Авдотья Никитична и последнее дело следователя

Глава 1. Утренний переполох

Среди утренней тишины раздался звук бьющегося стекла. Бабка Авдотья открыла глаза и ахнула:
– Ух, шо я тобя, парази́т такой! – прикрикнула она на чёрного пушистого кота по кличке Василий. Такое имя ему досталось в честь прежнего кота, как и восьми другим до него. Однако у этого кота, в отличие от других, были необыкновенные глаза василькового цвета. Когда Евдокия была в особенно хорошем настроении, кот был Василек.
Вставая с кровати, бабка взяла с тумбочки бежевый гребень с узором в виде цветов и зачесала им волосы. Взгляд бабушки упал на разбитую, горячо любимую кружку, которую еще той зимой подарили ей внуки.
– Ох, паразит! – приговаривала бабка, беря со спинки стула полотенце.
Вася, словно не зная о случившемся, горделиво сидел, уставившись в одну точку, явно собираясь переместиться в более удобное положение. Как над головой свистнуло полотенце.
Кот настолько быстро ретировался в сени, что бабушка успела заметить только исчезающие в дверном проеме задние лапки.
Вслед коту пронеслась куча проклятий: «Гад проклятущий, бесово отродье…!»
Аккуратно собрав осколки, Авдотья поставила самовар и глянула в окно. На улице покрапывал дождь. Стояла середина осени. Пожелтевшие листья еще цеплялись за ветви, соседствуя с островками зелени и высохшей коричневой листвой. А где-то уже обнажались голые ветки.
Бабка налила себе чай. Она извлекла из сахарницы кусок рафинада, аккуратно окунула его в горячий настой, а затем, причмокивая, отправила сладкое прямо в рот. Взгляд её застыл в окне, унося мысли куда-то далеко.
Из тяжелых раздумий ее вырвал стук во входную дверь. Бабка держала двери открытыми, однако на ночь плотно запирала и с утра не успела открыть.
– Ну и хто эты сюды припёрси. Кому чаго надо сранья-то?! – начала заводиться бабка, натягивая теплый халат.
– Авдотья открывай! – доносился голос старосты деревни Потапыча.
– Ну чаво, чаво надобно? – бабка открыла дверь, на пороге стоял Потапыч, невысокий мужичок с приветливым лицом. Глаза большие, слегка выпученные, а недостаток зубов придавал речи особую шепелявую мелодичность. «Будто на праздник вырядился», – подумала Авдотья. Староста был одет в теплой шапке с козырьком, куртке, свитере и брюках. Одежда была чистой и хорошо выглаженной. Чуть позади стоял молодой и по бабкиным меркам худенький парнишка высокого роста. Парень был симпатичный: в кожаной куртке на распашку, виднелась голубая рубашка и галстук темно-синего цвета, на ногах были умызганые черные туфли и такие же запачканные деревенской дорожной грязью черные джинсы.
«Какой милявинький», – подумалось бабки.
– Ну, чаго надо? И хто это с табой? – нарочита хмуро спросила она. Приветливой Евдокия не была, мало ли чё кому надо.
– Авдотья – начал Потапыч. – У нас тут следователь из города приехал.
– Вадим Егоров, старший следователь – представился парень.
– Ну а я при чем тут? – ухмыльнулась бабка.
– Следователь из города. Ему остановиться где-то надобно. А ты у нас всех внуков да детей проводила. Может, приютишь на время, а? Ты прости, что без предупреждения, сами не ждали так скоро. – слегка извиняясь, шепелявил Потапыч.

Глава 2. «Что за чертовщина?»

После того, как Вадим получил задание отправиться в деревню Дымкино для расследования серии таинственных самоубийств. Путь Егорову предстоял ранний, недолгий, но и не легкий. Четвёртый день лил дождь, дорогу порядком размыло.
– Тю, елки-маталки! – ругнулся водитель, после продолжительных попыток выехать из глинистой породы, окутавшей колесо практически полностью, отчего машина накренилась.
– Застряли, елки-маталки! Ну, пошли, посмотрим, что мы можем сделать-то, елки-маталки! - водитель вышел и под нос еще себе что-то бурчал. Егоров разобрал только елки-маталки.
– Раз, два взяли! Раз, два взяли! – попытки никак не увенчались успехом. Машина села, и вытянуть ее мог только толкач. Водитель закурил, а Егоров звонил старосте деревни. У него-то явно машина должна была быть приспособлена для таких дорог, человек –то бывалый в этих местах.
– Ладно, пойду до ветру схожу, елки -маталки. – буркнул водитель. И скрылся в зарослях леса.
Дорога протянулась вдоль раскинувшихся по обеим сторонам еловых лесов. Утренний туман ещё цеплялся за землю. Воздух был свеж, и его холод проникал до самых костей.
Внезапно Егоров заметил, что туман начал густеть и обступать его со всех сторон. В этой молочной пелене раздался жуткий клацающий звук: «Клац-клац-клац». Он приближался, становясь всё отчетливее: «Клац-клац-клац-клац». Егоров замер, пытаясь понять, что происходит, когда звук раздался почти у самого уха. «Клац!» – прозвучало впритык. Он резко обернулся, но там, где мгновение назад ощущалось присутствие, теперь была лишь пустота, заволоченная туманом.
– Ну, пошли в машину, чего тут стоять, мерзнуть? – с этими словами на плечо Вадима упала тяжёлая рука. Егоров обернулся. Улыбающийся водитель смотрел на него. Вадим повернулся обратно, но густого тумана, окутывавшего всё вокруг, уже не было. «Что за чертовщина?» – промелькнуло в голове следователя. В полном недоумении он последовал за водителем и уселся в машину.
- Ну, сколько нам ждать старосту? – вполне веселым и добрым голосом спросил водитель. Эта неожиданная перемена настроения ошарашила Егорова.
В этот самый момент следователь почувствовал, как ослаб ремешок кобуры. Инстинктивно он крепче сжал её, а боковым зрением уловил, что рядом с ним сидит не водитель. Это был явно даже не человек. Его зрачки в горизонтальном положении смотрели прямо, не моргая, на Егорова. «Клац» стукнули зубы, и чудовище медленно раскрыло пасть, обнажив острые, как лезвия зубы, и большие звериные клыки. «Клац…стукнули зубы. На морде нечестии застыла гримаса ненависти и недоумения. «Клац» вурдалак качал головой, скалился и шипел: «Ииишь ты! Ииишь ты!». Егоров вытащил пистолет. Вурдалак оскалился и резко выскочил из машины. По-звериному в два прыжка скрылся в лесу.
Вадим замер с пистолетом в руках. Он громко дышал, словно пробежал марафон, и никак не мог осознать увиденное. Из кошмара его выдернул голос приближающегося водителя, который эмоционально разговаривал сам с собой:
- Да ятить, елки-маталки…я ее елки-маталки…а она елки-маталки… Вадим дернулся. Сердце бешено стучало в груди, испарена катилась по лбу. Он смотрел на водителя дикими глазами.
- Эй, следователь, кажись, подмога едет, елки- маталки...

3 Глава. Знакомство

Вадим подумал, что Авдотью Никитичну нельзя было назвать «бабушкой-божий одуванчик». В женщине чувствовался суровый характер, но доброе лицо смягчало это впечатление. На вид ей было не больше восьмидесяти лет. На лице виднелись глубокие борозды морщин, на удивление нисколько не портивших Авдотью, а наоборот, добавляя сказочности и мудрости. Бабушка не была худой, скорее женщиной в теле. Маленькие бледно-голубые глаза смотрели с живым интересом, короткие светлые волосы обрамляли курносый носик. Она была невысокого роста. Скорее всего, в молодости Евдокия была очаровательной девушкой. Которая вполне имела популярность у мужского пола.
Авдотья проводила гостя в избу, достала из шкафа свежее постельное белье и вручила Вадиму.
Взгляд следователя отметил, что изба была светлая и чистая. Это было одно просторное помещение, освещенное четырьмя окнами, расположенными по периметру. Мебель была расставлена так же равномерно: в одном углу стояла большая кровать, заправленная на старый манер плюшевым желтым покрывалом, сверху стояли подушки стопкой. Рядом – желтое трюмо с зеркалом. По центру - большой круглый стол с блестящим самоваром. В другом углу стоял телевизор, на тумбочке - сервант с посудой и диван. Дом обогревали две печи: «Русская» - массивное сооружение рядом с выходом, и черная «Галанка» которая служила перегородкой между жилой комнатой и кухней. Кухонька, хоть и маленькая, была функциональна, с окном, выходящим в сени, где виднелась входная дверь. Здесь стояли стол, холодильник и газовая двухкамерная плита. Неподалеку располагался и умывальник. В целом это был очень милый домик, наполненный приятной, умиротворяющей атмосферой. Для урбаниста Вадима всё это было экзотикой. Он отметил, что на душе у него воцарился покой, которого он не ощущал уже очень давно.
– Пошли, мялок, покажу, где спать будешь, – сказала Авдотья. Она провела парня на веранду, где стояли: огромная кровать, стол и кресло. Также вытянутое по периметру длинное окно, завешанное вязаными крючком шторами. – Мои внуки, когда приезжают летом, тут, любят спать, – пояснила она. – Сейчас, конечно, прохладно, но… – Евдокия извлекла из угла обогреватель. – Спи с этим, чтобы не простыть, мялок.
Внезапно двери сеней дернулись, и в них ворвалась еще одна старушка.
– Авдотья, к тебе, говорят, следователя поселили! – с отдышкой произнесла она. Её голос звучал встревоженно. – Я от старосты бягу! У нас еще один висяльник-то! Рязановых парень вчерася ночью повесился!
Старушка, сначала не заметила Егорова, лишь потом, когда её взгляд упал на Вадима, сменила тон:
– Ой, батюшки! – запечатала та. – Что творится-то в нашем Дымкино! Что творится-то! Нечисть да погань поганая ходють, людям жить спокойно не дають! Парней наших губять!
Бабушка была маленькая, похожая на мышку. На ней был темно-синий платок, серенькое платьице, синий свитер, шерстяные носки и шлепки.
– Надобно нам экстрасенсов вызывать. У деревню-то! – старушка злобилась и махала кулачком. – Там Лад Черноватый у шо, он эту погань вмиг приструнит, сам с чертями водится и нас от этой нечисти избавить! Затем она прослезилась и вытерла глаза завязкой платка.
– Степанида! Сказала, что должно? – отрезала Авдотья. – Чаго отсебятину нести-то? Иди, иди отседва! И не бзди тут ерунду всякую!
– А вы ко мне заходите, – елейным голосом игнорируя Авдотью, заговорила Степанида обращаясь к следователю. – Я и пирогами, и блинами вас угощу, и усё, что знаю, вам поведаю. Мой дом – вот тут, рядом, по соседству. Бабуля указала в сторону двери. – От этой зимой снега не допросишься, а ни то, что пирога! – кивнула та на соседку. Степанида, напоследок замахнувшись на Авдотью приподняв подбородок злобно проговорила: – У жаба старая! – и скрылась за дверью. Евдокия плюнула ей вслед.Вадим подумал, что Авдотью Никитичну нельзя было назвать «бабушкой-божий одуванчик». В женщине чувствовался суровый характер, но доброе лицо смягчало это впечатление. На вид ей было не больше восьмидесяти лет. На лице виднелись глубокие борозды морщин, на удивление нисколько не портивших Авдотью, а наоборот, добавляя сказочности и мудрости. Бабушка не была худой, скорее женщиной в теле. Маленькие бледно-голубые глаза смотрели с живым интересом, короткие светлые волосы обрамляли курносый носик. Она была невысокого роста. Скорее всего, в молодости Евдокия была очаровательной девушкой. Которая вполне имела популярность у мужского пола.
Авдотья проводила гостя в избу, достала из шкафа свежее постельное белье и вручила Вадиму.
Взгляд следователя отметил, что изба была светлая и чистая. Это было одно просторное помещение, освещенное четырьмя окнами, расположенными по периметру. Мебель была расставлена так же равномерно: в одном углу стояла большая кровать, заправленная на старый манер плюшевым желтым покрывалом, сверху стояли подушки стопкой. Рядом – желтое трюмо с зеркалом. По центру - большой круглый стол с блестящим самоваром. В другом углу стоял телевизор, на тумбочке - сервант с посудой и диван. Дом обогревали две печи: «Русская» - массивное сооружение рядом с выходом, и черная «Галанка» которая служила перегородкой между жилой комнатой и кухней. Кухонька, хоть и маленькая, была функциональна, с окном, выходящим в сени, где виднелась входная дверь. Здесь стояли стол, холодильник и газовая двухкамерная плита. Неподалеку располагался и умывальник. В целом это был очень милый домик, наполненный приятной, умиротворяющей атмосферой. Для урбаниста Вадима всё это было экзотикой. Он отметил, что на душе у него воцарился покой, которого он не ощущал уже очень давно.
– Пошли, мялок, покажу, где спать будешь, – сказала Авдотья. Она провела парня на веранду, где стояли: огромная кровать, стол и кресло. Также вытянутое по периметру длинное окно, завешанное вязаными крючком шторами. – Мои внуки, когда приезжают летом, тут, любят спать, – пояснила она. – Сейчас, конечно, прохладно, но… – Евдокия извлекла из угла обогреватель. – Спи с этим, чтобы не простыть, мялок.
Внезапно двери сеней дернулись, и в них ворвалась еще одна старушка.
– Авдотья, к тебе, говорят, следователя поселили! – с отдышкой произнесла она. Её голос звучал встревоженно. – Я от старосты бягу! У нас еще один висяльник-то! Рязановых парень вчерася ночью повесился!
Старушка, сначала не заметила Егорова, лишь потом, когда её взгляд упал на Вадима, сменила тон:
– Ой, батюшки! – запечатала та. – Что творится-то в нашем Дымкино! Что творится-то! Нечисть да погань поганая ходють, людям жить спокойно не дають! Парней наших губять!
Бабушка была маленькая, похожая на мышку. На ней был темно-синий платок, серенькое платьице, синий свитер, шерстяные носки и шлепки.
– Надобно нам экстрасенсов вызывать. У деревню-то! – старушка злобилась и махала кулачком. – Там Лад Черноватый у шо, он эту погань вмиг приструнит, сам с чертями водится и нас от этой нечисти избавить! Затем она прослезилась и вытерла глаза завязкой платка.
– Степанида! Сказала, что должно? – отрезала Авдотья. – Чаго отсебятину нести-то? Иди, иди отседва! И не бзди тут ерунду всякую!
– А вы ко мне заходите, – елейным голосом игнорируя Авдотью, заговорила Степанида обращаясь к следователю. – Я и пирогами, и блинами вас угощу, и усё, что знаю, вам поведаю. Мой дом – вот тут, рядом, по соседству. Бабуля указала в сторону двери. – От этой зимой снега не допросишься, а ни то, что пирога! – кивнула та на соседку. Степанида, напоследок замахнувшись на Авдотью приподняв подбородок злобно проговорила: – У жаба старая! – и скрылась за дверью. Евдокия плюнула ей вслед.Вадим подумал, что Авдотью Никитичну нельзя было назвать «бабушкой-божий одуванчик». В женщине чувствовался суровый характер, но доброе лицо смягчало это впечатление. На вид ей было не больше восьмидесяти лет. На лице виднелись глубокие борозды морщин, на удивление нисколько не портивших Авдотью, а наоборот, добавляя сказочности и мудрости. Бабушка не была худой, скорее женщиной в теле. Маленькие бледно-голубые глаза смотрели с живым интересом, короткие светлые волосы обрамляли курносый носик. Она была невысокого роста. Скорее всего, в молодости Евдокия была очаровательной девушкой. Которая вполне имела популярность у мужского пола.
Авдотья проводила гостя в избу, достала из шкафа свежее постельное белье и вручила Вадиму.
Взгляд следователя отметил, что изба была светлая и чистая. Это было одно просторное помещение, освещенное четырьмя окнами, расположенными по периметру. Мебель была расставлена так же равномерно: в одном углу стояла большая кровать, заправленная на старый манер плюшевым желтым покрывалом, сверху стояли подушки стопкой. Рядом – желтое трюмо с зеркалом. По центру - большой круглый стол с блестящим самоваром. В другом углу стоял телевизор, на тумбочке - сервант с посудой и диван. Дом обогревали две печи: «Русская» - массивное сооружение рядом с выходом, и черная «Галанка» которая служила перегородкой между жилой комнатой и кухней. Кухонька, хоть и маленькая, была функциональна, с окном, выходящим в сени, где виднелась входная дверь. Здесь стояли стол, холодильник и газовая двухкамерная плита. Неподалеку располагался и умывальник. В целом это был очень милый домик, наполненный приятной, умиротворяющей атмосферой. Для урбаниста Вадима всё это было экзотикой. Он отметил, что на душе у него воцарился покой, которого он не ощущал уже очень давно.
– Пошли, мялок, покажу, где спать будешь, – сказала Авдотья. Она провела парня на веранду, где стояли: огромная кровать, стол и кресло. Также вытянутое по периметру длинное окно, завешанное вязаными крючком шторами. – Мои внуки, когда приезжают летом, тут, любят спать, – пояснила она. – Сейчас, конечно, прохладно, но… – Евдокия извлекла из угла обогреватель. – Спи с этим, чтобы не простыть, мялок.
Внезапно двери сеней дернулись, и в них ворвалась еще одна старушка.
– Авдотья, к тебе, говорят, следователя поселили! – с отдышкой произнесла она. Её голос звучал встревоженно. – Я от старосты бягу! У нас еще один висяльник-то! Рязановых парень вчерася ночью повесился!
Старушка, сначала не заметила Егорова, лишь потом, когда её взгляд упал на Вадима, сменила тон:
– Ой, батюшки! – запечатала та. – Что творится-то в нашем Дымкино! Что творится-то! Нечисть да погань поганая ходють, людям жить спокойно не дають! Парней наших губять!
Бабушка была маленькая, похожая на мышку. На ней был темно-синий платок, серенькое платьице, синий свитер, шерстяные носки и шлепки.
– Надобно нам экстрасенсов вызывать. У деревню-то! – старушка злобилась и махала кулачком. – Там Лад Черноватый у шо, он эту погань вмиг приструнит, сам с чертями водится и нас от этой нечисти избавить! Затем она прослезилась и вытерла глаза завязкой платка.
– Степанида! Сказала, что должно? – отрезала Авдотья. – Чаго отсебятину нести-то? Иди, иди отседва! И не бзди тут ерунду всякую!
– А вы ко мне заходите, – елейным голосом игнорируя Авдотью, заговорила Степанида обращаясь к следователю. – Я и пирогами, и блинами вас угощу, и усё, что знаю, вам поведаю. Мой дом – вот тут, рядом, по соседству. Бабуля указала в сторону двери. – От этой зимой снега не допросишься, а ни то, что пирога! – кивнула та на соседку. Степанида, напоследок замахнувшись на Авдотью приподняв подбородок злобно проговорила: – У жаба старая! – и скрылась за дверью. Евдокия плюнула ей вслед.Вадим подумал, что Авдотью Никитичну нельзя было назвать «бабушкой-божий одуванчик». В женщине чувствовался суровый характер, но доброе лицо смягчало это впечатление. На вид ей было не больше восьмидесяти лет. На лице виднелись глубокие борозды морщин, на удивление нисколько не портивших Авдотью, а наоборот, добавляя сказочности и мудрости. Бабушка не была худой, скорее женщиной в теле. Маленькие бледно-голубые глаза смотрели с живым интересом, короткие светлые волосы обрамляли курносый носик. Она была невысокого роста. Скорее всего, в молодости Евдокия была очаровательной девушкой. Которая вполне имела популярность у мужского пола.
Авдотья проводила гостя в избу, достала из шкафа свежее постельное белье и вручила Вадиму.
Взгляд следователя отметил, что изба была светлая и чистая. Это было одно просторное помещение, освещенное четырьмя окнами, расположенными по периметру. Мебель была расставлена так же равномерно: в одном углу стояла большая кровать, заправленная на старый манер плюшевым желтым покрывалом, сверху стояли подушки стопкой. Рядом – желтое трюмо с зеркалом. По центру - большой круглый стол с блестящим самоваром. В другом углу стоял телевизор, на тумбочке - сервант с посудой и диван. Дом обогревали две печи: «Русская» - массивное сооружение рядом с выходом, и черная «Галанка» которая служила перегородкой между жилой комнатой и кухней. Кухонька, хоть и маленькая, была функциональна, с окном, выходящим в сени, где виднелась входная дверь. Здесь стояли стол, холодильник и газовая двухкамерная плита. Неподалеку располагался и умывальник. В целом это был очень милый домик, наполненный приятной, умиротворяющей атмосферой. Для урбаниста Вадима всё это было экзотикой. Он отметил, что на душе у него воцарился покой, которого он не ощущал уже очень давно.
– Пошли, мялок, покажу, где спать будешь, – сказала Авдотья. Она провела парня на веранду, где стояли: огромная кровать, стол и кресло. Также вытянутое по периметру длинное окно, завешанное вязаными крючком шторами. – Мои внуки, когда приезжают летом, тут, любят спать, – пояснила она. – Сейчас, конечно, прохладно, но… – Евдокия извлекла из угла обогреватель. – Спи с этим, чтобы не простыть, мялок.
Внезапно двери сеней дернулись, и в них ворвалась еще одна старушка.
– Авдотья, к тебе, говорят, следователя поселили! – с отдышкой произнесла она. Её голос звучал встревоженно. – Я от старосты бягу! У нас еще один висяльник-то! Рязановых парень вчерася ночью повесился!
Старушка, сначала не заметила Егорова, лишь потом, когда её взгляд упал на Вадима, сменила тон:
– Ой, батюшки! – запечатала та. – Что творится-то в нашем Дымкино! Что творится-то! Нечисть да погань поганая ходють, людям жить спокойно не дають! Парней наших губять!
Бабушка была маленькая, похожая на мышку. На ней был темно-синий платок, серенькое платьице, синий свитер, шерстяные носки и шлепки.
– Надобно нам экстрасенсов вызывать. У деревню-то! – старушка злобилась и махала кулачком. – Там Лад Черноватый у шо, он эту погань вмиг приструнит, сам с чертями водится и нас от этой нечисти избавить! Затем она прослезилась и вытерла глаза завязкой платка.
– Степанида! Сказала, что должно? – отрезала Авдотья. – Чаго отсебятину нести-то? Иди, иди отседва! И не бзди тут ерунду всякую!
– А вы ко мне заходите, – елейным голосом игнорируя Авдотью, заговорила Степанида обращаясь к следователю. – Я и пирогами, и блинами вас угощу, и усё, что знаю, вам поведаю. Мой дом – вот тут, рядом, по соседству. Бабуля указала в сторону двери. – От этой зимой снега не допросишься, а ни то, что пирога! – кивнула та на соседку. Степанида, напоследок замахнувшись на Авдотью приподняв подбородок злобно проговорила: – У жаба старая! – и скрылась за дверью. Евдокия плюнула ей вслед.Вадим подумал, что Авдотью Никитичну нельзя было назвать «бабушкой-божий одуванчик». В женщине чувствовался суровый характер, но доброе лицо смягчало это впечатление. На вид ей было не больше восьмидесяти лет. На лице виднелись глубокие борозды морщин, на удивление нисколько не портивших Авдотью, а наоборот, добавляя сказочности и мудрости. Бабушка не была худой, скорее женщиной в теле. Маленькие бледно-голубые глаза смотрели с живым интересом, короткие светлые волосы обрамляли курносый носик. Она была невысокого роста. Скорее всего, в молодости Евдокия была очаровательной девушкой. Которая вполне имела популярность у мужского пола.
Авдотья проводила гостя в избу, достала из шкафа свежее постельное белье и вручила Вадиму.
Взгляд следователя отметил, что изба была светлая и чистая. Это было одно просторное помещение, освещенное четырьмя окнами, расположенными по периметру. Мебель была расставлена так же равномерно: в одном углу стояла большая кровать, заправленная на старый манер плюшевым желтым покрывалом, сверху стояли подушки стопкой. Рядом – желтое трюмо с зеркалом. По центру - большой круглый стол с блестящим самоваром. В другом углу стоял телевизор, на тумбочке - сервант с посудой и диван. Дом обогревали две печи: «Русская» - массивное сооружение рядом с выходом, и черная «Галанка» которая служила перегородкой между жилой комнатой и кухней. Кухонька, хоть и маленькая, была функциональна, с окном, выходящим в сени, где виднелась входная дверь. Здесь стояли стол, холодильник и газовая двухкамерная плита. Неподалеку располагался и умывальник. В целом это был очень милый домик, наполненный приятной, умиротворяющей атмосферой. Для урбаниста Вадима всё это было экзотикой. Он отметил, что на душе у него воцарился покой, которого он не ощущал уже очень давно.
– Пошли, мялок, покажу, где спать будешь, – сказала Авдотья. Она провела парня на веранду, где стояли: огромная кровать, стол и кресло. Также вытянутое по периметру длинное окно, завешанное вязаными крючком шторами. – Мои внуки, когда приезжают летом, тут, любят спать, – пояснила она. – Сейчас, конечно, прохладно, но… – Евдокия извлекла из угла обогреватель. – Спи с этим, чтобы не простыть, мялок.
Внезапно двери сеней дернулись, и в них ворвалась еще одна старушка.
– Авдотья, к тебе, говорят, следователя поселили! – с отдышкой произнесла она. Её голос звучал встревоженно. – Я от старосты бягу! У нас еще один висяльник-то! Рязановых парень вчерася ночью повесился!
Старушка, сначала не заметила Егорова, лишь потом, когда её взгляд упал на Вадима, сменила тон:
– Ой, батюшки! – запечатала та. – Что творится-то в нашем Дымкино! Что творится-то! Нечисть да погань поганая ходють, людям жить спокойно не дають! Парней наших губять!
Бабушка была маленькая, похожая на мышку. На ней был темно-синий платок, серенькое платьице, синий свитер, шерстяные носки и шлепки.
– Надобно нам экстрасенсов вызывать. У деревню-то! – старушка злобилась и махала кулачком. – Там Лад Черноватый у шо, он эту погань вмиг приструнит, сам с чертями водится и нас от этой нечисти избавить! Затем она прослезилась и вытерла глаза завязкой платка.
– Степанида! Сказала, что должно? – отрезала Авдотья. – Чаго отсебятину нести-то? Иди, иди отседва! И не бзди тут ерунду всякую!
– А вы ко мне заходите, – елейным голосом игнорируя Авдотью, заговорила Степанида обращаясь к следователю. – Я и пирогами, и блинами вас угощу, и усё, что знаю, вам поведаю. Мой дом – вот тут, рядом, по соседству. Бабуля указала в сторону двери. – От этой зимой снега не допросишься, а ни то, что пирога! – кивнула та на соседку. Степанида, напоследок замахнувшись на Авдотью приподняв подбородок злобно проговорила: – У жаба старая! – и скрылась за дверью. Евдокия плюнула ей вслед.

4 Глава. Кот

– Ну, узнал чаво ли нет? – сердито вопрошала Авдотья, сверля кота пристальным взглядом.
– Нечистью тянет на всю деревню, – ответил кот и принялся лизать переднюю лапку, словно это было самое обыденное дело.
– Ой, иди ты, бесово отродье! Я и без тебя ендо чую. – отмахнулась рукой бабка. Кот поднял голову и посмотрел на неё с неожиданной, пугающей серьёзностью.
– А то, что и следователь наш меченый, тоже чуешь? За версту от него несет, – фыркнул кот. – Повезет если до утра доживет, – в его голосе прозвучала стальная нотка. – Или то, что не в срок висельники ушли… Во всех домах, где они покоятся. Тоже чуешь, бабка? Кот прекратил лизать лапу, его глаза пристально уставились на Авдотью. В воздухе повисла тишина.
– Знать, сегодня ночью посидеть с покойничком Рязановым, да из первых уст узнать, как почил милый, – задумчиво произнесла Авдотья. Кот кивнул.