняла, что весь мой оптимистичный план почему-то выглядит уже не настолько оптимистично, каким представлялся раньше. Несмотря на имеющуюся в моём распоряжении память настоящей Александры Демидовой, её опыт ничем не мог мне помочь. Княжна лишь мечтала быть сильной, независимой, самостоятельной. Но едва ли ей удавалось проявить все эти качества. А сейчас ситуация требовала быстрых и точных решений, которые мне бы здорово облегчило наличие, например, интернета. И я пыталась быстро сообразить, чем можно заменить всезнающее сетевое пространство в девятнадцатом веке.

— Груня, жди меня здесь, — велела я, указывая на наши сумки. — Береги багаж, а я скоро приду.

— Куда ж вы? — занервничала моя спутница. — Боюся я одна тут…

— Не бойся. Я очень скоро вернусь.

Мне всё-таки удалось отойти от неё, после чего я направилась к городовому, стоявшему на вокзале.

— Добрый день, сударь, — поздоровалась осторожно и растянула улыбку на лице.

Городовой явно удивился моему присутствию и недоумённо зашевелил усами.

— Чем могу служить, барышня?

— Я ищу гостиницу… Постоялый двор, где можно снять комнаты недорого.

Служивый ещё больше удивился, но ответил довольно приветливо:

— А, ну, так-с, вам, стало быть, к Каллистрату Андреевичу дорога. Он как раз держит комнаты в Кривом переулке.

Городовой объяснил, как добраться до означенного места. Поблагодарив его, я возвратилась к Груне, которая за пять минут моего отлучения уже успела позеленеть со страху. Мы подхватили свои вещи, взяли извозчика и двинулись к Кривому переулку.

Найти постоялый двор Каллистрата Андреевича Минина оказалось проще простого. Зря я волновалась, что без интернета придётся туго. Людская молва могла рассказать не меньше полезной информации при необходимости. И, возможно, люди в девятнадцатом веке знали о городе своего проживания куда больше, чем москвичи двадцать первого столетия. Мне и самой пришло в голову, что мой интерес в основном ограничивался теми локациями, которые были мне необходимы, и я даже могла не знать, что открылось или закрылось на соседней улице, если меня это не интересовало.

У извозчика удалось разузнать, где торгуют свежей готовой едой. Он свернул к Обжорному ряду и подождал, пока мы с Груней накупим саек и печёной ветчины. Заметив, как служанка облизывается на клюкву в сахаре и мочёные яблоки, я прикупила и их. В конце концов, обещала же ей знатную трапезу и обещание своё намеревалась сдержать. После этого мы покатили напрямую к постоялому двору.

Каллистрат Андреевич, тихий приземистый мужчина лет пятидесяти, встретил нас с Груней при входе в здание. Я попросила выделить нам комнату на неделю.

— Приличную комнату, — уточнила на всякий случай.

— Ну, разумеется, сударыня, — быстро потеплел Минин и тут же протянул ключ. — Надеюсь, вы понимаете, что гостей не жалуем-с.

Я хотела забрать ключ, однако Каллистрат Андреевич нарочно придержал его в своих руках.

— Разумеется, — вкрадчиво ответила я и всё-таки вытянула из его пальцем кусок металла.

Комната располагалась на третьем этаже, куда вела узкая и ужасно скрипучая лестница. Подниматься по такой даже в моём достаточно удобном платье было не так-то просто. Честно скажу, до сих пор каждый мой самостоятельный шаг воспринимался почти чудом. Но это чудо было радостным, трепетным. Иногда ловила себя на мысли, что вот-вот упаду. Например, на той самой лестнице у меня вполне был такой замечательный шанс, но я решила им не воспользоваться.

С трудом открыв хлипкую деревянную дверь, я первой заглянула внутрь и слегка, кхм, ужаснулась. Когда я просила выделить жильё «поприличнее», имела в виду что-то немного другое. И когда Минин взял за неделю проживания аж три рубля, ещё подумала, что мне здорово повезло. Денег-то я взяла с собой не так много. У папеньки и так были серьёзные проблемы с финансами, а мне ещё и забрать у него пришлось небольшую сумму. Так что экономия совсем не вредила.

Однако теперь убедилась, что арендодатель явно себя не обидел. Комната была серой, невзрачной, маленькой и ужасно тёмной. Одна кровать, стол, три стула, громоздкий шкаф в углу. Удобства на этаже, но о том, как этим пользоваться, сейчас лучше было не думать.

— Ну, вот, Груня, — с наигранным энтузиазмом начала я, пропуская мою спутницу в жилище, — пока тут перебьёмся недолго, а там уж можно будет подумать о том, чтобы меблированную комнату снять. Со всеми удобствами.

Вопреки моим опасениям, Груня не упала в обморок и не забилась в истерике. Её реакция, пусть и не была восторженной, но и на ужасающую не тянула.

— Давай располагаться и садиться обедать?

— Как скажете, Саша, — смиренно ответила девушка, оглядываясь по сторонам.

Наверное, хотела ещё-то добавить, но смолчала.

Историческая справка

Дорогие друзья, продолжаю вас знакомить с бытом 19 века, и хочу вам немного рассказать о том, что упомянуто в прядыдущей главе.

Постоялый двор того времени мог сильно отличаться от того, как мы это представляем сейчас. Например, понятие "гостиница" скорее относилось к элитному съёмному жилью. Более бюджетным вариантом для краткосрочной аренды были трактиры с покоями в наём, а ещё так называемые герберги, как их прозвал на немецкий манер Пётр I.

Иван Кокорев, фрагмент картины “В столовой” (середина 19 века)

В таких заведениях часто организовывалист столовые, где можно было недорого поесть. Но в случае с постоялым двором Минина наши героини правильно запаслись едой заранее.

А меблированные комнаты (они же - меблирашки) - уже другой тип жилья, который сдавался, как правило, на несколько месяцев. Иногда в цену входила уборка комнат. И чаще всего такие комнаты были уже с отдельными удобствами внутри.

Что же касается готовой еды, в Москве было предостаточно точек, где торговали всякими снедями. Обжорный ряд - одно из самых знаменитых мест. Там же неподалёку был рынок "Толкучка", где можно было купить практически что угодно.

Борис Михайлович Кустодиев, “Трактирщик”, 1920 г.

Глава 19.

Мои первые сутки в новом мире и в новом теле подходили к концу. Казалось, уже за один этот день я прожила целую эпоху, хотя это было лишь самое начало пути.

Несмотря на усталость, ночью я еле смогла уснуть. Мы разместились с Груней на одной кровати, хотя она и сопротивлялась, как могла. Всё норовила лечь на полу, дабы освободить мне кровать целиком. Однако я настояла, чтобы она прекратила выдумывать. Полы в постоялом дворе, разумеется, были без подогрева, да и вообще в здании поддерживалась весьма бодрая температура.

Груня заснула первой, а я лежала и смотрела в потолок. Вспоминала, что мне известно о текущем времени и какие варианты самостоятельной жизни у меня есть. А вариантов тех было немного.

Без дозволения папеньки или мужа я практически не имела права ступить ни шагу в этой реальности. На то, чтобы устроиться снова преподавателем в МГУ, не могло быть и речи. Для этого я должна получить образование, хоть бы какую-то «корочку», хотя моих практических знаний хватило бы не только на то, чтобы преподавать, но и на практическую работу, к которой я так мечтала вернуться.

Невзирая на сложности работы врача, мне всегда нравилось то, чем я занималась. Медицина была моим истинным призванием, которое я не променяла бы ни на что. Но что в прошлой жизни, что в нынешней, нужно было искать компромиссы и придумывать альтернативные решения.

Женщина-врач в 1877 году в царской России? Весьма сомнительно. Однако я могла бы стать хотя бы ассистенткой или медсестрой при каком-нибудь профессоре. Да, это очень самонадеянно, но не невозможно. В конце концов, уже началась война на Балканах, и медицинский персонал будет крайне необходим. А если В.Б. тоже уехал на фронт, то, может, именно там нам и суждено встретиться…

При мысли об этом моё сердце непроизвольно сжалось. Это лишь в любовных романах звучит высокопарно и романтично — встреча под артиллерийским огнём. В реальности же всё куда суровее и прозаичнее: моя младший братик Николаша пал на поле боя где-то под Самаркандом, и мы даже не смогли попрощаться с ним, поскольку тело так и не было найдено. Семье было вручено лишь свидетельство о смерти, в котором сухо сообщалось, что Николай Иванович Демидов героически погиб, защищая Родину от Какандского ханства. И как бы горько и жестоко это ни звучало, именно такой и была реальная жизнь во все времена.

Нужно было действовать решительно и при этом осторожно, стучаться во все возможные двери, но не витать в облаках. Особенно в части личного знакомства с В. Б. Не исключено, что этот человек вполне мог помочь мне исполнить мечту. Однако для этого его необходимо хотя бы найти, а начать стоит, конечно же, с МГУ, ну, то есть с Императорского Московского Университета, до которого от нашего Кривого переулка было рукой подать. Стало быть, именно туда и лежал мой путь с раннего утра следующего дня.

Встав спозаранку и умывшись холодной водой, я начала сборы, покуда Груня ещё отлёживалась в кровати. Бедняжка так устала и нанервничалась, что кажется, готова была спать ещё сутки напролёт без задних ног. Она проснулась, когда я уже готова была отправиться на Моховую.

— Куда же это вы, барышня? — подскочила Груня с постели.

— Спи давай, — сказала я. — Отдыхай и ни о чём не беспокойся. Я схожу по делам. Обещаю вернуться поскорее.

— Так куда ж вы идёте?

— В Университет, — всё-таки созналась, в последний раз оглядывая себя в зеркале. Выглядела я и благонравно, и привлекательно — достаточно, чтобы вызвать доверие, но не привлечь лишнего внимания и подозрений. — Постараюсь встретиться с кем-нибудь из профессорского состава.

— Как же это? — Груня схватилась за сердце. — С профессорами-то? Как же вы свидитесь?

Улыбнувшись своему отражению, я повернулась к Груне:

— Включу всё своё обаяние. И, возможно, сумею получить какую-нибудь работу.

— Работу… — служанка сморщилась, будто намереваясь зарыдать. — Сашенька, да бог с вами! Какая ж работа вам? Я сама часом устроюсь. Подёнщицей пойду, копеечку какую сыщу…

— Груня, — я подошла к ней и обняла за плечи, — теперь мы вместе, и будем заботиться друг о друге. Но сначала я должна попытать удачу, потому что хочу получить достойную должность. У меня есть знания. И я хочу, чтобы они послужили на благо людям. Понимаешь? Нам так Христос завещал — любить ближнего, приносить пользу. Так ведь?

Груня неуверенно кивнула:

— Да поможет вам бог, Сашенька, — она чуть не всхлипнула, но сдержалась.

На прощание перекрестила меня. Я благодарно поцеловала её в щёку и ушла, уповая не только на божий промысел, но и на свои собственные навыки. Ведь стучащемуся да откроется, а ищущий да обрящет…

Историческая справка

Дорогие читатели!

Продолжаю вас знакомить с историческими фактами из эпохи, о которой в данный момент пишу. Вижу, что мои исторические справки вам также любопытны, и мне это греет сердце. Ведь берясь за это произведение, я не был до конца уверен, что столь серьёзный подход к истории государства Российского может быть интересен. А меж тем история — одна из важнейших наук, по моему разумению.

Саша упоминает в романе Кокандское ханство. Это было государство, существовавшее с 1709 по 1876 годы на территории современного Узбекистана, Таджикистана, Кыргызстана и южного Казахстана.

То есть Николаша погиб во время войны в Средней Азии (с 1865 по 1876 гг.).

Василий Верещагин, “У крепостной стены. Пусть войдут” (1871 г.)

Эпизод обороны Самаркандской крепости русскими солдатами. Стена крепости кое-где обвалилась. Русские воины находятся в ожидании отряда неприятеля.

Кривой переулок существовал в районе Зарядье до середины 1960-х годов между улицей Варваркой и Мокринским переулком. Переулок и все его дома снесли в середине 1960-х годов в связи со строительством гостиницы «Россия» в 1964–1967 годах.

В 1877 году Медицинский факультет Императорского Московского университета находился в здании Анатомического корпуса на Моховой улице, в районе Охотного ряда. То есть от Кривого переулка до него было идти всего с полчаса.

Вид Московского университета через реку Неглинную. Акварель И. В. Мошкова. 1800-е гг.

Почтовая открытка с видом Императорского Московского университета (точная дата фото неизвестна, скорее всего, оно было сделано в конце 19-начале 20 века)

Глава 20.

Добравшись по нужному адресу, я долго всматривалась в удивительную и впечатляющую архитектуру. Это было не просто одно отдельное здание, а целый квартал, расположенный от Моховой улицы до Долгоруковского переулка. Помимо Главного корпуса, здесь находились корпуса Медицинского и Клинического институтов, Анатомический корпус, Аптекарский корпус и Химическая лаборатория. Куда именно пойти и с чего начать, я не имела ни малейшего представления. С собой я взяла на всякий случай книгу, которую последней прислал В.Б., а также одно из его писем, чьё содержание точно не стоило показывать, но вот сургучовая печать могла сыграть какую-то роль в моей нелёгкой задаче.

Поймав на улице одного из студентов, направляющегося на занятия, я спросила, кто сейчас в Университете возглавляет должность ректора.

— Так ведь Николай Саввич Тихонравов, — удивлённо заявил парень.

— Благодарю вас. А как бы мне его найти?

— Кого? — ещё пуще удивился студент.

— Николая Саввича. Он, должно быть, в главном корпусе обитает?

Юноша осторожно прокашлялся и ответил:

— Не могу знать, сударыня. Личные аудиенции с ректором — дело хлопотное, если, конечно, не предъявят отчисление, — он хохотнул и смерил меня взглядом, в котором теперь читалось и любопытство. — А вы по какому вопросу обратиться желали?

Ну, не могла же я ему в лоб заявить, что ищу возможности устроиться на работу. Вряд ли мне так повезло, что именно этот парень оказался невероятно прогрессивных взглядов.

— Да вот, послание у меня к нему, — придумала на ходу, мелькнув письмом. — Нужно отдать лично в руки.

— А-а, так вы к секретарю его обратитесь. К Михаилу Владимировичу Горохину. Он и передаст.

— Ещё раз покорнейше благодарю, — ответила я и направилась всё-так к Главному корпусу.

Студент проводил меня глазами, но сам спешил в другое здание. Благо, наши пути разминулись, и я вошла в парадные двери одна. У сидевшего рядом со входом привратника спросила, как мне найти Горохина. Ещё одна порция любопытного внимания была гарантирована, однако путь мне указали без проблем.

Я поднялась на нужный этаж и постучалась в секретарскую. Горохин сидел за столом и перебирал документы. Даже не поднял голову, когда я шагнула внутрь.

— Списки вывешены на доске и обсуждению не подлежат, — отрезал он так, что у меня аж ноги к полу приклеились. — Все спорные вопросы решаем-с в индивидуальном порядке и по предварительной записи.

— И вам доброго дня, Михаил Владимирович, — поздоровалась я милейшим, сахарным голосом.

Горохин тотчас оторвался от своего занятия и уставился на меня.

— Прошу прощения, сударыня, — сконфузился он, быстро убирая перо обратно в чернильницу. — Увы, не припомню вашего имени.

— Александра Ивановна. Мы не знакомы, но я крайне наслышана о вашей профессиональной деятельности, Михаил Владимирович.

— Моей? — брови его взмыли к потолку.

Он был ещё довольно молод — может, около сорока, или того меньше, но годы и работа уже наложили отпечаток на его некогда красивом лице. Горохин явно не был франтом, а наряд его не блистал богатством. Надо лбом залегли глубокие залысины, а по вискам рассыпалась инеем седина.

Горохин встал с места, я протянула ему руку для приветствия.

— Разумеется, вашей, Михаил Владимирович, — произнесла со всей серьёзностью. — Мне известно, что вы состоите на службе у достопочтенного ректора Николая Саввича Тихонравова. И он не раз отмечал ваши заслуги.

— О, так значит, вы в знакомстве с Николаем Савичем? — обрадовался секретарь, с почтением целуя поданную руку.

— Можно и так сказать. Я как раз желала бы его видеть, если он сейчас не занят.

— А… У вас назначено?

— Боюсь, что нет, — я сделала виноватое лицо. — Но заверяю, что господин ректор не будет возражать против моего визита.

— Да-да, конечно, — Горохин явно смутился, не зная, как поступить. — Так как прикажете вас представить?

— А вы так и сообщите, что пожаловала Александра Ивановна по особо важному вопросу.

Михаил Владимирович сдержал то ли ухмылку, то ли нервный смешок, но всё-таки согласно кивнул.

— У Николая Саввича нынче посетитель. Не угодно ли обождать некоторое время? Я непременно сообщу ему, как только, так сразу.

— Благодарю вас, Михаил Владимирович.

— Идёмте-с, сударыня, — он указал на соседнюю дверь, которая, как выяснилось вела в комнату для ожидания.

Секретарь поклонился и оставил меня одну, покинув помещение. Что ж, а теперь надо было ждать и, конечно, усиленно молиться.

Глава 21.

Прошло не меньше получаса. Напряжение внутри меня росло, хотя веских поводов для этого не наблюдалось. В конце концов, я пришла на удачу, ткнула пальцем в небо. Уже очень повезёт, если меня хотя бы не выставят отсюда с позором за такую наглость. А мой ход иначе, кроме как наглостью, назвать было нельзя. Прийти в одиночестве, без сопровождения, без рекомендаций, без предварительных договорённостей к уважаемому человеку, профессору, ректору Московского Университета! Да ещё и наврать с порога, что мы лично знакомы… Такие трюки удавались, пожалуй, только Остапу Бендеру. Но, положа руку на сердце, в данном случае мне и оставалось уповать разве что на удачу да на смекалку. А наглость… Говорят, это второе счастье.

В прошлой жизни ничего подобного я за собой не замечала. И Надя мне миллион раз говорила: «Сашка, надо быть понаглее! Понахрапистее!». А Надя во многом бывала права, особенно в тех вопросах, где я упорно отказывалась её слышать. Возможно, в этой жизни мне удастся применить её уроки в деле. Вряд ли у меня будет ещё и третий шанс начать с чистого листа. Нужно было пользовать вторым на полную катушку.

— Василий Степанович! Ну, погодите вы минутку!.. — вдруг раздалось из коридора, и я навострила уши: нет, это был не голос секретаря. — Давайте ещё раз обсудим!..

— Нечего обсуждать, — непримиримым тоном отрезал второй мужской голос, басовитый и раскатистый. — Разбирайтесь сами. Я свои деньги на ветер бросать не собираюсь.

Неслышно, на цыпочках я подобралась к двери, слегка приоткрыла, чтобы посмотреть на происходящее.

— Вы слишком уже категоричны, Василий Степанович, — уговаривал первый голос, принадлежавший мужчине в возрасте, невысокому, крупному.

Говорил он с заметной одышкой и явно нервничал перед вторым господином, который возвышался над ним на целую голову. Этот мужчина был явно моложе, но в лице его читалась жёсткость и надменность, которую только подчёркивал длинный извилистый шрам, проходивший через левую половину лица — ото лба к щеке. Если бы не эта деталь, возможно, господина можно было бы назвать привлекательным. Но его тон, его поза, его взгляд и оглушительный тембр голоса делали его образ устрашающим, отталкивающим и одиозным.

В руках у него была тяжёлая трость, на которую он опирался совсем не так, как обычно это делали ради щегольства. Он держал набалдашник крепко и наваливался на опору всем весом. Когда ужасающий господин сделал шаг, стало понятно, что его левая нога то ли маломобильна, то ли он вообще носит протез. Жёсткая тяжеловесная поступь только добавляла ему отталкивающего эффекта, что я аж невольно застыла с раскрытым ртом у двери.

— Василий Степанович, прошу вас, вернёмся в кабинет и продолжим беседу в приличной обстановке, — не сдавался грузный мужчина.

— Я уже всё сказал, многоуважаемый Николай Саввич, — с презрением бросил верзила.

Николай Саввич… Стало быть, толстяк с одышкой — это ректор Университета. Перед кем же он так неустанно заискивает?..

— Ваше сиятельство…

— Довольно! — рявкнул нелицеприятный тип и сделал широкий шаг прочь, как раз проходя мимо двери, за которой я таилась.

Попутно он шибанул плечом полотнище, и деревянная поверхность больно ударила меня по лбу и носу.

— Ой!.. — вскрикнула скорее от неожиданности, чем от боли.

Книга и письмо вывалились из моих рук. В следующую секунду дверь резко распахнулась, и я очутилась лицом к лицу верзилы со шрамом.

— Это ещё что тут такое? — прорычал он, уставившись на меня сверху-вниз.

—————————————

Дорогие читатели!

С радостью зову вас в свою новинку!

“Учебные хлопоты сударыни-попаданки”

Анна Некрасова — юная воспитанница института благородных девиц, девушка из обедневшего дворянского рода, вынуждена покинуть учёбу и устроиться на работу, чтобы выжить. Судьба приводит её в дом графа Скавронского, и теперь Анне предстоит найти общий язык с его маленькой дочерью. Однако это только начало её истории. Очень скоро сбежавшая графиня решит вернуться к своему брошенному мужу, чтобы отобрать дочь, а заодно и богатство, и новая гувернантка окажется настоящей помехой. Ведь на самом деле вместо скромной Анечки в её теле теперь находится попаданка — наша современница, опытная и сильная женщина, которая не пасует перед трудностями. Жизнь обходилась с ней жестоко, но отныне у неё есть шанс не просто начать всё заново, но и изменить ход истории…

https://litnet.com/shrt/Pszn

—————————————

ПРИЯТНОГО ВАМ ЧТЕНИЯ!

Глава 22.

Язык у меня моментально приклеился к нёбу. Я стояла, задрав голову и прижимая ладонь ко лбу. Что-то мне откровенно «везло» на черепно-мозговые травмы в последние пару дней, так и до серьёзного повреждения недалеко.

Меж тем нелицеприятный тип внимательно изучил меня с головы до пят, затем ткнул своей тростью в упавшую книгу, будто бы намереваясь её проткнуть.

— Здесь вроде бы не читальный зал, — заметил он издевательски.

— Я дожидалась аудиенции с Николаем Саввичем, — наконец, голос вернулся ко мне, и я гордо вытянулась по струнке перед грубияном. — А вы, сударь, должны немедленно извиниться за причинённый мне вред.

— Вы сами себе вред учиняете, — парировал он, тотчас отвернувшись. Но хотя бы кувалду свою убрал с моей книги. — Подслушивая чужие разговоры, многого не выгадаете.

— Да как вы смеете? — въелась я не на шутку, краснея до цвета спелой черешни. — Я только лишь ждала…

— Аудиенции с Николаем Саввичем, — перебил верзила. — Вы повторяетесь, сударыня. Что ж, передаю его в ваше полнейшее распоряжение. А сам откланиваюсь. Будьте здоровы, — с этими словами чудище поковылял на выход, попутно вколачивая в паркет свою тяжёлую трость.

Господин ректор и его секретарь, как стояли на своих местах, так и застыли с глазами-блюдцами и полуоткрытыми ртами. Похоже, они побаивались этого типа, что было совершенно не удивительно с учётом его отвратительных манер.

— Кто же этот господин? — пробормотала я, будто разговаривая сама с собой.

— Ох, прошу прощения! — подпрыгнул Михаил Владимирович и стал немедленно оправдываться: — Николай Саввич, к вам… к вам…

Возможно, с перепугу он забыл моё имя, и я решила воспользоваться неловкостью момента для собственного блага. Быстро протянула руку господину Тихонравову и сладко пропела:

— Александра Ивановна, премногоуважаемый господин ректор.

Николай Саввич ещё толком не успел прийти в себя, потому принял мою ладонь без тени сомнений.

— Очень рад, сударыня. Очень рад. Чем?..

— О, у нас с вами имеется одно весьма деликатное дело, — протянула я, снова переняв инициативу.

— Правда?.. — растерялся господин ректор и покосился на Горохина. Кажется, тот кивнул. — Ах, да, конечно. Прошу вас в мой кабинет, Александра…

— Ивановна, — подоспела с ремаркой и тотчас продолжила, двигаясь в направлении кабинета: — Надеюсь, визит этого господина не слишком расстроил вас, Николай Саввич? Вам непременно нужно беречь вашу драгоценную нервную систему. Ещё древнегреческие врачи Герофил и Эразистрат уделяли особое внимание именно этой составляющей человека…

Господин Тихонравов слушал меня внимательно и озадаченно. Мне удалось сработать на эффекте неожиданности, как и планировала, плюс недавний конфуз с тем хамоватым господином даже кое в чём помог. Ректор до сих пор не мог переключиться на аналитическую волну и просто впитывал, как губка, всё, что я заливала ему в уши. А этот бесценный навык был обретён мной ещё в студенческие годы, когда нужно было сдавать экзамены по гуманитарным предметам в ВУЗе: если не очень знаешь, что рассказывать по теме билета, то нужно просто говорить без умолку, хоть что-нибудь, главное — уверенно и без запинки. Надо же, некоторые вещи не теряли своей актуальности даже в совершенно новой жизни, а я вновь почувствовала себя немного студенткой.

— Александра Ивановна, — тактично прервал мой нескончаемый поток разрозненных знаний господин Тихонравов, — не желаю показаться грубым, но по какому же вопросу вы прибыли?

— Видите ли, Николай Саввич, — я элегантно уселась на стул, предложенный ректором, — дело щепетильное и требующее ваших особых добропорядочных качеств.

Тихонравов аккуратно прочистил горло и занял место напротив меня за своим рабочим столом.

— Конечно-конечно, — подтвердил он скомкано. — И о каком деле речь?

— Понимаете ли, — я осторожно вынула письмо с печатью из книги и невзначай махнула им перед лицом Тихонравова, — один наш общий знакомый крайне рекомендовал мне обратиться к вам…

Глаза господина ректора точно проследили за траекторией движения письма.

Мой расчёт был прост: если В. Б., как я полагала, действительно имеет связи в Университете, то его гербовую печать господин Тихонравов непременно знает. А если они знакомы лично, или, ещё лучше, состоят в дружбе, раз уж В. Б. забирал книги из библиотеки Университета, то вероятность того, что меня выслушают, повышается в разы. Вдобавок я была убеждена, что В. Б. дворянин, и вряд ли молодой студент. Уж больно «взрослыми» показались мне его письма.

Да, все эти догадки и выводы могли быть ложными. Я основывалась на воздухе и бестелесном ореоле тайн, которым В. Б. опутывал свои послания. Но это всё, что у меня было.

Господин ректор понимающе кивнул. Я так и не поняла, узнал ли он печать или не успел разглядеть толком, однако выражение его глаз стало более сосредоточенным.

— Вы желаете обратиться ко мне с некой просьбой? — вполголоса уточнил он, промокнув носовым платком взмокший лоб.

— Совершенно верно, — подтвердила я. — Понимаете, я хочу устроиться на работу…

Взгляд Тихонравова опять переменился. Теперь его брови поднимались всё выше, а глазные яблоки постепенно вылезали из орбит.

— Работу?.. Вы сказали… «работу»?..

— Совершенно верно, Николай Саввич, — с полным убеждением заверила я, хотя внутри прямо всё тряслось от страха. — Наш общий знакомый отзывался о вас, как о человеке прогрессивных взглядов. Я знаю, что у многих профессоров имеются ассистентки и помощницы. Мне бы тоже хотелось получить подобную должность. Уверена, с этим не будет никаких трудностей.

У господина ректора, возможно, дёрнулся глаз. Ну, или мне так показалось, поскольку он снова выглядел чрезвычайно растерянным и снова нервно потел.

— Александра Ивановна… — проговорил Тихонравов. — Вы упомянули нашего общего знакомого…

— Да-да, — торопливо подтвердила я и вновь махнула письмом, уже более смело. — В этом послании как раз и содержится рекомендация обратится к вам с данным вопросом. Думаю, мы оба пониманием, кто отправитель письма…

Глава 23.

Повисла неловкая пауза. Я старалась не терять лица и ничем не выдавать своей растерянности. Ректор же всё сильнее бледнел и явно боялся произнести хотя бы одно лишнее слово. Его замешательство пока не имело объяснений, но в глубине души я надеялась, что он просто смущён столь неожиданной связью с кем-то, кто имеет очень серьёзное влияние.

Ухватившись за эту призрачную гипотезу, я произнесла вкрадчиво:

— Понимаю ваше потрясение, Николай Саввич. Конечно, для вас это, вероятно, является неожиданностью…

— Ещё какой… — пробормотал Тихонравов.

— Да-да, — торопливо вставила. — Но давайте всё-таки обсудим, какие возможны варианты…

— Погодите, Александра…

— Ивановна.

— Ивановна, — выдохнул ректор, при этом пот на его лбу выступил ещё сильнее. — Право, я не знаю, что и сказать…

— Но мы ведь оба знаем, что данное послание принадлежит руке… — я прервала речь в надежде, что Николай Саввич договорит за меня.

Однако он молчал и тупо смотрел через стол, не моргая.

— …Принадлежит руке господина… — медленно-медленно снова подвела я собеседника к кульминационной точке.

Ректор всё-таки однократно моргнул. А я понял, что тянуть дальше становится просто нелепо.

— Пожалуй, не стоит произносить вслух его имя…

— Нет уж, позвольте, сударыня, — вдруг перебил Тихонравов. — А мне бы вот хотелось, чтобы вы, с вашего позволения, уточнили, о ком речь.

— А вы разве не понимаете?.. — всё ещё сладким голосом пропела я, но чаяния мои уже успели разлететься в щепки.

Я облажалась. Это было слишком очевидно, но разум мой пока отказывался принимать сей факт.

— Нет, прошу простить меня, Александра Ивановна, — подтвердил худшие опасения ректор, — но я был бы крайне благодарен вам, если вы объяснились более развёрнуто.

— Неужели печать на письме ни о чём не говорит вам, Николай Саввич? — не уставала я хвататься за последнюю соломинку.

— Решительно ни о чём, — заявил господин Тихонравов, вбив финальный гвоздь в крышку гроба моих надежд.

При этом было видно, насколько ректор сконфужен и не понимает, как выйти из ситуации. Что ж, в этом мы были с ним на равных — я тоже не знала теперь, как выкрутиться.

— Я впервые вижу эту печать, — продолжил Николай Саввич, говоря всё более уверенно. — Она мне не знакома. А ваша просьба… — он прокашлялся. — Не знаю, что и ответить вам…

— О, пустяки! — звонко рассмеялась я. — Письмо — лишь формальность. Мы ведь и так поняли друг друга. Речь вообще не о том. Вернёмся же к обсуждению возможной работы…

— Простите, Александра Ивановна, — снова оборвал меня ректор, на сей раз с толикой раздражения, — это вовсе никакие не пустяки. Александра Ивановна… Кстати, как ваша фамилия?

Тихонравов прищурился. А я поняла, что миссия моя окончательно провалилась, и пора утекать отсюда, покуда господин ректор не разозлился по полной программе.

— Не столь важна моя фамилия, сколь важны мои практические навыки, — я состроила оскорблённое лицо и тотчас поднялась со стула. — Но раз вы не готовы оказать маленькую услугу, что ж, не стану утомлять вас, уважаемый Николай Саввич.

— О, простите, сударыня… — Тихонравов немедленно сменил тон на виноватый. — Не имел намерений доставить вам неудобств.

— Что вы, что вы, — бросила небрежно. — Это я, должно быть, доставила вам неудобства, господин ректор. К тому же отняла ваше драгоценное время…

— Александра Ивановна!..

Николай Саввич бросился за мной, когда я уже подходила к дверям. Возможно, сейчас стоило вновь начать гнуть свою линию, пользуясь моментом смятения ректора. Но у меня самой уже всё клокотало внутри. Всё-таки для настоящей аферистки мне не хватало хладнокровия, и я поспешила поскорее завершить свой визит.

— Я бы и рад помочь вам, — меж тем лопотал Тихонравов, — но, увы, не имею ни малейшего понятия, как это возможно…

— Ничего, господин ректор. Мне было приятно познакомиться с вами, это огромная честь для меня.

Я протянула руку в знак прощания. Николай Саввич поглядел умоляюще:

— Честное слово, Александра Ивановна, ваше желание столь необычно, что я не знаю, как отнестись к подобному.

— Необычно? Разве необычно добропорядочной женщине желать служить своему отечеству, как служат все его верные сыны?

Ректор снова побледнел и замялся.

— Ваши речи, Александра Ивановна… Не лишены ума и красоты. Но… больно уж веют фармазонством…

Вот, значит, как… Фазмазонство. То есть нигилизм и вольнодумие. Похоже, многоуважаемый господин ректор отнюдь не придерживался либеральных взглядов на женскую эмансипацию, поскольку тон его, когда он произносил своё признание, дал однозначно понять, что фармазонство в его парадигме мира неприемлемо и презираемо.

— Я вовсе не желаю обидеть вас, сударыня, — вдогонку стал торопливо оправдываться Тихонравов. — Простите, если мои слова вас ранили…

— Ничуть, — отрезала я. — Ваши слова лишний раз дали мне пищу для измышлений, Николай Саввич. Покорнейше благодарю вас. И доброго дня.

— Александра Ивановна… — ректор вновь порывался остановить мой уход, но я для себя уже решила, что ловить мне тут нечего, и стоит пытать удачу в другом месте.

— До свидания, Николай Саввич.

— До свидания…

Я вышла прочь в секретарскую с гулко бьющимся сердцем. Провал был очевиден, но не катастрофичен. По крайней мере, последнее слово осталось за мной, и меня хотя бы не вышвырнули прочь, что уже немало. Хотя бы за это стоило поблагодарить судьбу. Но в то же время в душе мгновенно разлились печаль и тревога — куда пойти и куда податься дальше, я не имела ни малейшего представления.

Глава 24.

Нужно было возвращаться в нумера. Ничего иного придумать мне пока не удалось. Разумеется, сдаваться было рано, но пока новые идеи не сыпались, как из рога изобилия. Возможно, я сразу слишком задрала планку ожиданий, но ведь и не на пустом месте они выросли: я знала цену своим профессиональным знаниям, которые опережали текущее время на целых полтора столетия. Вот только как мне доказать на деле, что я чего-то стою, если даже ректор Университета дал мне отворот-поворот, лишь потому что я женщина?

Очутившись в постоялом дворе, я поздоровалась с Каллистратом Андреевичем, который, кажется, не обратил внимания на моё появление, и пошла к лестнице. Уже у порога поняла, что дверь в комнату почему-то не заперта. Что-то неприятно кольнуло под рёбрами, словно от дурного предчувствия. Впрочем, о чём было тревожиться? Тут ведь оставалась Груня. Наверное, она просто забыла повернуть ключ в замке.

Однако при входе Груни я не обнаружила. И вообще, обстановка в комнате вдруг показалась мне какой-то абсолютно чужой и беспокойной.

— Груня?.. — позвала на всякий случай, уже понимая, что моей соседки здесь нет.

Конечно, никто не отозвался. А я стала вглядываться в пространство, стараясь найти опровержение своим смутным ощущениям. Опровержения не находились, а смута в душе только нарастала. Что происходит?..

Внезапный скрип за спиной заставил меня буквально подпрыгнуть на месте.

— Барышня?..

Я резко обернулась и увидела Груню. Лицо у неё было напуганное, взгляд растерянный. Она будто за долю секунды считала мою тревогу, и сама напряглась.

— Груня, ты где была?

— Так это… На базар же ходила…

— На базар?..

Девушка кивнула и тоже стала разглядывать комнату. Только в этот момент до меня дошло, что именно здесь не так — дорожные сумки… Их не было в том уголке, куда я поставила их вчера вечером, и где сегодня утром они ещё находились до моего ухода.

— На базар, на базар, — закивала Груня. — И по заработку ещё справиться тоже. Каллистрат Андреевич, дай бог ему здоровья, подсобили. Сказали идти по адреску одному. Да только не свезло мне, опоздала малясь…

— Груня, — перебила я, почти не слушая, что она говорит, — а ты багаж наш спрятала?

— Спрятала?.. — растерянно переспросила девушка. — Не прятала ничего, барышня. Ничего не прятала. Вот вам крест!..

— Груня, — я снова её прервала, потому что сердце моё уже вовсю сигналило о тревоге, — а когда ты уходила, ключи с собой забрала?

— Знамо, с собой. А потом под половицу кинула. Думала, вдруг вы вернётесь, пока нету меня. А вот вы и пришли… — Грунин голос становился всё тише и тревожней. Пока я шла к порогу, чтобы проверить наличие ключа под ковриком, она не переставала оправдываться: — На базаре-то народу полным-полнёхонько. Долго управиться не могла, да думала, успею к возвращению-то вашему…

Ключа на месте не оказалось. Я даже поняла, в каком именно месте Груня его оставила — там ткань половицы до сих пор была приподнята, топорщилась над полом.

— Сашенька, а что же сталося-то?.. — лепетала Груня, озираясь по сторонам. — А вещички-то где, ась?.. Вот тут же были…

«Были да сплыли», — так и хотелось ответить мне, но в тот момент я ничего произнести не могла. Уже осознавала, что случилась беда, а всё равно будто отказывалась признавать случившееся.

Как же так?.. Как же?..

— Я же только ненадолго… Думала, сыщу какой-никакой заработок… нам на пропитание… — причитала Груня, еле-еле сдерживая слёзы. — Но так сумки-то наши… Они же вот тут… А Каллистрат Андреевич…

— Вот с него и стоит спросить, — решительно заявила я, чувствуя, как на смену растерянности быстро приходит настоящий гнев — он уже закипал внутри, заставляя кулаки сжиматься и разгоняя кровь по венам.

Я ринулась снова на первый этаж. Но в этот раз намеревалась точно обратить на себя внимание хозяина этой богодельник.

Глава 25.

Пока протискивалась по узкой лестнице, разозлилась только больше. А когда увидела абсолютно равнодушные рыбьи глаза Минина, чуть не перешла мгновенно на крик. Однако благородные манеры княжны Александры, похоже, были вшиты на генетическом уровне. Я сумела совладать с эмоциями и произнесла строго, но без истерики:

— Каллистрат Андреевич, разрешите узнать, кто заходил в нашу комнату?

— В вашу? — его редкие, почти невидимые брови медленно двинулись вверх по лбу.

— В мою, в мою, — подтвердила я, приблизившись к хозяину постоялого двора вплотную.

Теперь нас разделяла только хлипкая стойка, на которой Каллистрат Андреевич что-то вечно записывал, почти не покидая своего поста.

— Из комнаты пропали ценные вещи, — добивала я, так и не получив никакой реакции.

— Насколько же ценные? — равнодушно уточнил Минин.

— Да какое это имеет значение? Я говорю — вещи пропали…

— Отношение это имеет самое прямое, сударыня, — лениво протянул Каллистрат Андреевич и вновь что-то чирканул в большой потрёпанной книге для записей. — Знаете ли, у постояльцев вечно что-нибудь пропадает…

— То есть это уже не первый случай? — и как я не заорала в тот момент…

— Коль уж вам угодно, не первый и не последний. То ложечки пропадут, то, случается, ботинок чей-нибудь сгинет. А вот на прошлой неделе у Севастьяна Фёдоровича, что со второго этажа, портки с постирочной пропали.

— Какие портки? Вы что мне зубы заговариваете? — моё терпение в любую секунду могло лопнуть. — У нас были в номере дорожные сумки с ценными вещами. А теперь их нет.

— Кого нет? Сумок? Али вещей?

Я так и не поняла, издевался он или вправду не понимал.

— И того, и другого, — отчеканила на последнем пределе сил.

— Прискорбно, — резюмировал Каллистрат Андреевич и снова уткнулся в исписанные страницы, потеряв ко мне всякий интерес.

И тут я не выдержала. Выхватила перо из рук господина Минина и заставила вновь обратить внимание к моей проблеме.

— И это всё, что вы имеете сказать? — возмутилась, уже не скрывая сердитых нот в голосе. — Немедленно признавайтесь, кто был в нашей комнате!

Хозяин постоялого двора вытянулся в лице. Что ж, это уже было хоть какой-то живой реакцией на случившееся.

— Позвольте, сударыня, — теперь его несуществующие брови устремились к переносице, — по какому праву вы выдвигаете мне претензии? Комната ваша, ключ у вас…

— Ключ пропал! — вырвалось у меня. — Его стащили…

Минин не дал мне договорить:

— А вот это уже серьёзный прецедент! — тотчас взбеленился он. — Потеря ключа — наказуемое преступление, за которое вам придётся расплатиться!

— Вы что, оглохли? Ключ своровали! Как и мои вещи.

— А вот это вы уже городовому расскажете-с!

— Городовому?!

— Городовому!

— Прекрасно! Зовите городового! Сейчас разберёмся, кто тут виноватый!