Авиатор 3

Глава 1

Я видел, что от самолёта отделилась тёмная точка, которая превратилась в парашютный купол. Но это один, а где же второй?

Самолёт был почти над кромками деревьев лесопосадки, как вдруг появилась вторая точка.

— Второй, есть.

На душе немного отлегло. Значит, обоим удалось выйти «из кабинета», так сказать.

Если верить Инструкции для лётчика Л-29 и разделу вынужденного покидания, первым катапультироваться должен был член экипажа, а затем командир. Но это не панацея. Можно производить в любом порядке.

Сам же самолёт, объятый огнём, стремился на встречу с земной поверхностью. Секунды падения смотрелись, словно в замедленной съёмке. Вокруг меня все пытались рассчитать место падения. Я даже не понимал, они сейчас восхищаются этим зрелищем или переживают так за судьбу «элочки».

Мне всегда говорили, что нельзя ставить свою жизнь выше этой «железки», пускай и дюралевой.

Свою грубую посадку с моментальным уничтожением, наш Л-29 совершил в районе объездной городской дороги на поле подсолнухов. В небо сразу устремился столб дыма. А со спины уже трубил общее построение эскадрильи Ребров.

— Все в казарму и ждать там. Курков старший и... над первым курсом тоже. Чего встали? Бегом, птенчики, в гнездо! — крикнул Гелий Вольфрамович, а сам направился на КДП.

— Товарищ полковник! — догнал я его. — Разрешите я с наземной поисково-спасательной командой пойду сейчас. Там же наш товарищ и инструктор.

— Гелий Вольфрамович, и мы готовы... — сказал, подбежавший вслед за мной Макс. Вместе с ним был и Костя.

— Курков, приказ какой был? Свалили в ужасе, малыши. Будет ещё время для геройства. Два купола видели?

— Так точно.

— Приземлились, примерно в районе Вороновского полигона. Найдём и в лучшем виде доставим. Крууугом и не маячить здесь.

Несмотря на заверения Вольфрамовича, на душе было неспокойно. Пока шли в казарму, я проигрывал в голове всё, что мы видели со стороны.

— Высота маленькая была. Зачем так тянули? — задавался вопросом Костя.

— Могли от деревни уводить. Там же и Сметановка, и Орловка, и... на полигоне же мотострелки на учениях сейчас! — воскликнул Макс.

— Я тоже думаю, что пытались затушить пожар. А потом уводили. Непонятно, кто первый «вышел», а второй.Нестеров кричал в эфир, что триста метров было, — сказал я.

— Вообще не помню, Серый. Я только крик Тёмыча услышал и сразу на улицу с туалета выскочил, — вздыхал Костя. — Там реально крик был. А если он обгорел? Свадьба же как?

— Пожар так быстро не развивается, чтобы они обгореть успели, — сказал я.

— И всё же вероятность есть, — пробубнил Макс.

— У Николаича тоже свадьба. Помните? Перед вылетом он говорил, — сказал я, а сам протянул руку Максу в просящем жесте и пару раз щёлкнув пальцами.

— Чего?

— Макс, ручник опусти. Сигареты давай. Обкурить надо, что Свете сказать и... Ирине Сергеевне, — предложил Костя, доставая свою белую мягкую пачку «Явы» с красным кругом посередине.

— Ничего не надо говорить. Рано ещё. Всё хорошо будет. Жалко только, не сможем ничего уточнить в больнице, — сказал я, подкуриваясь от спички Макса.

— Так ты ж не куришь, Серега, — воскликнул Курков, не убирая при этом горящую спичку.

С первой же затяжки мне стало не по себе. Если в прошлый раз, когда в своем кабинете сигарету мне дал Ребров, отказываться было не по статусу, то сейчас на меня никто не давил.

— Ну да, не курил и не надо начинать. Здоровье поберегу, — сказал я и переломил сигарету.

В скором времени шум двигателей со стороны аэродрома затих. Мы ещё долго сидели в курилке, так и не зайдя внутрь казармы.

— Он ещё и вместо меня полез в самолёт, — сказал я.

— Серый, нашел, кого винить в происшествии. Тем более, ты же видел, что там всё нормально было. Два купола, успели наполниться, — говорил Макс, срывая ягоды с тутовника.

Время уже близилось к отбою, но в казарму так никто и не зашёл из наших командиров. Никаких новостей, полный информационный голодняк. Макс даже сходил к дежурному по полку, чтобы узнать о произошедших событиях.

— Был, мягко выражаясь, послан очень далеко, — сказал он, возвращаясь в курилку.

— Родя, мы здесь ничего не высидим. К нам никто не придёт, — затушив сигарету, сказал Костя.

— Нестеров бы пришёл, — печально вздохнул Макс.

— Ладно, мужики. Завтра будет день — завтра будет и пища. Пошли... — собрался я уже уходить, как в темноте появился знакомый силуэт.

Вот кого, а этого парня мы не ожидали сейчас увидеть. Если именно так выглядит гонец с плохими новостями, то избить Швабрина было бы не так страшно. Везёт ему, что он офицер.

— Я и не удивлён. Как верные пёсики, ждёте своего хозяина, — сказал старший лейтенант, подойдя к курилке. — Вставать не учили при старших по званию?

— А мы же пёсики верные. Только перед хозяином хвостом виляем, Иван Фёдорович, — сказал я, вставая со скамьи и пытаясь пройти мимо него.

Глава 2

В отделение к Николаевичу просто так было не попасть. Хирургия «славилась» своими строгими порядками и медсёстрами, с противным характером и голосом.

Тишина в коридоре отделения стояла гробовая. Любой, кто был не в палате, сразу становился объектом пристального внимания со стороны постовой медсестры.

— Петрин, у вас постельный! Чего мы ходим? — кричала на хромающего пациента со своего рабочего места бочкообразного вида медсестра.

— Я ж только за уткой для соседа...

— Сама принесу. Быстро в кровать, — махнула она на него, и повернулась в нашу сторону. — Чего в дверях столпились? Читали про часы посещения?

— Мы... мы к майору Нестерову, уважаемая... – промямлил Костя.

— Вы чего удумали? Часы посещения с трёх до пяти.

— Так сейчас без десяти пять. Мы успеваем, — сказал Артём, вжимаясь в стену.

Грозная тётя давила на него своим бычьим взглядом и мощным весом.

— Я сказала, вперёд из отделения. Сейчас в училище позвоню... А это кто у нас такой? — резко переменилась в настроении медсестра.

Из-за наших спин выступил Роман Валентинович с большим веником непонятных цветов. Одевшись в строгий костюм, который явно принадлежал кому-то из более старших Новиковых, командир звена с широкой улыбкой протиснулся перед нами к засветившейся от счастья привратнице хирургии.

— Ромочка, какими судьбами? Ещё и с цветами! — воскликнула она, совершенно забыв о своих обязанностях.

— Галинэ ты моя, Галинэ! Потому что я с севера, что ли. Я готов рассказать тебе поле, про волнистую рожь при луне. Галинэ ты моя, Галинэ, — перефразировал Новиков знаменитое стихотворение Есенина. — Давно не видел тебя, Галочка, — сказал он, целуя руку медсестре.

— Конечно. Ты всё со своими курсантами, да самолётами. А у меня вон сколько работы.

Да, сидеть полдня и следить за утками, разрабатывая при этом голосовые связки – чтоб я так работал! Хотя, конечно, утрирую я деятельность медсестёр. Много они работы выполняют.

— Галиночка, мой ты человечек прекрасный, пойдём чайку попьём, — сказал Валентинович, поднимая вверх авоську с коробкой торта «Ленинградский». — Давно не сидели мы с тобой.

— Ромашка, ты ж не просто так пришёл. Сейчас, вообще-то, ещё не вечер, чтобы... оой! — взвизгнула медсестра, когда Валентинович развернул её в сторону ординаторской и резко ущипнул за попу. — А ручки всё такие же шаловливые у тебя. Куда свою гвардию подеваешь?

— Они к Петьке. Вещи отдадут и назад. Милочка моя, ну надо... — продолжил уговаривать её Новиков, но Галина не склонялась перед очарованием бравого советского офицера и перспективой с ним... скушать тортик.

— Ромка, нельзя к нему, — отстранила она Новикова от себя, но Валентинович не сдавался. Был он заинтересован в продолжение вечера в ординаторской не меньше, чем мы в посещении Нестерова.

— Про волнистую рожь при луне. По кудрям ты моим догадайся. Дорогая, шути, улыбайся, не буди только память во мне про волнистую рожь при луне, — продолжил командир звена показывать свои познания в отечественной литературе.

— Сколько я уже раз тебе говорила? Ирина попросила не пускать. Она не отходит от него. И... здесь посетители, Ромка, — сказала Галина, убирая руки Валентиновича от своей объёмной груди.

— Галинэ, ты моя, Галинэ! На тебя она страшно похожа, может, думает обо мне… — запел снова Новиков, но тщетно.

— Нет, я сказала.

На этом стихотворный запас Валентиновича, как я думал, должен был закончиться, но не тут-то было.

— Есть в имени Галина азовские наши приливы, и шорох золотистого песка, вкус волны соленой, жарким солнцем опаленный. И её нежный взгляд, как неистовый и багряный закат...

— Ой, ну пошли, лётчик-стихоплётчик! — отмахнулась Галина. — А вы недолго, и чтобы тихо там у меня. Третья палата у Нестерова.

Новиков и Галина исчезли за дверью ординаторской, пока мы переобувались в принесённые нами тапки. Настолько готовились к посещению, что и сменку с собой взяли.

Тихо постучались в дверь третьей палаты и приоткрыли дверь. Все четыре наших головы просунулись внутрь, чтобы посмотреть обстановку. В палате тихо звучала музыка.

— Чего крадётесь? Не сплю я, не сплю, — прозвучал шёпот нашего инструктора.

Он лежал на одной из двух кроватей, пытаясь перелистнуть страницу книги загипсованной рукой. На соседней койке, укрывшись простынёй, спала Ирина.

— Не разбудите. Она после ночной смены сегодня. Вроде старшая медсестра, а службу тащит наравне со всеми.

— Как ваше здоровье, Николаич? — спросил я, первым входя в палату.

Первое впечатление от внешнего вида – у Нестерова было сломано практически всё. Обе ноги в гипсе, подвешены на растяжках. Левая рука, из которой торчат различные железки, лежит на специальной подставке. Правая в гипсе, но у него получается ею двигать. Шея в компрессах для восстановления после ожогов, и множество царапин на лице.

— Не дождёшься, Родин. Спасибо, что пришли. Думал, что не пустят вас. Слышал, что Ирина никого не пускает ко мне, — сказал Нестеров, откладывая в сторону книгу Достоевского. — Скоро экзаменационные полёты, а вы по больницам ходите. Думал, что вы на спортгородке пропадаете.

Глава 3

Я даже не удивился, когда после крайней фразы, сказанной Леночкой Петровной, в дверь постучали. Сейчас я ожидал какого-то особенного человека. Из оставшихся в училище на данный момент известных мне «красавчиков» мысль была только о Доброве. Он и проверяющим мог бы быть, раз на руководящей должности. А главное – Геннадий Павлович, действительно, может повлиять на Костю положительно.

— Елена Петровна, разрешите войти? — произнёс Граблин, встретившись со мной взглядом, когда я подскочил с дивана.

Согласен, что в психологии я ничего не понимаю. Как мне кажется, выбор Майоровой очень неудачный. Принцип твёрдости в работе Граблина вряд ли подойдёт Костяну.

Граблин был тоже удивлён присутствию меня и Макса в кабинете у психолога. Со дня на день он должен был освободить должность, но пока этого не случилось, продолжал быть заместителем командира полка по лётной подготовке. Похоже, что его перевод состоится уже после завершения нашей лётной практики.

— Дмитрий Александрович, очень рада вас видеть, — улыбаясь, протянула ему руку Лена.

— Да, да... взаимно, Елена Петровна. У вас групповой... ну, сеанс? — спросил Граблин.

— Нет. Товарищи Родин и Курков вовлечены в дело, которое я с вами обсуждала, — сказала Майорова.

По взгляду Граблина можно было сделать вывод, что он сейчас закипит. Такой педант, каким является товарищ подполковник, должен был получить весомые аргументы, чтобы ввязаться в такую авантюру с экзаменом нашего Костяна. Да и чем он ему поможет? Только если быстрее завалить!

— Елена Петровна, вы же понимаете, о чём вы меня просите? Это должностное преступление, о котором при посторонних, а тем более курсантах, я говорить не буду, — сдерживая эмоции, сказал Граблин.

Как это ни банально, но он прав. Вот так подставляться никто не будет из начальников.

— Дмитрий Александрович, я не жду от вас полной лояльности к курсанту Бардину...

— Елена Петровна, вы именно этого и ждёте, — слегка повысил голос Граблин. — Мы не могли бы с вами разговаривать без свидетелей?

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? — сказал я.

— Не разрешаю, Родин. И надеюсь, вы понимаете, что ничего не слышали из нашего здесь разговора, — Граблин отчего-то стал нервным, его глаза забегали, будто он искал выход из сложного положения. — В кабинете психолога я не имею право распоряжаться, но сам я уйти могу. Всего доброго, Елена Петровна...

— Дмитрий Александрович, я бы хотела вам пожелать всего самого наилучшего, — сказала ему вдогонку Майорова. — Вам придётся нелегко в Москве.

Граблин остановился перед дверью, и снова повернулся лицом к психологу.

— Надеюсь, вы преодолеете все препятствия, как... сделали это раньше, — сказала Лена.

Граблин вздохнул и покачал головой. Кажется, Майорова знает какой-то подход к Дмитрию Александровичу.

— Я постараюсь, Елена Петровна. Сейчас, могу ли я забрать своих... подчинённых?

— Конечно. Спасибо, вам, — улыбнулась Майорова. — До свидания, товарищи курсанты.

Граблин вышел за дверь первым. Я решил, что нужно дать несколько секунд Куркову и Майоровой побыть одним, поэтому поспешил выйти в коридор и закрыть за собой дверь.

— А Курков? — спросил Граблин, поворачиваясь ко мне.

— Идёт сзади. А вот и он, — сказал я, когда Макс показался из кабинета с довольной ухмылкой.

— Чего радостные такие? Думаете, что всё, ваш парень сдал экзамен? Я его заставлю сдать не ниже, чем на хорошо. А вам, с этого момента, никаких увольнений, пока он не сдаст, ясно?

— Так точно, товарищ подполковник, — отрапортовал Макс. — А когда сдаст?

— Тогда и посмотрим. В казарму, бегом марш!

Нестеров всегда нас учил, что неуверенность в полёте, а соответственно, ошибки, появляются, когда человек не готов. Не зная материала на должном уровне и не отработав действия на земле — в полёте начнёшь тупить и ошибаться.

Как-то он сказал, что на отлично летают только птицы. У остальных выше «хорошо» оценки быть не может, но только если ты не готов на все десять баллов.

— Костян, всё получится, — говорил я ему, когда мы выполняли «пеший по лётному» на стоянке самолётов. — Оставь ты эти мысли за кабиной.

— Тебе легко говорить, поскольку уже побывал в экстремальной ситуации. А я первый раз увидел аварию вот так же, как тебя перед собой.

— Да, знакомые тебе люди катапультировались, но это наша работа. Такова жизнь лётчика... — сказал Макс, вынося перед собой модель самолёта. — Давай ещё раз пройдёмся по основным этапам в завтрашнем полёте.

Костя взял в руки модель Л-29 и встал на знак аэродрома, нанесённый нами мелом на бетоне стоянки. Бардин в очередной раз повторял порядок выполнения задания. Начал он со взлёта, рассказывая каждое своё движение и отклонение органов управления.

Макс отрабатывал за руководителя полётами, отвечая на доклады Кости.

— Задание в зоне, — сказал Максим, когда Бардин остановился в трапецевидном силуэте пилотажной зоны, нарисованной красным мелом.

Глава 4

Непонятная ситуация, сложившаяся с этим списком, меня не то чтобы нервировала… Она меня взбесила! У меня может хоть когда-нибудь пройти всё гладко? Вечно через заднее отверстие.

— Серый, может, мне не тот список дали? Пойду узнаю у Новикова, — сказал Макс, собираясь уже выходить из кабинета.

— Да, ладно, — отмахнулся я. — Щас какой-нибудь Швабрин придёт, запыхавшийся со словами «Родин, срочнааа! Ещё вчера надо было тебя отчислить».

Только я закончил притворяться старлеем, как он заглянул в кабинет. И был действительно запыхавшийся.

— Родин, срочнааа, — тяжело дышал Иван Фёдорович. — Живее?

— Наверное, ещё вчера надо было? — спросил ошарашенный Макс.

— Курков, у Ванги учился предсказаниям? Конечно, ещё вчера!

Похоже, это я у меня родственные связи были с этой провидицей. Сам от себя порой в шоке.

— Иван Фёдорович...

— Потом, Родин. Там...— перебил он меня, когда мы шли быстрым шагом на первый этаж штаба.

— Небось приехал большой тип с какой-то проверкой, хочет проверить курсантов, и вы теперь меня ему на съедение отдадите?

— Ты че? Всё знал и не пришёл сегодня к кабинету командира полка? — остановился Швабрин, тыкая в меня пальцем.

— Нет. Просто у меня постоянно под конец лётной практики какой-то трындец случается.

— Тогда ладно.

— И почему меня нет в списке с проверяющими? Не допускаете к экзамену, пока с этим дядей не слетаю?

— Родин, осядь. Это ж непростой дядя, — сказал Швабрин, поднимая указательный палец вверх.

— Мне с кем ещё прикажете слетать? С главкомом теперь? Так вроде маршал Кутахов уже давно не летает на истребителях.

— Вот откуда ты такой умный взялся! — махнул рукой Швабрин и продолжил движение. — А про Кутахова, это правда, что он не летает? — тихонько поинтересовался он.

— Предположение, подкреплённое расчётом его возраста. Ему шестьдесят четыре года уже.

— Мне такие подробности неизвестны, но то, что он Главный маршал, мог бы и запомнить.

По мне так разницы никакой. Вообще, фигура главнокомандующего ВВС Советского Союза Павла Кутахова очень известна даже в моё время.

Можно сказать, что это легендарный военачальник. Дважды Герой Советского Союза, четырежды награжден орденом Ленина, ветеран Великой Отечественной войны. Сам британский король Георг VI наградил Павла Степановича орденом Британской Империи 4-го класса.

До конца своей жизни он оставался на посту главкома ВВС. Находясь в этой должности, он и скончается в декабре 1984 года.

Перед дверью Доброва мы остановились на пару минут, пока Швабрин глубоко дышал, восстанавливая дыхание. Надо ему себя уже в руки брать, а то я заметил, что с прошлого года он поднабрал в весе.

— Похудеть вам надо. Отдышка появляется, Фёдорович. Физо как сдавать потом будете? — спросил я.

— Родин, я тебя давно не посылал?

— Каждый день пытаетесь. А я всё не иду.

— Вот-вот. Ладно, пошли.

Постучавшись, Иван Фёдорович спросил разрешения войти. Я проследовал за ним, и оказался в очень напряжённой обстановке. Концентрация начальников на квадратный метр была колоссальная, а сигаретный дым мешал нормальному обзору. Окна бы открыли, товарищи полковники!

— Палыч, открой окно. Накурили, понимаешь, тут, — сказал один из них. Этого человека раньше мне видеть не приходилось, но кого-то мне его лицо отчётливо напоминало.

— Сергеевич, ты чего думаешь по этому поводу? Командирские же полёты надо провести сначала? — задал ему вопрос Крутов, который что-то черкал карандашом на большом листе плановой таблицы полётов.

— Командир, я думаю, вот так надо оставить, и всё. Давайте на обед уже, — сказал полковник Гурчик, заместитель по лётной подготовке училища.

Помню его по учёному совету, где рассматривали мой инцидент с Баля. Так и не хочет работать.

— Тебе лишь бы поесть. Так чего, Сергеевич? — вступил в разговор Борщев. — Мы сейчас раскидываем себе первый курс. Управление полка берёт на себя экзамены на втором курсе. А ты без курсанта остаёшься.

— Конечно. Начальник боевой подготовки училища летать не должен. Я вам сказал, мне со второго курса дайте кого-нибудь.

Пока что нас никто не замечал. Швабрин указал мне стоять здесь, а сам прошёл мимо стола, за которым шёл спор полковников и делёжка курсантов, к Доброву.

Суть этого обсуждения я уловил. Планируются командирские полёты с привлечением к ним начальства училища. Вот только есть одна маленькая ремарка к ним, с которой я ещё в этой жизни не сталкивался. В прошлой тоже.

— Владимир Сергеевич! Кутахов же приедет не просто так посмотреть. Ему надо пилотаж показать, покрутиться перед ним. Командир не может. Так что давай ты демонстрацию устроишь, а? — внёс своё предложение Добров.

— Я тебе в сотый раз говорю, Палыч. Маршал скажет, чтоб всё начальство летело с курсантами. Отработаем мы с этим второкурсником в зоне, а потом и на пилотаж над точкой зайдём, через конвейер, — ответил этот Сергеевич.

Глава 5

Рабочий кабинет майора Полякова находился на первом этаже учебного корпуса, не располагая к тому, чтобы контролировать руководство училища. Однако за стенкой была комната дежурного. Оттуда товарищ особист мог черпать нужную ему информацию, быть в курсе всех дел и ставить себе пометки в блокнотике.

— Разрешите войти, Михаил Вячеславович? — спросил я, открывая тяжёлую железную дверь.

Поляков беседовал с кем-то по телефону, поэтому просто кивнул мне и указал на стул перед столом, разрешая тем самым войти.

Я постарался как можно тише закрыть дверь, но ввиду сквозняка этого сделать не удалось. Грохот был солидный. Повернувшись снова лицом к Полякову, он посмотрел на меня, показывая жестом на дверной замок. Мол, чтоб его закрыл. Что-то интересное намечается в нашем разговоре, раз он решил закрыться. На этом меры предосторожности не закончились.

— Минуту, — сказал в трубку особист, подошёл к окну и закрыл его.

Можно было бы подумать, что он собрался меня здесь запарить, устраивая такую баню в самый разгар лета. Однако в кабинете майора оказался самый нужный предмет в это время года, и это не бутылочка холодной минералки.

Поляков включил в розетку огромный пластиковый ящик, который сразу же грозно зарычал. Именно такими были наши советские кондиционеры – надёжные и шумные. Надпись на этой модели гласила БК-1500.

— Продолжайте, — сказал в трубку Поляков, ещё раз указав мне на стул.

Для себя я сделал вывод, что особист любит спорт. В кабинете несколько вымпелов спортивных обществ, а также две интересные газеты, помещены в рамки.

Это было воскресное приложение к еженедельнику «Советский спорт» за 1975 год. На одном большая фотография игроков киевского футбольного «Динамо» и заголовок «Путь пройден до конца». В том году впервые в советской истории второй по значимости европейский клубный трофей – Кубок обладателей Кубков – уехал в Советский Союз. Рядом эта газета того же года, только уже октябрьская. Здесь киевляне забирают себе ещё и Суперкубок Европы, обыгрывая знаменитую «Баварию».

И ведь через несколько лет киевляне снова возьмут Кубок Кубков. Полякову надо сказать, чтоб готовил ещё одну рамочку. А точнее, две. Чуть раньше, в 1981 году, динамовцы из Тбилиси возьмут тот же трофей.

Помимо увлечений футболом, особист явно любил заниматься и силовой подготовкой. В углу стояли две гири по двадцать четыре килограмма и две маленькие гантельки. Турника ему не хватает ещё.

— Понял. И? — спросил Поляков у своего собеседника по телефону. — И? И что?

Немногословен Михаил Вячеславович в разговорах. Такая уж работа. К каждому должен быть свой подход. Этот разговор был закончен им без слов прощания. Просто положил трубку и пристально посмотрел на меня.

— Сергей Сергеевич, как ваши успехи? Давно о вас ничего не было слышно, — сказал Поляков, отклоняясь назад.

— Летаем, учимся. Думаю, вы лучше меня знаете, чем я занимаюсь.

— Такая уж у меня работа. Необходимо всё контролировать. Вы спрашивали, для чего я вызвал вас?

— Я не спрашивал этого.

Какая-то странная беседа получается. Сразу начал мне приписывать слова, которые я не говорил. Пускай и безобидные. Но эти ребята могут и более веские найти фразы.

— Ну, будет вам. А вы неплохо следите за своей речью.

— Слежу.

— Держитесь уверенно.

— Держусь.

— Интересуетесь о многом.

— Интересуюсь.

И ждёт же, когда я устану и начну нервничать. Подцепить пытается, чтоб на эмоции вывести.

— Так вы и не послушали меня. Продолжаете интересоваться делами давно минувших дней? — спросил Поляков, наклонившись ко мне ближе.

— Продолжаю, — ответил я, на что майор снова улыбнулся.

Он полез в стол, и достал ту самую папку с номером 880. В ней когда-то были документы об инциденте с Баля. Сейчас бумаг в ней прибавилось.

— Не пересекались с товарищем Баля?

— Не пересекался.

— А вы всегда так односложно отвечаете? На ученом совете вы произносили более пламенные речи. Я бы хотел послушать более развёрнутые ответы на свои вопросы, — сказал Поляков, перекладывая бумаги в папке и, не сводя с меня глаз.

— Всегда так отвечаю. Такой ответ устроит вас?

— Вполне. Тогда, вынужден вас огорчить, товарищ Баля избежал тюремного срока за свои деяния. Условно получил год. Его подельники не найдены. Вас устраивает подобный вердикт?

— Так точно. Может, к делу перейдём? — спросил я. Скучно уже как-то с Поляковым стало сидеть.

— О каком деле хотите поговорить?

— Вызвать к себе курсанта, закрыться на все замки, ещё и включить шумное устройство — вы со мной штурм резиденции президента США хотите обсудить?

— Это мероприятие мной не планируется. А вот пресечение раскрытия секретной информации, которой с вами делятся некоторые офицеры Белогорского полка, я бы хотел произвести. Когда успокоитесь, Сергей? Отца и матери уже нет. Стройте свою жизнь без оглядки на прошлое.

Глава 6

Вот совсем не вовремя встреча со старым «другом». Ещё и таким красивым, как Аня Краснова. Сейчас она выглядела шикарно – нежный маникюр, белая блузка с двумя расстёгнутым пуговицами, зелёная юбка и туфли того же цвета. Милые пухлые щёчки ушли после родов, слегка подкрашенные ресницы и блестящие серьги добавляли ей солидности и некоего шика.

С её отцом мне необходимо пообщаться, поскольку он обещал кое-что узнать о Платове. Да и задать пару вопросов по работе Валентины Родиной не мешало бы.

А тут его дочь, моя одноклассница и возлюбленная предыдущего Родина, ещё и во всей красе... Непонимание на лице Женечки выглядело угрожающим. Пожалуй, мне следовало бояться за своё здоровье. Вот только как ей сейчас объяснить, что у нас с Красновой ничего не было? Инцидент в беседке два года назад не в счёт. Дальше поцелуев дело не дошло.

— Я так рада тебя видеть! — воскликнула Аня, бросившись мне на шею.

Непонимание на лице Жени сменилось шоком, и одной фразой «какого чёрта». Выражение её лица не описать. Зная дипломатичность своей девушки, я ждал чего-то вроде вежливого покашливания. Но сейчас, видимо, не тот случай.

— Уважаемая, я вам не помешала? — слегка дотронулась до плеча Ани Женя.

— Ой, я как-то... не заметила вас. А вы... напомните, кто вы? — спросила Аня, делая вид, будто не поняла, что перед ней моя девушка. Вроде не блондинка.

— Евгения Горшкова, а вы?

— Простите, Сергей рассказывал о вас, когда был в отпуске в прошлом году. Вы знаете, мы с ним...

— Знаю, знаю. Анна Краснова, одноклассница и все дела. И какими судьбами в нашем городе? — перебила её Женя, кивая головой и закатывая глаза.

— Отдыхаем с родителями и сыном.

— Ах, с сыном. У вас мальчик? — спросила Женя.

Почему девушки всегда интересуются такими подробностями? Ведь, не нужна ей информация о сыне Ани, но обойти этот вопрос стороной никак нельзя.

— Да. Мы его Георгием назвали.

Прям как моего дядю Жору. Жаль, что малец, как и мой дядька, без отца расти будет. Хорошо, что дед с бабушкой ещё в порядке. На ноги поставят, пока Аня свою жизнь устраивать будет.

— Я не сильно вам помешала? Просто, так давно Сергея не видела, — улыбнулась Аня, окидывая меня любопытным взглядом.

— Ну, раз не виделись, предлагаю нам пройтись до кафе в парке, — сказала Женя, грозно посмотрев на меня.

— Мы же, вроде, торопились. Ань, у тебя же всё хорошо? — сказал я, но Женя резко схватила меня за руку.

— Думаю, мы уделим твоей однокласснице пару часов. Тебя до вечера отпустили. Не против, Анна? — спросила Женя, прижимаясь ко мне.

— Очень даже не против. С удовольствием.

А я-то как рад! Всегда мечтал, чтобы из-за меня подрались две красивые девушки. Тут уже вопрос не в моей завышенной самооценке. За здоровье двух красавиц переживаю. Ну и в частности за их внешность. Ногти у обеих имеются, а ещё каблуки, и волосы, которые можно повырывать.

Чудесная погода, зелёный парк, благоухающий ароматами цветом, приятная музыка и очень напряжённая атмосфера.

В кафе девушки с натянутыми улыбками начали рассказывать друг другу о своих успехах.

— Я сейчас на третий курс журфака перешла в МГУ. Досрочно сессию сдала. Вообще, Москва – потрясающий город с огромнейшими возможностями. А вы, наверное, не были в столице, Евгения? — пыталась зацепить её Аня.

Специально или нет, но Краснова слегка развернулась и медленно положила одну ногу на другую. Как тут не взглянуть на такие стройные ноги. Будто готовилась себя показать. Мне ничего не оставалось, как развернуть голову в сторону Жени и любоваться её красотой. Но глаз так и дёргался, чтобы посмотреть Аню в позе молодой Шерон Стоун. Даже левой ладонью пришлось закрыться.

— МГУ – это хорошо. В Москве бываем. Папа у меня докторскую защитил. В Академию наук приглашают поработать. Пока вот раздумываем. И как вам, Аня, одной с ребёнком? На себя времени хватает? — спросила Женя, нежно поглаживая своей миниатюрной ногой меня под столом.

— Как видите, Евгения. Делаю гимнастику по утрам. Бассейн посещаю. А вы успеваете с вашей работой в школе? Вид у вас какой-то уставший. Вам надо за собой следить.

Ну, началось контрнаступление. Пошли оценивающие взгляды, ехидные ухмылки, колкие замечания. Меня можно было и не замечать, но для чего-то я женщинам понадобился.

— Серёжа, а можешь нам мороженого и сока купить? — попросила Женя, когда играла песня Вахтанга Кикабидзе из его лучшего фильма «Мимино».

«Чито-герито, чито-маргарито, бабам», — как-то так пел грузинский артист.

— Женя, так у тебя же горло болело. Думаю, что стоит повременить с холодным, — сказал, я припомнив, что моя девушка недавно простывала.

— Серёжа, а у меня не болит. «Эскимо», пожалуйста. И вместо сока «Боржоми». Слежу, знаете ли, за фигурой, — сделала свой заказ Аня.

— Сергей, мороженое, «Боржоми» и «Ессентуки», — настойчиво проговорила Женя.

— О, про водичку я совсем забыла. Мне тогда тоже «Ессентуки», — поправилась Аня.

Глава 7

Иван Иванович продолжал корчиться от боли и тяжело дышать. Непривычно видеть этого человека с подобной гримасой.

— Совсем разваливаюсь. Пристрелят меня как загнанную лошадь, — усмехнулся Борисов, запивая какие-то таблетки.

— А что у вас за недуг? — спросил я.

— Воспаление... хитрости, — усмехнулся Иван Иванович.

— Очень редкая болезнь, — сказал я, собирая упавшие бумаги и книги.

— Оставь, Сергей.

— Ничего страшного, тем более что уже не первый раз вижу эту фотографию.

Инструктор удивлённо посмотрел на меня. Быстро подняв все упавшие вещи, я протянул ему снимок, который уже попадался мне дважды.

— Где ты это уже видел? Добров показывал? — поинтересовался Иван Иванович.

— Другой человек с этой фотографии, — указал я на Леонида Краснова. — Знаете его?

— Конечно. Лёня Краснов, близкий друг твоего отца и наш соратник по Вьетнаму. Ты где с ним пересёкся?

— Он в Белогорске до недавнего времени работал. Мы с его дочерью одноклассники.

Углубляться в подробности наших отношений с Красновыми не стал. Есть же что-то, чего Борисов не хочет мне рассказывать.

— Странно. Я думал, что он в управлении в Москве. Видимо, после Вьетнама решили его отправить на отдых в родные места. Сам же знаешь, в столице много работы у конторских.

— Не исключено. Почему не говорили, что знали Краснова и тоже были с отцом во Вьетнаме? — наседал я.

— А потому, сынок, что есть вещи, которые даже я не знаю. Не там ты ищешь ответы. На этой фотографии пять человек, четверо из которых ещё живы. Всю правду никто из нас не знает. Даже он, — тыкнул пальцем в пятого человека, которого я определял как Платова.

— Я уже устал всех спрашивать про Платова. Никто мне ничего не говорит. Он как будто призрак, — возмутился я, но Борисов лишь посмеялся над моими словами.

— Чего его искать? Он в Москве живёт. Вроде как в Академии Наук трудится. Не такая уж он и секретная личность.

— Он простой учёный? — спросил я.

— Ну не простой, а профессор, доктор наук. Как раз работал с твоей мамой. Я лишь знаю, что его работой были заинтересованы в ведомстве Лёни. Я и Добров входили в их рабочую группу.

— А адреса и телефона у вас нет? — с надеждой спросил я, но это был очень наивный и глупый вопрос.

— Степан Степанович Платов, женат, чуть старше меня — вот вся информация, что есть у меня.

Я утвердительно кивнул и протянул Борисову фото.

— Оставь себе. Мне порой грустно смотреть на то, какими мы были. Да и про отца твоего тяжело вспоминать. Тем более, что я живой, а он погиб.

— Спасибо. Всего доброго и не болейте, — сказал я, протягивая руку Ивану Ивановичу.

— Не за что. А ты куда собрался? И даже не хочешь полетать? — спросил он.

— Я, в общем-то не против. Только мы ещё так плотно не изучали МиГ-21...

— Ты забыл, что настоящий лётчик летает на всём? Шлемофон найдёшь в кабине и занимай своё рабочее место.

Такого я не ожидал совершенно. Пускай это не настоящий МиГ, а только его кабина, но само по себе чувство, что ты опробуешь сейчас этот самолёт, воодушевляет. Это уже не учебно-тренировочная «элочка», а настоящий истребитель.

Как и на тренажёре ТЛ-29, начало работы здесь идёт от момента, когда самолёт уже готов к взлёту.

— Осмотрись в кабине. Привыкни к приборам. Параметры на взлёте здесь несколько иные. Я буду тебе подсказывать, — прозвучал голос Борисова в шлемофоне.

— Понял.

— Посмотри, где пульт управления закрылками и кран уборки-выпуска шасси?

Небольшая чёрная панель с тремя кнопками управления закрылками была слева, как и управление шасси с индикацией на левой части приборной доски.

— Нашёл.

— Закрылки во взлётное положение... стоят у тебя. Теперь держи самолёт на тормозах и выводи рычаг управления двигателем на режим «Максимал».

Начинаю удерживать самолёт на тормозах, а сам отклонил рычаг, который, как и на Л-29, да и на всех нормальных самолётах тоже находится слева. Обороты достигли ста процентов

— Теперь форсаж, — сказал Борисов, и я переставил рычаг управления двигателем на режим «Полный форсаж». — Температура газов за турбиной выше четырёхсот пятидесяти градусов, контролируй открытие створок сопла.

Отпустил тормоза, и мой виртуальный разбег начался. Загорелось табло «Форсаж». Изображение набегает гораздо быстрее, чем на предыдущем тренажёре. Засветилось табло «Сопло открыто», что говорит об открытии створок реактивного сопла двигателя. Скорость начала расти.

— Сейчас держи направление. Жди скорость сто-сто пятьдесят, и... ручку на себя на три четверти хода.

Отклонил ручку управления самолётом на себя, в ожидании подъёма носового колеса.

— Скорость сто восемьдесят– поднимается нос, — подсказал Борисов.

Глава 8

Школа находилась недалеко от КПП и являлась подшефной нашему училищу. Определённую поддержку в плане хозяйственных и воспитательных работ оказывало наше командование. В принципе, это объяснялось тем, что в этой школе и учились в основной массе дети военнослужащих.

С собой мне сказали взять необходимые реквизиты для проведения беседы с детьми. Что вот они могут сейчас понять, будучи в третьем классе? Представляю, если бы в моё время, пришёл в школу лётчик и начал рассказывать всю правду о непростой службе. Желающих идти в авиацию сразу поубавилось бы.

Сейчас у детей глаза, как мне кажется, горят при одном только слове самолёт. Многие мечтают попасть в лётное училище, ну или в какое-нибудь другое военное заведение.

Начать поиски кабинета третьего «Б» класса, я решил с учительской. На пороге меня встретила строго вида женщина, в светло-бордовом платье и больших очках. Завуч чистой воды!

— Степанида Викторовна, заведующая учебной частью школы номер четыре, — представилась мне женщина. — По какому вопросу, товарищ курсант?

— Родин, Сергей Сергеевич. Прибыл для проведения занятия с подрастающим поколением, товарищ завуч, — картинно вытянулся я в струнку.

— Наконец-то Стальнов удосужился прислать нам для классного часа кого-нибудь. Вы же летаете, молодой человек? Три курсовки, как я погляжу на кителе.

Перед походом в школу, ротный сказал нашить мне курсовки третьего курса. Так будет солиднее выглядеть в глазах детей и учителей.

— Да, конечно. А какова программа моего выступления?

— Ой, да какая там программа? Расскажите, как пошли в авиацию и зачем. Самолёт как летает, вон шлем ваш покажите, — кивнул завуч на мешок с ЗШ-3 у меня в руках. — Пойдёмте. Сегодня по плану надо в третий «Б» отправить вас. Милиционер приходил в «А». Тогда пожарного мы отправим в «В».

— К вам так много людей приходят различных профессий? — спросил я, пока мы шли по коридору.

— Дети должны знать, кто нас лечит, спасает и охраняет. Это нормальное воспитание.

Эх, ваш бы подход да школьникам моего времени! А то у них кумирами стали шуты, а не настоящие работяги или служивые.

Сейчас шли уроки, и наши шаги эхом отдавались в стенах школы. Интересно, где мне тут Женю найти?

— Извините, а у вас работает Евгения Горшкова? — спросил я.

— Молодой человек, вы с какой целью интересуетесь нашими практикантами? — вновь сверлящим взглядом, посмотрела на меня Степанида Викторовна.

— А у вас их несколько?

— Конечно. Вас кто-то конкретно интересует?

— Мне бы хотелось увидеть Евгению Горшкову. Мы с ней... давно не виделись.

— Несложно догадаться, что у вас на уме, молодой человек. Задурите девочке голову, потом ищи вас на просторах нашей страны. Учиться-то вам недолго осталось, а Евгения только практиковаться начала. Очень способный педагог.

— Степанида Викторовна, — остановил я завуча,— ячейка общества может не создаться, если вы не доверитесь мне. Неужели вы оставите без родителей моих ещё не запланированных детей?

— Ох как вы, Сергей, разговариваете! А готовы ли вы к такому планированию? — усмехнулась Степанида Викторовна.

— Разве мои глаза могут врать?

Тетя она хоть и строгая, но намёк поняла. Тем более, что мне пришлось ей протянуть небольшую коробочку конфет «Красный Октябрь». Хотел я, конечно, «Рафаэлло» найти, но в магазине на меня глянули косо, когда спросил про их наличие.

Вообще, приобретал я их для Жени, но ситуация требовала идти ва-банк. Мне нужно попасть в класс, где практикуется моя девушка. Не хочется мне, чтобы на свадьбе друзей свидетель и свидетельница воротили нос друг от друга.

— Ох уж эти ваши гляделки мужские! Пошли в третий «В». К другим пожарного отправим.

Когда мы вошли в класс, дети послушно встали, приветствуя тем самым учителя. Женя в этот момент писала тему классного часа на доске «Кем я хочу быть»?

Одета она была в черный костюм, состоящий из юбки до колена и жакета, надетого поверх белой блузки. Волосы идеально уложены в строгую причёску волосок к волоску. Прям так и хочется придать ей более взъерошенный вид, запустив в это подобие гнезда свою пятерню.

— Садитесь, дети, — сказал Степанида Викторовна. — Сегодня, по просьбе вашей учительницы Евгении Константиновны мы привели к вам на классный час лётчика, курсанта Белогорского училища Сергея Сергеевича Родина.

— Здравствуйте! — громко поздоровались ученики.

— Добрый день, — поздоровался я.

— Степанида Викторовна, мы планом предусматривали...

— Всё в порядке, Евгения Константиновна. Вы не знакомы с Сергеем Сергеевичем? — спросила у неё завуч.

— Да... — начал отвечать я, но Женя решила перебить меня.

— Первый раз видимся, — сказала она, картинно отвернувшись в сторону.

— Думаю, вы сможете разобраться... вдвоём. Занимайтесь, — сказала Степанида Викторовна и вышла из кабинета.

Возникла неловкая пауза. Сам к ней пришёл, а она будто не замечает меня. Стоит и куда угодно по сторонам смотрит, но только не на меня. Противная какая стала! Может, беременна и такая раздражительная? Не готов я пока к рождению, как и к женитьбе.

Глава 9

Фраза «без меня меня женили» здесь в самый раз подходит. Оказывается, мы с парнями решили сделать крутой подарок на свадьбу нашим друзьям. Денег особо нет, но есть огромное желание заморочиться до посинения и напрячь по полной.

— Ближе чем с другой области не нашлось фотографа? — спросил я у нашего сокурсника Червеня, которого перехватил в казарме, когда он собирался уже свалить в отпуск.

— Да нормуль всё, Серый! — как всегда, на своём движении успокаивал меня Андрюха. — Одноклассник он брата моего. Акую фото он на выпуске сделал для его школы! — поднял он большой палец вверх.

История просто для кино и без немцев. Червень, к которому обратились мои товарищи как к человеку с коммерческой жилкой, предложил услуги своего знакомого, который живёт и работает где-то в его родном райцентре – Берёзове. Сказал, что оплату возьмёт только за расходники, поскольку он работает ради искусства. Проблема только в доставке его и ассистента в Белогорск.

Здесь на помощь пришёл товарищ полковник Бардин, командир смешанного авиационного полка во Владимирске. Благодаря своим связям, он организовал эту доставку, а за доведение информации до фотографа отвечал Костян. Надеюсь, хоть здесь Червень сделал всё на совесть.

Узнав весь план воздушного движения на эти дни, был найден подходящий борт, который летит с Белоколодецка в Белогорск. Великая сила военно-транспортной авиации проявилась во всей красе. Теперь необходимо лишь встретить этих профессионалови доставить их в деревню.

Сомневаюсь, что этому распиаренному Андрюхойфотографу, позволят нормально снимать. Количество спиртного, продуктов и мяса на свадьбе зашкаливает. Ещё бы, люди ведь планируют праздновать как минимум три дня. А как мне кажется, неделю.

— Откуда в твоём посёлке самородок такой? – неуставал расспрашивать я про этого рыцаря камеры и объектива.

— Да не знаю. Года два назад чё-то он там снимал, потом перестал. Щас опять взялся. Братан говорит, что этот фотодел какую-то выставку готовит. Помнишь, мне присылали фотку девчонки в купальнике?

Как тут не помнить? Червеню за это фото такие барыши предлагали. Носился с этой, на грани лёгкой эротики, картинкой по всей располаге и показывал, какие в его посёлке девушки.

Фото действительно было хорошим. Снимал спец, видимо, в утреннем тумане. И девчонка такая симпатичная прям! На роль девушки с обложки «Максима», может быть и не тянет. Как показывает практика, с ненатуральными прелестями быстрее на неё попадают. А вот для «Крестьянки» пойдёт. Причём, будет самый продаваемый номер этого журнала в истории.

Ждать у входа в училище нашего фотографа я продолжал уже почти час. Позвонив от дежурного на КПП диспетчеру на аэродром, я удостоверился, что нужный мне Ан-26 с Белоколодецка приземлился уже час назад. От ВПП идти достаточно далеко, но за час вполне возможно доплести даже с сумками. Да и какие сумки, если ты на пару дней прилетел.

— Да я в одном журнале читал, Жека... — послышался мне отрывистый голос за забором училища.

— В журналах много чего пишут, а вот бабуля говорит, что враки это…и вообще, зря мы сюда летели… — отвечал ему второй. – Пляж и на Берёзовке есть…

С проходной КПП вышли два совершенно разноплановых парня. Как мне показалось – из разных измерений.

Тот, кому бабушка что-то рассказывала, чуть младше возраста, указанного в моих нынешних документах. Плотный, круглолицый, со склонностью к веснушкам. Из разговора понятно, что зовут его Жека. Одет в парусиновые шорты и рубаху с коротким рукавом.

А первый, судя по одежде, явно модник.

— Ты погляди красота вокруг какая! — процитировал он Иван Васильевича. – Лепота!

По одежде он явно не похожна простого работника из районной газеты. Когда у меня брали интервью после посадки в поле, я не видел в одежде оператора таких замашек.

Этот парень тянет больше на гламурного фотографа из моего времени.

— Вы не за нами? — спросил модник, когда подошел к скамейкам около КПП.

— Судя по всему, да, — ответил я. — На свадьбу приехали?

— Именно. Я фотограф, Альберт Ветров, — протянул он мне руку. — Можно Алик.

Волевой подбородок, средний рост, худощавый, светло-русые волосы с небольшими вихрами. Одет в сплошную «фирму» – джинсы «Левис», модная рубашка с большим воротником, а в руках замшевый пиджак. На ногах, похоже, что настоящий «Адидас».

— Сергей. Как полёт? — спросил я, пожимая ему руку и здороваясь с его коллегой.

— Роскошно, — улыбнулся Алик. – Мне не привыкать, у нас с райцентра до Белоколодецка «кукурузник» вместо такси. Там пожёстче будет.

— «Адики» настоящие? – не выдержал я.

— Китайская подделка, — ухмыльнулся фотограф.

— В смысле?!

— Шучу, настоящие, конечно. Других тут не бывает.

— Понятно. Нам с вами на автобус сейчас в Кучугуевскую...

— Это где такое? — возмутился Женька. – Нам про море сказали?! Я что, зря плавки брал?!

— Да, Сергей, — Альберт тоже малость погрустнел, — неудобно, как то, получается. Разговор был о Белогорске, а не о каких-то Кукушках. Искусство – это, конечно, прекрасно, но мы с Жендосом планировали окунуться хотя бы в промежутке между съемками.

Глава 10

До старта всего свадебного марафона оставалось пару часов, а наш Пикассо с фотоаппаратом где-то курсирует по Кучугуевской. У меня не было сомнений, что Алик пошёл разжиться интересными фотографиями местных колоритных персонажей.

Если в его райцентре к подобным фотографированиям и привыкли, то в этой станице вряд ли его искусство найдёт отклик у жильцов. Камеру разобьют, и весь планируемый свадебный коллаж окажется под угрозой.

Первым делом побежали к соседям, но там только руками развели и «вежливо» просили не отвлекать от приготовлений к свадьбе.

— Чего теперь делать-то, Серега? — хватался за голову брат Артёма.

— Подзорную трубу приделать, Вовка. Участковому звони.

— Да нет у нас, Серёженька, телефона. Но это бесполезно. Наш Каземирыч по выходным не работает, если только не прибили кого, — подошла ко мне Алевтина Егоровна с кружкой. — Молочка выпей. Прокипятила, что ты не об...

— Спасибо большое, — сказал я, принимая из рук мамы Рыжовых кружку. — Всё хорошо. Желудок у меня в порядке.

Отхлебнул вкуснейшее деревенское молоко! Пожалуй, вот оно не потеряет со временем свой вкус. Но надо думать, куда и кого пойдёт снимать наш Альберт.

Со слов его правой руки Жендоса, он вполне мог заинтересоваться самыми обычными вещами.

— Алик такой… и речку может фотографировать, и девчонку в речке, и доярку в коровнике. Пошел по деревне искать какую-нибудь симпатичную модель для себя, — рассказывал Женя, уплетая блины. —М-м-м, вкуснота! Давай позавтракаем, он и сам придёт. Мопед же здесь стоит.

— Кого потеряли? — спросил Кузьма Евгеньевич, заходя через калитку во двор. – Если вашего вихрастого, так он по улице ходил. Красивых и молодых девушек высматривал. Для газеты своей чего-то фотографировать хочет.

— Это он точно к самой красивой, — сказал Жендос. — Его туда как компасом тянет.

— Ладно. Пойдём от противного. Кто у вас самая красавица в станице? Из незамужних, — спросил я у Вовки.

— Мама моя.

— Ты не сочинение на Восьмое марта пишешь. Из девушек кто?

— Да я ж откуда знаю!

— Вот вам делать нечего, как спорить, кто у нас первая красавица в станице. С Анфиской я фотографа видел, — вступил в разговор Кузьма Евгеньевич. — Красивая девчонка, да клевету на неё наводят…

— Что за Анфиса? — спросил я.

— Анфиска Боброва. Вернулась тут из города. Она та ещё стерва!

— Вовка, характеристику на неё мне не надо. Где она живёт?

— Через две улицы. Ты там спроси, там все знают, где Анфиска живёт, — крикнул он мне вдогонку, когда я побежал в указанном направлении.

— Ты чего на неё наговариваешь? Сам за ней сколько лет ходил? — услышал я Алевтину Егоровну, отчитывавшую Вовку.

Вот же человек искусства, этот Алик! Сейчас наткнётся на какого-нибудь из мужиков у этой Анфисы и отшибут ему голову. Он вроде парень крепкий, с боксёрской подготовкой, но в деревенском кулачном бою вряд ли сможет устоять. И откуда он такой? Не со столицы и не из-за границы приехал, а по взглядам очень прогрессивный.

— Милые дамы, — остановился я рядом с двумя женщинами у колонки с водой. — Анфиса... фамилию не знаю, где живёт?

— Ты видала, Федоровна? Раньше к ней только Вовка ходил, а сегодня уже двое бегут!

— Ага, Тимофеевна! Так припёрло, что со всех ног скачет. После армии что ли? Оголодал? — усмехнулась вторая тётя, поправляя платок на голове. — Ты смотри, у нас не только Анфиска в самом соку.

— Милые жительницы, красивые вы мои, очень нужно знать, где Анфиса живёт. Вопрос смерти и жизни моей, — сказал я, хватая два полных ведра с водой, которые уже набраны. — Куда донести?

— Да вот сюда. Во дворе поставь, — сказала Фёдоровна, указывая на ближайший двор к колонке.

В награду мне показали, где проживает местная знаменитость, красавица Анфиса. Если верить словам всезнающих женщин, то девушка должна была затащить в кровать нашего красавца-фотографа. Как мне кажется, он мог бы и не отказаться. Назовём это его курортным романом.

Подойдя к калитке, я прислушался к звукам из дома. На моё удивление, всё было не так, как мне представил брат Артёма и две всезнающие тёти у колонки.

Доносился спокойный голос Алика, который просил встать в различные позы и взять какие-то предметы. Двор у Анфисы очень ухожен. Нет сорняков на грядках, деревья окопаны, а упавшие на землю фрукты собраны в ведра. Между двух абрикосов сделана детская качелька.

— Вовочка берёт игрушку и... стоп! Снято! — весело заявляет Алик в тот момент, когда я захожу за дом.

Картина совершенно неожиданная. На крыльце сидит девушка лет двадцати пяти. Симпатичная, худенькая, с невероятно добрыми серо-голубыми глазами и очень миниатюрным носом.

На голове белая косынка, из-под которой выпадают длинные тёмные пряди, едва касаясь её большой груди. Одета в очень аккуратный сарафан с зелёными узорами. На руках у неё сидит малец, годика полтора отроду. И почему мне эти рыженькие волосы и глаза ребенка очень напоминают одного знакомого?

— Привет, Серый! Чего взъерошенный такой? — спросил Алик, поднимаясь с колена.

Глава 11

В квартире, помимо нас, были ещё люди. С кухни послышался громкий мужской смех, а за ним и быстрые шаги. В зал влетел полковник Кузнецов. Сегодня он в синей парадной форме со всеми наградами и знаками отличия.

— Чего кричите, девочки? О-о-о, а жених со свидетелем уже здесь! — воскликнул Иван Иванович, раскидывая руки в стороны.

— Здравия желаем! — одновременно поздоровались мы.

— Какой красавец! — кинулся Кузнецов обниматься к Тёмычу. — Ты кушай аккуратнее, а то всё лицо в винограде, да в пирожных. Вытерся бы. Это... а вы чего здесь, а не там? — поправил он расстёгнутый китель и указал в сторону коридора.

— А они по балконам шастают! — воскликнула Света.

— Ха, толково придумано... — обрадовался Иван Иванович, но встретился тут же с грозным взглядом Светы, державшей руки в боки. — Кхм, в смысле, ну надо было... как-то... более романтично подойти к этому вопросу.

— Иван Иванович, я пришёл забрать вашу дочь с собой! — радостно заявил Артём, протянув цветы Кузнецову.

— Не туда, — шепнул я ему на ухо, и переправил его руку в сторону Светы.

— Светлана, я тебя люблю и готов с тобой пойти, хоть на край матушки Земли! — весело зарядил Артём.

— Не пой... — начала говорить Света.

— Забирай, зять! До встречи в ЗАГСе, — сказал Иван Иванович, обнял нас по очереди. — Доча, папа занят, у него тоже гости, — повернулся он к ней и поцеловал её в щёчку.

Я встретился взглядом с Женей, которая показала мне кулак. Потом, правда, подошла и поцеловала, пока Артём обнимал свою невесту.

— Палыч, давай по писю... эээ, по маленькой! — крикнул Кузнецов, удаляясь из зала.

— И почему-то, я так и знала, что вы чего-нибудь да исполните, — сказала мне Женя, встав рядом со мной.

В зал вошёл улыбающийся Алик, до конца разряжая обстановку. Ему по балконам прыгать не надо, чтобы попасть в квартиру. Он на свадьбе личность нейтральная – и нашим, и вашим. Попробуй не пропусти, так компромат какой-нибудь снимет.

— И как ты только, Родин, все успеваешь? И выкупы делать и по балконам прыгать!? — спросил фотограф.

— Научу как-нибудь. Работайте, маэстро. Снаружи как обстановка?

— А, — отмахнулся Ветров. — Пока нормально. Никодимыч про прапорщиков все уши прожужжал, сейчас перешли к распитию того, чем вы откупались.

— С каких бутылок начали? — задёргался Тёмыч. — Там... как бы...

— Покупное шампанское в буханке. Кстати, пришлось еще одного туда отнести. Без потерь не получается. А сейчас все перешли на натурпродукт! Не волнуйтесь, пьют в основном мужики. Женщины только закусывают.

Алик начал делать ещё снимки молодожёнов. Сначала простой поцелуй, затем на балконе на фоне города.

— Так, а сейчас крупный план лица невесты. А Тёмыч нежно её целует в лоб... Есть! Теперь просто друг на друга, смотрим... просто забудьте про всех… вы тут вдвоём... хочу увидеть нежность... вот такую нежность, замерли! Стоп! Снято!

Наше появление из квартиры было встречено громкими овациями со стороны бригады жениха и шокирующими взглядами со стороны помощниц невесты.

Через несколько минут мы уже слушали знаменитую мелодию Мендельсона в коридорах дворца бракосочетаний. Правда, пока был не наш выход в зал регистрации, но атмосфера уже соответствовала.

— Вспомнил тут про одного прапора. Женился он как-то на одной, но нужно было побыстрее это всё замутить... — продолжал свой цикл историй про знаменитых прапорщиков Никодимыч.

— Тёмыч, ты чего? — спросил я, заметив, что наш друг не находит себе места, перемещаясь из угла в угол.

— Да как-то не по себе. Может, отменим всё, а?

— Тебе вроде в голову туфель не прилетал. Поздно пить «Боржоми», — сказал я, останавливая Артёма. — На меня смотри. На три секунды вдох... на семь секунд выдох. Успокоился?

— Я, похоже на пять секунд выдохнул, надо ещё раз.

— Ты бы сел. В ногах правды нет, — сказал Макс, наливая себе стакан минеральной воды.

— И пить хочу, — кинулся Тёмыч к бутылке в руках у Макса, схватил её и залпом опустошил. — А есть ещё?

— Она ж противная? — сказал Костя.

— Ни чё такая. «Баталинская»! Надо запомнить, — произнёс Артём, и я понял, какой я растяпа.

— Водохлёб ты недоделанный. Ты чего выпил? — спросил я. — Она же как эффективное слабительное средство идёт!

— Ой-ой, и правда... эффективное, — сказал Артём, хватаясь за живот. — Припёрло быстро.

Мы направились с ним к выходу, чтобы достичь туалета. По законам подлости, именно в этот момент подали команду «К барьеру!». Сейчас должна была начаться церемония.

— Серый, это что-то. Я долго не протяну.

— Представь, что ты в самолёте. В герметичной кабине на высоте пяти тысяч метров. Деваться тебе некуда, — сказал я, утирая у него пот со лба.

— Давай на шесть тысяч. Повыше вроде.

— Хоть в стратосфере. Ремень расслабьте, товарищ Рыжов, — сказал я, снимая с его головы фуражку, и передал его Максу. — В помещении головной убор снимают. Лучше?