Дверь ателье с грохотом распахнулась, словно кого-то застрелили. Я подпрыгнула от неожиданности при виде незнакомого дорого одетого разъяренного мужчины лет тридцати пяти, приближающегося ко мне со скоростью одно нехорошее слово в секунду.
Пока он шел, я узнала о себе много нового! Например, что мои покойные родители познакомились в борделе! Что я родилась весьма нетрадиционным способом. И что мою скромную профессию швеи пора сменить на более прибыльную и порицаемую обществом!
- Извините, ателье закрыто, - дернулась я от неожиданности, понимая, что только что вроде бы закрывала лавку на замок. – Сэр, если вы за панталонами, то приходите завтра!
Мне хотелось спросить, что хочет этот незваный гость, но в его глазах читалось, что он хочет постоять под роскошным зонтом на моих скромных похоронах.
- Драсте! – омерзительно сладострастно выдохнул незнакомец, изобразив на лице нечто похожее на приветливую гримасу, которая тут же исчезла.
Запах горьких мужских духов шлейфом, словно свита за королем, тянулся за небрежно накинутым камзолом с меховой опушкой. Камзол был кармино-красным, ярким и вызывающим. К тому же бесстыже сверкал драгоценными застежками. Под камзолом виднелся дорогой жилет с петличкой жениха.
А я-то думала! Тю!
- На стене всё написано! – я успокоилась и лениво ткнула пальцем в инструкцию для нерадивых женихов. – Там, где брошка, там верх невесты. Где брошки нет, там низ! Вы хотите снять платье, но у вас слабые руки? Для женихов со слабыми руками – потайной крючок находится за розой! Для тех, кто потерялся в юбках – ваша задача найти хотя бы одну ногу. Где-то рядом есть вторая! Пункт назначения находится где-то между. Если вы туда стучитесь, а вас не пускают, то значит, это нижняя юбка. Всего хорошего! Действуйте!
Незнакомец остановился, с сомнением глядя на инструкцию, которую я лично рисовала несколько дней.
– Как думаешь, почему я здесь? – послышался вежливый вопрос. Но за этой театральной вежливостью скрывалось желание убивать.
В голове наперегонки бежали мысли, одна опережая другую. Костюм! Он пришел за костюмом!
- Итак, - устало напряглась я, вспоминая, куда засунула готовые костюмы. – У вас какой размер?
- Внушительный, - с бесстыдством ответил незнакомец. – Если быть точнее, то двадцать два.
- Это детский, - махнула я рукой, собирая иголкой гармошку из ткани.
- Ну, значит, у кого-то детские неприятности! – снова бесстыже ответил незваный гость, стряхивая несуществующую пыль со своей драгоценной персоны.
Незнакомец остановился в двух шагах от меня, пока моя попа доедала стул. Его грудь вздымалась, а руки нервно сжимали сложенные перчатки, словно чью-то шею. Легкой смерти он не обещал. И милосердие было ему чуждо.
– Дамочка! Не могли бы вы позвать некую…
Он достал бумажку и мельком подсмотрел в нее.
- Винаретту Браун, - тут же изменился в лице и в голосе незваный гость, изобразив приторную вежливость, но взгляд уже глумился над трупом.
- А кто ее спрашивает? – осторожно поинтересовалась я, понимая, что незнакомец не собирается уходить.
По спине пробежал неприятный холодок предвкушения неприятностей.
Первая мысль была о том, я где-то накосячила. Ну мало ли? Штаны сели после стирки, так что на его голос оборачиваются со словами: «Извините, девушка», пуговица на ширинке не расстегнулась в нужный момент. Ой, да мало ли что там может быть!
Мой взгляд бегло и цепко осмотрел незнакомца. Одет он был с иголочки. И шила все это не я. Я успокоилась и взглянула на незнакомца намного уверенней.
- Нет, она уже ушла, - соврала я этому сумасшедшему. – Ее проводит домой ее… эм… муж! Знаете, от него даже темные переулки становятся светлей. А уровень преступности рядом с ним резко начинает спотыкаться и падает!
- Как недавно выяснилось, я - ее муж! – припечатал нехороший голос с ноткой досады. – Оказывается, я женился на ней вчера примерно в шесть вечера в часовне Бесподобного Елауария! Но узнал об этом десять минут назад. Во время собственной. Несостоявшейся. Свадьбы.
С минуту хлопали наперегонки открытая дверь и мои изумленные глаза. Какой брак? О чем это он?
Незнакомец отчеканил эти слова так, что мне стало не по себе. Яростным движением он вырвал цветы из своей петлички и бросил на пол, тут же растоптав их дорогим сапогом.
«Он просто пьян!», - успокоилась я, беря себя в руки.
- Ладно, я пошутила! Она уже ушла домой, - замялась я, искоса поглядывая на этого сумасшедшего. – Сегодня решила уйти пораньше! И… Только-только ушла! Может, вы ее еще догоните!
"А я закрою дверь!", - подумала я.
- А я уж было испугался, что ты и есть та самая… Винаретта, - послышался небрежный голос, когда я только склонилась в вышивке.
Резко подняв голову, я увидела, как незнакомец брезгливо осматривает мое ателье и хмурит красивые брови.
- Неказистая серая мышь, - постановил он, мазнув меня пренебрежительным взглядом.
- Вы тоже не красавец, - фыркнула я, разглядывая названного гостя. Его сложно было назвать красавцем, но было в нем что-то, что притягательное. Несмотря на холеную внешность и лоск, глаза у него были похожи на ледяные озера. Что-то вроде: «В среду нырнула, в субботу всплыла!». Что-то мне подсказывало, что три дня – это предел его пылкой любви. И по истечению такого невероятно долгого срока девушки, утонувшие в его глазах, всплывают кверху брюхом, как оглушенная заклинанием рыба.
Но стоило незнакомцу улыбнуться, как его лицо тут же менялось. Черты лица преображались, а в глазах появлялся дьявольский огонь. Лицо приобретало какие-то зловещие черты.
От таких мужчин пахло кожаными сидениями дорогих карет, пропитанных горьким парфюмом, дымом каминов роскошных домов, искрящимся шампанским и слезами соблазненных дам.
Я уткнулась в свое шитье, поведя уставшими плечами. Мне он ужасно не нравился, поэтому я решила демонстративно не обращать на него внимания. Поорет и перестанет.
Меня силой провели мимо дорогой черной кареты с золотыми узорами. Возле кареты стояли загнанные кони, а сама карета лихо въехала на клумбу. За каретой тянулась пыльная оторванная гирлянда из белоснежных цветов, которыми обычно украшали свадьбы.
- Хозяин! Колесо застряло! – хрипло крикнул кучер, но мы прошли мимо.
Незнакомец перехватил меня за плечо и брезгливо потащил в сторону часовни Бесподобного Елауария, которая находилась через дорогу от моей швейной лавки.
Это была маленькая часовня, сделанная из розового камня и украшенная любимыми цветами богини любви – розами. Со стороны она казалась совсем крошечной, но я знала, что внутри она была намного просторней.
Дверь в часовню бесцеремонно распахнулась. Я отпрянула, щурясь от белоснежного света, заливавшего алтарь любви.
- О, а вот и свидетели! – послышался спокойный и умиротворенный голос Бесподобного Елауария, многократным эхом отраженный от мраморных стен.
Высокий, уже весьма немолодой жрец в белоснежных одеждах стоял за алтарем. На голове у него был венок из роз, а перед ним раскрытая светящаяся книга, в которую богиня вписывала имена всех тех, кто когда-либо заключал брак.
- И в болезни, и в здравии, и в радости, и в горе… - нараспев произносил жрец, косясь на жениха и невесту. – И на полу, и на стене, и в пыли, и в грязи… Согласен ли ты, жених, сдувать пылинки с невесты? Не изменять ей с другими, пусть даже они покажутся красивее? Обходить стороной чужие пушистые соблазны?
- Согласен! – сипловато произнес мужской голос, пока мы громко шли в сторону Бесподобного Елауария и скромной свадебной церемонии, состоящей из жениха и невесты.
- Тише вы! Это же часовня Богини Любви! – возмутилась я, слыша, как топает незнакомец. – Разве можно так шуметь в часовне!
- О, а мы, оказывается, набожные! Не переживайте, я в эту ерунду не верю, - отмахнулся этот сумасшедший. – Раньше верил, но потом богиня меня сильно разочаровала.
- А вы, невеста, согласны украшать собой жизнь жениха? Валяться у него в ногах? Сносить все тяготы, невзгоды и пролитый на вас суп? Согласны ли вы защищать его от сквозняков и простуд? И безропотно, как и подобает жене, сносить то, что он по вам топчется? Готовы ли вы хранить верность ему, даже если приедут гости? – невозмутимо спросил Елауарий.
В тишине часовни повисла пауза.
- Она согласна! – вместо невесты ответил жених. – Куда она денется?
Бесподобный Елауарий сложил руки на груди, вознес глаза в луч света и с умиротворенной улыбкой произнес:
– Значит, так тому и быть! Властью, данной мне Богиней Любви, объявляю вас мужем и женой. Теперь жених может предаться половой любви или повесить невесту на видном месте.
- Эх! – вздохнул плюгавенький жених, взваливая на плечо ковер. С ковра свисала марля – фата. – Теперь эти проклятые кредиторы от меня отстанут! Жену они не имеют права забирать! По закону!
При слове «кредиторы» я поежилась. Позавчера в полдень ко мне пришли двое неизвестных и сообщили, что если я не выкуплю помещение, его передадут типографии местной газеты. А вчера в этой самой газете появилась огромная разгромная статья на первой странице, которая начиналась словами: «Она обшивает ваших беглых дочерей, которые выходят замуж за беглых каторжников!».
- Вы стали свидетелями брака, - послышался тихий и умилительный голос Елауария, обращенный к нам. – Оставьте свои подписи в великой книге любви.
Перед нами появилось золотое перо, а сумасшедший взял его в руку и написал небрежно и размашисто: «Мистер и Миссис Моль!».
- Как вы можете, - задохнулась я, глядя на столь вопиющий акт лжи и пренебрежения. – Это же великая книга любви… В вас нет ничего святого!
- Нет, почему же, есть! Только нужно тщательно поискать! – многообещающе заметил незнакомец, все еще крепко держа меня за плечо, словно я вот-вот убегу. Он опустил взгляд на свои дорогие штаны и нахально усмехнулся.
- Ну я уже поняла, что вы каждый день молитесь, чтобы он низко не пал в нужный момент! И вообще! Отпустите меня! – ядовито уколола я, срывая его руку со своего плеча и гордо вскидывая голову.
- Драсте, - сладострастно выдохнул этот сумасшедший, улыбаясь той самой развратной улыбкой. Но Бесподобный Елауарий не был женщиной, поэтому ни капельки не смутился этой порочной улыбке, в которой читались развратные оргии, обильные возлияния и много чего такого, от чего волосы вставали дыбом.
- Богиня любви приветствует вас в своей скромной обители, - смиренно произнес Бесподобный Елауарий, глядя на нас с неизменной любовью. – Она всегда рада агнцам своим…
- Пусть радуется агнцам, а мне можно не радоваться. Итак, как выяснилось, мы – муж и жена! – произнес незнакомец, бесцеремонно положив руку на волшебную книгу. – И были обвенчаны здесь!
Его палец ткнул в светящуюся страницу.
- Буквально вчера! – незнакомец мазнул меня пренебрежительным взглядом. - Только вот что странно. Я про это ничего не знаю. Не можете ли пролить свет на эту тайну?
- Винаретта Браун, - напомнила я, с тревогой глядя на светящиеся страницы священной книги любви, которую благоговейно перелистывал Бесподобный Елауарий.
- Сейчас посмотрим, - спокойно произнес старый жрец, бережно переворачивая страницу за страницей. В храме пахло розами и какой-то свежестью.
- Вчера! – напомнил незнакомец, нервно поглядывая на золотые часы.
- Простите, я просто люблю листать страницы священной книги любви! – сознался Бесподобный Елауарий. – Да простит мне богиня маленькую слабость!
- Богиня, может, и простит! Я не прощу! – незнакомец решил не церемониться, и тут же ткнул пальцем в книгу. – Вот!
- И правда! Вот! Винаретта Браун! Вчера в шесть часов вечера вышла замуж за … Дитриха Бергендаля! – заметил жрец, удивляясь и глядя на нас.
- За кого? – ужаснулась я, вспоминая, кем было подписано письмо про выкуп помещения. Я покачнулась на ногах, а потом заглянула в книгу любви.
- Дитрих… Бергендаль… - прочитала я, косясь на незнакомца.
- Согласен! – закатил глаза нетерпеливый жених, сверяя планы с золотыми часами. Или планы отставали от часов, или часы от планов, но Дитрих выглядел крайне недовольным.
- Обещаете ли украсть для нее все, что она попросит? Обещаете ли вы сбежать с каторжных работ, перебив охрану? Обещаете ли вы терпеливо ждать, когда она отпустит последнего клиента в борделе? Обещаете ли вы любить невесту чистой искренней любовью, когда ее строгий отец, узнав о вашем браке, оторвет вам достоинство голыми руками? – продолжал Бесподобный Елауарий.
- Обещаю! – торопил жених, закатывая глаза. – Быстрее!
- А вы, дорогая невеста! – спокойно обратился ко мне Бесподобный Елауарий, никуда не торопясь. – Согласны ли вы любить своего мужа и в болезни, и в здравии, и на воле, и в тюрьме?
- Согласна, - выдохнула я в надежде, что все это закончится. Меня мучил вопрос. Как наши имена попали в книгу любви?
- Обещаете ли вы прятать его от жандармов, когда они будут обыскивать дом? Обещаете ли вы дожить до его возвращения с пожизненных каторжных работ? Обещаете ли вы ухаживать за ним и дуть на рану, если ваш отец отстрелит ему яйца, а ваши братья сломают ему ноги? Обещаете ли вы блюсти ему верность в редкие минуты перерыва между клиентами? – Умилительно спросил Бесподобный Елауарий, заглядывая мне в глаза.
- Обещаю, - прошептала я, глядя на свет, который лился откуда-то сверху. Удивительным было то, что свет лился всегда, вне зависимости от времени суток. Яркий, чистый, как сама любовь.
- Тогда властью, данной мне богиней любви, объявляю вас мужем и женой! – вздохнул Елауарий. – И чтобы скрепить брак, обменяйтесь поцелуем.
В этот момент свет стал ослепительно-розовым, а откуда-то сверху посыпались лепестки. Не может быть! Впервые такое вижу! Это… Это настоящее чудо!
Дитрих склонился ко мне. Я расширила глаза, не зная, как себя вести. Неужели он будет целоваться? Бе! Пусть только попробует! Я сморщилась, глядя на него с опаской. Нет! Все-таки поцелует! Ладно, я согласна на поцелуй… Потерплю как-нибудь. Лишь бы это быстрее закончилось.
- Тьфу на тебя, - дунули мне в полуоткрытые губы вместо поцелуя. Я открыла глаза, видя нахальную улыбку и снисходительный взгляд.
В этот момент мне захотелось убить его на месте.
«Каждый человек, чтобы он ни совершил, заслуживает любви», - прочитала я надпись над алтарем, когда лепестки роз обильно сыпались нам на головы.
- Заслуживает посмертно, - прошептала я, глядя с яростью дикой кошки на новоявленного мужа.
- Так, всё! – не выдержал Дитрих, брезгливо стряхивая лепестки роз со своих плеч. – Теперь развод! Что нужно сделать, чтобы развестись? Время! Я опаздываю!
- Для начала нужно придумать причину, по которой вы собираетесь разрушить священные и нерушимые узы любви! – смиренно вздохнул Елауарий, любуясь нашими именами в книге. – И если богиня посчитает причину веской, то она снимет с вас брачные узы! И ваши имена исчезнут в ее книге.
- Дорогая богиня! Мы не сошлись характерами! – громко произнесла я, глядя вверх. – Я не люблю его! Он не любит меня!
Ничего не произошло. Все тот же белый свет падал на священную книгу, в которой все еще были вписаны золотом наши имена.
- Ты же видишь, что не подходит! - одернули меня. – Нужно что-то посущественней! Эй! Бесподобный, что посоветуешь?
- Посоветовать? Это я могу! Не покупайте розовое масло у брата Апполинария. Он мне хоть и брат, но масло разбавляет, - вздохнул Бесподобный Елауарий, собирая лепестки на полу. Он упорно делал вид, что не слышит нас. – Вы просили совет? Вот вам и совет!
- Я его ненавижу! Как вижу его рожу, так меня тошнит! – крикнула я вверх в надежде, что наши имена исчезнут из книги раз и навсегда.
- Что?! Ты себя в зеркале видела? – возмутился Дитрих, глядя наверх. – Слышишь, богиня! Я отказываюсь спать с женой! Я не подаю милостыню «любовно-малоимущим»! А еще я буду изменять каждый день! Да меня дома не бывает! То оргии, то кутеж! Ни одной юбки не пропущу!
- Что?! – опешила я, сжимая кулаки. – Это я ему буду изменять каждый день! Каждый день со страшной силой! Не пропущу не только ни одной юбки, но и ни одни штаны, ни один китель, ни один фартук!
- Ничего себе, - заметил муж, глядя на меня с интересом. – Мадам, а вы еще та извращенка!
- Я не извращенка! Я - портниха! – отмахнулась я. – Я буду сутками пропадать на работе! И у меня всегда будет болеть голова!
- Я собираюсь проиграть ее в карты! – снисходительно заметил «жених», поглядывая на меня.
- А я дам мужа на сдачу за пришитую пуговицу! – фыркнула я, чувствуя, что готова вцепиться в эту самодовольную рожу и начистить ее как следует.
- Я буду напиваться каждый день! – гадким голосом заметил Дитрих, глядя наверх.
- А я не смогу опознать его труп в канаве! – отозвалась я, заглядывая в книгу в надежде, что что-то поменялось.
- Я буду водить любовниц домой! – вошел во вкус «муж», глядя на волшебный свет.
- А я клиентов! – выкрикнула я, но богиня молчала. – И день и ночь буду строчить на машинке «тук-тук-тук-тук!».
- Я не хочу детей! – крикнул муж, морщась от яркого света.
- А у тебя их и не будет! – многообещающе заметила я, делая вид, что что-то откручиваю в воздухе рукой.
- Да что ты будешь делать! – послышался недовольный и ужасно раздосадованный голос рядом.
- Значит, такова воля богини любви, - смиренно произнес преподобный Елауарий, рассматривая с благоговением лепестки роз. – Значит, вам суждено быть вместе!
- Что?! – переглянулись мы.
- А как же развод? Ты обещал! – яростно произнес Дитрих, сузив глаза. Он сделал решительный шаг вперед, словно желая призвать к ответу старого жреца.
- Так я вас уже развел, - вздохнул Бесподобный Елауарий, пересчитывая золото. – Развел по полной, как вы и просили, дети мои. Развел, как детей на пожертвования на нужды храма. Идите с любовью! Ептить! Капец-капец-капец!
Дитрих выругался, посылая Бесподобного Елауария в места неприличные, но весьма популярные.
- Да вы что! – отпрыгнули друг от друга представители тайной полиции, словно были едва знакомы.
- Пути богини любви неисповедимы, а любовь многолика, - вздохнул Бесподобный Елауарий, поднимая руки ладонями вверх. Казалось, что на него сейчас упадет луч света. – Если надумаете, то не стесняйтесь. Двери моей часовни всегда открыты для любящих сердец.
- В карету! Живо! – послышался грубоватый оклик. Мне на плечо легла рука в черной перчатке, а меня повели в сторону кареты, которая зловещим черным пятном застыла на грязной улице.
- Полегче, господа. На такой костюмчик вам еще пять лет воровать, - нахально заметил Дитрих, приподнимая руку в черной перчатке и брезгливо скидывая ее со своего плеча. Он с омерзительной улыбкой отряхнул пыль с того места, где только что лежала требовательная рука служителя закона.
Нас молча повели в сторону кареты, стоящей возле моей лавочки. Всем своим мрачным видом и плотно задвинутыми шторами карета пугала меня до судорог.
- Да, но… - возмутилась я, перепугано глядя на зловещую карету. – Простите, но я…
- Прошу, дорогая! – послышался голос за спиной, а мой новоявленный муж буквально втолкнул меня в карету.
Я едва не упала, но тут же присела и забилась в самый уголок, видя, как рядом со мной присаживается одна из тех темных и таинственных личностей.
Дитрих развалился напротив меня, потеснив своего конвоира в самый уголок.
– Считай это свадебным путешествием, - заметил он, пренебрежительно отгибая занавеску. Он посмотрел на волшебное кольцо на своем пальце, подышал на него и потер о камзол.
Чтобы отвлечься от страшных мыслей, всю дорогу я пыталась вспомнить, как наши имена могли оказаться в книге? Я помню, как в расстроенных чувствах исповедовалась Бесподобному Елауарию, умоляя богиню любви заранее простить пару грабежей, убийств и наглый шантаж. А как, по-вашему, скромной швее, получающей шесть риалей в неделю, чтобы тут же отдать за аренду лавки четыре, раздобыть десять тысяч риалей на выкуп лавки?
Может, это та самая помощь богини, которую я просила?
Карета резко остановилась, а я не удержала равновесие и качнулась вперед, едва не упав между широко расставленных ног моего новоиспеченного мужа. Он удивленно посмотрел на меня, раздвинув ноги шире.
- Осторожней, дорогая, - послышался голос с притворной заботой. Он театрально осмотрелся по сторонам. – Не здесь. Дождись, когда мы останемся одни.
- Да что вы говорите! – возмутилась я, осторожно выходя из кареты. Огромный дворец тонул в ночном мраке, мерцая желтыми огнями горящих высоких окон. Откуда-то ветер принес запах цветов, похожий на запах духов. В темноте кто-то жутко кричал страшным голосом, словно рядом где-то была пыточная.
- Сюда! – грубо скомандовали нам, пока я на негнущихся от страха ногах штурмовала широкую лестницу под эти ужасающие звуки.
Я давно не была в королевском дворце, поэтому с удивлением смотрела, как сильно здесь все изменилось. Раньше он казался намного роскошней. Все вокруг было покрыто золотом. Сейчас он выглядел немного проще и скромнее. Позолота осталась только в светильниках, вензелях и дверях. Одна из таких дверей открылась, приглашая нас пройти дальше по алым коврам.
- Пропустить! – послышался голос перед нами.
Стража в полосатых желто-фиолетовых костюмах расступилась, замерев, словно статуи. Роскошные двери снова отворились, а я шагнула в гулкий холл. Ковры кончились. Под ногами была отполированная до блеска плитка.
Во дворце пахло булочками и духами. Слуги занимались своими делами, а я мысленно завидовала им. Не их же ведет тайная канцелярия!
Я разглядывала высокие потолки, щедро украшенные отвалившейся позолотой, сжимая кулаки и умоляя, чтобы на этот раз все обошлось.
- Шустрее! Перебирай ногами! – окликнули меня, пропуская в огромный пустой зал. На том конце зала виднелся трон, возле которого стояли два золотых подсвечника. В отличие от торжеств и праздников, когда весь тронный зал был залит огнями и наполнен пестрыми гостями, сейчас в нем было как-то сумрачно и тихо.
На троне восседал сам король.
- Итак, - недовольным голосом заметил король, пока слуги зажигали остальные свечи. – Это что за новости?
Я впервые видела его так близко! Вместо сверкающей короны при свете свечей сверкала королевская лысина. Пока что она отлично справлялась со своими обязанностями. На короле был халат, расшитый золотом, а причесанные бакенбарды были разложены волосок к волоску.
Мне показалось, что еще недавно его величество готовилось ко сну, но срочная новость выдернула его из-под теплого одеяла.
Король был уже весьма немолод. Слегка отекший, местами обрюзгший, он слабо напоминал красавца-принца, которого до сих пор рисовали на дорогих конфетах, посвященных дню его коронации.
- Драсте, - послышался сладострастный выдох. Я с ужасом обернулась на мужа, видя, как его лицо озаряет улыбка, а в глазах вспыхивают дьявольские огоньки. Как так можно! Это же сам король!
- Как это понимать! – продолжал негодующий король, отказываясь жестом от короны, которую ему несли на бархатной фиолетовой подушке. – Передай, чтобы покормили павлинов! А то они опять орут!
Так это орут павлины? А я думала, кого-то пытают! Ну и дела!
Позади короля стоял один из мрачных представителей тайной канцелярии. Судя по очень внушительной фигуре, телохранитель. Массивный, крупный, широкоплечий. Я не видела лица, поскольку его скрывал поднятый воротник. Но огромные руки в перчатках способны были сломать шею любому в считанные мгновения. Изредка охранник многообещающе похрустывал костяшками пальцев.
– У вас был приказ! Жениться на бедной сироте Генриэтте фон Айсберг! - король хмурил брови. – Бедная, несчастная девушка целый день ждала, но вы так и не явились!
У, какой мерзавец! Я посмотрела на Дитриха, который стоял со скучающим видом и рассматривал идеально спиленные ногти.
– Генриэтта! Подойди сюда, - позвал король явно недовольным голосом.
Мне показалось, что в его планах не было женитьбы на мне. Но теперь я понимала, что наша свадьба сыграла ему на руку. Ему нужно было срочно жениться, чтобы обойти приказ короля.
- Вы очень расстроили меня и бедняжку Генриэтту, - покачал головой король. – Впрочем, можете идти! Я вам советую впредь со мной не ругаться. И тщательно проверять, что выходит в вечернем выпуске. Мне стоит взмахнуть рукой, и ваша голова слетит с плеч. У меня статья найдется для каждого! Не забывайте, кто правит этим государством.
- О, в этом вы правы. И у меня статья найдется для каждого. Я вам тоже советую впредь со мной не ругаться, - послышался спокойный голос этого сумасшедшего, а я с ужасом обернулась.
Он дерзит королю! Угораздило же меня стать его женой! О, не может быть! Это я застыла в поклоне, а мой без пяти минут муж даже не думал поклониться.
- Мне достаточно взмахнуть рукой, и ваша корона полетит с вашей головы, - продолжал муж, осматривая дворец так, словно его пригласили в гости. – Поднимутся профсоюзы работников, вы лишитесь своих последних сторонников. Мне достаточно написать короткую заметку и пустить ее в печать. На всякий случай предупреждаю. Заметка уже готова. А мои типографии есть по всему городу. Так что вам придется сжечь всю столицу, но я уверен, что даже на пепелище к вам подбежит мальчик и предложит свежую газету!
Так вот для чего ему нужна моя мастерская! Он хочет открыть еще одну типографию!
В зале повисла тишина. Нет, нет, нет! Срочно в храм богини! Срочно умолять ее о разводе! Мне еще таких неприятностей не хватало!
- Поэтому помните, кто здесь настоящая власть, - послышался смешок мужа. Я увидела, как король побледнел, его глаз дернулся. – Пойдем, моя дорогая!
Меня взяли за руку и без разрешения короля потащили в сторону выхода.
Уже на выходе я слышала крики короля: «Ко мне! Срочно ко мне! Главу тайной канцелярии! Где эти болваны! Как они могли упустить свадьбу!».
Двери за нами закрылись, а мы преспокойно направились по коридору в сторону выхода.
- Пустите! – дернулась я, когда мы пешком вышли за ворота дворца. – Вы просто сумасшедший! Пустите! Я немедленно пойду в храм и буду всю ночь просить богиню, чтобы она вычеркнула наши имена из книги!
- Тише, не дергайся, - послышался весьма довольный голос. – Хоть все прошло и не так, как я задумал, но надо отдать должное, получилось намного лучше, чем я планировал! Ты хоть что-то поняла из того, что я сказал?
Меня ухватили покрепче, пока я отчаянно вырывалась. Мы вышли в роскошный парк, где уютно светили фонари и чинно прогуливались респектабельные пары, обсуждая свежие сплетни.
- Свежие новости! Покупайте свежие новости! – мимо нас пронесся босой мальчишка в ободранной куртке и картузе. – Вечерний выпуск! «Герцогиня Девенстон обменяла служанку на платье! Граф Беркли застукал своего старенького дворецкого в объятиях собственной дочери! На углу улицы Морэй и улицы Шаттер столкнулись две кареты. К счастью все обошлось! К счастью для могильщиков все обошлось очень дорого!»
- Вы… вы сумасшедший, - дернулась я, пытаясь вырываться из цепкого захвата руки. – Я в этом не хочу участвовать! Пустите! Я законопослушная гражданка! Я кому говорю! Мне нужны проблемы с властью!
- В этом королевстве власть – это я. Как ты думаешь, что правит миром? – послышался снисходительный голос, а я отчаянно пыталась отвоевать свою руку.
- Миром правит любовь! – произнесла я, вспоминая храм богини любви. А потом вспомнила про то, что мне нужно выкупить мастерскую! – И деньги!
- О, нет. Миром правит слово. Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно людей за собой повести, - послышался негромкий голос, а я попыталась разжать его пальцы, крепко держащие меня за запястье.
«Покупайте свежий выпуск! Все за полриаля!», - слышалось звонкое откуда-то издалека. – О, сэр! Вы не пожалеете! Свежие новости! Маньяк изнасиловал маньяка в Синем переулке! В Синем переулке развелось столько маньяков, что они насилуют друг друга, чтобы не потерять квалификацию!
Мы вышли их парка, пока я пыталась заприметить переулок, куда можно юркнуть.
- Пустите! – выкручивалась я, а потом осмотрелась и изо всех двинула мужа ногой. От неожиданности меня отпустили. Воспользовавшись теми мгновениями, которые мне подарила судьба, я бросилась бежать в сторону темного переулка, где обычно скрывались от благочестивых взоров девицы легкого поведения.
Ловко подобрав недошитую юбку свадебного платья, я устремилась в проулок, слыша за собой хромающую погоню.
- Стоять! – рванули меня за платье, когда я нырнула в полумрак узенького переулка между двумя огромными домами из кирпича цвета шоколада.
В этот момент я обрадовалась, что рукав был не пришит, а приметан, поэтому ткань хрустнула и осталась в руках мужа.
Я уже пробиралась через напомаженных красавиц, мечтающих, чтобы кто-то заглянул к ним на огонек.
- О, платье невесты! Это что-то новенькое! Дорогуша, а ты не обнаглела! Самим есть нечего! Проваливай в свою прачечную! – слышались возмущенные голоса вчерашних прачек и портних, но я была проворной и шустрой.
- Стоять! – послышался строгий чуть хрипловатый женский голос, а дорогу мне перегородили сразу две разукрашенные дамочки. – Если ты думаешь, что можно запросто поступить на работу, мы тебя разочаруем. Сначала вступаешь в наш профсоюз!
- Хорошо, - задыхалась я, с опаской поглядывая назад. – Я согласна! Я готова! Где нужно подписаться! Только пропустите!
- О, поглядите! Она готова! – рассмеялись девушки, мелькая разноцветными нарядами. – Только учти, милочка! Если ты рассчитываешь сразу поймать богатого клиента, то мы тебя разочаруем!
- Разочаровывайте, сколько влезет! – дернулась я, пытаясь прорваться.
И тут на горизонте появился мой муж. Девушки тут же выстроились вдоль грубой кирпичной стены, изогнувшись в самых соблазнительных и завлекательных позах.
- О, красавчик! Как на счет минутки удовольствия, - сладострастно стонали они, хлопая ресницами и выставляя напоказ едва прикрытые прелести.
- Если вы про старенького графа Бонненгарда, который собирает девиц по улицам, чтобы поиграть с ними в шахматы, а потом говорит соседям, что у него была пьяная разнузданная оргия, то я в курсе! - отмахнулся муж, приближаясь ко мне уверенными шагами.
- Тю-ю-ю-ю, - обиделись девицы.
– Держите крепче эту красавицу. Не дайте ей уйти! - рявкнул он, пока я пыталась прорваться вперед.
Дитрих настиг меня, когда я пыталась протиснуться между девицами и стеной. Тяжелая рука схватила меня за плечо и дернула к себе.
Второй рукав я пришила на совесть, поэтому, когда меня вывели обратно к уютному свету фонарей, я попыталась снова дать деру, но вместо этого опрокинулась назад.
Я, как швея, знала, что мне очень идут неприятности. Но я не могла их себе позволить!
- Помогите! Спасите! - крикнула я, мечтая остаться законопослушной и верноподданной королю горожанкой без неприятностей.
Не хватало, чтобы они выяснили, что Винаретта Браун — не мое настоящее имя. А королевская печать на моих документах — искусная подделка.
- Пустите! - крикнула я, пытаясь отцепить от себя его руку. Не ровен час, когда доблестные служители закона очень сильно мной заинтересуются!
Откуда-то с другого конца улицы послышался пронзительный и гневный свист. К нам бежали жандармы, дежурившие на площади.
- Пустите! Я не хочу участвовать в ваших играх! - дергалась я, пытаясь освободиться. - Я хочу домой! У меня завтра много клиентов! Просто забудьте мое имя!
- Что здесь происходит? - спросил суровый голос с отдышкой, приближаясь к нам со скоростью одно покашливание в секунду. - Кто нарушает общественный порядок?
Я смотрела на отполированные пуговицы синего мундира, свисток, заблудившийся в огромных усищах, раздувшиеся щеки и съехавшую на бок шапку с пером и кокардой. Следом за свистуном подоспели остальные жандармы, окружив нас со всех сторон.
- Мы не нарушаем общественный порядок, - послышался миролюбивый голос мужа, который с размаху прижал меня к себе. - Но если вам показалось, что мы его нарушили, я готов лично извиниться перед порядком.
Рука в кожаной перчатке достала из внутреннего кармана туго набитое портмоне.
- Итак, во сколько порядок оценивает понесенный ущерб? - спросил голос мужа. - Во сколько оценивается девственная тишина...
Дитрих внезапно умолк. Вдалеке среди брюзжания карет слышался истошный крик: «Убивают!!! Помогите!!!». Крик тут же оборвался на полуслове. И на смену ему пришли пьяные песни.
- Так во сколько оценивается девственная тишина этого вечера? - послышался голос с неприкрытой издевкой.
Дорогое портмоне расстегнулось, обнажая такие суммы, которые скромная швея видела только во сне.
- О, как здесь красиво. Никогда не замечал такой красоты, - с улыбкой заметил Дитрих, демонстративно отворачиваясь от сверкающего золотом кошелька, протянутого жандармам.
Те переглянулись, глядя на золото. Один из них закашлялся, а второй облизал пересохшие от волнения губы. Я видела, как Дитрих бросил мимолетный косой взгляд на соблазнительный кошелек. И усмехнулся, рассматривая одинаковые дома цвета горького шоколада, светлые балконы и высокие полукруглые окна. Где-то вдалеке дымили мануфактуры, застилая небо черными тучами магического дыма.
- Мы взяток не берем! - как-то неуверенно и даже жалобно заметил молодой лейтенант со смешными усиками, потянувшись к золоту, но тут же получил по рукам от усача со свистком.
- О, я разве не сказал вам, что нашел это портмоне на скамейке и спешил вручить находку доблестным охранникам правопорядка, чтобы они отыскали рассеянного владельца. А вы тут как тут! - послышался голос мужа, а он кивнул в сторону скамейки, мимо которой мы даже не проходили.
Жандармы мялись, поглядывая на редких прохожих.
- Я уверен, что вы найдете его владельца. И обязательно передадите ему, чтобы впредь он был внимательней, - снисходительно заметил муж, снова едва заметно улыбаясь.
Я смотрела на тиснение «Д. Б.», похожее на старинный герб.
- Не вздумай брать у него взятку! Это же Дитрих Бергендаль! Завтра же на первой полосе появится статья про коррупцию среди жандармов! - послышался изумленный голос тучного служителя. Лица жандармов, внезапно ожившие от шуршания портмоне, тут же помрачнели.
- Ни во сколько! Уберите ваши деньги! - внезапно выдал толстячок со свистком. - И пустите несчастную девицу! Или вы опять взялись за старое? Как вам не стыдно!
Что? Ничего себе! Какой ужас! Я посмотрела на лицо мужа, на котором расцвела на мгновенье снисходительная улыбка. Уберите его от меня!
- Кажется, я ее знаю! - оживился лейтенант, кивая в мою сторону. - Лицо у нее знакомое!
О, как хорошо! Меня узнали! Настроение приподнялось, а я с надеждой посмотрела на лейтенанта. Не припоминаю его. Может, заказывал форму или платье для невесты? У меня часто заказывают форму слуги. И даже жандармы! Так что всех и не упомнить. Но как же хорошо, что они помнят меня!
Я расслабилась, высокомерно глядя на мужа с его открытым портмоне.
- Да, мы знакомы! - авторитетно кивнула я в сторону лейтенанта, чувствуя, как разжимаются пальцы мужа на моем плече.
- Ей и так деньги достаются тяжелым трудом! И жизнь у нее нелегкая! - с укором произнес молодой жандарм. - Если бы вы знали, сколько у нее клиентов!
- Да! - подтвердила я, выдыхая. Какое счастье, что меня узнали. Очень надеюсь, что на сегодня приключения закончились.
- Так, этого в участок. За нарушение общественного порядка, - распорядился усатый жандарм, наконец-то выплюнув свисток. - Эту...
- Девочки, она состоит у вас в профсоюзе? - внезапно крикнул усатый. Из темного переулка послышалось: «Кто? Невеста? Нет! Не состоит!».
- И эту тоже! - распорядился усатый, отряхивая рукава новенькой формы. - За нарушение общественного порядка и разложение морали общества!
- Да, но... - запаниковала я, чувствуя, как меня ведут. - Я вовсе не...
И он с улыбкой продемонстрировал сверкающее кольцо на пальце.
- Ничего себе! – удивился жандарм, беря перо. – Же-нат! Просто «не» зачеркнул! И кто же эта сердобольная женщина с крепкими нервами, которая согласилась стать вашей женой?
- Вот, - кивнули в мою сторону.
- Вы? – удивился жандарм, почесавшись пером. – Вы его супруга?
- Это – случайность! Это какая-то ошибка! – возразила я, пряча свое кольцо. – Я не его жена! Это просто ошибка!
- Согласен, - заметил жандарм. Он посмотрел на дорогой костюм Дитриха, который так и кричал о роскоши и лоске. А потом перевел взгляд на мое рваное дешевое свадебное платье. – Это какая-то ошибка. С вами всё ясно! В камеру его! И до утра!
- Руки, господа, руки! – отмахнулся Дитрих, преспокойно вставая и направляясь к открытой двери камеры. Жандармы шли за ним, словно свита.
Решётка звякнула, замок защёлкнулся. И только сейчас я позволила себе выдохнуть.
- Теперь вы! Раньше привлекались? – насупил усы констебль Дриббл.
- Нет, - замотала головой я, спрятав руки между сжатых коленей. Сквозь не обшитый каркас платья виднелись старенькие штопанные чулки.
- Имя? Фамилия? Возраст? – спросил жандарм, пока я с ужасом понимала, что сижу в участке. Но тут же подбодрила себя мыслью, что скоро всё закончится.
- Винаретта Браун, двадцать пять лет, - выдохнула я, косясь на двери камер и слыша чьи-то пьяные песни. – Швея. Не смотрите на меня так! Я – портниха! У меня свое ателье! Можете проверить! Просто я решила примерить платье, которое шила! Чтобы невеста смогла в нем сидеть! А потом ворвался этот сумасшедший! Он сказал, что мы, оказывается, женаты!
Рассказывала я, пытаясь натянуть ткань на ноги.
- Швея, значит, - покачал головой усатый констебль Дриббл. – Документы при себе есть?
- Нет, - похолодела я, не имея раньше проблем с законом. – Они остались в ателье!
- Ну, собственно, как обычно! – переглянулись жандармы. – Родственники есть? Хотя дай-ка угадаю! Си-ро-та! Да? Швея, сирота…
- Да, - кивнула я, опасливо поглядывая по сторонам. Мрачноватое местечко, однако. - Я хочу, чтобы вы спасли меня от этого типа! Это просто ошибка! Он удерживал меня силой!
- Ах, какой негодяй! – воскликнул констебль. – Ничего, он получит по заслугам!
- Я могу написать на него заявление! – гордо заметила я. – Он, считай, похитил меня!
- Ай-я-яй! Но мы разберемся! – кивнул констебль. – Только сначала я задам несколько вопросов. И сколько же у тебя бывает клиентов в день?
- Ну, человек двадцать. С хвостиком, - ответила я, глядя на перо в пухлых пальцах.
- А без хвостика? - спросил констебль, что-то зачеркивая и исправляя в своих бумагах.
- Ну, человек … эм… тридцать, - ответила я, внимательно следя за пером.
- Тридцать! – выкатил нижнюю губу и покивал констебль. – Ничего себе! Это что? У каждой … хм… швеи столько клиентов?
- Ну, не у каждой, - ответила я, пожав плечом. – Просто есть умелые, а есть так себе… Понятное дело, идут к умелым. Особенно те, у кого есть деньги! Они, между прочим, очень разборчивые! Кого попало не берут!
- И сколько же ты зарабатываешь? – спросил констебль, отмахиваясь пером от назойливой мухи, которая витала над ним.
- Ну, шесть – семь риалов в неделю, - честно ответила я, вспоминая ворох вещей, которые ждут меня в ателье.
- Это… А что так мало? Ты что? Голодаешь? Погоди! Ты по сколько с клиента берешь? – округлил глаза констебль.
- Ну, все зависит от сложности? Кто-то просит дырку, - пожала плечами я, вспоминая, что бедные горожане часто носят мне на починку старую одежду. – Кто-то просит подшить снизу! Кто-то просит…
- Понятно, - кивнул констебль, глядя на меня. – Ну, тут все ясно! Дырку, значит! Это ж надо! Я смотрю, ты зашиваешься прямо!
- Ну да, - честно призналась я, вспоминая очередь за заказами. – Особенно когда по двое – по трое приходят. А недавно целым семейством пришли! Отец, мать и двое сыновей! Сказали, что нужно из мальчиков мужчин сделать!
Я вспомнила, сколько подкладки извела на подплечники, чтобы придать щуплым фигурам с узкими плечами необходимую ширину.
- Вот как тебе не стыдно! – покачал головой констебль Дриббл. – Чтобы сказали твои родители, когда узнали, что ты … хм… швея?
Я вспомнила маму и папу. Наверняка они бы не обрадовались, что их единственная дочь зарабатывает на скромную жизнь пошивом одежды.
- Думаю, они бы расстроились! – усмехнулась я, вздыхая.
- Вот! – вскочил из-за стола мистер Дриббл. – Позор! Какой позор! Ты в богиню любви веришь?
- Верю, - вздохнула я, глядя на суровые усы, которые мистер Дриббл гневно топорщил.
- И как же ты променяла любовь на деньги? Легких денег захотелось? Красивой жизни! Шелка, бархаты всякие! Папа, не лезь! Папа, я сама! Не стыдно тебе перед богиней? Она же все видит! Все! Такая молодая, такая симпатичная девочка, неужели тебе самой не стыдно? Мне бы было бы стыдно на твоем месте! Ты ведь могла бы замуж выйти, деток родить! Все старым родителям радость! А ты выбрала такой путь! Ай-я-яй! Вот если бы моя дочка замуж вышла, внуков принесла, я бы радовался! Нянчил!
- Простите, но я сирота, - повторила я, вспоминая родителей и наш дом.
- Все вы так говорите! А все почему? Потому что мамке с папкой стыдно в глаза смотреть! Поэтому и намазываете на лицо штукатурку всякую! Чтобы мамка с папкой не узнали! И никто им не сказал! Эх! Ты это… Подумай! Хорошенько подумай… Эх, знала бы ты, что отец твой чувствует! Может, он себя корит, что недосмотрел! Недовоспитал! Надо было шлепнуть разок, а он пожалел!
Я сидела, примерзнув к стулу. Мне казалось, что он меня даже не видит, а разговаривает о своем.
- А у папки, может быть, - с горечью выдохнул констебль, успокаиваясь и снова садясь на стул. – Сердце не казённое! А папка не бессмертный! А случись что с папкой, кто ж тебе поможет?
Он словно очнулся, беря в руки бумагу.
- И чего это вы расшумелись на улице? – строго спросил он. – Обидел что ли? Не заплатил?
Я взяла листок и стала старательно выводить заявление.
- Вот! – протянула я листок, промахнувшись пером и посадив кляксу на чью-то папку. – Я прошу вас принять меры!
- Ага! Понятно! Ну, он посидит в камере до утра! – кивнул констебль, читая мои каракули.
- Спасибо! – обрадовалась я, выдыхая и вставая со стула. – Я могу идти? Вы не подумайте плохо! Я действительно швея! Швея!
- Куда? Опять? Нет! Будем тебя перевоспитывать! – кивнул констебль. Мне показалось, что я ослышалась. – Посидишь в камере, подумаешь над своим поведением! Отведи ее в свободную камеру! А я смену закончил! Все!
Констебль снял фуражку и вытер со лба пот.
- Нет, нет! – сопротивлялась я, когда меня вели мимо закрытых камер, в которых спали алкоголики, тунеядцы и мелкие воришки, пойманные на срезанных кошельках.
- Прошу! – заметил молоденький лейтенант, открыв дверь ключом и скрипнув решеткой. – Вот такой суровый у нас констебль. Ничего! Здесь ты будешь надежно спрятана до утра. Утром тебя отпустят! А я, может, даже загляну к тебе на огонек? А? Сделаешь скидочку?
- Ну, сильно скинуть цену я не могу, - прикинула я, зная, сколько труда и усилий стоит пошить мундир! Особенно парадный! – Но маленькую сделаю!
- Ай да молодец! – обрадовался лейтенант, прощаясь с констеблем, который уже вышел за дверь. Не прошло и десяти минут, как в участок ввалились жандармы, ведя согнутого в дугу полуголого мужика.
- Эй! Посторонись! Поймали! Показывал женщинам фокусы в темном переулке! – усмехнулись ребята, таща раздетого мужика. – Дамы жаловались! Прибежали и сказали, что там мужик совсем замерз, раз такой маленький! Просили срочно его обогреть!
- В камеру его! – бросил лейтенант, оставшись за главного. Видимо, он ужасно этим гордился.
- Так свободных нет! – послышались голоса. – И выпустить некого!
И тут я поняла! Это – мой шанс! Главное – напомнить о себе!
- А как же я? – спросила я, мило улыбаясь и всем видом показывая, что я – самая безобидная во всей тюрьме. – Может, я?
- Ну… - заметил лейтенант, задумчиво глядя то на мужика, то на меня. – А, ладно! Выпускайте ее!
Я несказанно обрадовалась, когда ключ повернулся в решетчатых дверях, а меня извлекли в коридор.
- Спасибо! Благодарю! – выдохнула я, видя, как мужика заталкивают в мою камеру. – Я вам очень признательна! Обещаю, что больше не буду кричать на улицах!
И тут я почувствовала, как на плечо легла рука!
- Куда пошла!
- А тебя сюда! – усмехнулся молодой лейтенант, хватая меня за плечо и вталкивая меня в соседнюю камеру. – Сказали до утра, значит, до утра!
Двери за мной закрылись, а я замерла, очутившись в темноте. Ладно, пусть так! Главное, чтобы подальше от этого маньяка!
Только-только я сделала шаг, пытаясь привыкнуть к темноте, как вдруг до меня донесся шум. В камере кто-то был. И мысль об этом заставила меня вздрогнуть! А вдруг меня посадили к какому-нибудь пьянчужке или воришке?
Но на самом все было куда страшнее!
- Драсте, - послышалось сладострастное и тихий смех. Я всем телом бросилась на решетку, но потом поняла, что жандармы уже ушли, и мрачный коридор опустел.
- Выпустите меня отсюда! - крикнула я в отчаянии, пытаясь высмотреть хоть кого-нибудь в конце коридора.
- Как там было? И в горе, и в радости, и в тюрьме, - заметил насмешливый голос из темноты. - Иди сюда! Садись!
- Нет, я постою! – гордо заметила я, берясь за ржавые прутья. – Эй! Это какая-то ошибка!
- Ты собираешься стоять всю ночь? – послышался зевок из темноты. – Дружочек, смотри и учись, как надо! Девушка стоит всю ночь! А ты после пятой требуешь перерыв!
- Да! Я собираюсь стоять всю ночь! – ответила я, ужасаясь тому, что меня посадили с ним в одну камеру.
- Знаешь, есть у меня один орган, который начинает завидовать твоей стойкости, - послышался голос, а я вспыхнула румянцем. – Его называют честь.
Я мужественно стояла, облокотившись на толстые прутья решеки. Глаза привыкли к темноте. И в этой темноте я видела вальяжно развалившийся на скамейке силуэт. Дитрих и здесь умудрялся сидеть так, словно король на троне.
Ноги ныли, я со злостью смотрела на коротенькую скамейку, сомневаясь. В коридоре тускло горел светильник. Неподалеку раздавался забористый храп узника из соседней камеры.
- Садись, - милостиво хлопнула по уголку скамейки рука в черной перчатке. Двигаться Дитрих не собирался.
Закинув одну ногу на другую так, что одна нога стояла на полу, а вторая находилась параллельно полу, Дитрих смотрел на меня снисходительным взглядом.
– Тебе же сказали отсидеть в камере, а не отстоять! Отстаивать нужно правду, а в камере отсиживают. Хотя, женщины такие удивительные создания, что им тяжело стоять и сидеть. Они всегда норовят лечь. По крайней мере, так делает большинство женщин при виде меня, - заметил он, пока я поражалась размерам его самомнения.
- Тфу! – хмыкнула я, но присела на край скамейки, понимая, что до утра не отстою. Но при этом демонстративно отодвинулась подальше.
- А ну-ка? – усмехнулся Дитрих, потянув ко мне руку. Он взял меня за подбородок и слегка повертел мое лицо туда-сюда, пока я с возмущением пыталась отцепить его руку от своего лица.
- Ты напоминаешь мне одну девушку. Которую я знал давным-давно, - заметил Дитрих, а мне наконец-то удалось отцепить его руку и стереть след его прикосновение о плечо.
В голове зрел план, пока я поглядывала профиль сидящего рядом. Я не собираюсь сидеть в одной камере с этим человеком! Я вообще хочу забыть его, как страшный сон! К тому же у меня лежит много заказов, которые я обычно шила по ночам!
Эх! Была – ни была!
- Помогите! Насилуют! – крикнула я, сдирая с плеча платье и бросаясь всем телом на решетку. – Прошу вас! Помогите!
- Кто? – осмотрелся Дитрих. – Кто посмел и без меня?
В коридоре вспыхнул ослепительный свет светильника. На мои крики прибежали дежурные.
Я пилила, понимая, что решетка не поддается. Изо всех сил я пыталась спилить хотя бы один прут, чувствуя, как на потные пальцы осыпается ржавчина и прилипает к ним. У меня уже руки устали! Одной рукой я крепко держалась за прутья, а второй пилила. Сейчас рука отвалится. Я отчаянно сдувала волосы с лица, остервенело пытаясь снова попасть пилкой в собственный надпил.
- Так бы сразу и сказал! – усмехнулся лейтенант, звякая ключами. Послышался скрип за спиной, и камера открылась.
- Держи, дружочек, - похлопал по плечу его Дитрих. До меня только дошло, что нас … выпускают.
– Дорогая! На выход! – скомандовал Дитрих, спокойно покидая камеру.
Я звякнула пилочкой, слезла со скамейки, отряхивая руки и глядя на лейтенанта, закатывающего глаза: «Живее!». Я задушу этого негодяя своими руками!
Выбежав из камеры, пока не передумали, я стремглав устремилась к выходу. Ничего! Я еще успею все дошить!
- Так это и был твой дерзкий и опасный план побега? – возмутилась я, видя, как Дитрих заслонил собой проход. Но внутри я обрадовалась, что не придется отсиживаться в камере до утра.
- А что? По-твоему, он не дерзкий и не опасный? – усмехнулся Дитрих, отряхивая свой дорогущий костюм. Мы стояли во внутреннем дворике участка.
- Стоять! – послышался далекий, задыхающийся голос лейтенанта, который спешил за нами на улицу. Неужели он передумал?
- А вот и страшная погоня. Чувствуешь, как адреналин застилает глаза, - заметил Дитрих, поворачиваясь к запыхавшемуся лейтенанту. – Да-да?
- Вы это… - задохнулся молодой лейтенант и замолчал, словно забыл, что хотел сказать. – Вы только не пишите в газете об этом!
- Постараюсь, - усмехнулся Дитрих. – Это все?
Но молодому лейтенанту нужны были гарантии.
- Дайте слово джентльмена! – потребовал лейтенант, который несколько минут назад получил взятку.
- Конечно! Слово джентльмена! – легко кивнул Дитрих, пока я пыталась осторожно сбежать. Но меня неглядя схватили за плечо, не давая мне улизнуть.
Лейтенант вернулся в участок. Я попыталась освободиться, но рука в перчатке цепко держала меня, не давая уйти.
- Отпустите! Мне нужно в ателье, - строго произнесла я. – У меня заказы недошитые! Завтра утром клиенты придут! А у меня ничего не готово!
- Подожди, - усмехнулся Дитрих. – Ты, как-никак моя жена. И нам нужно решить несколько вопросов.
- Я отказываюсь быть вашей женой! Я не хочу быть женой человека, который сидел в тюрьме! – съязвила я, вспоминая, что не прострочила подъюбник.
- Вы что? Думаете, что я здесь постоянно? – спросил Дитрих, изобразив такую обиду, что я остановилась. – Между прочим, я – честный человек, который принадлежит высшему свету. Про меня много что говорят, но большая половина из этого неправда!
И тут послышался звук подъезжающей кареты, который гулко отдавался от каменных стен. Красивая карета остановилась напротив нас, а я ожидала, что из нее кто-то выйдет, но из нее так никто и не вышел
- Хозяин! – послышался хриплый голос кучера. – Вы куда запропастились! Я починил колесо, а вас нет! Я к этому святоше! А вас там тоже нет! Я к этой в ателье! И там закрыто! Я к борделю Мадам Жюли, в котором вы бываете по пятницам и средам! Но девочки сказали, что сегодня вас не было! Красотка Сиси передает вам привет!
- Значит, честный… - язвительно начала я, но кучер еще не закончил.
- Потом я вспомнил, что сегодня у герцога Баррингтона пьянка. И поехал к нему. Вы же ни разу не пропускали его пьянки! – прокашлялся кучер. – Но и там вас не было!
- О, - потянула я многозначительно и глядя на «честного джентльмена».
- И тут до меня дошло, что вы у любовницы! – заметил кучер. – Я – туда! Но ни у мадам Лореаль, ни у мадам Дэрвиль, ни у мисс Шарлотты, ни у мадам Каттерфакс вас тоже не было!
- Да неужели? – прищурилась я, глядя на Дитриха, который только что мне доказывал, что слухи о нем преувеличены.
- И тогда я сообразил, что вы здесь! Собственно, как обычно! – отчитался кучер, пока я смотрела на мужа.
- И какие конкретно слухи про вас преувеличены? – ядовито спросила я, понимая, что молва даже слегка приуменьшила!
- Про то, что я помогаю приюту для бездомных, - заметил Дитрих, затаскивая меня в карету. – Трогай! Не переживай, мы не надолго.
Ну, раз ненадолго, то это хорошо. Побыстрее бы от него отделаться!
Мы проехали не так много, чтобы я успела все обдумать. Карета свернула, и остановилась возле респектабельного дома.
Это был самый дорогой и престижный район, который мог себе позволить не каждый аристократ, предпочитающий жить в городе. Но были и такие, которые не любили городской шум и суету. И они жили за городом в роскошных поместьях.
Богатые дома на этой улице были слегка похожи, особенно ночью. Многоэтажные, с большими окнами, залитые огнями. Возле многих стояли шикарные экипажи, где-то слышались музыка и смех. Пока город спал, жизнь здесь кипела страстями и бурлила шампанским.
Яркие фонари освещали всю улицу, а от одного фонаря отделалась тень и бросилась к нам. На ходу тень что-то выронила, а потом остановилась, вернулась и неуклюже, роняя несколько раз подряд, подобрала.
- Мистер Бергендаль! – послышался запыхавшийся мужской голос, а в свете окон и фонарей над домом я увидела молодого, вихрастого юношу в старом сюртуке, который несся к нам на всех парах.
Мой взгляд тут же оценил крой, ткань, и я поняла, что юноша ужасно беден, но не хочет этого показывать. На шее у него был длинный фиолетовый летний шарф, обмотанный несколько раз, чтобы прикрыть потертости на плечах и вороте сюртука. От этого вид у юноши был поэтичный и слегка растерянный.
Он был кудрявым, светлым с карими собачьими глазами на миловидном лице. Легкая щетинка проклевывалась над верхней губой, но, дальше расти отказывалась. В руках у юноши был потертый кожаный блокнот и магическое перо.
Я знала таких юношей со взором страстным и горящим, поэтичных и вечно влюбленных. Обычно они были мелкими клерками, наемными работниками, счетоводами, но в душе оставались немножечко поэтами! Каждый из них считал своим долгом безответно влюбиться, чтобы остаток жизни страдать!
В королевском дворце все было намного поскромнее. Алый бархат, оббивающий стены, золотое тиснение, подсвечники из чистого золота, горящие уютными магическими огнями. Все вокруг прямо вопило о богатстве хозяина. Причем, вопило до хрипоты. А потом выдыхалось и устало поскуливало.
- …Мадам Розмари услышала, как кто-то воет! Она подумала, что это соседская собака! – читал Фогс. – Она спросила у соседей, и они тоже слышали вой. Мадам Розмари легла спать. К утру вой стих. Вот! Я тут усилил, что к утру вой стих! Хотел написать, утром все закончилось. Но подумал…
Говорил он быстро, скороговоркой, и я слушала его вполуха.
- И ты хочешь за это три риаля? – спросил Дитрих, усмехаясь и отпуская меня на роскошный диван.
Сколько-сколько?! Три риаля? Заметка стоит три риаля?! Ничего себе! Я превратилась в слух. Три риаля! Три!
- Ну да! – смутился Фогс, глядя на свои почеркушки.
- Во-первых, кто такая мадам Розмари? – спросил Дитрих. – Кто-нибудь кроме соседей о ней знает?
- Ну, это хорошая женщина… Она вдова… У нее двое сыновей… - залепетал Фогс.
- Плевать! Где она живет? – спросил Дитрих, небрежно падая на диван. Он сидел рядом со мной в той позе, которую я уже видела в камере. Одна нога стояла на полу, а вторая лежала на ней горизонтально.
- На Мэйн Стрим Авеню… - замялся Фогс, пряча глаза и переминаясь с ноги на ногу.
- Это была страшная ночь для всех окрестных домов. Душераздирающий вой раздавался в темноте, разбудив добропорядочных горожан, - лениво, словно нехотя цедил Дитрих. – Как я тебя учил писать про происшествия? Ты должен заставить каждого, читающего газету, подумать, что это произошло рядом. Но место называешь в последнюю очередь.
- Да, да, я помню, - пролепетал Фогс, смущенно краснея.
- Теперь нам нужен авторитетный источник, - лениво вздохнул Дитрих, пока я все внимательно слушала. – В статье всегда должен быть авторитетный источник с его мнением. Но его можно не называть. Пиши. Старый охотник сказал, что это явно не собака… Собаки воют по-другому. «И, похоже, что не волк!» - добавил он, опасливо глядя по сторонам.
- Такого он не говорил, - заметил Фогс, что-то записывая. – Он только про собаку…
- Запомни. Смешно, страшно, интересно – это три слова, которые приносят тебе деньги, – усмехнулся Дитрих, рассматривая свои ногти. – Однако, мы ничего не утверждаем. Продолжим. Жители вынуждены были закрыть все окна и двери. Они боялись выходить на улицу. К утру вой стих так же внезапно, как и появился.
Дитрих поднялся и направился в кабинет. Часы на стене показывали три часа ночи.
- Жители Мэйн Стрим Авеню обеспокоены. Догадки разные. Одни думают, что это чудовище, сбежавшее от какого-нибудь мага. Другие полагают, что это чей-то любовник, сломавший ногу при падении с балкона, а третьи уже подыскивают жилье в другом районе, если вой снова повторится.
Дитрих закончил, толкнул роскошные двери, и мы вошли в кабинет. Шикарный письменный стол был уставлен стопками бумаг. Слегка протертое кресло было отодвинуто.
Дитрих остановился, достал портмоне, а потом высыпал себе на ладонь три золотые монетки. Он замер, делая вид, что хочет протянуть их Фогсу, но внезапно передумал. Бедняга Фогс даже дернулся, но деньги Дитрих ссыпал себе в другую ладонь.
- Это мне? – спросил Дитрих, осматриваясь по сторонам. – Неужели? Какой я молодец! Дитрих, ты просто гений! Не устаю тобой восхищаться. Какая хорошая заметка! Вы просто талант!
Он усмехнулся, погладив себя по голове, и ссыпал золото себе в карман.
- Что-то еще? – спросил Дитрих, подходя к столу и рассматривая бумаги. Некоторые он сразу комкал и бросал на пол. Некоторые задумчиво откладывал.
Я решила поговорить с ним, чтобы выкупить помещение. Пусть размещает типографию где угодно! Ну раз мы муж и жена, то пусть выкупит! Иначе я уйду от него, и по городу пойдут слухи, что брак фиктивный. А ему это невыгодно.
- Да, есть! Тут мистер Сэрдон вернулся из Авильона. Там видели, как дракон летал над городом с девушкой в лапах. Представляете? Это сенсация! И еще новость из Авильона! Герцог Аддерли убил своего компаньона, обанкротил и женился на его дочери! Представляете! – воодушевленно выпалил Фогс.
- Новости Авильона нас, ностриакорцев, не волнуют, - произнес Дитрих, поморщившись. – Пусть авильонские газеты об этом пишут. Запомни, ностриакорцев волнуют новости Ностриакора.
- Понял, - обреченно кивнул Фогс, отчаянно листая блокнот. – И еще одна новость! У графини Флери завелся любовник!
- Так, а вот это уже интересно, - потер руки Дитрих. – Учишься, парень, учишься… Дальше. Я требую подробностей! Так же как и все жители города! Как я тебя учил писать про сплетни?
- Эм… У меня тут записано! – зашуршал листиками Фогс. – Скандально! Сначала громкий факт с именами и фамилиями, потом подробности. Подробности смаковать! Я записал!
- И… - оживился Дитрих.
- Все, - сознался Фогс, вздыхая. – Я больше ничего не смог узнать! Ну, еще то, что их застукал муж. И все…
- Понятно, - разочарованно протянул Дитрих. – И ты еще здесь? Иди вынюхивай! Завтра это должно быть в вечернем выпуске.
- Могли бы дать хоть риаль, - взмолился Фогс. А потом опустил глаза, заливаясь румянцем. Тихим голосом он добавил. – Вы не заплатили за мои стихи, которые я принес три дня назад.
- Ах, стихи… - нахмурился Дитрих, словно что-то вспоминая. – Это те, которые я вчера выбросил?
- Выбросили? – ужаснулся Фогс, нервно что-то царапая в блокноте пером. Он покраснел до кончиков ушей.
- Вот скажи мне, - снисходительно заметил Дитрих, глядя на несчастного Фогса. Он даже по-дружески обнял его за плечи. Мне показалось, что в душе Дитриха что-то зашевелилось! – Что принесет мне больше денег? Твои страдания о безответной любви к дочери барона? Или скандал с оставленной в залог служанкой? Только честно? Ответ очевиден! Иди, работай!
И Фогс понуро отправился добывать ценные слухи и сплетни. Когда дверь за ним закрылась, я услышала, как кто-то споткнулся на лестнице и ойкнул.
Я направилась к двери и дернула ее изо всех сил.
- Ладно, уходи. Я даже провожу тебя, - заметил Дитрих, когда мы вышли в коридор, где собрались слуги.
- Вы что-то быстро на этот раз, хозяин, - заметил дворецкий. – С дамой! На вас это не похоже! Уж не заболели ли вы случайно?
- А! Это моя бедная родственница, - заметил Дитрих. – Позор семьи. Три раза сбегала под венец, и три раза ее возвращали обратно. Два раза приносила в подоле, но ей сказали отнести обратно, где взяла! Так что дама ненадежная, поэтому за ней стоит внимательно следить!
- Да что вы говорите! – возмутилась я, глядя на заинтересованных слуг.
- Правду, дорогая, правду. Мою правду, - усмехнулся Дитрих, а ему тут же поднесли одежду. И, не сказав ни слова, он тут же вышел за дверь.
- Пройдемте в комнату, «мада… музель», - потребовал дворецкий, пока остальные слуги запирали двери. Значит, так, да? Ну хорошо!
Меня отвели в комнату на первом этаже. Я выждала, когда обо мне забудут, и распахнула окно. Через три минуты сопения и одного «бух» я отряхнулась и направилась в свое ателье.
- Мада музель! Тьфу! – сплюнула я, видя, что уже светает.
До ателье я добралась достаточно быстро, видя, как сонный город постепенно оживает. Открывались витрины, лавочки, и первые покупатели уже звонили в колокольчики.
- Еще чуть-чуть, - уговаривала я себя, видя знакомый поворот. Дверь моей мастерской была закрыта. Видимо, захлопнулась от ветра. А ключ остался внутри.
Быстро перебежав через дорогу, я вошла в храм богини любви, видя, как Бесподобный Елауарий украшает его розами.
- Не могли бы Вы открыть мне дверь? – спросила я, вдыхая головокружительный аромат.
- Я сейчас подойду, дитя мое, - миролюбиво заметил Елауарий. – Только труп закопаю!
Я посмотрела на лежащего возле скамеек мужика. Мне были видны только его сапоги.
- Жених? – спросила я, сочувствуя бедняге.
- Нет, свидетель, - выдохнул Бесподобный Елауарий.
- Со стороны жениха или невесты? – спросила я, видя приготовленную лопату.
- Со стороны обвинения! – все так же блаженно протянул Елауарий, беря лопату и труп за ногу.
Я вернулась к мастерской, раздумывая над тем, что какая-то заметка стоит целых три риаля! Три!
- Спешу на помощь, дочь моя! – вздохнул Елауарий, сверкая розовыми одеждами с длинными рукавами. – Сейчас силой молитвы мы откроем двери.
Пока он молился: «Ептить – капец-капец-капец!», я скрипела зубами. Столько денег за пару строчек! Столько денег! Тут семь риалей едва наскребаешь!
- Готово, - блаженно улыбнулся Бесподобный Елауарий, показывая мне на открытую дверь. – Вот что сила молитвы богине любви творит!
У него из рукава выпала связка отмычек. Он осмотрелся и поднял их с пола, засунув обратно в рукав.
- Сила молитвы богине любви и капелька стараний. Но в основном это богиня! - поправился он, направляясь к своему храму. Мне хотелось спросить его, как так получилось, но к ателье уже подошли девушки.
Я дико извинялась, и они сменили гнев на милость, когда я взялась дошивать платье прямо на завтрашней невесте, ползая вокруг нее с волшебной иголкой, которую купила за невероятные деньги!
Пока иголочка подшивала подол, я пришивала к юбке дешевые бусинки. Невеста и ее подруга болтали о свадьбе, погоде и угощении, которое удалось умыкнуть с господского стола.
- Слышала, что вчера произошло у моей бывшей? – негромко спросила невеста. – Вот это скандалище. Мне ее горничная рассказала. Мы с ней до сих пор дружбу водим!
Обычно я не слушала то, о чем говорят клиенты. Но на этот раз мне самой было интересно!
- Это что? У скупердяйки Флери? Ну-ну, рассказывай! – оживилась вторая, пока я вышивала простенький цветочек. Но даже он красиво сверкал, и издали казалось, что платье стоит намного дороже, чем на самом деле!
- Вчера муж уехал на собрание, хотя мы знаем, куда он направился на самом деле! К ней приехал любовник! Барон Шор! Они давно шашни крутят. Пока они в спальне охали и ахали, так что люстры тряслись, муж вернулся! Ему, видать, сказали, что жена изменяет. Так вот, услышав карету мужа, графиня и ее горничная быстро барона в доспехи запихнули и забралом прикрыли. Ну ты знаешь, что граф Флери обожает всю эту рыцарскую ерунду. У него весь дом, как замок, - смакуя детали, рассказывала невеста.
- И? И? – нетерпеливо заерзала ее подруга, сидя в кресле.
- Флери легла, мол, болеет. Муж искал везде, в шкафах, кладовках, сундуках. А этот у него под носом стоял. Поискал муж и успокоился. Вечером он сидит в своем кабинете, как вдруг ему по плечу железная рука постучала. Короче, граф от страха теперь при смерти лежит. Доктора говорят, что день-два. Сердце слабое.
Я сглотнула, заканчивая платье. Взяв полриаля, я проводила девушек и наигранно вежливо попрощалась.
- Три риаля, - прошептала я, вспоминая историю. – Это же та история, которую вынюхивает Дитрих… Три риаля. Я могу заработать три риаля! Если, конечно, меня никто не опередит! Но мне нужны деньги, чтобы выкупить мастерскую! И три риаля – это хорошие деньги! С чего-то нужно начинать, не так ли?
Меня ужасно мучила совесть, поэтому я закрыла дверь и направилась в храм богини любви.
- Бесподобный Елауарий, - позвала я, входя в гулкую прохладу.
- Входи, дочь моя, - вздохнул Елауарий, колпачком гася огарочки свечей.
- Мне нужно исповедоваться перед богиней, - прошептала я, кивая в сторону двух розовых занавесок.
- Конечно, - согласился Елауарий. – Проходи…
Я уселась на скамеечку, глядя на свои нервно сжатые в замок руки. Рядом, за тонкой стенкой с резной решеткой в форме сердец послышался шелест и скрипы.
- Бесподобный Елауарий, - прошептала я, вздыхая. – Я тут услышала одну историю и хочу написать про нее в газету… Но это как бы неправильно. Я ее подслушала и хочу на ней заработать! И у одной графини будут неприятности! Большие!
Я рассказала ему эту историю, а потом снова вздохнула.
Я двигалась к столу, осторожно вынимая из-под юбки листок и просовывая его между первым и вторым.
- Приличные девушки не читают газет! Поэтому проще тебе орать ей под окном! Понял? – рявкнул Дитрих, заставив меня дернуться.
Пока они разговаривали, я переместилась на диван и затаилась. Сердце испуганно колотилось, словно я совершила что-то ужасное. Мне тут же стало неловко, и я пожалела о том, что так поступила! Может, еще не поздно вытащить бумажку, порвать ее и забыть об этом?
- У меня на главной полосе вечернего выпуска есть место для этой статьи! – метался по кабинету Дитрих. – И ничего! Ни слова! Никаких подробностей! Фогс! Проваливай! Не до тебя сейчас!
Фогс покорно вышел, а я нервно ждала, когда Дитрих подойдет к столу и станет перебирать бумажки.
- Еще ты сбежала! И вместо того, чтобы копать под одну из фавориток короля, я рыскаю по городу, разыскивая тебя, девицу с куриными мозгами! И кто ты после этого? А? – глаза Дитриха злобно сверкнули.
Он подошел к столу, пока я, забыв обо всем на свете, ждала и боялась того момента, когда его рука вытащит мою бумажку.
- И что давать в новость дня? – рычал Дитрих, хватая бумажки из другой стопки. – Про то, как карета наехала на пешехода? Или про то, что в переулке нашли три трупа бездомных?
Он гневно перебирал бумаги и швырял их на пол. А потом схватил мою. Я закусила губу и напряглась. Внезапно Дитрих замер и склонил голову на бок. Хмурые брови поползли наверх, а он, не глядя, нащупал кресло и сел в него, все еще читая мои скромные потуги.
- Не может быть, - словно зачарованный, не сводя взгляда со статьи, Дитрих вдруг улыбнулся, закусив палец. – Мадам… Пикок… Мадам Пикок, кто же вы? Кто эта женщина? Никогда о такой не слышал! Надо же! «Рыцарский турнир в спальне графини Флери! Пока он нежно входил в ее историю, послышался стук в дверь…» Нет, я знал, что там замешаны доспехи, но чтобы так…
Он резко вскочил, забыв о своем гневе, который бушевал здесь еще пять минут назад.
- Фогс! Остальные! Сюда! – крикнул он, глядя на меня уничижительным взглядом.
В кабинет одновременно вломились и дворецкий, и слуги, и Фогс.
- Так, на тебе риаль! – расщедрился Дитрих, бросая монетку Фогсу. – Переписывай статью и мигом в типографию! Отдашь Джойсу! Пусть ставит на первую страницу! Так, теперь с тобой!
Фогс уже переписывал статью, потягивая носом аромат духов. Он бросился бежать за дверь.
- Кто принес это письмо? – спросил Дитрих, а его глаза почему-то загорелись. – Кто принес его?
- Я не знаю, - пожал плечами дворецкий. – У вас всегда много писем в ящике. Я их даже не читаю! И все несу сюда!
- Понятно, - шумно вздохнул Дитрих, кажется, забыв обо мне. – Мадам Пикок! Мадам… Пи-кок!
Вообще-то там было написано: «Пикон», но я решила промолчать. Пикок, так Пикок!
Он внезапно принюхался и уставился на письмо. Поднеся бумагу к носу, он втянул запах духов. Хищные ноздри затрепетали, а я не сводила с него глаз.
- Мадам Пикок… Сразу видно, что аристократка, - заметил Дитрих. – Очень изысканный аромат. Никогда такого не встречал… Значит, делался на заказ… Пи-кок! Почерк красивый, ни одной ошибки… А она образована! А какие едкие замечания, эпитеты… Даже поправить нечего! Интригует с первых строк… «Пока доблестный рыцарь барон Шор вонзал свой меч в ножны прекрасной дамы»… Мадам Пикок! Кто же ты, мадам Пикок?
- Фогс!!! – крикнул Дитрих, а в кабинет влетел слуга. – Догоните Фогса! И скажите, чтобы заметку подписали! Мадам Пикок!
- Да, да, - покивал слуга, выбегая прочь.
- Пусть она увидит ее, - заметил Дитрих, не выпуская мое письмо из рук. – Три риаля? Нет… Она явно благородная мадам! И три риаля – это просто насмешка! Сто. Сто риалей. Эта женщина сэкономила мне столько денег!
С-с-то? Я чуть не задохнулась, пытаясь представить себе столько денег. Я сжала бархатную ручку дивана, пытаясь поверить, что сумела столько заработать!
- Только как тебе их отдать? – заметил Дитрих, перечитывая письмо.
И тут я поняла свою ошибку. Я не сказала, как можно передать эти деньги! Надо же! Ничего! В следующем письме напишу…
Я испугалась при мысли, что придется писать еще одну статью. Но потом подумала, про сто риалей. И все потому, что он считает меня дамой из высшего общества, для которой три риаля будут просто оскорблением. Как хорошо, что я купила эти духи!
- Это нужно отметить? Да? Сегодня в вечером разразиться страшный скандал! – наконец-то вспомнил обо мне Дитрих, мазнув небрежным взглядом. Он бережно положил письмо в почтовый ящик, потирая руки. – Чего притихла, Мадамузель! А, ладно, все равно ты ничего не понимаешь!
Ну да, куда уж мне! С моим-то скудным умишком! Да-да!
- Надо будет съездить к маркизу Трейси. Быть может, я узнаю, кто наша таинственная спасительница вечернего выпуска! – странным и очень заинтригованным голосом заметил Дитрих, подходя к зеркалу и дерзко вскидывая голову.
Он самодовольно поправил черный нашейный бант, небрежно отряхнул новый костюм, все так же вызывающе красный, и ослепительно улыбнулся сам себе.
- Это надо отметить! – выдохнул он, улыбаясь своему отражению. – Ты, как честная женщина, отметишь это в календаре, а я с друзьями! Договорились?
- Я думала, что у вас в душе что-то шевельнется! – заметила я, изображая образцовую супругу.
- Если душа находится в штанах, то, поверь, все шевельнулось! – рассмеялся Дитрих.
- Значит, вы решили поехать к любовнице? – спросила я, решив быть образцовой женой до конца. Мало ли, а вдруг что-то заподозрит.
- Ну что ты, дорогая, - наигранно заметил Дитрих, изображая потешную скромность, которая, кстати, была ему не к лицу. – Ни в коем случае! Чтобы я? К любовнице? Как вы смеете так дурно думать обо мне. Я еду к любовницам!
И он вышел уверенной походкой, оставляя за собой шлейф тяжелых, как его характер духов.
- Свезло, - поджала я губы, вздыхая. Осмотревшись по сторонам, я прошла к чужому столу, уселась на него и представила самодовольное лицо в кресле. Но представлять не пришлось. Стоило мне поднять глаза, как я увидела роскошный портрет хозяина.