Авиатор 10

Глава 1

Кабинет Иванова погрузился в напряжённое безмолвие. Рычание холодильника «Ока» несколько расслабляло меня в этот момент. Всё же, не каждый день ты соглашаешься на командировку в Африку. Причём в страну, где война не прекращается уже много лет.

— Что-то хочешь спросить? — поинтересовался у меня Иванов, первым прервавший молчание.

— Ничего. Всё равно, мы не так много знаем об обстановке в Анголе, — соврал я. — Или же знаем?

Что-то из прошлой жизни мне было известно о событиях в этой далёкой стране. Кое-что можно было почерпнуть из советских газет и телевидения. Однако ни в прошлом, ни в будущем, досконально никто ничего не знал. За исключением тех, кто сам был в Анголе и выполнял интернациональный долг.

— Ничего там серьёзного нет. Это не Афган, где за каждым камнем тебя хотят сбить из ПЗРК, — сказал Иванов и пошёл к своему излюбленному месту для курения.

— Павел Егорович, я тоже смотрю телевизор и читаю газеты. И, как и вы, прекрасно понимаю достоверность сведений в них, — иронично улыбнулся я.

Иванов повернулся ко мне и быстро подмигнул. Мы поняли друг друга и без слов. Не так уж всё и гладко в Анголе.

— Тебе нужно кому-то что-то передать? — спросил командир, прикурив сигарету.

— Я девушке и бабушке письма напишу. Если есть возможность…

— Передадим, Сергей. Главное — быстрее выполните задачу и возвращайтесь. Не думаю, что вы надолго там задержитесь. Ангольцев уже подготовили в Краснодарском училище. Вам только облетать самолёты после сборки и слетать с местными несколько вывозных и контрольных полётов.

— Понял. Только вы это уже говорили, — снова улыбнулся я.

— Серьёзно? А сколько раз?

— Как минимум трижды, — ответил я.

Реакции Иванова не последовало, поскольку зазвонил «важный» телефон. Павел Егорович сорвался с места и снял трубку.

— Слушаю, полковник Иванов, — представился он. — Да, товарищ генерал. Понял. Отправляю.

Закончив разговор, Павел Егорович проинструктировал меня и обозначил время, когда я должен быть готов к вылету. Письма Вере и баб Наде условились оставить Трефиловичу, который ещё трудился в столь поздний час в своём кабинете наравне с кадровиком Центра.

— Всё как и у остальных — в Мелитополь, а затем… туда, в общем.

— Понял. Разрешите идти? — спросил я, встав со своего места.

— Подожди, Сергей, — сказал Иванов и вышел из-за стола.

Он подошёл ко мне, крепко пожал руку, а другой рукой слегка приобнял. Как-то уж сильно переживает командир за меня. Может, он и остальных так провожал?

— На рожон не лезь. Помни, что тебя ждёт школа испытателей после возвращения, — сказал он и отпустил меня.

Ещё бы мне не помнить об этом! Больше всего меня волнует, что я могу «задержаться» в Африке. И кто его знает, как на это потом посмотрят в Циолковске.

Зайдя в отдел кадров, я занял место за свободным столом. Здесь уже кипела работа двух кадровиков. Пока Трефилович и кадровик Центра готовили мне документы в командировку, я писал письма домой. Баб Надю предупредил, чтобы не волновалась. Всё же месяц не буду на связь выходить. А вот Вере намекнул, что еду на «длительные учения в тёплые края».

— Вот твоё командировочное, Родин, — протянул мне бланк наш полковник — начальник отдела кадров 137го Центра.

Место назначения было указано простое и лаконичное — 10е управление Генерального штаба. Следом записан номер части 22147.

Ого! Так, именно эта часть и была указана в документах у моего однокашника Бардина. Похоже, что мы там с ним и пересечёмся.

— Остальные документы получишь в Мелитополе, — сказал кадровик Центра.

— Понял, — ответил я и протянул письма Трефиловичу, который сразу убрал их к себе в портфель.

— Передадим и девушке, и бабушке, — сказал Трефилович.

— Хм, веришь, что девушка будет ждать? Жениться надо было, чтоб не ушла, — неудачно пошутил кадровик Центра.

— У вас не самое хорошее чувство юмора, товарищ полковник. Или вы из личного опыта так говорите? — спросил я.

— Не дерзи, Родин. Иначе спецкомандировка тебя не спасёт, — зарычал кадровик Центра.

— Думаю, что спасёт, — ответил я, попрощался с Трефиловичем и вышел из кабинета.

Придя в общежитие, я решил сразу приготовиться к убытию. Вещи мной были собраны быстро. Военную форму решил не брать, поскольку там однозначно дадут что-то другое. Сложил только светлый лётный комбинезон, который у меня остался ещё с Афгана. В чём-то же нужно летать.

Уснуть долго не получалось. Думал о школе испытателей, попасть в которую я смог. Размышлял о предстоящей командировке, на которую согласился, будучи уверенным, что это правильно. И не мог я не думать о Вере.

Только стал задумываться о том, что именно с этой девушкой я хочу пойти в ЗАГС, в дело вмешалась моя слабость — чувство воинского и интернационального долга. И от обилия таких размышлений меня и стал одолевать сон.

Ёптить! Сон!

Вспомнил я, как совсем недавно мне снились непонятные сны о скалах на морском берегу, земля с красноватым оттенком и старые ржавые корабли на берегу. Я теперь во сне своё будущее могу увидеть? Как-то это очень фантастично.

Почему-то мне казалось, что все фантастические вещи закончились после момента моего переселения в это тело. Хорошо, что в том сне я не видел каких-то смертей или катастроф. Или видел? Так или иначе, но уснуть получилось не скоро.

Самолёт в сторону Мелитополя был только через два дня. Да и начальство не спешило меня отправлять, улаживая какие-то дела с вышестоящим командованием.

Оно и понятно. Я не планировался в заграничную командировку, а процесс отправки туда был не самый быстрый. Тем более, по линии 10го управления Генерального штаба — подразделение отвечало за международное военное сотрудничество и военно-техническую помощь странам народной демократии и национально-освободительным движениям. То есть, занималось помощью всем «нашим» возможным и невозможным союзникам за рубежом.

Глава 2

Дышать очень тяжело. Сильно болит голова. В глазах по-прежнему темно. Пошевелится трудно. Всё тело болит и что-то неведомое не даёт мне подняться.

— Сергеич, — раздался где-то сверху шёпот Бубко.

В глазах постепенно появляется видимость. Чувствую, что я лежу на земле, уткнувшись носом во влажный песок. Он прилип к моим щекам и слегка хрустит на зубах. С трудом поднял голову и заметил рядом с собой всех техников, летевших со мной, и Вениамина Бубко, сидящего рядом и уныло смотрящего на меня.

— Что случилось? — спросил я, пытаясь подняться на ноги.

— Сергеич, этого не надо делать. Они, вроде, сказали сидеть, — зашипел на меня Бубко.

— Кто это они? — спросил я и тут же получил ответ на свой вопрос.

Меня кто-то сзади толкнул в спину, приложившись чем-то металлическим. Попал прямо в один из позвонков, и это было очень чувствительно.

Превозмогая болезненные ощущения, я сел и повернулся к тому, кто приземлил меня на пятую точку. Надо мной стоял здоровенный чернокожий боец. И он не производил впечатление дружественного мне жителя Анголы.

С его лица стекали капли пота, капая на мощные плечи. Вены на бицепсах сильно напряглись. Сам повстанец был одет в измазанную грязью форму и берет с небольшой приколотой эмблемой. На ней я смог разглядеть чёрного петуха на фоне солнца. Знак, который является одним из символов УНИТА.

Он что-то прокричал, нагнувшись и дыхнув откровенной тухлятиной на меня. Слюни полетели прямо мне в лицо, заставляя содрогнуться от этого неприятного запаха изо рта.

Когда этот красавец закончил со своей репликой на португальском, я осмотрелся по сторонам. Вокруг меня сидело несколько человек, которые некоторое время назад летели со мной в самолёте. Все раненые, побитые и испуганные. Только Бубко и мужики, распивавшие вино на борту, сохраняли внешнее спокойствие.

Повстанцев, стороживших нас, было шестеро. Здоровяк, что забыл почистить в этом году зубы, ходил и тыкал во всех автоматом Калашникова с зарубками на прикладе. Наверняка, кажадая означает определённое «достижение» в борьбе с правящей партией. На поясе болтался острый тесак мачете, а за спиной заткнут за ремень пистолет Беретта. Явный признак того, что парень — непростой боец.

Половина — откровенные доходяги, еле-еле стоявшие на ногах со старыми ППШ-41, оснащённых барабанными магазинами, в руках. Наверняка дают подобный раритет в армии УНИТА не самым главным воинам. Да и форма на них не по размеру — рваная футболка, брюки и истоптанные ботинки, на голове кепка тёмно-оливкового цвета. Рядом стояла ещё парочка повстанцев с оружием и лицами полными ненависти к нам. Эти более подготовленные — советские штык-ножи на поясе и винтовки G-3 западноевропейского производства. Возможно, наследие бывшей колониальной империи Португалии.

О чём они говорили, разобрать было невозможно. Очень часто звучало слово «касадорес», значение которого я не знал. Не готовился я лететь в Анголу, да и местный язык не думал изучать.

— Вон, наш самолёт, — указал мне Бубко на торчащий киль Ан-12 в паре сотнях метров из-за деревьев.

Оттуда раздавались радостные возгласы на португальском. Похоже, что УНИТовцы смогли найти что-то ценное среди наших вещей.

В голове начали появляться обрывки того, как же мы оказались на земле. Начал вспоминать, как Ан-12 резко пошёл вниз, после попадания ракеты, а другое — нас и не могло сбить. Затем выравнивание и по фюзеляжу застучали что-то сильно застучало. Определённо, это были кроны деревьев. Видимо, пилоты смогли посадить самолёт на брюхо. Только где они сами?

С такого расстояния не понять характер повреждений борта, но его вряд ли удастся снова поднять. От самолёта шёл чёрный дым, а запах горелого ощущался так же отчётливо, как и вонь от наших надзирателей.

Основное внимание они уделяли своим главным врагам — военнослужащим правительственных войск, которые летели с нами на самолёте и остались в живых. В душе я обрадовался, что и мальчуган остался живой, но выглядел он очень плохо. Скорее всего, получил травмы в самолёте — голова разбита, рука сломана. Он держался за неё и нервно поглаживал, выслушивая слова поддержки от отца.

— Что с нами будет? Только что приехали, — переживал Вениамин.

Главный из повстанцев вынул из-за пояса мачете и, с дьявольской ухмылкой, пошёл в сторону ангольцев.

— Пока ничего. Мы им нужны живые, — сказал я, но получил болезненный толчок прикладом в плечо от одного из дохляков.

Не такой уж он и слабый, хотя видно, что у него дрожат пальцы, когда он сжимает барабанный магазин своего ППШ.

Если я правильно рассуждаю, нас просто уведут в плен и там начнут допрашивать. Причём в дело вступят и советники из ЮАР, и советники из ЦРУ. Таких тут хватает сейчас. А вот с представителями правительственных войск и с этим пацаном, неизвестно, как они поступят.

Из громкой реплики здоровенного УНИТовца, понято, что он сейчас выступает с программными речами их лидера Савимби. А может просто пытается запугать всех нас.

— Он что хочет сделать, Сергеич? — шепнул мне Бубко, когда УНИТовец стал по очереди каждому из ангольцев приставлять к горлу мачете.

— Ты же знаешь, что в гражданскую войну в плен попадать не стоит, — тихо ответил я и опять меня решили успокоить, ударив прикладом ППШ в плечо.

А Веньку Бубко не трогают УНИТовцы! Всё мне достаётся.

Издевательство над пленными здоровый повстанец решил продолжать, постоянно поглядывая в нашу сторону. Чтобы ему ничего не мешало, он даже отдал одному из худых подчинённых автомат.

Первый анголец, над которым издевался здоровяк, умер очень быстро. И одной смерти душегубу оказалось мало. Он подошёл к отцу мальчугана, который сейчас держал своего сына на руках. Резко ударив мужчину по лицу, он схватил за больную руку ребёнка и потащил в центр нашего сборища.

Паренёк кричал очень сильно. Мне самому стало совсем невыносимо на это смотреть. Воевать с солдатами, с мужчинами это одно. Но дети — это другое. Что ж за воин, который так издевается над ребёнком?

Глава 3

Пули пронеслись над головой.

И снова тишина. Может, я опять готовлюсь переместиться в новое тело, или в этот раз второго шанса мне небесная канцелярия уже не даст?

Стрельба закончилась в ту же, секунду, как я перекатился на живот, не сводя глаз с пацана.

Малец тяжело дышал рядом со мной. Кажется, прошла целая вечность, а я всё продолжал смотреть в его карие глаза наполненные слезами.

— Живой, братишка, — сказал я и посмотрел перед собой.

Вернувшись в реальность, я бросил взгляд вперёд и увидел трупы УНИТовцев, лежащих в кустах у входа на нашу поляну.

Поднявшись с земли, я заметил, как многие пытаются отползти в лес. В это время в Африке зима и листвы не так много на деревьях. Тогда кто же застрелил повстанцев?

Со стороны дымящегося Ан-12 были слышны голоса на ломанном русском и очень хорошем испанском языках. Значит, за нами уже идут кубинские товарищи.

И всё же не они ликвидировали последнюю угрозу нашим жизням на этой поляне. Нас всех спас Бубко. Все заложники разбежались в стороны, и только мой однополчанин стоял с опущенными руками, в которых был тот самый отечественный ППШ-41.

Вениамина слегка трясло, а взгляд был направлен в сторону поверженных им УНИТовцев.

— Веня, дай сюда оружие, — тихо сказал я, делая к нему пару шагов.

— А? — коротко спросил он, продолжая стоять в своей позе, шокированным после произошедшего.

— Отдай мне оружие, — повторил я и стал вырывать у него ППШ.

Бубко не сразу отцепился от него, но мне удалось забрать пистолет-пулемёт. УНИТовец, которого Вениамин со своими коллегами разоружил, лежал без сознания.

— Я людей убил, — произнёс Бубко.

— Или они бы убили тебя, — громко сказал ему один из коллег.

— Вы не понимаете?! — начал метаться из стороны в сторону Вениамин и, в конечном счёте получил от одного из техников громкую пощёчину.

Не поддерживаю подобные методы, но этот шлепок вернул нам Бубко в адекватное состояние.

Через несколько мгновений появились и кубинцы, вооруженные автоматами Калашникова различных вариаций, экипированные разгрузками с карманами под запасные магазины. Одеты они были в летнюю полевую форму в расцветке «Серая ящерица». Чем-то напоминающую наш камуфляж «Бутан», только цветовые тона другие.

— Комо эста? — спросил один из них, что означало традиционное для кубинцев «как дела».

Парень был невысокого роста со шрамом под глазом. Его рука была перевязана бинтом, который уже слегка пропитался кровью.

— Нормально, — спокойно ответил я ему на испанском.

Кубинец огляделся, рассмотрев тела ангольцев.

— Я и вижу, — ответил он уже на русском с небольшим акцентом.

— Это хорошо, что русский спецназ на самолёте летел, — сказал уже другой кубинец, осмотрев тело главаря ангольцев. — Троих в лоб, двоих в глаз, а тех, что в кустах очередью из ППШ.

— Хорошая работа, коллеги, — сказал нам кубинец со шрамом.

— Мы не спецназовцы. Я — лётчик, а это техники с моего полка, — ответил я.

Скрывать смысла не было, поскольку однозначно кубинцы знали, кто летел на Ан-12.

Пока я проверял наличие патронов в барабанном магазине ППШ, кто-то уже побежал навстречу с испано-говорящими отрядами с просьбой быстрее доставить его в Лубанго. Кубинцы же ничего не обещали, а только сказали ждать транспорт.

Я посмотрел на мальчугана и его отца, которые прижались друг к другу, сидя на земле. Мужчина-анголец был сильно избит, но старался улыбаться мне. Малец же достал из кармана своих шортиков ту самую конфетку «Дубок», которую я дал ему в самолёте. Съел он её за милую душу.

Пока мы ожидали прилёта вертушки за нами, кубинцы проводили нас к самолёту.

Естественно, выжившие пассажиры пытались найти среди обломков свои вещи.

Самое ценное, что у меня было с собой это моё лётное обмундирование. При виде обгоревшего фюзеляжа, надежды его найти в разбитом Ан-12, уже не было.

Кто-то из пассажиров начал причитать, что ему теперь очень сложно будет в Анголе без своей любимой бритвы «Агидель».

— Ползарплаты на неё ушло. На Новый год купил, — возмущался один из пассажиров, отбросив в сторону металлическую пластину от самолёта.

— А я «Альпинист» свой профукал, — делился своей бедой ещё один обездоленный пассажир.

За всеми подобными возмущениями пристально наблюдали кубинцы, которые были удивлены таким поведением. Ещё бы! Всех этих пассажиров чуть не угнали в плен, а экипаж погиб при выполнении такой посадки, либо был убит на земле.

Солнце уже почти было за горизонтом, как появились вертолёты Ми-8 с ангольскими опознавательными знаками. Из них выскочили как ангольцы, так ещё несколько кубинцев.

Группа, что пришла за нами на ту самую полянку, начала грузиться вслед за нами. Двигатели вертолётов вышли на взлётный режим, и колёса аккуратно оторвались от твёрдого грунта ангольской саваны.

Посадку произвели уже в полной темноте в аэропорту Лубанго. От кубинских военных я услышал, что вертолёты в этих краях по ночам не летают.

Рассмотреть что-то на лётном поле у меня не вышло, поскольку рядом с вертолётом меня уже ожидал круглолицый военный.

В свете одного из немногих работающих фонарей на стоянке я разглядел его внешний вид. Он был одет в камуфлированный свитер, брюки и ботинки на шнуровке. В руках он держал небольшой фонарик, а на поясе была кобура с пистолетом Макарова.

— Сергей? — подошёл он ко мне и пожал руку. — Подполковник Штыков Валентин Николаевич, специалист при командире истребительного полка Лубанго.

— Родин Сергей Сергеевич, — поздоровался я с ним.

— Рассказ о вашем сегодняшнем приключении оставим до нашего жилища. Присаживайтесь в автобус, и мы поедем, — указал он на ПАЗик позади себя.

Ехать по тёмным улицам Лубанго не так весело. Свет почти нигде не горит, так что разглядывать город буду завтра.

Подъехали мы к пятиэтажному зданию, окруженному высоким забором с электроэнергией, судя по горящему свету в комнатах.

Глава 4

Морально я к чему-то подобному был готов. Надеяться, что моя командировка здесь продлится только месяц, было бы весьма опрометчиво. Всё равно бы нашлись какие-то причины, чтобы продлить её.

— Тимур Борисович, а чем обусловлено изменение статуса? Если мне не изменяет память, на инструктаже перед командировкой строго-настрого говорили — в бой не вступать, вас тут нет, вы только учите ангольцев, — сказал Марик, развалившийся на стуле.

— Барсов, ты можешь ехать домой, — ответил Совенко.

— Серьёзно? — удивился Марк.

Мне эта сцена напоминает постоянные перлы Барсова в Афгане. Какую только чушь он не спрашивал во время подобных общений с начальниками.

— А как же! Дорогу знаешь или показать? А ещё номер своей части и фамилию командира не забудь сообщить. Ему такое письмо придёт, что он сам рапорт на увольнение напишет, — пригрозил Марику Совенко.

Напоминает мне это одну из моих командировок в прошлой жизни. Там тоже постоянно грозились отправить тебя домой за неопрятный вид одежды и отсутствие должной формы доклада.

Марик смолчал, опустив голову. Гусько же продолжал улыбаться, как будто полковник сейчас тут шутку рассказал.

— Закончили с наведением порядка. Теперь приступим к работе, — продолжил Совенко и подошёл к большой карте на стене.

Он сообщил нам последние новости о состоянии дел на фронте. С его слов я понял, что УНИТА продвигается на юге, выбивая правительственные войска из деревень в провинциях Кунене и Квадо-Кубанго.

— По данным ангольцев, ЮАР сосредоточил 30 000 человек на границе, — указал он на разграничительную линию между Намибией, которая не была в эти годы суверенным государством.

— Это не новость, Тимур Борисович, — сказал Дамир, и такой выпад разозлил полковника.

— Встань и постой, — сказал Совенко и Ренатов медленно поднялся. — Почему старшего по званию перебиваешь?

Ну, как-то слишком наш советник лютует! Даже Штыков удивился.

— Я говорю, а вы слушаете. Около 80ти различных самолётов есть на этом направлении у южноафриканской армии. Это наша главная проблема, — сказал Тимур Борисович и сел за стол.

— Так в чём состоит наша учебно-боевая задача, товарищ полковник? — спросил Гусько.

— Без необходимости в бой не вступать. Заниматься обучением ангольцев. Соблюдать режим и комендантский час в своих домах. И, конечно, не посрамить моральный облик советского человека, — ответил Совенко.

Как-то всё размыто сказано. Будто бы не хочет нам отдавать прямых приказов полковник на выполнение боевых вылетов. Мол, учите местных, а они уже сами пускай воюют.

— Товарищ полковник, — обратился я к Совенко, когда он дал команду Ренатову сесть. — Как мы поймём, что настал момент вступить в бой? Не ждать же нам, когда ракету пустят по нам?

— Родин, это уже на твоё усмотрение. Вот только потом будь готов стоять на разборе перед командованием, — ответил Совенко.

— Так точно. Ещё вопрос, разрешите? — спросил я.

— Нет. Сейчас пойдёшь со мной, и там будешь отвечать, как Ан-12 умудрился в джунглях сесть.

Мне этот Совенко напоминает раннего Хрекова. Такой же недовольный, грубый и совершенно не пытается вникнуть в вопросы и просьбы своих подчинённых.

Выйдя на улицу, сразу почувствовал, насколько стало жарко. Уже в классе я почувствовал, что воздух накаляется, но сквозняк через открытые окна давал возможность дышать. А вот на улице всё не так.

Пускай и время зимы в Анголе сейчас, но холоднее от этого не становится. Новый камуфляж, который я надел утром, слабо «дышит». Совсем непродуваемый. Выданные мне немецкие ботинки были не растоптаны. Эх, сейчас бы мой светлый лётный комбинезон, который сгорел в Ан-12!

Сама база Лубанго не что иное, как аэропорт. Небольшой терминал, перед которым разместились несколько Ан-26, Як-40 и парочка самолётов Боинг.

В отдельном кармане размещены истребители МиГ-21. Прикрывают их на своих позициях зенитные установки ЗУ-23. Аэродром должен прикрываться и более дальнобойными средствами ПВО, типа «Стрела-1» или «Квадрат», если следовать временной линии. Пока я их не увидел.

Не нашёл я здесь никаких укреплений или капониров. Других защитных сооружений, кроме пары окопов и БТРов, тут не увидел.

Зато достаточное количество специального транспорта, начиная с топливозаправщиков с маркировкой какой-то нефтяной компании, и заканчивая АПА и кислородных машин.

Кубинские техники работают совместно с нашими, помогая друг другу, разбирать ящики с запасным имуществом и принадлежностями. Рядом и ангольцы, стараются вникать в процесс обслуживания техники. Один, если судить по форме — офицер, что-то через переводчика доказывает нашему щуплому технику. Размерами они отличались настолько, что анголец мог спокойно наступить на нашего соотечественника и не заметить, как раздавил.

— И что? Что он мне тут рассказывает? — возмущался наш техник. — Я ему объяснил как надо.

Щуплый техник стоял, засунув руки в карманы и настойчиво «гнул» свою линию в этих международных переговорах.

— Полковник говорит, что у них боевая задача, а значит, никто накрывать чехлами вертолёты и самолёты не будет.

Дальнейший спор я слушать не стал.

Совместно с истребителями базируются и вертолёты Ми-25 и Ми-8, рядом с которыми проводит занятие наш специалист, объясняя через переводчика как двигатель обслуживать.

— Капоты после вылета нужно открывать. Всегда открывать и смотреть. Сначала сюда, потом сюда.

Один из ангольцев не стал молчать и возмутился поведением нашего специалиста. Переводчик выслушал и собрался с мыслями, чтобы перевести.

— Он говорит, что они бортовые техники. Это им не нужно. Они — почти лётчики. Пускай обслуживающий персонал смотрит и готовит машину к полёту.

— Ах ты, фазан! — возмутился наш специалист, но переводчик это не перевёл. — Спроси у него, про этих техников он говорит?

Ангольцы посмотрели по сторонам. Нашли двоих соотечественников, которые лежали на ящике под крылом МиГ-21 и мило дремали. Ещё двое рассматривали двигатели на Ми-8, а один залез на вертолёт и что-то крутил в силовой установке.

Глава 5

Снаряжение я одел достаточно быстро. Чего не скажешь о Совенко. Он и со Штыковым пошутить успел, и кубинскому старшему лётной группы в Лубанго что-то сказал.

— Решил, Борисыч, всё-таки, на проверенном полететь? — спросил у Совенко Штыков, пока тот шнуровал ботинки.

— Проверить надо этого молодца, — кивнул в мою сторону полковник. — Как вообще себя оцениваешь? — спросил у меня Совенко, в голосе которого прозвучало некое высокомерие.

— Если вы про мою технику пилотирования, то на твёрдую четвёрку, — сказал я.

— Чего это так слабо? — усмехнулся кубинец на ломанном русском. — Думал, что сюда профессионалов присылают.

— А вам обо мне не рассказывали? — спросил я. — Ваш подопечный Хорхе Бенитес меня знает. В Осмон к нам приезжал на подготовку.

Видимо, старший группы не обратил внимание на хвалебные отзывы своих подчинённых, когда меня описывал Бенитес.

— Я не интересовался, асере, — ответил кубинец, назвав меня в конце «другом».

Совенко расспросил про мой налёт, классность и в каких крупных мероприятиях я участвовал во время командировки в Афганистане. Когда перечисление вышло за количество трёх операций, Тимур Борисович перебил меня.

— Ладно, перестань уже заливать мне здесь. Запрошу по тебе информацию или сам свяжусь с «Центром». Странно, что такого молодого прислали, — произнёс Совенко, затягивая штанину противоперегрузочного костюма.

— Борисыч, а почему тебя тогда и Барсов не смущает? — спросил Штыков, протянув полковнику шлем.

— Валентин Николаевич, Барсов и Гусько сразу обозначили себя, как не самые надёжные советские специалисты. Но они прошли курс подготовки перед поездкой сюда. Их отобрали, и они знали, куда едут, — произнёс Совенко и показал мне идти за ним.

Как будто я ехал в неведении! Информации про Анголу у меня, конечно, немного было. Но и ничего слишком уж неожиданного я здесь не увидел. Разве, что в джунглях чуть не погиб, но это из другой оперы.

Солнце уже вышло и стало нагревать воздух. Бетон начинал становиться раскалённым, а всякая ползучая живность прятаться в укромные места между плитами.

Перед тем как занять место в самолёте, я попросил у своего «инструктора» карту, чтобы изучить маршрут.

— Она тебе не нужна. Летать будешь в районе аэродрома, а я здесь всё знаю, — похлопал меня по плечу Совенко, который уже был обильно потный.

Ну и ладно. Потеряемся, сам будет виноват!

— Лубанго-контроль, 101й, запуск, — запросил разрешение Совенко у нашего руководителя полётами, который находился рядом с диспетчерами аэропорта.

— Разрешаю, 101й.

Двигатель «ласково» загудел. Стрелки приборов начали вращаться и показывать необходимые параметры. Совенко что-то бубнил в этот момент, но я был занят другим делом.

— Ты меня вообще слышишь? — громко спросил Тимур Борисович по внутренней связи.

— Слышу, — ответил я, проверяя работу автоматического радиокомпаса.

Продолжение разговора не последовало. И чего отвлекает?! Нужно бы ещё карту района лучше изучить. А то сегодня на аэродроме только один привод и с одним стартом работает. И ведь есть средства локации и навигации, да только выходной у ангольцев. Вот и не работают, а наших специалистов, видимо, не привлекли.

— Выруливаю, 101й, — доложил Совенко и самостоятельно начал рулить.

В кабине-то жарковато, вот и хочет побыстрее в воздух подняться. Я сам уже прилип к креслу, обильно вспотев.

Самолёт был готов занять исполнительный, но руководитель разрешение не давал. Я посмотрел по сторонам и в сектор взлёта и посадки. Никого! Чего ж тогда ждём. Чувствую, как капелька пота скатилась на кончик носа, неприятно пощекотав его.

— Лубанго, 101й, готов на полосу, — настойчиво повторил Тимур Борисович.

— 101й, вам запрет на вылет. Местные не разрешают, — грустно ответил нам руководитель.

— Причина?

— Африканский час.

Мда, известное явление. В это время суток очень жарко и никого на открытом воздухе нет. Значит, и в работе перерыв. Только не совсем понимаю, причём здесь командно-диспетчерский пункт, где дежурная смена сидит в тапочках и под кондиционером.

— 101й, разберись там, а мы пока вырулим на полосу, — сказал Тимур Борисович, и руководитель полётами принял к сведению эту информацию.

Выруливал на полосу уже я сам, выравниваясь по осевой линии. Вокруг ни души. Окрестности аэродрома — это небольшая равнина. Чуть дальше она переходит в холмы и в горный хребет.

— На радиовысотомере опасную высоту установил. Готов к взлёту, — доложил я.

— Управление передал, — сказал Совенко.

Как будто и не я сейчас выруливал, а он. Вообще, как-то уж слишком высокомерен этот полковник. Не знаю его регалий, но не думаю, что у него большой боевой опыт.

— Теперь покажи, как ты летал в Афганистане. Хочу посмотреть, — ехидно посмеялся Совенко.

Вряд ли он захочет прочувствовать все слаломы, которые мы с товарищами выполняли в Панджшере. Какие-то желания у Совенко совсем небезопасные. С другой стороны, может, перестанет хорохориться.

— Как скажете. Обороты вывожу на максимал, — доложил я и плавно перевёл рычаг управления двигателем в соответствующее положение.

МиГ-21 слегка затрясло. Обороты и температура газов двигателя на приборах вышли на соответствующие режиму значения. Я продолжал удерживать самолёт на месте.

— Взлёт. Форсаж! — сказал я.

Слабый рывок назад, и самолёт помчался по полосе. Направление выдерживал аккуратно, отслеживая нужное значение скорости. Ручку управления слегка на себя.

— Подъём, — сказал я по внутренней связи, когда скорость подошла к значению 200 км/ч.

Плавно поднял носовое колесо и жду скорости 330 км/ч. Совенко молчит, не произнося ни звука.

Отрыв и мы поднимаемся в ангольское небо. Скорость растёт, шасси убрано.

— Взлетать умеешь, но что-то есть интересное в твоём арсенале? — спросил Совенко.

Что ж, придётся показать ему пограничный режим. Ручку управления самолётом отклонил на себя, хотя шасси ещё до конца не убрались. Не страшно! Запас прочности есть. В Циолковске такое уже делал с инструктором.

Глава 6

Командующий авиацией военного округа продолжил рассказывать об обстановке на юге страны. Всё это очень похоже на Афганистан и на постановки задач в Баграме и Шинданде. Масштаб применения авиации только другой.

Со слов командующего Жозе Эбо, правительственные войска продвигались на юго-восток страны, с целью выбить оттуда подразделения УНИТА и не дать возможности развернуть свои части ЮАР.

— Аэродром Куито-Куанавале и окраины населённого пункта контролируются Народной Армией… — продолжал браво рассказывать ангольский командир о текущей обстановке на фронте.

Вспоминая некоторые моменты из истории этой войны, я стал понимать, насколько и здесь всё поменялось. Подобную операцию, которую назвали местные военачальники «Встречая октябрь», на Южном фронте правительственная армия должна была провести только в 1987 году. В те года у ВВС были в распоряжении самолёты МиГ-23, пилотируемые кубинцами, большое количество комплексов ПВО, танки Т-62 и вообще народу побольше в строй поставлено. Кто же так торопится в этой новой реальности?

— Наша задача — ударами по наземным целям поддерживать наступление и продвижение пехоты, — водил указкой по карте Эбо. — Основное направление это Мавинга.

Я смотрел на карту и удивлялся настойчивости ангольских военных. Если судить по рельефу, то наступать в подобной местности плохая идея. Густая растительность и мягкие пески — не самое лучшее поле боя для гусеничной и колёсной техники.

Противник вряд ли будет цепляться зубами за свои позиции. Западные советники в рядах повстанцев самоотверженности не учат. Поэтому, после себя УНИТовцы оставят большое количество минных полей. Ох, и сложную задачу решили выполнить наши союзники!

Майор Эбо довёл, что сегодня кубинцы и ангольцы должны будут перебазироваться на аэродром Куито-Куанавале, чтобы иметь возможность наносить удары по тыловым районам УНИТА и войск ЮАР. Нам же пока никаких команд не поступало.

После окончания постановки и доведения порядка разлёта, все начали расходиться. Штыков сказал нам задержаться, чтобы самим обсудить наши дальнейшие действия.

— Маэстро Родио, вас оставляют в тылу? — подошёл ко мне кубинец Бенитес с очень довольным видом. — У нас, как видите, будет работа.

— Это ты так хвастаешься, асере? — улыбнулся я, и Хорхе довольно кивнул. — Пока у нас приказа не было. Когда будет, мы ещё вместе полетаем.

— Как видишь, мы тоже выполняем приказ своего Команданте, — упомянул Бенитес о напутствиях Фиделя Кастро.

Глаза моего собеседника, буквально горели, когда он цитировал лидера Кубинской революции.

— Команданте сказал, что мы помогаем африканским братьям в борьбе против колониализма и за социальную справедливость, — продолжал Бенитес, когда класс уже покинули все его соотечественники.

— Ну, что ж, асере, кто, если не мы с тобой поможем ангольскому народу, — сказал я и Хорхе, довольно кивнув, двумя руками пожав мне руку.

Как только он покинул наш класс, слово взял Штыков.

— Теперь, всё, что вы услышали о ваших задачах…

— Так никаких задач мы и не слышали, — недовольным тоном перебил подполковника Костян.

Я толкнул в плечо моего друга, поскольку он совсем неправ в этой ситуации.

— Не терпится повоевать? — спросил у него Штыков. — Мне тоже. Вот только приказа такого нет.

Странные вещи говорит подполковник. Вроде и задачи у нас теперь боевые, но выполнять мы их не можем.

— А как мы будем прикрывать наших товарищей? — спросил я у Штыкова, когда он достал пачку с названием «Франсеш». — С Лубанго летать неблизко.

Валентин Николаевич подкурил сигарету и крепко затянулся. Запах табака сразу наполнил душное помещение.

— Зато в комфорте, — ещё раз крепко затянулся Штыков. — В Куито условий вообще нет. Плюс фронт рядом, — ответил мне подполковник. — Главное, что никаких боёв. Все меня поняли?

Хорового «так точно» не прозвучало, и Штыков насупился.

— Чего-то не понял. Какие у кого проблемы? — спросил он.

Я хотел опять вступить в разговор, но меня опередил Гусько.

— Николаич, давай по-честному. Не хочет наше руководство втягивать людей в эту войну, но перед кубинцами и ангольцами стыдно, верно? — спросил Савельевич с присущим ему колоритом. — Зачем мы тогда сегодня сидели тут и кивали гривой?

Круглое лицо Штыкова покраснело, покрывшись пятнами.

— Евгений Савелич, ваша задача в этой стране — учить. Вот и учите! — громко сказал Штыков, смяв в руке сигарету. — А воевать… пускай ангольцы воюют!

— Так нам же сам Совенко сказал, что мы переходим к учебно-боевым задачам, — высказался я.

— Умереть торопишься, Родин?

Странный и, одновременно, интересный вопрос от Штыкова. Я даже искренне улыбнулся. Разок уже умирал, но ещё раз не хочу.

— Нет, Валентин Николаевич. Просто, понять хочу. Да и все хотят, — ответил я, посмотрев на Костю.

Штыков подошёл к карте и указал на населённые пункты на юго-западе страны.

— Смотрим сюда, — взял указку Штыков и показал на приграничную с Намибией территорию. — Провинция Кунене, где работает много наших специалистов. Города Каама, Шангонго и Онджива.

— Блин, я ничего не пойму в этой Африке, — взялся за голову Марик. — Тут все воюют друг с другом, а названия язык сломаешь.

— К логопеду сейчас тебя отправим пешком в Луанду за справкой, раз выговорить не можешь, — сказал ему Савелич.

— А я пинком газку добавлю! — рыкнул Валентин Николаевич, у которого ещё больше пошло на лице и шее красных пятен. — Всем сюда слушать! Интернациональный долг — помогать трудовому народу Анголы, мы выполнить обязаны. Но есть ещё один момент во всей нашей истории пребывания в Анголе. Кто и что может сказать об этом?

— Алмазы будем добывать? — спросил Ренатов, но Штыков ему пригрозил кулаком.

— При кубинцах и ангольцах смотри так не скажи, — зашипел на него подполковник.

Ангола весьма богата природными ресурсами. Самые ценные — нефть и драгоценные камни. И того и другого здесь очень много.

Глава 7

Не самое удачное время выбрал Марк для того, чтобы качать свои права. В воздухе вообще не стоит много разговаривать. Лучше делать и принимать верное решение.

А такое сейчас было только одно — катапультироваться.

— Лампочка скоро загорится, — доложил Марик.

У него сейчас уже аварийный остаток скоро будет на борту. С таким темпом ухода топлива из баков он плюхнется до Лубанго километров за 70. Подбирать его не придётся слишком долго.

— 112й, давай ещё протянем. Когда будет минимальный остаток топлива, катапультируйся.

— Не буду. Далеко, — ворчал в эфир Марк, делая шумный вдох.

— Тогда выводи самолёт в зону, которую я тебе указал. Сбросишь подвески, возьмёшься за поручни и тяни. До аэродрома всё равно не долетишь.

Барсов молчал, а я продолжал смотреть на белый шлейф исходящий от его самолёта. Под нами сейчас была дорога, соединяющая Кааму и Лубанго. Слева и справа от дороги высокие холмы, а наиболее крупный населённый пункт — Шианже — остался слева. Местность идеальная, чтобы прыгнуть. И опасных диких зверей нет.

— 112й, катапультируйся! Приказ слышал? — громко вышел в эфир Штыков с командного пункта. — Поисковая группа уже на борту.

— 112й, нет. Катапультироваться не могу. Эм… кресло не срабатывает, — соврал Марик.

Вот балбес! Ещё и врёт, что не сработала система аварийного покидания. Сто процентов, даже не тянул за «держки». Похоже, что мой ведомый решил погеройствовать.

— Буду садиться на грунт, — громко сказал в эфир Марик.

— 112й запретил. 110й, в паре кто у вас ведущий — вы или он? — вопил в эфире Валентин Иванович.

— Понял вас, — ответил я, но сделать тут уже ничего нельзя.

Раз Марик решил садиться на грунт, буду с ним до конца в этом деле. А потом убью его, когда увижу, если сам не убьётся!

— 112й, переход на стартовый канал, — сказал я, положив руку на переключатель канала, на пульте связи.

— Перехожу.

Бубко, как человек из нашего полка, всегда знает, что один из каналов на самолётной станции нужно всегда делать для переговоров экипажей между собой. В Осмоне это всегда 12й канал.

— 112й, — вызвал я Марика.

— На приёме.

— Остаток аварийный?

— Подтвердил. Лампочка горит, но… площадки никакой не вижу, — занервничал Марик.

— Тогда стоит прыгнуть. Я тебе уже отдал такой приказ.

— Нет. Лучше сдохну! — громко ответил Барсов.

Вот что ты с ним будешь сейчас делать?! Хоть вместе с ним прыгай.

Я бросил взгляд вперёд и сравнил с картой. Сейчас дорога начинает сильно петлять. Участок асфальтированный, но по рассказам кубинцев весь в дырках. На машинах и то быстро не поедешь. Приземлять самолёт на такой асфальт опасно.

Скорость на касании почти 280 км/ч и любая кочка или неровность приведут к клевку носом и сильному удару. Шансов будет немного на выживание. Значит, только на грунт. И кто его знает, где этот грунт здесь достаточной плотности!

— Снижаемся. Будем искать площадку, — дал я команду Марику.

Высота 500, но никакого более-менее подходящего участка не видно. Дорога вечно петляет. Параллельно ей идёт лес и песчаники. Пролетели деревню под названием Чибемба.

— Вижу участок! — громко сказал Марик, но он уже не успеет сесть с ходу.

— Не успеешь. Тебе участка этого не хватит, — говорю я в эфир.

Ещё один изгиб. Впереди небольшая холмистая местность, участок дороги без изгибов, но справа-леса, слева — хребет с вершиной в 1352 метра. Слишком узко.

— Серёга, остаток 200, — настойчиво сказал Марик.

Другого места можем уже не успеть найти.

— Наблюдаешь прямой участок?

— Так точно.

— Снижайся. Выпуск шасси, закрылки 25°, — сказал я ему, и мы вместе начали снижаться.

Марк сбросил все свои ракеты и подвесной бак над лесом. Главное, чтобы не на голову каким-нибудь местным жителям.

Иду с ним рядом, чтобы контролировать выпуск взлётно-посадочных устройств. Все три стойки вышли и встали на замки.

— Шасси наблюдаю, закрылки вышли, — подсказал я Марику. — Начинаем гасить скорость.

Указатель скорости показывает 370 км/ч. Снижение продолжаем.

Во рту сильно пересохло. Мой ведомый сейчас рискует очень сильно. Да, можно посадить, но стоит ли это того. Вряд ли самолёт потом будет пригоден для полётов.

— 350, скорость 340. Продолжаем, — краем глаза посматривал я на Марка, а сам контролировал обстановку впереди себя.

Мне нужно будет выполнить проход раньше, чем он сядет в этот прогал между кронами деревьев. В левом глазу защипало, когда одна из капель пота скатилась со лба.

— Высота 300. Перед землёй загаси скорость до 260, — сказал я, назвав Марику величину слегка меньшую, чем написано в инструкции.

— Понял.

Асфальтовая дорога сменилась грунтовой. С этой высоты неровности заметить невозможно. Главное, чтобы он быстро выполнил все действия на выравнивании.

— Примерно в метре выпусти тормозной и выключи двигатель. Так уменьшишь пробег до минимального.

— Понял. Готов к посадке.

Самолёт Марка продолжал планировать вниз.

— 100, скорость 300, — сказал я в эфир.

Есть ещё запас по высоте. Пока мне ещё рано переводить самолёт в набор. Рука уже готова перевести рычаг управления двигателем на максимал.

— 50, скорость 280, — продолжаю я снижаться.

На следующей отметке мне нужно будет перевести самолёт в горизонт, иначе я разобьюсь.

— 30, 270, — произнёс я в эфир.

Обороты вывел на максимал. Выровнял самолёт по горизонту прямо у самых крон деревьев и ушёл вверх с набором высоты.

Шасси убрал, закрылки вернул в нужное положение и пошёл разворачиваться вправо. Внизу столб пыли и ничего не видно, что с самолётом.

— Лубанго, я 110й, — перешёл я на канал управления, продолжая высматривать самолёт Марка внизу.

Пыль рассеивается. Возникает знакомый силуэт нашей любимой «баллалайки», мирно стоящей на земле с наполненным куполом тормозного парашюта.

Глава 8

Совенко не особо горел желанием меня выслушать.

— Родин, займись делом. Обучай лётчиков, а разработку решения проблемы оставь нам, — сказал полковник и прошёл мимо меня.

— Товарищ полковник, выслушайте меня наедине, — сказал я, и Тимур Борисович утвердительно кивнул, отойдя на пару шагов в сторону.

Дель Потро и Эбо что-то начали весело обсуждать через переводчика, а Совенко сильно напрягся, в предвкушении моей идеи.

— Родин, я про тебя всё узнал, испытатель ты наш. Но здесь тебе не Циолковск или Владимирск. Здесь даже не Афган, а кое-что другое. Моментов очень много тонких и… толстых, — сказал Совенко, нервно доставая из кармана пачку «Мальборо».

— Я понимаю. Но я же хочу предложить решение, которое устроит всех.

— И что ты предлагаешь? — спросил Совенко, прикуривая сигарету.

— Перегнать самолёт.

Советник главкома ВВС и ПВО начал кашлять, как будто подавился чем-то очень большим. Мне даже пришлось постучать его по спине.

— Я тебя правильно понял, ты предлагаешь взлететь с грунта, с участка в 400-500 метров, окружённого лесами? Вертикально не взлетит, — посмеялся Совенко.

— Согласен. «Свечой» уйти со взлёта может не получиться. Однако у кубинских товарищей завалялась пара самолётных пороховых ракетных двигателей, — улыбнулся я и кивнул в сторону Дель Потро.

— О нет! Где ты найдёшь такого отчаянного, который сядет в самолёт с двумя дополнительными движками? Ещё и с поставленной задачей на такой укороченный взлёт, — спросил Совенко, но, заметив мою скромную ухмылку, сделал глубокую затяжку.

— Готов осуществить подобный перегон, — ответил я Тимуру Борисовичу.

— Даже не думай об этом! — воскликнул полковник Совенко. — Но, идею обсудить стоит. Пошли.

Осталось теперь довести мой план до Дель Потро и Эбо.

Мы вернулись в кабинет начальников, где я на большом листе бумаги изложил порядок взлёта и подготовки. Изобретать всё пришлось на ходу.

Ангольский командующий за время моего доклада не успевал пить воду. Ну, или что там ему наливал его переводчик. Дель Потро чесал свою бороду и постоянно повторял «десконфия», что можно перевести как «не верю».

— Разгон, уборка шасси по отрыву. Этого достаточно, чтобы перескочить препятствие, — показал я на схеме. — Вопросы, товарищи?

Простого объяснения «на пальцах» не хватило. Вопросы из серии «что, зачем и почему?» заставили меня заново объяснить мою теорию с позиции аэродинамики и характеристик двигателя.

— Родин, это не модификация «бис», к которой ты привык дома, — сказал Совенко. — Этот МФ так не взлетит.

— Ещё как взлетит, — улыбнулся я. — Стартовые ускорители — отличная вещь…

— Которой мы давно не пользовались, — перебил меня Дель Потро. — Не уверен, что они вообще работают. Зачем мы их привезли?

— Вот на такой случай, наверное, — проворчал Совенко. — Ладно. Старлей дело говорит. Может, рискнём, Анхель? Самолёт ваш и вам решать. Кто из ваших лётчиков самый способный?

— Нет, Тимур. Своих лётчиков я туда не пущу. Вы его там посадили, поэтому и вам его доставать, — замотал головой кубинец.

И тут началось «перетягивание каната». Смотришь на этих полковников и, прям, детский сад какой-то! Никто не может взять на себя ответственность и сесть в самолёт.

— Товарищи, прошу успокоиться! — встал со своего места Эбо и налил обоим полковникам спиртное. — Взлёт выполнят мои люди. Ракета, повредившая этот самолёт — результат ошибки боевого расчёта моих специалистов по ПВО. Нам и исправлять ситуацию.

Ох, только не ангольцев! Из тех, что находятся на базе, большого опыта полётов на МиГ-21 нет ни у кого. Они на полосу с ошибками заходят в простых условиях. Не готовы ещё!

— Перелёт выполнит капитан Франсишку Мадейра, — громогласно заявил Эбо. — Кажется, это ваш подопечный, товарищ Родин? — спросил майор.

— Всё верно, — ответил я, но к горлу подступил ком.

Мадейра хоть и успел получить уже капитана за пару удачных боевых вылетов, но с таким взлётом он не справится. Эбо просто хочет тоже показать свою значимость в этом деле.

— Товарищи офицеры, готов самостоятельно выполнить этот полёт, — громко сказал я. — Мне пришла в голову эта мысль и мне, стало быть, претворять её в жизнь.

Совенко злостно посмотрел на меня. Конечно, он не хотел, чтобы советские лётчики лишний раз рисковали своими жизнями в Анголе. В данном случае, если он откажется послать меня, кубинец и анголец его не поймут. Скажут, что «камарадес советикус» струсили.

— Вы боитесь за капитана Мадейра? — спросил Эбо.

— Я вообще считаю, что им пока всем рано начинать боевые вылеты. Невозможно за пару десятков часов подготовить воздушного бойца. Нужно время. А на такой взлёт тем более. Вы просто потеряете лётчика и самолёт, — сказал я.

Офицеры быстро переглянулись, и дело теперь было за решением Совенко.

— Иди, готовься, — сказал Тимур Борисович, и я вышел из кабинета.

Сегодня решено было не выдвигаться в долину. По докладам кубинцев, недалеко от тех самых мест обнаружены отряды УНИТовцев, а значит, подвергать техсостав опасности никто не будет.

До конца дня я был на стоянке. Все трое моих обучаемых сегодня летали самостоятельные полёты по кругу и в зону.

Странное это чувство, когда ты отправляешь в полёт своего ученика. Пусть и не я всему научил этих ангольцев, но какую-то часть своих знаний и умений я им дал. Теперь могу себе представить, что чувствовали мои инструкторы в училище, оставаясь на стоянке в ожидании нашей посадки.

На посадочном курсе появился наш МиГ-21. Сейчас в кабине Фронте и это его первая самостоятельная посадка без меня.

За спиной о чём-то судачили Мадейра и короткостриженый Рете. Они тоже обратили внимание, что я не свожу глаз с предпосадочной прямой.

— Мештре, Фронте сядет? — спросил у меня Рете.

— Не сомневаюсь.

МиГ-21 прошёл дальний привод. Снижается ровно, самолёт не разбалтывает. Красиво и очень плавно, проседает над полосой всё ниже и ниже. Фронте слегка подбирает нос истребителя, чтобы не клюнуть на выравнивании.

Глава 9

Бубко вопросительно посмотрел на меня. Похоже, не понял мой техник, что раскисший грунт отдалит момент взлёта на пару дней минимум.

— Сергеич, парни не Волжский автомобильный завод. Это там всё делают очень быстро, — поспешил ответить мне Бубко.

— И далеко не всегда качественно, — тихо ответил я, но Веня меня не услышал.

Он сам поднял голову и обнаружил приближающиеся тучи. В воздухе появился запах дождя, а ветер стал слегка усиливаться.

Со спины к нам подошёл Штыков, который до этого момента контролировал весь процесс из кабины УАЗика.

— Родин, а ты уверен, что тебе погодка не помешает взлететь? — спросил подполковник с небольшой издёвкой в голосе.

— Валентин Николаевич, не помешает, если я взлечу раньше того момента, когда пойдёт дождь, — ответил я. — Сейчас техники заделывают течь и полетим.

— Смотри у меня! Из-за тебя одного сюда столько народу пригнали. Твой Барсов тоже молодец! Не мог катапультироваться и сейчас бы на базе сидели, — возмущался Штыков.

Я подмигнул Бубко, намекнув, чтобы он оставил нас вдвоём с подполковником. Веня всё понял и пошёл к кубинцам, которые продолжали проверять сопло двигателя.

— Марк действовал из соображений сохранности техники…

— Он струсил прыгать, Серёжа! — громко сказал Штыков и на его голос находившиеся поблизости сразу отреагировали.

Маленькая пауза и всё внимание личного состава вернулось к работе.

— Это не так. Он хотел сохранить самолёт, — стоял я на своём.

Барсов не скрывал, что побоялся катапультироваться. Однако своего ведомого и товарища я буду отстаивать до конца.

— Ваше с ним счастье, что это Ангола, а не Союз. Здесь только на Родину со справкой отправляют, и в полк отзыв приходит. А дома с ним бы уже по-другому разговаривали, — ткнул мне пальцем в грудь Штыков.

— Значит, хорошо, что мы не дома. Но я думаю, что здесь нечто иное, — сказал я и подполковник слегка прищурился. — Не было элементарного согласования с кубинскими расчётами ПВО. За эту вещь отвечают не лётчики, а управленцы, командные пункты и начальники…

— Сынок, ты на что намекаешь? — зарычал на меня подполковник.

— Намекаю, что нужно перегнать самолёт отсюда. Тогда все будут довольны.

Я хотел продолжить говорить, но в воздухе послышался знакомый свист. В районе села раздались несколько взрывов и вверх поднялись столбы огня и пламени. Кто-то очень удачно попал из миномётов.

— Мужики, заканчиваем. Скорее собираемся и уезжаем, — крикнул я техникам.

Земля слегка затряслась, когда одна из мин упала рядом с дорогой, повредив осколками грузовики. В нашу сторону летело ещё несколько мин, но падали они до дороги, отделявшую нашу поляну от леса.

К Штыкову прибежал с нашим переводчиком анголец, измазанный в песке. Подполковник выслушал его и подбежал ко мне.

— Родин, нужно взлетать. УНИТовцы рядом. Там очень много войск. Кажется, они начали наступать на этом направлении… — начал говорить Валентин Николаевич, но я перебил его.

— Ещё течь полностью не заделали, — сказал я, и ещё одна мина упала рядом с опушкой.

Я потянул к земле подполковника, поскольку он решил побежать смотреть, куда попала крайняя мина. Всё это время техники крутили гайки, снимали заглушки и готовили самолёт.

— Родин, или ты поднимаешь самолёт, или мы все едем в Лубанго! — крикнул мне в ухо Штыков, поднимаясь с земли.

Думать и ждать окончания работы и, правда, времени нет. Я надел шлем и полез в кабину.

— Всем от двигателей, — скомандовал я, но мало кто из техников дёрнулся. — Живее!

По второй команде всем стало понятно, что делать больше здесь нечего. Техники бегом направились к машинам и стали запрыгивать в кузова.

— Запуск аккумуляторов, Сергеич, — подсказал мне Бубко, который стоял на стремянке и заглядывал в кабину.

— Беги к машинам. Сам запущусь, — сказал я.

Веня слушать не стал, а направился под правую консоль крыла. Что он там ещё хочет замотать?!

— Веня, быстрее! Не поможет уже ничего! — кричу я, продолжая включение электрооборудования на борту.

Наконец, он выскочил из-под фюзеляжа и побежал к машинам. Колонна начала разворачиваться и отправляться в обратном направлении.

Запуск от аккумуляторов прошёл штатно. Даже удивительно, что самолёт после полного отключения, смог так быстро запуститься.

Теперь настало время вывести обороты. Я отклонил рычаг управления двигателем в положение «максимал», но самолёт потянуло вперёд. Не помогли и тормоза.

Фонарь кабины я закрыл. Маску притянул к лицу и посмотрел налево.

— Вот засранец! — громко выругался я.

Бубко стоял недалеко от самолёта, и показывал большой палец вверх. Рядом с ним стоял грузовик, из которого ему все махали, призывая садиться.

Я отдал ему воинское приветствие и решил ещё раз проконтролировать все параметры. Тучи уже вплотную подошли к нашей поляне. Где-то позади в лесу кубинцы и правительственные войска Анголы продолжают держать оборону.

После взлёта должна будет загореться лампочка аварийного остатка топлива, поскольку самолёт облегчили, как могли.

Я дважды глубоко вздохнул. Во рту стало сухо, а перед глазами всё пространство сузилось. Пора!

— Ну, взлетаем, — произнёс я и отпустил тормоза.

Рычаги управления двигателем сразу переставил в положение «форсаж». Самолёт резко начал разбег. Этого мало! Нащупал тумблер «Пуск» на пульте ускорителей и привёл его в действие.

Слегка даже дыхание перехватило от неожиданности. Форсажный режим включился, и с ним запустились ускорители. Мощный пинок сзади, и нос самолёта задран. Половину пути пробежали.

Скорость растёт. Чувствуется дополнительная мощь! Стрелки приборов дёргаются и невозможно проконтролировать указатель скорости.

Остаётся метров 100. Ручку управления самолётом на себя. Основные стойки отрываются от земли, но впереди кроны деревьев.

Убрал шасси. Чутка не хватает угла набора. Совсем немного отклонил на себя ручку управления. Мгновение и самолёт проносится над самыми верхушками леса.

Глава 10

Времени на раздумье нет.

— 18347, не взлетай. Нас четыре единицы атакуют, — передаю я информацию экипажу Ан-26 в Онживе.

Транспортные самолёты ни в коем случае нельзя поднимать, поскольку они станут лёгкой «добычей» истребителей противника.

— Резко вниз и расходимся в стороны. Внимание, роспуск! И… рааз! — скомандовал я, направляясь от границы с Намибией. Нам нужно заманить противника в зону поражения средств ПВО.

Ручку управления отклоняю влево, выполнив переворот, и начинаю снижаться. Марик отходит в другую сторону. Так как это «Миражи», с ними нельзя вставать в «карусель» и крутить виражи.

— Справа обходят, — быстро говорит Марик, который уже далеко от меня.

Резко отворачиваю влево, но один из южноафриканцев пошёл на перехват. Ухожу вверх и в сторону своего противника, выйдя из зоны обзора его прицела.

Сирена предупреждения об облучении продолжает бить по нервам.

— Ещё один слева! — кричу я и опять увожу самолёт вниз, чтобы не попасть под удар.

Тело прижало к креслу, а дышать стало некомфортно.

Сирена прекратила выть. Краем глаза я наблюдаю силуэт противника. Остроносый серебристый самолёт снижается за мной на предельную высоту. Высотомер уже показывает 1200 метров, которые я занял за какие-то секунды.

Выполняю отворот влево, затем вправо, но южноафриканец не отстаёт. Противник слишком далеко, чтобы можно было его подловить на управляемую бочку. Увести этих «остроносых» в зону поражения своих средств ПВО никак не получается.

— 18317, не взлетай! — повторяю я в эфир, чтобы меня мог услышать командир одного из экипажей Ан-26.

Ответа не поступает.

— Лубанго, 110й, четыре единицы. Район Онживы. Как… приняли?! — продолжаю я передавать информацию, прерываясь на глубокие вдохи.

Командный пункт молчит. В эфире постоянные помехи, из-за которых ни единого слова разобрать не получается. Я ещё дважды докладываю о противнике, но в таком шуме и бульканье хоть какую-то из команд разобрать невозможно.

Снова заработала сирена. Выполняю бочку и тут же пикирую вниз. «Мираж» не отстаёт.

Земля приближается. Скорость растёт.

В зеркале вижу, как уходит в сторону «Мираж», выходя из крутого пикирования. Следом и я вывожу самолёт.

Угол обзора моментально сузился, а земля была очень близко. Можно мелкие камни разглядеть на равнине.

Вижу хвост южноафриканца, который начал свой вираж, чтобы потом атаковать меня сверху. Надо сближаться. Других вариантов нет. Включаю форсаж, и ручку управления отклоняю на себя. На приборе начинает расти скорость, и я устремляюсь на своего противника.

Метка прицела аккуратно ложится на «Мираж». Лампа «Пуск разрешён» горит.

— В захвате! Пуск! — говорю я, и ракета сходит со своей точки подвески. Держу в прицеле борт, но тут же и меня начинают облучать. Ещё секунда и ракета достигнет цели.

Взрыв, но «Мираж» продолжает полёт. Дымит и уходит в сторону. Одного из боя вывели.

— 110й, сверху справа! — кричит в эфир Марик.

Бросаю взгляд в указанном направлении и вижу ещё двоих.

Форсаж не выключаю и проношусь рядом с «Миражами». 1000 км/ч на приборе, и стреловидные самолёты южноафриканцев остались сзади, не успев отработать своим вооружением по мне.

Не успеваю перевести дыхание, как чувствую мелкий удар по фюзеляжу. Один из «Миражей» сел мне на хвост.

— Из пушки по тебе работает. 110й, вверх уходи!

— Нельзя, — тяжело отвечаю я и снова ухожу к земле.

Сигнал опасной высоты работает вперемежку с периодически включающейся сиреной об облучении.

— 110й, меня зажали двое. Я слева от тебя, — громко сообщает Марк.

Я поднял голову в его направлении и увидел, как МиГ-21 вертится из стороны в сторону, пытаясь уйти сразу от двух «остроносых».

— Занимай 500. Потом сходимся, — отвечаю я.

— Понял.

— Готовься атаковать. Оружие включай.

Начинаю набор высоты. Вираж выполнять нельзя. Сразу попаду под захват «Миража». Он идёт по пятам и не отстаёт.

Опять снижаюсь, чтобы окончательно запутать противника.

Впереди вереница холмов. У самой земли уже не получится пройти. Начал разгон, «Мираж» сзади приближается. Манёвр по высоте сейчас будет очень кстати.

Марк за этими холмами. Движется мне навстречу, а за его хвостом двое южноафриканцев. Можно сразу решить две задачи — помочь себе и ведомому.

— 112й, веду на тебя. Приготовься! — произнёс я в эфир. Только бы Барсов понял задумку и не стал медлить.

Отворот влево, затем вправо. Резко ручку управления на себя и кручу управляемую бочку. Перелетел большую скалу, выросшую из ниоткуда в этой пустыне. Пока был вниз головой, бросил взгляд вправо. «Мираж» такой манёвр явно не ждал и проскочил мимо меня, сделав горку.

Получилось!

— Вижу цель! Захват! — громко докладывает Марик. — Пуск!

Уклоняюсь вправо, пока южноафриканец пытается понять, кто по нему отработал. Вспышка слева и самолёт разваливается в воздухе. Яркий оранжевый парашют лётчика раскрылся, и он спокойно планировал в пустыню. Граница рядом, так что долго его искать не будут.

Не медля, я захожу вбок «Миражам», которые на хвосте у Марика. Выполняю горку, и тут же переворот с уходом в сторону ведомого.

— Я в захвате! В захвате! — кричит Марк.

С этими словами «Мираж» пускает ракету в хвост Барсова.

— По тебе ракета. Вправо и вниз! — громко сказал я, и Марик резво ушёл от поражения.

Ракета прошла в стороне от меня. Снова начинаю набирать высоту. Дыхание уже прерывистое. Тяжело так постоянно маневрировать. Да и топливо не безгранично.

— Лубанго, 110й… атакован… четвёркой. Четвёркой! — продолжил я попытки докричаться до командного пункта. — С Онживы не поднимать самолёты.

— 110й, уходите вглубь территории, — прорвался сквозь помехи ОБУшник.

Наконец-то! Главное, чтобы не подняли Ан-26е. Хотя, мне уже кажется, что не по их душу сюда прилетели южноафриканцы.

Пара, которая оставалась с нами, начала отворачивать в сторону границы. Похоже, парни выходят из боя. Но и мы уже на пределе. Боекомплект неполный, топливо на исходе.