Артефактор на покое

ПРОЛОГ

«Улыбайся». Обычно Артуру Рейнольду не приходилось напоминать себе об этом простом, но непременном правиле. Отрепетированная перед зеркалом ослепительная улыбка давно вошла в привычку. Тебе плохо? Ты зол? Тонешь в проблемах? Ненавидишь весь мир? Улыбайся. Твои проблемы никого не волнуют, зато образ интересного, обаятельного мужчины, сильного мага и компетентного преподавателя помогает решать хотя бы часть из них.

Но сегодня приходилось контролировать себя нешуточным усилием воли, иначе благодушная улыбка превратилась бы в оскал.

— Вы, любезные мои, не рабовладельцы, а школа – не рынок, на котором можно подыскать для себя подходящего раба. Вам за работу здесь платит государство, в пользу государства извольте и действовать, — призрачный ректор стремительно облетел застывших в своих креслах профессоров, обжигая леденящим взглядом и замораживая могильным ужасом. — Ежели считаете кого-то из студентов пригодным для углубленного изучения своего предмета, так учите! По официальному, законному контракту, с понятными перспективами, с заботой, в конце концов! Лучшая школа магии набирает талантливых ребят с высоким потенциалом, а выпускает недоучек! Намеренно и демонстративно! Чтобы те, кто жаждет знаний, сами рвались подписывать ваши рабские контракты? Хватит!

Жалобно зазвенели подвески на хрустальной люстре.

Деметрио Корчев, «новый-старый» ректор, основатель школы, а ныне – призрак, не иначе как попущением адской канцелярии задержавшийся на грешной земле, второй год наводил здесь свои порядки. Кого сразу уволил, кого прижал, «поставив на контроль»… К этим вторым относился и Рейнольд, по несчастливому совпадению, преподающий в школе артефакторику тоже с прошлого года. О-о, он прекрасно знал, как делались здесь дела до появления проклятого призрака! Сам, в конце концов, здесь учился, а после – ассистировал магистру Рекмарсу. Где этот древний правдорубец был тогда? Тому же Рекмарсу никто не мешал заключать столько ученических контрактов, сколько он пожелает, и никого не волновало, на каких условиях он брал учеников и что с ними делалось после.

И только ли Рекмарсу? Да эта чертова «лучшая школа» как минимум последнее столетие для того и предназначалась, чтобы родовитые маги могли найти талантливых безродных в супруги или ученики. И неизвестно, чья участь в итоге была хуже. Рейнольд считал, что ему еще повезло: за годы своего ученичества он действительно сумел чему-то научиться, и расплата с мастером не затянется до собственной старости или скоропостижной смерти.

— За каждого будете отчитываться лично мне! — завершил свою речь Корчев. Часть ее Рейнольд прослушал, поддавшись негодующим мыслям, но смысл был ясен. Учеников берите, а что-то с них поиметь лично для себя – даже и не мечтайте. То есть, скажем, он, Артур Рейнольд, выцарапывал свое нынешнее положение годами практически рабского контракта, а теперь, вместо того чтобы наконец-то вернуть затраты и получить долгожданные преференции, должен тратить свое время и силы, учить юнцов практически даром, да еще и делиться с ними бесценными секретами мастерства?

А не провалиться ли вам обратно в ад, достопочтенный господин Корчев? И гоняйте там чертей в пользу государства, сколько вам будет угодно! А в этом грешном, но прекрасном мире каждый действует только в свою пользу. Это вам, в силу призрачности, не нужно ни есть, ни пить, ни спать, вас не волнуют ни женщины, ни прочие удовольствия, ни здоровье, ни продолжение рода, ну так вы один такой, а мы пока еще живы и хотим жить хорошо!

— Вижу, вы не горите энтузиазмом? — едко вопросил Корчев. — Что ж, подслащу это горькое зелье. В наших учениках заинтересованы на самом — он воздел палец вверх, — высоком уровне. Уточню: в наших талантливых, но безродных учениках, которые после обучения не запрутся в стенах родовых особняков, а захотят и смогут работать на империю.

Рейнольд едва удержался от презрительного фырканья. Наверное, во времена жизни Деметрио Корчева высочайший интерес и впрямь ценился, но сейчас куда выгоднее тихо делать свои дела, не привлекая никакого, даже благосклонного внимания. Впрочем, открывать призраку глаза на истинное положение вещей совершенно незачем. Гораздо безопаснее изобразить искренний интерес.

— У меня есть несколько талантливых ребят на примете, — сказал он. — Поговорю с ними. Возможно, у кого-то уже есть определенные планы, а если нет…

— Да-да, — подхватила гадалка, Халборд. — Я тоже…

Остальные загалдели, будто боялись остаться последним не поддержавшим инициативу. Но Корчев слушал этот гвалт недолго.

— Вижу, все всё поняли? Можете идти и воплощать.

«Можете» ректора Корчева прозвучало весьма категорично, что-то вроде «приступать немедленно, и горе тем, кто не оправдает моих надежд». Эти приказные интонации будили в Артуре Рейнольде крайне отвратительные воспоминания, а вместе с ними — острое желание увильнуть, незаметно и тихо сделать по-своему. Вот только делать по-своему нужно крайне осторожно, взвесив каждый шаг. И без разницы, кто ты, бесправный ученик или подающий надежды преподаватель в престижной школе.

После уроков он долго листал журналы, перебирая фамилии, как перебирают драгоценные камни в поиске подходящих для сложного артефакта. Вовсе игнорировать распоряжение ректора нельзя, значит, хотя бы двух учеников нужно предъявить… как он там сказал, «по законному контракту в интересах империи»? Достаточно перспективных, чтобы продемонстрировать рвение и полезность, но и не самых лучших. Лучших он возьмет себе. Кто бы что ни говорил о законности, а традиции старых семей всё еще имеют силу.

Но первым делом — подобрать подходящий вариант для Рекмарса. Закрыть, наконец-то, долг и стать свободным.

ГЛАВА 1. Три белых розы

— Эйги, ты куда-то собрался?

Эгер Виршов, потомственный маг в двенадцатом поколении, прошлогодний выпускник школы, а ныне стажер семейного консультационного агентства, вздрогнул и оглянулся с видом ребенка, которого за пять минут до обеда застали возле вазочки с конфетами. Впрочем, тут же взял себя в руки, снова повернулся к зеркалу, поправил галстук и ответил совершенно спокойно:

— Да, пап, хочу проветрить мозги. Сегодняшний прием меня измотал.

День и в самом деле выдался непростым. С утра Эгер работал «на выезде» — три с лишним часа проверял взаимодействие защитных полей с природным фоном в загородной усадьбе Сташевых. Те жаловались на чрезмерную утечку, из-за которой приходилось менять накопители в защитных схемах чуть ли не вдвое чаще расчетного. Утечка и в самом деле нашлась, вот только ни к каким природным аномалиям она отношения не имела. Всего лишь вороватый управляющий. Сташев остался доволен работой, а вот сам Эгер – нет. На будущее имело смысл запомнить, что махинации служащих встречаются гораздо чаще природных аномалий и начинать поиски утечек нужно с проверки на неучтенные элементы в ритуальных схемах, а не с осмотра родников, дубов и оврагов.

Едва успев вернуться домой и пообедать, он долго успокаивал рыдавшую напоказ дамочку, чей сын выбрал жену, не посоветовавшись с родителями. Откровенно говоря, Эгер целиком и полностью поддерживал парня: у того хватило ума убедиться, что магия его самого и его избранницы не конфликтует, а все остальное – да кому оно нужно, кроме замшелых ревнителей традиций? Но высказать такую позицию прямо значило оскорбить клиентку и навредить семейному бизнесу, а потому пришлось подыскивать убедительные аргументы и тайком подливать в чай умиротворяющее зелье. А потом, когда истеричная мамаша утерла слезы, рисовать наглядную схему сочетаемости магии родителей с прогнозами на силу и таланты детей. Не сказать, что дамочка ушла полностью убежденная, но, по крайней мере, больше она не пылала желанием расстроить этот брак любой ценой и любыми, вплоть до криминальных, методами.

Как Эгер хотел хотя бы пять минут посидеть в тишине! Но нет, следующий клиент едва не снес двери, так ему не терпелось проверить доставшийся по наследству артефакт. И ладно бы что-то действительно интересное! Банальный «гламур», никаких сюрпризов, кроме, разве что, достаточно емкого заряда. Но, пока проверял, пришлось выслушать целую историю почившего двоюродного дядюшки, его взаимоотношений с семьей в целом и с конкретным племянником в частности, длинный перечень родственников, которые хотели бы наложить загребущие лапы на единственный магический предмет из наследства… Эгер едва удержался от вопроса, кто мешает взять да купить нужный амулет у первого попавшегося артефактора, раз уж так сильно хочется. Но семейное правило гласило: «давать только те советы, за которые заплатили». А этот… наследничек… и вовсе советов не спрашивал.

После таких дней Эгер задумывался, действительно ли он хочет продолжать семейное дело. Успокаивать истеричек, выслушивать скряг и разоблачать воришек? Так, пожалуй, за пару лет категорически разочаруешься в человечестве.

Звякнули оповещающие чары.

— Клиент, — с намеком сообщил отец. Мол, «проветривание мозгов» отменяется, ступай обратно в кабинет и работай, стажер.

— Оте-ец… — простонал Эгер.

— Что – «отец»? Тебе отращивать мозги надо, а не проветривать. Еще как минимум два-три года.

— Но я… — не признаваться же вот так прямо, что собрался на свидание?

А с другой стороны, почему нет? Будь это обычный вечер с девушкой, с кем угодно, кроме Ланы, Эгер послушал бы отца. Позвонил бы, извинился, перенес встречу или вовсе отменил. Но Лана… С ней все было сложно, чем дальше, тем сложнее, и как раз сегодня он собрался прояснить ситуацию. Продумал, что и как скажет. Только наплыва клиентов не предусмотрел.

Отец молча ждал, и Эгер сказал, слегка пожав плечами:

— Ладно, у меня свидание. Серьезное.

— Серьезное? Я верно понял, ты предложение собрался делать?

Эгер помедлил. Нельзя же так в лоб, в самом деле! Но, когда отец смотрит вот так…

— Да, представь себе, да! Доволен?

Уж наверное, он будет доволен: намекал уже, что пора присматривать невесту. И даже предлагал конкретных девушек с подходящими для семьи связями или талантами. Но до сих пор Эгер отказывался обсуждать эту тему: мол, сначала поработаю, обучусь семейному делу как следует, а потом уже можно и о девушках думать.

Отец в удивлении приподнял брови:

— И почему я ничего об этом не знаю?

— Вот согласится, тогда и узнаешь.

— Даже так… — отец окинул Эгера внимательным, оценивающим взглядом, усмехнулся едва заметно. — Хорошо. Ступай. Буду с большим нетерпением ждать… кхм… знакомства с твоей избранницей.

Слова о знакомстве прозвучали почти как приказ. Еще бы!

Эгер снова поправил галстук, длинно выдохнул, успокаиваясь.

— Зайди к матери в оранжерею, — подсказал отец.

И правда! Как он мог забыть о цветах!

— Спасибо!

Оранжерея… Это мамино увлечение никак не касалось дел семьи, не приносило ни дохода, ни известности, ни каких-то бонусов. Разве что придавало милую особенность: все знали, что обильно украшающие дом Виршовых цветы мать семейства вырастила сама. У женщины из хорошей семьи должно быть какое-то слегка странное увлечение, верно? Милая изюминка, далеко не всегда невинная. Кто-то вышивает заклятья, кто-то возится в земле, кто-то составляет яды.

Ядами баловалась бабушка по маминой линии. У нее можно было купить средство, чтобы раз и навсегда избавить дом от мышей, тараканов, муравьев, моли… или опостылевшего мужа, хотя последнее, разумеется, не афишировалось. Как не был достоянием общественности и тот факт, что рассеянная милая старушка работала на Императорскую службу безопасности.

На этом фоне мамины розы и лилии смотрелись нежно и невинно. Хотя Эгер знал, что в ее хозяйстве хватает и опасных растений, тех, которые мама выращивает для бабушки. Не зря же детям запрещалось даже порог оранжереи переступать без присмотра взрослых. И даже сейчас, хотя Эгер уже и школу закончил, и начал работать, на его появление в своем зеленом царстве мама смотрела неодобрительно. А ну как надышится чем-нибудь вредным или сорвет что-нибудь ядовитое?

ГЛАВА 2. Планы на жизнь Ланы Иверси

Давно уже Лане не было так горько, обидно и больно. Хотя с Эгером с самого начала приходилось непросто. Пожалуй, только первый вечер их знакомства и прошел по-настоящему безоблачно. Тогда они просто танцевали, шутили, немного перемыли косточки преподам, немного поболтали о том, кому какие фильмы нравятся, и договорились пойти вместе на школьный бал. Но уже с бала все пошло наперекосяк.

Эгер оказался ревнивцем самой противной разновидности: он не устраивал сцен, не пытался отбить девушку, которую хотел видеть только своей, у всех других, нет, он только презрительно кривил губы, всем своим видом будто говоря: «Раз ты не выбираешь ТОЛЬКО меня, то ты меня недостойна». Как будто девушка не имеет права ни потанцевать, ни поболтать с кем-то другим. По-хорошему, стоило бы сразу, раз и навсегда отнести его к категории тех, с кем лучше не общаться. Но. Но! Чертово проклятое «но»!

Он ей понравился.

Нет, даже не так. Она втрескалась в этого высокомерного урода, пусть не с первого взгляда, но с первого вечера. Втрескалась по уши! Как дура!

И даже не потому, ну ладно, не только потому, что он красивый, интересный, отлично танцует, любит те же фильмы, что она, и умеет парой слов дать просто убойную характеристику как раз тем преподам, которые этого заслуживают. Ее магия пела с ним рядом. Ее тянуло к нему так, что впору было поверить в бред об истинных парах: не на физическом уровне, а на каком-то гораздо более глубоком. Казалось, еще немного, и она не сможет дышать без этого парня.

Это пугало. Нет, ладно бы он был нормальным, без этих своих закидонов! Тогда Лана поговорила бы с ним начистоту, объяснила свою ситуацию и предложила… Она горько рассмеялась на бегу. Да уж, в самом деле смешно: предложила бы то самое, что сейчас собирался предложить он.

Но Эгер был слишком закрыт и высокомерен. Да черт возьми, он держался, будто наследный принц инкогнито, хотя Виршовы — Лана узнавала! — были ничем не примечательной семьей. Древней, но сама по себе древность ничего не значит – кому об этом и знать, как не Лане Иверси! Впрочем, по сравнению с Иверси Виршовы были более чем благополучны. Вряд ли мелкая консультационная контора приносила им много денег, но не в деньгах дело. Их семья была живой. Эгер – старший из трех братьев, а еще он как-то обмолвился о кузене и трех кузинах. Два старших поколения. Наверняка есть и крепкие давние связи. А от Иверси остались только больная одинокая женщина, которая никогда уже не сможет ни выйти замуж, ни родить, и две девушки. Лана и Белинда. Причем у Белинды в ее пятнадцать магия слабая и неустойчивая. А это приговор: семья умирает, и только Лана может ее возродить. Если найдет правильного мужа. Не обязательно богатого, не обязательно даже из древней семьи, да хоть бы и вовсе без семьи, без связей, главное – с сильной и подходящей магией.

Как у Эгера.

Как у чертового засранца Эгера, отношения с которым напоминали езду на полной скорости по ухабам и колдобинам — и больно, и не соскочишь, и поговорить не получается: а ну как тряханет, только язык прикусишь.

И еще одно, тоже главное: он должен не Лану забрать в свой род, а согласиться войти в семью Иверси.

Еще и поэтому, наверное, было так больно от этих его белых роз. Самое красивое, самое романтическое, самое желанное для любой девушки предложение. «Будь моей невестой». Но, если расшифровывать точно и по всем правилам, то «Войди в мою семью моей невестой».

Чертов Эгер!

А может, он сам не знает точного значения? Может, стоило с ним все-таки поговорить, объяснить?

Из раскрытого окна неподалеку донеслась мелодия заставки новостей. Нет, некогда было говорить, она и без того почти опаздывает! Тем более что и так уже… поговорили.

Что ж, стоило признать: те два года, когда она позволяла себе мечтать об Эгере, оказались сплошной беспросветной глупостью. И мечты были глупостью, и фантазии о том, что он может не просто стать ее мужем, а взять ее фамилию и род. Она по-прежнему наедине со всеми своими проблемами, и будущее семьи, да что будущее – выживание, зависит только от нее.

Ну и черт с ним и с его розами! Она еще найдет себе подходящего мужа. Она молодая, красивая, магически сильная, а главное – не собирается немедленно обзаводиться наследником. Да, наследник нужен, и не один, но первым делом нужно дать хорошее образование Белинде. И самой выучиться на мастера! Потому что мастер-артефактор, а лучше даже магистр Лана Иверси – это совсем не то же самое, что выпускница первой имперской школы Лана Иверси. «Первая имперская» — это, конечно, звучит гораздо лучше, чем какая-нибудь двадцать восьмая или триста двенадцатая, но школа есть школа. Глава рода со школьным образованием? Позорище!

А ей не привыкать рассчитывать только на себя. На самом деле ничего и не изменилось. Могло бы… но жалеть о несбывшемся – пустая трата сил.

Хорошо, что уроки уже закончились и школьные коридоры были пусты. Иначе точно опоздала бы! Перед кабинетом магистра артефакторики Лана притормозила. Поправила растрепавшиеся на ветру волосы, проверила, идеально ли сидит школьная форма. И, нервно выдохнув, постучала.

— Входите! — откликнулся Рейнольд.

— Это я, господин магистр, — Лане казалось, даже каблучки ее туфель сегодня цокают о паркет как-то особенно нервно. С десяток шагов от двери к преподавательскому столу – всего ничего, но это шаги к ее будущему. К выживанию и силе для ее семьи. Он ведь не передумал, нет?

— А, Лана Иверси. Я ждал вас. Не передумали?

— Нет! — Лана даже головой мотнула. — Я хочу стать мастером!

— Отчего бы моей самой талантливой студентке и не стать мастером? — Рейнольд тепло улыбнулся. — Если будете упорно трудиться, станете и мастером, и магистром. Все данные для этого у вас есть. И талант, и ум, и сила. И желания учиться хватает, я успел оценить. Вот только школьных знаний для вас мало, с таким мизерным багажом вы ничего в жизни не добьетесь. Ну да мы это исправим, верно?

— Конечно! — от похвалы загорелись щеки, хотя Лана редко краснела. Но и Рейнольд нечасто хвалил студентов, а настолько высокой оценки от него, наверное, за все время никто не слышал.

ГЛАВА 3. Работа над ошибками

Никогда еще Эгер не водил так медленно, правильно и законопослушно, только, может, когда еще учился и каждое движение приходилось контролировать. Сейчас тоже – контролировал. Потому что понял вдруг, отчего отец повторял столько раз: «Никогда, если хоть как-то можешь этого избежать, не садись за руль серьезно огорченным».

Хотелось… нет, ничего хорошего, умного и конструктивного не хотелось. Отпустить злость, гнать с визгом шин по асфальту, напиться и устроить дебош…

Пока доехал домой, уже стемнело. Поставил «малютку» в гараж, переоделся. Посмотрел на часы – время семейного ужина прошло, а значит, придется позаботиться о себе самому. И ладно бы только это, пошарить в холодильнике и разогреть найденное он не переломится. Но ведь все знают, что он уехал на свидание! С букетом и предложением! И всем интересно, как прошло… А что он может сказать в ответ на неизбежные вопросы? Такое только, что лучше вовсе промолчать!

В кухне сидела бабушка.

Вряд ли она засела здесь в засаде на любимого внука, хотя… все может быть. Мирана Виршов, в отличие от многих и многих ядоделов, не пренебрегала простыми и очевидными путями. А что может быть проще и очевиднее, чем поджидать пропустившего ужин вечно голодного парня неподалеку от холодильника?

Негромко бубнил телевизор, прохладный ночной ветерок колыхал тюль на окне. Над столом сиял магический светляк, ярко освещая толстую тетрадь перед бабушкой и погружая углы кухни в густую тень.

— Что читаешь? — мысленно хмыкнув, спросил Эгер.

— А, вернулся, — проворчала бабуля. Вложила в тетрадь закладку, закрыла, ласково огладила коленкоровый переплет – так, что тетрадка едва ли не муркнула в ответ.

— Вернулся.

— Садись. Я разогрею, а ты рассказывай.

— Что рассказывать? — попытался соскочить Эгер. Но от Мираны Виршов еще ни одна жертва так просто не уходила.

— Рассказывай, почему смурной такой. Уезжал с букетом, вернулся пришибленным. Что она, сломала этот букет об твое лицо?

Почему-то Эгер очень явственно представил, как Лана лупит его несчастным букетом – нет, не по лицу, а по голове, как в начальной школе друг друга учебниками лупили. Получилось смешно и нелепо. Она не стала бы!

— Просто выкинула, — хмыкнул Эгер. — Сиди, разогреть себе я и сам могу, не маленький.

Заглянул в холодильник, увидел отложенную в тарелку порцию картошки с мясом. В животе сразу заурчало. Как там пела Хлоя Виленис в своей последней комедии? «Любовь приходит, любовь уходит, а без хорошего обеда все равно никуда»…

А еще стало легче от простой мысли: что бы с ним ни происходило, какие бы неприятности и огорчения — хоть с учебой, хоть с друзьями, хоть с девушкой, а его семья всегда о нем позаботится.

— Спасибо, бабуль, — от души сказал он. И услышал в ответ такое родное, привычное с детства ворчливое:

— Ешь уже, не страдай. Все уладится.

Пока ел, бабушка заварила свежий чай, выставила на стол его любимые ватрушки с творогом и изюмом. Всем своим видом и каждым движением будто говоря: ничего страшного и непоправимого не случилось, а с тем, что случилось – разберемся. А после первых глотков крепкого чая, после первой ватрушки и правда поверилось, что все можно поправить.

И Эгер начал рассказывать.

Сначала – о сегодняшнем неудачном свидании. Потом всю историю их с Ланой знакомства и то ли дружбы, то ли все-таки отношений – он уже и сам начал сомневаться, как это называть. Потом бабушка выспросила все, что Эгер знал о Рейнольде, и оказалось – почти ничего. Магистр артефакторики, преподает с прошлого года, а до того – ассистировал прежнему преподавателю, Рекмарсу. Что еще? Да с чего бы ему интересоваться преподавателями? Девчонкам молодой артефактор нравился, весь из себя красивый-улыбчивый, а он, в конце концов, не девчонка!

А потом бабушка спросила:

— Ну хорошо, а семья твоей Ланы, о них что скажешь?

И вот тут Эгер чуть ватрушкой не подавился.

Потому что, сколько они с Ланой болтали обо всем, казалось бы, на свете, но никогда, ни разу она не заговорила о своей семье.

А он и не спрашивал. Как-то даже и в голову не пришло… Вот приняла бы сегодня его предложение, тогда и пришлось бы знакомиться с будущими тещей, тестем и остальной родней.

Она, правда, о его семье тоже… хотя нет, один раз, почти в самом начале, спросила что-то, но Эгер тогда сказал:

— Ты ведь со мной в кино пойдешь, а не с моей семьей?

Точно, они тогда после занятий поехали в «Империон», главный кинозал столицы… на что же? Что-то с пиратами, кажется. Он больше смотрел на Лану, и… да ладно, они тогда целовались половину фильма, и какая разница, что там мелькало на экране! А когда вышли, лил дождь, Эгер поймал такси и довез Лану до общежития.

Еще с Грымзой тогда поругался, с комендантшей девчачьего корпуса. Натоптал он! А попробуй не натоптать, когда ливень сверху, лужи снизу, и даже зонт не особо спасает. Лень ей очищающие чары настроить?

Бабушка спросила с нажимом:

— Эйги?

— Она в общежитии живет… — нет, Эгер не оправдывался, только пытался объяснить, почему как-то не пришло в голову поинтересоваться. Но бабушка даже не дослушала. Хлопнула сухощавой ладонью по столу с такой силой, что подпрыгнули и зазвенели чашки.

— Она не родилась в общежитии! Семья девушки – это не только родословная, Эгер! И не теща с тестем из глупых комедий! Это еще и воспитание, взгляды на жизнь, а часто и проблемы, которые никуда от нее не денутся и после замужества.

— На ее воспитание жаловаться не пришлось бы, — как-то без азарта, скорее по инерции, возразил Эгер. — А остальное… какая мне разница? Неужели мы все вместе с любыми проблемами не справимся?

— Ох, внучек… Вроде умный парень вырос, а иногда дурень дурнем. Тебе никакой разницы, а ей? Вот ты жалуешься, что вся ваша любовь словно по колдобинам и ямам прыгала.

Эгер ничего такого не говорил, про колдобины, но кивнул: суть бабушка уловила верно. Пугающе верно.